Из дальнего конца коридора донесся крик. Гарбуш рухнул на пол, вскочил и побежал, слыша сзади восклицания друзей.
Он влетел в помещение с низким потолком, увидел пылающий горн, булькающую тромпу у стены, верстак, полки на стенах – все это плоское, как картина на холсте, сквозь который льется тяжелый янтарный свет. Посреди кузницы спиной ко входу стоял сутулый человек с очень длинными волосатыми руками, облаченный в штаны и фартук. Вот он-то был объемный – большой и темный, настоящий. Рядом на козлах лежало устройство, состоящее из прутьев, штанг, винтов, игл и лезвий, из железа, дерева и кожи. В нем, окруженная звенящим сине-зеленым облаком, извивалась и кричала Ипи. Гарбуш бросился вперед, споткнулся и, падая, вонзил стилет в ляжку человека.
Мастер Бонзо, охнув, глянул себе под ноги, схватил ударившего его человечка за шиворот и отшвырнул – прямо на двух других, как раз вбегающих в кузницу. Когда стилет пронзил ногу, рука Бонзо лежала на пруте возле боковой штанги, от неожиданности мастер дернул его, и прут сместился так, что короткий штырь указал на седьмую, последнюю засечку. С разных сторон к телу подопечной протянулись тонкие спицы, снизу поднялись отточенные крючки, провернулись шестерни с острыми зазубринами. Девица тут же умолкла. Кузнец рывком вернул прут в первоначальное положение.
Он зарычал от гнева. Преодолев многочисленные препятствия, усовершенствовав Дивораму, Бонзо достиг самой ответственной части испытания, только-только начал нащупывать равновесие между силой боли и чувствительностью подопечной – и вновь помеха!
Свалившиеся в проходе гноморобы увидели, как сутулый человек поворачивается, рассекая янтарный свет, будто сдвинувшийся с места высокий прибрежный утес в океанском прибое. Широкая тень протянулась от него. Бонзо схватился за рукоять стоящей у стены кувалды. Гарбуш бросился к Ипи, склонился над телом, увидел струйки крови, белое лицо, сквозь звенящее облако потянулся к захватам – и лишь в последний миг успел нырнуть в сторону, уходя от кувалды. Брус пробил янтарный свет, оставляя за собой темную дугу. Мастер перегнулся через Дивораму, метя в присевшего Гарбуша, и тут гномороба толкнули в спину. Он отлетел, ударился о горн. На том месте, где раньше стоял Гарбуш, оказался Кепер. Он поднял огнестрел, направил дуло в лицо кузнеца и нажал на крючок. Оружие скрежетнуло.
Гарбуш заорал, увидев, как Кепер пытается выстрелить, а кувалда опускается на него, бросился вперед, зацепился за Дивораму и полетел на пол, перевернув козлы. Кепер, швырнув огнестрел в лицо Бонзо, пригнулся. Кувалда ударила по его голове. Мушки взвились, звон наполнил помещение.
Дикси подковылял к Бонзо сзади, сжимая стилет обратным хватом, занес и начал всаживать трехгранное лезвие в ягодицу кузнеца, быстро, словно дятел, долбящий дерево. Острие успело четырежды погрузиться в плоть, когда Бонзо, повернувшись, попал локтем в висок гномороба. Стилет отлетел в сторону, Дикси покатился, стуча ногой о пол.
Гарбуш лежал на боку, дергая захваты, пытаясь освободить Ипи и видя по ее лицу, что она мертва. Он плакал, непослушными пальцами крутил винты, не замечая того, что происходит вокруг. Бонзо схватил Дикси за ногу, поднял так, что гномороб повис вниз головой, размахнувшись, ударил о горн. Отпустил и шагнул к последнему незваному гостю. Горн дрогнул, внутри загудело пламя. На голове Дикси от жара затрещали волосы, затылок обожгло. Он упал на пол и затих.
Мастер склонился над рамой, ткнул Гарбуша кулаком в лицо, отбросил в сторону.
– Ты сломал ее! – проревел Бонзо в отчаянии. Он положил кувалду, осторожно поднял Дивораму вместе с повисшим в ремнях телом, отнес к верстаку; дергая себя за бородку, бросился обратно. Мушек стало еще больше, звон бился в кузнице, иголками вонзался в стены, оставляя в них крохотные темные отверстия. Серый смерч вился над телом Кепера, мушки купались в натекающей из-под размозженной головы луже крови, ползали по лицу, по треснувшему лбу и раскрытым глазам. Стоя спиной к горну и лицом ко входу, Бонзо выпрямился над Гарбушем, обеими руками занося кувалду. Шагнувший из коридора Вач ударил снизу, и топор вонзился кузнецу между ног.
Облако мушек взорвалось, звон их стал грохотом, подобным звуку каменной лавины. Стражник дернул, топор поднялся, лезвие прорезало тело до середины живота. Мастер повернулся, вырвав топорище из рук Вача. Тот отпрыгнул в сторону, когда Бонзо метнул кувалду. Она пролетела мимо рядового и ударила в стену с полками, прямо над верстаком. Стена вмялась, полки вытянулись, изгибаясь. Бонзо что-то произнес, но голос его не был слышен за грохотом мушек. Кувалда погрузилась до середины рукояти. По стене, полкам, верстаку побежала трещина, сначала узкая, она быстро расширилась, стала прорехой толщиной в руку, сквозь которую в кузницу хлынул липкий свет, полный беснующихся мушек. Как густое жирное масло он затопил помещение, поднялся, омывая тела, печь и горн. Лезвие разрезало мышцы, но кузнец шагнул к Вачу. Он нащупал торчащую вперед толстую рукоять и вытащил из себя топор. Поднял и сделал второй шаг. Мушки со всех сторон устремились к мастеру Бонзо. Они неистовствовали, исступленно метались, ударяясь о тело кузнеца, отлетали и вновь нападали, стараясь проникнуть в рану. Вач двинулся вдоль стены, не спуская с противника глаз. Прошел мимо горна, перешагнул тело Дикси.
На лице Бонзо возникло удивление. Он словно впервые увидел мушек. Выпустив топор, кузнец провел рукой перед собой и поднес ладонь к лицу. Затем уставился на свой живот, на кишащую черными точками рану. Лицо его исказилось. Вач прыгнул к нему и толкнул в грудь.
Бонзо отступил, мелко семеня, и ударился спиной о стену. Широкий поток мушек бил из прорехи, и когда Бонзо привалился к ней, поток распался на несколько рукавов. Они изогнулись, будто дымные пальцы, обхватили мастера за плечи и поясницу. Бонзо закричал, протягивая к Вачу руки. Дымные пальцы сжались, ломая тело и втаскивая его в прореху. Стена лопнула от пола до потолка, открыв узкое пространство, полное страшного застывшего света; торс кузнеца сломался в пояснице, плечи его прижало к коленям. Пальцы сжались в кулак, из которого торчали руки, ноги и голова Бонзо, – один миг лежащий на полу Гарбуш видел безумное лицо кузнеца, а затем кулак втянулся в мир за стеной. Прореха съежилась, стена с шелестом выпрямилась, вновь приобретя твердость, мушки со всех сторон устремились к ней. Верстак, ставший вдруг объемным, накренился и, грохоча, упал на пол, с него посыпались инструменты. Последние мушки втянулись под стену, звон стих, и янтарный свет исчез.
Открутив винты, Гарбуш снял захваты с ног, один за другим распрямил вывихнутые пальцы на руках Ипи, ухватил ее за плечи и оттащил от рамы.
– Нет, она жива, жива! – сказал он Вачу. – Я же вижу, она… Ипи, слышишь? Ипи! – обхватив ее голову, гномороб склонился, целуя лоб, щеки и закрытые глаза. Веки под губами шевельнулись, и Гарбуш отпрянул, глядя на белое, в кровоподтеках, лицо.
– Ипи! – закричал он, размазывая по своим щекам слезы и кровь. Глаза девушки раскрылись и бессмысленно уставились на гномороба.
Отстранив карлу, Вач взял сестру на руки. Гарбуш на четвереньках обогнул перевернутые козлы, прополз мимо Кепера, лежащего в луже крови. Из дальнего конца кузницы донесся треск. Гномороб направился туда и, когда миновал верстак, увидел ползущего навстречу Дикси. На лбу того краснел ожог, волосы обгорели.
Упираясь в пол, Гарбуш встал. Для равновесия широко расставив ноги, он подождал, пока Дикси доберется до него. Осторожно, чтоб не упасть, нагнулся и ухватил за поясницу.
– Ке… Кепер? – спросил малец, заикаясь.
– Его уже нет. Не смотри! Не смотри в ту сторону.
Дикси всхлипнул. Обняв друг друга и качаясь, как пьяные, они заковыляли к стражнику.
– Надо лекаря… – пробубнил тот, кивнул сначала на Ипи в своих руках, а потом на гноморобов.
– Нужно идти в наш квартал, – ответил Гарбуш. – У нас есть хороший лекарь.
– Возьми… – Гномороб чуть не упал, когда стражник передал ему Ипи. Вач нашел свой топор, перешагнув через опрокинутый верстак, оглядел стену. Дощатое покрытие рассекала узкая длинная трещина. Вач заглянул в нее – под досками обычная, хорошо утрамбованная земля. Стражник пожал плечами, повесил топор за спину, вернулся, забрав у Гарбуша сестру, потопал к выходу.
– Мы сами не успеем, – произнес Гарбуш, пытаясь нагнать его и не поспевая. – Погоди! Не успеем, они же вот-вот взлетят! Слышишь? Ты поможешь нам?
Вач уже достиг лестницы.
– Меня ждут, – пробурчал он, ставя ногу на нижнюю ступень. – В квартал карликов? Лады, идем.
Глава 12
Окутанный языками пламени последний клирик с воплем пронесся через комнату, выбил деревянную решетку в окне и вывалился наружу. Вопль закончился стуком рухнувшего на камни тела. Сол, потирая ручки, прошелся по помещению и скомандовал Малеку Стамси, старшине цеха теплой магии:
– Рассредоточьтесь вокруг пирамиды, займите оборону. Скоро подойдет Буга со своими людьми. А пока будьте настороже.
Сол Атлеко точно знал: его мечты всегда сбываются. Он вывел это из своего жизненного опыта, у него все получалось, аркмастер всегда добивался, чего хотел. Вот и сейчас – чары передрались, Атлеко в пирамиде, а Октона Маджигасси здесь нет… Никто и ничто не помешает обследовать архив, который интересовал Сола куда больше, чем обруч. А еще – найти То, Что Спрятано Под Горой Мира…
– Слушайся Малека, – приказал он стоящему у двери лар’ичу и добавил, обращаясь к старшине: – Захвати это чудо с собой, поставь у ворот.
Оставшись в одиночестве, чар прошелся от стены к стене, морща лоб и шевеля губами. Это помещение принадлежало Архивариусу, стол у окна был завален пергаментными свитками и книгами. Интересно, где теперь старик? Сбежал из города или… впрочем, Сол тут же позабыл о нем. Бросившись в кресло, Атлеко откинулся на спинку, положил короткие ножки на стол. Руки его то постукивали по подлокотникам, то потирали лоб, пальцы сцеплялись, потом он начинал грозить кому-то невидимому, совершая быстрые беспорядочные движения. Сол Атлеко способен был сохранять неподвижность лишь в напитанной мелом теплой воде своего бассейна, только парной воздух солярия успокаивал его.
Болезненное желание постоянно двигаться, проявившееся еще в юности, со временем усилилось и в конце концов стало его проклятием. В присутствии других людей, когда нужно вести беседу, прислушиваться к чужим словам, что-то обдумывать и приказывать, нервозная суматошность не так изводила его, но когда Сол оставался в одиночестве… Самым ужасным были руки: каждая жила своей, отдельной жизнью.
– Пр-р-риветствия!
Сол, подскочив, развернулся к окну. На торчащем из рамы обломке решетки сидела пестрая птица с коротким кривым клювом.
– Октон! – промолвила она. – Пос-с-слание! Октон!
– Что? – Атлеко маленькими шажками пошел к окну. – Ты кто… Ты что такое?
– Октон! Октон!
Птица щелкнула клювом, качнулась, взмахнув крыльями. На левой ноге было металлическое кольцо и узкий свиток.
Атлеко осторожно протянул руку ладонью вверх. Птица следила за ним зелеными глазами-бусинками. Когда рука оказалась рядом, она махнула крыльями и переступила на ладонь.
– Пос-с-слание!
Чар разглядел крошечную защелку, подцепил ногтями и раскрыл. Птица стояла неподвижно. Сол пересадил ее обратно на раму, развернул свиток – длинную узкую полоску, испещренную мелкими буквами. Сжимая за края, поднес близко к глазам и стал читать:
«Великочтимый Владыка!
То, о чем вы беседовали с нами перед тем, как ваши покорные слуги отбыли на юг, приближается. Силы наши крепнут, войско растет. Мы не ошиблись – теперь это именно войско, после трехлетних усилий численность наших воспитанников достигла изрядной величины. Чтобы закончить то, ради чего мы пустились в это предприятие, необходима сумма…»
Дочитав, Сол поднял удивленный взгляд на окно, но птицы там уже не было. Атлеко огляделся – она перелетела на стол и сидела неподвижно, закрыв глаза. Аркмастер вдруг заурчал и стал рвать пергамент. Бросив на пол клочки, сел в кресло, зажал ладони между коленей, ссутулился и зажмурил глаза, но просидеть в такой позе смог недолго.
– Осуществляются мечты! – воскликнул он, вскочил и забегал вокруг стола. – Хотя ведь карлы не покинули квартал, они пока там, как жаль, и еще с ними Октон! И Мир все еще у него. С чего мы взяли, что Буга сумеет добыть обруч? Впрочем, ему и не надо ничего добывать. Главное, чтобы он повредил эти ковчеги, не дал им взлететь. После мы справимся с Октоном. Доктус… Да кого интересует Доктус? Он слаб и жалок, этот вещественник! Бесон, тупой вояка, тебе понравилась девочка? Конечно, понравилась, она всем нравится, вот и Некросу тоже, есть в ней что-то такое… – Тут Сол, опечалившись, возвел очи к потолку: – Девочка! Увидим ли мы тебя еще когда-нибудь? Суждено ли нам встретиться, Риджи? Впрочем, если мы не свидимся больше – с этим нетрудно будет смириться, – Атлеко хихикнул. – Завести другую девочку, лучше прежней, – это несложно, вокруг полно женщин, каждая запросто может одарить нас, стоит лишь немного постараться… Ха! Если бы все наши неприятности решались так же легко! Итак, мы в Универсале – осталось добыть Ее. И еще – Мир… Но сможем ли мы одолеть Владыку, когда ковчеги не взлетят и он захочет вернуться сюда? – озабоченно спросил Сол у самого себя, и сам себе ответил: – Да, сможем, ведь в нашем распоряжении архив со всеми его заклинаниями. И Она. Надо идти туда… – Он замер посреди комнаты, глядя в окно, на темнеющую площадь. – В архив! Немедленно!
Атлеко сорвался с места, вылетел в коридор, сбежал по лестнице в зал, мимо чаров, распахнул дверь, преодолел еще одну лестницу, перепрыгнул через трупы клириков, раньше охранявших архив, спустился по третьей лестнице – и попал наконец в просторное помещение, вдоль стен которого тянулись полки с манускриптами. Парангон, утопленный в обруч на голове аркмастера, разгорелся тусклым светом, пустив в мозг Сола теплую волну: помещение пропитывала магия.
Мучительнее всего для Атлеко была необходимость скрупулезно изучать что-либо, читать и вдумываться в прочитанное, сверять новые сведения с тем, что он уже знал, перепроверять и исправлять. Ведь это предполагало долгое неподвижное сидение, сосредоточенность, вдумчивость. Сол заставил себя смирить шаг, опустил порхающие вокруг тела руки, сжал губы.
Медленно, короткими шажками двинувшись вдоль стены, Атлеко стал поочередно брать книги и свитки, раскрывать и разворачивать их, проглядывать вступления. Впрочем, надолго совладать с собой не смог: когда достиг середины полок, шаги его ускорились, а руки начали постукивать по стене, ощупывать полы оранжевой одежды, касаться кожаных обложек, тут же отдергиваться и вновь тянуться к полкам.
Вскоре он носился по архиву, хватал книги, раскрывал, швырял обратно и брался за другие. Ноги его отплясывали танец вдоль полок, губы шевелились.
– Не то… Не то… Не то! – свиток полетел на пол, Атлеко метнулся на середину комнаты и закрутился там, скользя взглядом по стенам. – Владыка, нам нужно другое, ты же знаешь… – не договорив, Сол уставился в угол архива.
– А это что у нас? – он подскочил к тому месту, где за полками виднелось пятно извести, более темной, чем вокруг. Провел ладонью по стене и отпрыгнул.
– Проход! – громко объявил он. – Здесь замурованный проход, и, Владыка, мы знаем, что скрыто за ним!
Чар зашипел, вытянув губы трубочкой, резко свел руки перед собой, хлопнул ладонями.
Он различал темные и светлые точки, крошечные шарики, из которых состояло все вокруг – темные были почти неподвижны, светлые хаотично сновали из стороны в сторону; холод и тепло присутствовали во всем. Сол начал вытягивать светлые точки из окружающего, скатывать их в клубок. Жемчужина на его лбу разгорелась, воздух перед чаром потеплел, по полу и стенам побежали солнечные зайчики… и Сол опустил руки. Слеза Мира погасла, пятна света исчезли.
– Нет, – сказал он. – Нет, нельзя. Здесь столько своей магии… Опасно, слишком опасно! Мы развалим всю пирамиду.
Он бросился прочь из архива, вбежал в зал на первом этаже, крича:
– Эй, наши чары! Малек Стамси, где ты? Нам нужно несколько человек с кирками и ломами! Немедленно, мы говорим – немедленно!!
Смолк стук кирок, чары сгребли кучу извести и камней в сторону, и Сол, освещая путь факелом, вошел в пробитое отверстие. Он пересек короткий коридор, толкнул дверь и ступил на верхнюю ступень лестницы.
Нижнюю ее часть перегораживал завал камней.
– О Первые Духи! – вскричал Сол, спускаясь на несколько ступеней. – Сюда! Все сюда! И позовите еще людей!
Собравшиеся вернуться в зал чары теплого цеха заглянули на лестницу.
– Господин, с этим будет труднее справиться, – неуверенно произнес один. – Такая преграда… Работы на всю ночь.
– Ну так приступайте немедленно! – заорал аркмастер, выскакивая в архив. – Нет, стойте! Отрядите людей наружу, поймайте на улице каких-нибудь бродяг… нет, не только бродяг, – всех горожан, кто попадется, тащите сюда! Кто будет сопротивляться – убейте, чтоб другие испугались. Заставьте их работать. Мы хотим, чтобы до утра… – Он дернулся, недоуменно крутя головой, насадил факел на торчащий из стены штырь и схватился за зеркальце, висящее на шее.
– Что? – прорычал Атлеко, услышав слова того, кто заговорил с ним. На лбу аркмастера выступили бисеринки пота, пухлая шея побагровела, глаза забегали из стороны в сторону. – Заперлись в большой мастерской, мы поняли! Что у тебя происхо… Монах? Во имя Полномастии, Буга, ты понимаешь, что говоришь? Откуда там мог взяться монах войны?!
* * *
Когда Хуго вошел в зал, два кверемора лежали, пронзенные арбалетными болтами, третьего Зоб добивал цепом. У стены Некрос полосовал мечом ледяных воинов. Ближе к середине зала в холодном голубом свете двигались фигуры Гело Бесона и эдзинов. Хозяин присел, сжимая меч-бастард обратным хватом – клинок Наста был направлен назад, плашмя прижат к левому боку чара. Один эдзин стоял перед Бесоном, другой – позади него. Гело резко двинул руками. Со стороны показалось, что он пронзает самого себя, хотя на самом деле клинок, пройдя между его оттопыренным локтем и боком, впился в колено чернокожего.
Эдзин еще валился на пол, когда Бесон совершил обратное движение; меч вылетел из-под локтя, описал полукруг и вонзился в живот второго эдзина, двигаясь снизу вверх, распорол до груди. Гело упал на бок, перекатился и вскочил, развернувшись лицом к первому противнику – тот стоял на коленях. Чар коротким ударом перерубил его шею и выпрямился, глядя на Чермора.
Темный меч разрезал воинов, будто те состояли не изо льда, а из снега. Смутные силуэты стремительно проносились от крестовины к кончику клинка. Некрос не слишком ловко прыгал по ледяному полу, но ловкость ему и не требовались: Лик Смерти хорошо знал свое дело, вокруг аркмастера уже громоздились кучи битого льда.
Вытащив палаш, Хуго шагнул к Зобу, тот поднял руку с арбалетом, крюком дернул за кольцо – и ничего не произошло. Лич полностью разрядил оружие, а сейчас некому было наполнить деревянную коробку новыми болтами из колчана за спиной монстра.
Ухмыльнувшись, Чаттан сделал второй шаг, но Гело окликнул его:
– Нет!
Хуго, пожав плечами, отступил в коридор, и лич тяжело затопал к Бесону. Некрос расправлялся уже с последним ледяным воином. Зоб замахнулся своим нелепым оружием, шары описали дугу. Бесон не стал отражать удар – быстро шагнул в сторону, поворачиваясь. Сжимая Наст двумя руками, вскинул его над правым плечом, так что рукоять оказалась направлена в лицо противника. Шары пробили пол, погрузились в лед, взорвавшийся фонтаном осколков. Зоб дернул – они застряли. Как ни был лич силен, он не смог сразу же выдернуть шары. На это и рассчитывал чар. Хуго успел заметить, что Гело принял позу для своего лучшего удара, того самого, которым проломил брешь в воротах Острога. Удар простой, но тут главное не изощренность, а сила того, кто его наносит. Гело немного отклонился назад и, с резким выдохом подавшись вперед, рубанул сплеча. Бастард пошел сверху вниз – это напоминало движение дровосека, когда он разрубает поставленное вертикально полено.
Некрос справился с последним противником. Зоб, наконец сумев высвободить шары, поднимал руку, чтобы прикрыться лезвиями цепа. Наст опустился на его голову, защищенную дубленой кожей, железным шлемом и свесившимся до плеча пышным конским хвостом.
Мгновение Хуго казалось, что хозяину не удастся поразить лича. Но меч прорубил хвост, смял железо, прошел сквозь кожу, пробил череп: раскроил от левой стороны макушки, через лоб, прорезая лицевую часть шлема, между бровями, пересек переносицу и достиг правой скулы. Под ступнями Зоба лед треснул. Лязгнув доспехом, лич упал на колени. Гело покрепче уперся ногами и, дернув, высвободил меч. Голова Зоба раскололась, но оставшаяся целой нижняя часть шлема не позволила черепу распасться на две половины.
Гело отступил, сутулясь и не глядя на противника.
Хуго подскочил от неожиданности, когда лич, упираясь цепом в пол, встал. Бесон с легким удивлением поднял глаза. Зоб шатался, движения его изменились, стали дергаными, беспорядочными. Стоящий по колено в колотом льду Некрос что-то забормотал, прижав ладонь ко лбу, пытаясь ухватить конец белесой нити, но не находя его. Чермор потерял связь с Зобом, потерял извивающийся коридор, через который мог заглянуть в темную комнату с прилипшей к потолку душой. Лич зашарил перед собой руками; шипастые шары закачались, ударяясь друг о друга и о чем-то балагуря звонкими металлическими голосами. Монстр развернулся и пошел прямо на Хуго.
– Что теперь, хозяин? – прокричал Чаттан, поднимая меч. – Мне добить его?
Аркмастер пожал плечами и шагнул к Некросу – Бесон уже потерял интерес к бывшему противнику. Зоб ударился о стену возле выхода, повернулся влево, вправо и попал в коридор. Хуго отступил. Его взгляд был прикован к двум чарам, которые медленно сходились в льющемся со всех сторон ясном голубом свете.
– Хозяин… – начал Чаттан.
– Стой на месте, – отрезал Гело. – Это мое дело.
– Ладно, – сказал Хуго, и тут сзади раздался истошный визг.
Трое мужчин вздрогнули. Чары повернули головы к проходу, Хуго оглянулся. Он увидел спину медленно удаляющегося лича и прижавшуюся к стене Риджи. Зоб прошел мимо, девица проводила его взглядом, подобрав юбку, побежала в сторону зала.
– Это кто был? – начала она еще издалека. – Где-то тут бродит по-тен-циальный муж, так я не удивлюсь, если окажется, что это – будущий свекор или, может, какой-нибудь дядя… – Риджи на мгновение замолчала, увидев трупы квереморов и эдзинов. – Будущие родственники передрались?
Тут ее взгляд наткнулся на Чермора.
– Некрос! – выкрикнула она, устремляясь вперед. Хуго ухватил Риджи за плечи и потянул к себе. Бесон стоял, молча пялясь на них – Чаттан давно заметил, что говорливость девицы ввергает хозяина в легкий ступор. Глаза Некроса блеснули, и он бросился на противника, замахиваясь мечом.
– Хозяин! – заорал Чаттан.
Гело уже определил, что оружие Чермора куда легче Наста. Он не стал уходить от удара, а прикрылся мечом.
Чермор ахнул, Бесон сцепил зубы, когда на груди первого и запястье второго два парангона полыхнули горячим и холодным огнем. Клинки сшиблись, оба меча издали громкий звук, будто одновременно вскрикнули от боли. Силуэты искаженных лиц промелькнули на Лике Смерти, Наст откликнулся вспышкой ледяного света. Чаров отбросило в противоположные стороны, более легкий Чермор, крутанувшись вокруг себя, упал на колени. Бесон, покачнувшись, шагнул назад. Его правое запястье сверкало голубой многогранной звездой. На груди Некроса мерцало темно-зеленое пятно.
Когда Гело отступил, парангоны погасли.
В груди Чермора набухал пузырь мертвой пустоты. Ледяные тиски сжимали руку Гело Бесона. Жемчужины не реагировали друг на друга, пока находились в Мире, но разделенные, заполучившие новых хозяев, они теперь противились сближению.
Гело пошел вперед, сжимая меч в правой руке и отводя его в сторону. Стоящий на коленях Некрос поднял свое оружие.
– Отпусти, – прошептала Риджи Ана, но Хуго лишь крепче прижал ее к себе.
Клинок бастарда был направлен параллельно полу. Бесон ударил сбоку, Наст натолкнулся на поставленный вертикально Лик Смерти. Мечи вскрикнули, зеленая и голубая вспышки озарили зал. Преодолевая леденящую боль в запястье, Бесон нажимал, пытаясь сдвинуть оружие Некроса, достать мечом до плеча противника. Чермор, не способный вздохнуть из-за мертвой пустоты, распирающей грудь, обеими руками удерживал Лик Смерти. По клинку проносились смутные силуэты. Они отделялись от меча, серыми хлопьями повисали в воздухе, беззвучно визжа и стеная, исчезали. Лик Смерти сдвинулся, бастард приблизился к предплечью. Жемчужина опаляла руку Гело Бесона морозным огнем. Аркмастер чувствовал: еще немного – и плоть с костью превратятся в снег, осыплются на пол. Сжав зубы, Гело нажал сильнее, ухватился за рукоять второй рукой, медленно поворачиваясь всем телом и поворачивая меч. Воздух вокруг него дрожал, сверкающая белыми иглами звезда полыхала на запястье.