О нет, только не это!
   — Мне бы не хотелось... Все-таки я— посторонний...
   — Я хочу, чтобы пришло как можно больше народу, чтобы все пришли попрощаться с моей дочуркой!
   Скорее сматывайся отсюда, Шиб, залезай в свою колымагу и вруби музыку на полную громкость, чтобы прочистить мозги!
   Он распрощался с четой Андрие, пожав руку Жан-Югу и слегка кивнув Бланш, и направился к воротам, чувствуя тяжесть их взглядов на своих узких плечах.
   По дороге он столкнулся с Айшей.
   — Почему вы не остались на ужин? — спросила она.
   — Я подумал, им лучше побыть вдвоем,
   — Понятно. Мне звонил Грег. Он сказал, вы собирались завтра покататься на катере.
   — Если будет хорошая погода. Он вас пригласил?
   — Да. У меня выходной. Мне взять дождевик или что-то в этом роде?
   — Нет, у него их полно. Разве что запасную одежду, на тот случай, если свалитесь в воду.
   — Очень смешно. Это не слишком опасно?
   — Нет, хотя может укачать. Грег не сказал, какие у него планы?
   — Он сказал, что мы устроим пикник на островах. И что я могу взять с собой подружку.
   — Ну и как, возьмете?
   — Я подумаю. Мне не очень нравится такой расклад— два парня, две девчонки. Слишком уж прямолинейно... Нет?
   — Зависит от подружки.
   — Айша! — донеслось со стороны дома.
   — Мне пора! Пока, до завтра! — крикнула она уже на бегу.
   Стояла холодная ночь, ветреная и благоухающая. Гравий хрустел под ногами. Хлопнула дверца машины, заурчал мотор, на дисплее магнитолы загорелась надпись: «Что новенького?» Фары осветили аккуратно подстриженную живую изгородь. По мере приближения к городу звуки становились громче и разнообразнее — это был шум самой жизни, далекой от мрачной обители, оставшейся у него за спиной.
   Но Она по-прежнему стояла у него перед глазами.
   Это было похоже на колдовство.
   Которое неизбежно толкает вас к пропасти.
 
Интермеццо 1
Маленький негритосик,
Прыгай, прыгай,
Лапками дрыгай,
Как котята,
Брошенные в пруд —
Пищат, орут.
Смеяться не над чем тут.
Переходим к тому, что важней,
Что прочней,
Что возбуждает сильней,
Как в тот раз...
Кого же любить мне,
Крылья расправив,
Подрезанные,
Обледеневшие?
Плоть разрезать
И кромсать...
Ангельское мастерство —
Ремесло,
Жадное до правил и рифм.
Умри, умри, умри —
Или иди.
Ах, ах, да, вставь мне его
Глубоко,
Как кочергу в очаг,
Прямо в рот, вот так!
 

Глава 4

   Моторный катер на полной скорости рассекал волны. Шиб сидел на корме, вцепившись в металлические поручни, Айша и ее подруга Гаэль, — впереди, рядом с Грегом, который с обычной своей беззаботной ухмылкой крутил руль. Девушки то и дело взвизгивали, осыпаемые холодными брызгами. Шиб закрыл глаза. Его не покидало ощущение, что эта чертова посудина из красного дерева вот-вот перевернется и стряхнет их всех в воду, а потом обрушится сверху. Почему Грегу обязательно нужно мчаться так быстро? Было бы гораздо приятнее медленно плыть на некотором расстоянии от берега — лучше на таком, которое здоровый человек может преодолеть вплавь за полчаса, — слушая тихий плеск волн, погружая пальцы в воду, чем ощущать, как твой желудок скачет вверх-вниз всякий раз, когда катер взмывает на волну и на несколько секунд зависает в воздухе перед тем, как снова обрушиться в пенящуюся воду.
   — Держитесь, сейчас надо будет проскочить опасный участок! — закричал Грег.
   Впереди полным ходом шла мощная яхта, оставляя за собой бурно клокочущие волны. Нужно было пересечь эту штормовую полосу, чтобы причалить к одному из островов. Катер Грега врезался в нее — ох, черт, сейчас точно перевернемся! — и завалился набок. Айша в последний момент успела поймать кожаную подушечку, уже соскользнувшую за борт. Гаэль резко вскрикнула, ухватившись за ветровое стекло. А Грегу все было нипочем. Шиб, у которого сердце стучало почти так же сильно, как мотор катера, горячо молился о том, чтобы не оказаться в воде.
   Катер несколько раз сильно встряхнуло. Да где же этот остров, мать его? Вот сейчас я досчитаю до ста, и все закончится...
   Девяносто семь. Катер замедлил ход. Хвала великому Амону-Ра, да сияет он еще сто миллионов лет и да поможет нам вернуться обратно!
   Шиб выпрямился. Катер причаливал в небольшой бухте окруженной высокими белыми скалами. Грег уже отдавал распоряжения девушкам, вооруженным специальными крючьями, которыми предстояло подпереть катер с обеих сторон, чтобы бока не ударялись о выступающие из воды камни. Они остановились посреди залива. Шиб склонился над водой. Она была необыкновенно прозрачной. Водоросли покачивались из стороны в сторону. На дне можно было заметить красные пятна морских звезд, черные клубки морских ежей, ярких полосатых рыб. Гаэль захлопала в ладоши от восхищения. Двадцать четыре года, студентка медицинского факультета. Высокая стройная, с копной вьющихся каштановых волос и дружелюбной улыбкой. Они с Айшей вместе учились играть на африканских перкуссионных инструментах и симпатизировали друг другу. (Разумеется, тут же выяснилось, что Грег тоже умеет играть на конголезских барабанах, и, разумеется, он тут же пригласил девушек как-нибудь поиграть вместе в его двухэтажной квартире с видом на море.)
   — Эй, помоги нам! Ты что, заснул?
   Они распаковали утварь для пикника, расстелили скатерть, расставили приборы. Хлопок пробки, прохладное белое вино... Кругом спокойно, ни ветерка...
   — Я считаю, нам повезло. Кому омара? Плотное мясо. Мертвая плоть. Белая и холодная.
   — Я, пожалуй, окунусь, — сказал Шиб, поднимаясь.
   — Да ты что? Вода ледяная!
   Шиб пожал плечами. Мысль о том, чтобы погрузиться в чистую холодную воду, вдруг показалась ему невероятно притягательной. Он разделся, радуясь, что на нем черные плавки от Келвина Кляйна, а не обычные трусы, и, подойдя к воде, осторожно коснулся ее ногой.
   Бр-р! И правда ледяная. Что ж, отступать поздно. Он зашел в воду по колено. Черт, как холодно! По бедра. Легкая судорога свела низ живота. Теперь вода достигла плавок.
   — Эй, мудила, ты сейчас превратишься в эскимо в шоколаде! — прокричал ему Грег.
   Шиб слегка размял мышцы рук и, вытянув их, скользнул вперед. Холод обжег живот, потом грудь и плечи. Наконец— хоп! — он окунулся с головой. Ура!
   Шиб начал яростно рассекать воду, удаляясь от катера, наслаждаясь упругими ледяными волнами, прокатывающимися по коже. Вдруг что-то коснулось его бедра, и на долю секунды глазам Шиба предстало ужасное зрелище: Элизабет-Луиза покачивалась на волнах, как дохлая рыба, пуская пузыри. Ее взгляд был полон ненависти, длинные белокурые волосы ореолом расходились вокруг головы. Он резко перевернулся. Это оказался пучок выцветших водорослей. Шиб оттолкнул его ногой и, приподняв голову над водой, начал отфыркиваться. Грег уже стоял на носу катера в фиолетовых боксерских трусах. Мгновение— и он прыгнул в воду. Взметнулся сноп брызг, девушки завизжали, и Грег поплыл, рассекая воду великолепным кролем.
   Шиб вскарабкался на борт и схватил полотенце, которое протянула ему Гаэль. Прекрасное утро. Великолепный завтрак. Приятная компания. И горьковатый привкус во рту, который не смогла вытеснить даже морская соль.
   — Ты чем-то озабочен?
   Снова Гаэль, со стаканом белого вина в руке.
   — Небольшая проблема на работе. Ничего серьезного.
   — А где ты работаешь? Каверзный вопрос.
   — Я таксидермист.
   Она удивленно распахнула глаза.
   — Да? Редкая профессия. Что, набиваешь чучела из йоркширских терьерчиков для безутешных хозяек?
   — Из них тоже. Из кого угодно — от рыбок до кабанов.
   — Когда ты их потрошишь, вонь, наверно, стоит жуткая?
   — Я привык. А ты сама разве не будущий медик?
   — Ну, эта работа не такая грязная.
   — Никогда не потрошил медика, — задумчиво произнес Шиб.
   Гаэль рассмеялась, допила и предложила Шибу вина, но он отказался. Вытянувшись на одной из скамеек, он предоставил солнцу окончательно высушить его. Грег вылез из воды, щедро забрызгав остальных. Давайте еще по бокальчику! Предложение было принято. Потом девушки убрали остатки еды, и все расслабленно замолчали. Грег принялся натирать солнечным кремом спину Айши. Гаэль углубилась в последний роман Элизабет Джордж. Шиб закрыл глаза. Нужно хоть немного отдохнуть.
   Катер слегка покачивался на волнах. Грег натянул комбинезон для подводного плавания, взял гарпунное ружье.
   — Сегодня вечером будем есть осьминога! — объявил он.
   Новый столб брызг. Легкий ветерок. Покачивание. Сонное оцепенение.
   — Тебя пригласили на завтрашнюю церемонию?
   Айша. (Они все перешли на «ты», когда встретились сегодня утром.) Шиб вздохнул.
   — Да, к сожалению.
   — Наверное, это будет до ужаса мрачно... Они наняли еще двух слуг, чтобы помогли за столом.
   — За столом?
   — Ну да, они собираются устроить погребальную трапезу, как в старину.
   Перед глазами Шиба пронеслось короткое видение: огромный мрачный зал и толпа напудренных вампиров в костюмах восемнадцатого века, пожирающих тело маленькой девочки... Ты явно насмотрелся ужастиков, Шиб.
   — Элилу была непоседой? — спросил он.
   — Элилу? — переспросила Айша. — Да нет, скорее спокойной. Из тех детей, что обычно тихонько играют в своем углу. А что?
   — У нее на теле полно шрамов и синяков.
   — А, это... Ей просто то и дело не везло. Есть такие дети, которые все время причиняют себе боль. Братья из-за этого над ней даже подшучивали.
   По телу Шиба пробежала неприятная дрожь.
   — А с родителями у нее не было проблем?
   — Ей ведь не исполнилось еще и восьми лет, какие тут проблемы? И потом, она была умницей. Не то что эта язва Аннабель.
   — А кто из детей любимчик в семье?
   — Трудно сказать. Папаша Андрие ко всем относится совершенно одинаково, как в армии. А она... часто кажется, что ее вообще здесь нет. Одна пустая оболочка, дом, в котором никто не живет.
   — Она... принимает наркотики?
   — Ну ты прямо как легавый! Нет, не принимает. Ее скорее тянет на выпивку.
   — А священник что собой представляет?
   — Двоюродный братец? Вот уж кто мне никогда не нравился! Со своими улыбочками и слащавым голоском— прямо старый педераст, вырядившийся священником!
   Гаэль подняла глаза от книги.
   — Думаешь, один из этих священников-педофилов?
   — Во всяком случае, очень похож.
   — А он не позволял себе никаких двусмысленностей с детьми? — спросил Шиб, опираясь на локоть.
   — Нет, — неохотно признала Айша. — Да он вообще с ними мало общался. Постоянно возится с Бланш.
   — Думаешь, он с ней трахался? — с притворным ужасом спросила Гаэль.
   — Меня бы это удивило. Она глаз не сводит со своего Жан-Юга. И потом, Жан-Юга обманывать неинтересно. Он абсолютно не ревнивый.
   Гаэль отложила книгу и повернулась к Шибу.
   — Почему ты задаешь все эти вопросы? Думаешь, с девочкой плохо обращались?
   Ну вот, это произнесено вслух.
   — Не знаю. Но тут что-то не так.
   — Плохо обращались? Да вы что, спятили? — возмущенно воскликнула Айша. — Никто никогда и пальцем не тронул Элилу!
   — Иногда такие вещи случаются безотчетно, словно что-то поднимается из глубины. Известно много подобных случаев, — заметила Гаэль, нахмурившись, — Например, когда женщины тайком травили своих детей или нарочно провоцировали опасные ситуации. Это называется «синдром Мюнхгаузена».
   — Нет, ты точно спятила! — повторила Айша.
   — Скорее уж, твоя Бланш Андрие.
   — Она никогда не делала ничего плохого никому из детей. Бланш— образцовая католичка.
   —Тем более. Как по-твоему, Шиб?
   Он пожал плечами. Кто знает, на что способна такая женщина, как Бланш Андрие? Да и кто знает, на что способен он сам, Шиб Морено?
   — А с другими детьми ничего подобного не происходило? — продолжала расспрашивать Гаэль, видимо заинтересовавшись этой темой.
   — Пожалуй, нет, — ответила Айша.
   — Никто не расшибался, ничего себе не ломал?
   Некоторое время Айша размышляла.
   — Кажется, нет. В любом случае это ни о чем не говорит. Элилу просто была очень неловкой.
   Гаэль вновь повернулась к Шибу, в котором видела союзника.
   — Так ведь всегда говорят о детях, с которыми плохо обращаются? — полуутвердительно сказала она. — «Он поскользнулся, он упал с лестницы...»?
   — Перестань! — запротестовала Айша. — Тебя послушать, так ее убили, бедняжку!
   —Кордье осматривал тело? — поинтересовался Шиб, садясь.
   — А его тут же позвали. Я сама ему звонила. Плесни мне еще немного вина, Гаэль. Спасибо.
   Айша сделала глоток и продолжила:
   —Было полседьмого утра, я только что встала и собиралась идти на кухню завтракать. Я не занимаюсь готовкой, в доме есть кухарка, Колетт. Ну вот, короче, я шла через холл, там было полутемно, свет я не зажигала. И вдруг заметила что-то у подножия лестницы. Какую-то кучку тряпья. Но тут же поняла, это что-то совсем другое, и у меня похолодело в животе. Я подошла ближе, и сердце у меня так и заколотилось. Я еще не знала, что это Элилу, но чувствовала, что ничего хорошего не жди. И тут я разглядела ее. Она лежала на животе, но... ох, черт! ее голова была повернута назад, и она смотрела прямо на меня. Ноги у меня стали как ватные, и я все никак не могла осознать, как это — она лежит на животе, значит, не может на меня смотреть. Да она на самом деле и не смотрела: глаза у нее были стеклянные, широко открытые и неподвижные. Стоит мне об этом вспомнить — сразу тошнота подступает.
   Никто не произнес ни слова. Гаэль снова наполнила бокалы. Айша провела рукой по волосам, потерла виски. Гаэль наклонилась к ней:
   — И что ты сделала? Закричала? Потеряла сознание?
   — Нет, ни то, ни другое. Странно, но я вдруг стала очень спокойной, когда поняла, что она мертва. Прежде всего я пошла в кабинет Жан-Юга, чтобы поискать номер мобильника Кордье и позвонить ему. Он, очевидно, собирался бриться— я слышала жужжание бритвы— и сказал: «Черт, этого не может быть!», а потом: «Я сейчас приеду». Я расслышала, как он пробормотал: «Господи, бедная Бланш!» Потом мне пришлось сообщить обо всем Колетт, которая начала плакать и убиваться, и я ей велела заткнуться. Сказала, сейчас неподходящее время реветь. Потом наступил самый трудный момент— надо было подняться наверх и рассказать обо всем им... Я ужасно сдрейфила. Еле поднялась наверх и постучалась в дверь спальни. Мне открыл Андрие. Он был в спортивном костюме— каждое утро он полчаса бегает по парку— и недовольно спросил: «Что произошло?»— «С Элилу случилось несчастье, месье».
   — Ужас какой! — пробормотала Гаэль, опустошая бокал.
   — Не то слово! Он по моему виду и голосу почувствовал, что стряслось что-то серьезное, и побледнел прямо на глазах. «Какое несчастье?» — «Это очень серьезно, месье. Она упала с лестницы, и я думаю, что она...» Больше я не смогла произнести ни слова. Он оттолкнул меня с такой силой, что я чуть не упала, и сломя голову помчался вниз. Я услышала, как он закричал: «Элилу!» — и у меня просто сердце оборвалось. Бланш вскочила одним прыжком и выбежала, вся растрепанная, в ночной рубашке. Она спросила меня: «Что случилось?» —ноя просто онемела. Он продолжал кричать: «Элилу!» И она тоже побежала к лестнице и позвала его: «Жан-Юг?» Потом она тоже закричала. Я не знала, что делать. Дети начали выходить из комнат. Я пыталась их удержать, но Шарль чуть не сбил меня с ног. Началось что-то невообразимое. Все кричали, а Жан-Юг взял девочку на руки, словно убаюкивая... Глупо, но я в этот момент вспомнила Кларка Гейбла в «Унесенных ветром» — как он шел с мертвой Бонни на руках...Тут я тоже заревела...
   — Представляю себе... Думаю, я бы просто упала в обморок, — пробормотала Гаэль с расширенными глазами.
   — Бланш упала в обморок, — сказала Айша. — Она прижала руку к груди и— бум! — рухнула на пол. В этот момент позвонили, и я побежала открывать. Слава богу, приехал Кордье. Он заставил всех отойти назад и велел Андрие уложить малышку на диван. Потом наклонился над ней и покачал головой. Папаша Андрие шатался, как пьяный. Он опирался на плечо Шарля, который не произнес ни слова. А этот придурок Луи-Мари спросил: «Папа, Элилу умерла?» Мне захотелось ему врезать как следует. Кордье держался очень хорошо. Он повернулся к ним и сказал: «Мужайтесь, дети, вашей сестренки с вами больше нет. Она упала и сломала шею». Потом он сделал Бланш успокаивающий укол, оставил Андрие упаковку таблеток и попросил Колетт сварить кофе. Она плакала все время, пока его готовила, несчастная старуха!
   — А ты? О тебе он не позаботился?
   — Меня он притиснул к себе, как всегда, старый козел!
   — Может, просто утешить хотел? — предположил Шиб.
   — Нуда, как же!
   — Он что, сексуальный маньяк? — спросила Гаэль.
   — Все мужики при виде моей фигуры ведут себя как сексуальные маньяки, — отмахнулась Айша.
   — Никто не засомневался, что это было случайное падение? — спросил Шиб.
   — Ну, я ведь нашла ее у подножия лестницы со свернутой шеей, и одна из ее домашних туфелек валялась на ступеньке. Ясно было, что она поскользнулась и упала.
   — Хм... С таким же успехом ей могли проломить затылок где-то в другом месте, а потом сбросить с лестницы.
   — Верно, — подтвердила Гаэль. — Но почему ты заговорил об убийстве, если до этого речь шла лишь о жестоком обращении? По-моему, у тебя слишком богатое воображение.
   — Не знаю. Я чувствую, что от всей этой истории дурно пахнет.
   — Ну и ну! Ты еще и провидец?
   — Нет, но... У Элилу была привычка рано вставать?
   — Обычно я будила всех в семь утра, в школу, — ответила Айша, — и помогала одеться Энис и Аннабель. Но Элилу просыпалась раньше, чтобы тайком спуститься на кухню. Она большая лакомка.
   — Была, — поправила Гаэль.
   — Она часто так делала? — спросил Шиб.
   — Иногда. Однажды я даже застала ее перед включенным телевизором.
   — И никто не слышал, как она встает? У нее была отдельная комната?
   — Да, у каждого из них своя комната. Но, так или иначе, если бы она поднялась, чтобы устроить какую-нибудь шалость, то сделала бы это очень тихо.
   — Ну что, теперь у вас на душе полегчало, месье Шиб? — спросила Гаэль, улыбаясь.
   — Да, спасибо, мадемуазель доктор. Но я все же не до конца убежден...
   — Ну, что скажете?
   Грег, с которого потоками лилась вода, вскарабкался по веревочной лестнице, размахивая своим гарпуном, на котором болтался маленький кальмар.
   — Бедненький, да он еще совсем малыш! — воскликнула Гаэль. — Не надо его убивать!
   — Отпусти его, пожалуйста, — попросила Айша.
   — Да вы что, спятили? Если его поджарить, пальчики оближете!
   — Ни в коем случае! — отрезала Айша. — Мы против геноцида спрутов!
   — Черт, да это же не спрут, а кальмар! Он на вкус как курица.
   Все молчали.
   — Ну и хрен с вами! — проворчал Грег, снимая кальмара с крючка и бросая его в воду. — Теперь все довольны?
   — Ты такой милый! — воскликнула Айша и поцеловала его в щеку. Грег покраснел.
   «Она тебя наставит на путь истинный, не успеешь и глазом моргнуть», — ехидно подумал Шиб, блаженно вытягиваясь на скамейке и улыбаясь.
   Вернувшись домой вместе с Гаэль, после того как вся компания поужинала в ресторане «Софитель» с видом на море, — спасибо, Грег! — Шиб почувствовал, что слегка пьян. Он выпил больше, чем обычно, Гаэль, видимо, тоже. Она то и дело спотыкалась и хихикала, разглядывая чучела животных.
   Он не собирался приглашать ее к себе— она сама, когда Айша и Грег распрощались с ними и сели в джип, вдруг сказала:
   — Я бы хотела взглянуть на твою мастерскую, если ты не против.
   Гаэль была милой, умной, симпатичной. Почему бы и нет?.. Он ведь не давал обета целомудрия. И хорошенькие двадцатичетырехлетние девушки не каждый день вешались ему на шею. Действуй, Шиб!
   Он предложил ей на выбор «Десле» или коньяк,
   — Коньяку, если можно.
   Себе он тоже налил. Коньяк был хорош — подарок графини Ди Фацио.
   Пока Гаэль потягивала напиток, Шиб подошел к музыкальному центру и поставил саундтрек «In the Mood for Love»[18].
   — А сам фильм тебе нравится? — спросил он.
   — Очень. А тебе?
   — Да, отличный. Потанцуем?
   Позже, когда Гаэль лежала, расслабленно вытянувшись рядом с ним в полумраке комнаты, а он курил, она вдруг спросила:
   — А на спине у нее были синяки?
   — Что?
   — У той девочки были синяки на спине?
   — Да, а что?
   — Это часто доказывает, что дети стали жертвами домашнего насилия. Такие синяки редко появляются в результате падения. Даже если бы ребенок захотел причинить себе вред, он бы туда не дотянулся. Дай мне, пожалуйста, сигарету.
   Шиб оцепенел.
   — Что еще ты об этом знаешь? — спросил он.
   — Достаточно, но мне не хотелось бы вдаваться в подробности. Слишком мрачно... У тебя еще будет доступ к телу?
   — Да, наверное, — подумав, ответил Шиб. — Я могу сказать, что хочу в последний раз убедиться, все ли в порядке, до того как начнется панихида.
   — Проверь девственную плеву, — помолчав, произнесла Гаэль.
   Шиб подскочил, уронив пепел с сигареты.
   —Что?!
   — Проверь, так будет лучше. И для тебя тоже. Во всяком случае, не останется сомнений.
   — Но это чудовищно!
   — Слушай, это тебе двадцать четыре года или мне? Кстати, тебе сколько?
   — Сорок два.
   — Совсем старикашка! Меня трахнул старый негритос!
   — Это ты меня трахнула. Несмотря на мое отчаянное сопротивление.
   — Что-то я не заметила... Ладно, пусть так... Некоторое время они молчали. Деревянные ставни чуть поскрипывали на ветру. Слышался Шум моря— спокойный, ритмичный шорох набегающих волн.
   — Ты и в самом деле думаешь, что нужно проверить?.. — спросил Шиб, засовывая окурок в пустую банку из-под пива, которая служила им пепельницей.
   — Если тебя все это настолько беспокоит, то да, — ответила Гаэль, зевая. — О, черт, мне завтра вставать в шесть! В восемь начинаются занятия.
   — Завтра же суббота.
   — Ну и что? Будет вскрытие.
   — Мы просто созданы друг для друга, — усмехнулся Шиб, обнимая ее. — Хочешь, я тебе покажу, что способен делать своим скальпелем?
   — Нет, спасибо, ты меня и так всю выпотрошил. Лучше спой мне колыбельную.
 
Dos gardenias para ti
Con ellas quierodecir…[19]
 

Глава 5

   Панихида была назначена на пять вечера. Шиб притормозил перед въездными воротами в 16.30 и коротко вздохнул. У него раскалывалась голова, во рту был отвратительный вкус, несмотря на жевательную резинку. Он подхватил черный прямоугольный чемоданчик с металлическими застежками, попытался досчитать до двадцати, делая глубокие вдохи, но остановился на двенадцати, вышел из машины и позвонил.
   Ему открыла Айша. Лицо осунувшееся, глаза запали.
   — Ну и напились же мы вчера! У меня жуткое похмелье. А ты как?
   Шиб кивнул.
   — То же самое.
   — А Гаэль нормально добралась до дома?
   — Кажется, да, — уклончиво ответил Шиб.
   — Ладно уж, не ври, она мне позвонила!
   Ох уж эта женская привычка выбалтывать Друг другу все! Просто врожденный порок! Он шел следом за Айшей, гадая, какими могли быть комментарии Гаэль. «Ну, он пороха не изобретет...»,
   «Милый, но немного вяловат...», «Он очень старался...» Последнее хуже всего. Как школьный ярлык: «Прилежный, но не слишком одаренный». Шиб пожал плечами. Не комплексуй, приятель, это еще не конец света.
   Несколько машин уже стояли перед домом. Он узнал темно-синий «мерседес» Бабули.
   — А кто еще приехал? — вполголоса спросил он.
   — Да почти все собрались, кроме Кордье. Священник, чета Лабаррьер— это друзья, Шассиньоль — деловой партнер Жан-Юга — со своей фифой и Осмонды — соседи.
   — А у Бланш нет родителей?
   — Они умерли. У нее только старая тетка, прикованная к постели.
   Шиб слегка тронул Айшу за руку и профессиональным жестом указал на свой чемоданчик.
   — Мне нужно пройти в часовню. Тонкое лицо Айши исказилось.
   — Последняя проверка, — объяснил Шиб. — Я не хочу, чтобы возникли проблемы. Это совсем ни к чему. Скажи им, что я там, и пусть пока никто не заходит, ладно?
   — Но вдруг Андрие...
   — Вряд ли кто-то из них захочет присутствовать при последнем туалете покойной, — перебил Шиб. — Скажи, что я присоединюсь к ним, когда все будет готово.
   — Им это не понравится...
   — Мне платят за работу, я ее выполняю. Часовня закрывается на ключ?
   Они остановились у лепного портала.
   — Внутри на стене висит ключ, но не знаю, подойдет ли он. Им никогда не пользуются. Грабители часовен— это, знаешь ли, редкость, — И Айша быстрыми шагами направилась обратно к дому.
   Шиб толкнул дверь. В лицо ему пахнуло пылью, землей, холодом и старостью. Деревянные козлы были накрыты фиолетовым бархатом с золоченой бахромой. На них, прямо напротив алтаря, приготовленного для мессы, стоял стеклянный гроб.
   Шиб закрыл за собой дверь, снял со стены большой старинный ключ и сунул его в скважину. Ключ повернулся. Отлично. Времени было мало. Он раскрыл чемоданчик, вынул оттуда коробку со специальной косметикой, натянул каучуковые перчатки с таким чувством, будто собирался совершить преступление. Поднял стеклянную крышку, которая показалась ему весом с тонну.
   Элилу лежала на спине. Глаза закрыты. Белокурые пряди рассыпались вокруг головы, руки скрещены на груди, ноги плотно сжаты, губы склеены специальным клеем.