Шассиньоль деликатно взял Лабаррьера под руку:
   — Я совсем забыл познакомить вас с Виннифред...
   — Шарль и Луи-Мари в полном смятении,—продолжала Бабуля. — Ты им нужен, Жан-Юг.
   — И что я, по-твоему, должен сделать? Оживить ее?
   — Я запрещаю тебе богохульствовать!
   — Ты можешь запрещать все, что тебе угодно. Ничего не изменится.
   — Тебе самому нужен психиатр, — заявила Бабуля.
   — Боже, мама, прошу тебя... Сейчас неподходящий момент, чтобы...
   — Тебе, и особенно ей, — многозначительно повторила Бабуля. — Она совершенно не в себе.
   Последние слова были произнесены так тихо, что Шиб едва смог их расслышать.
   — Мама!
   — Пусть я стара, но еще не выжила из ума... Инфаркт в моем возрасте... К счастью, я смогла...
   К ним подошел Кордье, который склонился и поцеловал руку Бабуле.
   — Выдержит ли Бланш такой удар? — спросила Бабуля.
   — Ей просто нужно, чтобы ее оставили в покое, — вмешался Жан-Юг. — Как и мне.
   — Я принес вам... — сказал Кордье, передавая Жан-Югу пузырек с таблетками. Тот кивком головы поблагодарил и быстро отошел.
   Бабуля положила обратно на тарелку свой тост с лососем, к которому едва притронулась.
   — Ничего не могу есть, — сказала она.
   — Неудивительно, — вздохнул Кордье и взглянул на часы. — Извините, мне нужно позвонить... у одного из моих пациентов инфаркт.
   — Вам не кажется, что Бланш нужен отдых? — спросила Бабуля.
   — Безусловно, — отозвался Кордье.
   — Нет, вы не совсем поняли... я имею в виду отдых... например, в санатории.
   Неожиданно Кордье пристально взглянул на нее.
   — Да, возможно, — помедлив, ответил он. — Представить только, что она останется здесь одна с детьми, которыми не сможет заниматься... особенно Энис... — С этими словами Кордье вышел в соседнюю комнату.
   Шиб почти физически ощущал, что уши его вытянулись, как у охотничьей собаки. Он так напряженно прислушивался к разговору, что у него заболели скулы.
   У Андрие проблемы с сыновьями, которые не признают его родительского авторитета. Он совершенно не переносит вмешательства матери в семейные дела. Бабуля хочет отправить Бланш в клинику. Кордье пичкает их всех антидепрессантами. Да уж, веселая складывается картина. Он словно оказался за кулисами маленького семейного театра. Маскарадные костюмы, реквизит иллюзиониста и прочая мишура... Отец Дюбуа, «специалист по работе с подростками»... Довольно подозрительно... И Ноэми Лабаррьер с ее «совершенно беспричинной» депрессией... Может, она случайно оказалась свидетельницей того, как родители истязают маленькую Элилу? А у внешне респектабельного Поля Лабаррьера мутный взгляд и вялый подбородок... Хм... Прогнило что-то в этом высшем свете...
   — Семья... — вздохнула Бабуля, которая вдруг показалась ему очень старой. — Столько радости и столько горя...
   — В таких печальных обстоятельствах, — вполголоса сказал Шиб, — люди обычно забывают обо всем, что дает нам силу продолжать жить. Но это не значит, что таких вещей не существует.
   — Ах, как же вы правы! — неожиданно воскликнула Бабуля. — Именно это я и пытаюсь внушить бедняжке Бланш. Однако...
   — Говорят, что материнская скорбь глубже океана и чернее ночи.
   О, этот Шиб Морено, король банальностей!
   — Мать должна заботиться о живых детях, — сказала Бабуля, стараясь смягчить фальшивой улыбкой очередную избитую фразу. — Она не может позволить себе утонуть в океане скорби, о котором вы говорили, иначе вся семья будет страдать.
   — Если бы вы смогли уделить мне минутку, Луиза, я бы хотел поговорить с вами о ближайшей африканской миссии...
   Отец Дюбуа приблизился к ним совершенно бесшумно. В руке он все еще держал бокал с «Перье». От него пахло одеколоном. Маленькие бегающие глазки смерили Шиба с головы до ног, и тому захотелось стряхнуть этот взгляд, как отгоняют назойливую муху.
   — Извините, если я вас перебил, — спокойно добавил Дюбуа.
   — Мы говорили о важности семейных ценностей, — сказала ему Бабуля. — Месье Морено чтит их, как и мы.
   «Шиб, ты узнаешь о себе много нового!»
   — Это делает вам честь, Морено. Вы позволите называть вас просто Морено? К сожалению, в наши дни люди предпочитают не заботиться о себе сами, а предоставлять это другим. Они тупы, как пробки.
   Шиб согласно кивнул, хотя сам часто ощущал себя пробкой, качающейся на волнах собственных эмоций и непредвиденных жизненных обстоятельств, не способной плыть куда-то самостоятельно.
   — Деньги всех поработили, — мрачно добавил священник.
   — О, Жослен, вы одержимы идеей равенства, — чуть насмешливо сказала Бабуля. — Вы забываете, что именно наши ценности позволили сделать Францию такой, какой мы ее любим.
   — Шлюхой, валяющейся в постелях мультимиллионеров, — проворчал Дюбуа и допил воду.
   — Не говорите о том, чего не знаете...
   Старая карга! Краешком глаза Шиб заметил, что Клотильда Осмонд допивает очередной бокал белого вина— наверное, десятый по счету— и тут же наливает себе снова. Ее муж наконец оставил в покое Бланш и теперь разглядывал музыкальную аппаратуру Hi-Fi, жуя куриный шашлык с лимоном. Шиб незаметно отступил в сторону буфета, предоставив Дюбуа и Бабуле разбираться друг с другом.
   Поколебавшись, Шиб начал незаметно перемещаться в сторону Бланш, по-прежнему стоявшей в амбразуре окна, открытого, несмотря на холод, наступивший с приближением ночи.
   Она изредка вздрагивала, скрестив руки на груди и глядя на первые звезды. Шиб тоже поднял глаза к небу. Было гораздо легче вообразить, что эти дрожащие огоньки — человеческие души, а не огромные массы пылающей плазмы.
   — Почему вы интересуетесь мной? — спросила Бланш, не поворачивая головы. Ее слова прозвучали резко и холодно.
   Почему? Знать бы...
   — Я не знаю.
   — Вы похожи на стервятника, который питается чужими несчастьями.
   — А вы похожи на самовлюбленную богачку, которая считает, что обо всем можно судить по меркам ее закрытого мирка.
   — Стервятник, да еще и агрессивный.,.
   — Да?.. Это, наверное, от внутренней закомплексованности. Знаете ли, цвет моей кожи...
   — Мне очень нравится цвет вашей кожи.
   Бланш произнесла это тем тоном, каким обычно просят: «Передайте мне соль, пожалуйста». Носком туфельки она рассеянно вычерчивала круги по полу.
   Внезапно ему показалось, что они словно очутились в другом измерении. Как будто их отделяла от остальных тонкая невидимая перегородка. Там, в этом другом измерении, они могли разговаривать языком, понятным им одним.
   Прекрати фантазировать, Шиб. Она тобой играет. Она ненормальная, тут ее свекровь права. Но уходить не хотелось. Хотелось обнимать и гладить ее под этим звездным небом, пахнущим лилиями.
   — Морено, я совсем забыл вам сказать... Вы ведь интересуетесь Египтом. В среду состоится лекция отца Розье на тему «Аменхотеп четвертый[21] и путь к монотеизму». Отец Розье— один из самых просвещенных наших теологов и неутомимый путешественник. Вы обязательно должны прийти...
   ... И не забудьте внести пожертвование, которое пойдет на реставрацию какого-нибудь древнего шедевра. Мы не должны оставлять без поддержки наших бедных африканских братьев! Шиб кивнул.
   — Я постараюсь.
   — В восемь вечера, в образовательном центре на улице Ормо, — добавил Дюбуа. — Бланш знает, где это.
   — Мы члены ассоциации «Земля Нила», — спокойно пояснила Бланш.
   Сборище святош с семизначными счетами в банках... Ну что ж, посмотрим. Шиб обернулся и увидел, что гости начинают прощаться. Пора было уходить.
   — Разрешите откланяться, — сказал он.
   Дюбуа, не отходя от Бланш, кивнул.
   — Не забудьте, в среду в восемь вечера, — напомнил он.
   Бланш даже не обернулась.
   Шиб направился к выходу, ничего не видя перед собой, и едва не наткнулся на Андрие, который рассеянно попрощался с ним. Затем он слегка пожал сухую руку Бабули и вышел на улицу с таким чувством, словно сбежал из заколдованного царства. Какой живой показалась ему его «Флорида»! Он уселся на кожаное сиденье и почувствовал, что возвращается в привычный мир. Каждый раз он покидал этот дом, словно спасался бегством.
   Но от кого ты хочешь спастись, Шиб?

Глава 7

   Гаэль подняла голову, откинула упавшую на глаза прядь волос и убрала печень Элилу в одно из отделений холодильного шкафа.
   — На вид ничего необычного, — сказала она.
   — А что ты искала?
   — Признаки внутренних повреждений, возникших в результате побоев. Если девочка стала жертвой сильного избиения, которое привело к смерти — например, из-за отека мозга, — то мучитель мог предпочесть убить ее и придать преступлению видимость несчастного случая, чтобы не возникло даже мысли о вскрытии. Понимаешь?
   — Тебе не кажется, что ты слишком увлеклась? Что, если эта малышка и в самом деле случайно упала с лестницы?
   — Послушай, во время стажировки я как раз изучала случаи домашнего насилия и уверяю тебя, это явление распространено гораздо шире, чем обычно думают.
   — Пусть так, но это не значит, что все умершие дети погибли именно по этой причине.
   — По крайней мере, в случае с девочкой, лишенной невинности в восемь лет, такие подозрения вполне закономерны. Дай-ка мне взглянуть на почки.
   — Черт, может, лучше все-таки сходим на пляж?
   — Перестань брюзжать, а то ты похож на дядю Тома.
   — Смейся, смейся, — проворчал Шиб.
   — Как ты думаешь, в старости я буду такой же? — спросила Гаэль.
   — Хочешь сказать, такой же обаятельной и хорошо воспитанной? Думаю, у тебя никаких шансов.
   Гаэль рассмеялась, погружая скальпель в замороженную почку.
   Вытянувшись на песке, Шиб наблюдал, как Гаэль рассекает воду плавным, но уверенным кролем. Сам он быстро замерз в слишком холодной воде. Дети играли во фрисби, собака писала на вывернутый корень дерева, поваленного последней бурей.
   Осмотр остальных внутренних органов не показал ничего особенного. Маленькая Элилу, кажется, была совершенно здорова. Гаэль, правда, собиралась сделать некоторые анализы у себя на факультете, но... Шиб колебался между версиями убийства и несчастного случая. Существовала также возможность изнасилования, после которого она упала (или была сброшена) с лестницы. Может быть, ее братья и сестры что-то знают? Как бы их расспросить? Они такие высокомерные, самоуверенные, не очень-то расположены откровенничать со взрослыми... Интересно, будут ли они на лекции, посвященной Египту? Он навел справки и выяснил, что отец Розье — действительно выдающийся ученый-египтолог. Может, стоит пойти?.. А Бланш там будет? Ну разумеется. Ей ведь так необходимо отвлечься, не сидеть в четырех стенах, погруженной в свою скорбь... «Вам нужно переключаться, Бланш, нужно заняться чем-то...», «К тому же там будет этот черномазый, он вас развлечет...» Гаэль наконец вышла из воды.
   — Бр-р, у меня вся кровь застыла в жилах! Она принялась энергично растираться полотенцем, потом улеглась на песок.
   — Что будем делать вечером? — спросила она. — Если ты свободен, конечно...
   О да, он был свободен— как ветер, как сквозняк меж двух дверей.
   — Может, пойдем куда-нибудь поесть пиццы? — предложил он.
   — Очень оригинально! — фыркнула Гаэль. — Лучше я сама приготовлю ужин.
   — Ты умеешь готовить?
   — Шиб, дорогой, я умею все. Как героини американских фильмов. Ты будешь пить прохладное шардонне, а я пожарю аппетитные сочные бифштексы, и мы заведем беседу, полную тонких наблюдений и изящных непристойностей...
   — Это будет непросто, но я попытаюсь, — отозвался Шиб, закидывая руки за голову.
   Бифштексы были сочными и аппетитными, шардонне— прохладным, а разговор— увлекательным. Да и завершился он весьма бурно, сказал себе Щиб, потянувшись к своим джинсам, свисающим с телвизора. Гаэль, лежа между смятых простыней, улыбнулась ему.
   — Совсем неплохо для старого перца, — сказала она.
   Он швырнул в нее джинсы. Гаэль в ответ высунула язык.
   — Умираю от жажды, — заявила она.
   — Шампанского или минералки? — спросил Шиб.
   — Шампанского, о мой повелитель!
   Шиб почти не пил, но сейчас ему вдруг страшно захотелось напиться. Он открыл холодильник. Интересно, что делает Бланш? Спит? Или ворочается с боку на бок, вцепившись руками в простыни? Или пытается молиться — чтобы перестать думать, чтобы больше не слышать душераздирающих криков своей дочери, чьи губы теперь склеены специальным клеем?
   Он откупорил бутылку «Поммери» и протянул Гаэль бокал с пузырящейся жидкостью. Какое счастье, что можно напиваться, не беспокоясь о том, что тебя увидит муж или свекровь, не отдавая никому отчета!
   — О чем ты думаешь? — спросила Гаэль.
   — Ни о чем. В моем возрасте не думают, а просто существуют.
   — Знаешь, у моего брата есть приятель, который работает в полиции нравов...
   — Я не собираюсь впутывать тебя в это дело.
   — Было бы неплохо узнать, нет ли в их картотеке кого-то из родственников или соседей малышки.
   Шиб вздохнул. Эта история принимала поистине ужасающие размеры.
   — Да, это действительно не помешало бы, — словно со стороны услышал он свой голос.
 
   Снова поднялся пронизывающий восточный ветер, и по небу поползли тяжелые черные тучи. Шиб еще раз проверил адрес. Культурный центр «Кедр», улица Ормо, 1027, по направлению к Кабри. Старая часть города, здания, выкрашенные в охряный и розовый цвета... Город Ароматов. Шиб не любил Грасс, несмотря на одряхлевшую красоту этого квартала. Ему казалось, что он здесь задыхается. Слишком далеко от моря. Слишком замкнутое, концентрическое пространство. Он слегка прибавил скорость. Бланш сказала: «Первый поворот направо после автозаправки». Бланш... Он позвонил ей, чтобы узнать точный адрес. За прошедшие два дня он не имел от нее никаких известий, и они показались ему вечностью, но, услышав ее голос, ощутил, что она все это время была рядом с ним. «Так вы пойдете?»— спросила она. Шиб почувствовал себя смущенным. Возможно, он слишком навязчив. «Еще не знаю», — ответил он. И вдруг услышал: «Приходите...» И вслед за этим: «Да-да, я сейчас... Извините». В трубке раздались короткие гудки.
   Не послышалось ли ему это «Приходите»? Почему она так сказала? Почему больше ничего не добавила и тут же повесила трубку? И где эта чертова автозаправка? Не пропустил ли он нужную развилку?
   Наконец он увидел старый бензозаливочный аппарат с двумя свернутыми шлангами и типа в каскетке, словно выпрыгнувшего в сегодняшний день из сороковых годов, и резко свернул направо. Что за дурацкая идея— устроить культурный центр в таком месте! Культурный центр для порочных богачей.
   Хотя не обязательно порочных... в том случае, если сведения, раздобытые Гаэль, верны.
   Приятель ее брата из полиции нравов охотно согласился поворошить досье в обмен на обед с ней, но не нашел сведений ни об отце Дюбуа, ни о чете Андрие, ни об одном из их друзей.
   — По крайней мере, теперь мы это точно знаем, — сказала Гаэль, позвонив ему.
   — Как прошел обед? — спросил Шиб.
   — Отлично. Мы посидели в «Ундине», на набережной, а потом поехали к нему домой и забили пару косячков.
   Шиб почувствовал легкий укол ревности. Хотя с какой стати ему ревновать эту девчонку? Он в нее даже не влюблен!
   — Почему ты не спрашиваешь, переспала ли я с ним?
   — Почему я должен об этом спрашивать? Ты свободна.
   — Ты и вправду экземпляр шестьдесят восьмого года выпуска!
   — В шестьдесят восьмом мне было уже девять лет, крошка!
   — Свободная любовь и все такое... Хотя мне трудно представить тебя с длинными патлами и в цветастой рубашке.
   — Я всегда носил костюмы и старомодные очки.
   — Мы действительно переспали, — помолчав, сказала Гаэль, — но это было не бог весть что... Вообще-то я довольно плохо соображала, что происходит.
   — Надеюсь, в следующий раз будешь вести себя как взрослая девочка.
   — Ладно, мне пора закругляться, через пять минут лекция.
   Интересно, как он хоть выглядит, этот любитель травки из полиции нравов? Верзила в кожаной куртке и кроссовках «Найк»? Во времена его молодости ни одна девушка не стала бы спать с полицейским!
   Шиб остановил машину рядом с культурным центром, возвышавшимся за живой изгородью мимоз. Большое современное здание из стекла и бетона. Цветущие лавровые деревья, агавы, пальма... На парковочной площадке штук двадцать автомобилей. Ну что ж, вперед!
   Лекция должна была проходить в небольшом кинозале примерно на сто мест. Темно-синие стены, красный занавес, кресла, обтянутые синим бархатом, большие звуковые колонки по обе стороны экрана, диапроектор, установленный на краю сцены, рядом с микрофоном.
   Зал был заполнен уже наполовину. Шиб нарочно вошел в последнюю минуту, чтобы избежать встречи с Бланш до начала лекции. Он сел с краю, в последнем ряду, около выхода. Во втором ряду он заметил Бабулю с Шарлем и Луи-Мари, а недалеко от себя— Лабаррьеров. Отец Дюбуа стоя разговаривал с каким-то морщинистым человеком в сутане. Очевидно, это и есть отец Розье. Ни Жан-Юга, ни Бланш не было видно. На него накатило разочарование.
   — Почему вы прячетесь тут, в темноте?
   Шиб чуть не подпрыгнул. Бланш стояла рядом с ним, обмахиваясь программкой.
   — Мне легче спрятаться в темноте, чем любому другому. (О, чудо— ее губы слегка раздвинулись в улыбке.) Я не вижу вашего мужа, — непринужденно добавил он.
   — Ему пришлось срочно уехать в Брюссель по делам. Увидимся после. — Бланш спустилась во второй ряд и села рядом с Бабулей. Через минуту та обернулась и слегка помахала Шибу рукой.
   Отец Розье был знатоком своего предмета, но Шибу все никак не удавалось сосредоточить внимание на лекции. Его мысли бесцельно блуждали вокруг кладбищ, усыпанных цветами.
   Наконец раздались аплодисменты, и оратор, забрав диапроектор, спустился со сцены. Что теперь делать? Уехать? Или присоединиться к группке людей, обступивших путешественника, и поучаствовать в дискуссии?
   — Здесь есть небольшой буфет. В фойе, — сказал, неслышно подойдя, Дюбуа, словно подслушав его мысли. — Вам понравилась лекция?
   — Да, очень интересно. Ваш коллега— настоящий специалист.
   Разговаривая, они вышли из зала и направились в фойе. В буфете оказались кока-кола, апельсиновый сок и красное вино. На закуску— орешки, оливки, бутерброды. Обычный набор. За стойкой стоял прыщеватый юнец.
   — Все в порядке, Ромен? — спросил его Дюбуа.
   — Да, все в порядке, спасибо.
   — Ромен — один из наших подопечных, — негромко пояснил Дюбуа Шибу. — Из неблагополучной семьи.
   — Вы воспитатель? — спросил Шиб.
   — Нет, но мы постоянно оказываем духовную поддержку тем, кто в ней нуждается. Раз в месяц я устраиваю благотворительные вечера.
   — Вы много путешествуете?
   — Да, довольно много. Нести людям истину Господню — для меня это не пустые слова.
   Они стояли недалеко от Бланш, которая рассеянно потягивала из бокала красное вино. Шиб заказал себе то же самое, отец Дюбуа — кока-колу. Юный Ромен проворно орудовал за стойкой. Лабаррьеры затеяли разговор с Бланш, Бабуля подошла поздороваться с Шибом и Дюбуа.
   — Они нашли свою собаку? — спросил у нее Дюбуа, кивая в сторону Лабаррьеров, и, заметив вопросительный взгляд Шиба, пояснил: — Их терьер пропал три дня назад.
   Бабуля поджала губы, потом вполголоса ответила:
   — Его нашли висящим на суку. Бедный песик! Ноэми думает, что он погнался за кошкой— он их просто не выносил, — соскользнул с дерева, зацепился ошейником и задохнулся.
   — Я думаю, лучше не говорить об этом Бланш и детям, — заметил Дюбуа.
   — Да, конечно, — ответила Бабуля, отходя от них. Дюбуа тоже ушел, чтобы поговорить с двумя пожилыми дамами. Те начали рыться в сумочках, розье продолжал беседовать с группой увлеченных слушателей, к которой присоединились Лабаррьеры и Бабуля. Шиб приблизился к Бланш.
   — Вам удалось хоть немного отдохнуть? — спросил он.
   Да уж, хорошее начало для разговора!
   — Мне сейчас не до отдыха, месье Морено, — холодно заметила Бланш.
   — Простите, что побеспокоил. До свиданья.
   — Наверняка вы так легко не сдаетесь, когда нужно получить чек.
   — Наверняка вы не разговариваете таким тоном, когда надо кому-то поплакаться в жилетку.
   — Все в порядке, мам?
   На них в упор смотрел Луи-Мари — он был почти одного роста с Шибом. Синий блейзер и джинсы— семейная униформа.
   — Да, дорогой.
   — Хочешь апельсинового сока? — спросил он, протягивая ей бокал.
   — Да, спасибо. А ты ничего не выпьешь?
   — Да нет... А вы были в Египте? — спросил он у Шиба.
   — Да, много раз. Это удивительная страна.
   — А мумии видели?
   — Хм... да. В Каирском музее. Бланш слегка побледнела.
   — Вообще это довольно странно— смотреть на мертвецов как на произведения искусства...
   Этот малый издевается или совсем рехнулся?
   — Больше всего мне понравился круиз но Нилу, — поспешно сказал Шиб, чтобы сменить тему.
   — А крокодилы там водятся?
   — Да, кое-где. Так что купаться не советуют.
   — Я однажды видел по телевизору передачу об акулах, которые нападают на людей.
   Надо скорее сворачивать этот разговор, пока речь не зашла о вампирах или зомби!
   — Извините, я скоро вернусь, — сказал Шиб и направился в сторону туалетов. Пусть лучше думают, что он страдает недержанием.
   Выйдя из туалета, он увидел, что Шарль о чем-то разговаривает с юным Роменом, а тот покраснел до ушей. В чем дело? Потом Шарль с безразличным видом зачерпнул еще горсть орешков, а Ромен принялся нервно переставлять бутылки. Может, речь о наркотиках? Он представил себе Шарля, который каждый вечер ширяется героином, покуда Луи-Мари в сотый раз перечитывает «Королеву проклятых»...[22]
   Как раз в этот момент Луи-Мари подошел к Шарлю, прошептал что-то ему на ухо, лицо старшего брата исказилось, он схватил младшего за запястье и прошипел несколько слов в ответ. Шиб прочел по губам: «Мешок с дерьмом!»
   Ну и семейка!
   Луи-Мари вырвал руку и усмехнулся с недобрым видом. Ромен исподтишка наблюдал за братьми. Больше никто ничего не заметил— стычка длилась не дольше двух минут. Оба мальчика подошли к взрослым со спокойными и безразличными лицами. Только тут Шиб внезапно заметил, что Бланш исчезла.
   — Мама вышла подышать воздухом, — бросил ему Луи-Мари, проходя мимо.
   — Понятно. Мне нужно возвращаться. У меня работа.
   — Да? И кто на этот раз?
   — Доберман, из которого хозяин захотел сделать чучело, — объяснил Шиб, слегка смутившись.
   Глаза мальчишки расширились.
   — Класс! Вы смотрели фильм «Доберман»?
   — Нет.
   — И я нет. Папа не разрешил. Его послушать, так можно смотреть одни диснеевские мультяшки. В лицее все ребята видели этот фильм!
   — А Шарль?
   — Шарль такое не смотрит. Он любит интеллектуальные фильмы. И диснеевские мультяшки, — добавил Луи-Мари, улыбаясь.
   — Вы хорошо с ним ладите? — спросил Шиб.
   — Да, а что?
   — Мне показалось, вы совсем недавно ссорились.
   — А, это... Я просто не люблю, когда Шарль при всех клеится к парням, вот и все.
   — Что?!
   — Шарль педик, — объяснил Луи-Мари. — Вы не знали?
   — Ты что, шутишь?
   — Нет. Вас это так шокирует?
   — Нет, я просто удивлен... А ваши родители в курсе?
   — Папа однажды застал его с Коста, садовником. Но маме он ничего не сказал. Вы тоже не проболтайтесь.
   — Если твоя мама ничего не знает, не нужно было и мне об этом говорить.
   — Я вам доверяю.
   — Ты меня совсем не знаешь.
   — Я редко ошибаюсь в людях. Правда, Шарль? — добавил Луи-Мари, повернувшись к подошедшему брату,
   Шарль перевел серьезный, почти взрослый взгляд с Луи-Мари на Шиба.
   — О чем вы говорили? — спросил он.
   — О маме, — ответил Луи-Мари, удаляясь.
   — Не слушайте его, — сказал Шарль. — Он все время что-то выдумывает.
   Да, попробуй разберись...
   — А тебя не беспокоит, что он выдумывает довольно опасные вещи? И что они могут дойти до вашей мамы?
   — Через вас, например? — надменно спросил Шарль, разглядывая его в упор.
   — Например, — подтвердил Шиб, выдержав взгляд.
   Подросток презрительно усмехнулся.
   — Вы же влюблены в маму. И не захотите причинять ей боль.
   Шиб чуть не поперхнулся бутербродом. —Кто тебе сказал? Такую чепуху?
   — Все мужчины в нее влюблены.
   — Это смешно. Ты говоришь как ребенок.
   — Я и есть ребенок, месье Морено. Ивы влюблены в маму, даже если сами еще этого не знаете.
   — Я вижу, вы спорите? — спросила Бабуля, подходя к ним, и слегка похлопала Шарля по руке. Шиб натянуто улыбнулся:
   — Извините, мне нужно ехать, у меня назначена встреча... Но лекция была очень интересной.
   — Я скажу Дюбуа, чтобы предупредил вас о следующей.
   — Очень мило с вашей стороны.
   Он протянул ей руку, которую она энергично пожала, потом слегка похлопал Шарля по плечу.
   — Как-нибудь увидимся.
   Шиб издалека помахал Дюбуа и быстро сбежал по лестнице к выходу. Голова у него шла кругом от всего услышанного.
   Бланш сидела на капоте его «Флориды» и курила. С каких это пор она курит? Он еще ни разу не видел ее с сигаретой.