Страница:
– Но ваш отец может пожелать поправить свои дела, – начал Джулиан, – захочет выслужиться, проявив свою верность лорду-протектору тем, что выдаст беженцев из-под Вустера.
Ева поглядела на него потемневшими от гнева глазами:
– Сударь, слово «выслужиться» подходит к лорду Робсарту не более, чем к вам слово «клоунада». И речь идет не о стремлении моего отца поправить свои дела за счет заискивания перед господином Молчание, а о том, что лорд Робсарт не желает быть марионеткой в его руках. Он недоволен Оливером, его ужасает положение дел в Англии, и он полностью разочарован способностью парламента управлять страной. Однако если вы чего-то опасаетесь…
Она заговорила о том, что будет лучше, ежели не Робсарт придет к «мистеру Трентону», а сам гость изъявит желание спуститься к вечерней трапезе, где в обширном помещении столовой будет полутемно, ибо она позаботится, чтобы на столе не горели свечи, а освещение исходило только от камина, к которому Чарльз Трентон сядет спиной, если не хочет быть узнанным.
Она ни единым словом не дала понять, что понимает, как опасна встреча Карла и ее отца. Прошлась по самой грани, ничем не выдав, что ей известен истинный смысл происходящего. Джулиана даже восхитило ее умение вести интригу. Все ведь было столь очевидно! Почему же король остается слеп? К своему огорчению, Джулиан видел, что Карл опять попал под очарование Евы, верит ей и считает, что ее план вполне приемлем.
В отношении полумрака Ева сдержала обещание. В трапезной, куда они пришли к ужину, горел лишь камин. Приглушенность освещения оправдывалась трауром по смерти леди Элизабет. Все были в черном, так что офицерская, песочного цвета куртка Стивена выглядела единственным светлым пятном. Они даже не сразу увидели барона, восседавшего в кресле у стены. Он поднялся поприветствовать их, и Карл поспешил встать спиной к камину, чтобы на лицо не падал свет. Держался он спокойно, негромко отвечая на слова Робсарта, выражавшие благодарность.
У лорда Сент-Прайори было горделивое, аристократическое лицо, немного печальное, немного надменное, может, чуть презрительное из-за капризной формы верхней губы, выглядывавшей из-под аккуратно подстриженных усов. Полный невысокий мужчина, барон отличался прекрасной осанкой и завидной военной выправкой: чувствовалось, что этот человек привык повелевать, так что даже королю не составляло труда держаться перед ним почтительно и скромно. Было еще кое-что, на чем Карл заострил внимание, – прическа Робсарта. Карла удивило то, что барон Дэвид Робсарт, этот лорд-парламентарий, приверженец пуританина Кромвеля, так явно копировал прическу казненного короля. Как и у Карла I, его белокурые, чуть золотистые волосы были завиты высокой челкой надолбом, разделенной прямым пробором, а по бокам спускались волнистыми прядями и крупными локонами ложились на плечи. А бородка-эспаньолка меж нижней губой и подбородком была совсем как у Карла I! Да и одевался он в духе времен казненного короля. Черного бархата куртка шведского покроя с короткой талией и широкими разрезными рукавами, отложной вандейковский воротник из тонких кружев, складчатые пышные штаны из переливающейся ткани, сапоги на высоком каблуке с широкими голенищами и квадратными носами. Во всем облике звучала вызывающая роскошь кавалеров времен монархии. Что это? Дань моде времени его молодости или подчеркнутое отмежевание от пуританских традиций новых времен?
Во время трапезы Карл, как и предполагалось, занял место спиной к камину. Это был странно тихий ужин, проходивший словно в неловком молчании, прерываемом одними «прошу вас», «вы очень любезны» и «не желаете ли отведать». Чувствовалось некое напряжение. Робсарт казался не главой семьи вернувшимся домой, а важным гостем, перед которым все робеют. Ева порой внимательно поглядывала на отца. Она заняла место подле Стивена, но они с женихом едва обменялись парой фраз и сидели словно чужие. Карлу показалось, что Робсарт наблюдает за ними, иногда хмурясь. Однако за ужином барон обращался исключительно к Стивену, и полковник отвечал спокойно и без напряженности, один раз даже вызвав ответом улыбку лорда. Карл отметил, что Гаррисон нравится Робсарту, и почему-то ощутил грусть. Лорд Дэвид явно будет рад иметь полковника зятем.
Рэйчел казалась особенно печальной, а так как она сидела как раз напротив Карла и была освещена отблесками камина, у него создалось впечатление, что ее глаза даже красны, словно после слез. Неужели эта милая девушка вызвала чем-то неудовольствие отца?
Энтони Робсарт был единственным, кто пытался завязать общий разговор. Он все не желал сдавать позиций и хотел продемонстрировать свое влияние в семье, но делал это не лучшим способом. Постоянно напоминая Робсарту о трагической кончине сестры, он твердил, что не стоит печалиться о смерти праведницы, ибо сказано, что праведники, умирая, лишь покидают юдоль скорби. При этом он беспрестанно цитировал Писание.
Робсарт порой поглядывал на него отнюдь не любезно, словно приказывая умолкнуть. Но преподобный не унимался.
– Все мы в тоске, – вздыхал он и возводил очи горе, – все, как евреи, вышедшие из Египта, бредем по суровой пустыне и терпим всевозможные бедствия и лишения, пока Богу Израиля не будет угодно указать нам землю обетованную.
Робсарт мрачно глянул на него поверх бокала:
– Вот что, братец: если тебе угодно сказать что-то конкретное, то лучше перестань говорить на еврейском и переходи на добрый английский язык.
Карл невольно улыбнулся и вдруг отметил, что ему симпатична прямота барона. Тут он поймал на себе его пристальный изучающий взгляд и даже поперхнулся от волнения.
К десерту разговор все же оживился. По крайней мере, лорд уже не был столь замкнут. Он говорил, что прислуги в Сент-Прайори и в самом деле весьма мало и он привез с собой несколько человек, которым вполне доверяет; их следует зачислить в штат. Также он подберет еще нескольких человек из местных жителей, с которыми предварительно ознакомится и обсудит их достоинства. Обращался барон в основном к дочерям и Стивену. Энтони сидел молча, нервно теребил салфетку и был явно задет, что брат столь откровенно его игнорирует. Обычный домашний разговор, где никто не спешит развлекать гостей. И все же король нет-нет да и ловил на себе взгляды барона. Непроизвольно он стал нервничать, уронил ложку и, забывшись, поднял ее до того, как подошел слуга. Словно ища помощи, он поглядел на Джулиана. Тот был напряжен и так бледен, что этого не скрывал даже полумрак. Карлу стало еще более не по себе. Не выдержав, он первый поднялся, сказал, что все еще чувствует себя неважно и просит присутствующих его извинить. Он весь похолодел, когда барон задержал его:
– Одну минутку, мистер Трентон. Я бы хотел переговорить с вами.
Карл стоял и глядел на него. Краем глаза он заметил, что Ева тоже встала, окликнула отца, стремясь завладеть его вниманием, но говорила какие-то обрывки фраз, ничего конкретного, пока Робсарт жестом не велел ей сесть.
И тут раздался спокойный, почти властный голос Джулиана:
– Прошу прощения, милорд, но и я хотел бы к вам обратиться. Дело мое, как полагаю, достаточно важное, чтобы я рассчитывал на ваше внимание.
Он поднялся и, подойдя к Робсарту, встал, как бы невзначай, между ним и королем.
– Я прошу руки вашей младшей дочери, леди Рэйчел Робсарт.
Воцарилась тишина, стало слышно потрескивание дров в камине.
Карл даже сел на прежнее место, не сводя глаз с Джулиана. Все присутствующие тоже молчали, словно не зная, что сказать. А ведь гость не произнес ничего из ряда вон выходящего: молодой красивый мужчина просил у главы дома соизволения обручиться с его младшей дочерью.
Король взглянул на девушку. Рэйчел тоже выглядела удивленной, потом коротко вздохнула и повернулась к Стивену, словно ожидала от него чего-то. Полковник молчал и был откровенно мрачен. Встретившись глазами с Рэйчел, он попытался улыбнуться, словно стараясь подбодрить ее.
Робсарт долго глядел на стоящего перед ним молодого человека.
– Несколько неожиданно, смею заметить.
– Неожиданно лишь в связи с вашим долгим отсутствием, милорд, – не повышая тона, заметил Грэнтэм. – Я уже несколько дней живу в замке, общаюсь с Рэйчел Робсарт и могу сказать, что просто очарован ею. Леди Рэйчел девица на выданье, она свободна и находится в поре, когда девушке положено выходить замуж. Почему же я не могу стать подходящей партией для нее? Если она, конечно, не откажет мне.
Теперь все смотрели на Рэйчел. Она почувствовала это внимание, смутилась и опустила глаза.
– На все будет воля моего отца.
Лорд Робсарт медленно встал.
– Все же это несколько неожиданно, – повторил он, глядя на Джулиана. – Ваше имя, милорд, говорит, что вы человек состоятельный и хорошего рода. Однако я о вас не знаю почти ничего. Какие у вас доходы, планы, намерения? Кто ваши родители? Живы ли они и как отнесутся к этому сватовству?
– Они оба умерли, сэр. Я же достаточно взрослый человек, чтобы самому решать свою судьбу. И хочу связать ее с вашей дочерью.
– Это надо обсудить, – сказал барон.
– Согласен. Я в вашем распоряжении, сэр.
Теперь и речи не могло быть, что Робсарт отложит столь важную тему ради беседы с кем-либо другим. Он жестом пригласил лорда Джулиана в сторону, остальные вынуждены были откланяться.
Последней из покоев вышла Рэйчел, оглянувшись на сидевших у камина отца и Джулиана. Ей показалось, что отец благосклонно слушает кандидата в ее супруги.
В коридоре ее обхватили руки сестры.
– О, Рэч! Это так неожиданно, так чудесно! Он ведь нравится тебе, не правда ли?
Рэйчел была еще слишком поражена случившимся и молча глядела на Еву. Та радостно улыбалась.
– Если быть откровенной, я скажу, что нахожу лорда Грэнтэма несколько резким и сухим. Однако и я вынуждена признать, что он очень красив. Если ты станешь миледи Грэнтэм… О, это звучит! Старинный род, громкое имя. Но что же ты молчишь? Уж не думаешь ли, что отец откажет? Да он просто права не имеет! Не хочет же он, чтобы ты увяла в этом проклятом замке только из-за того, что он в свое время совершил ошибку?
Она умолкла, испугавшись собственных слов, и оглянулась на темный сводчатый проход, словно опасаясь чего-то. Постепенно ее возбужденное состояние прошло. Сестры еще какое-то время сидели рядом в полумраке. Потом Ева встала и, не проронив больше ни слова, ушла.
Рэйчел осталась одна. Сидя на скамье в нише глубокого окна, она пыталась разобраться в собственных чувствах. Разве она и в самом деле не находила Джулиана Грэнтэма красивым, приятным, обходительным? Почему же теперь она не испытывает радости? Может, оттого, что все произошло слишком неожиданно? Хоть она и видела, что нравится ему, но Джулиан ни разу не признался ей в своих чувствах, не говорил, что относится к ней столь серьезно. Может, он поступал как должно, как положено истинному джентльмену, которому прежде всего надо заручиться согласием отца избранницы, а уже потом говорить с ней. Ее чувственная натура словно ожидала, что поначалу должны быть любовь, объятия, объяснения, а уже потом разговоры о браке. Видимо, она и в самом деле грешница, жаждущая чего-то иного, чем договор и достойный союз.
Она опять вспомнила мягкое ухаживание лорда Грэнтэма, их разговоры и то взаимопонимание, что сложилось между ними. Разве это не доставляло ей удовольствия? Однако сейчас Рэйчел поймала себя на мысли, что всегда замечала: сколь бы ни был любезен с ней лорд Грэнтэм, она почему-то чувствовала, что его беспокоит нечто другое и его мысли где-то далеко. Не потому ли его предложение явилось для нее такой неожиданностью? А может, она просто смирилась с тем, что ей уготована участь старой девы, затворницы Сент-Прайори, помощницы отца, и она сжилась с мыслью, что в ее жизни не будет ничего иного? Но будет ли? Отдаст ли ее отец за Джулиана, в то время как она так необходима ему здесь, когда она единственная, с кем он может разделить груз того проклятья, которое вынужден нести сам? Разве не сказал он ей это сегодня так печально и непреклонно, что она разрыдалась от безысходности и отчаяния? Избавление пришло столь неожиданно, но согласится ли отец? Сможет ли обойтись без нее? Не к легкомысленной же Еве ему обращаться за помощью?
Рэйчел постаралась представить, что отец, ее любящий отец, не захочет лишать ее счастья. Даже если ее отъезд поставит перед ним кучу проблем. Ведь не может же он быть таким эгоистом, что бы ни говорила Мэг. Если он даст согласие… У Рэйчел дух перехватывало при мысли, как изменится тогда ее жизнь. Тогда она покинет этот мрачный дом, уедет с красивым молодым мужчиной, который будет любить и оберегать ее, увезет далеко от всех тайн и проклятий Сент-Прайори, и там, вдали, она наконец обретет счастье, станет ему верной женой, хозяйкой в его поместье, матерью его детей… Ведь будут же у них дети, она так любит детей и хочет их иметь.
Все то, о чем Рэйчел не осмеливалась и мечтать, о чем не позволяла себе думать, вдруг представилось ей столь ясно, что она едва не рассмеялась от радости. О, теперь она почти опасалась, что отец все же откажет!
И все же где-то глубоко, у самого сердца, по-прежнему таилась боль.
– Стив, – прошептала она так тихо, что даже ее тень не услышала этого. И тут же приказала себе: «Не смей! Это не для тебя!»
В этот момент дверь наконец отворилась и появились отец и Джулиан. Сноп света из покоя осветил сидевшую в нише окна девушку. Они заметили ее, но видимо, и ожидали встретить. Отец сделал ей знак приблизиться.
– Итак, Рэйчел, я нашел предложение лорда Грэнтэма весьма достойным и приемлемым. Однако я не сказал окончательного слова, ибо не хочу пренебрегать твоим желанием.
Они оба смотрели на нее, оба такие спокойные, сдержанные. Ни пылкости жениха в Джулиане, ни волнения у ее отца. Полнейшее самообладание. А сердце девушки так билось и трепетало!
– Я жду, что ты скажешь, Рэйчел, – произнес отец. – Я не хочу неволить тебя.
Итак, он не сделал ее жертвой своих ошибок и отцовской власти. Он отпускает ее!
До Рэйчел наконец дошло, что она свободна.
– Я согласна, – почти выдохнула она, даже не замечая, как счастливо улыбается.
В лице Робсарта что-то дрогнуло.
– Да снизойдет на тебя благодать Господня, девочка моя.
Он обнял ее, поцеловал в лоб и заморгал, словно удерживая слезы. А потом вложил ее руку в ладонь Джулиана:
– Что эк, отныне вы жених и невеста. Свадьба состоится сразу по окончании траура по несчастной Элизабет. Думаю, мы сыграем сразу две свадьбы – вашу и Евы со Стивеном Гаррисоном.
У Рэйчел что-то кольнуло в груди при его последних словах, но она не стала об этом думать. Отец ушел. Они остались одни. Джулиан улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой.
Потом он проводил ее до дверей комнаты. Они шли молча, и у Рэйчел опять сложилось впечатление, что мысли Джулиана где-то далеко. Словно и не было той духовной близости, которая сложилась, когда они раньше просто беседовали у камина.
У дверей они остановились. Рэйчел почувствовала, что жених смотрит на нее в темноте. Она даже различила его улыбку. Сердце вдруг запрыгало у нее в груди – она ждала, не поцелует ли он ее сейчас как невесту. О, она так хотела этого и даже чуть качнулась к нему. Но он лишь на какое-то мгновение поднял руку к ее лицу и слегка коснулся щеки. Потом пожелал доброй ночи и ушел.
Девушка вздохнула. Что ж, не стоит огорчаться. У них все впереди.
ГЛАВА 11
Ева поглядела на него потемневшими от гнева глазами:
– Сударь, слово «выслужиться» подходит к лорду Робсарту не более, чем к вам слово «клоунада». И речь идет не о стремлении моего отца поправить свои дела за счет заискивания перед господином Молчание, а о том, что лорд Робсарт не желает быть марионеткой в его руках. Он недоволен Оливером, его ужасает положение дел в Англии, и он полностью разочарован способностью парламента управлять страной. Однако если вы чего-то опасаетесь…
Она заговорила о том, что будет лучше, ежели не Робсарт придет к «мистеру Трентону», а сам гость изъявит желание спуститься к вечерней трапезе, где в обширном помещении столовой будет полутемно, ибо она позаботится, чтобы на столе не горели свечи, а освещение исходило только от камина, к которому Чарльз Трентон сядет спиной, если не хочет быть узнанным.
Она ни единым словом не дала понять, что понимает, как опасна встреча Карла и ее отца. Прошлась по самой грани, ничем не выдав, что ей известен истинный смысл происходящего. Джулиана даже восхитило ее умение вести интригу. Все ведь было столь очевидно! Почему же король остается слеп? К своему огорчению, Джулиан видел, что Карл опять попал под очарование Евы, верит ей и считает, что ее план вполне приемлем.
В отношении полумрака Ева сдержала обещание. В трапезной, куда они пришли к ужину, горел лишь камин. Приглушенность освещения оправдывалась трауром по смерти леди Элизабет. Все были в черном, так что офицерская, песочного цвета куртка Стивена выглядела единственным светлым пятном. Они даже не сразу увидели барона, восседавшего в кресле у стены. Он поднялся поприветствовать их, и Карл поспешил встать спиной к камину, чтобы на лицо не падал свет. Держался он спокойно, негромко отвечая на слова Робсарта, выражавшие благодарность.
У лорда Сент-Прайори было горделивое, аристократическое лицо, немного печальное, немного надменное, может, чуть презрительное из-за капризной формы верхней губы, выглядывавшей из-под аккуратно подстриженных усов. Полный невысокий мужчина, барон отличался прекрасной осанкой и завидной военной выправкой: чувствовалось, что этот человек привык повелевать, так что даже королю не составляло труда держаться перед ним почтительно и скромно. Было еще кое-что, на чем Карл заострил внимание, – прическа Робсарта. Карла удивило то, что барон Дэвид Робсарт, этот лорд-парламентарий, приверженец пуританина Кромвеля, так явно копировал прическу казненного короля. Как и у Карла I, его белокурые, чуть золотистые волосы были завиты высокой челкой надолбом, разделенной прямым пробором, а по бокам спускались волнистыми прядями и крупными локонами ложились на плечи. А бородка-эспаньолка меж нижней губой и подбородком была совсем как у Карла I! Да и одевался он в духе времен казненного короля. Черного бархата куртка шведского покроя с короткой талией и широкими разрезными рукавами, отложной вандейковский воротник из тонких кружев, складчатые пышные штаны из переливающейся ткани, сапоги на высоком каблуке с широкими голенищами и квадратными носами. Во всем облике звучала вызывающая роскошь кавалеров времен монархии. Что это? Дань моде времени его молодости или подчеркнутое отмежевание от пуританских традиций новых времен?
Во время трапезы Карл, как и предполагалось, занял место спиной к камину. Это был странно тихий ужин, проходивший словно в неловком молчании, прерываемом одними «прошу вас», «вы очень любезны» и «не желаете ли отведать». Чувствовалось некое напряжение. Робсарт казался не главой семьи вернувшимся домой, а важным гостем, перед которым все робеют. Ева порой внимательно поглядывала на отца. Она заняла место подле Стивена, но они с женихом едва обменялись парой фраз и сидели словно чужие. Карлу показалось, что Робсарт наблюдает за ними, иногда хмурясь. Однако за ужином барон обращался исключительно к Стивену, и полковник отвечал спокойно и без напряженности, один раз даже вызвав ответом улыбку лорда. Карл отметил, что Гаррисон нравится Робсарту, и почему-то ощутил грусть. Лорд Дэвид явно будет рад иметь полковника зятем.
Рэйчел казалась особенно печальной, а так как она сидела как раз напротив Карла и была освещена отблесками камина, у него создалось впечатление, что ее глаза даже красны, словно после слез. Неужели эта милая девушка вызвала чем-то неудовольствие отца?
Энтони Робсарт был единственным, кто пытался завязать общий разговор. Он все не желал сдавать позиций и хотел продемонстрировать свое влияние в семье, но делал это не лучшим способом. Постоянно напоминая Робсарту о трагической кончине сестры, он твердил, что не стоит печалиться о смерти праведницы, ибо сказано, что праведники, умирая, лишь покидают юдоль скорби. При этом он беспрестанно цитировал Писание.
Робсарт порой поглядывал на него отнюдь не любезно, словно приказывая умолкнуть. Но преподобный не унимался.
– Все мы в тоске, – вздыхал он и возводил очи горе, – все, как евреи, вышедшие из Египта, бредем по суровой пустыне и терпим всевозможные бедствия и лишения, пока Богу Израиля не будет угодно указать нам землю обетованную.
Робсарт мрачно глянул на него поверх бокала:
– Вот что, братец: если тебе угодно сказать что-то конкретное, то лучше перестань говорить на еврейском и переходи на добрый английский язык.
Карл невольно улыбнулся и вдруг отметил, что ему симпатична прямота барона. Тут он поймал на себе его пристальный изучающий взгляд и даже поперхнулся от волнения.
К десерту разговор все же оживился. По крайней мере, лорд уже не был столь замкнут. Он говорил, что прислуги в Сент-Прайори и в самом деле весьма мало и он привез с собой несколько человек, которым вполне доверяет; их следует зачислить в штат. Также он подберет еще нескольких человек из местных жителей, с которыми предварительно ознакомится и обсудит их достоинства. Обращался барон в основном к дочерям и Стивену. Энтони сидел молча, нервно теребил салфетку и был явно задет, что брат столь откровенно его игнорирует. Обычный домашний разговор, где никто не спешит развлекать гостей. И все же король нет-нет да и ловил на себе взгляды барона. Непроизвольно он стал нервничать, уронил ложку и, забывшись, поднял ее до того, как подошел слуга. Словно ища помощи, он поглядел на Джулиана. Тот был напряжен и так бледен, что этого не скрывал даже полумрак. Карлу стало еще более не по себе. Не выдержав, он первый поднялся, сказал, что все еще чувствует себя неважно и просит присутствующих его извинить. Он весь похолодел, когда барон задержал его:
– Одну минутку, мистер Трентон. Я бы хотел переговорить с вами.
Карл стоял и глядел на него. Краем глаза он заметил, что Ева тоже встала, окликнула отца, стремясь завладеть его вниманием, но говорила какие-то обрывки фраз, ничего конкретного, пока Робсарт жестом не велел ей сесть.
И тут раздался спокойный, почти властный голос Джулиана:
– Прошу прощения, милорд, но и я хотел бы к вам обратиться. Дело мое, как полагаю, достаточно важное, чтобы я рассчитывал на ваше внимание.
Он поднялся и, подойдя к Робсарту, встал, как бы невзначай, между ним и королем.
– Я прошу руки вашей младшей дочери, леди Рэйчел Робсарт.
Воцарилась тишина, стало слышно потрескивание дров в камине.
Карл даже сел на прежнее место, не сводя глаз с Джулиана. Все присутствующие тоже молчали, словно не зная, что сказать. А ведь гость не произнес ничего из ряда вон выходящего: молодой красивый мужчина просил у главы дома соизволения обручиться с его младшей дочерью.
Король взглянул на девушку. Рэйчел тоже выглядела удивленной, потом коротко вздохнула и повернулась к Стивену, словно ожидала от него чего-то. Полковник молчал и был откровенно мрачен. Встретившись глазами с Рэйчел, он попытался улыбнуться, словно стараясь подбодрить ее.
Робсарт долго глядел на стоящего перед ним молодого человека.
– Несколько неожиданно, смею заметить.
– Неожиданно лишь в связи с вашим долгим отсутствием, милорд, – не повышая тона, заметил Грэнтэм. – Я уже несколько дней живу в замке, общаюсь с Рэйчел Робсарт и могу сказать, что просто очарован ею. Леди Рэйчел девица на выданье, она свободна и находится в поре, когда девушке положено выходить замуж. Почему же я не могу стать подходящей партией для нее? Если она, конечно, не откажет мне.
Теперь все смотрели на Рэйчел. Она почувствовала это внимание, смутилась и опустила глаза.
– На все будет воля моего отца.
Лорд Робсарт медленно встал.
– Все же это несколько неожиданно, – повторил он, глядя на Джулиана. – Ваше имя, милорд, говорит, что вы человек состоятельный и хорошего рода. Однако я о вас не знаю почти ничего. Какие у вас доходы, планы, намерения? Кто ваши родители? Живы ли они и как отнесутся к этому сватовству?
– Они оба умерли, сэр. Я же достаточно взрослый человек, чтобы самому решать свою судьбу. И хочу связать ее с вашей дочерью.
– Это надо обсудить, – сказал барон.
– Согласен. Я в вашем распоряжении, сэр.
Теперь и речи не могло быть, что Робсарт отложит столь важную тему ради беседы с кем-либо другим. Он жестом пригласил лорда Джулиана в сторону, остальные вынуждены были откланяться.
Последней из покоев вышла Рэйчел, оглянувшись на сидевших у камина отца и Джулиана. Ей показалось, что отец благосклонно слушает кандидата в ее супруги.
В коридоре ее обхватили руки сестры.
– О, Рэч! Это так неожиданно, так чудесно! Он ведь нравится тебе, не правда ли?
Рэйчел была еще слишком поражена случившимся и молча глядела на Еву. Та радостно улыбалась.
– Если быть откровенной, я скажу, что нахожу лорда Грэнтэма несколько резким и сухим. Однако и я вынуждена признать, что он очень красив. Если ты станешь миледи Грэнтэм… О, это звучит! Старинный род, громкое имя. Но что же ты молчишь? Уж не думаешь ли, что отец откажет? Да он просто права не имеет! Не хочет же он, чтобы ты увяла в этом проклятом замке только из-за того, что он в свое время совершил ошибку?
Она умолкла, испугавшись собственных слов, и оглянулась на темный сводчатый проход, словно опасаясь чего-то. Постепенно ее возбужденное состояние прошло. Сестры еще какое-то время сидели рядом в полумраке. Потом Ева встала и, не проронив больше ни слова, ушла.
Рэйчел осталась одна. Сидя на скамье в нише глубокого окна, она пыталась разобраться в собственных чувствах. Разве она и в самом деле не находила Джулиана Грэнтэма красивым, приятным, обходительным? Почему же теперь она не испытывает радости? Может, оттого, что все произошло слишком неожиданно? Хоть она и видела, что нравится ему, но Джулиан ни разу не признался ей в своих чувствах, не говорил, что относится к ней столь серьезно. Может, он поступал как должно, как положено истинному джентльмену, которому прежде всего надо заручиться согласием отца избранницы, а уже потом говорить с ней. Ее чувственная натура словно ожидала, что поначалу должны быть любовь, объятия, объяснения, а уже потом разговоры о браке. Видимо, она и в самом деле грешница, жаждущая чего-то иного, чем договор и достойный союз.
Она опять вспомнила мягкое ухаживание лорда Грэнтэма, их разговоры и то взаимопонимание, что сложилось между ними. Разве это не доставляло ей удовольствия? Однако сейчас Рэйчел поймала себя на мысли, что всегда замечала: сколь бы ни был любезен с ней лорд Грэнтэм, она почему-то чувствовала, что его беспокоит нечто другое и его мысли где-то далеко. Не потому ли его предложение явилось для нее такой неожиданностью? А может, она просто смирилась с тем, что ей уготована участь старой девы, затворницы Сент-Прайори, помощницы отца, и она сжилась с мыслью, что в ее жизни не будет ничего иного? Но будет ли? Отдаст ли ее отец за Джулиана, в то время как она так необходима ему здесь, когда она единственная, с кем он может разделить груз того проклятья, которое вынужден нести сам? Разве не сказал он ей это сегодня так печально и непреклонно, что она разрыдалась от безысходности и отчаяния? Избавление пришло столь неожиданно, но согласится ли отец? Сможет ли обойтись без нее? Не к легкомысленной же Еве ему обращаться за помощью?
Рэйчел постаралась представить, что отец, ее любящий отец, не захочет лишать ее счастья. Даже если ее отъезд поставит перед ним кучу проблем. Ведь не может же он быть таким эгоистом, что бы ни говорила Мэг. Если он даст согласие… У Рэйчел дух перехватывало при мысли, как изменится тогда ее жизнь. Тогда она покинет этот мрачный дом, уедет с красивым молодым мужчиной, который будет любить и оберегать ее, увезет далеко от всех тайн и проклятий Сент-Прайори, и там, вдали, она наконец обретет счастье, станет ему верной женой, хозяйкой в его поместье, матерью его детей… Ведь будут же у них дети, она так любит детей и хочет их иметь.
Все то, о чем Рэйчел не осмеливалась и мечтать, о чем не позволяла себе думать, вдруг представилось ей столь ясно, что она едва не рассмеялась от радости. О, теперь она почти опасалась, что отец все же откажет!
И все же где-то глубоко, у самого сердца, по-прежнему таилась боль.
– Стив, – прошептала она так тихо, что даже ее тень не услышала этого. И тут же приказала себе: «Не смей! Это не для тебя!»
В этот момент дверь наконец отворилась и появились отец и Джулиан. Сноп света из покоя осветил сидевшую в нише окна девушку. Они заметили ее, но видимо, и ожидали встретить. Отец сделал ей знак приблизиться.
– Итак, Рэйчел, я нашел предложение лорда Грэнтэма весьма достойным и приемлемым. Однако я не сказал окончательного слова, ибо не хочу пренебрегать твоим желанием.
Они оба смотрели на нее, оба такие спокойные, сдержанные. Ни пылкости жениха в Джулиане, ни волнения у ее отца. Полнейшее самообладание. А сердце девушки так билось и трепетало!
– Я жду, что ты скажешь, Рэйчел, – произнес отец. – Я не хочу неволить тебя.
Итак, он не сделал ее жертвой своих ошибок и отцовской власти. Он отпускает ее!
До Рэйчел наконец дошло, что она свободна.
– Я согласна, – почти выдохнула она, даже не замечая, как счастливо улыбается.
В лице Робсарта что-то дрогнуло.
– Да снизойдет на тебя благодать Господня, девочка моя.
Он обнял ее, поцеловал в лоб и заморгал, словно удерживая слезы. А потом вложил ее руку в ладонь Джулиана:
– Что эк, отныне вы жених и невеста. Свадьба состоится сразу по окончании траура по несчастной Элизабет. Думаю, мы сыграем сразу две свадьбы – вашу и Евы со Стивеном Гаррисоном.
У Рэйчел что-то кольнуло в груди при его последних словах, но она не стала об этом думать. Отец ушел. Они остались одни. Джулиан улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой.
Потом он проводил ее до дверей комнаты. Они шли молча, и у Рэйчел опять сложилось впечатление, что мысли Джулиана где-то далеко. Словно и не было той духовной близости, которая сложилась, когда они раньше просто беседовали у камина.
У дверей они остановились. Рэйчел почувствовала, что жених смотрит на нее в темноте. Она даже различила его улыбку. Сердце вдруг запрыгало у нее в груди – она ждала, не поцелует ли он ее сейчас как невесту. О, она так хотела этого и даже чуть качнулась к нему. Но он лишь на какое-то мгновение поднял руку к ее лицу и слегка коснулся щеки. Потом пожелал доброй ночи и ушел.
Девушка вздохнула. Что ж, не стоит огорчаться. У них все впереди.
ГЛАВА 11
Было полнолуние. Карл стоял у окна, не сводя глаз с огромного диска ночного светила, всплывавшего над деревьями. Его свет отражался в темных глазах короля, заставляя их сверкать белыми холодными искрами. Лицо Карла словно окаменело, однако в душе полыхал настоящий пожар. Холодный пожар, сродни свету луны. Ибо трезвость мыслей Карла была обострена настоящей паникой. Он понял, что Робсарт узнал его. И теперь размышлял, чем это может для него обернуться.
Карл понимал, что неожиданное сватовство Джулиана к младшей дочери барона, по сути, явилось лишь кратковременной отсрочкой его разоблачения. Что теперь? Опять бегство, опасности, непредсказуемость? Карл представил, что произойдет, если они этой же ночью покинут Сент-Прайори. Его исчезновение, а особенно исчезновение жениха Рэйчел может только обозлить Робсарта. Как он отнесется к этому? Если воспримет как оскорбление, то вполне может организовать погоню. Он привлечет к делу Стивена Гаррисона, и они устроят на них в Хемпшире настоящую облаву. Не говоря уже о том, что властям откроется, где скрывается Карл Стюарт, и они стянут сюда свежие силы. Кроме того, усилится охрана всех южных портов, а это лишит его всякой надежды в ближайшее время покинуть Англию.
У Карла мелькнула еще одна мысль. О Еве. Король понимал, что сколь бы ни была неприятна разлука с возлюбленной, но Ева не пропадет. Она сильная женщина, несмотря на всю свою впечатлительность и кажущуюся ранимость. К тому же она помолвлена с Гаррисоном, и Карл не имеет на нее никаких прав. Король подумал, что даже Рэйчел после сватовства, а затем поспешного бегства жениха придется хуже. Но как бы ему ни было жаль обеих дочерей Робсарта, сейчас, когда вопрос встал о его жизни и свободе, не следовало быть чересчур сентиментальным. Ибо что бы ни думал о нем Джулиан, Карл всегда помнил, кто он и что являет собой для сторонников монархии. Поэтому он не имеет права думать о личных переживаниях. Если только…
Карл вздохнул. Если, конечно, его личные интересы не совпадут с его политическими планами.
Тогда он стал думать о Робсарте. Где-то в глубине души у короля жило почти интуитивное предчувствие, что барон не выдаст его. Поначалу оно основывалось лишь на том, как спокойно вел себя Робсарт, не проявив ни малейшего волнения при его особе. Он не был похож на человека, готового арестовать августейшего гостя. Да и какая ему в том корысть? Робсарт достаточно состоятелен, чтобы не польститься на денежную награду в тысячу фунтов, которая могла бы привлечь кого-либо пониже рангом. К тому же барон не мог не отдавать себе отчета в том, что, передай он в руки республиканцев сына казненного монарха, и доступ в круг английской аристократии будет для него навсегда закрыт. Он станет изгоем среди равных себе. Ведь имя Робсарта и так запятнано тем, что перед казнью короля он единственный из английских лордов не проголосовал против вынесения смертного приговора. Захочет ли он окончательно опорочить себя, передав в руки Убийц Карла I его сына?
Карл снова и снова анализировал поведение Робсарта во время их встречи за ужином, его внимательные взгляды, легкое удивление и печаль на лице. И в нем крепло убеждение, что барон его не выдаст. Кроме интуиции, об этом свидетельствовали и те сведения, которые он имел о Робсарте. Лорд Дэвид спас во время разгрома при Нэйсби короля Карла I, и сделал это в ущерб своей карьере, почти с риском для жизни. Более того, когда дело Карла I уже считалось проигранным и парламентарии торжествовали, он оставил службу у них. Его работа в Вест-Индской компании кроме того, что служила на благо Англии, позволяла Робсарту держаться в стороне от пришедших к власти убийц короля. Да и недавние слова Евы о том, что ее отец недоволен положением дел в стране и не в ладах с Кромвелем, звучали правдоподобно. Но было еще нечто, что говорило в пользу того, что Робсарт не выдаст. Во-первых, Карл гостил в Сент-Прайори, и как лорд и джентльмен Робсарт не мог пойти против своей чести, предав его. А во-вторых, дочери барона обязаны ему своим спасением. И Робсарт оставался у него в долгу. К тому же, признав короля и поняв, что спутник Карла роялист, он бы попросту не проявил интереса к сватовству Джулиана. А так он остался беседовать с лордом Грэнтэмом, и вполне возможно… И Карл даже заволновался, гадая, что ответит барон на предложение его спутника.
Он отвернулся от окна. В камине по-прежнему тихо потрескивали поленья, горел огонь, но после слепящего света луны Карлу показалось, что в комнате на редкость темно. Он едва не налетел на кресло у камина и выругался сквозь зубы. Он был очень напряжен, да и Джулиан что-то слишком задерживался. Карл вдруг решил, что не станет его ожидать, а сам пойдет к Робсарту и все выяснит. Пожалуй, Джулиан бы этого не одобрил, но Карлу было уж слишком тяжело. Он хотел разрубить узел сомнений и противоречий, выяснить все раз и навсегда. К тому же у него сложился план. Он знал, что предложить Робсарту.
Однако когда он коснулся дверной рукояти, нечто его остановило. Он замер, прислушиваясь, и кровь словно заледенела в его жилах. Крик. Он шел со стороны парка. Вернее, не крик, а стон. Долгий, протяжный, перешедший в пронзительный вой и закончившийся резкими прерывистыми звуками, отдаленно напоминающими не то лай, не то смех. Жуткий, безрадостный смех.
Карл замер. Он помнил, что уже слышал это в ту ночь, когда они с Рэйчел заметили призрак черного монаха. Рэйчел тогда уверяла, что этот звук издают собаки. Потом кто-то сказал, что так кричит какая-то птица. Сейчас Карл отдал бы руку на отсечение, что это кричал человек. Сколько мрачного торжества звучало в этом крике!..
Королю понадобилось все его самообладание, чтобы взять себя в руки. Он стоял, прислушиваясь, однако все было тихо. Карл заставил себя взбодриться. В конце концов, он уже давно понял, что с этим домом не все ладно. Главное сейчас – уладить все с Робсартом.
Как король ни стремился отвлечься, он был слишком напряжен; выйдя из комнаты и различив в темном проходе звук шагов, он невольно отпрянул, заскочил в глубокую оконную нишу и затаился. Вскоре на фоне светившегося лунным светом окна он различил силуэт Джулиана. В первый миг Карл хотел выйти к нему, но потом передумал. Конечно, ему было любопытно узнать, чем кончилась встреча Грэнтэма с бароном, но он также понимал, что Джулиан сделает все, чтобы не допустить встречи с хозяином замка самого короля. А Карл не мог поделиться с Джулианом своим планом в отношении барона.
Поэтому он лишь молча наблюдал из своего укрытия, видел, как Грэнтэм поначалу постучал к нему, потом, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь и, лишь когда убедился, что короля нет в комнате, пошел к себе.
Когда Карл зашагал по темным переходам замка, ему вновь стало неуютно. Давешний крик все не шел у него из головы, да и сама атмосфера в замке, эти темные покои, сводчатые переходы, узкие лестницы наводили на неприятные мысли. Подумать только, а ведь еще недавно, спеша на свидание с Евой, он даже не думал об этом.
В передней перед покоями барона горел настенный факел, однако, вопреки ожиданию короля, здесь не было ни дежурного лакея, ни пажа. Безусловно, челяди в замке маловато, но лорд Дэвид мог бы окружить себя хоть мало-мальской свитой.
Карл еще никогда не заходил в башню, где обитал барон, и сейчас чувствовал себя здесь чужаком, вторгшимся на запретную территорию. Но все же он был королем и мог позволить себе нарушить установленные в замке правила. Поэтому он решительно постучал. Поначалу никто не отозвался, даже когда Карл повторил стук и окликнул лорда Робсарта. Ответа по-прежнему не было, лишь где-то наверху тявкал один из спаниелей. Этот звук заставил короля повести себя решительнее, и он вошел. За дверью находилась узкая лестница, покрытая ковром. Карл беззвучно поднялся и у очередной двери снова постучал. Вновь безуспешно, если не считать, что собака лаяла теперь прямо за дверью. Где бы мог быть сейчас хозяин? Карл какое-то время колебался и даже подумал, не следует ли ему вернуться. Потом мысль, что барон, возможно, уже сообщает Гаррисону, кто его гость, заставила Карла войти. В конце концов, если поднимется суматоха, покои Робсарта будут последним местом, где станут искать короля.
Маленький спаниель теперь радостно повизгивал, узнав гостя, ластился, забавно прыгал на задних лапках, дергая передними. Карл невольно улыбнулся и, подхватив пса, огляделся, отстраняя спаниеля, который пытался его облизать.
Он, похоже, находился в кабинете барона. Прямо перед ним, возле разожженного камина, стоял письменный стол красного дерева с вызолоченными углами, на котором лежала стопка чистой бумаги, письменные принадлежности, чеканная пепельница с курительной трубкой. Рядом стоял большой глобус на деревянной подставке. В полумраке покоя под выгнутым сводом выступала крестовина тяжелых балок. Шкафы и бюро у стен украшены затейливой резьбой, кресла обиты темным бархатом в тон длинным портьерам на окне и в дверных проемах. На полу тканые брюссельские ковры. Вся обстановка свидетельствовала о богатстве, но тем не менее создавалось впечатление строгой умеренности, а не нарочитой роскоши.
Опустив спаниеля, Карл прошел к противоположной двери и, откинув занавес, толкнул ее. Каменная лестница вела наверх в опочивальню. Карл не решился подняться, лишь позвал. Опять тишина. Робсарта не было в башне, и тем не менее что-то подсказывало королю, что недавно он сюда заходил. В покоях пахло курительным табаком, а трубка на столе еще испускала дым. Все эти господа, связанные с колониями, заядлые курильщики, и Робсарт не исключение. Но что же отвлекло его от излюбленного занятия? Карлу показалось, что он догадывается, в чем дело. Вовсе не в его августейшей особе. Тот крик. Барон ушел, едва заслышав его.
Карл понимал, что неожиданное сватовство Джулиана к младшей дочери барона, по сути, явилось лишь кратковременной отсрочкой его разоблачения. Что теперь? Опять бегство, опасности, непредсказуемость? Карл представил, что произойдет, если они этой же ночью покинут Сент-Прайори. Его исчезновение, а особенно исчезновение жениха Рэйчел может только обозлить Робсарта. Как он отнесется к этому? Если воспримет как оскорбление, то вполне может организовать погоню. Он привлечет к делу Стивена Гаррисона, и они устроят на них в Хемпшире настоящую облаву. Не говоря уже о том, что властям откроется, где скрывается Карл Стюарт, и они стянут сюда свежие силы. Кроме того, усилится охрана всех южных портов, а это лишит его всякой надежды в ближайшее время покинуть Англию.
У Карла мелькнула еще одна мысль. О Еве. Король понимал, что сколь бы ни была неприятна разлука с возлюбленной, но Ева не пропадет. Она сильная женщина, несмотря на всю свою впечатлительность и кажущуюся ранимость. К тому же она помолвлена с Гаррисоном, и Карл не имеет на нее никаких прав. Король подумал, что даже Рэйчел после сватовства, а затем поспешного бегства жениха придется хуже. Но как бы ему ни было жаль обеих дочерей Робсарта, сейчас, когда вопрос встал о его жизни и свободе, не следовало быть чересчур сентиментальным. Ибо что бы ни думал о нем Джулиан, Карл всегда помнил, кто он и что являет собой для сторонников монархии. Поэтому он не имеет права думать о личных переживаниях. Если только…
Карл вздохнул. Если, конечно, его личные интересы не совпадут с его политическими планами.
Тогда он стал думать о Робсарте. Где-то в глубине души у короля жило почти интуитивное предчувствие, что барон не выдаст его. Поначалу оно основывалось лишь на том, как спокойно вел себя Робсарт, не проявив ни малейшего волнения при его особе. Он не был похож на человека, готового арестовать августейшего гостя. Да и какая ему в том корысть? Робсарт достаточно состоятелен, чтобы не польститься на денежную награду в тысячу фунтов, которая могла бы привлечь кого-либо пониже рангом. К тому же барон не мог не отдавать себе отчета в том, что, передай он в руки республиканцев сына казненного монарха, и доступ в круг английской аристократии будет для него навсегда закрыт. Он станет изгоем среди равных себе. Ведь имя Робсарта и так запятнано тем, что перед казнью короля он единственный из английских лордов не проголосовал против вынесения смертного приговора. Захочет ли он окончательно опорочить себя, передав в руки Убийц Карла I его сына?
Карл снова и снова анализировал поведение Робсарта во время их встречи за ужином, его внимательные взгляды, легкое удивление и печаль на лице. И в нем крепло убеждение, что барон его не выдаст. Кроме интуиции, об этом свидетельствовали и те сведения, которые он имел о Робсарте. Лорд Дэвид спас во время разгрома при Нэйсби короля Карла I, и сделал это в ущерб своей карьере, почти с риском для жизни. Более того, когда дело Карла I уже считалось проигранным и парламентарии торжествовали, он оставил службу у них. Его работа в Вест-Индской компании кроме того, что служила на благо Англии, позволяла Робсарту держаться в стороне от пришедших к власти убийц короля. Да и недавние слова Евы о том, что ее отец недоволен положением дел в стране и не в ладах с Кромвелем, звучали правдоподобно. Но было еще нечто, что говорило в пользу того, что Робсарт не выдаст. Во-первых, Карл гостил в Сент-Прайори, и как лорд и джентльмен Робсарт не мог пойти против своей чести, предав его. А во-вторых, дочери барона обязаны ему своим спасением. И Робсарт оставался у него в долгу. К тому же, признав короля и поняв, что спутник Карла роялист, он бы попросту не проявил интереса к сватовству Джулиана. А так он остался беседовать с лордом Грэнтэмом, и вполне возможно… И Карл даже заволновался, гадая, что ответит барон на предложение его спутника.
Он отвернулся от окна. В камине по-прежнему тихо потрескивали поленья, горел огонь, но после слепящего света луны Карлу показалось, что в комнате на редкость темно. Он едва не налетел на кресло у камина и выругался сквозь зубы. Он был очень напряжен, да и Джулиан что-то слишком задерживался. Карл вдруг решил, что не станет его ожидать, а сам пойдет к Робсарту и все выяснит. Пожалуй, Джулиан бы этого не одобрил, но Карлу было уж слишком тяжело. Он хотел разрубить узел сомнений и противоречий, выяснить все раз и навсегда. К тому же у него сложился план. Он знал, что предложить Робсарту.
Однако когда он коснулся дверной рукояти, нечто его остановило. Он замер, прислушиваясь, и кровь словно заледенела в его жилах. Крик. Он шел со стороны парка. Вернее, не крик, а стон. Долгий, протяжный, перешедший в пронзительный вой и закончившийся резкими прерывистыми звуками, отдаленно напоминающими не то лай, не то смех. Жуткий, безрадостный смех.
Карл замер. Он помнил, что уже слышал это в ту ночь, когда они с Рэйчел заметили призрак черного монаха. Рэйчел тогда уверяла, что этот звук издают собаки. Потом кто-то сказал, что так кричит какая-то птица. Сейчас Карл отдал бы руку на отсечение, что это кричал человек. Сколько мрачного торжества звучало в этом крике!..
Королю понадобилось все его самообладание, чтобы взять себя в руки. Он стоял, прислушиваясь, однако все было тихо. Карл заставил себя взбодриться. В конце концов, он уже давно понял, что с этим домом не все ладно. Главное сейчас – уладить все с Робсартом.
Как король ни стремился отвлечься, он был слишком напряжен; выйдя из комнаты и различив в темном проходе звук шагов, он невольно отпрянул, заскочил в глубокую оконную нишу и затаился. Вскоре на фоне светившегося лунным светом окна он различил силуэт Джулиана. В первый миг Карл хотел выйти к нему, но потом передумал. Конечно, ему было любопытно узнать, чем кончилась встреча Грэнтэма с бароном, но он также понимал, что Джулиан сделает все, чтобы не допустить встречи с хозяином замка самого короля. А Карл не мог поделиться с Джулианом своим планом в отношении барона.
Поэтому он лишь молча наблюдал из своего укрытия, видел, как Грэнтэм поначалу постучал к нему, потом, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь и, лишь когда убедился, что короля нет в комнате, пошел к себе.
Когда Карл зашагал по темным переходам замка, ему вновь стало неуютно. Давешний крик все не шел у него из головы, да и сама атмосфера в замке, эти темные покои, сводчатые переходы, узкие лестницы наводили на неприятные мысли. Подумать только, а ведь еще недавно, спеша на свидание с Евой, он даже не думал об этом.
В передней перед покоями барона горел настенный факел, однако, вопреки ожиданию короля, здесь не было ни дежурного лакея, ни пажа. Безусловно, челяди в замке маловато, но лорд Дэвид мог бы окружить себя хоть мало-мальской свитой.
Карл еще никогда не заходил в башню, где обитал барон, и сейчас чувствовал себя здесь чужаком, вторгшимся на запретную территорию. Но все же он был королем и мог позволить себе нарушить установленные в замке правила. Поэтому он решительно постучал. Поначалу никто не отозвался, даже когда Карл повторил стук и окликнул лорда Робсарта. Ответа по-прежнему не было, лишь где-то наверху тявкал один из спаниелей. Этот звук заставил короля повести себя решительнее, и он вошел. За дверью находилась узкая лестница, покрытая ковром. Карл беззвучно поднялся и у очередной двери снова постучал. Вновь безуспешно, если не считать, что собака лаяла теперь прямо за дверью. Где бы мог быть сейчас хозяин? Карл какое-то время колебался и даже подумал, не следует ли ему вернуться. Потом мысль, что барон, возможно, уже сообщает Гаррисону, кто его гость, заставила Карла войти. В конце концов, если поднимется суматоха, покои Робсарта будут последним местом, где станут искать короля.
Маленький спаниель теперь радостно повизгивал, узнав гостя, ластился, забавно прыгал на задних лапках, дергая передними. Карл невольно улыбнулся и, подхватив пса, огляделся, отстраняя спаниеля, который пытался его облизать.
Он, похоже, находился в кабинете барона. Прямо перед ним, возле разожженного камина, стоял письменный стол красного дерева с вызолоченными углами, на котором лежала стопка чистой бумаги, письменные принадлежности, чеканная пепельница с курительной трубкой. Рядом стоял большой глобус на деревянной подставке. В полумраке покоя под выгнутым сводом выступала крестовина тяжелых балок. Шкафы и бюро у стен украшены затейливой резьбой, кресла обиты темным бархатом в тон длинным портьерам на окне и в дверных проемах. На полу тканые брюссельские ковры. Вся обстановка свидетельствовала о богатстве, но тем не менее создавалось впечатление строгой умеренности, а не нарочитой роскоши.
Опустив спаниеля, Карл прошел к противоположной двери и, откинув занавес, толкнул ее. Каменная лестница вела наверх в опочивальню. Карл не решился подняться, лишь позвал. Опять тишина. Робсарта не было в башне, и тем не менее что-то подсказывало королю, что недавно он сюда заходил. В покоях пахло курительным табаком, а трубка на столе еще испускала дым. Все эти господа, связанные с колониями, заядлые курильщики, и Робсарт не исключение. Но что же отвлекло его от излюбленного занятия? Карлу показалось, что он догадывается, в чем дело. Вовсе не в его августейшей особе. Тот крик. Барон ушел, едва заслышав его.