Страница:
Вскоре Карл заметил еще кое-что. Каменные стены покоя в человеческий рост были обшиты панелями черного дуба, искусно разделенными на прямоугольники. Возле одного из таких прямоугольников и крутился спаниель, тыкался в него носом, поскуливая, и даже скреб лапкой. Карл понял, что там есть ход. Подойдя, он слегка надавил на панель. Она подалась, открыв ведущую куда-то лестницу. Тайны Сент-Прайори… Взяв с каменной полки свечу, король заглянул в проход. Узкий сводчатый коридор, соединяясь еще с одним, уводил куда-то вниз, во мрак. Карл какое-то время глядел туда. Любопытство побуждало его пойти, но чувство благородства и воспитание заставляли остаться на месте. Он был здесь гостем и не имел права вмешиваться в то, что его не касалось. Поэтому он поставил панель на место и, подхватив спаниеля, вышел. Если ему и следовало подождать Робсарта, то все же не стоило указывать, что он в чем-то его подозревает. Поэтому он спустился в прихожую и, сев на скамью у стены, погрузился в раздумье.
Ждать пришлось не очень долго. Спаниель первый учуял появление хозяина, завозился и, соскочив с коленей короля, стал скулить под дверью. Тогда Карл вторично постучал. На этот раз Робсарт сам открыл ему дверь.
– Вы?
Он жестом предложил гостю войти. Барон выглядел мрачным и словно постаревшим. Дерзка в руках подсвечник, он провел гостя в кабинет. Карл молча сел в указанное кресло, наблюдая, как лорд выбил трубку, вновь наполнил ее табаком и, прикурив от уголька в камине, с явным удовольствием выпустил изо рта несколько голубых колец. Если он и знал, кто его вечерний посетитель, то никак не проявил этого. Вообще у Карла создалось впечатление, что мысли барона где-то далеко.
– Вы уже чувствуете себя лучше? – наконец спросил Робсарт.
– Я не был болен, – спокойно ответил Карл.
– Что ж, это отрадно.
Теперь барон смотрел на короля. В его глазах светился ум, аскетичный и суровый.
– Я слушаю вас.
Карл, несмотря на всю свою решимость, замялся, не зная, с чего начать.
– Я недавно слышал странный крик.
– И что же? – сразу встрепенулся Робсарт.
Карл увидел, как он нервно сжал в руке трубку. Алым отсветом сверкнул рубин на его безымянном пальце. Карл вспомнил рассказ Евы, что этот рубин подарил Робсарту его отец после битвы при Нэйсби. Он помнил этот перстень с овальным камнем на руке отца. И вот он у Робсарта. «В знак их примирения» – так сказала Ева.
На душе короля немного потеплело. Он понял, что если хочет добиться расположения этого лорда-республиканца, ему не следует намекать, что он в чем-то подозревает его, вмешивается в их семейные тайны. Поэтому он заговорил о другом. Сославшись на то, что давно был отрезан от событий в Лондоне и плохо знает расстановку сил в стране, он попросил сэра Дэвида просветить его. Карл ожидал реакции. Удивит ли Робсарта столь неожиданная просьба гостя, да еще в столь неурочный час? Но Робсарт лишь раскурил трубку и стал спокойно рассказывать: Кромвель сейчас полноправный хозяин в Англии, парламент подле него ничто, даже петиции в Вестминстере поступают не в палату общин, а на имя Кромвеля. Кромвель чувствует свои силы и беззастенчиво заявляет, что, будь он лет на десять моложе, не было бы в Европе короля, которого он не заставил бы дрожать. И в этих словах есть истина. Как бы Европа ни ужасалась деяниям кровавого Нола, теперь она заискивает перед ним и ищет мира. Многие государства уже прислали к нему своих представителей: Германия, Венеция, Генуя, короли датский, португальский, а шведская королева Христина даже подарила свой портрет в знак особой дружбы. Только русский царь Алексей не пожелал признать республику убийц короля. Что же до Франции и Голландии…
– О боже! – невольно вырвалось у короля.
Робсарт, словно не заметив этого, спокойно продолжил:
– Эти страны пока придерживаются нейтралитета. Но вот что удивительно – одной из первых власть лорда-протектора, пуританина и убийцы монарха признала католическая Испания.
– Не может быть! – только и выдохнул король.
– Не стоит отчаиваться, сир. Политика – вещь изменчивая. Сегодня все за Кромвеля, завтра же…
– Вы обратились ко мне «сир»? – быстро перебил король.
Робсарт на миг исчез в облаке дыма. Потом Карл увидел его прямой, острый взгляд.
– Я стою перед вами, когда вы сидите. Стою с непокрытой головой. И если я не спешу припасть к руке моего короля, то лишь потому, что еще не получил на это соизволения.
Карл был напряжен, как натянутая тетива.
– А если я вам позволю?
Робсарт молча положил трубку на стол, приблизился к Карлу. Но когда он хотел преклонить колена, король удержал его:
– Не стоит. Я в вашей власти. А вы лорд-республиканец.
– Я никогда не был им.
Это было сказано твердо.
– Я сражался на стороне парламента, это правда. У меня были сомнения насчет злоупотребления властью вашим отцом. Видите, я откровенен с вами. И так же откровенно сказку, что пошел на войну, движимый не столько государственными помыслами, сколько мелким личным чувством. Местью. В этом была моя вина, за которую я и поныне несу наказание, ибо теперь я полностью во власти Кромвеля. Есть нечто, известное лорду-протектору, что накрепко приковало меня к нему. По сути, я его пленник. Ваш отец тоже знал мою тайну, но он был человек благородный – да покоится душа его в мире. Оливер же…
Он умолк, и Карл вдруг увидел выражение неприкрытой ненависти, вмиг изменившее отчужденно-холодное лицо барона. В следующий миг тот уже овладел собой, неопределенно взмахнул рукой и вновь отошел к камину.
– Вы странный человек, лорд Дэвид, – негромко произнес Карл. – Из мести вы пошли сражаться против Стюартов, теперь ненавидите Кромвеля.
Барон глядел на огонь.
– Моя ненависть, моя боль.
Карл невольно поежился. Сейчас от Робсарта словно веяло чем-то тяжелым, мрачным… Как своды его замка.
– Моя мать когда-то стояла перед вами на коленях, – сухо заметил Карл. – А потом просила за вас. Мой отец тоже просил за вас. Вы же толкуете о мести.
Брови Робсарта сошлись к переносице, резкие складки обозначились у крыльев носа, он чуть скривил рот. Когда он глянул на короля, то показался ему сразу постаревшим. Но глаза его, отражавшие красный свет камина, сверкнули по-волчьи.
– Я простил ваших родителей, сир. Хотя они и навлекли на меня величайшее несчастье. Сначала ваша матушка, по своей прихоти, потом ваш отец, так как поддерживал ее. Они вынудили меня жениться.
Карл едва не фыркнул. Это ли причина для ненависти?
– Вы могли отказаться.
– Не мог. Дама была беременна, и Стюарты приняли ее сторону, проявили свою власть. Я ведь скомпрометировал себя тем, что поддерживал ирландцев. В то время, когда в Ирландии вспыхнул мятеж, моя поддержка была равносильна государственной измене. Король и королева обещали замять дело, если я женюсь на фрейлине ее величества.
– На Шарлотте де Бомануар, – догадался король. – Я слышал, это был неудачный брак. Но раз дама находилась в положении… По-моему, мои родители лишь требовали справедливости.
Робсарт молчал. Потом медленно обошел стол и чуть толкнул глобус. Очертания Англии медленно выплыли из-под его руки.
– Что привело вас ко мне? – не глядя на короля, произнес он. – Если вы волнуетесь, что я донесу на вас, можете быть спокойны. Я вынужден служить Кромвелю, но это не означает, что я предам в его руки сына короля-мученика.
Карл встал, подошел. Теперь они стояли совсем близко – Робсарт с погасшей трубкой в руке и молодой король. Меж ними была лишь модель сферы земли. Карл поглядел на изображение Атлантического океана прямо перед собой. Океана, который бороздил флот Робсарта. Огромный флот.
В темных глазах короля зажглись искры.
– Да, мне нужно было убедиться, что вы не враг. Более того, я хотел сделать вас своим другом.
Робсарт чуть пожал плечами:
– Я связан с Кромвелем.
– Так порвите с ним. Служите мне.
Робсарт удрученно молчал. Карл ощутил нетерпение.
– Вы говорили, что политика – вещь изменчивая. Да, Европа сейчас признала силу Оливера Кромвеля. Но надолго ли? Что такое Оливер? Сколько времени этот узурпатор продержится у власти? Я же имею право на сочувствие и помощь при иностранных дворах уже по праву рождения. И рано или поздно – верю – я верну себе трон. Мне даже предрекли это, как и другое – что я уже встретил свою судьбу. Я не легковерен и не сентиментален. Но сейчас положение особое. Я знаю, кто моя судьба, – ваша дочь Ева. Поэтому я прошу у вас ее руки.
Робсарт выронил трубку и широко открытыми глазами смотрел на короля.
– Ева уже помолвлена, – наконец, словно с трудом, произнес он.
– Разве я не более предпочтительная кандидатура в глазах аристократа Робсарта, нежели сквайр Гаррисон? Сама-то Ева уже сделала свой выбор. И только дочерняя почтительность удерживает ее от того, чтобы попросить вас расторгнуть эту помолвку.
Робсарт все еще пребывал в смятении, глядя на короля. Коротко остриженные кудри Карла придавали ему сходство с круглоголовыми. Но эти искрящиеся выразительные глаза были глазами кавалера и вполне соответствовали его обаятельному, хоть и некрасивому лицу. Робсарт подумал, что эта выразительная внешность вполне могла расположить к «мистеру Трентону» его влюбчивую дочь. Но знает ли она, кто их гость? Он спросил короля, был ли у того с Евой разговор о том, кто он. Карл отрицательно покачал головой:
– Ваша дочь, милорд, ничего не знает. И этим мила мне.
Робсарт словно сомневался.
– Она догадывается, что вы хотите просить ее руки?
– Нет.
Барон задумчиво произнес:
– Ева уже невеста. И помолвка с Гаррисоном состоялась с ее согласия. Конечно, она не глупа и могла понять, что этот союз не принесет им обоим счастья. Она вполне могла увлечься вами. Могла быть мила и кокетлива, не зная, что играет с огнем. Хотя и не имеет на это права. И потому, что обручена с другим, и потому… – Он глубоко вздохнул. – Свет не поощряет подобные альянсы.
Карл грустно рассмеялся:
– Пусть сначала свет признает во мне короля. Пока я лишь изгнанник, которым играет судьба. Я в разладе с окружающим миром. Я плыву, куда меня несет ветер. И разве он не может занести меня в тихую гавань под названием супружество?
– Ваше величество, – наконец выговорил титул короля Робсарт. – Вы не должны говорить о себе так. Вы помазанник Божий, вы – король, с короной или без нее, безразлично. И должны быть выше того, что судьба предоставляет простым смертным. Вы всегда обязаны думать лишь о своем титуле, и это будет вашей силой и добродетелью.
Карл печально улыбнулся:
– В моем характере, сэр Дэвид, есть много хорошего. Но вот силы и добродетели, увы, нет!
Что-то в его тоне заставило Робсарта насторожиться. Он внимательно поглядел на короля.
– Уж не хотите ли вы сказать, что вы и Ева.
Королю показалось забавным его смущение.
– Я взрослый мужчина, сэр, а ваша дочь уже не невинная девушка. Однако я люблю ее. Пусть я и помазанник Божий, но сердце у меня живое и кровь такая же теплая, как у обычных смертных. А что до соображений морали… Что ж, сейчас в Англии пуритане считают, что тащить женщину в постель – смертный грех, но по мне нет греха, если она сама не против.
Это было сказано сухо, с известной долей цинизма. Карл понимал, что Робсарт знает, что представляет собой его старшая дочь, и хотел расставить все точки над «i». Он не давал барону опомниться.
– Если, как вы сказали, у Кромвеля есть чем придавить вас, то родство со Стюартами освободит вас от этой зависимости.
Робсарт закрыл глаза.
– Вы не понимаете, о чем говорите, сир.
– Наоборот. Понимаю, и очень хорошо. Мне кажется, вы дали согласие на брак с моим лордом для своей младшей дочери, и я не понимаю, почему противитесь союзу старшей со Стюартом. Надеюсь, дело здесь не в вашей благосклонности к полковнику Гаррисону? Ибо вы человек не сентиментальный и понимаете, какие выгоды несет вам родство с королем. Даже с королем-изгнанником. Черт побери, я и упрашиваю вас не как монарх, а как простой смертный. Смешно, право! – Карл откровенно громко расхохотался.
Робсарт вздрогнул от этого молодого задорного смеха. Плечи его по-прежнему были опущены. Но вот взгляд, устремленный на глобус, постепенно прояснился.
– Корабли, – произнес он и бросил на Карла проницательный взгляд. – Вас интересует сформированный мною флот. Флот, который станет приданым моей дочери.
– И отличным приданым, – отметил король.
Он понял, что не стоит таиться. Более того, мысль о флоте уравнивала изгнанника-монарха и адмирала Робсарта. Это явно приободрило барона. Он сразу ожил, выпрямился, даже тон его изменился. Теперь они говорили о том, что так интересовало Карла Стюарта, – сколько у Робсарта торговых кораблей и сколько военных, каково количество людей на них, кто предан республике и сколько колеблющихся, в каких гаванях можно расположить суда и где набрать на них преданных монархии людей.
Карл видел, насколько опытен в этом вопросе Робсарт, и понимал, насколько тот может быть ему полезен; обсуждал с ним возможности связи с преданными роялистами и сторонниками на континенте. Робсарт явно воспрянул духом. Он уже начал понимать, какие выгоды сулит ему предложение короля, глаза его загорелись. Воистину фортуна, соединившая их, преподнесла обоим неожиданный подарок. Они говорили лишь о делах, не возвращаясь более к вопросу об обручении Карла с Евой. Это казалось само по себе делом решенным. Под конец Робсарт даже открыл буфет, где у него была припасена бутылочка сладкой мадеры. Они чокнулись.
– За моего будущего тестя! – белозубо улыбнулся Карл, придавая своим обаянием весомость и без того лестной фразе.
И Робсарт не смог уже не ответить улыбкой, впервые за все время.
– Да благословит Господь наши начинания, – ответил он.
Карл отказался от того, чтобы хозяин проводил его. Он шел от него по коридору, едва ли не насвистывая. Даже мрак замка словно отступил, так легко было у него на душе. Ему ничего не угрожало, он заполучил сильного союзника и любимую женщину. Тем не менее, когда в темноте он едва не налетел на поджидавшего его в проходе Джулиана, Карл невольно вскрикнул:
– Разрази тебя гром, милорд! Ты напугал меня.
Джулиан поклонился:
– Простите, сир. Но я волновался за вас. Где вы были?
По сути, Джулиан не имел права задавать подобный вопрос своему королю. Но Карл сейчас и не подумал об этом. Он прямо-таки выпалил:
– У Робсарта!
Джулиан молчал, во мраке Карл не мог различить выражение его лица. Наконец Грэнтэм вздохнул:
– Я почему-то догадывался. Сир, вы не должны были этого делать. Это опасно.
– Было бы опасно, – заметил Карл, – если бы я не пошел к нему. А так… Если не ошибаюсь, барон дал согласие на твой брак с Рэйчел. Что ж, если Гаррисону не удастся увести ее у тебя и ты все же женишься на ней, то мы вскоре породнимся – я попросил у барона руки Евы. Если тот же Гаррисон не помешает мне. Надеюсь, Робсарт теперь поспешит расторгнуть ту помолвку, чтобы породниться со своим королем.
– Сир, вы что…
– Да, я признался ему, кто я. Хотя он еще раньше все понял.
– Сир, я не о том. Я имею в виду, что вы не имели права свататься к леди Еве.
Карл не желал, чтобы слова Джулиана, эта ложка дегтя в бочке меда, таящая горький привкус рассудительности и здравомыслия, разрушили то радужное настроение, в каком он находился. Поэтому он тут же стал объяснять Джулиану выгоды, которые несет ему этот союз, но тот был непреклонен.
– Все это время я наблюдал за вами и за Евой, сир. И видел, как эта рыжая лиса искушала вас, словно грешная жена Иова. Но я надеялся, что ваш разум и чувство долга позволят вам, несмотря на все невзгоды, не забывать, что прежде всего вы Карл II Стюарт и что вы не пойдете далее удовлетворения плотских желаний. Брак вы должны заключить с женщиной, достойной вас.
– Вспомни, Джулиан, – резко прервал король, – что сейчас я всего лишь изгнанник. И ни одна особа монарших кровей не желает связывать со мной судьбу. Разве моя мать, живя во Франции, не получила отказ, когда сватала для меня кузину Людовика XIV мадемуазель Монпансье, богатейшую наследницу Европы? А отказ, который я получил от принцессы Луизы Оранской? А история с Генриеттой Голландской, в руке которой мне также было отказано? Так почему же после всех этих неудач неприкаянный беглец, вроде меня, не может сочетаться браком с той, которая мне мила?
– Чтобы окончательно не доказать вашим врагам, как низко вы пали, – заметил Джулиан. – Да, возможно, пока вам сопутствуют неудачи, вы не сможете подобрать себе достойную супругу. В таком случае вам вообще пока не стоит спешить с женитьбой. Вы всегда должны помнить, что ваш трон рано или поздно вернется к вам и ваши дети должны быть достойны его. Они должны быть принцами крови, а не полукровками от недостойного брака.
– Вот-вот, дети! – вдруг вскипятился Карл, и Джулиану даже пришлось сделать предостерегающий жест, чтобы тот говорил тише. Но если король и понизил тон, то говорил с прежней горячностью. – Да, дети – продолжение рода. Мне ведь предрекли, что я уже нашел свою судьбу и если я не последую за ней, то мой род зачахнет. Так почему бы мне не жениться на крепкой, здоровой женщине, которая нарожает мне сыновей, вместо того чтобы ждать призрачной невесты, изнеженной, слабой особы, которая не сможет понести от меня?
– Сир, вы не должны так думать, – едва сдерживая раздражение, спокойно возразил Джулиан. Он старался говорить не осуждающим тоном, а как можно дружелюбнее и тем не менее настойчиво. – Нельзя забывать, что брак с Евой Робсарт может поколебать верность вам тех солидных и осторожных людей роялистской партии, которые поддерживают вашу борьбу. Станут ли они рисковать своей жизнью и состоянием, чтобы возвести на трон человека, не способного управлять даже своими страстями? И что скажут ваши наставники маркиз Хартфордский, сэр Николас и сэр Хайд о таком опрометчивом и безумном поступке, как союз с девицей со столь запятнанной репутацией, как леди Ева? Которая была то шлюхой Руперта, то…
– Замолчи, Джулиан! – строго произнес Карл. – Когда я окажусь на континенте, то только и буду делать, что выслушивать нотации моего канцлера Хайда и остальных. А пока я собираюсь поступить как считаю нужным. Мне нужен Робсарт, нужен сильный флот и, в конце концов, мне нужна Ева. Кроме того, чтобы не отвратить от себя сторонников, я вполне могу держать свой брак в тайне.
– Но если нынешний лорд-протектор Кромвель узнает о вашем неравном браке… Сир, вы не можете давать ему в руки такой козырь!
Карл резко отвернулся, плечи его поникли. Всего час назад он думал, что взвесил все «за» и «против», когда пошел на разговор с Робсартом. Но эти доводы Джулиана, его неторопливая, почти задушевная манера убеждать!.. Проклятье! Он уже давно пришел к выводу, что чужое мнение не должно влиять на его решения и нужно прислушиваться только к себе самому. А внутренний голос ему говорил, что убежденность Джулиана о недопустимости такого альянса скорее основана на его чисто французской сословной ограниченности, чем на трезвом убеждении. Ни разу, к каким бы аргументам ни прибегал лорд Грэнтэм, он не обмолвился о том, что союз короля с Робсартами несет столь внушительную выгоду, как флот Вест-Индской компании! Разве сторонники короля на континенте не учтут этого? Особенно если брак и в самом деле какое-то время держать в тайне. Король сцепил зубы. Слова Джулиана давили на него, но собственное мнение оставалось незыблемым.
Джулиан иначе истолковал молчание Карла Стюарта. Он даже воодушевился.
– О, сир, мое единственное желание – служить вам. Прошу вас, не давайте Кромвелю повода опорочить вас и дать ему новое оружие в борьбе с вами. И учтите, как бы ни нравилась вам леди Ева, вы не должны забывать: то, что прилично для обычного смертного, может очернить короля.
Джулиан был красноречив – ему во что бы то ни стало следовало отговорить короля.
– Сир, если весть о вашем недостойном браке разлетится, от вас отвернутся соратники, а иноземные дворы станут смеяться над вами…
– Если, если, если!.. – почти простонал Карл. – Сколько таких «если» было в моей жизни. Почему я должен полагаться на такое вот «если», а не поступать так, как считаю нужным? Я устал, как я устал… Порой мне просто хочется человеческой жизни, хочется отказаться от всего…
Джулиан промолчал, но словно отдалился от Карла. Король по-прежнему не видел его лица, но понимал, что проявил при спутнике непростительную слабость, что он не должен был говорить этих слов, вырвавшихся у него в минуту отчаяния. К тому же он никогда не позволял себе забыть о своем звании, о божественном предназначении быть королем и добиваться престола. Но сейчас он думал лишь о том, что ему хочется и соединить свою судьбу с Евой, и добиться трона.
– Ева, она… – начал он, но Джулиан перебил его:
– Ева Робсарт недостойна вас, сир.
Это было сказано сухо и твердо. Карл улыбнулся в темноте. Он давно понял, что Джулиан недолюбливает его избранницу и стремится всячески опорочить ее в глазах короля.
– Ты не понимаешь, Джулиан. Я люблю ее. Но ты– Такие люди, как ты, обладающие врожденной добродетелью, не способны понять ошеломляющего натиска чувств, обрушивающихся на людей моего типа. То, что Ева не ангел… Я не слеп и вижу это. Она легкомысленна, импульсивна, высокомерна, но у нее живая натура, гибкий ум. Она способна многое понять и многому научиться. И она любит меня. Даже не догадываясь, кто я.
– Вы в этом уверены, сир? – как-то холодно и зло произнес Джулиан. – Почему вы считаете, что Ева Робсарт, так хорошо знавшая вас ранее, не догадывается, кто вы? Вот ее сестра, к примеру, говорила, что Ева, рассказывая ей, что мы роялисты, обмолвилась и о том, что узнала одного из нас. Уж, наверное, не меня, ибо мы ни разу не встречались.
Карл насторожился, замер, даже словно задохнувшись. Он сам не ожидал, как сильно заденут его слова Джулиана. Ведь подсознательно он упивался мыслью, что Ева полюбила его как человека, полюбила Чарльза Трентона, а не короля, Карла Стюарта. А ведь Ева, несмотря на ее пылкость и нежность, не просто влюбленная провинциалка. Она знала свет, вращалась в высших кругах, и это не могло не сделать ее честолюбивой. Тем не менее Карл постарался прогнать эту мысль. Ему так хотелось простых человеческих чувств, бескорыстных и искренних, всего того, что он столь страстно искал в любви Евы.
– Джулиан, твои обязанности сделали тебя подозрительным. Ева могла сказать это, лишь бы убедить сестру. Я ведь так изменился со времен нашего знакомства, и она…
Он не окончил, резко повернувшись в сторону освещенной луной лестницы, откуда долетели торопливые легкие шаги. И появилась она, Ева.
При виде ее у Карла словно запылало все внутри. Она заметила мужчин и остановилась. В легком белом пеньюаре с пеной кружев, с распущенными ниспадающими на плечи волнами волос, она показалась королю легкой ночной феей из легенды. Как завороженный, он шагнул к ней, не слыша тихих проклятий Джулиана. Карл протянул к ней руки, и она кинулась навстречу; он обнял ее, вдохнул идущий от волос девушки аромат жасмина.
Она льнула к нему, ничуть не смущаясь присутствия Джулиана.
– Отец сказал, что вы были у него. Я так волновалась. Он не узнал вас?
– Разве лорд Дэвид ничего не сказал тебе, Ева?
– Нет. А что он должен был сказать?
Карлу это показалось странным. Хотя, возможно, Робсарт просто сначала хотел поговорить с Гаррисоном и официально расторгнуть помолвку.
– Я попросил твоей руки у лорда Дэвида, – сказал король.
Эти слова дались ему тяжелее, чем он мог ожидать. Даже радости он не ощутил. Возможно, сказались увещевания Джулиана. Поэтому, проговорив это, он сразу же взглянул не на Еву, а на Грэнтэма.
Силуэт лорда слабо выступал во мраке. Потом Джулиан пошел прочь. И чем дальше он уходил, тем легче становилось на душе у Карла. Он даже негромко засмеялся. Вновь поглядев на Еву, он сжал ее лицо в ладонях.
– Ангел мой, Ева, я попросил твоей руки и не получил отказа.
У Евы так стучало сердце, что, казалось, его удары отдаются в горле.
– О… – только и выдохнула она. И вдруг заплакала. Это было немое, беззвучное рыдание, нервно сотрясавшее все тело.
– Что с тобой, Ева? – утешал ее Карл. – Разве мы не любим друг друга? Разве ты не хочешь, чтобы наша связь была освящена Небом?
– О, хочу, хочу! – всхлипывала она. – Но я так боялась… Я не смела и надеяться.
– Но почему? – спросил он и помимо воли вспомнил, что говорил Джулиан. О том, что Ева знает, кто он. Почему она так поражена тем, что он попросил ее руки? Сейчас она была в таком смятении, словно свершилось нечто немыслимое. Где-то в глубине души Карла появился холодок. Он даже отстранился от нее. – Почему ты так потрясена, Ева? Разве я поступил не по-джентльменски, что попросил руки женщины, которую совратил? И почему твой отец не мог ответить мне согласием?
Она молчала и продолжала нервно всхлипывать. Но Карл требовал ответа. Ему необходимо было понять – любит ли его Ева или же ведет с ним игру. Он сам не ожидал, насколько это окажется для него важным.
Но отвлек их внимание звук подков во дворе – кто-то приехал. Послышались голоса, где-то рядом хлопнула дверь. Им следовало уйти; Карл первый стал увлекать Еву прочь. Они оказались на крыльце, выходившем в сад. Почти машинально Карл взглянул на часы. Одиннадцать. Парк еще не был для них опасен. И они, перебежав открытое, залитое лунным светом пространство, укрылись в беседке.
Ждать пришлось не очень долго. Спаниель первый учуял появление хозяина, завозился и, соскочив с коленей короля, стал скулить под дверью. Тогда Карл вторично постучал. На этот раз Робсарт сам открыл ему дверь.
– Вы?
Он жестом предложил гостю войти. Барон выглядел мрачным и словно постаревшим. Дерзка в руках подсвечник, он провел гостя в кабинет. Карл молча сел в указанное кресло, наблюдая, как лорд выбил трубку, вновь наполнил ее табаком и, прикурив от уголька в камине, с явным удовольствием выпустил изо рта несколько голубых колец. Если он и знал, кто его вечерний посетитель, то никак не проявил этого. Вообще у Карла создалось впечатление, что мысли барона где-то далеко.
– Вы уже чувствуете себя лучше? – наконец спросил Робсарт.
– Я не был болен, – спокойно ответил Карл.
– Что ж, это отрадно.
Теперь барон смотрел на короля. В его глазах светился ум, аскетичный и суровый.
– Я слушаю вас.
Карл, несмотря на всю свою решимость, замялся, не зная, с чего начать.
– Я недавно слышал странный крик.
– И что же? – сразу встрепенулся Робсарт.
Карл увидел, как он нервно сжал в руке трубку. Алым отсветом сверкнул рубин на его безымянном пальце. Карл вспомнил рассказ Евы, что этот рубин подарил Робсарту его отец после битвы при Нэйсби. Он помнил этот перстень с овальным камнем на руке отца. И вот он у Робсарта. «В знак их примирения» – так сказала Ева.
На душе короля немного потеплело. Он понял, что если хочет добиться расположения этого лорда-республиканца, ему не следует намекать, что он в чем-то подозревает его, вмешивается в их семейные тайны. Поэтому он заговорил о другом. Сославшись на то, что давно был отрезан от событий в Лондоне и плохо знает расстановку сил в стране, он попросил сэра Дэвида просветить его. Карл ожидал реакции. Удивит ли Робсарта столь неожиданная просьба гостя, да еще в столь неурочный час? Но Робсарт лишь раскурил трубку и стал спокойно рассказывать: Кромвель сейчас полноправный хозяин в Англии, парламент подле него ничто, даже петиции в Вестминстере поступают не в палату общин, а на имя Кромвеля. Кромвель чувствует свои силы и беззастенчиво заявляет, что, будь он лет на десять моложе, не было бы в Европе короля, которого он не заставил бы дрожать. И в этих словах есть истина. Как бы Европа ни ужасалась деяниям кровавого Нола, теперь она заискивает перед ним и ищет мира. Многие государства уже прислали к нему своих представителей: Германия, Венеция, Генуя, короли датский, португальский, а шведская королева Христина даже подарила свой портрет в знак особой дружбы. Только русский царь Алексей не пожелал признать республику убийц короля. Что же до Франции и Голландии…
– О боже! – невольно вырвалось у короля.
Робсарт, словно не заметив этого, спокойно продолжил:
– Эти страны пока придерживаются нейтралитета. Но вот что удивительно – одной из первых власть лорда-протектора, пуританина и убийцы монарха признала католическая Испания.
– Не может быть! – только и выдохнул король.
– Не стоит отчаиваться, сир. Политика – вещь изменчивая. Сегодня все за Кромвеля, завтра же…
– Вы обратились ко мне «сир»? – быстро перебил король.
Робсарт на миг исчез в облаке дыма. Потом Карл увидел его прямой, острый взгляд.
– Я стою перед вами, когда вы сидите. Стою с непокрытой головой. И если я не спешу припасть к руке моего короля, то лишь потому, что еще не получил на это соизволения.
Карл был напряжен, как натянутая тетива.
– А если я вам позволю?
Робсарт молча положил трубку на стол, приблизился к Карлу. Но когда он хотел преклонить колена, король удержал его:
– Не стоит. Я в вашей власти. А вы лорд-республиканец.
– Я никогда не был им.
Это было сказано твердо.
– Я сражался на стороне парламента, это правда. У меня были сомнения насчет злоупотребления властью вашим отцом. Видите, я откровенен с вами. И так же откровенно сказку, что пошел на войну, движимый не столько государственными помыслами, сколько мелким личным чувством. Местью. В этом была моя вина, за которую я и поныне несу наказание, ибо теперь я полностью во власти Кромвеля. Есть нечто, известное лорду-протектору, что накрепко приковало меня к нему. По сути, я его пленник. Ваш отец тоже знал мою тайну, но он был человек благородный – да покоится душа его в мире. Оливер же…
Он умолк, и Карл вдруг увидел выражение неприкрытой ненависти, вмиг изменившее отчужденно-холодное лицо барона. В следующий миг тот уже овладел собой, неопределенно взмахнул рукой и вновь отошел к камину.
– Вы странный человек, лорд Дэвид, – негромко произнес Карл. – Из мести вы пошли сражаться против Стюартов, теперь ненавидите Кромвеля.
Барон глядел на огонь.
– Моя ненависть, моя боль.
Карл невольно поежился. Сейчас от Робсарта словно веяло чем-то тяжелым, мрачным… Как своды его замка.
– Моя мать когда-то стояла перед вами на коленях, – сухо заметил Карл. – А потом просила за вас. Мой отец тоже просил за вас. Вы же толкуете о мести.
Брови Робсарта сошлись к переносице, резкие складки обозначились у крыльев носа, он чуть скривил рот. Когда он глянул на короля, то показался ему сразу постаревшим. Но глаза его, отражавшие красный свет камина, сверкнули по-волчьи.
– Я простил ваших родителей, сир. Хотя они и навлекли на меня величайшее несчастье. Сначала ваша матушка, по своей прихоти, потом ваш отец, так как поддерживал ее. Они вынудили меня жениться.
Карл едва не фыркнул. Это ли причина для ненависти?
– Вы могли отказаться.
– Не мог. Дама была беременна, и Стюарты приняли ее сторону, проявили свою власть. Я ведь скомпрометировал себя тем, что поддерживал ирландцев. В то время, когда в Ирландии вспыхнул мятеж, моя поддержка была равносильна государственной измене. Король и королева обещали замять дело, если я женюсь на фрейлине ее величества.
– На Шарлотте де Бомануар, – догадался король. – Я слышал, это был неудачный брак. Но раз дама находилась в положении… По-моему, мои родители лишь требовали справедливости.
Робсарт молчал. Потом медленно обошел стол и чуть толкнул глобус. Очертания Англии медленно выплыли из-под его руки.
– Что привело вас ко мне? – не глядя на короля, произнес он. – Если вы волнуетесь, что я донесу на вас, можете быть спокойны. Я вынужден служить Кромвелю, но это не означает, что я предам в его руки сына короля-мученика.
Карл встал, подошел. Теперь они стояли совсем близко – Робсарт с погасшей трубкой в руке и молодой король. Меж ними была лишь модель сферы земли. Карл поглядел на изображение Атлантического океана прямо перед собой. Океана, который бороздил флот Робсарта. Огромный флот.
В темных глазах короля зажглись искры.
– Да, мне нужно было убедиться, что вы не враг. Более того, я хотел сделать вас своим другом.
Робсарт чуть пожал плечами:
– Я связан с Кромвелем.
– Так порвите с ним. Служите мне.
Робсарт удрученно молчал. Карл ощутил нетерпение.
– Вы говорили, что политика – вещь изменчивая. Да, Европа сейчас признала силу Оливера Кромвеля. Но надолго ли? Что такое Оливер? Сколько времени этот узурпатор продержится у власти? Я же имею право на сочувствие и помощь при иностранных дворах уже по праву рождения. И рано или поздно – верю – я верну себе трон. Мне даже предрекли это, как и другое – что я уже встретил свою судьбу. Я не легковерен и не сентиментален. Но сейчас положение особое. Я знаю, кто моя судьба, – ваша дочь Ева. Поэтому я прошу у вас ее руки.
Робсарт выронил трубку и широко открытыми глазами смотрел на короля.
– Ева уже помолвлена, – наконец, словно с трудом, произнес он.
– Разве я не более предпочтительная кандидатура в глазах аристократа Робсарта, нежели сквайр Гаррисон? Сама-то Ева уже сделала свой выбор. И только дочерняя почтительность удерживает ее от того, чтобы попросить вас расторгнуть эту помолвку.
Робсарт все еще пребывал в смятении, глядя на короля. Коротко остриженные кудри Карла придавали ему сходство с круглоголовыми. Но эти искрящиеся выразительные глаза были глазами кавалера и вполне соответствовали его обаятельному, хоть и некрасивому лицу. Робсарт подумал, что эта выразительная внешность вполне могла расположить к «мистеру Трентону» его влюбчивую дочь. Но знает ли она, кто их гость? Он спросил короля, был ли у того с Евой разговор о том, кто он. Карл отрицательно покачал головой:
– Ваша дочь, милорд, ничего не знает. И этим мила мне.
Робсарт словно сомневался.
– Она догадывается, что вы хотите просить ее руки?
– Нет.
Барон задумчиво произнес:
– Ева уже невеста. И помолвка с Гаррисоном состоялась с ее согласия. Конечно, она не глупа и могла понять, что этот союз не принесет им обоим счастья. Она вполне могла увлечься вами. Могла быть мила и кокетлива, не зная, что играет с огнем. Хотя и не имеет на это права. И потому, что обручена с другим, и потому… – Он глубоко вздохнул. – Свет не поощряет подобные альянсы.
Карл грустно рассмеялся:
– Пусть сначала свет признает во мне короля. Пока я лишь изгнанник, которым играет судьба. Я в разладе с окружающим миром. Я плыву, куда меня несет ветер. И разве он не может занести меня в тихую гавань под названием супружество?
– Ваше величество, – наконец выговорил титул короля Робсарт. – Вы не должны говорить о себе так. Вы помазанник Божий, вы – король, с короной или без нее, безразлично. И должны быть выше того, что судьба предоставляет простым смертным. Вы всегда обязаны думать лишь о своем титуле, и это будет вашей силой и добродетелью.
Карл печально улыбнулся:
– В моем характере, сэр Дэвид, есть много хорошего. Но вот силы и добродетели, увы, нет!
Что-то в его тоне заставило Робсарта насторожиться. Он внимательно поглядел на короля.
– Уж не хотите ли вы сказать, что вы и Ева.
Королю показалось забавным его смущение.
– Я взрослый мужчина, сэр, а ваша дочь уже не невинная девушка. Однако я люблю ее. Пусть я и помазанник Божий, но сердце у меня живое и кровь такая же теплая, как у обычных смертных. А что до соображений морали… Что ж, сейчас в Англии пуритане считают, что тащить женщину в постель – смертный грех, но по мне нет греха, если она сама не против.
Это было сказано сухо, с известной долей цинизма. Карл понимал, что Робсарт знает, что представляет собой его старшая дочь, и хотел расставить все точки над «i». Он не давал барону опомниться.
– Если, как вы сказали, у Кромвеля есть чем придавить вас, то родство со Стюартами освободит вас от этой зависимости.
Робсарт закрыл глаза.
– Вы не понимаете, о чем говорите, сир.
– Наоборот. Понимаю, и очень хорошо. Мне кажется, вы дали согласие на брак с моим лордом для своей младшей дочери, и я не понимаю, почему противитесь союзу старшей со Стюартом. Надеюсь, дело здесь не в вашей благосклонности к полковнику Гаррисону? Ибо вы человек не сентиментальный и понимаете, какие выгоды несет вам родство с королем. Даже с королем-изгнанником. Черт побери, я и упрашиваю вас не как монарх, а как простой смертный. Смешно, право! – Карл откровенно громко расхохотался.
Робсарт вздрогнул от этого молодого задорного смеха. Плечи его по-прежнему были опущены. Но вот взгляд, устремленный на глобус, постепенно прояснился.
– Корабли, – произнес он и бросил на Карла проницательный взгляд. – Вас интересует сформированный мною флот. Флот, который станет приданым моей дочери.
– И отличным приданым, – отметил король.
Он понял, что не стоит таиться. Более того, мысль о флоте уравнивала изгнанника-монарха и адмирала Робсарта. Это явно приободрило барона. Он сразу ожил, выпрямился, даже тон его изменился. Теперь они говорили о том, что так интересовало Карла Стюарта, – сколько у Робсарта торговых кораблей и сколько военных, каково количество людей на них, кто предан республике и сколько колеблющихся, в каких гаванях можно расположить суда и где набрать на них преданных монархии людей.
Карл видел, насколько опытен в этом вопросе Робсарт, и понимал, насколько тот может быть ему полезен; обсуждал с ним возможности связи с преданными роялистами и сторонниками на континенте. Робсарт явно воспрянул духом. Он уже начал понимать, какие выгоды сулит ему предложение короля, глаза его загорелись. Воистину фортуна, соединившая их, преподнесла обоим неожиданный подарок. Они говорили лишь о делах, не возвращаясь более к вопросу об обручении Карла с Евой. Это казалось само по себе делом решенным. Под конец Робсарт даже открыл буфет, где у него была припасена бутылочка сладкой мадеры. Они чокнулись.
– За моего будущего тестя! – белозубо улыбнулся Карл, придавая своим обаянием весомость и без того лестной фразе.
И Робсарт не смог уже не ответить улыбкой, впервые за все время.
– Да благословит Господь наши начинания, – ответил он.
Карл отказался от того, чтобы хозяин проводил его. Он шел от него по коридору, едва ли не насвистывая. Даже мрак замка словно отступил, так легко было у него на душе. Ему ничего не угрожало, он заполучил сильного союзника и любимую женщину. Тем не менее, когда в темноте он едва не налетел на поджидавшего его в проходе Джулиана, Карл невольно вскрикнул:
– Разрази тебя гром, милорд! Ты напугал меня.
Джулиан поклонился:
– Простите, сир. Но я волновался за вас. Где вы были?
По сути, Джулиан не имел права задавать подобный вопрос своему королю. Но Карл сейчас и не подумал об этом. Он прямо-таки выпалил:
– У Робсарта!
Джулиан молчал, во мраке Карл не мог различить выражение его лица. Наконец Грэнтэм вздохнул:
– Я почему-то догадывался. Сир, вы не должны были этого делать. Это опасно.
– Было бы опасно, – заметил Карл, – если бы я не пошел к нему. А так… Если не ошибаюсь, барон дал согласие на твой брак с Рэйчел. Что ж, если Гаррисону не удастся увести ее у тебя и ты все же женишься на ней, то мы вскоре породнимся – я попросил у барона руки Евы. Если тот же Гаррисон не помешает мне. Надеюсь, Робсарт теперь поспешит расторгнуть ту помолвку, чтобы породниться со своим королем.
– Сир, вы что…
– Да, я признался ему, кто я. Хотя он еще раньше все понял.
– Сир, я не о том. Я имею в виду, что вы не имели права свататься к леди Еве.
Карл не желал, чтобы слова Джулиана, эта ложка дегтя в бочке меда, таящая горький привкус рассудительности и здравомыслия, разрушили то радужное настроение, в каком он находился. Поэтому он тут же стал объяснять Джулиану выгоды, которые несет ему этот союз, но тот был непреклонен.
– Все это время я наблюдал за вами и за Евой, сир. И видел, как эта рыжая лиса искушала вас, словно грешная жена Иова. Но я надеялся, что ваш разум и чувство долга позволят вам, несмотря на все невзгоды, не забывать, что прежде всего вы Карл II Стюарт и что вы не пойдете далее удовлетворения плотских желаний. Брак вы должны заключить с женщиной, достойной вас.
– Вспомни, Джулиан, – резко прервал король, – что сейчас я всего лишь изгнанник. И ни одна особа монарших кровей не желает связывать со мной судьбу. Разве моя мать, живя во Франции, не получила отказ, когда сватала для меня кузину Людовика XIV мадемуазель Монпансье, богатейшую наследницу Европы? А отказ, который я получил от принцессы Луизы Оранской? А история с Генриеттой Голландской, в руке которой мне также было отказано? Так почему же после всех этих неудач неприкаянный беглец, вроде меня, не может сочетаться браком с той, которая мне мила?
– Чтобы окончательно не доказать вашим врагам, как низко вы пали, – заметил Джулиан. – Да, возможно, пока вам сопутствуют неудачи, вы не сможете подобрать себе достойную супругу. В таком случае вам вообще пока не стоит спешить с женитьбой. Вы всегда должны помнить, что ваш трон рано или поздно вернется к вам и ваши дети должны быть достойны его. Они должны быть принцами крови, а не полукровками от недостойного брака.
– Вот-вот, дети! – вдруг вскипятился Карл, и Джулиану даже пришлось сделать предостерегающий жест, чтобы тот говорил тише. Но если король и понизил тон, то говорил с прежней горячностью. – Да, дети – продолжение рода. Мне ведь предрекли, что я уже нашел свою судьбу и если я не последую за ней, то мой род зачахнет. Так почему бы мне не жениться на крепкой, здоровой женщине, которая нарожает мне сыновей, вместо того чтобы ждать призрачной невесты, изнеженной, слабой особы, которая не сможет понести от меня?
– Сир, вы не должны так думать, – едва сдерживая раздражение, спокойно возразил Джулиан. Он старался говорить не осуждающим тоном, а как можно дружелюбнее и тем не менее настойчиво. – Нельзя забывать, что брак с Евой Робсарт может поколебать верность вам тех солидных и осторожных людей роялистской партии, которые поддерживают вашу борьбу. Станут ли они рисковать своей жизнью и состоянием, чтобы возвести на трон человека, не способного управлять даже своими страстями? И что скажут ваши наставники маркиз Хартфордский, сэр Николас и сэр Хайд о таком опрометчивом и безумном поступке, как союз с девицей со столь запятнанной репутацией, как леди Ева? Которая была то шлюхой Руперта, то…
– Замолчи, Джулиан! – строго произнес Карл. – Когда я окажусь на континенте, то только и буду делать, что выслушивать нотации моего канцлера Хайда и остальных. А пока я собираюсь поступить как считаю нужным. Мне нужен Робсарт, нужен сильный флот и, в конце концов, мне нужна Ева. Кроме того, чтобы не отвратить от себя сторонников, я вполне могу держать свой брак в тайне.
– Но если нынешний лорд-протектор Кромвель узнает о вашем неравном браке… Сир, вы не можете давать ему в руки такой козырь!
Карл резко отвернулся, плечи его поникли. Всего час назад он думал, что взвесил все «за» и «против», когда пошел на разговор с Робсартом. Но эти доводы Джулиана, его неторопливая, почти задушевная манера убеждать!.. Проклятье! Он уже давно пришел к выводу, что чужое мнение не должно влиять на его решения и нужно прислушиваться только к себе самому. А внутренний голос ему говорил, что убежденность Джулиана о недопустимости такого альянса скорее основана на его чисто французской сословной ограниченности, чем на трезвом убеждении. Ни разу, к каким бы аргументам ни прибегал лорд Грэнтэм, он не обмолвился о том, что союз короля с Робсартами несет столь внушительную выгоду, как флот Вест-Индской компании! Разве сторонники короля на континенте не учтут этого? Особенно если брак и в самом деле какое-то время держать в тайне. Король сцепил зубы. Слова Джулиана давили на него, но собственное мнение оставалось незыблемым.
Джулиан иначе истолковал молчание Карла Стюарта. Он даже воодушевился.
– О, сир, мое единственное желание – служить вам. Прошу вас, не давайте Кромвелю повода опорочить вас и дать ему новое оружие в борьбе с вами. И учтите, как бы ни нравилась вам леди Ева, вы не должны забывать: то, что прилично для обычного смертного, может очернить короля.
Джулиан был красноречив – ему во что бы то ни стало следовало отговорить короля.
– Сир, если весть о вашем недостойном браке разлетится, от вас отвернутся соратники, а иноземные дворы станут смеяться над вами…
– Если, если, если!.. – почти простонал Карл. – Сколько таких «если» было в моей жизни. Почему я должен полагаться на такое вот «если», а не поступать так, как считаю нужным? Я устал, как я устал… Порой мне просто хочется человеческой жизни, хочется отказаться от всего…
Джулиан промолчал, но словно отдалился от Карла. Король по-прежнему не видел его лица, но понимал, что проявил при спутнике непростительную слабость, что он не должен был говорить этих слов, вырвавшихся у него в минуту отчаяния. К тому же он никогда не позволял себе забыть о своем звании, о божественном предназначении быть королем и добиваться престола. Но сейчас он думал лишь о том, что ему хочется и соединить свою судьбу с Евой, и добиться трона.
– Ева, она… – начал он, но Джулиан перебил его:
– Ева Робсарт недостойна вас, сир.
Это было сказано сухо и твердо. Карл улыбнулся в темноте. Он давно понял, что Джулиан недолюбливает его избранницу и стремится всячески опорочить ее в глазах короля.
– Ты не понимаешь, Джулиан. Я люблю ее. Но ты– Такие люди, как ты, обладающие врожденной добродетелью, не способны понять ошеломляющего натиска чувств, обрушивающихся на людей моего типа. То, что Ева не ангел… Я не слеп и вижу это. Она легкомысленна, импульсивна, высокомерна, но у нее живая натура, гибкий ум. Она способна многое понять и многому научиться. И она любит меня. Даже не догадываясь, кто я.
– Вы в этом уверены, сир? – как-то холодно и зло произнес Джулиан. – Почему вы считаете, что Ева Робсарт, так хорошо знавшая вас ранее, не догадывается, кто вы? Вот ее сестра, к примеру, говорила, что Ева, рассказывая ей, что мы роялисты, обмолвилась и о том, что узнала одного из нас. Уж, наверное, не меня, ибо мы ни разу не встречались.
Карл насторожился, замер, даже словно задохнувшись. Он сам не ожидал, как сильно заденут его слова Джулиана. Ведь подсознательно он упивался мыслью, что Ева полюбила его как человека, полюбила Чарльза Трентона, а не короля, Карла Стюарта. А ведь Ева, несмотря на ее пылкость и нежность, не просто влюбленная провинциалка. Она знала свет, вращалась в высших кругах, и это не могло не сделать ее честолюбивой. Тем не менее Карл постарался прогнать эту мысль. Ему так хотелось простых человеческих чувств, бескорыстных и искренних, всего того, что он столь страстно искал в любви Евы.
– Джулиан, твои обязанности сделали тебя подозрительным. Ева могла сказать это, лишь бы убедить сестру. Я ведь так изменился со времен нашего знакомства, и она…
Он не окончил, резко повернувшись в сторону освещенной луной лестницы, откуда долетели торопливые легкие шаги. И появилась она, Ева.
При виде ее у Карла словно запылало все внутри. Она заметила мужчин и остановилась. В легком белом пеньюаре с пеной кружев, с распущенными ниспадающими на плечи волнами волос, она показалась королю легкой ночной феей из легенды. Как завороженный, он шагнул к ней, не слыша тихих проклятий Джулиана. Карл протянул к ней руки, и она кинулась навстречу; он обнял ее, вдохнул идущий от волос девушки аромат жасмина.
Она льнула к нему, ничуть не смущаясь присутствия Джулиана.
– Отец сказал, что вы были у него. Я так волновалась. Он не узнал вас?
– Разве лорд Дэвид ничего не сказал тебе, Ева?
– Нет. А что он должен был сказать?
Карлу это показалось странным. Хотя, возможно, Робсарт просто сначала хотел поговорить с Гаррисоном и официально расторгнуть помолвку.
– Я попросил твоей руки у лорда Дэвида, – сказал король.
Эти слова дались ему тяжелее, чем он мог ожидать. Даже радости он не ощутил. Возможно, сказались увещевания Джулиана. Поэтому, проговорив это, он сразу же взглянул не на Еву, а на Грэнтэма.
Силуэт лорда слабо выступал во мраке. Потом Джулиан пошел прочь. И чем дальше он уходил, тем легче становилось на душе у Карла. Он даже негромко засмеялся. Вновь поглядев на Еву, он сжал ее лицо в ладонях.
– Ангел мой, Ева, я попросил твоей руки и не получил отказа.
У Евы так стучало сердце, что, казалось, его удары отдаются в горле.
– О… – только и выдохнула она. И вдруг заплакала. Это было немое, беззвучное рыдание, нервно сотрясавшее все тело.
– Что с тобой, Ева? – утешал ее Карл. – Разве мы не любим друг друга? Разве ты не хочешь, чтобы наша связь была освящена Небом?
– О, хочу, хочу! – всхлипывала она. – Но я так боялась… Я не смела и надеяться.
– Но почему? – спросил он и помимо воли вспомнил, что говорил Джулиан. О том, что Ева знает, кто он. Почему она так поражена тем, что он попросил ее руки? Сейчас она была в таком смятении, словно свершилось нечто немыслимое. Где-то в глубине души Карла появился холодок. Он даже отстранился от нее. – Почему ты так потрясена, Ева? Разве я поступил не по-джентльменски, что попросил руки женщины, которую совратил? И почему твой отец не мог ответить мне согласием?
Она молчала и продолжала нервно всхлипывать. Но Карл требовал ответа. Ему необходимо было понять – любит ли его Ева или же ведет с ним игру. Он сам не ожидал, насколько это окажется для него важным.
Но отвлек их внимание звук подков во дворе – кто-то приехал. Послышались голоса, где-то рядом хлопнула дверь. Им следовало уйти; Карл первый стал увлекать Еву прочь. Они оказались на крыльце, выходившем в сад. Почти машинально Карл взглянул на часы. Одиннадцать. Парк еще не был для них опасен. И они, перебежав открытое, залитое лунным светом пространство, укрылись в беседке.