Страница:
— Гарри! — на этот раз голос Марны прозвучал как стон.
Юноша не откликнулся, просто не мог этого сделать. На мгновенье мысль, что он не в силах ответить, доставила ему удовольствие, но тут же его охватила жалость к самому себе.
Марна подняла с земли стреломет и зашвырнула его далеко в кусты.
— Отвратительное оружие!
Значит, они не сбежали, подумал Гарри, а, как он и сказал вампиру, исчезли, чтобы прийти к нему на помощь, как только появится возможность. Но они вернулись слишком поздно: он парализован навсегда. От этого яда нет противоядия. Может, теперь они убьют его. Как бы дать им знать, что он хочет этого?
Он часто заморгал.
Марна придвинулась к нему, положила его голову себе на колени. Пирс осторожно вынул стрелку и втоптал ее в землю.
— Не теряй головы, — сказал он, — и не сдавайся. Постоянного паралича не существует. Если ты попытаешься, то поймешь, что можешь шевелить мизинцем. — Он поднял ладонь Гарри и осторожно похлопал по ней.
Гарри попытался шевельнуть пальцем, но напрасно. Чем занимается это старый шарлатан? Почему не его убьют, покончив со всем этим? Пирс говорил что-то еще, но Гарри не слушал его. К чему напрасные надежды? Это причиняет еще большую боль.
— Ему может помочь переливание, — сказала Марна.
— Да, — подтвердил Пирс. — Ты согласна?
— Ты знаешь, кто я?
— Конечно. Кристофер, обыщи вампира. У него должны быть иглы и катетеры. — Пирс вновь обратился к Марне. — Кровь будет немного смешиваться, и яд проникнет в твой организм.
Голос Марны был полон горечи.
— Мне не повредит даже цианистый калий.
Начались приготовления. Гарри не мог на них сосредоточиться, предметы перед ним расплывались, время ползло, как ледник.
Когда серый свет наступающего утра пробился сквозь ветви деревьев, Гарри почувствовал, что жизнь болезненно дрогнула в его мизинце. Это было хуже всего, с чем он до сих пор сталкивался, во сто крат хуже боли, причиняемой браслетом. Боль перетекала в другие пальцы, потом проникла в тело. Он хотел попросить Пирса вернуть состояние паралича, но, прежде чем смог говорить, боль почти исчезла. Сумев наконец сесть, Гарри поискал взглядом Марну.
Она сидела, прислонившись к стволу дерева, закрыв глаза, и была очень бледна.
— Марна! — позвал он. Ее глаза медленно открылись, в них сверкнула радость, и девушка снова опустила веки.
— Со мной все в порядке, — сказала она.
Гарри почесал место, где была воткнута игла.
— Не могу понять… ты и Пирс… ты вытащила меня из этого… хотя…..
— Не пытайся этого понять, — посоветовала она. — Просто прими к сведению.
— Это невозможно, — буркнул он. — Кто ты?
— Дочь губернатора.
— А кроме этого?
— Картрайт, — с горечью ответила она.
В голове у него все перепуталось. Одна из бессмертных! Ничего удивительного, что ее кровь победила яд. Кровь Картрайтов особым образом воздействовала на посторонние вещества.
— А сколько тебе лет?
— Семнадцать, — ответила она и окинула взглядом свою фигуру. — Мы, Картрайты, созреваем поздно. Потому-то Вивер и отправил меня в Медицинский Центр, — проверить, могу ли я рожать. Зрелый Картрайт не должен терять времени, отпущенного на размножение.
Сомнений не было — она ненавидела своего отца.
— Он заставит тебя рожать, — угрюмо сказал Гарри.
— Сам попробует это сделать, — спокойно ответила девушка. — Он не очень-то плодовит, и потому мы там только втроем — моя бабка, мать и я. Мы можем контролировать процесс зачатия, особенно, когда уже созреем. Мы не хотим его детей, даже если после этого станем ему менее нужны. Но боюсь, — голос ее задрожал, — боюсь, я еще недостаточно созрела.
— Почему ты не сказала об этом раньше? — настойчиво спрашивал Гарри.
— Чтобы ты относился ко мне как к Картрайту? — Глаза ее зло сверкнули. — Ты же знаешь: Картрайт не человек. Это ходячий банк крови, живой фонтан молодости, то, что можно иметь, использовать, сохранять, но что не может жить самостоятельно. А кроме того, — она опустила голову, — ты не веришь тому, что я говорю о Вивере.
— Но ведь он губернатор! — воскликнул Гарри, увидев выражение ее лица, и отвернулся. Как объяснить ей это? У человека есть своя работа и обязанности, он не может выйти за их пределы. Кроме того, браслеты. Только у губернатора есть ключ. Соединенные ими, они не протянут долго. Их снова разделят — случайно или силой, и тогда он умрет. Гарри поднялся. Лес некоторое время кружился у него перед глазами, потом успокоился.
— Я снова твой должник, — обратился он к Пирсу.
— Ты очень тверд в своих убеждениях, но в тебе есть доля здравого смысла, которая помогла мне. Говорят, что лучше здоровый человек с искалеченными взглядами, чем калека с твердым убеждением.
Гарри испытующе посмотрел на старика. Или он действительно целитель, который не может объяснить, как совершает свои чудеса, или мир еще более безумен, чем считал до сих пор Гарри.
— Если мы выйдем немедленно, — сказал он, — доберемся до дворца к полудню.
Дворец губернатора стоял на вершине холма, напоминающего букву L и расположенного в месте слияния двух рек. Когда-то на этом месте размещался большой университет, но в свое время ассигнования, предназначенные на его содержание, были переданы на более важные дела. Число финансирующих его людей уменьшалось по мере того, как рос интерес к медицинским исследованиям и врачебной опеке. Вскоре научными пустяками перестали интересоваться вообще, и университет умер.
Губернатор построил здесь свой дворец семьдесят пять лет назад, когда в Топеке стало невозможно жить. Задолго до этого должность его стала пожизненной — а он мог жить вечно.
Штат Канзас являлся владением барона. Этого определения Гарри не понимал, поскольку его знания истории ограничивались исключительно историей медицины. Губернатор был феодальным бароном, его дворец — замком, а вассалами были благородные из пригородов, которым он платил бессмертием или надеждой получить его. Как только кому-то из них делали укол, у него оставалась только одна альтернатива — быть лояльным по отношению к губернатору и жить вечно (если не случалось несчастного случая) или умереть через тридцать дней.
Губернатор уже четыре недели не получал посылки, и благородные оказались в отчаянном положении.
Дворец был, собственно говоря, крепостью. Его внешние стены толщиной в пять футов были сделаны из уплотненного бетона, усиленного пятидюймовыми броневыми плитами. Вокруг стен тянулся ров, полный пираний.
За первой линией стен вздымалась вторая. Пустое пространство между ними, покрытое плитами, в любой момент можно было залить напалмом, в стенах скрывались дистанционно управляемые снаряды.
Сам дворец поднимался как зиккурат — уступами. На каждой крыше находилась гидропонная ферма, а на самом верху здания размещалась стеклянная надстройка. На торчащей недалеко от нее мачте вращалась тарелка радара.
Большая часть дворца, подобно айсбергу, скрывалась под землей, вгрызаясь в известняк и гранит на милю вглубь. Здание было почти живым существом, автоматы следили за ним, подводили воздух и воду, обогревали и охлаждали, защищали от врагов и убивали их, когда они подходили слишком близко.
Всем дворцом мог управлять один человек, да так оно и было на самом деле.
Во дворец не вело ни одного входа. Встав перед стенами, Гарри принялся размахивать своей блузой.
— Эй, во дворце! Сообщение губернатору из Медицинского Центра. Эй, там, во дворце!
— Кто пришел ко мне с сообщением? — спросил дворец могучим голосом бога.
— Доктор Гарри Эллиот. Со мной дочь губернатора, Марна, и знахарь.
Над внешней стеной показалась стрела крана, на которой висел большой автомобиль. Когда он оказался на земле, открылась дверца.
— Предстаньте пред мои очи, — сказал дворец.
Автомобиль оказался полон пыли, как и пристройка, в которой их выпустили. Огромный бассейн был пуст, цветы, кусты и пальмы засохли.
В сверкающей как зеркало центральной колонне, словно черные губы, раскрылись двери.
— Входите, — сказали они.
Лифт долго вез их вниз. Наконец дверь открылась в обширный салон, выдержанный в разных оттенках коричневого. Одну из стен целиком занимал экран.
Марна выбежала из лифта.
— Мама! — закричала она. — Бабушка! — Она побежала дальше, Гарри медленно пошел следом.
Из длинного холла двери вели в шесть спален, в самом конце находилась детская. С другой стороны салона были двери в столовую и кухню. В каждой комнате одну из стен занимал экран, и все комнаты были пусты.
— Мама? — снова позвала Марна.
Экран в столовой осветился, и на нем появилось изображение огромного существа, покачивающегося на пневматических подушках. Оно было невероятно толстым и обнаженным, но пол его оставался загадкой. Груди казались огромными валами жира, но между ними виднелись редкие волосы. Похожее на полную луну лицо было непропорционально мало в сравнении с этим фантастическим телом, глаза смотрели на нем, как две изюмины.
Существо тянуло из трубки какую-то субстанцию, а когда увидело их на экране, раздутой рукой отвело трубку в сторону и захохотало. Это прозвучало, как смех богов.
— Хэлло, Марна, — сказало оно, и гости узнали голос дворца. — Кого-то ищешь? Знаешь, твои мать и бабка сопротивлялись моим планам. Бесплодные создания! Я подключил их прямо к банку крови — больше задержек с поставками не будет…
— Ты убьешь их! — У Марны перехватило дыхание.
— Картрайтов, глупая девчонка? А кроме того, сегодня наша брачная ночь, и нам ни к чему иметь их рядом. Правда, Марна?
Марна выскочила в салон, но существо и там смотрело на нее с экрана. Потом обратило свои похожие на изюминки глаза на Гарри.
— Это ты врач с сообщением? Говори.
Гарри нахмурился.
— Значит вы… губернатор Вивер?
— Собственной персоной, мальчик. — Существо сдавленно рассмеялось, и волны жира прокатились по его телу.
Гарри глубоко вздохнул.
— Груз похищен. Следующий будет готов через неделю.
Вивер нахмурил брови и похожим на сардельку пальцем коснулся чего-то за пределами поля зрения камеры.
— Вот так! — Он смотрел на Гарри с улыбкой идиота. — Я только что взорвал кабинет Мока. Он сидел в нем. Думаю, это справедливо. Двадцать лет он систематически поставлял мне эликсир.
— Эликсир? Но… — Известие о Моке было слишком невероятным, чтобы беспокоиться о нем. Гарри ему не поверил, его потрясли слова об эликсире.
Губы Вивера вытянулись трубочкой, словно выражая сочувствие.
— Вижу, тебя это потрясло. Тебе говорили, что до сих пор не удалось синтезировать эликсир. Неправда, несколько сотен лет назад это уже сделал врач по имени Рассел Пирс. А ты собирался разработать способ синтеза и, возможно, получить в награду за это бессмертие? Нет, я не телепат, просто пятьдесят врачей из ста мечтают об этом же. Скажу тебе кое-что — выбор зависит от тебя. Только я решаю, кто останется бессмертным, и это доставляет мне удовольствие. Боги всегда самоуправны, именно это и делает их богами. Я могу дать тебе бессмертие и сделаю это, сделаю. Если ты будешь хорошо служить, доктор, когда ты начнешь стареть, я снова сделаю тебя молодым. Могу назначить тебя деканом Медицинского Центра. Что скажешь?
Вивер снова нахмурился.
— Нет, этого я не сделаю, — ты, как и Мок, будешь красть эликсир и не поставлять дозы для моих благородных. — Он почесал между грудями. — Что мне делать? Умирают мои вернейшие. Я не могу дать им уколов, и их собственные дети нападают на родителей. Однажды Уайти забрался к своему отцу и продал его мусорщику. Старики защищали своих детей от опасностей, однако старики умирают, а детям эликсир не нужен. Пока не нужен. Но он им потребуется. Тогда они приползут ко мне на коленях, умоляя, но я буду смеяться им в лицо и позволю умереть. Как это делают боги, понимаешь?
Вивер почесал запястье.
— Я вижу, ты никак не придешь в себя после известия об эликсире. Думаешь, его можно было бы производить галлонами и сделать всех молодыми? Подумай об этом трезво. Мы же знаем, что это абсурд, верно? Его бы все равно не хватило, да и чего будет стоить бессмертие, если все будут жить вечно? — Тон его внезапно изменился, став очень деловым. — Кто похитил груз? Этот человек?
В нижней части экрана появился портрет.
— Да, — ответил Гарри. Голова у него кружилась, новости обрушились на него слишком внезапно.
Вивер потер ладонью пухлые губы.
— Картрайт! Как он может? — В голосе звучал ужас. — Рисковать вечностью! Этот человек безумен, он хочет умереть. — Огромное тело задрожало. — Пусть попытается со мной, и я дам ему желанную смерть. — Он снова посмотрел на Гарри.
— Как вы сюда попали?
— Пришли.
— Пришли?! Невероятно!
— Спросите управляющего мотелем возле Канзас-Сити или волчью стаю, которой почти удалось похитить Марну, или вампира, который меня парализовал. Они подтвердят, что мы пришли пешком.
Вивер почесал свой огромный живот.
— Ах, эти волчьи стаи. Они могут быть обременительны, но с другой стороны, нужны, чтобы держать страну в повиновении. Однако, если тебя парализовало, почему ты здесь, а не ждешь, пока тебя положат на полку в каком-нибудь банке органов?
— Знахарь сделал мне переливание крови от Марны. — Гарри слишком поздно заметил, что Марна делает ему знаки не отвечать. Вивер заметил.
— Ты украл мою кровь? Теперь я месяц не смогу взять у нее крови! Мне придется тебя наказать, Но не сейчас, потом, когда я подумаю, что будет подходящим наказанием за твое преступление.
— Месяц — это слишком мало, — сказал Гарри. — Не удивительно, что девушка так бледна, ведь ты каждый месяц пускаешь ей кровь. Ты убьешь ее.
— Но она же Картрайт, — удивленно ответил Вивер, — а мне нужна кровь.
Гарри стиснул губы и поднес руку к браслету.
— Можно попросить ключ?
— Скажи, — произнес Вивер, скребя под грудью. — Марна может рожать?
— Нет, сэр. — Гарри посмотрел губернатору Канзаса прямо в глаза. — А ключ?
— Ай-ай-ай, — воскликнул Вивер. — Кажется, я где-то потерял его. Придется вам немного поносить эти браслеты. Ну что ж, Марна, посмотрим сегодня ночью, как у тебя дела с созреванием. Найди что-нибудь подходящее для брачной ночи, хорошо? И не порти торжества плачем, стонами и криками боли. Будь полна достоинства и радости.
— Если уж у меня будет ребенок, — ответила Марна, — то только с помощью партеногенеза.
Огромное тело яростно заколыхалось.
— Кажется, сегодня ночью будут крики. Эй, знахарь! Что за мерзкий старик. Говорят, ты целитель?
— Так меня называют, — прошептал Пирс.
— Я слышал, ты творишь чудеса. Можешь сотворить одно и со мной. — Вивер почесал тыльную сторону ладони. — У меня все зудит. Врачи у меня ничего не нашли и умерли. Этот зуд приводит меня в бешенство!
— Я лечу прикосновением, — ответил Пирс. — Каждый лечится сам, я только помогаю.
— Никто не может прикоснуться ко мне, — заявил Вивер. — Ты вылечишь меня прежде, чем наступит ночь, и безо всяких уверток. Иначе я рассержусь на тебя и этого мальчика. Да, очень рассержусь, если у тебя ничего не получится.
— Этой ночью, — ответил Пирс, — я сотворю для тебя чудо.
Вивер усмехнулся и потянулся за трубкой, подводящей пищу. Глаза его поблескивали, как черные шарики, погруженные в большую миску пудинга.
— До вечера! — Его изображение исчезло с экрана.
— Червяк! — прошептал Гарри. — Большой червяк в бутоне розы, который грызет — слепой, самодовольный и разрушительный.
— Он как плод, — сказал Пирс, — плод, который не желает родиться. Находясь в безопасности в лоне матери, он убивает ее, не понимая, что одновременно убивает и себя. — Он повернулся к мальчику. — Здесь есть объектив камеры?
Кристофер взглянул на экран.
— В каждой комнате.
— Подслушивание?
— Повсюду.
— Приходится рассчитывать, что он не прослушивает все записи, или нам удастся отвлечь его внимание до тех пор, пока не сделаем все, что нужно, — сказал Пирс.
Гарри посмотрел на Марну, потом на Пирса и Кристофера.
— Что будем делать?
— Ты согласен? — спросила Марна. — Готов отказаться от бессмертия? Бросить все на весы?
Гарри скривился.
— А что мне терять? Такой мир, как этот…
— Где находится Вивер? — прошептал Пирс.
Марна беспомощно пожала плечами.
— Не знаю. Мои мать и бабка так и не смогли обнаружить его. Он посылает лифт, ни лестницы, ни другого входа туда нет. А лифт управляется с пульта рядом с его кроватью. Там тысяча переключателей, и он контролирует все здание — свет, воду, воздух, отопление и доставку продовольствия. Может выпустить отравляющие и усыпляющие газы или горящий бензин; может взорвать заряды не только здесь, но и в Канзас-Сити или Топеке, может запустить ракеты в сторону других районов. До него невозможно добраться.
— Ты доберешься, — прошептал Пирс.
Глаза Марны сверкнули.
— Если бы я могла взять с собой оружие… Но в лифте есть контрольная аппаратура, магнитные детекторы и флуороскопы.
— Даже имея нож, ты не смогла бы нанести ему смертельного удара, — вздохнул Гарри. — А кроме того, даже если он не может двигаться, руки у него должны быть необычайно сильны.
— Возможно, есть один способ, — сказал Пирс. — Если нам удастся найти листок бумаги, Кристофер тебе напишет.
Невеста ждала у дверей лифта, одетая в белое атласное платье и серебристые кружева, наброшенные на голову, как фата. Перед экраном в салон в большом коричневом кресле сидел Пирс, о его костлявое колено, полулежа на полу, опирался Кристофер.
Экран осветился, и на нем появился Вивер, скалясь в улыбке бога-идиота.
— Ты нетерпелива, Марна. Я рад, что ты хочешь броситься в объятия своего возлюбленного. Вот моя свадебная карета…
С тихим шипением открылась дверь лифта, невеста вошла в кабину. Когда дверь закрылась, Пирс встал, чуть отодвинув в сторону Кристофера, и сказал:
— Ты ищешь бессмертие, Вивер, и думаешь, что получил его. Но все, чего ты добился, это смерть при жизни. Я покажу тебе настоящее бессмертие.
Кабина лифта двинулась вниз, опускаясь под аккомпанемент свадебного марша из «Лоэнгрина». Детекторы обыскали невесту и не нашли ничего металлического. Лифт начал тормозить. Когда он остановился, дверь мгновение оставалась заперта, потом со скрежетом открылась.
Вонь разложения заполнила кабину. В первый момент невеста резко отпрянула, однако потом вышла из кабины. Когда-то комната эта была чудом техники — нержавеющая стальная матка. Комната, немногим большая, чем гигантский пневматический матрац, находящийся в центре, была полностью автоматизирована. Термостаты поддерживали в ней температуру на уровне теплоты человеческого тела. Пища поступала без участия человека по трубам прямо из кухни. Под самыми стенами размещались мусоросборники, водяные опрыскиватели должны были смывать грязь и отходы, а душ, находящийся наверху, должен был обмывать лежащее на матраце существо. Рядом стоял пульт управления, напоминающий пульт гигантского органа с десятками тысяч клавиш и кнопок. Прямо над матрацем в потолок был вмонтирован экран.
Несколько лет назад, видимо, в результате каких-то мелких повреждений в земной коре, лопнули трубы, подводящие воду. Опрыскиватель перестал действовать, а обитатель этой комнаты либо боялся, что враги узнают об убежище, либо его больше не заботила чистота.
Пол покрывали разлагающиеся продукты, банки, коробки и другой мусор.
Когда невеста вошла в комнату, во все стороны разбежались стаи тараканов, испуганных ее появлением. Мыши торопливо бросились в норы.
Невеста приподняла длинное платье из белого атласа повыше и сняла тонкую нейлоновую веревку, обмотанную вокруг пояса На конце ее была сделана петля, и она встряхнула веревку так, что петля повисла свободно.
Вивер смотрел на экран словно в гипнотическом трансе, а Пирс говорил:
— Старение — это болезнь не тела, а психики. Разум начинает уставать, и это приводит к смерти тела. Своей сопротивляемостью смерти Картрайты лишь наполовину обязаны крови, остальное — их непреклонная воля к жизни.
Тебе сто пятьдесят три года. Я ухаживал за твоим отцом, умершим до твоего появления на свет — сам того не зная, я сделал ему переливание крови Маршалла Картрайта.
— Значит, тебе… — прошептал Вивер, и голос его больше не напоминал голоса бога.
— Почти двести лет, — ответил Пирс. Голос его стал глубже и сильнее — это был уже не шепот. — Безо всякого переливания крови Картрайтов или эликсиров жизни разум может добиться контроля над нервной системой, над каждой клеткой, производящей кровь, и над телом.
Невеста склонила голову, чтобы увидеть экран на потолке. Пирс выглядел как-то странно. Он был выше, ноги его стали прямыми и мускулистыми. Пока невеста смотрела, под кожей Пирса начали развиваться мускулы и жировая ткань, укрепляя ее, разглаживая морщины. Кости лица покрыла свежая кожа, шелковистые белые волосы потемнели и стали гуще.
— Тебя удивляет, почему я был стар, — звучным голосом произнес Пирс. — Потому что знание это нельзя использовать только для себя. Его получают отдавая, а не беря.
Его ввалившиеся глаза заполнились плотью, посветлели и открылись. Пирс взглянул на Вивера — высокий, сильный и прямой — ему нельзя было дать более тридцати. Лицо его выражало силу, но силу, находящуюся под контролем. Вивер отпрянул.
Глаза его полезли из орбит, и он повернул голову в сторону невесты. Гарри сбросил фату и раскрутил веревку, держа ее двумя пальцами. Первый бросок должен быть точным, для второго может не оказаться времени. Его пальцы хирурга были подвижны, но он никогда не бросал лассо. Кристофер объяснил ему, как это делать, но у Гарри не было возможности хотя бы для одного тренировочного броска.
Если он окажется в пределах досягаемости этих могучих рук, они раздавят его.
Ошеломленный Вивер поднял голову, и рука его устремилась к пульту. Гарри бросил лассо, и петля захлестнула шею губернатора.
Несколько раз обернув веревку вокруг руки, Гарри сильно потянул за нее, а Вивер рванулся назад, затягивая петлю еще сильнее. Тонкая веревка полностью исчезла в складках жира, пальцы Вивера дергали ее, разрывая кожу, тело его металось на матраце.
«У меня на крючке Бессмертный, — мелькнула у Гарри безумная мысль, — большой белый кит, который хочет освободиться и жить вечно, плескаться в этих пневматических волнах». Все это было как кошмарный, невероятный сон.
Страшным усилием Вивер сумел перевернуться, встал на четвереньки и принялся тянуть лассо, подтягивая к себе Гарри. Глаза его вылазили из орбит.
Гарри уперся каблуками в пол. Вивер поднялся, как выскакивающий из воды кит, и стоял бесформенный и ужасный, лицо его краснело все больше. Наконец сердце не выдержало, тело вдруг обмякло и упало вновь на матрац, на котором провело почти три четверти века.
Гарри машинально снял веревку с ладони; она глубоко врезалась в тело, и из раны сочилась кровь. Отбросив шнур, он не почувствовал ничего. Потом закрыл глаза и задрожал всем телом.
В себя его привел голос Марны:
— Гарри! — звала она. — Что с тобой? Гарри, ну, пожалуйста, отзовись!
Он глубоко вздохнул.
— Да, да, все в порядке.
— Подойди к пульту, — сказал молодой человек, бывший когда-то Пирсом. — Нужно найти нужные кнопки и освободить мать и бабушку Марны. А потом поскорее убираться отсюда. Маршалл Картрайт ждет снаружи и, сдается мне, начинает беспокоиться.
Гарри кивнул, но не двигался с места. Придется собрать всю отвагу, чтобы выйти в мир, где бессмертие становится фактом, а не просто мечтой.
Ему придется освоиться с этими и вытекающими отсюда проблемами. Проблемами, превосходящими его воображение.
Гарри шагнул вперед и начал поиски.
Перевод с англ. Н. Гузнинова
Марк Клифтон
УСТЫДИСЬ, ВАНДАЛ!
Юноша не откликнулся, просто не мог этого сделать. На мгновенье мысль, что он не в силах ответить, доставила ему удовольствие, но тут же его охватила жалость к самому себе.
Марна подняла с земли стреломет и зашвырнула его далеко в кусты.
— Отвратительное оружие!
Значит, они не сбежали, подумал Гарри, а, как он и сказал вампиру, исчезли, чтобы прийти к нему на помощь, как только появится возможность. Но они вернулись слишком поздно: он парализован навсегда. От этого яда нет противоядия. Может, теперь они убьют его. Как бы дать им знать, что он хочет этого?
Он часто заморгал.
Марна придвинулась к нему, положила его голову себе на колени. Пирс осторожно вынул стрелку и втоптал ее в землю.
— Не теряй головы, — сказал он, — и не сдавайся. Постоянного паралича не существует. Если ты попытаешься, то поймешь, что можешь шевелить мизинцем. — Он поднял ладонь Гарри и осторожно похлопал по ней.
Гарри попытался шевельнуть пальцем, но напрасно. Чем занимается это старый шарлатан? Почему не его убьют, покончив со всем этим? Пирс говорил что-то еще, но Гарри не слушал его. К чему напрасные надежды? Это причиняет еще большую боль.
— Ему может помочь переливание, — сказала Марна.
— Да, — подтвердил Пирс. — Ты согласна?
— Ты знаешь, кто я?
— Конечно. Кристофер, обыщи вампира. У него должны быть иглы и катетеры. — Пирс вновь обратился к Марне. — Кровь будет немного смешиваться, и яд проникнет в твой организм.
Голос Марны был полон горечи.
— Мне не повредит даже цианистый калий.
Начались приготовления. Гарри не мог на них сосредоточиться, предметы перед ним расплывались, время ползло, как ледник.
Когда серый свет наступающего утра пробился сквозь ветви деревьев, Гарри почувствовал, что жизнь болезненно дрогнула в его мизинце. Это было хуже всего, с чем он до сих пор сталкивался, во сто крат хуже боли, причиняемой браслетом. Боль перетекала в другие пальцы, потом проникла в тело. Он хотел попросить Пирса вернуть состояние паралича, но, прежде чем смог говорить, боль почти исчезла. Сумев наконец сесть, Гарри поискал взглядом Марну.
Она сидела, прислонившись к стволу дерева, закрыв глаза, и была очень бледна.
— Марна! — позвал он. Ее глаза медленно открылись, в них сверкнула радость, и девушка снова опустила веки.
— Со мной все в порядке, — сказала она.
Гарри почесал место, где была воткнута игла.
— Не могу понять… ты и Пирс… ты вытащила меня из этого… хотя…..
— Не пытайся этого понять, — посоветовала она. — Просто прими к сведению.
— Это невозможно, — буркнул он. — Кто ты?
— Дочь губернатора.
— А кроме этого?
— Картрайт, — с горечью ответила она.
В голове у него все перепуталось. Одна из бессмертных! Ничего удивительного, что ее кровь победила яд. Кровь Картрайтов особым образом воздействовала на посторонние вещества.
— А сколько тебе лет?
— Семнадцать, — ответила она и окинула взглядом свою фигуру. — Мы, Картрайты, созреваем поздно. Потому-то Вивер и отправил меня в Медицинский Центр, — проверить, могу ли я рожать. Зрелый Картрайт не должен терять времени, отпущенного на размножение.
Сомнений не было — она ненавидела своего отца.
— Он заставит тебя рожать, — угрюмо сказал Гарри.
— Сам попробует это сделать, — спокойно ответила девушка. — Он не очень-то плодовит, и потому мы там только втроем — моя бабка, мать и я. Мы можем контролировать процесс зачатия, особенно, когда уже созреем. Мы не хотим его детей, даже если после этого станем ему менее нужны. Но боюсь, — голос ее задрожал, — боюсь, я еще недостаточно созрела.
— Почему ты не сказала об этом раньше? — настойчиво спрашивал Гарри.
— Чтобы ты относился ко мне как к Картрайту? — Глаза ее зло сверкнули. — Ты же знаешь: Картрайт не человек. Это ходячий банк крови, живой фонтан молодости, то, что можно иметь, использовать, сохранять, но что не может жить самостоятельно. А кроме того, — она опустила голову, — ты не веришь тому, что я говорю о Вивере.
— Но ведь он губернатор! — воскликнул Гарри, увидев выражение ее лица, и отвернулся. Как объяснить ей это? У человека есть своя работа и обязанности, он не может выйти за их пределы. Кроме того, браслеты. Только у губернатора есть ключ. Соединенные ими, они не протянут долго. Их снова разделят — случайно или силой, и тогда он умрет. Гарри поднялся. Лес некоторое время кружился у него перед глазами, потом успокоился.
— Я снова твой должник, — обратился он к Пирсу.
— Ты очень тверд в своих убеждениях, но в тебе есть доля здравого смысла, которая помогла мне. Говорят, что лучше здоровый человек с искалеченными взглядами, чем калека с твердым убеждением.
Гарри испытующе посмотрел на старика. Или он действительно целитель, который не может объяснить, как совершает свои чудеса, или мир еще более безумен, чем считал до сих пор Гарри.
— Если мы выйдем немедленно, — сказал он, — доберемся до дворца к полудню.
Дворец губернатора стоял на вершине холма, напоминающего букву L и расположенного в месте слияния двух рек. Когда-то на этом месте размещался большой университет, но в свое время ассигнования, предназначенные на его содержание, были переданы на более важные дела. Число финансирующих его людей уменьшалось по мере того, как рос интерес к медицинским исследованиям и врачебной опеке. Вскоре научными пустяками перестали интересоваться вообще, и университет умер.
Губернатор построил здесь свой дворец семьдесят пять лет назад, когда в Топеке стало невозможно жить. Задолго до этого должность его стала пожизненной — а он мог жить вечно.
Штат Канзас являлся владением барона. Этого определения Гарри не понимал, поскольку его знания истории ограничивались исключительно историей медицины. Губернатор был феодальным бароном, его дворец — замком, а вассалами были благородные из пригородов, которым он платил бессмертием или надеждой получить его. Как только кому-то из них делали укол, у него оставалась только одна альтернатива — быть лояльным по отношению к губернатору и жить вечно (если не случалось несчастного случая) или умереть через тридцать дней.
Губернатор уже четыре недели не получал посылки, и благородные оказались в отчаянном положении.
Дворец был, собственно говоря, крепостью. Его внешние стены толщиной в пять футов были сделаны из уплотненного бетона, усиленного пятидюймовыми броневыми плитами. Вокруг стен тянулся ров, полный пираний.
За первой линией стен вздымалась вторая. Пустое пространство между ними, покрытое плитами, в любой момент можно было залить напалмом, в стенах скрывались дистанционно управляемые снаряды.
Сам дворец поднимался как зиккурат — уступами. На каждой крыше находилась гидропонная ферма, а на самом верху здания размещалась стеклянная надстройка. На торчащей недалеко от нее мачте вращалась тарелка радара.
Большая часть дворца, подобно айсбергу, скрывалась под землей, вгрызаясь в известняк и гранит на милю вглубь. Здание было почти живым существом, автоматы следили за ним, подводили воздух и воду, обогревали и охлаждали, защищали от врагов и убивали их, когда они подходили слишком близко.
Всем дворцом мог управлять один человек, да так оно и было на самом деле.
Во дворец не вело ни одного входа. Встав перед стенами, Гарри принялся размахивать своей блузой.
— Эй, во дворце! Сообщение губернатору из Медицинского Центра. Эй, там, во дворце!
— Кто пришел ко мне с сообщением? — спросил дворец могучим голосом бога.
— Доктор Гарри Эллиот. Со мной дочь губернатора, Марна, и знахарь.
Над внешней стеной показалась стрела крана, на которой висел большой автомобиль. Когда он оказался на земле, открылась дверца.
— Предстаньте пред мои очи, — сказал дворец.
Автомобиль оказался полон пыли, как и пристройка, в которой их выпустили. Огромный бассейн был пуст, цветы, кусты и пальмы засохли.
В сверкающей как зеркало центральной колонне, словно черные губы, раскрылись двери.
— Входите, — сказали они.
Лифт долго вез их вниз. Наконец дверь открылась в обширный салон, выдержанный в разных оттенках коричневого. Одну из стен целиком занимал экран.
Марна выбежала из лифта.
— Мама! — закричала она. — Бабушка! — Она побежала дальше, Гарри медленно пошел следом.
Из длинного холла двери вели в шесть спален, в самом конце находилась детская. С другой стороны салона были двери в столовую и кухню. В каждой комнате одну из стен занимал экран, и все комнаты были пусты.
— Мама? — снова позвала Марна.
Экран в столовой осветился, и на нем появилось изображение огромного существа, покачивающегося на пневматических подушках. Оно было невероятно толстым и обнаженным, но пол его оставался загадкой. Груди казались огромными валами жира, но между ними виднелись редкие волосы. Похожее на полную луну лицо было непропорционально мало в сравнении с этим фантастическим телом, глаза смотрели на нем, как две изюмины.
Существо тянуло из трубки какую-то субстанцию, а когда увидело их на экране, раздутой рукой отвело трубку в сторону и захохотало. Это прозвучало, как смех богов.
— Хэлло, Марна, — сказало оно, и гости узнали голос дворца. — Кого-то ищешь? Знаешь, твои мать и бабка сопротивлялись моим планам. Бесплодные создания! Я подключил их прямо к банку крови — больше задержек с поставками не будет…
— Ты убьешь их! — У Марны перехватило дыхание.
— Картрайтов, глупая девчонка? А кроме того, сегодня наша брачная ночь, и нам ни к чему иметь их рядом. Правда, Марна?
Марна выскочила в салон, но существо и там смотрело на нее с экрана. Потом обратило свои похожие на изюминки глаза на Гарри.
— Это ты врач с сообщением? Говори.
Гарри нахмурился.
— Значит вы… губернатор Вивер?
— Собственной персоной, мальчик. — Существо сдавленно рассмеялось, и волны жира прокатились по его телу.
Гарри глубоко вздохнул.
— Груз похищен. Следующий будет готов через неделю.
Вивер нахмурил брови и похожим на сардельку пальцем коснулся чего-то за пределами поля зрения камеры.
— Вот так! — Он смотрел на Гарри с улыбкой идиота. — Я только что взорвал кабинет Мока. Он сидел в нем. Думаю, это справедливо. Двадцать лет он систематически поставлял мне эликсир.
— Эликсир? Но… — Известие о Моке было слишком невероятным, чтобы беспокоиться о нем. Гарри ему не поверил, его потрясли слова об эликсире.
Губы Вивера вытянулись трубочкой, словно выражая сочувствие.
— Вижу, тебя это потрясло. Тебе говорили, что до сих пор не удалось синтезировать эликсир. Неправда, несколько сотен лет назад это уже сделал врач по имени Рассел Пирс. А ты собирался разработать способ синтеза и, возможно, получить в награду за это бессмертие? Нет, я не телепат, просто пятьдесят врачей из ста мечтают об этом же. Скажу тебе кое-что — выбор зависит от тебя. Только я решаю, кто останется бессмертным, и это доставляет мне удовольствие. Боги всегда самоуправны, именно это и делает их богами. Я могу дать тебе бессмертие и сделаю это, сделаю. Если ты будешь хорошо служить, доктор, когда ты начнешь стареть, я снова сделаю тебя молодым. Могу назначить тебя деканом Медицинского Центра. Что скажешь?
Вивер снова нахмурился.
— Нет, этого я не сделаю, — ты, как и Мок, будешь красть эликсир и не поставлять дозы для моих благородных. — Он почесал между грудями. — Что мне делать? Умирают мои вернейшие. Я не могу дать им уколов, и их собственные дети нападают на родителей. Однажды Уайти забрался к своему отцу и продал его мусорщику. Старики защищали своих детей от опасностей, однако старики умирают, а детям эликсир не нужен. Пока не нужен. Но он им потребуется. Тогда они приползут ко мне на коленях, умоляя, но я буду смеяться им в лицо и позволю умереть. Как это делают боги, понимаешь?
Вивер почесал запястье.
— Я вижу, ты никак не придешь в себя после известия об эликсире. Думаешь, его можно было бы производить галлонами и сделать всех молодыми? Подумай об этом трезво. Мы же знаем, что это абсурд, верно? Его бы все равно не хватило, да и чего будет стоить бессмертие, если все будут жить вечно? — Тон его внезапно изменился, став очень деловым. — Кто похитил груз? Этот человек?
В нижней части экрана появился портрет.
— Да, — ответил Гарри. Голова у него кружилась, новости обрушились на него слишком внезапно.
Вивер потер ладонью пухлые губы.
— Картрайт! Как он может? — В голосе звучал ужас. — Рисковать вечностью! Этот человек безумен, он хочет умереть. — Огромное тело задрожало. — Пусть попытается со мной, и я дам ему желанную смерть. — Он снова посмотрел на Гарри.
— Как вы сюда попали?
— Пришли.
— Пришли?! Невероятно!
— Спросите управляющего мотелем возле Канзас-Сити или волчью стаю, которой почти удалось похитить Марну, или вампира, который меня парализовал. Они подтвердят, что мы пришли пешком.
Вивер почесал свой огромный живот.
— Ах, эти волчьи стаи. Они могут быть обременительны, но с другой стороны, нужны, чтобы держать страну в повиновении. Однако, если тебя парализовало, почему ты здесь, а не ждешь, пока тебя положат на полку в каком-нибудь банке органов?
— Знахарь сделал мне переливание крови от Марны. — Гарри слишком поздно заметил, что Марна делает ему знаки не отвечать. Вивер заметил.
— Ты украл мою кровь? Теперь я месяц не смогу взять у нее крови! Мне придется тебя наказать, Но не сейчас, потом, когда я подумаю, что будет подходящим наказанием за твое преступление.
— Месяц — это слишком мало, — сказал Гарри. — Не удивительно, что девушка так бледна, ведь ты каждый месяц пускаешь ей кровь. Ты убьешь ее.
— Но она же Картрайт, — удивленно ответил Вивер, — а мне нужна кровь.
Гарри стиснул губы и поднес руку к браслету.
— Можно попросить ключ?
— Скажи, — произнес Вивер, скребя под грудью. — Марна может рожать?
— Нет, сэр. — Гарри посмотрел губернатору Канзаса прямо в глаза. — А ключ?
— Ай-ай-ай, — воскликнул Вивер. — Кажется, я где-то потерял его. Придется вам немного поносить эти браслеты. Ну что ж, Марна, посмотрим сегодня ночью, как у тебя дела с созреванием. Найди что-нибудь подходящее для брачной ночи, хорошо? И не порти торжества плачем, стонами и криками боли. Будь полна достоинства и радости.
— Если уж у меня будет ребенок, — ответила Марна, — то только с помощью партеногенеза.
Огромное тело яростно заколыхалось.
— Кажется, сегодня ночью будут крики. Эй, знахарь! Что за мерзкий старик. Говорят, ты целитель?
— Так меня называют, — прошептал Пирс.
— Я слышал, ты творишь чудеса. Можешь сотворить одно и со мной. — Вивер почесал тыльную сторону ладони. — У меня все зудит. Врачи у меня ничего не нашли и умерли. Этот зуд приводит меня в бешенство!
— Я лечу прикосновением, — ответил Пирс. — Каждый лечится сам, я только помогаю.
— Никто не может прикоснуться ко мне, — заявил Вивер. — Ты вылечишь меня прежде, чем наступит ночь, и безо всяких уверток. Иначе я рассержусь на тебя и этого мальчика. Да, очень рассержусь, если у тебя ничего не получится.
— Этой ночью, — ответил Пирс, — я сотворю для тебя чудо.
Вивер усмехнулся и потянулся за трубкой, подводящей пищу. Глаза его поблескивали, как черные шарики, погруженные в большую миску пудинга.
— До вечера! — Его изображение исчезло с экрана.
— Червяк! — прошептал Гарри. — Большой червяк в бутоне розы, который грызет — слепой, самодовольный и разрушительный.
— Он как плод, — сказал Пирс, — плод, который не желает родиться. Находясь в безопасности в лоне матери, он убивает ее, не понимая, что одновременно убивает и себя. — Он повернулся к мальчику. — Здесь есть объектив камеры?
Кристофер взглянул на экран.
— В каждой комнате.
— Подслушивание?
— Повсюду.
— Приходится рассчитывать, что он не прослушивает все записи, или нам удастся отвлечь его внимание до тех пор, пока не сделаем все, что нужно, — сказал Пирс.
Гарри посмотрел на Марну, потом на Пирса и Кристофера.
— Что будем делать?
— Ты согласен? — спросила Марна. — Готов отказаться от бессмертия? Бросить все на весы?
Гарри скривился.
— А что мне терять? Такой мир, как этот…
— Где находится Вивер? — прошептал Пирс.
Марна беспомощно пожала плечами.
— Не знаю. Мои мать и бабка так и не смогли обнаружить его. Он посылает лифт, ни лестницы, ни другого входа туда нет. А лифт управляется с пульта рядом с его кроватью. Там тысяча переключателей, и он контролирует все здание — свет, воду, воздух, отопление и доставку продовольствия. Может выпустить отравляющие и усыпляющие газы или горящий бензин; может взорвать заряды не только здесь, но и в Канзас-Сити или Топеке, может запустить ракеты в сторону других районов. До него невозможно добраться.
— Ты доберешься, — прошептал Пирс.
Глаза Марны сверкнули.
— Если бы я могла взять с собой оружие… Но в лифте есть контрольная аппаратура, магнитные детекторы и флуороскопы.
— Даже имея нож, ты не смогла бы нанести ему смертельного удара, — вздохнул Гарри. — А кроме того, даже если он не может двигаться, руки у него должны быть необычайно сильны.
— Возможно, есть один способ, — сказал Пирс. — Если нам удастся найти листок бумаги, Кристофер тебе напишет.
Невеста ждала у дверей лифта, одетая в белое атласное платье и серебристые кружева, наброшенные на голову, как фата. Перед экраном в салон в большом коричневом кресле сидел Пирс, о его костлявое колено, полулежа на полу, опирался Кристофер.
Экран осветился, и на нем появился Вивер, скалясь в улыбке бога-идиота.
— Ты нетерпелива, Марна. Я рад, что ты хочешь броситься в объятия своего возлюбленного. Вот моя свадебная карета…
С тихим шипением открылась дверь лифта, невеста вошла в кабину. Когда дверь закрылась, Пирс встал, чуть отодвинув в сторону Кристофера, и сказал:
— Ты ищешь бессмертие, Вивер, и думаешь, что получил его. Но все, чего ты добился, это смерть при жизни. Я покажу тебе настоящее бессмертие.
Кабина лифта двинулась вниз, опускаясь под аккомпанемент свадебного марша из «Лоэнгрина». Детекторы обыскали невесту и не нашли ничего металлического. Лифт начал тормозить. Когда он остановился, дверь мгновение оставалась заперта, потом со скрежетом открылась.
Вонь разложения заполнила кабину. В первый момент невеста резко отпрянула, однако потом вышла из кабины. Когда-то комната эта была чудом техники — нержавеющая стальная матка. Комната, немногим большая, чем гигантский пневматический матрац, находящийся в центре, была полностью автоматизирована. Термостаты поддерживали в ней температуру на уровне теплоты человеческого тела. Пища поступала без участия человека по трубам прямо из кухни. Под самыми стенами размещались мусоросборники, водяные опрыскиватели должны были смывать грязь и отходы, а душ, находящийся наверху, должен был обмывать лежащее на матраце существо. Рядом стоял пульт управления, напоминающий пульт гигантского органа с десятками тысяч клавиш и кнопок. Прямо над матрацем в потолок был вмонтирован экран.
Несколько лет назад, видимо, в результате каких-то мелких повреждений в земной коре, лопнули трубы, подводящие воду. Опрыскиватель перестал действовать, а обитатель этой комнаты либо боялся, что враги узнают об убежище, либо его больше не заботила чистота.
Пол покрывали разлагающиеся продукты, банки, коробки и другой мусор.
Когда невеста вошла в комнату, во все стороны разбежались стаи тараканов, испуганных ее появлением. Мыши торопливо бросились в норы.
Невеста приподняла длинное платье из белого атласа повыше и сняла тонкую нейлоновую веревку, обмотанную вокруг пояса На конце ее была сделана петля, и она встряхнула веревку так, что петля повисла свободно.
Вивер смотрел на экран словно в гипнотическом трансе, а Пирс говорил:
— Старение — это болезнь не тела, а психики. Разум начинает уставать, и это приводит к смерти тела. Своей сопротивляемостью смерти Картрайты лишь наполовину обязаны крови, остальное — их непреклонная воля к жизни.
Тебе сто пятьдесят три года. Я ухаживал за твоим отцом, умершим до твоего появления на свет — сам того не зная, я сделал ему переливание крови Маршалла Картрайта.
— Значит, тебе… — прошептал Вивер, и голос его больше не напоминал голоса бога.
— Почти двести лет, — ответил Пирс. Голос его стал глубже и сильнее — это был уже не шепот. — Безо всякого переливания крови Картрайтов или эликсиров жизни разум может добиться контроля над нервной системой, над каждой клеткой, производящей кровь, и над телом.
Невеста склонила голову, чтобы увидеть экран на потолке. Пирс выглядел как-то странно. Он был выше, ноги его стали прямыми и мускулистыми. Пока невеста смотрела, под кожей Пирса начали развиваться мускулы и жировая ткань, укрепляя ее, разглаживая морщины. Кости лица покрыла свежая кожа, шелковистые белые волосы потемнели и стали гуще.
— Тебя удивляет, почему я был стар, — звучным голосом произнес Пирс. — Потому что знание это нельзя использовать только для себя. Его получают отдавая, а не беря.
Его ввалившиеся глаза заполнились плотью, посветлели и открылись. Пирс взглянул на Вивера — высокий, сильный и прямой — ему нельзя было дать более тридцати. Лицо его выражало силу, но силу, находящуюся под контролем. Вивер отпрянул.
Глаза его полезли из орбит, и он повернул голову в сторону невесты. Гарри сбросил фату и раскрутил веревку, держа ее двумя пальцами. Первый бросок должен быть точным, для второго может не оказаться времени. Его пальцы хирурга были подвижны, но он никогда не бросал лассо. Кристофер объяснил ему, как это делать, но у Гарри не было возможности хотя бы для одного тренировочного броска.
Если он окажется в пределах досягаемости этих могучих рук, они раздавят его.
Ошеломленный Вивер поднял голову, и рука его устремилась к пульту. Гарри бросил лассо, и петля захлестнула шею губернатора.
Несколько раз обернув веревку вокруг руки, Гарри сильно потянул за нее, а Вивер рванулся назад, затягивая петлю еще сильнее. Тонкая веревка полностью исчезла в складках жира, пальцы Вивера дергали ее, разрывая кожу, тело его металось на матраце.
«У меня на крючке Бессмертный, — мелькнула у Гарри безумная мысль, — большой белый кит, который хочет освободиться и жить вечно, плескаться в этих пневматических волнах». Все это было как кошмарный, невероятный сон.
Страшным усилием Вивер сумел перевернуться, встал на четвереньки и принялся тянуть лассо, подтягивая к себе Гарри. Глаза его вылазили из орбит.
Гарри уперся каблуками в пол. Вивер поднялся, как выскакивающий из воды кит, и стоял бесформенный и ужасный, лицо его краснело все больше. Наконец сердце не выдержало, тело вдруг обмякло и упало вновь на матрац, на котором провело почти три четверти века.
Гарри машинально снял веревку с ладони; она глубоко врезалась в тело, и из раны сочилась кровь. Отбросив шнур, он не почувствовал ничего. Потом закрыл глаза и задрожал всем телом.
В себя его привел голос Марны:
— Гарри! — звала она. — Что с тобой? Гарри, ну, пожалуйста, отзовись!
Он глубоко вздохнул.
— Да, да, все в порядке.
— Подойди к пульту, — сказал молодой человек, бывший когда-то Пирсом. — Нужно найти нужные кнопки и освободить мать и бабушку Марны. А потом поскорее убираться отсюда. Маршалл Картрайт ждет снаружи и, сдается мне, начинает беспокоиться.
Гарри кивнул, но не двигался с места. Придется собрать всю отвагу, чтобы выйти в мир, где бессмертие становится фактом, а не просто мечтой.
Ему придется освоиться с этими и вытекающими отсюда проблемами. Проблемами, превосходящими его воображение.
Гарри шагнул вперед и начал поиски.
Перевод с англ. Н. Гузнинова
Марк Клифтон
УСТЫДИСЬ, ВАНДАЛ!
На одной из башен пустующего ныне марсианского космодрома висит набитый стружками скафандр.
Никто не знает, кто повесил его и что хотел этим сказать. Может, это было просто пугало, предупреждающее всех, идущих за нами следом?
А может, просто символ человеческого присутствия, как инициалы, вырезанные на стене великолепного древнего здания и словно говорящие: «Я слишком глуп, чтобы творить, но уничтожить могу. И вот свидетельство этому».
А может, это было символическое убийство: выражение чувства вины, такой огромной, что человек совершил экзекуцию над самим собой на месте преступления.
Капитан Лейтон увидел куклу в день нашего отлета. Первым его желанием было приказать немедленно снять ее и найти виновного. Однако гнев его угас, прежде чем были произнесены слова приказа.
В позе висящей куклы было что-то, пробившее даже закостенелый панцирь воинской дисциплины. Какая-то безмерная печаль, сожаление и чувство вины, переполняющей нас всех.
Трудно сказать, упал ли шлем скафандра вперед потому, что вандал не хотел набить туда больше стружек, или то было сделано сознательно, ради выражения доступными средствами переживаний всех членов экспедиции.
Капитан не приказал снять куклу, и никто не спросил его, нужно ли это сделать — даже вездесущий курсант, готовый на все, чтобы понравиться командиру.
Никто не знает, кто повесил его и что хотел этим сказать. Может, это было просто пугало, предупреждающее всех, идущих за нами следом?
А может, просто символ человеческого присутствия, как инициалы, вырезанные на стене великолепного древнего здания и словно говорящие: «Я слишком глуп, чтобы творить, но уничтожить могу. И вот свидетельство этому».
А может, это было символическое убийство: выражение чувства вины, такой огромной, что человек совершил экзекуцию над самим собой на месте преступления.
Капитан Лейтон увидел куклу в день нашего отлета. Первым его желанием было приказать немедленно снять ее и найти виновного. Однако гнев его угас, прежде чем были произнесены слова приказа.
В позе висящей куклы было что-то, пробившее даже закостенелый панцирь воинской дисциплины. Какая-то безмерная печаль, сожаление и чувство вины, переполняющей нас всех.
Трудно сказать, упал ли шлем скафандра вперед потому, что вандал не хотел набить туда больше стружек, или то было сделано сознательно, ради выражения доступными средствами переживаний всех членов экспедиции.
Капитан не приказал снять куклу, и никто не спросил его, нужно ли это сделать — даже вездесущий курсант, готовый на все, чтобы понравиться командиру.