Страница:
— По объему производства стали мы опять третьи, так же, как и они.
— Да, и между прочим, относительно нашей реорганизации вспомните, когда они называли это рецессией, а ранее даже депрессией — наша сталелитейная промышленность работала меньше, чем на 60 % возможностей. Советы всегда работают на все сто процентов. Им не нужно волноваться, смогут ли они или нет продать сталь. Если они производят стали больше, чем им сейчас необходимо., они используют ее, строят новые заводы.
Шеф покачал головой.
— Не позднее 1958 года они начали догонять нас, продукт за продуктом. Зерно, масло, лесоматериалы, самолеты, космические аппараты, уголь…
Павел нетерпеливо наклонился вперед:
— Мы выпускаем в три раза больше машин, холодильников, кухонных плит, моек…
— Это так, — произнес начальник. — Когда мы расходуем продукцию наших сталелитейных заводов на автомобили и автоматическое оборудование, они обходятся без этих вещей и используют свою сталь на новые сталелитейные заводы, новые железные дороги и фабрики. Мы насмехаемся над их прогрессом, много говорим о нашей свободе и свободе наших союзников и нейтралов и радуемся нашим холодильникам и мойкам, пока в конце концов они не обойдут нас.
— Вы говорите прямо как в передаче ТАСС из Москвы.
— Хм-м-м, я старался, — ответил шеф. — Тем не менее, ситуация неважная. Тот факт, что вы и я, а также двести миллионов американцев предпочитают автомобили и прочие вещи большему количеству заводов и что предпочитают личную свободу и гражданские права, не относится к делу. Нам следовало бы меньше смеяться семь лет назад и больше думать о сегодняшнем дне. Если ситуация останется прежней, дайте им еще пару лет идти теми же шагами, и все нейтральные страны в мире попадут в их лапы.
— Это сделает их сильными, не так ли?
— Сильными? — с отвращением прорычал шеф. — Это мягко сказано. Даже некоторые наши союзники начинают колебаться. Восемь лет назад Индия и Китай принялись за индустриализацию. Сегодня Китай — третья индустриальная держава мира. Где в двадцатых годах была Индия? Через десять лет Китай, возможно, станет первым. Я даже боюсь думать, где они окажутся через двадцать пять лет.
— Да в Индии одни сумасброды-идеалисты.
— Наша любимая отговорка, верно? Фактически, мы, Запад, бросили их. Они не могут сойти с пути. Советы подталкивают Китай, как только могут.
Павел положил ногу на ногу и наклонился вперед.
— Мне кажется, я уже раз сто обсуждал это на всевозможных коктейлях.
Шеф рванул выдвижной ящик и взял огромный коробок кухонных спичек. Он ударил одну их них о ноготь и стал смотреть сквозь табачный дым на Козлова, после того как зажег трубку.
— Проблема в том, что система русских, которую они начали первым пятилетним планом в 1928 году — та же система используется в Китае, — работает. И нравится она нам, с нашими идеалами свободы, или не нравится, она все же работает. Каждый гражданин страны отправляется в жесточайшую мясорубку ради увеличения национального продукта. Каждый, — шеф кисло усмехнулся, — за исключением партийной элиты, которая всем управляет. Каждый приносится в жертву во имя прогресса всей страны.
— Знаю, — сказал Павел. — Дайте время, и я разберусь, к чему эта лекция.
Шеф хмыкнул.
— Комми все еще у власти. Если они останутся у власти дальше и будут развиваться теми же темпами, с нами будет покончено, полностью покончено через пару лет. Мы будем так далеко позади, что станем всемирным посмешищем, и все попадут в объятия Советов.
Казалось, он сменил тему:
— Вы хоть слышали о Сомерсете Моэме?
— Конечно. Я прочитал несколько его романов.
— Я размышлял о Моэме — британском агенте, а не о Моэме-писателе, хотя это одно и тоже лицо.
— Британский агент?
— Угу. Его отправили в Петроград в 1917 году, чтобы предотвратить большевистскую революцию. Немцы отправили в запломбированном вагоне из Швейцарии, где они были в изгнании, Ленина и Зиновьева в надежде, что в царской России начнется революция. Я к чему веду, к одной из его книг — «Подводя итоги», где, насколько я помню, Моэм бегло упомянул, что, по его мнению, будь он отправлен в Петроград хоть на шесть недель раньше, он смог бы успешно выполнить свое задание.
Павел осторожно посмотрел на него.
— Да что бы он мог сделать?
Шеф пожал плечами.
— Эта была Мировая война. Британцы хотели сохранить Россию в качестве союзника, чтобы оттянуть как можно больше германских войск с Западного фронта. Немцы же хотели устранить русских из войны. Моэму была предоставлена полная свобода действий. Все, что можно было сделать. Корабли британского флота, чтобы подобрать большевиков, неограниченные денежные средства для тех, кто годился в наемники для совершения убийств. Что бы, например, случилось, если бы ему удалось устранить Ленина и Троцкого?
— Какое отношение все это имеет ко мне? — неожиданно спросил Павел.
— В этот раз мы поручаем вам эту работу.
— Работу Моэма? — не понял Павел.
— Нет, наоборот. Я не знаю, кто организовал отправку Ленина в Петроград, но ваша работа будет эквивалентной. — Казалось, он вновь переменил тему: — Вы читали лет десять назад «Новый класс» Милована Джиласа?
— Я в основном помню содержание книги. Это один из приближенных Тито, который выступал против коммунистов и совершил неплохую работу, изобличив так называемое бесклассовое общество.
— Правильно. Я всегда удивлялся, что так мало людей дали себе труд задаться вопросом, как он смог передать свою книгу из одной из самых суровых тюрем Тито и опубликовать ее на Западе.
— Никогда не думал об этом, — согласился Павел. — Так как же?
— Дело в том, — произнес шеф, вытряхивая пепел из трубки и ставя ее на полку, — что во всех коммунистических странах было и есть очень сильное подполье, не только в Югославии, но и в Советском Союзе.
Павел нетерпеливо заерзал:
— И все-таки, как это связано со мной?
— Вам предстоит с ними работать. С антисоветским подпольем. Вы получите неограниченные фонды на все нужды, все, что вы найдете нужным. Ваша работа будет заключаться в том, чтобы помочь подполью начать новую русскую революцию.
Павел Козлов с забинтованным после пластической операции лицом провел пару часов в отделе Руба Голдберга, изучая предлагаемые технические новинки.
— Шеф послал меморандум, чтобы мы познакомили вас с этой новинкой, — произнес Дерек Стивенс. — Мы назвали ее «Трейси».
Павел хмуро посмотрел на ручные часы, потрогал их и поднес к уху. Они тикали, а секундная стрелка шла по кругу.
— «Трейси»? — переспросил он.
— В честь Дика Трейси, — ответил Стивенс. — Помните этот давнишний комикс? Приемно-передающее устройство у него на запястье.
— Но это на самом деле часы? — спросил Павел.
— Конечно. Время показывают точное. Тем не менее это маскировка. На самом деле это рация. Узкий луч, направленный от вас, где бы вы ни находились, к шефу.
Павел поджал губы.
— Ребята действительно отлично делают свое дело. — Он вернул часы Дереку Стивенсу. — Покажите мне, Дерек, как работает радио.
Они потратили пятнадцать минут на изучение устройства, потом Дерек Стивенс произнес:
— Здесь есть еще одно устройство, на которое, как считает шеф, вы можете захотеть взглянуть.
Это был небольшой короткоствольный пистолет. Павел управлялся с ним с легкостью от долгой практики.
— Грубая рукоять. А каковы преимущества? Я не особенно люблю автоматическое оружие.
Дерек Стивенс покачал головой.
— Пойдемте на огневой рубеж, Козлов, и мы вам все покажем.
Павел косо взглянул на него и кивнул.
— Идемте.
На огневом рубеже Стивенс установил силуэт человека. Он отступил в сторону и произнес:
— О’кей, начинайте.
Павел непринужденно встал, левая рука в кармане брюк, поднял пистолет и нажал на спусковой крючок. Он нахмурился и нажал вновь.
— Он не заряжен, — сердито сказал он Дереку Стивенсу.
Стивенс весело хмыкнул:
— Взгляните на мишень. В первый раз вы попали прямо в сердце.
— Я… — начал было Павел. Он с удивлением посмотрел на оружие. — Бесшумное и без отдачи. Какой калибр, Дерек, и какой угол разброса?
— Мы называем этот пистолет «бесшумный» 38 калибра, — сообщил Стивенс. — Пробивная сила такая же, как у «магнума» 44 калибра, который вы обычно носите.
Плавным движением Павел Козлов вытащил из кобуры под левым плечом свой «магнум» 44 калибра и отбросил его в сторону.
— Больше этот пистолет мне не нужен, — заявил он. С восхищением взвесил в руке новое оружие. — Внешне выглядит довольно убого, и передняя часть спускового крючка защищена. Мне нужен скорострельный пистолет. — Потом он добавил с отсутствующим видом: — Откуда вы знаете, что я ношу «магнум»?
— Вы достаточно известны, Козлов, — ответил Стивенс. — Полковник Лоуренс Холодной войны. Журналистам не дают много узнать о вас, но то, что они узнают, они сообщают всем.
— Почему вы не любите меня, Стивенс? — ровно спросил Павел Козлов. — В такой игре я не ценю в вашей команде людей, которые меня не любят. Это опасно.
Дерек Стивенс покраснел.
— Я не говорил, что не люблю вас.
— Вам и не надо было говорить.
— В этом нет ничего личного, — произнес Стивенс.
Павел Козлов смотрел на него.
— Я не одобряю совершение американцами политических убийств.
Павел Козлов жестко усмехнулся без всякого веселья.
— Вам будет трудно доказать, что эти убийства возможно было совершить без ваших часов и прочих игрушек, Стивенс. Между прочим, я не американец.
Челюсть, правда, у Дерека Стивенса не отвисла, однако он заморгал.
— Так кто же вы?
— Русский, — резко ответил Павел. — И учтите, Стивенс, вы сейчас заняты, но, когда вы получите время для раздумий, изучите науку о ведении войны.
Стивенс вновь покраснел.
— Науку о ведении войны?
— Ничего особенного тут нет, — грубо сказал Павел Козлов. — В войне давно нет рыцарства, и, видимо, его никогда не будет вновь. Ни одна сторона не может себе этого позволить. Я говорю о холодной войне так же, как и о горячей.
Он сердито смотрел на Дерека:
— Или вы все еще предаетесь иллюзии, что только коммунисты имеют на своей стороне сильных людей?
Павел Козлов пересек Атлантику на сверхзвуковом ТУ-180, принадлежащем компании «Европа Айавейз». Это само по себе раздражало его. Плохо, что коммунисты обогнали развитие Запада с помощью первого реактивного лайнера ТУ-104, вошедшего в массовое производство в 1957 году. К тому времени, когда Соединенные Штаты в 1959 году создали свой первый по-настоящему практичный трансатлантический реактивный самолет, русские дошли до ТУ-114, как его создатель, старый Андрей Туполев, назвал самый большой, самый эффективный и экономичный самолет.
Гражданская авиация, которую они имели, ушла вперед, да так и осталась впереди. Субсидируемые, насколько Запад мог или, по меньшей мере, насколько это ему удавалось, авиалинии не могли себе позволить использование более медленных, меньших по размеру и гораздо более дорогих западных моделей. Мало-помалу, сначала нейтральные страны, вроде Индии, а потом даже члены Западного блока, стали приобретать для авиалиний русские самолеты.
Павел с отвращением вспоминал, какие меры пришлось принимать правительству, чтобы предотвратить в самой Америке приобретение советских самолетов, предлагаемых за фантастически низкую цену.
В Лондоне он вручил карточку, на которой добавил карандашом цифровой код, и передал ее британскому майору разведки.
— Полагаю, меня ждут, — заявил Павел.
Майор посмотрел на него, потом на карточку.
— Одну минуту, мистер Смит. Я посмотрю, здесь ли его светлость. Присядьте, пожалуйста.
И он вышел из комнаты.
Павел Козлов подошел к окну и взглянул на движущихся внизу пешеходов. Впервые он был в Лондоне тридцать лет назад. Насколько он мог вспомнить, тут не было видимых изменений за исключением внешнего вида машин. Он рассеянно размышлял, сколько ему потребуется времени, чтобы заметить изменения на лондонских улицах.
Майор вернулся в комнату с новым выражением уважения на лице.
— Его светлость примет вас немедленно, мистер Смит.
— Спасибо, — произнес Павел. И вошел во внутренний кабинет.
Лорд Кэррол был в гражданской одежде, которой, тем не менее, не удалось скрыть его военную выправку. Он указал на стул рядом со столом.
— Нас проинструктировали оказывать вам всяческое содействие, мистер… Смит. Откровенно говоря, я просто не могу представить, в чем это может заключаться.
Павел заговорил, устраиваясь на стуле.
— Я отправляюсь в Советский Союз в важную командировку. Мне нужна в мое распоряжение такая большая команда, какая возможна. У вас, конечно, есть агенты в России?
Он поднял глаза.
Его светлость прочистил горло, и его голос стал еще жестче.
— Каждая крупная военная держава имеет определенное число шпионов в каждой стране. Не важно, мирный это период или нет, это обычное дело.
— Сейчас вряд ли мирное время, — сухо произнес Павел. — Я хочу получить полный список ваших советских агентов и необходимую информацию, как вступить с ними в контакт.
Лорд Кэррол уставился на него. Наконец выпалил:
— Да, почему! Вы даже не британец. Это же…
Павел поднял руку.
— Мы будем сотрудничать с русским подпольем. Сотрудничество — недостаточно точное слово. Мы намерены подтолкнутьих к действию, если сможем.
Глава британской разведки посмотрел на карточку перед собой — «Мистер Смит», — прочитал он. Потом поднял глаза:
— Джон Смит, я полагаю.
— А есть кто-то другой? — спросил Павел, по-прежнему сухо.
— Послушайте, вы и вправду Пол Козлов, так? — спросил лорд Кэррол.
Павел посмотрел на него, ничего не отвечая.
Лорд Кэррол нетерпеливо заговорил:
— То, что вы просите, невозможно. У всех наших людей свои собственные предписания, собственная работа. Зачем они вам?
— Самая серьезная работа — это свергнуть советское правительство. Нам надо столько людей, сколько можно заполучить в нашу команду. Возможно, мне не придется их использовать, но я хочу, чтобы они были.
— Вы все время говорите «наша команда», — резко произнес британец, — но, согласно нашему досье на вас, мистер Козлов, вы не британец и даже не янки. И вы хотите, чтобы я перевернул всю советскую машину?
Павел встал и наклонился к столу, от его ушей к подбородку разлилась бледность.
— Вот что, — жестко произнес он. — Если я не член команды, то команд вообще не существует. Одно притворство. Если есть хорошая команда, должен быть соответствующий дух. Командный дух. И мне плевать, играете ли вы в крикет, футбол или в холодную войну. Если есть что-либо важное для меня, на чем я основываю всю жизнь, так только это, понятно? У меня есть командный дух. Возможно, никто на Западе не обладает им, но у меня он есть.
Лорд Кэррод внутренне кипел. Он выпалил:
— Вы не британец, не американец. Другими словами, вы наемник. Откуда нам знать, что русские не предложили вам в два или три раза больше, чем вам платят за службу янки?
Павел вновь сел и посмотрел на часы.
— Мое время ограничено, — произнес он. — Я должен вылететь в Париж сегодня днем, а завтра буду в Бонне. И меня не волнует ваше мнение относительно моих мотивов наемника, лорд Кэррол. Я только что был на Даунинг-стрит. Я предлагаю вам позвонить туда. По просьбе Вашингтона ваше правительство предоставило мне полную свободу действий.
Пол прилетел в Москву рейсом Аэрофлота и приземлился а аэропорту Внуково на окраине города. Он представился американским бизнесменом, импортером фотокамер, который также интересовался туристскими достопримечательностями. Он путешествовал по категории «люкс», что давало ему право на «зил» с шофером и на гида-переводчика, когда он нуждался в нем. Он поселился в гостинице «Украина» на Дрогомиловской в двадцативосьмиэтажном небоскребе с тысячью номеров.
Это было его первое посещение Москвы, но он не был особенно выбит из строя. Он продолжал рассматривать город и осознал тот факт, что с конца 1950-х годов русские начали получать обильную пищу, одежду и, наконец, жилье. Даже эти продукты, когда-то рассматривавшиеся как настоящая роскошь, были теперь в изобилии. Если учитывать материальные факты, советский человек с улицы жил неплохо.
Несколько первых дней Козлов провел, проникаясь чувством города, а также делая предварительные деловые звонки. Его интересовали новые автоматические фотокамеры, постоянно рекламируемые русскими как лучшие в мире. Самый быстрый объектив, надежное функционирование, гарантированное на всю жизнь владельца, и все это продавалось ровно за двадцать пять долларов.
Как и ожидалось, ему сказали, что фабрика и пункт распределения находятся в Ленинграде, и он получил советы, а также рекомендательные письма.
На пятый день он сел на экспресс «Красная Стрела» до Ленинграда и остановился в отеле «Астория» на улице Герцена, 39. Это был самый старый из многих отелей «Интуриста», выстроенный еще до Революции.
Он провел следующий день, дав возможность гиду показать стандартный набор туристических достопримечательностей. Зимний Дворец, где победила большевистская революция, когда мятежный крейсер «Аврора» прошел в Неву и обстрелял его. Эрмитаж, с которым могли соперничать только Ватикан и Лувр. Александровская Колонна, самый высокий в мире монолитный каменный памятник. Скромный личный дворец Петра Великого. Кафедральный собор Петра и Павла, Ленинградское метро, в той же степени музей, как и система транспорта.
Он рассматривал все это на манер туриста, гадая про себя, что мог бы подумать интуристовский гид, если бы знал, что это был родной город мистера Джона Смита.
На следующий день он развернул перед гидом проблемы своего бизнеса. Он хочет встретиться, дайте посмотреть, ага, вот здесь, с Леонидом Шверником с завода по производству фотоаппаратуры имени Микояна. Можно ли это устроить?
Конечно, это можно устроить. Гид минут пять вещал о желании Советского Союза торговать с Западом и распространять мир во всем мире.
Беседа Джона Смита с господином Шверником была назначена на послеполуденное время.
Господин Смит и Шверник встретились в два в кабинете последнего и принялись за обычные любезности. Мистер Шверник прекрасно говорил по-английски, так что мистер Смит смог отпустить на этот раз своего гида-переводчика. Когда тот ушел и они остались одни, Шверник стал обсуждать вопрос продажи.
— Я могу уверить вас, сэр, что не далее того времени, как японцы стали удивлять мир после Второй мировой войны своими новыми фотокамерами, произошла революция в дизайне и качестве. Камеры завода имени Микояна не только лучше где-либо производящихся фотокамер, но с того времени, как наш завод полностью автоматизирован, мы продаем их за ничтожную часть стоимости камер из Германии, Японии или Америки…
Павел Козлов встал, спокойно подошел к одной из картин, висящих на стене, поднял ее, указал на обратную сторону и поднял глаза к собеседнику.
Леонид Шверник с ошарашенным видом откинулся на спинку стула.
Павел оставался у картины, пока собеседник не покачал головой.
— Вы абсолютно уверены? — по-английски спросил Павел.
— Да, — ответил Шверник. — Здесь нет микрофонов. Я точно знаю. Кто вы?
— В движении вас называют Георгий, — говорил Павел, — и вы главный человек в Ленинградской области.
Рука Шверника поднялась из-под стола, и он направил тяжелый армейский револьвер на своего посетителя.
— Кто вы? — повторил он.
Павел проигнорировал оружие.
— Некто, кто знает, что вы Георгий, — сказал он. — Я из Америки. Может кто-нибудь войти?
— Да, кто-нибудь из моих коллег. Или, может быть, секретарь.
— Тогда я предложу вам сходить в бар или какое-нибудь другое место, чтобы выпить что-нибудь, может, чашечку кофе или что там в России его заменяет.
Шверник изучающе посмотрел на него.
— Хорошо, — твердо произнес он. — На улице есть одно место.
Он начал было засовывать оружие за пояс, но передумал и положил его обратно в выдвижной ящик.
Как только они оказались на улице вне предела слышимости пешеходов, Павел произнес.
— Может, вы предпочитаете, чтобы я говорил по-русски? Мне кажется, мы тогда будем меньше привлекать внимания, чем если говорить по-английски.
— В «Интуристе» знают, что вы говорите по-русски? — напряженно спросил Шверник. — Если нет, то говорите по-английски. Так вот, откуда вы узнали мое имя? У меня нет контактов с американцами.
— Я узнал о вас от западных немцев.
На лице Шверника отразился необузданный гнев.
— Да они игнорируют элементарные меры предосторожности! Они что, готовы открыть меня каждому, кто об этом попросит?
Павел мягко ответил:
— Герр Людвиг постоянно под моим руководством. Ваш секрет в настоящий момент в той же безопасности, что и раньше. Лидер подполья некоторое время оставался в молчании.
— Вы американец, так, и Людвиг вам обо мне рассказал? И чего же вы хотите?
— Хочу помочь, — сказал Павел Козлов.
— Что вы хотите этим сказать? «Помочь»? Как вы можете помочь? Я не пойму, о чем вы говорите.
— Помочь вам любыми средствами. Деньгами, типографиями, миографами, радиостанциями, оружием, ограниченной военной силой, обучением, всем, что вам потребуется, чтобы свергнуть Советское правительство.
Они дошли до ресторана. Леонид Шверник превратился в специалиста по экспорту. Он повел клиента к отдельному столику. Дал ему возможность удобно усесться.
— Вы действительно все знаете о камерах? — спросил он.
— Да, — ответил Павел, — мы основательно подготовились. Могу купить у вас фотоаппараты, и они будут проданы в Штатах.
— Хорошо.
Подошел официант.
— Вы когда-нибудь ели икру по-русски? — поинтересовался Шверник.
— Не думаю, — ответил Павел. — Я не голоден.
— Голод тут не при чем, — произнес Шверник. Он велел официанту принести хлеб, несоленое масло, икру и графин водки.
Официант ушел, и Шверник произнес:
— В какой степени вы намерены нам помочь? Деньги, например. Какие деньги: рубли, доллары? И сколько? Революционное движение всегда использует деньги.
— Деньги всех видов, — ровно сказал Павел, — и в любых количествах.
На Шверника это произвело впечатление.
— В любых количествах в разумных пределах, да? — напряженно спросил он.
Павел посмотрел ему прямо в лицо и ровно ответил:
— В любых количествах на определенное время. Это могло бы и не быть особенно разумным. Единственным условием должна быть гарантия, что они пойдут на свержение Советов, а не на личные цели.
Опять подошел официант. Шверник вытащил из кармана несколько брошюр, разложил их перед Павлом Козловым и начал указывать авторучкой на особенности фотокамер завода им. Микояна.
Официант поставил заказ на стол и остановился на время, чтобы получить дальнейший заказ.
Шверник объяснил.
— Прежде всего возьмите приличные порции водки. — Официант налил им. — Теперь выпейте, вверх дном, как говорите вы, американцы. Теперь намажьте масло на маленький кусочек хлеба и положите сверху любую порцию икры. Ну как? Теперь ешьте ваш сэндвич и выпейте еще водки. И начинайте все сначала.
— Я вижу, можно довольно легко напиться, если есть икру по-русски, — засмеялся Павел.
Они вновь прошли через эту процедуру, и официант удалился.
— Я могу несколько дней провести с вами, договариваясь о сделке с фотоаппаратами. Потом я смогу отправиться в турне по стране, предположительно для осмотра туристских достопримечательностей, но фактически для того, чтобы вступить в контакт с вашими организациями. Потом я вернусь, предположим, для того, чтобы заключить еще контракт. Могу вас заверить, эти камеры будут хорошо продаваться в Штатах. Я буду возвращаться время от времени, ради бизнеса. Между прочим, у вас есть свои люди среди гидов-переводчиков в местных отделениях «Интуриста»?
Шверник кивнул.
— Да. Да. Это может быть хорошей идеей. Мы назначим вам Анну Фурцеву, если сможете договориться. И, возможно, она даже сможет подобрать вам шофера, который тоже будет одним из наших.
Так в первый раз Павел Козлов услышал имя Анны Фурцевой.
Утром Леонид Шверник приехал в отель на машине завода им. Микояна, загруженной фотоаппаратами и различными принадлежностями, пригодными для основной модели. Он начал бурно излагать преимущества аппаратов завода, пока они не вышли из отеля.
В заключение того, что он сказал, когда они выходили из-под порталов отеля, было:
— Мы поездим по городу, чтобы у вас была возможность сделать какое-то количество моментальных снимков, а потом, может быть, съездим на мою дачу, где сможем пообедать…
В машине он произнес:
— Позвольте представить вам Анну Фурцеву, которая прикомандирована к вам «Интуристом» в качестве вашего гида-переводчика на тот случай, если вы останетесь. Анна, мистер Джон Смит.
Павел пожал руку.
Она была блондинкой, как почти все русские девушки, с удивительно синими глазами. Пухленькая по западным стандартам, но в меньшей степени, чем обычно бывают в России. У нее были чувственные губы, не соответствующие облику пламенной революционерки.
Машина поехала. Шверник сидел за рулем.
— Да, и между прочим, относительно нашей реорганизации вспомните, когда они называли это рецессией, а ранее даже депрессией — наша сталелитейная промышленность работала меньше, чем на 60 % возможностей. Советы всегда работают на все сто процентов. Им не нужно волноваться, смогут ли они или нет продать сталь. Если они производят стали больше, чем им сейчас необходимо., они используют ее, строят новые заводы.
Шеф покачал головой.
— Не позднее 1958 года они начали догонять нас, продукт за продуктом. Зерно, масло, лесоматериалы, самолеты, космические аппараты, уголь…
Павел нетерпеливо наклонился вперед:
— Мы выпускаем в три раза больше машин, холодильников, кухонных плит, моек…
— Это так, — произнес начальник. — Когда мы расходуем продукцию наших сталелитейных заводов на автомобили и автоматическое оборудование, они обходятся без этих вещей и используют свою сталь на новые сталелитейные заводы, новые железные дороги и фабрики. Мы насмехаемся над их прогрессом, много говорим о нашей свободе и свободе наших союзников и нейтралов и радуемся нашим холодильникам и мойкам, пока в конце концов они не обойдут нас.
— Вы говорите прямо как в передаче ТАСС из Москвы.
— Хм-м-м, я старался, — ответил шеф. — Тем не менее, ситуация неважная. Тот факт, что вы и я, а также двести миллионов американцев предпочитают автомобили и прочие вещи большему количеству заводов и что предпочитают личную свободу и гражданские права, не относится к делу. Нам следовало бы меньше смеяться семь лет назад и больше думать о сегодняшнем дне. Если ситуация останется прежней, дайте им еще пару лет идти теми же шагами, и все нейтральные страны в мире попадут в их лапы.
— Это сделает их сильными, не так ли?
— Сильными? — с отвращением прорычал шеф. — Это мягко сказано. Даже некоторые наши союзники начинают колебаться. Восемь лет назад Индия и Китай принялись за индустриализацию. Сегодня Китай — третья индустриальная держава мира. Где в двадцатых годах была Индия? Через десять лет Китай, возможно, станет первым. Я даже боюсь думать, где они окажутся через двадцать пять лет.
— Да в Индии одни сумасброды-идеалисты.
— Наша любимая отговорка, верно? Фактически, мы, Запад, бросили их. Они не могут сойти с пути. Советы подталкивают Китай, как только могут.
Павел положил ногу на ногу и наклонился вперед.
— Мне кажется, я уже раз сто обсуждал это на всевозможных коктейлях.
Шеф рванул выдвижной ящик и взял огромный коробок кухонных спичек. Он ударил одну их них о ноготь и стал смотреть сквозь табачный дым на Козлова, после того как зажег трубку.
— Проблема в том, что система русских, которую они начали первым пятилетним планом в 1928 году — та же система используется в Китае, — работает. И нравится она нам, с нашими идеалами свободы, или не нравится, она все же работает. Каждый гражданин страны отправляется в жесточайшую мясорубку ради увеличения национального продукта. Каждый, — шеф кисло усмехнулся, — за исключением партийной элиты, которая всем управляет. Каждый приносится в жертву во имя прогресса всей страны.
— Знаю, — сказал Павел. — Дайте время, и я разберусь, к чему эта лекция.
Шеф хмыкнул.
— Комми все еще у власти. Если они останутся у власти дальше и будут развиваться теми же темпами, с нами будет покончено, полностью покончено через пару лет. Мы будем так далеко позади, что станем всемирным посмешищем, и все попадут в объятия Советов.
Казалось, он сменил тему:
— Вы хоть слышали о Сомерсете Моэме?
— Конечно. Я прочитал несколько его романов.
— Я размышлял о Моэме — британском агенте, а не о Моэме-писателе, хотя это одно и тоже лицо.
— Британский агент?
— Угу. Его отправили в Петроград в 1917 году, чтобы предотвратить большевистскую революцию. Немцы отправили в запломбированном вагоне из Швейцарии, где они были в изгнании, Ленина и Зиновьева в надежде, что в царской России начнется революция. Я к чему веду, к одной из его книг — «Подводя итоги», где, насколько я помню, Моэм бегло упомянул, что, по его мнению, будь он отправлен в Петроград хоть на шесть недель раньше, он смог бы успешно выполнить свое задание.
Павел осторожно посмотрел на него.
— Да что бы он мог сделать?
Шеф пожал плечами.
— Эта была Мировая война. Британцы хотели сохранить Россию в качестве союзника, чтобы оттянуть как можно больше германских войск с Западного фронта. Немцы же хотели устранить русских из войны. Моэму была предоставлена полная свобода действий. Все, что можно было сделать. Корабли британского флота, чтобы подобрать большевиков, неограниченные денежные средства для тех, кто годился в наемники для совершения убийств. Что бы, например, случилось, если бы ему удалось устранить Ленина и Троцкого?
— Какое отношение все это имеет ко мне? — неожиданно спросил Павел.
— В этот раз мы поручаем вам эту работу.
— Работу Моэма? — не понял Павел.
— Нет, наоборот. Я не знаю, кто организовал отправку Ленина в Петроград, но ваша работа будет эквивалентной. — Казалось, он вновь переменил тему: — Вы читали лет десять назад «Новый класс» Милована Джиласа?
— Я в основном помню содержание книги. Это один из приближенных Тито, который выступал против коммунистов и совершил неплохую работу, изобличив так называемое бесклассовое общество.
— Правильно. Я всегда удивлялся, что так мало людей дали себе труд задаться вопросом, как он смог передать свою книгу из одной из самых суровых тюрем Тито и опубликовать ее на Западе.
— Никогда не думал об этом, — согласился Павел. — Так как же?
— Дело в том, — произнес шеф, вытряхивая пепел из трубки и ставя ее на полку, — что во всех коммунистических странах было и есть очень сильное подполье, не только в Югославии, но и в Советском Союзе.
Павел нетерпеливо заерзал:
— И все-таки, как это связано со мной?
— Вам предстоит с ними работать. С антисоветским подпольем. Вы получите неограниченные фонды на все нужды, все, что вы найдете нужным. Ваша работа будет заключаться в том, чтобы помочь подполью начать новую русскую революцию.
Павел Козлов с забинтованным после пластической операции лицом провел пару часов в отделе Руба Голдберга, изучая предлагаемые технические новинки.
— Шеф послал меморандум, чтобы мы познакомили вас с этой новинкой, — произнес Дерек Стивенс. — Мы назвали ее «Трейси».
Павел хмуро посмотрел на ручные часы, потрогал их и поднес к уху. Они тикали, а секундная стрелка шла по кругу.
— «Трейси»? — переспросил он.
— В честь Дика Трейси, — ответил Стивенс. — Помните этот давнишний комикс? Приемно-передающее устройство у него на запястье.
— Но это на самом деле часы? — спросил Павел.
— Конечно. Время показывают точное. Тем не менее это маскировка. На самом деле это рация. Узкий луч, направленный от вас, где бы вы ни находились, к шефу.
Павел поджал губы.
— Ребята действительно отлично делают свое дело. — Он вернул часы Дереку Стивенсу. — Покажите мне, Дерек, как работает радио.
Они потратили пятнадцать минут на изучение устройства, потом Дерек Стивенс произнес:
— Здесь есть еще одно устройство, на которое, как считает шеф, вы можете захотеть взглянуть.
Это был небольшой короткоствольный пистолет. Павел управлялся с ним с легкостью от долгой практики.
— Грубая рукоять. А каковы преимущества? Я не особенно люблю автоматическое оружие.
Дерек Стивенс покачал головой.
— Пойдемте на огневой рубеж, Козлов, и мы вам все покажем.
Павел косо взглянул на него и кивнул.
— Идемте.
На огневом рубеже Стивенс установил силуэт человека. Он отступил в сторону и произнес:
— О’кей, начинайте.
Павел непринужденно встал, левая рука в кармане брюк, поднял пистолет и нажал на спусковой крючок. Он нахмурился и нажал вновь.
— Он не заряжен, — сердито сказал он Дереку Стивенсу.
Стивенс весело хмыкнул:
— Взгляните на мишень. В первый раз вы попали прямо в сердце.
— Я… — начал было Павел. Он с удивлением посмотрел на оружие. — Бесшумное и без отдачи. Какой калибр, Дерек, и какой угол разброса?
— Мы называем этот пистолет «бесшумный» 38 калибра, — сообщил Стивенс. — Пробивная сила такая же, как у «магнума» 44 калибра, который вы обычно носите.
Плавным движением Павел Козлов вытащил из кобуры под левым плечом свой «магнум» 44 калибра и отбросил его в сторону.
— Больше этот пистолет мне не нужен, — заявил он. С восхищением взвесил в руке новое оружие. — Внешне выглядит довольно убого, и передняя часть спускового крючка защищена. Мне нужен скорострельный пистолет. — Потом он добавил с отсутствующим видом: — Откуда вы знаете, что я ношу «магнум»?
— Вы достаточно известны, Козлов, — ответил Стивенс. — Полковник Лоуренс Холодной войны. Журналистам не дают много узнать о вас, но то, что они узнают, они сообщают всем.
— Почему вы не любите меня, Стивенс? — ровно спросил Павел Козлов. — В такой игре я не ценю в вашей команде людей, которые меня не любят. Это опасно.
Дерек Стивенс покраснел.
— Я не говорил, что не люблю вас.
— Вам и не надо было говорить.
— В этом нет ничего личного, — произнес Стивенс.
Павел Козлов смотрел на него.
— Я не одобряю совершение американцами политических убийств.
Павел Козлов жестко усмехнулся без всякого веселья.
— Вам будет трудно доказать, что эти убийства возможно было совершить без ваших часов и прочих игрушек, Стивенс. Между прочим, я не американец.
Челюсть, правда, у Дерека Стивенса не отвисла, однако он заморгал.
— Так кто же вы?
— Русский, — резко ответил Павел. — И учтите, Стивенс, вы сейчас заняты, но, когда вы получите время для раздумий, изучите науку о ведении войны.
Стивенс вновь покраснел.
— Науку о ведении войны?
— Ничего особенного тут нет, — грубо сказал Павел Козлов. — В войне давно нет рыцарства, и, видимо, его никогда не будет вновь. Ни одна сторона не может себе этого позволить. Я говорю о холодной войне так же, как и о горячей.
Он сердито смотрел на Дерека:
— Или вы все еще предаетесь иллюзии, что только коммунисты имеют на своей стороне сильных людей?
Павел Козлов пересек Атлантику на сверхзвуковом ТУ-180, принадлежащем компании «Европа Айавейз». Это само по себе раздражало его. Плохо, что коммунисты обогнали развитие Запада с помощью первого реактивного лайнера ТУ-104, вошедшего в массовое производство в 1957 году. К тому времени, когда Соединенные Штаты в 1959 году создали свой первый по-настоящему практичный трансатлантический реактивный самолет, русские дошли до ТУ-114, как его создатель, старый Андрей Туполев, назвал самый большой, самый эффективный и экономичный самолет.
Гражданская авиация, которую они имели, ушла вперед, да так и осталась впереди. Субсидируемые, насколько Запад мог или, по меньшей мере, насколько это ему удавалось, авиалинии не могли себе позволить использование более медленных, меньших по размеру и гораздо более дорогих западных моделей. Мало-помалу, сначала нейтральные страны, вроде Индии, а потом даже члены Западного блока, стали приобретать для авиалиний русские самолеты.
Павел с отвращением вспоминал, какие меры пришлось принимать правительству, чтобы предотвратить в самой Америке приобретение советских самолетов, предлагаемых за фантастически низкую цену.
В Лондоне он вручил карточку, на которой добавил карандашом цифровой код, и передал ее британскому майору разведки.
— Полагаю, меня ждут, — заявил Павел.
Майор посмотрел на него, потом на карточку.
— Одну минуту, мистер Смит. Я посмотрю, здесь ли его светлость. Присядьте, пожалуйста.
И он вышел из комнаты.
Павел Козлов подошел к окну и взглянул на движущихся внизу пешеходов. Впервые он был в Лондоне тридцать лет назад. Насколько он мог вспомнить, тут не было видимых изменений за исключением внешнего вида машин. Он рассеянно размышлял, сколько ему потребуется времени, чтобы заметить изменения на лондонских улицах.
Майор вернулся в комнату с новым выражением уважения на лице.
— Его светлость примет вас немедленно, мистер Смит.
— Спасибо, — произнес Павел. И вошел во внутренний кабинет.
Лорд Кэррол был в гражданской одежде, которой, тем не менее, не удалось скрыть его военную выправку. Он указал на стул рядом со столом.
— Нас проинструктировали оказывать вам всяческое содействие, мистер… Смит. Откровенно говоря, я просто не могу представить, в чем это может заключаться.
Павел заговорил, устраиваясь на стуле.
— Я отправляюсь в Советский Союз в важную командировку. Мне нужна в мое распоряжение такая большая команда, какая возможна. У вас, конечно, есть агенты в России?
Он поднял глаза.
Его светлость прочистил горло, и его голос стал еще жестче.
— Каждая крупная военная держава имеет определенное число шпионов в каждой стране. Не важно, мирный это период или нет, это обычное дело.
— Сейчас вряд ли мирное время, — сухо произнес Павел. — Я хочу получить полный список ваших советских агентов и необходимую информацию, как вступить с ними в контакт.
Лорд Кэррол уставился на него. Наконец выпалил:
— Да, почему! Вы даже не британец. Это же…
Павел поднял руку.
— Мы будем сотрудничать с русским подпольем. Сотрудничество — недостаточно точное слово. Мы намерены подтолкнутьих к действию, если сможем.
Глава британской разведки посмотрел на карточку перед собой — «Мистер Смит», — прочитал он. Потом поднял глаза:
— Джон Смит, я полагаю.
— А есть кто-то другой? — спросил Павел, по-прежнему сухо.
— Послушайте, вы и вправду Пол Козлов, так? — спросил лорд Кэррол.
Павел посмотрел на него, ничего не отвечая.
Лорд Кэррол нетерпеливо заговорил:
— То, что вы просите, невозможно. У всех наших людей свои собственные предписания, собственная работа. Зачем они вам?
— Самая серьезная работа — это свергнуть советское правительство. Нам надо столько людей, сколько можно заполучить в нашу команду. Возможно, мне не придется их использовать, но я хочу, чтобы они были.
— Вы все время говорите «наша команда», — резко произнес британец, — но, согласно нашему досье на вас, мистер Козлов, вы не британец и даже не янки. И вы хотите, чтобы я перевернул всю советскую машину?
Павел встал и наклонился к столу, от его ушей к подбородку разлилась бледность.
— Вот что, — жестко произнес он. — Если я не член команды, то команд вообще не существует. Одно притворство. Если есть хорошая команда, должен быть соответствующий дух. Командный дух. И мне плевать, играете ли вы в крикет, футбол или в холодную войну. Если есть что-либо важное для меня, на чем я основываю всю жизнь, так только это, понятно? У меня есть командный дух. Возможно, никто на Западе не обладает им, но у меня он есть.
Лорд Кэррод внутренне кипел. Он выпалил:
— Вы не британец, не американец. Другими словами, вы наемник. Откуда нам знать, что русские не предложили вам в два или три раза больше, чем вам платят за службу янки?
Павел вновь сел и посмотрел на часы.
— Мое время ограничено, — произнес он. — Я должен вылететь в Париж сегодня днем, а завтра буду в Бонне. И меня не волнует ваше мнение относительно моих мотивов наемника, лорд Кэррол. Я только что был на Даунинг-стрит. Я предлагаю вам позвонить туда. По просьбе Вашингтона ваше правительство предоставило мне полную свободу действий.
Пол прилетел в Москву рейсом Аэрофлота и приземлился а аэропорту Внуково на окраине города. Он представился американским бизнесменом, импортером фотокамер, который также интересовался туристскими достопримечательностями. Он путешествовал по категории «люкс», что давало ему право на «зил» с шофером и на гида-переводчика, когда он нуждался в нем. Он поселился в гостинице «Украина» на Дрогомиловской в двадцативосьмиэтажном небоскребе с тысячью номеров.
Это было его первое посещение Москвы, но он не был особенно выбит из строя. Он продолжал рассматривать город и осознал тот факт, что с конца 1950-х годов русские начали получать обильную пищу, одежду и, наконец, жилье. Даже эти продукты, когда-то рассматривавшиеся как настоящая роскошь, были теперь в изобилии. Если учитывать материальные факты, советский человек с улицы жил неплохо.
Несколько первых дней Козлов провел, проникаясь чувством города, а также делая предварительные деловые звонки. Его интересовали новые автоматические фотокамеры, постоянно рекламируемые русскими как лучшие в мире. Самый быстрый объектив, надежное функционирование, гарантированное на всю жизнь владельца, и все это продавалось ровно за двадцать пять долларов.
Как и ожидалось, ему сказали, что фабрика и пункт распределения находятся в Ленинграде, и он получил советы, а также рекомендательные письма.
На пятый день он сел на экспресс «Красная Стрела» до Ленинграда и остановился в отеле «Астория» на улице Герцена, 39. Это был самый старый из многих отелей «Интуриста», выстроенный еще до Революции.
Он провел следующий день, дав возможность гиду показать стандартный набор туристических достопримечательностей. Зимний Дворец, где победила большевистская революция, когда мятежный крейсер «Аврора» прошел в Неву и обстрелял его. Эрмитаж, с которым могли соперничать только Ватикан и Лувр. Александровская Колонна, самый высокий в мире монолитный каменный памятник. Скромный личный дворец Петра Великого. Кафедральный собор Петра и Павла, Ленинградское метро, в той же степени музей, как и система транспорта.
Он рассматривал все это на манер туриста, гадая про себя, что мог бы подумать интуристовский гид, если бы знал, что это был родной город мистера Джона Смита.
На следующий день он развернул перед гидом проблемы своего бизнеса. Он хочет встретиться, дайте посмотреть, ага, вот здесь, с Леонидом Шверником с завода по производству фотоаппаратуры имени Микояна. Можно ли это устроить?
Конечно, это можно устроить. Гид минут пять вещал о желании Советского Союза торговать с Западом и распространять мир во всем мире.
Беседа Джона Смита с господином Шверником была назначена на послеполуденное время.
Господин Смит и Шверник встретились в два в кабинете последнего и принялись за обычные любезности. Мистер Шверник прекрасно говорил по-английски, так что мистер Смит смог отпустить на этот раз своего гида-переводчика. Когда тот ушел и они остались одни, Шверник стал обсуждать вопрос продажи.
— Я могу уверить вас, сэр, что не далее того времени, как японцы стали удивлять мир после Второй мировой войны своими новыми фотокамерами, произошла революция в дизайне и качестве. Камеры завода имени Микояна не только лучше где-либо производящихся фотокамер, но с того времени, как наш завод полностью автоматизирован, мы продаем их за ничтожную часть стоимости камер из Германии, Японии или Америки…
Павел Козлов встал, спокойно подошел к одной из картин, висящих на стене, поднял ее, указал на обратную сторону и поднял глаза к собеседнику.
Леонид Шверник с ошарашенным видом откинулся на спинку стула.
Павел оставался у картины, пока собеседник не покачал головой.
— Вы абсолютно уверены? — по-английски спросил Павел.
— Да, — ответил Шверник. — Здесь нет микрофонов. Я точно знаю. Кто вы?
— В движении вас называют Георгий, — говорил Павел, — и вы главный человек в Ленинградской области.
Рука Шверника поднялась из-под стола, и он направил тяжелый армейский револьвер на своего посетителя.
— Кто вы? — повторил он.
Павел проигнорировал оружие.
— Некто, кто знает, что вы Георгий, — сказал он. — Я из Америки. Может кто-нибудь войти?
— Да, кто-нибудь из моих коллег. Или, может быть, секретарь.
— Тогда я предложу вам сходить в бар или какое-нибудь другое место, чтобы выпить что-нибудь, может, чашечку кофе или что там в России его заменяет.
Шверник изучающе посмотрел на него.
— Хорошо, — твердо произнес он. — На улице есть одно место.
Он начал было засовывать оружие за пояс, но передумал и положил его обратно в выдвижной ящик.
Как только они оказались на улице вне предела слышимости пешеходов, Павел произнес.
— Может, вы предпочитаете, чтобы я говорил по-русски? Мне кажется, мы тогда будем меньше привлекать внимания, чем если говорить по-английски.
— В «Интуристе» знают, что вы говорите по-русски? — напряженно спросил Шверник. — Если нет, то говорите по-английски. Так вот, откуда вы узнали мое имя? У меня нет контактов с американцами.
— Я узнал о вас от западных немцев.
На лице Шверника отразился необузданный гнев.
— Да они игнорируют элементарные меры предосторожности! Они что, готовы открыть меня каждому, кто об этом попросит?
Павел мягко ответил:
— Герр Людвиг постоянно под моим руководством. Ваш секрет в настоящий момент в той же безопасности, что и раньше. Лидер подполья некоторое время оставался в молчании.
— Вы американец, так, и Людвиг вам обо мне рассказал? И чего же вы хотите?
— Хочу помочь, — сказал Павел Козлов.
— Что вы хотите этим сказать? «Помочь»? Как вы можете помочь? Я не пойму, о чем вы говорите.
— Помочь вам любыми средствами. Деньгами, типографиями, миографами, радиостанциями, оружием, ограниченной военной силой, обучением, всем, что вам потребуется, чтобы свергнуть Советское правительство.
Они дошли до ресторана. Леонид Шверник превратился в специалиста по экспорту. Он повел клиента к отдельному столику. Дал ему возможность удобно усесться.
— Вы действительно все знаете о камерах? — спросил он.
— Да, — ответил Павел, — мы основательно подготовились. Могу купить у вас фотоаппараты, и они будут проданы в Штатах.
— Хорошо.
Подошел официант.
— Вы когда-нибудь ели икру по-русски? — поинтересовался Шверник.
— Не думаю, — ответил Павел. — Я не голоден.
— Голод тут не при чем, — произнес Шверник. Он велел официанту принести хлеб, несоленое масло, икру и графин водки.
Официант ушел, и Шверник произнес:
— В какой степени вы намерены нам помочь? Деньги, например. Какие деньги: рубли, доллары? И сколько? Революционное движение всегда использует деньги.
— Деньги всех видов, — ровно сказал Павел, — и в любых количествах.
На Шверника это произвело впечатление.
— В любых количествах в разумных пределах, да? — напряженно спросил он.
Павел посмотрел ему прямо в лицо и ровно ответил:
— В любых количествах на определенное время. Это могло бы и не быть особенно разумным. Единственным условием должна быть гарантия, что они пойдут на свержение Советов, а не на личные цели.
Опять подошел официант. Шверник вытащил из кармана несколько брошюр, разложил их перед Павлом Козловым и начал указывать авторучкой на особенности фотокамер завода им. Микояна.
Официант поставил заказ на стол и остановился на время, чтобы получить дальнейший заказ.
Шверник объяснил.
— Прежде всего возьмите приличные порции водки. — Официант налил им. — Теперь выпейте, вверх дном, как говорите вы, американцы. Теперь намажьте масло на маленький кусочек хлеба и положите сверху любую порцию икры. Ну как? Теперь ешьте ваш сэндвич и выпейте еще водки. И начинайте все сначала.
— Я вижу, можно довольно легко напиться, если есть икру по-русски, — засмеялся Павел.
Они вновь прошли через эту процедуру, и официант удалился.
— Я могу несколько дней провести с вами, договариваясь о сделке с фотоаппаратами. Потом я смогу отправиться в турне по стране, предположительно для осмотра туристских достопримечательностей, но фактически для того, чтобы вступить в контакт с вашими организациями. Потом я вернусь, предположим, для того, чтобы заключить еще контракт. Могу вас заверить, эти камеры будут хорошо продаваться в Штатах. Я буду возвращаться время от времени, ради бизнеса. Между прочим, у вас есть свои люди среди гидов-переводчиков в местных отделениях «Интуриста»?
Шверник кивнул.
— Да. Да. Это может быть хорошей идеей. Мы назначим вам Анну Фурцеву, если сможете договориться. И, возможно, она даже сможет подобрать вам шофера, который тоже будет одним из наших.
Так в первый раз Павел Козлов услышал имя Анны Фурцевой.
Утром Леонид Шверник приехал в отель на машине завода им. Микояна, загруженной фотоаппаратами и различными принадлежностями, пригодными для основной модели. Он начал бурно излагать преимущества аппаратов завода, пока они не вышли из отеля.
В заключение того, что он сказал, когда они выходили из-под порталов отеля, было:
— Мы поездим по городу, чтобы у вас была возможность сделать какое-то количество моментальных снимков, а потом, может быть, съездим на мою дачу, где сможем пообедать…
В машине он произнес:
— Позвольте представить вам Анну Фурцеву, которая прикомандирована к вам «Интуристом» в качестве вашего гида-переводчика на тот случай, если вы останетесь. Анна, мистер Джон Смит.
Павел пожал руку.
Она была блондинкой, как почти все русские девушки, с удивительно синими глазами. Пухленькая по западным стандартам, но в меньшей степени, чем обычно бывают в России. У нее были чувственные губы, не соответствующие облику пламенной революционерки.
Машина поехала. Шверник сидел за рулем.