Орхан Кемаль. Брошенная в бездну

   — Что тогда?
   — Я не буду твоей мамой!
   — Ты возьмёшь себе других ребят?
   — Ну конечно.
   Халдун обхватил шею матери ручонками.
   — Не надо, мамочка! Я не стану больше так говорить! Только оставайся моей мамой!
   Кто-то постучал в наружную дверь. Назан хотела было пойти открыть, но вовремя сдержалась, ведь теперь она была посторонней в этом доме…
   Пришла Наджие. Поднимаясь с ней наверх, Хаджер-ханым приложила палец к губам. Наджие сдержала готовый сорваться с языка вопрос. Ночью она слышала шум, крики Мазхар-бея. До самого утра они с мужем строили догадки, что же всё-таки произошло у соседей?.. Сейчас Рыза ждал от неё новостей…
   Женщины молча вошли в кухню.
   — Тётушка, что у вас тут случилось ночью? — спросила Наджие, сгорая от любопытства.
   Хаджер-ханым и внимания не обратила, что её опять назвали тётушкой.
   — Сын дал развод Назан! — выпалила она.
   У Наджие даже дыхание перехватило.
   — О аллах!
   — Да, дал ей развод от трёх до девяти лет.
   — Что же за причина?
   — Он застал Назан, когда та зашивала в подкладку пиджака амулет.
   — А где же она его достала? — спросила Наджие с дрожью в голосе.
   — О, у неё руки длинные, дочь моя! Говорит, купила у какого-то уличного торговца…
   Наджие облегчённо вздохнула: «Значит, не проговорилась!»
   — Ну и глупа же! — продолжала Хаджер-ханым. — Муж домой пришёл чуть не под утро, а ей, видно, дня не хватило, чтобы это обстряпать. Только прилёг, а она в кухню и давай зашивать. Будто не могла выбрать время поудобнее! Как он бил её, как бил! Если бы не я, наверняка убил бы насмерть. Всю жизнь должна за меня богу молиться.
   — А что теперь будет? Ведь Назан нельзя оставаться в вашем доме.
   — Отправим её к тётке.
   — Мальчишку-то она, конечно, с собой возьмёт?
   — Аллах ведает! Это их личное дело. Конечно, он мой внук, люблю я его, жить без него не могу, но…
   — Наверно, Мазхар-бей опять женится? — перебила её Наджие.
   Хаджер-ханым обозлилась:
   — Типун тебе на язык! Уж коли открыла рот, так говори о чём-нибудь хорошем. Зачем ему жениться? Зачем?
   Наджие молчала, стараясь скрыть своё торжество. Теперь-то, думала она, Жале зажмёт Мазхара в кулак!
 
 
   — Ну и новости! — с порога закричала Наджие, вбегая к себе.
   Рыза спрыгнул с кровати:
   — Дал развод?
   — От трёх до девяти!
   — Не может быть!
   — Клянусь аллахом! А как бил её, как бил!..
   — Может, ещё передумает?
   — Скажешь тоже! Учинил такой скандал — и вдруг «передумает»!
   — Это, пожалуй, верно. Сейчас я быстренько оденусь…
   — Небось, побежишь в пансион?
   — А как же! — торопливо проговорил Рыза, сбрасывая ночную сорочку и натягивая брюки.
   — Назан-ханым, Назан-ханым! — кривляясь, передразнивала кого-то Наджие. — Что мне проку было от такой ханым? Вот девица из бара, говорят, щедрая… По всему видно — простая душа!
   — А из-за чего он всё-таки дал ей развод? — вдруг остановился Рыза.
   — Э, да всё дело в самом обыкновенном амулете. Она хотела зашить его в пиджак Мазхар-бея, а он её поймал.
   — Вот тебе и раз! — изумился Рыза. — Так значит, она не из простушек. Ведь и глаз от земли не подымала, а туда же — привораживать мужа вздумала! Вот тебе и тихоня! Правду люди говорят, чужая душа — потёмки.
   Рыза оделся и убежал.
   Скорей бы добраться до пансиона и первым сообщить Жале эту новость! Нужно обязательно завоевать её расположение! Ведь если она станет женой Мазхар-бея, то им с Наджие тоже кое-что перепадёт. Жена как-нибудь вотрётся в дом адвоката, будет там есть и пить. А он сам прокормится в баре. Глядишь, года через два они скопят деньгу и откроют кабачок…
   Вот и пансион! Рыза постучал. Из окна высунулась голова Несрин:
   — Кто там?
   Увидев подружку и наставницу Жале, Рыза постарался сказать как можно спокойнее:
   — Это я, открой!
   Жале, лежавшая в кровати, спросила:
   — Кто там пришёл?
   — Твой! — ответила Несрин.
   — Мой? Какой ещё мой?
   — Гарсон Рыза. Разве он не твой?
   Жале вспыхнула, но промолчала. «Скоро Несрин всё равно уедет в Стамбул, — подумала она, — не стоит её раздражать. И так, бедняжка, задыхается от кашля». Накинув халат, она вышла из комнаты в холл.
   — Привет! — склонился перед ней Рыза. Глаза его горели, как угли. — Приятное известие! Твой дал развод жене!
   Жале подняла брови и холодно проговорила:
   — Ты думаешь, что обрадовал меня?
   Рыза был изумлён.
   — Н-е-ет! Но…
   — Я не хотела разрушать чужое гнездо! Да, я люблю Мазхар-бея. Но любовь — это одно, а брак — совсем другое.
   Расстроенная, она вернулась в комнату и снова юркнула под одеяло, натянув его до самого подбородка.
   Несрин ни о чём её не спрашивала. «Какие странные люди! — думала Жале. — Считают это приятным известием… Ведь развалилась семья…»
   Ей было очень жаль Назан. Хотя Жале никогда не видела жену Мазхара, но нередко представляла себе её, скромную затворницу, молча страдавшую от деспотизма свекрови… «Ну уж если я сама войду в дом Мазхара и окажусь под одной крышей с этой старухой, то не будь я Жале, если не отомщу за бедняжку Назан!» — заклинала она себя.
   Оставшись в холле один, Рыза долго стоял в недоумении. Наконец он пришёл в себя и отправился домой.
   У здания муниципалитета гарсон неожиданно столкнулся с Хаджер-ханым.
   Он низко поклонился.
   Хаджер-ханым была в отличном расположении духа. Случайная встреча с Рызой ещё больше подняла её настроение.
   — Приветствую тебя, Рыза-эфенди!
   — Куда это вы так спешите, ханым-эфенди?
   — Иду в контору сына. Пора закончить всё это дело…
   — Конечно, — понимающе подмигнул Рыза. — О, мы с женой были так огорчены…
   — Чему быть, того не миновать, дитя мое! Теперь пусть сын распорядится отправить её в Стамбул или ещё куда-нибудь. Оставаться у нас ей больше нельзя.
   — Ну, конечно, — кивнул Рыза. — Если вы решите отправить Назан в Стамбул, найду ей попутчицу. На днях Несрин тоже поедет худа.
   — А кто такая Несрин? — вскинула брови Хаджер-ханым.
   — Самая близкая подружка вашей Жале, — снова подмигнул Рыза.
   По лицу Хаджер-ханым пронеслась целая буря чувств.
   — Почему ты называешь эту распутную женщину нашей?
   Рыза смутился.
   — Делать нам больше нечего, как заводить родство с какой-то распутницей? — продолжала негодовать Хаджер-ханым. — Сын мой вовсе и не собирается жениться. Ему и так хорошо. Думаешь, он с одной Жале развлекается? Ничего подобного! Сегодня с одной, завтра с другой. Эти женщины для того и созданы, чтобы с ними весело проводить время. При чём тут женитьба? Один раз женился, и хватил горя. С него довольно! Запомни, Рыза, я правоверная мусульманка, живу по шариату. Так неужели я пущу в свой дом какую-то шлюху? Да никогда в жизни этого не будет!
   Рыза понял, что промахнулся и с Хаджер-ханым. Он стоял, словно оплёванный, глядя вслед удалявшейся старухе, до тех пор пока её чёрный чаршаф не скрылся за углом.
 
 
   Заложив руки за спину, Мазхар ходил по кабинету. Хаджер-ханым достаточно было взглянуть на сына, чтобы понять — он уже сильно раскаивается в случившемся. Надо действовать!
   — Не знаю, сказать тебе или нет, — начала она. — Как бы ты опять не стал бить её.
   — Что ещё? — с трудом сдерживая себя, обернулся Мазхар.
   Хаджер-ханым даже вспотела от напряжения. Она откинула чаршаф и, вытирая лицо и шею платочком, присела на край дивана.
   — Говори же, что случилось?
   — Погоди немного. Я задыхаюсь от жары. Чуть не всю дорогу бежала… В мои-то годы!.. — тянула Хаджер-ханым, наблюдая за сыном из-под опущенных век.
   — Она сбежала? — спросил Мазхар, останавливаясь против матери.
   — Конечно, сбежала! Я занялась делами на кухне, а она схватила Халдуна — и к Наджие!
   — Да как же ты отдала ей ребёнка?
   — Разве я отдавала, дитя моё? Мечусь между вами как потерянная, ничего уже не соображаю. То колдовство, то перстень… Оказывается, эта дурёха уронила его под кровать.
   — Так она нашла перстень?
   — Нашла! Нацепила и красуется!
   — Ну аллах с ним, с перстнем! А вот сын… Она говорит, что не отдаст его?
   — Она так не говорит, но… Вот что, если хочешь, я всё улажу. Только ты не вмешивайся. Не испорти дело.
   — Забери у неё ребёнка обязательно! Я не могу допустить, чтобы мой сын остался в руках этой невежественной женщины.
   — А тебе не кажется, что следовало бы отобрать и перстень?
   — Перстень пусть остаётся у неё!
   — Как же так? Ведь ты заплатил за него столько денег! Просто грех…
   — Послушай, мать! Перстень может остаться у неё, только бы она не взяла сына.
   Нет, Хаджер-ханым вовсе не желала, чтобы перстень достался Назан. У неё-то самой никогда не было такой дорогой вещицы.
   Возвратясь домой, она поманила к себе Назан.
   — Слушай меня хорошенько, дитя моё. Я разговаривала с Мазхаром. Он жалеет тебя, но говорит: что случилось, того не вернёшь. Поедешь к тётке, но можешь быть уверена, что к весне, месяца через три, ты снова будешь здесь… Разве ты не знаешь Мазхара? Ему ничего не стоит вспыхнуть, накричать, а через минуту раскаяться. Он скоро всё забудет и простит… Мазхар считает, что Халдуну лучше оставаться дома. По-моему, это правильно. Зачем тащить куда-то ребёнка? Да вот ещё перстень… Сын очень доволен, что ты его нашла. Меня, говорит, больше всего огорчило, что Назан потеряла мой подарок. Однако он не поверил, что перстень нашёлся. Дай-ка его мне, пойду и покажу Мазхару. Пусть увидит своими глазами. А потом получишь его обратно.
   Назан снова бросилась на шею Хаджер-ханым. Они заплакали.
   — Ах, скорей бы всё пошло по-старому! — проговорила Хаджер-ханым. — Я полюбила тебя, как родную дочь. Не знаю, как и выдержу эту разлуку. Целых три месяца…
   — Не расстраивайтесь, мамочка! Быть может, всё к лучшему. Теперь мы будем больше ценить друг друга, — проговорила растроганная Назан, снимая с пальца перстень и протягивая его Хаджер-ханым. Та быстро подхватила перстень и завернула в платок.
   — Верно, дочь моя! Но я забыла тебе передать ещё одну просьбу Мазхара. «Попроси, говорит, Назан от моего имени, пусть до отъезда поживёт у Рызы». Я-то полагала, что тебе лучше побыть в доме у прокурора, но Мазхар сказал: «Нельзя! Надо дорожить своей честью! Никто не должен знать о нашем разводе. А кто спросит, скажем, будто Назан поехала в Стамбул к своей тётке, отдохнуть…» Только погоди, сначала я схожу и переговорю с Наджие. Ты же знаешь, какая она сплетница, не приведи аллах! Я велю ей и Рызе никому не говорить о вашем разводе. Смотри и ты держи рот на замке. Ну, я тебя позову. Возьмёшь и Халдуна с собой.
   — Хорошо, мамочка, — покорно склонила голову Назан.
   Хаджер-ханым перешла улицу и постучалась к соседям. Передав привет от Мазхара и сообщив о его мнимой просьбе, она сказала:
   — Что поделаешь? Такова жизнь! Судьба! Я надеюсь, Рыза-эфенди возьмёт на себя труд посадить Назан в поезд и…
   Она сунула Рызе горсть монет. Ощутив в руке деньги, Рыза страшно обрадовался. Наконец-то хоть немного повезло!
   — Какой там труд! Это мой долг, ханым-эфенди! — засуетился он. — Пока Назан будет оставаться в моём доме, можете не волноваться: я и не загляну сюда. Отправим её вместе с Несрин, будьте спокойны!
   Вскоре после этого разговора Назан вместе с Халдуном перешла к Наджие. Когда вечером Мазхар не застал их дома, он сильно огорчился.
   — Значит, она настаивает на том, чтобы забрать сына?
   — Настаивала. Но я уговорила её и она согласилась оставить его, — сказала Хаджер-ханым.
   — Так почему Халдуна нет дома?
   — Я заберу его спящим…
   — А когда Назан собирается ехать?
   — Денька через два. Там одна девица из бара, Несрин, едет в Стамбул. Так вот Назан поедет вместе с ней…
   Мазхар вспомнил, как однажды Жале говорила, что её больная подруга собирается скоро в Стамбул к своему возлюбленному.
   — Назан сердится на меня?
   — Как же она может не сердиться?
 

12

   Халдун оставался с матерью у Наджие два дня и две ночи. Вечером третьего дня, когда он спал, за ним пришла Хаджер-ханым. Назан разрыдалась.
   — Не волнуйся, дитя моё! — успокаивала её шёпотом старуха. — Да убережёт тебя аллах от зла! Самое позднее весной снова будешь здесь.
   С улицы донёсся шум подкатившего к дому фаэтона.
   — Ну, как, готова? — спросил Рыза входя.
   Пока Назан собирала вещи, Хаджер-ханым с ребёнком на руках незаметно скользнула в дверь, быстро перебежала дорогу и, поднявшись к себе, уложила спящего Халдуна в свою постель.
   Мазхар не появлялся. Стоя у окна, он не сводил глаз с дома напротив. Тусклый свет фонарей фаэтона едва освещал кусок стены и дверь. Вот показалась закутанная в чаршаф фигура Назан…
   Мазхар более не мог сдерживаться и всхлипнул.
   — Хорош мужчина! — раздался за его спиной голос матери. — И не стыдно тебе?
   Но он ничего не слышал. Терзаемый угрызениями совести, Мазхар был готов молить о прощении. Быть может, он никогда больше не увидит Назан, ведь теперь она стала для него чужой… Нет, он должен пожелать ей счастливого пути!
   Оттолкнув мать, Мазхар сбежал вниз и в один миг оказался возле фаэтона.
   — Счастливого пути! — сказал он дрогнувшим голосом.
   Назан едва была в силах произнести слова благодарности.
   — Я оставила вам Халдуна, — сказала она чуть слышно. — Быть может, он иногда будет напоминать вам обо мне. Но вы не вернули мне свой подарок…
   — Какой подарок? — изумился Мазхар.
   — Ваша матушка забрала у меня перстень, чтобы показать вам, ведь он нашёлся…
   Мазхар опрометью бросился в дом и одним махом взлетел по лестнице.
   — Разве я не приказывал тебе не брать у неё перстня? — набросился он на мать.
   Хаджер-ханым сорвала перстень с мизинца:
   — На, возьми! Она сама дала его, сын мой, чтобы показать тебе. А ты уж подумал бог знает что.
   Мазхар махнул рукой, схватил перстень и выскочил на улицу.
   — Вот! — тяжело дыша, протянул он перстень Назан. — Береги его как память обо мне и Халдуне.
   — Благодарю вас!
   Рыза уселся на козлах рядом с кучером, и фаэтон тронулся. Вскоре он исчез в темноте.
   С трудом овладев собой, Мазхар вернулся в дом. Всё, решительно всё отодвинулось куда-то далеко-далеко: сын, мать и даже Жале. Невидимые тиски безжалостно сжимали сердце. Войдя в спальню, он плотно прикрыл дверь. Взгляд его случайно упал на сундук.
   Почему же Назан не взяла его с собой? Или она накопила столько денег, что ни в чём не нуждалась? Нет, Мазхар знал, что у неё не было лишних денег. Ведь Назан ничего от него не скрывала… Но тут же он вспомнил о колдовстве и брезгливо поморщился.
   Закурив сигарету, Мазхар тяжело опустился в кресло. Что с ним творилось? Ведь всего несколько дней назад один вид этой измождённой, начинавшей увядать женщины выводил его из себя. Но почему же сейчас ему было так жаль её? Отчего так сжималось сердце?..
   Прошло много времени, прежде чем Мазхар взглянул на часы. Половина двенадцатого — пора в бар! Выходя из спальни, он заметил свет у матери, и только тут вспомнил, что у неё спит сын. Как же он мог забыть о нём? Толкнув дверь, Мазхар почти вбежал в комнату. Халдун спал, безмятежно разметавшись на кровати. Мазхар погладил золотистые кудри мальчика. Бедный ребёнок! Ни о чём не ведает… Утром проснётся и позовёт мать. Будет допытываться у бабки, где она. Что она ответит ему? Мазхар посмотрел на Хаджер-ханым, которая совершала вечерний намаз, и тяжело вздохнул.
   Хаджер-ханым быстро выпрямилась и уселась на молитвенный коврик.
   — Доброй ночи тебе, сын мой, — сказала она с тоской.
   Хаджер-ханым боялась, что Мазхар начнёт расспрашивать о перстне. Но он и не вспомнил об этом.
   — Даже сундука своего не взяла! — сказал Мазхар.
   Хаджер-ханым хорошо знала, почему Назан не взяла сундук, ведь она надеялась вернуться назад.
   — Не снизошла до такой милости! Видно, имела кое-что про запас.
   — А ты ей предлагала взять сундук?
   — Ну разумеется, дитя моё! Она ведь не дочь миллионера и не к миллионерше поехала.
   — Что же она?
   — Пусть, говорит, этот сундук разобьётся о его голову.
   Мазхар вспыхнул, словно порох:
   — Ах так! Тогда не надо было давать ей денег.
   Хаджер-ханым отдала Назан только половину того, что передал для неё Мазхар. Вспомнив об этом, она смиренно сказала:
   — Сделанного назад не вернёшь. Знай я, что она такое скажет, отдала бы лучше эти деньги какой-нибудь уличной девке! По правде говоря, я не хотела отдавать ей перстень. Да ты меня не послушал. А не мешало бы, хоть изредка, прислушиваться к словам матери…
   Мазхар поднялся.
   — Нам трудно будет воспитать без матери мальчика.
   — Положись на меня и не вмешивайся, — сказала Хаджер-ханым, провожая сына до двери. — Куда это ты так поздно?
   — Пройдусь немного.
   — Не вздумай только привести в дом девицу из бара!
   Но Мазхар уже не слышал её слов.
 
 
   У Жале теперь вошло в привычку отвергать просьбы богатых посетителей бара провести с ними вечер. Так было и сегодня. Сидя в одиночестве за дальним столиком, она отпивала из фужера маленькими глотками пиво и ждала Мазхара.
   — Здравствуй!
   Жале вздрогнула от неожиданности. Как она не заметила его прихода?
   — Всё ещё сердишься?
   Жале ответила не сразу. Наконец она поставила на стол пепельницу, которую до этого вертела в руках, и, отчеканивая каждое слово, сказала:
   — Тебе не следовало разводиться с женой!
   — Опять старая песня! Мне уже надоело! Я дал развод жене не из-за тебя и не потому, что меня подстрекали. В этой женщине мне не нравилось всё, решительно всё! Я никогда по-настоящему не любил её и не раскаиваюсь в том, что сделал. Знаешь, что она сказала перед тем, как покинуть мой дом?
   — Не знаю, Мазхар, — бросила Жале. — Не знаю и знать не хочу! Это касается только тебя и твоей жены!.. Но меня бесит, что в наши отношения всё время вмешиваются другие.
   — Она, кажется, ни о чём не жалеет, — словно не слыша её, продолжал Мазхар. — Мать говорит, что…
   — Ради аллаха, перестань напоминать мне о своей матери, — прервала его Жале.
   — Почему?
   — Могу объяснить, если тебе угодно. Я уже не раз говорила, что твоя мать — истинная свекровь, в самом страшном смысле этого слова!
   На мгновение в баре смолк грохот джаза. Откуда-то издалека донёсся протяжный гудок паровоза.
 
 
   Назан ехала вместе с Несрин в купе второго класса. Хотя она верила, что не более чем через три месяца вернётся домой, к мужу, бедняжка не могла сдержать слёз. Невозможно было забыть, как свекровь унесла спящего сына. Бедный мальчик! Ложась спать, он словно предчувствовал беду. Всё открывал глазёнки и просил: «Мамочка! Не бросай меня! Не уходи от нас!»
   Назан тяжело вздохнула.
   Несрин долго кашляла, отплёвывая мокроту в свой розовый платочек. Когда приступ кашля немного стих, она спросила:
   — Разве так уезжают? Вы же не взяли с собой даже самых необходимых вещей.
   На мгновение Назан пробудилась от своих дум.
   — Вещей? А разве мне нужны какие-нибудь вещи? Со мной ведь не будет ни сына, ни мужа, поэтому я ничего не хотела брать. Лучше пускай мои вещи напоминают мужу обо мне.
   — Слава аллаху, что вы хоть догадались в последнюю минуту сказать о перстне!
   — Это не просто вещь, это память о муже и сыне! Он мне очень дорог…
   — Я понимаю. Но в жизни всякое бывает. Если придётся туго, его можно будет продать.
   — Ни за что!
   — Не говорите таких громких слов! Станет туго, продадите…
   — Я не продам его, даже если буду умирать с голоду! — Назан поцеловала перстень.
   Прислонясь головой к раме окна, Несрин теребила кончик розового платочка и с жалостью смотрела на Назан. Нет, она, конечно, ещё не отдавала себе отчёта в том, что произошло.
   Что могло её ожидать? Рыза рассказал Несрин, как избавились от Назан. Хоть ей и подсластили горькую пилюлю, однако выпроводили насовсем. Она уже никогда больше не возвратится назад. Через несколько месяцев, а быть может, и недель, Жале займёт её место…
   — Вы давно не писали вашей тёте? — спросила Несрин. — А вдруг не найдёте её на прежнем месте?
   — Как не найду? — удивилась Назан.
   — Кто знает… Быть может, она съехала с прежней квартиры? Или, не приведи аллах, даже умерла?
   Об этом Назан действительно не подумала.
   — Неужели, — спросила она, со страхом глядя на Несрин, — это могло случиться?
   Несрин горько усмехнулась:
   — Эх, милая! Вы наивны, словно малое дитя! Разве пускаются в путь, не списавшись?
   Назан молчала.
   — Ну а если вы не найдёте своей тёти, есть у вас другое место, где можно было бы остановиться?
   — Нет.
   — Так, так! — протянула Несрин.
   Назан посмотрела на неё с отчаянием. Действительно, что делать, если не найдётся тётя?
   — Я дам вам свой адрес. В случае чего, приходите ко мне. Не забывайте, вы едете в Стамбул. Там одинокой женщине может прийтись плохо…
   Назан с благодарностью посмотрела на свою попутчицу и растроганно сказала:
   — Какая вы добрая, хорошая…
   Вынув из ридикюля листок бумаги, Несрин написала на нём свой адрес и протянула Назан.
   — Благодарю вас!
   — Повторяю, если вы окажетесь в трудном положении, непременно разыщите меня. Обещаете?
   — Хорошо!
   Назан спрятала адрес в сумочку.
   Сидя друг против друга, женщины молча прислушивались к постукиванию колёс на стыках рельсов. Вскоре они задремали.
   Во сне Назан видела сына. Обхватив её шею ручонками, он умолял: «Мамочка! Не бросай меня!» Назан гладила его золотистые волосы и плакала, плакала…
 

13

   Халдун проснулся раньше обычного и посмотрел вокруг заспанными глазенками: бабушка совершала намаз, стоя на коленях на маленьком коврике.
   Сначала он ничего не понял, ведь он лёг спать с мамой в доме тёти Наджие. Откуда же взялась бабушка?
   Хаджер-ханым заметила, что внук проснулся, и начала громко произносить слова молитвы. Халдун знал — это значит, бабушка недовольна. Он повернулся на другой бок.
   Закончив молитву, Хаджер-ханым подошла к кровати.
   — Почему ты не спишь, сынок?
   — Где мама?
   Она решила не отвечать сразу.
   — Ещё рано. Спи!
   — Она у тёти Наджие-ханым?
   — Я говорю тебе, спи!
   Хаджер-ханым укрыла его одеялом и начала сворачивать молитвенный коврик. Поднявшись с пола, она увидела, что Халдун наблюдает за ней.
   — Почему не спишь?
   — Не хочется.
   — Почему?
   Халдун не отвечал. Тогда она присела на край кровати и стала гладить его по голове, приговаривая:
   — Спи, дитя моё, спи! Мама тебе вовсе не нужна. Вот папа — дело другое. Папа купит тебе много автомобилей, и поезд, и пушку! Ту самую пушку, которую мы, помнишь, видели на базаре…
   — Я хочу к маме!
   — И слышать не желаю о ней, чтоб у неё глаза повылазили! Забудь о своей матери!
   Халдун натянул одеяло на голову: «Если у мамы вылезут глаза, как же она будет видеть?» Он вспомнил слепого нищего, который всегда под вечер брёл по их кварталу, тяжело опираясь на палку. Волосы у него были растрёпаны, одежда разорвана. Он шарил руками, нащупывая двери, и жалобным голосом просил милостыню. «Если мама станет слепой, она тоже будет просить милостыню?»
   — Она не любит тебя! Вот бросила нас и уехала!
   Халдуна словно ударили обухом по голове. Лицо у него скривилось, губы задрожали, он уткнулся лицом в подушку и заплакал.
   — Успокойся, дитя моё! Когда она уезжала, я просила её: «Возьми с собой Халдуна. Он будет скучать без тебя». Но так и не удалось её уговорить. «На что мне Халдун? — сказала она. — Там у меня есть другие дети. А Халдуна я совсем не люблю». Не плачь, деточка! Папа купит тебе много игрушек: поезд, пушку, автомобиль…
 
 
   Мазхар, думая о Назан, почти всю ночь не спал и сейчас чувствовал себя совершенно разбитым. Услышав голос сына, он вскочил с кровати и накинув поверх ночной рубашки пиджак, отправился в комнату матери.
   Халдун сидел на коленях у бабушки и всхлипывал.
   — Сыночек, Халдун! Иди ко мне, детка!
   Но мальчик даже не взглянул на него. Заплакав ещё громче, он прижался к бабушке. «Даже бабка ему милее! А ведь он всегда её так боялся! — с горечью думал Мазхар. — Но что за непослушание? Никогда такого не бывало».
   — Иди, дитя моё, иди ко мне, — Мазхар повысил голос: — Говорю тебе, иди ко мне!
   Перепуганный Халдун посмотрел на него глазами, полными слёз.
   — Ты, кажется, хотел купить Халдуну много новых игрушек? — с деланным интересом спросила Хаджер-ханым.
   — Конечно, куплю.
   — Халдуну очень хочется пушку. Мы как-то видели с ним на базаре такую пушку, просто чудо! Ты купишь её?
   — Куплю, какую он захочет.
   — И поезд?
   — И поезд.
   — И автомобиль?
   — И автомобиль. И всё, что он захочет.
   — Вот видишь, мальчуган! Ах, если бы у меня был такой же добрый папа!
   Но бабка напрасно старалась. Халдун не слушал её. Перед его глазами стояла мама. Она стала теперь слепой нищенкой. «А что она будет делать, если ребята отнимут у неё палку? — с отчаянием подумал Халдун. — Наверно, упадёт и разобьёт до крови колени. Кто же её поднимет? Кто помажет ей раны йодом? Бедная мама! Ей будет очень больно!»
   — Твоя мама стала дурной женщиной, дитя моё, — прервал его мысли голос бабушки.
   Мазхар вскипел:
   — Послушай, мать, никогда не говори больше таких слов!
   Хаджер-ханым немного смешалась. Пытаясь исправить свою оплошность, она пробормотала:
   — Халдун слишком скучает. Надо его как-то отвлечь…
   — Разве для этого нужно говорить плохо о его матери? Это может только дурно повлиять на мальчика. Чтобы ничего подобного я больше не слышал!