Орхан Кемаль. Брошенная в бездну

   — Ну, это известно, дорогая.
   — Помолчи, не перебивай меня! Сейчас услышишь то, о чём тебе ничего не известно.
   Мазхар умолк.
   — Вот вчера отправился ты на прогулку с женой и сыном. Хорошо! А обо мне подумал? Сидела я здесь в одиночестве, перебирала чётки и молила аллаха: да сделает он так, чтобы люди не осудили тебя… Все меня спрашивают: «Уважает ли тебя сын?» Я отвечаю: «Слава аллаху!» Но если бы я сказала, что мой сын вовсе и не думает ни о ком, кроме своей жены и ребёнка, тебя попросту освистали бы.
   Говоря всё это, мать не сводила с него глаз. Мазхару было не по себе от этого неотступного взгляда, но он сдерживался, ожидая, чем всё это кончится.
   Хаджер-ханым вновь принялась за свое:
   — Я всё тебе скажу начистоту. Вот сижу со вчерашнего дня без еды. А ты, мой сын, даже не поинтересовался, как я себя чувствую, может, хочу есть или пить?
   — Дорогая мамочка! Какой об этом может быть разговор? Ведь мы одна семья, мой дом — твой дом. Разве нас что-нибудь разделяет?
   — Да, разделяет! Разделяет твоя жена, моя невестка. Я никогда не прикасаюсь без спроса к твоему добру. Ну к чему мне твоё добро? Не приведи аллах, чтобы довелось протянуть руку к чужому.
   Мазхар промолчал.
   — И вот ещё что должна я тебе сказать, — продолжала Хаджер-ханым таинственным тоном. — Утром отправляешься в контору и возвращаешься только вечером, а знаешь ли ты, что в это время творится в твоём доме?
   — А чего знать-то?
   — Ишь ты! Я здесь по целым дням бываю, да и то всего не знаю.
   — Да чего это «всего»?
   — Ну, к примеру, штучек, которые здесь выкидывают. У меня, сынок, ушки на макушке. И друзей много. Уважают меня…
   — Ничего не понимаю.
   — Ты под влиянием злых чар, сын мой, околдовали тебя!
   — Что за чепуха!
   — Чепуха! Хороша чепуха! Смотри, как бы тебе не пришлось раскаяться в своих словах. Что там ни говори, а мир-то на заклинаньях ходжей держится…
   — Ну, хватит!
   — Неверие, сын мой, до добра не доведёт! От неверия все беды! Послушай меня, Мазхар, ведь недаром говорится, что такого друга, как мать, да такого города, как Багдад, нигде на земле не сыщешь… Пока ты сидишь там у себя в конторе, жена-то деньги колдунам раздаёт.
   — О чём ты, никак в толк не возьму?
   — Чего тут не понимать: околдовали тебя…
   — Да кто же? Уж не Назан ли этим занимается?
   — Конечно!
   — Послушай, мама, ведь ты не хуже меня знаешь, что Назан — робкое, бессловесное создание. С утра до вечера торчит дома — стирает, скребёт полы…
   — Уж мне ли не знать, чем она занимается. Неряха она и грязнуля, какой свет не видывал! Целый день ничего не делает, а перед твоим приходом принимается за работу. Хозяйство у неё запущено. Куда ни взглянешь, сердце кровью обливается… А знаешь, почему она сейчас вопила во всё горло? Потому что джины, с которыми она якшается, вцепились ей в горло. Не веришь? Думаешь, всевышний ткнёт пальцем в глаза: вот он грешник?
   Мазхар уже не слушал мать. Он не придавал никакого значения её болтовне о колдовских чарах. Но неужели Назан, его жена, занимается всей этой чертовщиной?.. Подумать только: его робкая, безответная Назан в обществе каких-то ворожей и шарлатанов! И всё так ловко скрывать от мужа!
   Он спросил, как же Назан ухитряется с ними встречаться.
   — Что поделаешь, сын мой, не доглядела. Я ведь женщина больная, ноги у меня ревматические… Где уж мне угнаться за ней? Мало ли кто к нам приходит! Бух в дверь! Кто там? Молочник. Трах! Кто там? Зеленщик. Не проходит и часа, чтобы в дверь кто-то не постучал. Она тут же вниз! И шу-шу-шу!..
   — А от кого ты узнала, что она занимается такими делами? — перебил Мазхар.
   — Я поклялась этому человеку, что не скажу никому ни слова… Если хочешь сам убедиться, будь повнимательней. Посмотри, не припрятано ли что в твоей одежде? Может, там какой амулет зашит… Ведь эти колдовские средства разные бывают… Тут не только амулеты. Она может подмешать в еду жало скорпиона, а то и ещё какую-нибудь дрянь. Ты и не узнаешь…
   Мазхар злился всё больше и больше. У него вновь разболелась голова. Что делать? Ведь у него в руках никаких доказательств. И что он мог сказать Назан? Нужно поймать её с поличным. А уж тогда он изобьёт её и вышвырнет на улицу…
   Хаджер-ханым по лицу сына поняла, что ей удалось пробить брешь, — Мазхаром овладели сомнения.
   — Ах, сын мой! Я так терзалась: если сказать обо всём, будет скандал, люди осудят. А не сказать — душа горит. Ну, посмотри сам на свою жену. Не женщина, а метёлка! Служанка несчастная! Ты спрашиваешь, почему я не беру на прогулку невестку. Дитя моё! Да как могу я взять её с собой? Мне стыдно. Она к тому же и двух слов связать не может. А вокруг столько женщин — пышных, как сдобное тесто. — Хаджер-ханым уголком глаза взглянула на сына. — Стройные, как газели, сладкие, как рахат-лукум. Губы у них — кораллы, зубы — жемчуг!.. И все женщины, все жёны чиновников города восхищены тобой!
   Мазхар самодовольно улыбнулся.
   — Нет, что там ни говори, а Назан тебе не пара.
   — Что поделаешь, раз уж так случилось… — робко проговорил он.
   — Сколько раз я тебе твердила: «Сын мой, дитя моё! Прогони эту девку, пока не поздно!» Отвязались бы от неё — и дело с концом! Да не послушал ты материнского совета. Пожалел её. А думаешь, она не нашла бы себе пару? На слепого бакалейщика и слепой покупатель найдётся…
   Мазхар глубоко вздохнул и поднялся.
   «Значит, жёны чиновников восхищаются мной?» Он вспомнил, как Жале, прищурив свои огромные зелёные глаза, сказала: «Ох, Мазхар-бей! Нет такой женщины, которая не захотела бы стать вашей рабой!» и ему почему-то стало вдруг очень легко. Головная боль прошла. «А что если отправиться сейчас в контору и пригласить туда Жале?» Эта мысль заставила Мазхара мгновенно забыть обо всех огорчениях и тревогах. Он обнял мать и расцеловал её в обе щеки.
   — Ты собираешься уходить, сын мой? Я всегда хотела бы видеть тебя таким, как сейчас. Да сбудутся желания твои!
   Мазхар возвратился в спальню. Назан одевала только что проснувшегося Халдуна.
   — Пойди и поцелуй руку бабушке, — сказал Мазхар сыну строгим голосом.
   Халдун посмотрел на мать. Мазхар перехватил его взгляд и вспыхнул:
   — Я тебе сказал, пойди и поцелуй бабушке руку! Чего же ты ждёшь?
   Он схватил сына за шиворот и вытолкал из спальни.
   Назан не понимала, что случилось. Ясно одно: опять всё обернулось против неё. Она осторожно, бочком, вышла из комнаты. Мазхар с отвращением поглядел ей вслед. «Невежественна, как базарная торговка! Впрочем, разве можно было ожидать чего-нибудь другого от голодранки из Сулеймание?»
   Он передёрнул плечами, чувствуя, что никогда не был так несправедлив, но почему-то его не мучили угрызения совести. И он повторил уже вслух: «Базарная баба! Голодранка!»
   Мазхар быстро оделся и, прихватив давно забытую трость с серебряным набалдашником, вышел из дому. Назан грустно смотрела ему вслед из окна. Вот муж пересёк улицу и замедлил шаги. В двери противоположного домика показался Рыза-эфенди. Мазхар сделал ему знак следовать за собой. Тот засеменил за ним, держась немного поодаль и подобострастно улыбаясь. Вскоре они свернули за угол и скрылись из глаз.
   Назан отошла от окна. Что же случилось с мужем? Ведь он пошёл успокоить мать, но они, кажется, опять повздорили.
   — Видно, у тебя совсем нет дела по утрам!
   Назан вздрогнула и залилась краской.
   — Быть может, ты уже выстирала бельё? Молока купила? Полы подмела? Ах, нет?! Так чего же ты слоняешься без дела? Не успел муж за порог, а она сразу к окну!
   Назан, как всегда, молча ушла в кухню. Но злоба так и распирала Хаджер-ханым. Она подошла к дверям кухни и зашипела:
   — А ты, наверно, себя не помнишь от радости? Думаешь, что у меня с сыном пошли нелады? Так запомни раз и навсегда, что твоё колдовство теперь не поможет! Лучше образумься, не то Мазхар поставит тебя на своё место.
   — О чём это вы? — не поняла Назан.
   Но Хаджер-ханым не удостоила её ответом. Смерив невестку презрительным взглядом, она важно удалилась.
   Назан чуть было не рассмеялась: колдовство! Это она-то занимается колдовством? Махнув рукой, Назан решила больше не думать об этом. Но как ни старалась, слова свекрови всё время вертелись у неё в голове. Какая-то смутная тревога проникла в её сердце. Она глубоко вздохнула и задумалась, но тут же спохватилась: пора приступать к делам.
   В этот момент в кухню вбежал Халдун.
   — Бабушка велела надеть мне новый костюмчик!
   — Она хочет взять тебя на прогулку?
   — Да. Но мне не хочется.
   — Т-с-с! Молчи!
   В дверях вновь появилась Хаджер-ханым.
   — Почему ты уговариваешь мальчишку не ходить со мной?
   — Зачем бы я стала это делать, мама?
   — Девка! не смей называть меня «мамой»!
   Назан потупилась, молча взяла Халдуна за руку и повела в спальню переодеваться.
   — Ну, что ты там застряла, как ишак в болоте? — раздался через некоторое время недовольный голос Хаджер-ханым.
   Назан не выдержала:
   — Это уж вы слишком!
   — Как ты сказала? Дерзить? Мне?
   — Вы сами вынудили меня. С утра только и слышу оскорбления и проклятья…
   — Ах ты, голодранка! Совсем обнаглела. Тебя не то что ругать, избить мало. — Хаджер-ханым сжала кулаки и двинулась на невестку.
   Назан стало дурно. Она в изнеможении опустилась на сундук и разразилась рыданиями.
   — Ах ты, дрянь безродная! — продолжала поносить её свекровь. — В какую семью затесалась! Протри-ка глаза! Да известно ли тебе, что мой род идёт прямёхонько от султанского двора? Мне везде почёт и уважение. А мой сын? Ну разве ты ему пара? Он мог бы взять девушку из знатной семьи, а ты прилипла к нему, как смола. Околдовала ты его, околдовала, не иначе. Да ещё, наверно, эта старая ведьма, твоя тётка, помогла…
   Наконец Хаджер-ханым вспомнила, что собиралась на прогулку.
   — Халдун! Возьми свитер и иди ко мне! — крикнула она на ходу, направляясь в свою комнату.
   — Хорошо, бабусенька!
   Щедро накладывая на лицо белила и румяна, Хаджер-ханым бормотала, стоя перед зеркалом: «Я женщина тонкого воспитания! Да где ж понять это дуре неотёсанной, выросшей в трущобе!»
   Назан тихо плакала, сидя в спальне на сундуке.
   Вскоре она услыхала постукивание каблуков Хаджер-ханым. Спускаясь по лестнице, свекровь жеманно говорила:
   — Дитя моё, дай ручку!
   Они вышли на улицу.
   Увидя Хаджер-ханым, соседка Наджие распахнула окно:
   — Счастливого пути, ханым-эфенди! Далеко ли собрались?
   — Погулять хотела, да помешали… Не обошлось у нас сегодня без скандала. Послала я Халдуна сказать матери, что мы уходим на прогулку. И знаешь, что она сделала? Стала уговаривать мальчишку: «Не ходи с бабушкой!» Я, конечно, разозлилась и помянула о колдовстве. А она покраснела до корней волос, мнется, но не отрицает. Была бы не виновата, так не молчала бы! Чувствует за собой вину, чертовка! Меня не проведёшь!
   — Ваша правда, ханым-эфенди! Я, пожалуй, зайду к вашей невестке, попробую что-нибудь разузнать.
   — Спасибо, дочь моя! Только смотри, будь осторожна — не догадалась бы.
   — Ну что вы, Хаджер-ханым!
   — Хорошо. Я пойду в город, а ты беги к нам.
   — Счастливого пути, тетушка!
   Наджие долго глядела вслед старухе. Она не верила ни одному её слову. Но разве это имело значение? Поправив перед зеркалом волосы, она, как была, в узкой короткой ночной рубашке перебежала через улицу.
   По частому дробному стуку в наружную дверь Назан догадалась, что пришла Наджие.
   Пришлось подняться и пойти открыть дверь.
   — Назан-ханым, — сладеньким голосом запела Наджие, — как поживаешь, сестрица, что поделываешь?
   Назан украдкой утёрла заплаканные глаза и, стараясь не показать, как ей тяжело, сказала:
   — Ничего. Убираю вот комнаты. Заходи.
   — Уж и не знаю, подниматься мне или не стоит?
   Однако она тут же оставила у порога свои такуньи^[8] и, перескакивая через две ступеньки, быстро поднялась по лестнице.
   — Да ты, кажется, плакала?
   Назан отвернулась, покусывая губы. Она готова была разрыдаться вновь.
   Не получив ответа, Наджие продолжала:
   — Что это опять случилось с твоей свекровью? В такую рань прибежала ко мне и давай тебя поносить… Вот кукла размалёванная! Хоть бы сына постыдилась. Чем ты ей опять не угодила, скажи, ради аллаха?
   — Не знаю, — вздохнула Назан.
   — Будь у меня такая свекровь, я б её придушила. Пусть бы мне потом в аду гореть, всё равно придушила бы! И голодранкой тебя называет и колдуньей… Ты скажи мужу, не будь дурой!
   Назан прислонилась к стене и зарыдала.
   — Перестань, сестрица! Слезами дела не поправишь! Лучше расскажи обо всём мужу.
   — Он и слушать не станет.
   — Неужели так любит мать?
   — Не знаю!
   — Я хочу тебе дать один совет — последи за мужем. Раз он так предан матери, значит, это неспроста. Кто знает, может, она его околдовала?..
   — Околдовала?
   — Ну да… разве ты никогда не слыхала об этом? Колдуны всё могут, даже человека ишаком сделать. Сильная штука — колдовство! Если женщина научится напускать чары, ей ничего не стоит привязать к себе мужчину. Пара пустяков!.. Сама-то я не пробовала. У моего мужа нет ни матери, ни сестры, к чему мне колдовство? Но тебе стоит попытаться. Надо только достать амулет. Ведь он хороший человек, твой муж! Спасибо ему, устроил моего Рызу в бар. Очень хороший человек! Если бы не свекровь, жили бы вы душа в душу!
   — Да ведь всё из-за пустяков. Прицепится к чему-нибудь и пошла… Ты же видишь, я по целым дням из дому ни на шаг, живу, как в тюрьме. А вот, всё-таки…
   — Так не годится. А почему бы тебе, сестрица, не попробовать выжить её из дому?
   — Да куда там! Это невозможно…
   — Нет на свете невозможного. Был бы топор, а с ним и в густом лесу дорогу пробьёшь… Неужто не обидно тебе слушать её брань? Даже у меня душа болит! И как она тебя только не обзывает — и потаскушкой, и оборванкой!.. Но ведь ты не кто-нибудь, а жена солидного адвоката… Он-то сам как к тебе относится?
   — Вроде хорошо. Но…
   Назан хотела сказать, что из-за свекрови у них часто бывают размолвки, но сдержалась.
   — Говори, сестрица, говори! Не бойся! — подбадривала её Наджие. — Облегчи душу! Я умею держать язык за зубами. Ведь ты молода, да и я не стара. Мы поймём друг друга. Мне кажется, когда свекровь впутывается между вами, твой муж сразу становится другим? Небось, кричит на тебя?
   — Ещё как!
   — Скажи, а утром, когда он хочет пойти к матери пожелать ей доброго утра, ты его из ревности не пускаешь?
   — Помилуй аллах! Какая может быть ревность?
   — А когда свекровь звала на прогулку ребёнка, ты подговаривала его отказаться?
   — Неправда! Клянусь аллахом, неправда!
   — Ну вот! Значит, она просто наговаривает на тебя. Великая сплетница эта Хаджер-ханым! Клянусь аллахом, когда она умрёт, земля её не примет!.. Нет-нет, напрасно ты терпишь, сестрица. Возьмись за дело, а люди помогут. У меня на примете есть одна старушка, дальняя родственница со стороны матери. Зовут её Хюсне, славная такая, добрая. Но злых свекровей ненавидит — сама смолоду натерпелась от своей. Иная свекровь, говорит Хюсне, жалит страшней скорпиона. Если, говорит, придёт ко мне страдалица, которую замучила свекровь, так уж я найду средство, чтобы ей помочь… А дело-то в том, что у Хюсне есть один знакомый ходжа. Тоже старичок, ему лет под девяносто. Этот ходжа всё может. Напустит на человека чары, так тот побежит, словно ишак, которого подстёгивают плеткой. Ты не думай, что ходжа этим ради денег занимается. Просто любит помогать несчастным. Он дорого не возьмёт. Хочешь попытать счастья? Хюсне тебя никогда не выдаст, она умеет держать язык за зубами. Её хоть задуши, слова лишнего не скажет… Ну как, согласна?
   — О аллах! Наджие-ханым, сестрица моя, — едва смогла вымолвить Назан, пугливо озираясь.
   — Не бойся! Твоя тайна дальше меня не уйдёт. Ведь твой муж моего на работу устроил. Неужели я могла бы оказаться такой подлой…
   Назан продолжала хранить молчание.
   — Дело твоё, — сказала, всё более горячась, Наджие. — Но, если упустишь из рук мужа, пеняй на себя. Я как сестра, тебя предупредила, а дальше как знаешь. Только подумай хорошенько, пораскинь мозгами: можно так дальше жить? Ведь ты молода, красива и выглядишь девушкой, словно и не рожала ребёнка…
   — Поговорила бы ты с моей свекровью…
   — У меня самой есть глаза. Если деревня на виду, так проводник ни к чему… Сколько бы она ни болтала, что ты хуже других, так ведь люди-то видят… Подумай, прикинь, а если решишь — только шепни, и амулет будет в твоих руках.
   Наджие ушла.
   «Может, надо было согласиться? — терзалась Назан. — Но как довериться этой болтливой женщине? Да и кто знает эту старуху Хюсне — вдруг она вздумает похвастать перед кем-нибудь, что помогла жене адвоката Мазхар-бея околдовать мужа? А вдруг это дойдёт до свекрови?»
   В дверь постучали.
   — Ах, Рыза-эфенди! Муж снова прислал вас с покупками? Не затрудняет ли это вас?
   — Что вы, ханым-эфенди! Для меня это не труд, а святой долг.
   — Ну, а как ваши дела? Устроились на работу?
   — Устроился, ханым-эфенди! Сегодня вечером приступаю. Да сохранит аллах вашего господина! Да превратит он в золото камень в его руке!
   Не переставая благодарить и кланяться, Рыза вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
   «Хороший человек этот Рыза-эфенди! И жена у него неплохая женщина. Правда, болтлива немного…»
   Сомнения с новой силой овладели Назан. Она не пожалела бы никаких денег за амулет, только бы знать, что всё кончится хорошо.
   «Вот если бы муж предложил матери жить отдельно от нас!» — Она даже зажмурилась. — Как было бы хорошо! Никто не попрекал бы её, не вмешивался в её дела. Она спокойно вела бы хозяйство, а по вечерам они ходили бы на прогулки, принимали гостей. Веселись сколько душе угодно!
   Она глубоко вздохнула. «Подумать только, ведь Наджие может помочь! Но как заставить её молчать? А если дать ей денег?»
   Назан села на скамеечку и, придвинув к себе большой таз, стала нарезать баклажаны и помидоры.
   Если бы свекровь ушла от них, думала Назан, она бы всё здесь изменила. Ведь свекровь занимает самую лучшую комнату. Из её окон открывается великолепный вид! Её комнату можно было бы превратить в гостиную. Купили бы новые кресла и диван — на старых бархат совсем вытерся. Она попробовала было заикнуться мужу о том, что надо заменить обивку на какую-нибудь модную, с красноватым оттенком, как у жены прокурора. Но свекровь тут как тут: «Разве сейчас время делать такие расходы? Не слушай, Мазхар, женскую болтовню! Не дело это для мужчины! И этого слишком много для твоей голодранки из Сулеймание!»
   Назан поёжилась от неприятных воспоминаний. «Гадкая старуха! — шептала она. — Шагу ступить не даёт, во всё вмешивается. А у иных не свекрови — ангелы! Вот, к примеру, мать прокурора. Обращается с невесткой лучше, чем с родной дочерью. Ну, и невестка в долгу не остаётся. Живут в полном согласии — просто смотреть приятно. Клянусь аллахом, если бы у меня была такая свекровь, не доедала бы, не допивала, всё бы ей старалась отдать».
   Назан ещё долго перебирала в памяти обиды, которые пришлось терпеть от свекрови. А слова соседки Наджие так и сверлили ей мозг.
   «Если бы у неё было злое сердце, — думала Назан, — она поладила бы со свекровью, а не предлагала бы мне свою помощь. Раз представляется такой случай, надо попытать счастья. Кто знает, может аллах смилостивился надо мной и послал мне Наджие? Тётя всегда говорила: «Когда рабу совсем невтерпёж, всевышний вспоминает о нём»… Может, подружиться с Наджие? Ведь она правоверная мусульманка. И к тому же Мазхар нашёл для её мужа работу…»
   Назан вдруг охватило какое-то беспокойство. Она метнула взгляд в открытую дверь кухни. Ей почудилось, что входит свекровь. Бедная женщина затряслась от страха и крепко сжала рукоятку ножа. Свекровь всё ближе. Вот она бросается на неё, валит на пол и бьёт кулаками…
   Не помня себя, Назан стала рассекать воздух ножом: «Вот тебе, вот тебе, проклятая!..»
   Наконец она пришла в себя и с недоумением огляделась вокруг: «Что это было со мной? С ума я сошла, что ли?»
   Она взяла со стола мясо и вновь задумалась. Всё валилось у неё из рук. «Что же я делаю? — спохватилась Назан. — Нужно было первым делом развести огонь и поджарить мясо, а я принялась за овощи…»
   Молодая женщина поспешно наложила в мангал углей, разожгла их и поставила на огонь чугунок с мясом. Случайно поглядев в окно, она заметила, что Наджие вышла из своего дома и побежала через дорогу. Соседка была всё в той же коротенькой ночной рубашке. На ногах болтались такуньи.
   «Что случилось? — подумала Назан. — Почему у неё такое встревоженное лицо?»
   Не успела Наджие дотронуться до кольца, как дверь распахнулась. «Чёрт возьми, неужто она поджидала меня?» — изумилась Наджие.
   Она остановилась на нижней ступеньке и спросила:
   — Ты меня ждала?
   — Нет! Просто увидела тебя из окна.
   — Ах, вот как! А я-то удивилась — не успела постучать, и дверь раскрылась.
   — Входи, пожалуйста.
   — Нет, нет! Я поставила тушить мясо — боюсь сгорит. Скажи мне только: правда, что муж купил тебе бриллиантовый перстень?
   Назан стало не по себе.
   — Откуда ты узнала?
   — А кто об этом не слыхал? Вся округа знает. Правда, что перстень очень дорогой?
   Назан оцепенела от ужаса:
   — Не говори только об этом моей свекрови, прошу тебя!
   — А разве вы скрыли от неё?
   — Это не я, а Мазхар… Он не велел. Ты же знаешь характер свекрови — ей бы только повод для ссоры. Мне и так столько достаётся ни за что ни про что!
   — Не бойся! Раз вы не хотите, от меня она и слова не услышит… Скажи, а перстень очень красивый?
   — Очень!
   — Хоть бы краем глаза поглядеть на него. Может, принесёшь?
   Немного помедлив, Назан пошла в спальню. «Что с того, — думала она, — что Наджие посмотрит? Ведь от перстня не убудет».
   Назан открыла сундук. Что за чудеса? Футляра с перстнем не было. Она перерыла всё, развязала и перебрала все узлы.
   Её охватило отчаяние. Назан побежала к Наджие и задыхаясь пролепетала:
   — Пропал мой перстень, сестрица!
   — Да что ты? Куда же он мог деться?
   — Не знаю, Наджие. Ох, горе мне! Пропал перстень!
   Назан заплакала. Но тут же у неё мелькнула надежда:
   — А может быть, муж взял его с собой?
   Наджие многозначительно покачала головой.
   Назан схватила её за руки:
   — Ты знаешь? Умоляю, скажи!
   — Я тебе кое-что скажу. Но только поклянись, что никто не узнает.
   — Пусть я ослепну на оба глаза!
   — Поклянись сыном.
   — Пусть руки мои положат Халдуна на тенэшир^[9], если я хоть слово скажу!
   Заручившись страшной клятвой, Наджие с заговорщицким видом наклонилась к Назан и прошептала:
   — Перстень взяла твоя свекровь.
   — Не может быть! Откуда ты это узнала?
   — Помнишь, вы уезжали на прогулку? Как только фаэтон скрылся, свекровь полезла в твой сундук и увидела перстень. Она даже показывала его мне.
   — О великий аллах!
   — Пусть не знать мне счастья в жизни, если я соврала!
   — Почему же она не устроила нам скандала?
   — Вот этого я сказать не могу. Скорее всего, готовит какую-то ловушку. Клянусь аллахом, я не хочу вмешиваться в вашу жизнь, но старая карга доведёт тебя до беды. Лучше послушай меня и соглашайся, пока не поздно.
   Назан тяжело опустилась на скамью и заплакала.
   — Что же мне теперь делать, Наджие? Ради аллаха, что мне делать? Я совсем растерялась!..
   — Подожди убиваться! Когда она возвратится к обеду, ты осторожно выпытай!
   Назан продолжала плакать. Конечно, свекровь сделает вид, что ничего не знает. А как сказать о пропаже мужу? Она уже заранее содрогалась, представляя, как он разозлится. «Дура! Безмозглая дура! Разве я не наказывал тебе, чтобы никому не говорила о перстне?» Но ведь она не говорила, никому не говорила! Да попробуй теперь докажи!
   — Ну вот что: дай-ка мне несколько курушей, — решительно произнесла Наджие. — Куплю тебе амулет.
   — Ради аллаха, Наджие, будь осторожна!
   Назан пошла в спальню, взяла деньги и протянула их Наджие:
   — Умоляю, сестрица, пусть всё останется между нами. Не то я пропала…
   — Ну вот ещё, скажешь! За кого ты меня принимаешь, за какую-нибудь шарлатанку?
   — Аллах с тобой! Я не хотела этого сказать.
   — Не беспокойся, от меня твоя тайна никуда не уйдёт.
   И она опрометью бросилась вниз по лестнице.
 

7

   Хаджер-ханым пришла домой раньше Мазхара. Увидев лицо невестки, пожелтевшее, как лимон, она поняла, что Назан уже обнаружила пропажу перстня. «Что ж, пусть поищет! — подумала Хаджер-ханым. — Перстень-то я хорошо припрятала».
   Церемонно поднявшись по лестнице в свою комнату, Хаджер-ханым начала снимать нарядную одежду. Прогулка была удачной. Она всласть наговорилась с матерью начальника финансового отдела, с которой была очень дружна. У той, как и у Хаджер-ханым, был сын, и она тоже ненавидела свою невестку. Стоило старухам оказаться вместе, и они переставали замечать, как за болтовней пролетали часы.
   Так и сегодня. Нет, они ни в чём не давали спуску своим невесткам! А когда Хаджер-ханым рассказала о проделке с бриллиантовым перстнем, её приятельница была просто в восторге: «Молодец, Хаджер! Даже мне не пришла бы в голову такая мысль!»
   В зеркале показалось лицо невестки, заглядывавшей в дверь. Хаджер-ханым спросила голосом, полным злобного раздражения: