Орхан Кемаль. Брошенная в бездну

   Хаджер-ханым была застигнута врасплох и ломала голову, как бы получше выкрутиться.
   — Помилуй аллах, дитя моё, помилуй аллах, дочь моя! Но ведь я-то не думаю так о тебе!
   — Думаете вы обо мне так или не думаете, не имеет значения, ханым-эфенди. Но я хочу предупредить, что все начнут вас сторониться. Поэтому речь идёт не обо мне, а о вас…
   Хаджер-ханым предпочла ничего не ответить. Что, однако, следовало понимать под этими словами? Выходит, девица из бара ни во что не ставит её мнение? «Ишь, как нос задрала! Ни уважения, ни почтительности! Думает, если смогла прибрать к рукам Мазхара, так это уж и всё?.. Э, нет, голубушка! Тебе особенно не на что надеяться! Люди никогда не забудут, что ты девица из бара!» Настроение у Хаджер-ханым совсем испортилось. Сердце словно придавила тяжёлая гиря.
   Она поднялась. Ей даже не предложили кофе, не угостили сигаретой.
   — Ну, — обратилась она к Халдуну, — дитя моё, собирайся. Пойдём домой.
   Мальчик взглянул на Нериман, как бы ища защиты. Она кивнула и сказала:
   — Не смею вас больше задерживать, а Халдуна вечером отведёт секретарь.
   Хаджер-ханым чуть не бегом кинулась вниз по лестнице. Хлопнув наружной дверью и выбравшись наконец на улицу, она дала волю своему гневу.
   «Бесстыжая грубиянка! Гнусная, подлая баба! — бранилась Хаджер-ханым. — Корчит из себя невесть кого. А кто она на самом деле? Шлюха! Только такое ничтожество, как мой сын, мог подобрать эту уличную девку! И ещё почитает её больше родной матери, пёс паршивый!»
   Хаджер-ханым села в свободный фаэтон и приказала кучеру везти её к дому начальника финансового отдела. Здесь, как назло, было полно гостей: мать прокурора, мать председателя суда по особо тяжким преступлениям, жена и дочери судебного исполнителя, жена нотариуса. Когда Хаджер-ханым открыла дверь гостиной, на ней не было лица. Никто никогда не видел её такой. Дамы стали наперебой расспрашивать Хаджер-ханым, что же случилось. Та начала было говорить, но слёзы хлынули у неё из глаз, и она разрыдалась. Мать и жена прокурора, да и все остальные, кроме разве лишь матери начальника финансового отдела, в глубине души радовалась. «Так ей и надо за бедняжку Назан!» Однако гости скрывали свои чувства и всячески выражали Хаджер-ханым участие. Она даже не заметила, как выболтала всё, что с ней произошло.
   — Ничего не поделаешь, дорогая. Надо набраться терпения и смириться с судьбой, — советовала одна.
   — Да сохранит вас аллах от худших бед! — говорила другая.
   — Бывает и похуже, тётушка! — успокаивала третья…
   Молчала лишь хозяйка дома. Но, после того как ушли гости и они остались вдвоём с Хаджер-ханым, она более не сдерживала своего недовольства всей этой историей.
   — Угораздило же тебя пойти на поклон к этой шлюхе! Ты допустила большую ошибку, Хаджер!
   — Почему?
   — Она ещё спрашивает! Ведь ты, праведница, унизилась перед этой девкой! Да как же было ей не задрать нос?
   — Пожалуй…
   — И зачем тебе вздумалось рассказывать всё это людям?
   Хаджер-ханым только сейчас сообразила, что наговорила лишнего. Ведь здесь присутствовали члены семьи прокурора, которые были целиком на стороне Назан. Хотя и эти дамы охали и ахали, услыхав, как оскорбила её девица из бара, но про себя наверняка думали: «Так ей и надо!»
   — Ты права, сестрица, права! Но я была так расстроена, что не могла совладать с собой…
   — Разве ты не знаешь, какие они насмешницы и сплетницы?
   Хаджер-ханым знала, очень хорошо знала! Но слово — не воробей…
   — Что же мне теперь делать?
   — Прежде всего возьми себя в руки и перестань жаловаться на судьбу. А с этой девицей из бара тебе придётся вести себя так, словно ничего не произошло. Нельзя восстанавливать её против себя.
   По дороге домой Хаджер-ханым думала: может, просто снять комнату в каком-нибудь подвале и укрыться от всего? Нет-нет, только не это! Чего она только не натерпелась, пока вырастила сына! А теперь, когда пришло ей время пожать плоды своих трудов, на голову свалилась такая беда!.. Неужели так начертал ей аллах? Почему пришелец с гор должен прогнать того, кто вырастил сад в долине?..
   Мазхар совсем редко показывался дома. Заглянет среди дня, постоит в дверях, спросит, принёс ли секретарь покупки с базара, и уйдёт.
   Со всех сторон до неё доходили слухи, что сын готовится сейчас к очень сложному процессу. По словам людей, противник сильный — денег не жалеет. И Мазхару уже предлагали. Да не тысячи, не десятки тысяч, а сотни тысяч лир! Но он и слышать не хочет.
   — Разве можно отказываться от таких денег? — упрекнула его как-то Хаджер-ханым. — Рехнулся ты, что ли?
   — Нечего соваться не в свои дела! — возмутился Мазхар. — Это тебя совсем не касается!
   — Так ведь можно заработать сотни тысяч… — заикнулась было Хаджер-ханым.
   — А ты без них голодаешь, раздета, разута?! — закричал Мазхар.
   — Да нет, слава аллаху. Но у тебя же есть сын, дитя моё!
   — Я уж как-нибудь сам позабочусь о его будущем! — отрезал он и ушёл.
   Мазхара глубоко возмутил этот разговор. И без того он был вне себя. Корыстолюбие окружающих не знало границ. Деньги были кумиром, заменявшим людям совесть и честь. Чувство долга, человеческое достоинство не ставились ни во что! Готовность бороться против всего косного, что должна смести революция^[19], почиталась за глупость. К чему эта борьба? Ведь вполне можно притворяться приверженцем новых веяний, даже революционером, а втихомолку обделывать свои делишки…
   Мазхар ненавидел эту двойную игру. Либо ты революционер, либо нет. А если революционер — твой долг бороться с пережитками не жалея сил. И никакие миллионы не могут тебя свернуть с правильного пути.
   Мазхар ни на шаг не отступал от своих убеждений и поклялся довести до конца волновавший всех процесс о наследстве, даже если бы ему угрожала гибель. Его неподкупность поражала не только мать. Диву давались не только окружающие, не только противная сторона, но даже наследники, чьи интересы он должен был отстаивать в суде.
   Нериман была в курсе событий и гордилась любимым человеком. Но в последнее время она стала опасаться за его жизнь.
   — Не бойся, любимая, — грустно улыбался Мазхар. — Ничего со мной не сделают. Пусть только тронут, революция переломает им хребет… Впрочем, победа нашей революции нуждается в жертвах, я в это свято верю. К этому надо быть готовым. Ничего не поделаешь!
   Нериман не покидали мрачные мысли. По ночам она видела кошмарные сны. Однажды ей приснилось, что люди, подкупленные противниками Мазхара, схватили его на безлюдной улице и стали рвать на части. Она закричала и проснулась в холодном поту.
   Мазхар тоже проснулся. Нериман прижала его к груди и, словно безумная, умоляла отказаться от процесса — ей приснился страшный сон! Это не к добру… Но Мазхар был непреклонен.
   Несмотря на многочисленные помехи и подножки богача Шекир-паши, обстоятельства дела всё более прояснялись. Но по мере того как Мазхар продвигался вперёд, возрастал страх Нериман. Даже днём её преследовали страшные видения. Она решила ещё теснее связать свою жизнь с Мазхаром и оформить их брак.
   Помолвка прошла тихо, свадьба без торжеств. Зато приход Нериман в их дом вызвал настоящую бурю радости у Халдуна.
   Что касается Хаджер-ханым, то, несмотря на все утешения, на которые не скупилась приятельница, в душе старуха была далеко не спокойна. Ещё не забылся холодный приём, который оказала ей Нериман в своём доме. Новая невестка была настроена к ней враждебно, в этом Хаджер-ханым нисколько не сомневалась.
   Больше всего её раздражало, что Халдун постоянно вертелся около Нериман.
   Однажды Хаджер-ханым схватила его за руку и потащила в свою комнату:
   — Чего ты так радуешься, что у тебя новая мама?
   — Я люблю её, — смущённо ответил Халдун.
   Хаджер-ханым отвратительно выругалась.
   — Что ты сказала? Я не понял. Пойду и спрошу у Милой мамы…
   — У Милой мамы! Ах ты, поросёнок паршивый! — Хаджер-ханым больно ущипнула его.
   На крик прибежала Нериман.
   — Что случилось, деточка моя?
   — Бабушка меня ущипнула!
   — Это правда, ханым-эфенди?
   — Да, — сквозь зубы процедила позеленевшая от злости Хаджер-ханым.
   — За что вы его ущипнули? — строго спросила Нериман.
   — Странный вопрос…
   — Самое странное — это ваше поведение!
   — До сегодняшнего дня я ещё его бабушка.
   — Кем бы вы ни были, но я не допущу побоев и ругани в этом доме! Затрещины и щипки — не лучшее средство воспитания. Я прошу вас впредь не трогать Халдуна.
   Хаджер-ханым даже оторопела. Выскочив в столовую, она выразительно посмотрела на Мазхара. «Почему ты не заступишься за мать?» — требовал её взгляд. Но Мазхар молча курил, словно всё случившееся его совершенно не касалось. Он был доволен: наконец-то мать получила отпор.
   Хаджер-ханым как-то сразу сникла. Даже сын её не поддержал. Это окончательно сокрушило старуху. Опустив глаза, полные слёз, она удалилась в свою комнату, плотно прикрыла дверь и бросилась на тахту. Она долго охала, плакала и причитала, но сын так и не пришёл, чтобы утешить её, как бывало прежде.
   Видя, что никто не обращает на неё внимания, Хаджер-ханым понемногу затихла. Она привела себя в порядок и, осторожно приподняв край занавески, заглянула в столовую.
   Нериман стояла подбоченясь посреди комнаты и командовала, а Мазхар тряпкой стирал с мебели пыль. Хаджер-ханым чуть не задохнулась от гнева. «Подумать только, солидный человек, адвокат, а стал жалкой игрушкой в руках какой-то девки из бара!»
   Она опять приподняла занавеску. Теперь невестка курила и о чём-то тихо разговаривала с сыном. Потом она повернулась и посмотрела в сторону комнаты свекрови. Мазхар кивнул ей, и оба вышли в переднюю.
   Хаджер-ханым отпрянула, и почти тотчас дверь её комнаты отворилась. Вошла Нериман, за ней — Мазхар.
   — Эта комната — самая красивая в доме, — оглядываясь вокруг, сказала Нериман мужу. — Я хочу, чтобы здесь была гостиная. А ханым-эфенди, — кивнула она головой в сторону свекрови, — пусть переходит в маленькую.
   — В какую маленькую? — всполошилась Хаджер-ханым.
   — В ту, которая служила кладовкой.
   — В кладовку? Да что я там буду делать?
   — То же самое, что и здесь. Вы ведь одна-одинёшенька, а занимаете такую большую комнату. Куда это годится?
   Не ожидая ответа Хаджер-ханым, Нериман приказала мужу:
   — Позови-ка сюда жену Рызы.
   — Хорошо, дорогая, сию минуту!
   И Мазхар опрометью бросился вниз по лестнице.
   Хаджер-ханым так и застыла на месте. «И как только мог мужчина превратиться в такую тряпку?.. У меня тоже был муж. — Она немного подумала, стараясь сообразить, кого же из мужчин, с которыми у неё были близкие отношения, следует назвать мужем. — Э, да какая разница! Они были в моих руках. Но всё-таки…»
   Хаджер-ханым вспомнила, как выжила из дому старую мать офицера, отца Мазхара. «Неужто и мне на роду написано выстрадать то же самое? — с ужасом подумала она. — Может, лучше не связываться с этой женщиной, пусть всё идёт само собой…»
   Послышался шум. Наверно, Мазхар привёл Наджие. Хаджер-ханым приникла ухом к двери.
   — Как тебя зовут? — холодно спросила Нериман.
   Наджие кинула взгляд на дверь Хаджер-ханым и сказала:
   — Наджие.
   — Ты жена гарсона Рызы? Не так ли?
   — Да, ханым-эфенди!
   — Так вот, твой муж давно просил за тебя. Что же ты умеешь делать?
   — Я всё умею: мыть полы, стирать бельё и даже обед готовить. Думаю, голодные не останетесь, — кокетливо заключила Наджие.
   — Такая кухарка нам не подойдёт, — сказала Нериман мужу. — Надо будет нанять хорошего повара. Мы будем принимать гостей, друзей и знакомых. К столу должны подаваться закуски и блюда французской кухни. Было бы неплохо привезти из Стамбула какого-нибудь русского повара из белоэмигрантов. Но об этом поговорим потом. Не забыть бы только написать в Стамбул. А ты, — она обернулась к Наджие, — будешь мыть полы, стирать бельё, убирать — словом, делать всё, кроме приготовления пищи. Дети у тебя есть?
   — Нет, ханым-эфенди!
   — Ну, хорошо. О том, сколько ты хочешь получать за свою работу, скажешь господину.
   Нериман подошла к пепельнице, стоявшей на маленьком столике, и стряхнула пепел с сигареты.
   — Да вот ещё что, Мазхар! Как ты отнесёшься к тому, чтобы покрасить весь дом масляной краской? И внутри и снаружи?
   — Прекрасно! — не задумываясь, ответил Мазхар.
   — Сейчас зима. Снаружи успеется и летом. А внутри… Пригласи маляра, договоритесь о цене, и пусть приступает немедля.
   — Завтра же договорюсь.
   — Ну а гарнитур, кресла, диваны и прочее мы купим позднее.
   Наджие стояла как громом поражённая. Вдруг она заметила высунувшуюся из двери голову Хаджер-ханым. Боже, как она изменилась! Может, аллах уже покарал её за Назан?
   Хаджер-ханым, печально смотревшая на Наджие, поманила её пальцем. Наджие шмыгнула в комнату старухи.
   — Это ещё что такое? — взглянула на мужа Нериман.
   — Ничего особенного. Она приятельница моей матери.
   — Приятельница? И ты полагаешь, что так будет впредь?
   Мазхар ничего не ответил.
   — Этому надо положить конец! — решительно сказала Нериман. — Не вижу никакой необходимости находиться в подобной близости с нашими соседями. Они должны знать своё место!..
 
 
   Наджие долго не ложилась спать, ожидая возвращения мужа из бара. На вопрос Рызы, почему она всё ещё не спит, Наджие только махнула рукой. Торопясь и захлёбываясь, она рассказала ему о посещении дома адвоката.
   — Эта женщина наняла меня в прислуги! — с обидой говорила Наджие. — Не то чтобы вести дом, а выполнять только грязную работу. Как тебе нравится?
   Но Рызу, немало повидавшего на своём веку, трудно было этим удивить. Да и сам он, спрашивается, кем был в баре? Разве не прислуживал всем и каждому?
   — Не принимай всё так близко к сердцу! Забудь про обиды, и начнём делать деньги: ты в доме адвоката, а я в баре. Немного накопим, а там уж будет легче. Откроем кабачок и станем сами себе господами.
   Но Наджие никак не могла успокоиться. Ей была не по душе роль простой служанки. И ещё она не могла забыть жалкого выражения лица Хаджер-ханым. Старуха чем-то напоминала нашкодившую кошку, которая опрокинула крынку с молоком.
   — Быстро же воздал ей аллах за бедняжку Назан! — сказала Наджие. — Посмотрел бы ты на эту старую каргу Хаджер! Вся так и съёжилась. Боится она новую невестку! А Мазхар-бей заладил одно — «жёнушка, да жёнушка».
   Ложась в постель, Рыза попытался остановить болтовню жены:
   — Да не обращай ты на них внимания. Нам надо думать о себе самих, только о себе!
   Но из головы у Наджие не выходила её будущая хозяйка.
   — Сколько же нам попросить жалованья? — вдруг вспомнила Наджие.
   Рыза после работы устал.
   — Почём я знаю? — буркнул он сквозь одолевавшую дремоту.
   — Пятнадцать лир в месяц достаточно будет?
   — Пятнадцать лир? Дурёха! Запроси тридцать. А может, и больше. Не бойся! Нериман не из тех, которых тебе доводилось знать. Ну а Мазхар — самый известный в городе адвокат. Они, верно, и счёт деньгам потеряли. Для них что тридцать, что пятьдесят лир — не деньги!
 
 
   На следующее утро Наджие сказала, что хочет получать тридцать лир в месяц. Мазхар сразу согласился. «Эх, продешевила!.. — огорчилась Наджие. — Надо было запросить сорок пять или все пятьдесят!»
   С приходом новой невестки в доме воцарился страшный беспорядок — всё переставлялось с места на место, переделывалось, перекрашивалось. Хаджер-ханым освободила большую комнату и перебралась в маленькую, которая прежде служила кладовкой. Едва встав с постели, она укутывалась в чаршаф и выходила из дому. Старуха по целым дням пропадала у своих знакомых и приятельниц.
   Она часто плакала и всё спрашивала у людей совета, как избавиться от свалившейся на неё беды. Но по общему мнению, от девицы из бара было не так-то просто отделаться. Даже ближайшая приятельница Хаджер-ханым только руками разводила, не зная, чем ей помочь.
   Наконец Хаджер-ханым пришло в голову, что можно прибегнуть к помощи колдовства. У Наджие ведь есть какой-то знакомый ходжа.
   Но Хаджер-ханым никак не могла решиться заговорить с ней об этом. Нериман превратила Наджие в покорную прислугу и, хотя время от времени сильно бранила её, однако была щедра — дарила ей старые платья, бельё, чулки. Хаджер-ханым не могла с уверенностью сказать, согласится ли служанка пойти против хозяйки.
   Наджие и в самом деле быстро привыкла к своей роли и более не сетовала на судьбу. Она была в восторге от подарков, которые сыпались ей в руки сверх всякого жалованья. А какие это были чудесные вещи! Никто не поверил бы, что они не новые. Нет, никогда бы ей не дождаться такого от Назан!
   Хаджер-ханым временами казалось, что Наджие совсем забыла о её существовании. При встрече она едва перебрасывалась с ней словом, боясь, что услышит хозяйка, которая была очень строга и терпеть не могла никакого панибратства. И хотя в доме шёл большой ремонт и у Нериман, как говорится, было хлопот полон рот, она как-то ухитрялась всё замечать.
   Наконец ремонт был завершён. Всё вокруг сверкало чистотой, а комната, которую освободила Хаджер-ханым, превратилась в нарядную гостиную, обставленную новой полированной мебелью.
   Нериман вставала ранним утром и проносилась по комнатам радостная, словно песня. Она спешила на кухню, где недавно нанятая кухарка уже ждала распоряжений. Затем возвращалась в спальню и до самого пробуждения мужа сидя перед зеркалом, занималась своим лицом, причёской, одеждой.
   Когда Мазхар раскрывал глаза, над ним склонялась прекрасная, благоухающая, изысканно одетая женщина. Он был совершенно опьянён её красотой, её умением сделать счастливой каждую минуту их жизни. Стоило ему о чём-нибудь подумать — и всё исполнялось как по волшебству. Жена умела предупредить любое его желание, и ему иногда казалось, что она читает его мысли.
   Да, он был счастлив, очень счастлив! Нериман превзошла все его ожидания…
   Халдун тоже был счастлив. С тех пор как Милая мама пришла к ним в дом, всё было хорошо. Едва он просыпался в своей нарядной кроватке, как она уже оказывалась рядом. Мамочка помогала ему одеться, затем они вместе шли в столовую и вместе садились за стол. За столом, правда, было не совсем приятно. Здесь сидела бабушка, у которой всегда был сердитый вид. Она нет-нет да взглянет из-под своих насупленных бровей. Халдун вздрагивал и весь как-то съёживался. Чаще всего во время еды он сидел опустив глаза, боясь встретиться с её взглядом. Всё это не ускользало от внимания Мазхара и Нериман. Но пока они молчали.
   У них не хватало решимости выселить из дому старую женщину. Однако чаша терпения с каждым днём грозила переполниться.
   Однажды Нериман случайно наткнулась в полутёмном коридоре на двух шептавшихся женщин. Это были свекровь и Наджие. Нериман хотела сделать вид, что ничего не заметила, и пройти мимо, но обе так растерялись, что она подумала: «Уж не подговаривает ли свекровь прислугу на какую-нибудь гадость?»
   — А ну-ка, ступай отсюда и займись своим делом! — приказала она Наджие.
   Та удалилась с виноватым видом. Но свекровь продолжала стоять, не смея поднять глаз.
   — Ханым-эфенди! — холодно сказала Нериман. — Не понимаю, как можно позволить себе шушукаться с прислугой? Не следует забывать, что вы мать адвоката Мазхар-бея! Советую вам об этом подумать! Служанка может похваляться подобной дружбой, чтобы набить себе цену.
   — Все мы рабы божьи… — собралась было с духом Хаджер-ханым.
   — Знаю, знаю! — оборвала её Нериман. — Вы считаете, что гордыня не угодна богу. Но всё равно, вы обязаны думать о своём достоинстве… Или хотя бы о достоинстве вашего сына!
   Нериман резко повернулась и пошла в свою комнату. Здесь её ждала Наджие. Глаза у неё как-то неестественно блестели.
   — Что с тобой, Наджие?
   — Я хочу вам кое-что рассказать, ханым-эфенди, — таинственно прошептала она, угодливо улыбаясь.
   — О моей свекрови? — с раздражением спросила Нериман.
   — Да.
   — Я не желаю слушать сплетни! Назан тебя распустила, но я не Назан. Займись своим делом и оставь меня в покое!
   Однако Наджие не двинулась с места.
   — Позвольте сказать, ханым-эфенди. Если вы сочтёте, что мне следовало молчать, тогда обругайте как угодно.
   — Ну, выкладывай!
   — Хаджер-ханым хочет зашить в вашу одежду амулет, чтобы муж охладел к вам! — одним духом выпалила Наджие.
   Но Нериман не очень удивилась этой новости. Она уже давно высказала Мазхару предположение, что обе женщины замешаны в истории с колдовством его прежней жены. Видимо, всё это было делом их рук. Так значит, Хаджер-ханым принялась за прежнее?
   — Погоди! Почему же она тебе об этом сказала?
   — Не знаю, дорогая ханым-эфенди, — смутилась Наджие.
   — Как не знаешь? Если бы вы не были дружны, разве она стала бы доверять тебе свои тайны?
   — Ей-богу, не знаю, дорогая ханым-эфенди. Чтоб мне ослепнуть…
   — Перестань божиться! Я и лжецов терпеть не могу! Говори правду! Молчишь? Не знаешь?! А я знаю — потому что ты сама замешана в этих делишках.
   Наджие вконец растерялась. Она вспомнила, что муж говорил: «Смотри, не встревай между свекровью и новой невесткой. И не вздумай погладить Жале против шерсти — бери гребень по её волосам. А на старуху плевать! Будем думать о себе».
   — Я ни в чём не виновата, — заикаясь, пролепетала Наджие. — Разве только… знакома я с одним ходжей, а он, говорят, колдун…
   — Вот видишь, а ведь утверждаешь, что ни в чём не замешана.
   — Так ведь я из любви к вам…
   — Мерси! Но не забывай, что самая большая подлость — это раскрыть доверенную тебе тайну.
   Наджие готова была провалиться сквозь землю. Она уже раскаивалась в своей затее.
   — Будем считать, что мы ни о чём не говорили. А теперь принимайся за дело! — приказала Нериман.
   Едва держась на ногах, Наджие вышла из комнаты. Вот уж не думала она, что всё так обернётся. И ещё надеялась, глупая, на какую-то милость хозяйки!..
   С этого дня Наджие жила в вечном страхе. «А вдруг хозяйка расскажет обо всём своему мужу? Он может разозлиться и прогнать меня отсюда! А если узнает Хаджер-ханым? О, эта ведьма сумеет мне насолить».
   Но шло время, и оказалось, что все страхи были напрасны. Из дому её не прогнали, ничего, видимо, не узнала и Хаджер-ханым. «Когда же ты принесёшь амулет?» — приставала она чуть не каждый день. Наджие сначала уклончиво обещала: «Завтра, послезавтра». Но потом, решив покончить с этим раз и навсегда, сказала: «Ходжа боится, что его накроют и посадят за решётку. Он отказался дать амулет».
   Хаджер-ханым поняла, что от Наджие ей ничего не дождаться. Что ж, она сумеет позаботиться о себе сама!
   Вскоре она отправилась в гости к матери начальника финансового отдела и посвятила её в свои планы. Та выслушала приятельницу с большим сочувствием и сказала:
   — Не расстраивайся. Попробуем достать амулет через одного моего знакомого. Как не выручить подругу!
   — Спасибо, дорогая.
   — Послушай, а не могла эта подлиза Наджие рассказать твоей невестке о вашем разговоре?
   Хаджер-ханым покачала головой:
   — Не думаю. Давно бы дымом запахло. Эта бессовестная женщина сразу сказала бы Мазхару, а уж он постарался бы осрамить меня на весь белый свет…
 
 
   Нериман давно обо всём рассказала Мазхару. Он хотел немедленно выгнать мать из дому. Но жена сумела умерить его гнев.
   — Прошу тебя, не горячись! Не надо и виду подавать, что нам о чём-либо известно. Будет лучше всего, если мы перестанем обращать на неё внимание. Постепенно она привыкнет вести себя по-другому.
   Мазхар согласился молчать, хоть всё внутри у него кипело. «И как только она может смотреть мне в глаза, занимаясь такими мерзкими делами?» За много дней он не обмолвился с матерью ни единым словом, а сидя за столом, старался не смотреть в её сторону.
   — Не нравится мне всё это, Мазхар, — сказала однажды Нериман. — Я считала тебя человеком благоразумным, а ты стал с открытой неприязнью относиться к матери.
   — Что поделаешь, дорогая, я не в силах забыть о её фокусах. Теперь у меня не выходит из головы твоё предположение насчёт этой истории с амулетом Назан.
   — Но ведь ты не хотел этому верить?
   — Теперь я убеждён, что ты была права…
   Разговор их был прерван шумом подъехавшего к дому фаэтона. Мазхар выглянул в окно. Лошади остановились прямо возле дверей. В свете фонаря было видно, как из фаэтона вышли мужчина в феске и женщина в манто.
   Мужчина взялся за кольцо и забарабанил в дверь.
   — Уважаемый Мазхар-бей дома? — спросил незнакомец кухарку, открывшую дверь.
   — Дома, бей-эфенди. Как прикажете доложить?
   — Янъялы Нихат.
   Мазхар, услыхав имя, опрометью бросился вниз.
   — Дорогой мой дружище! Вот так сюрприз! Почему не сообщил о своём приезде!
   Они заключили друг друга в объятия и, не замечая удивлённых взглядов женщин, расцеловались.
   — Тебя не узнать! Постарел, брат!
   — Постареешь, дорогой Мазхар! Ведь на мою долю не выпало счастья щёлкать орехи в таком цивилизованном городе, как, например, ваш. Но ты, я смотрю, неплохо здесь окопался!