— Иначе говоря, к тому, чтобы ваши дети измывались над ним?
   — Что поделаешь, дорогая, не лупить же их до смерти!
   — Лупить не надо, надо воспитывать! Ваши дети мне родные, но и Халдун не чужой. Поймите, он моя единственная отрада, мой единственный сын!
   Золовка ничего не ответила, хотя ей так хотелось сказать: «Уж кому-кому, но только не тебе, голубушка, учить меня, как воспитывать детей!»
   Нериман всё поняла по её взгляду. С этого дня она стала избегать разговоров с золовкой. Уединяясь с Халдуном в отведённой им комнате, Нериман прижимала к груди его золотистую головку и предавалась своим невесёлым думам.
   В один из таких грустных дней, на третий месяц со дня их приезда в Стамбул, Нериман заметила, что с балкона напротив за ней наблюдает какой-то элегантный мужчина с гладко зачёсанными назад волосами. Ей стало неловко. «Что за человек? — терялась в догадках Нериман. — Может, новый жилец? В таком случае, ему скоро надоест, и он перестанет интересоваться чужой жизнью».
   Но проходили дни, а незнакомец не изменял своей привычки. Вскоре он перестал довольствоваться одними взглядами и, проходя мимо их дома, делал ей какие-то знаки.
   Даже золовка заметила это и поделилась своим открытием с мужем.
   — Ну и прекрасно, — отозвался тот. — Нериман — молодая вдова. Неплохо, если бы они столковались.
   — Милая мама, — сказал как-то Халдун, — ты видела дядю, который живёт напротив нас?
   — Да.
   — Он хочет дать мне шоколадку.
   — Почему ты так думаешь?
   — Да он уже мне её много раз показывал.
   — Ну, тогда подойди и возьми.
   — Разве у чужих берут шоколадки?
   — Если мама разрешает, берут, — улыбнулась Нериман.
   И Халдун пошёл. Он возвратился с запиской, сложенной в несколько раз.
   — Дядя сказал, что будет ждать ответа, — проговорил мальчик, протягивая записку.
   Нериман прочла её одним духом. Сосед из дома напротив писал, что давно хочет с ней познакомиться и просил, если это возможно, встретиться завтра в парке.
   Халдун, обещавший принести ответ, затормошил её:
   — Ну, напиши ему!
   Нериман была в нерешительности. Ведь со дня гибели Мазхара прошло каких-нибудь четыре месяца. Что подумает золовка?
   — Ну, пиши, мамочка, пиши, — продолжал тормошить её Халдун.
   — Тебе понравился этот дядя? — снова улыбнувшись, спросила Нериман.
   — Угу!
   — Чем же?
   — У него так красиво причёсаны волосы… Он очень вежливый, спросил, как меня зовут. Я сказал «Халдун», а он назвал меня «Халдун-бей!»
   После некоторого колебания Нериман написала ответ. Она согласилась встретиться.
   Когда в назначенный час Нериман появилась вместе с Халдуном, незнакомец уже ждал их. Они сели рядом на скамью и заговорили о погоде, о том о сём. Новый знакомый похвалил Халдуна:
   — Очень смышлёный паренёк! У вас есть и другие дети?
   — Нет. Да и Халдун мне не родной сын.
   — Вот как!
   Нериман немного рассказала ему о себе, потом рассказывал он. Оказывается, по профессии он инженер, занимается подрядами. Дважды был женат, но оба раза неудачно. Первый раз женился по настоянию матери на родственнице, а через полгода развёлся. Вторая жена была дочерью полковника. Но и этот брак оказался недолговечным из-за чрезмерной ветрености кокетки жены.
   Смирившись со своей судьбой, он уже решил никогда более не вступать в брак, и вот…
   «Что же из всего этого может получиться? — слушая его, думала Нериман. — Впрочем, если всё, что он говорит, неправда, я ничего не теряю. Не исключено, однако, что он говорит правду и у него серьёзные намерения… Посмотрим!» Во всяком случае, она не собиралась быстро сдаваться.
   С этого дня начались их встречи, на которые Нериман непременно брала с собой Халдуна. Через некоторое время новый знакомый стал просить Нериман встретиться наедине. Тогда они могли бы отправиться на Босфор или на Принцевы острова. Можно будет чувствовать себя более свободно и о многом поговорить…
   Нериман лишь смеялась. Она была не настолько наивна, чтобы не понимать, что скрывается за словами «чувствовать себя более свободно»… Но тем не менее вела себя так, словно не догадывалась о скрытом смысле его намёков. Она старалась лишь, чтобы до поры до времени об их взаимоотношениях ничего не было известно брату.
   Обо всём этом она написала жене Нихата Хикмет-ханым. «Человек он не плохой, но несколько наивен и простоват, — писала Нериман. — Зовут его Селим. Видимо, он со средствами, мог бы стать хорошим мужем. Вообще-то дела у нас идут на лад. Он заговорил даже о том, что скоро собирается куда-то отправить мать. Единственная загвоздка — Халдун. Что делать с мальчиком? Было бы вполне естественно отвезти его к бабке. Но вряд ли это возможно при сложившихся обстоятельствах…»
   Вечером Хикмет-ханым с волнением протянула мужу письмо Нериман.
   — Бедняжка Халдун! — вздохнул Нихат, прочитав письмо. — Несладко ему там придётся после замужества мачехи.
   Засунув руки в карманы, он стал неторопливо прохаживаться взад и вперёд по комнате, точь-в-точь как это делал когда-то Мазхар. Да и жили они сейчас в том самом особняке, который прежде снимал Мазхар; теперь он стал собственностью Нихата. Дела шли у него превосходно. Нихат не был таким принципиальным, как Мазхар. Он не уклонялся от выгодных дел, даже если они были сомнительного характера. Поэтому не удивительно, что за довольно короткий срок Нихат оказался обременён весьма солидным капиталом.
   — А не взять ли нам Халдуна к себе? — спросил он, останавливаясь. Нихат был уверен, что жена не захочет лишних хлопот. Оказалось, однако, что она только этого и ждала.
   — О, это было бы чудесно! Я сама хотела тебе предложить.
   — Тогда за чем же остановка? — с живостью воскликнул Нихат. — Это благое дело. И ребёнок внёс бы в нашу жизнь большую радость.
   Всё это было несомненно. Однако приходилось считаться с тем, что Халдун не совсем одинокий ребёнок, существовала ещё бабка. Даст ли она согласие? Старуха недолюбливала Нихата, а уж к его жене питала откровенную неприязнь, ведь Хикмет была близкой подругой Нериман — этой девицы из бара!
   — Ты говоришь о бабке, но прежде всего следует вспомнить, что у него есть мать. Летом, когда мы поедем в Стамбул, можно будет сходить в тюрьму и взять у неё соответствующее разрешение.
   — Ты совершенно права, — обрадовался Нихат. — Как это не пришло мне в голову? Если мы получим письменное согласие матери, то дело можно считать улаженным.
   Обо всём этом они подробно написали Нериман. Та осталась очень довольна. Её отношения с инженером стремительно развивались. Теперь она знала, что он сильно увлечён. А она? Да что там, не висеть же ей до бесконечности на шее брата…
   Хотя Селим находил, что Нериман несколько излишне сообразительна, а она считала его несколько простоватым, они поладили.
 
 
   …В ту зиму Халдун пошёл в школу. Но это принесло мальчику лишь новые страдания. Озорной сын дядюшки, который учился уже в третьем классе, сообщил чуть ли не каждому школьнику, что у Халдуна есть прозвище «сын проститутки». При каждом удобном случае сверстники старались напомнить мальчику об этом, хотя учителя не раз делали им замечания, приказывая не повторять таких отвратительных слов. Халдун стал дичиться ребят и старался во время перемен улизнуть в полутёмный коридор, по которому, кроме учителей, почти никто не ходил.
   Дома ему тоже приходилось несладко. У Нериман почти не оставалось для него времени. Её рука теперь редко прикасалась к его светловолосой головке. Она часами вертелась перед зеркалом, прихорашиваясь и наряжаясь.
   Халдун инстинктивно чувствовал, что всё это делается для того дяди с гладко прилизанными волосами. Он начал его недолюбливать и не желал больше видеть человека, отнявшего у него Милую маму…
   Зима оказалась, вероятно, самой длинной из всех, которые помнили жители Стамбула. Снег шёл до конца апреля, а местами оставался лежать даже до начала мая. Зато к середине месяца от зимы не осталось и следа.
   Весной Халдун перешёл во второй класс, получив по всем предметам высшую оценку — десять баллов.
   Вскоре наступила жара. В начале июня пришло письмо от Нихата. Он сообщал, что вместе с женой приедет в Стамбул на три летних месяца.
   Они остановились в одном из отелей, расположенном в деловой части города. Друзья привезли Нериман сногсшибательные новости. Оказывается, Наджие застала её бывшую свекровь в объятиях своего мужа…
   Нериман не верила своим ушам.
   — А что же произошло потом?
   — Они захлопнули перед старухой свою дверь!
   — А деньги Хаджер-ханым?
   — Приказали долго жить!
   — Неужели она не заключила с ними никакого договора?
   — Говорят, Хаджер-ханым давно находилась в любовной связи с Рызой. Хитрец сумел заморочить старухе голову и так обвёл её вокруг пальца, что выудил у неё всё до последнего куруша, не взяв на себя никаких формальных обязательств.
   Нериман стало жаль свою бывшую свекровь.
   — Что же с ней теперь будет?
   — Клянусь аллахом, не ведаю. Ты же знаешь, она нас не любит. Ни разу не зашла к нам, хотя бы за советом. А мы, честно говоря, ей не навязывались…
   Больше всех приезду Хикмет-ханым обрадовался Халдун. Теперь он знал, что от Милой мамы нечего больше ждать, и перенёс всю свою детскую привязанность на тётю.
   Три дня Нихат-бей и Хикмет-ханым вместе с мальчиком бродили по Стамбулу. Наконец в одном из зелёных уголков города им приглянулся пятикомнатный особняк. Он был немного велик для такой семьи. Им вполне хватило бы и одного верхнего этажа, из окон которого открывался великолепный вид на Босфор. Однако они решили здесь обосноваться. В тот же вечер Халдун засыпал на руках у Хикмет-ханым.
   Время перевалило за полночь, но она заметила, что мальчик не спит. Погладив его по голове, Хикмет-ханым спросила:
   — Что с тобой малыш?
   — Не хочется спать.
   — Почему же?
   — Не знаю.
   Хикмет-ханым принялась баюкать Халдуна, а он становился всё грустнее и в конце концов заплакал. «Что с ним творится? — забеспокоилась она. — Быть может, в школе его обижают? Бьют?»
   Но вот Халдун вытер рукой слёзы и спросил:
   — Милая тётя, что такое проститутка?
   Хикмет-ханым даже вскочила от неожиданности.
   Прибавив огонь в лампе, стоявшей на тумбочке возле кровати, она с тревогой посмотрела на Халдуна.
   — От кого ты слышал это скверное слово?
   — Так я и знал, что оно скверное!
   — Конечно, дитя моё. И как только ты повторяешь такую гадость? Больше никогда не говори этого слова!
   — Нет, ты скажи, разве моя мама проститутка? — вновь ошарашил её Халдун.
   — Откуда ты это взял? Кто мог так сказать?
   — Все! Все! И дядюшкины дети, и уличные мальчишки, и мои одноклассники! Они все так говорят! Они всегда доводят меня до слёз. Я больше не пойду к дяде! Я не хочу в школу! Я не люблю этого господина! И даже Милую маму! Я люблю только тебя, дорогая! Если они придут, ты не отдавай меня. Скажи, что теперь я ваш. Я люблю тебя и дядю Нихата. Я хочу быть вашим ребёнком!
   Халдун плакал навзрыд.
   Проснувшийся Нихат поднял Халдуна на руки и положил его между собой и женой. Оба они стали утешать мальчика, как могли. Но их ласки вызвали целый поток теперь уже радостных слёз. В ту ночь Халдун наплакался всласть.
   На следующий день он носился по саду, позабыв обо всём, даже о Милой маме. Хикмет-ханым не успевала менять ему мокрые от пота рубашки.
   Какие хорошие дети были у их соседей! Никто его не дразнил. Всей гурьбой они бегали по лужайке и со смехом валились в высокую траву. Он был счастлив.
   Через три дня к ним в гости пожаловали Нериман и её кавалер. Халдун почти не обратил на них внимания, словно это были какие-то посторонние люди. Они принесли ему большую плитку шоколада и жёлтый футбольный мяч. Но он остался равнодушен к подаркам.
   Нериман только поражалась тому, как быстро удалось её друзьям завоевать любовь ребёнка.
   — Да мы ведь старые приятели, — засмеялась Хикмет-ханым.
   — Знаю, и все-таки…
   Они не стали продолжать разговор на эту тему. Все были довольны.
   Нихат предложил гостю спуститься к морю. Как только мужчины вышли, Хикмет воскликнула:
   — Везёт тебе на мужчин, бестия!
   — Разве я в этом виновата?
   — Да кто же тебя винит! Но почему так получается?
   — Откуда мне знать?
   — Однако ты сумела обворожить этого человека!
   — Клянусь аллахом, у меня и в мыслях ничего подобного не было! Я вся была поглощена горем Халдуна. И вдруг однажды заметила…
   — Я рада за тебя. Но меня очень огорчает, что ребёнка травят.
   — Поверь, что мне это доставило много страданий.
   Хикмет-ханым всё понимала и ни в чём не винила Нериман. Она заменяла мальчику мать до тех пор, пока могла.
   — Мы решили встретиться с матерью Халдуна и взять у неё письменное согласие на его усыновление. Это будет самое лучшее, что можно придумать.
   — А Халдуна вы тоже возьмёте с собой?
   — Нет. Нихат пойдёт один…
 
 
   Вскоре Нихат посетил начальника тюрьмы. Он узнал о Назан малоутешительные новости. Она пристрастилась к наркотикам и к тому же стала ими приторговывать. Даже Недиме, угодившая в тюрьму за торговлю наркотиками, начала исправляться. Она-то и указала потайное место, куда Назан прятала наркотики.
   — Тем не менее, — сказал начальник тюрьмы, — коли речь идёт о ребёнке, вы можете с ней встретиться.
   Нихат с волнением ожидал прихода Назан. Она появилась минут через пятнадцать. О аллах милостивый! Неужели перед ним та самая девушка из Сулеймание — нежная, стройная? Куда девались её золотистые косы?.. Волосы Назан свалялись, в них блестела седина. Глаза ввалились, всё лицо было в морщинах.
   — Ты узнаёшь этого господина? — спросил начальник тюрьмы.
   Арестантка долго и тупо смотрела на незнакомого человека. Наконец она дважды покачала головой и сказала:
   — Нет!
   Тогда Нихат подошёл к ней совсем близко и спросил:
   — Ты меня не узнаешь, Назан-ханым? В её глазах мелькнул протест.
   — Ханым? Да какая я ханым? Давно это было… Я теперь фальшивомонетчица.
   — Так я же Нихат, друг Мазхара. Помнишь, мы жили по соседству с тобой, когда учились в университете.
   Где-то совсем далеко в сознании Назан возникли какие-то смутные воспоминания. Постепенно они начали приобретать более определённые очертания.
   — Так и не вспомнила?
   — Вы сказали «Мазхар»?
   — Да, это мой друг.
   — А разве Мазхар-бей не умер?
   — Царство ему небесное!
   — А что стало с Халдуном?
   — Вот из-за него-то я и пришёл сюда. Халдун живёт с нами. О нём можешь не беспокоиться. Он ходит в школу, а потом будет учиться на доктора. Мы с женой любим его, как собственное дитя. Милая мама сказала, что…
   Широко раскрыв глаза, Назан внимательно посмотрела на Нихата:
   — Милая мама? Кто это?
   Нихат понял, что ей ничего не известно о Нериман.
   — Разве Мазхар-бей женился на другой?
   Нихат молчал.
   — Как же это разрешила Хаджер-ханым? — Назан горько улыбнулась. — А ещё уверяла, что к весне я снова вернусь в их дом…
   Она вздохнула и отвернулась.
   — Оставь эти разговоры! — оборвал её начальник тюрьмы. Его раздражало, что свидание так затянулось. — Бей-эфенди пришёл по поводу твоего сына. Если дашь согласие, то он возьмёт его к себе и будет воспитывать. Ему дадут образование. Твой сын станет доктором, плохо ли? А ты, когда отбудешь срок наказания, сможешь поехать к нему и спокойно прожить до конца своих дней.
   Назан встрепенулась:
   — Нет, я не хочу, не хочу к сыну! Я не смогу посмотреть ему в глаза. Пусть лучше Халдун думает, что я умерла. Да я и в самом деле мертва! Поступайте как знаете… Берите его, учите, воспитывайте. Но только никогда не говорите, какая у него мать!.. Я умоляю вас, скажите ему, что я умерла! Умоляю!
   Нихату и даже начальнику тюрьмы стало не по себе.
   — Вы даёте мне слово? — настаивала Назан.
   — Хорошо, хорошо, будет так, как ты желаешь… Успокойся!
   Начальник тюрьмы подготовил по всем правилам бумагу и показал Назан, где надо поставить подпись.
   Нихат покидал тюрьму совершенно подавленный. Нервы были напряжены до предела. Лучше бы он совсем не приходил и не видел, что стало с милой, робкой, застенчивой девушкой, о которой у него сохранялись самые светлые воспоминания. «Так вот какую шутку может сыграть с человеком жизнь! Но кто же виноват во всём этом? Мазхар? Да нет же! Он расстался с женщиной, в которой жестоко разочаровался. Не мог же он предвидеть, что ей ниспослано свыше».
   — Будь проклято всё на свете! — сказал Нихат встретившей его на пороге жене.
   — Замолчи! Ты богохульствуешь, словно неверный!
   — Низводить людей до такой степени! Нет, это не делает чести всевышнему!
   — Покайся, пока не поздно!
   — Ну и что тогда? Представь себе, что я уже раскаялся, воздел руки к небу и взываю к всевышнему о прощении. Разве это что-нибудь изменит? На наших глазах погибла целая семья. И ты хочешь меня убедить, что это произошло не по предначертанию свыше? Ну а если завтра с нами произойдёт то же самое? Да можешь ли ты поручиться, что судьба будет к тебе более благосклонна?
   — О чём ты говоришь?
   — О том, что участь Назан может постигнуть и тебя.
   Но Хикмет-ханым была твёрдо уверена, что с ней ни при каких обстоятельствах не могло бы произойти того, что случилось с Назан.
 
 
   В конце лета Нериман уехала со своим новым мужем Селимом в Измир, а семья Нихата возвратилась домой. Привязанность Халдуна к Нериман сменилась забвением, ведь милая мама покинула его ради того господина… Зато у него сохранились самые приятные воспоминания о большом красивом доме в одном из зелёных уголков Стамбула, о синем-синем небе и фиолетовых водах Босфора. В ушах ещё звенели весёлые голоса друзей.
   Когда Халдун пошёл во второй класс, он более не дичился своих сверстников.
   Всё было новым в его жизни — одежда, башмаки, ранец, тетради и, конечно, друзья. Обидное прозвище, забытое ещё в том доме, на берегу Босфора, больше не тревожило. Ранним утром Халдун отправлялся в школу и до звонка на урок играл вместе с ребятами на школьном дворе.
   Иногда он видел во сне мать. Но утром, среди новых друзей, в шумных играх и весёлых забавах быстро забывал о ночных сновидениях.
   Он не знал о том, что в эту зиму его бабка нанялась кухаркой в богатую семью и уехала куда-то далеко-далеко, за Стамбул. Нихат и Хикмет-ханым оградили его и от этого. Ведь он мог принять всё близко к сердцу и вновь пережить горькое чувство унижения…
   Но в следующем году, когда у Хикмет-ханым родилась девочка, Халдун почувствовал, что в его жизни многое изменилось. Покой ушёл из дома дяди Нихата. «Откуда, — думал Халдун, — взялась эта мокрая крикунья?»
   — Её послал нам аллах, — говорила Хикмет-ханым. — А когда девочка вырастет, она будет стирать и гладить бельё и одежду своего старшего брата Халдуна.
   «Аллах? — недоумевал Халдун. — А где он живёт? Какое ему до нас дело? Почему он послал к нам в дом эту замарашку? Кто его просил?»
   Пока в доме не было младенца, целый день всё вращалось вокруг Халдуна. Вечером, после ужина, его умывали и на руках уносили в спальню. Дядя и тётя садились около его кроватки, рассказывали сказки и баюкали мальчугана.
   Теперь всё изменилось. Никто больше не умывал Халдуна, он должен был делать это сам. Ноги и то приходилось мыть самому. И спать он отправлялся один. Даже дяде Нихату было не до него. В дом стала часто наведываться женщина в белом халате. И все втроём они занимались этой замарашкой. «Что они в ней нашли? — возмущался Халдун. — Вся какая-то синяя, сморщенная…»
   Однажды ему приснилось, что тётя сердито сказала: «Я тебя больше не люблю! У меня теперь есть дочка, я её мама. А у тебя нет ни матери, ни отца. Я выброшу тебя на улицу!»
   От испуга Халдун проснулся. Неужели его выбросили на улицу?.. Нет, он был в своей спальне. Бледный свет привёрнутой лампы едва освещал стену. Халдун вскочил и выглянул в переднюю. У тёти горел свет. Мальчик приподнял волочившуюся по полу ночную рубашку и на цыпочках пошёл по коридору. Так он добрался до окна и заглянул в комнату. Тётя кормила грудью девочку, а дядя Нихат полулежал на тахте и курил.
   — Умный мальчуган! Очень похож на отца, — говорил он. — Но кое-что в нём есть и от матери. Мы должны сделать всё, чтобы он выучился и стал человеком, хорошим врачом, а потом…
   — Женился на нашей Нермин? — засмеялась Хикмет-ханым.
   — Да. Это было бы хорошо!
   Хикмет-ханым вздохнула:
   — Судьба! Всё в руках судьбы! Бросишь камень в одну птицу, а попадёшь в другую…
   — Верно.
   Дядя Нихат погасил сигарету, поднялся и направился к двери.
   — Пойду навещу Халдуна, — услыхал мальчуган и пустился наутёк.
   Когда Нихат-бей открыл дверь, то заметил маленькую белую фигурку, скользнувшую по тёмному коридору.
   — Кажется, здесь был Халдун, — с тревогой в голосе сказал он жене.
   — Странно! Неужели подслушивал?
   Нихат чуть не бегом бросился в комнату мальчика. Халдун лежал, уткнувшись лицом в подушку. Он не столько испугался, сколько устыдился того, что подслушивал.
   Нихат присел на кровать, погладил его по голове и спросил:
   — Ты хочешь что-нибудь сказать, дитя моё?
   Халдун молчал.
   — Мне показалось, что ты подходил к нашей двери. Может, чего-то испугался?
   — Да!
   — Чего же!
   — Тётя выбросила меня на улицу…
   — Так ты видел сон? Верно я тебя понял?
   — Мне приснилось, что тётя пришла с Нермин на руках и сказала: «Слушай, Халдун! Я мать этой девочки, а у тебя нет ни отца, ни матери. Уходи отсюда!»
   Халдун шумно вздохнул и заплакал.
   — Погоди, — сказал Нихат, беря его на руки. — Пойдём-ка к тёте и всё выясним.
   Стоя с Халдуном на пороге комнаты, Нихат спросил:
   — Это правда, что ты прогнала Халдуна?
   — Кто? Я? — Хикмет-ханым ничего не понимала.
   — Ты.
   — Да что ты такое говоришь? Я прогнала Халдуна?
   — Ну да, во сне. Ему снилось, что ты любишь только эту замарашку, а его гонишь прочь.
   Всё было ясно, Халдун ревнует её к маленькой Нермин.
   — Дитя мое! — протянула к Халдуну руки Хикмет-ханым. — Разве я могла бы тебя прогнать из-за этой глупышки? Ну что она представляет собой? Крошечная сморщенная старушка — больше ничего. Если она тебе очень не нравится, мы можем отдать её кошкам.
   Халдун посмотрел мокрыми от слёз глазами на спящую девочку.
   — Отдать такую крошку? Нет, тётя! Мне её жалко!
   — Вот видишь. И нам тоже. Ты должен понять, что в наших сердцах есть место и для неё, и для тебя.
   После этой ночи ревности Халдуна как не бывало. Он не видел более тревожных снов и стал весел, как прежде.
   От своих однокашников он многое узнал о жизни и о своей семье. Но больше всего ему хотелось узнать что-нибудь о матери, а это как раз не удавалось. Никто не мог ничего сказать, а тётя и дядя Нихат всегда обходили его вопросы молчанием. И Халдун перестал спрашивать. Однако по мере того как он подрастал, тоска по матери становилась всё сильней. Как ни любил он дом, в котором прошло детство, Халдун всегда помнил, что живёт здесь из милости.
   Когда подошло время сдачи экзаменов в лицей, он решил, что наступила пора начать самому заботиться о себе. Не говоря никому ни слова, Халдун стал усердно готовиться к конкурсу. Если отлично сдать все предметы, то можно получить стипендию и бесплатный пансион. И он решил завоевать это право.
   Халдун отлично выдержал все экзамены. Но Нихат очень огорчился, когда узнал, что приёмный сын решил их покинуть.
   — Дитя моё, — спросил он Халдуна, — почему ты так поступил? Разве в этом была какая-нибудь необходимость?
   Халдун ответил тоном внезапно повзрослевшего человека:
   — Да, дядя! Так мне подсказала совесть.
   — Но разве когда-нибудь ты замечал, чтобы к тебе относились не так же, как к Нермин? Разве тебя обижали? Или в чём-нибудь ограничивали?
   — Нет, дядя, я не могу ни на что пожаловаться. Но нельзя же заботиться обо мне до самой смерти.
   Они говорили допоздна: об отце, о бабушке, о гарсоне Рызе и его жене, которые обобрали бабушку. Так он узнал историю питейного заведения «Лунный свет», мимо которого ежедневно ходил в школу. Сколько раз он видел худенького старичка с маленьким высохшим лицом, на котором торчали одни скулы и зияли глазницы глубоко запавших глаз. Так ведь это и был Рыза! Обычно он сидел у дверей своего заведения, греясь на солнышке. Говорили, что всеми делами в кабачке «Лунный свет» заправляет его жена.
   В классе Халдуна учился один паренёк, который мало интересовался уроками, зато считался знатоком по части всех злачных мест в городе. Он был сыном владельца бара, в котором некогда служила Нериман. От него Халдун узнал, что питейное заведение «Лунный свет» давно называют «Под башмаком у жены».
   От наглой и грубой содержательницы кабачка доставалось не только супругу. Редкий вечер проходил без того, чтобы она не затеяла драку с посетителями, ругаясь почище любого пьянчуги. Её удавалось утихомирить только в полицейском участке.
   Так вот, оказывается, с какими людьми имела дела его бабушка! Халдун не мог и не хотел более думать обо всём этом и с головой ушёл в занятия.
   Наступил день, когда он, закончив с отличием лицей, примчался в дом дяди Нихата. Глава семьи лежал в постели с высокой температурой.
   — У него сильный грипп, — сказала тётя, встречая Халдуна на пороге. Они вместе пошли в спальню к больному. Маленькая Нермин сидела у изголовья отца и вытирала платком его вспотевший лоб.
   — Ты все спрашивала, когда же приедет Халдун? Вот он закончил лицей и явился, — сказала Хикмет-ханым дочери.