Орхан Кемаль. Брошенная в бездну

   — А ты где же обитаешь?
   — На востоке, дорогой мой, на востоке!
   — Прокурор?
   — Судья. Мировой судья.
   — Ну а дальше что ты намерен делать?
   — Решил всё это бросить. Хочу стать адвокатом, защитником, так сказать. Попытаю счастья здесь. Одобряешь?
   — Замечательно! Клянусь аллахом, замечательно! — воскликнул Мазхар.
   — Всё это так. Да только ты, сдаётся мне, здорово оглупел, Мазхар. Хозяин, у которого есть хоть немного разума, не станет разговаривать с гостем в дверях.
   Мазхар расхохотался.
   — Ты прав, старина! Прав! Но давай всё же сна чала познакомимся с дамами. Моя жена Нериман!
   Янъялы Нихат с недоумением взглянул на молодую женщину. «Нериман?» Но ведь ту красивую девушку из Сулеймание, их соседку с длинными золотистыми косами, в которую оба они были влюблены, звали Назан.
   — А разве ваше имя не Назан?
   Нериман улыбнулась и вопросительно посмотрела на мужа.
   — Давайте поднимемся наверх и там обо всём поговорим, — предложил Мазхар.
   По той роскоши, которая их окружала, Нихат без труда догадался, что его друг — преуспевающий адвокат. Они болтали о том о сём, а когда Нериман вышла из комнаты, чтобы распорядиться по хозяйству, Мазхар в нескольких словах рассказал, почему он развёлся с первой женой.
   Нихат сожалел, что всё так сложилось, но видел, что его друг счастлив в новом браке, и счёл излишним продолжать расспросы.
   — Главное — найти своё счастье, дорогой. А ты, я полагаю, счастлив. И мать живёт с тобой?
   — Со мной.
   Это было сказано сухо, равнодушно.
   — Ты как будто недоволен?
   Мазхар не успел ответить, в комнату вошла Нериман.
   Янъялы Нихат начал рассказывать о себе. Чего только он не натерпелся на востоке. Несмотря на революцию, там по-прежнему продолжали царить порядки времён султаната. Те, кто имел силу, полагали, что чиновник — всего-навсего игрушка, слепой исполнитель их воли, не более. Их дело приказывать, а чиновник должен рабски всё исполнять, да так, чтобы дело оборачивалось к их выгоде. Плевать они хотели на законы! Кого захотят — резали, кого вздумают — вешали. Ты должен был либо делать то, что угодно им, и набивать свой кошелёк, либо выходить из игры и бежать. Бороться с ними бесполезно!
   Мазхар улыбнулся:
   — Я не уверен, что так уж бесполезно…
   — Это потому, что ты идеалист.
   — Если мы верим в дело революции, мы не можем жить без идей, без идеалов!
   — Ты прав. Но всему есть предел.
   Мазхар поведал другу о тех трудностях, с которыми он столкнулся, взявшись за ведение нашумевшего в последнее время дела о наследстве. Нихат слушал, не перебивая, и прикинул, что если Мазхар выиграет процесс, то отхватит солидный куш. Даже не куш, а целое состояние, подумал он и заключил: «Как хорошо, что я приехал сюда!»
   — У ответчика, — продолжал между тем Мазхар, — длинные, цепкие руки, словно щупальца осьминога. Несмотря на то, что он известен во всей округе как ярый противник революции, ему удалось при помощи денег заручиться поддержкой многих, и даже некоторых приверженцев революции. Он пытался подкупить и меня, а когда это не удалось, стал угрожать. В конце концов он понял, что все попытки сломить меня не приносят успеха. Тогда он принял самые решительные меры, чтобы вконец запутать дело. Уверяю тебя, если бы не махинации этого прожжённого интригана, дело давно было бы закончено. Но оно всё тянется и тянется, и, кажется, этому никогда не будет конца.
   Нериман слушала мужа с возраставшей тревогой. Она случайно встретилась взглядом с Нихатом, и тот, словно прочитав её мысли, сказал:
   — По-моему, тебе следовало бы отказаться от этого рискованного дела.
   Нериман вся так и засветилась радостью:
   — Я тоже придерживаюсь такого мнения, бей-эфенди, но он не слушает меня. Для Мазхара — дело чести выиграть этот процесс, выиграть во что бы то ни стало! Я понимаю его — он прав, но… вы, например… почему вы там, у себя на востоке, прекратили борьбу, не решились бороться один против всех?
   — Бывает такая ситуация, при которой продолжать борьбу бесполезно — исход её предрешён.
   — Совершенно верно! Именно так и выглядит дело, которое ведёт Мазхар. Этот фабрикант прибегает к невероятным уловкам, чтобы запутать дело. И, судя по всему, ему это удаётся.
   Мазхара злило, что его пытаются уговорить. Он встал и вышел из комнаты. Но, не сделав и шага по тёмной передней, столкнулся с матерью. Ну, конечно, она подглядывала через щель неплотно задёрнутой шторы.
   — Что это за люди, сынок? — заикаясь, спросила Хаджер-ханым.
   — Если тебе интересно, войди и посмотри, — едва сдерживая себя, сказал Мазхар и, схватив её за руку, потащил в гостиную.
   — Нихат! А вот и моя мать!
   Янъялы Нихат и его жена почтительно склонились к руке Хаджер-ханым. А Нериман, словно между ними и не было никакой вражды, любезно пригласила свекровь занять самое почётное место:
   — Пожалуйте сюда, мамочка!
   Хаджер-ханым аж передёрнуло. Но она постаралась скрыть кипевшую в ней ненависть к невестке.
   Засиделись допоздна. Кухарка подавала то чай, то кофе, то бисквиты. Мазхар не раз заводил граммофон, который был куплен несколько дней назад.
   Хаджер-ханым сидела насупившись. Она не принимала участия в разговоре и лишь отвечала на вопросы. Её демонстративное поведение не ускользнуло от внимания гостей. После полуночи, удалившись в приготовленную для них спальню, Нихат и его жена сразу заговорили об этом.
   Жена Нихата Хикмет-ханым во многом походила на Назан. У них были похожи не только глаза, обрамлённые чёрными длинными ресницами, но даже характеры. Ласковая, мягкая Хикмет осторожно спросила:
   — Тебе не кажется, что у этой старухи очень злое лицо?
   — Да она не просто злюка, а настоящее чудовище! — воскликнул Нихат. Он рассказал ей о любви Мазхара к юной красавице соседке в ту пору, когда они учились в Стамбуле и жили в районе Сулеймание. — Если бы ты знала, как была хороша эта девушка, как трогательно беспомощна! И такое существо попало в руки Хаджер-ханым! Она никак не могла смириться с тем, что Мазхар женился на бедной и, наверно, жестоко измывалась над безответной невесткой.
   — Кажется, Нериман-ханым — полная противоположность Назан?
   — Похоже на то. А ты обратила внимание, как злобно поглядывала Хаджер-ханым, когда новая невестка о чём-нибудь говорила?
   — Да. Но и Нериман тоже с характером! Она словно и не замечала взглядов свекрови.
   — Всё это так, однако хватит! Надо подумать о наших собственных делах. Я вижу, что, пока сам терял время на востоке, Мазхар, слава аллаху, здесь разбогател.
   — Как ты думаешь, захочет он нам помочь?
   — Несомненно! Мазхар — славный парень! Но если речь заходит о принципах, он становится упрямым как баран. Взять хотя бы это дело против фабриканта… Верно, что мы, интеллигенты, должны проникнуться духом революции, дорожить её идеалами. Но, как я уже говорил, во всяком деле бывает разумный предел. В противном случае человека могут в самый неожиданный момент и самым невероятным образом стереть с лица земли…
 
 
   В течение недели Янъялы Нихат успел обосноваться на новом месте. Он подыскал себе квартиру, обставил её не бог весть как, но вполне сносно, полагая, что со временем приобретёт лучшую мебель. Было решено, что до поры до времени он будет пользоваться конторой Мазхара, а там подыщет для себя нечто подобное.
   Прошло ещё некоторое время, и обе семьи тесно подружились. Женщины ежедневно посещали друг друга. Хикмет-ханым очень нравилась Нериман и стала новой привязанностью Халдуна. Он называл её «Милая тётя».
   Милая тётя, так же как и Милая мамочка, посвящала ребёнку много времени. «Это мой зятёк», — шутила она. «Нет уж, погодите, — отвечала шуткой Нериман, — сначала родите дочь».
   Шутки шутками, а молодая женщина, которая была замужем пять лет, уже испробовала все средства, чтобы стать матерью. Но всё напрасно.
   Тоскуя по материнству, она часто расчёсывала шелковистые кудри Халдуна, повязывала ему банты и думала, какое бы это было счастье, если бы у неё родилась девочка.
   Появление Милой тёти в их доме крайне раздражало Хаджер-ханым. Но она была нема, словно рыба, прекрасно понимая, что стоит ей выразить недовольство, как Нериман, умевшая своим языком не хуже искусного адвоката доказать всё что угодно, немедленно поставит её на место. Единственным прибежищем, где можно было свободно посетовать на свои горести, по-прежнему оставался дом начальника финансового отдела.
   Увидев однажды во сне Назан в рваной одежде, растрёпанную, сжавшуюся в комок и смотревшую на неё влажными от слёз глазами, Хаджер-ханым ранним утром побежала к своей приятельнице.
   — Это плохой сон, — сказала, покачивая головой, мать начальника финансового отдела. — Не иначе как с Назан случилась беда. Ай-ай-ай! Да поможет аллах горемычной!
 

16

   Прошло десять дней с тех пор, как Несрин перебралась в пансион на Тарлабаши. А Назан всё ещё не имела от подруги вестей. Она как затворница сидела в тёткиной комнатке с зарешеченным оконцем, глядела на крупные хлопья снега, падавшие на землю, и плакала. Должно быть, Халдун ещё не привык жить без матери? Тоскует, небось, бедняжка, смотрит на дорогу, не появится ли мама? А свекровь, наверно, утешает его: «Потерпи немного, к весне она будет здесь».
   Ах, скорей бы проходила зима, скорей бы кончились эти длинные, страшные ночи! Дождаться бы только весны, а там наступят тёплые солнечные дни, и придёт телеграмма от Мазхара: «Деньги выслал, приезжай немедленно. Сын ждёт!» Как только она получит деньги, тут же простится с тётей — и в путь!..
   Да вот, тётя… Дался же ей этот перстень! Если с помощью аллаха можно будет наконец возвратиться домой, к мужу и сыну, она не захочет и вспомнить о Стамбуле, о тётке… Теперь-то она обеими руками ухватится за свой дом, во всём будет угождать свекрови, чтоб той не за что было её упрекнуть… Да полно, станет ли она теперь придираться? Ведь ей так хотелось, чтобы у них с Мазхаром всё закончилось миром.
   Но что это? Мимо окна опять прохаживаются какие-то шалопаи в расклешенных брюках. Какие у них злобные взгляды! Усы-то, усы!..
   А тут ещё этот Сами повадился! Ведь она умоляла его не приходить в их квартал. И слушать не хочет, торчит целыми днями под окном. А соседям лишь бы повод — распустили языки… Тёте прохода не дают: «Скажи её хахалю, пусть убирается из нашего квартала, не то ноги ему переломаем!»
   Как надоели Назан эти узенькие улочки, сплетни соседей, эти усатые парни, отирающиеся под окном.
   А тётя? Каждый день твердит одно и то же: «Вот свалилась на мою голову! Со всеми соседями поссорила, стыд и срам! Так дальше нельзя. Либо слушайся меня и выбрось из головы всякие глупости, купим машины и займёмся настоящим делом. Либо…»
   Пока она ещё не сказала: «…либо убирайся из моего дома». Но наверняка скажет. Куда же тогда деваться? Несрин предлагает жить вместе на её новой квартире. Но Назан почему-то казалось, что на это нельзя согласиться.
   Боясь дать какой-либо повод для скандала, она в последнее время совсем не покидала свою каморку. По целым дням она сидела, затаясь за спущенной занавеской, и не решалась даже вздохнуть, когда Сами стучал в окно.
   Она очень соскучилась по Несрин, но не знала её нового адреса. Хорошо бы написать ей письмо, попросить, чтобы проведала… Но и это было опасно. Несрин могла случайно встретить около дома Сами! Как объяснить это подруге? Сами уже и так зол и грозился нарочно сказать Несрин, что они близки. Если же Назан перестанет отказываться от встречи с ним, Несрин ничего не узнает…
   Подняв взгляд, Назан вдруг увидела прямо перед своим зарешеченным окном знакомую женскую фигуру, зябко кутавшуюся в тёмно-серое манто. Да это Несрин! Назан бросилась к двери и впустила гостью. Несрин сильно осунулась. Её лицо и руки посинели от холода.
   — Хороша подруга! Я болела и так ослабла, что едва держусь на ногах, а ты ни разу и не вспомнила обо мне. Хоть бы поинтересовалась, жива ли я?
   Несрин была права, бесконечно права. Назан обняла её.
   — Если бы ты знала, сестрица, как мне тут тяжко!
   — Опять беда какая-нибудь?
   — Не то чтобы… Я просто устала от ворчания тётки!… Войдём-ка в комнату, ты совсем озябла.
   Несрин закашлялась. Назан с тревогой смотрела на неё. С трудом переступив порог комнаты, Несрин повалилась на тахту и прижала ко рту розовый платочек. Вскоре на нём появилось красное пятно. Несрин тяжело дышала, на висках выступили капли холодного пота.
   — Я уже много дней совсем не поднималась с постели… Пришлось забросить бар. А тут ещё этот подлец Сами исчез. Кажется, он опять занялся какими-то тёмными делишками… До сих пор не могу понять, откуда у него деньги? То ходит, задрав нос, франт франтом, то впадает в полную нищету. Тогда-то он меня и разыскивает. Из-за денег, конечно. Каждый раз зарекаюсь: «Пусть только этот паршивец явится вымогать деньги, я ему покажу, где раки зимуют». Но ещё ни разу не сдержала своего слова. Стоит ему прийти, и я забываю обо всём… Не знаю, чем это объяснить, но есть в нём какая-то магическая сила.
   Назан сидела как на иголках, ведь каждую минуту этот страшный человек мог постучаться в окно.
   — Наверно, ты понимаешь, что значит любить? Так вот — для тебя муж, а для меня Сами — весь мир! Всё прощаю ему, был бы только здоров и вспоминал обо мне, пусть даже из-за денег.
   На глазах у неё блеснули слёзы. Назан тоже заплакала. Сколько дум она передумала о своём горе… Так хотелось поделиться с Несрин! Но что-то её удержало.
   — Одевайся, Назан, пойдём, — сказала поднимаясь Несрин. — Посмотришь мою новую квартиру.
   — Сколько же у тебя комнат?
   — Две. Они прелестны, просто картинки! Правда, я здорово задолжала в баре. Хозяйка потребовала уплатить за три месяца вперёд. Пришлось попросить у патрона. Дал бы только аллах здоровья, я быстро рассчитаюсь… Что же ты медлишь, собирайся!
   Вскоре они шагали по узеньким улочкам Сулеймание. Назан молила аллаха, чтобы не встретиться с Сами.
   Снег почти перестал. Они благополучно добрались до университета, но когда сворачивали за угол, то столкнулись с двумя парнями. Назан вздрогнула — это были Джеляль и Ихсан. А вдруг они сейчас скажут: «Передай своему хахалю, чтобы не показывался в нашем квартале!..» Ноги у неё подкосились, она чуть не упала… Но парни молча прошли мимо, окинув их злобными взглядами.
   Когда женщины скрылись за углом, Джеляль спросил:
   — А ты узнал ту, которая шла с ней рядом?
   Ихсан никогда не видел Несрин и отрицательно помотал головой.
   — Кто такая?
   — Из бара.
   — Да брось ты!
   — Провалиться мне на месте!
   — Выходит, и Назан этим подрабатывает?
   — А ты думал тот чёрный кот даром, что ли, к ней бегает?
   Широкие брови Ихсана полезли вверх. Он вынул руки из карманов синих грубошёрстных штанов и заложил их за спину.
   — Неплохо бы узнать, куда они потопали, — сказал Джеляль, кутаясь в поднятый воротник своего драного кожуха.
   — Дело говоришь!
   — Может, посмотрим?
   — Айда!
   Они увидели женщин на трамвайной остановке. Снова повалил снег. В воздухе кружились крупные хлопья. Ничего не подозревавшие Назан и Несрин сели в подошедший трамвай и доехали до Галатасарая. Прижавшись друг к другу, они быстро миновали Балыкпазары и вышли к Тарлабаши.
   Джеляль и Ихсан следовали за ними по пятам до тех пор, пока женщины не скрылись в подъезде высокого дома. Ихсан смачно выругался.
   — Видать, баба не теряет время понапрасну!
   — И та девка из бара на ней подрабатывает, наверно.
   — Похоже, так.
   — А на нас и смотреть не хочет, стерва!
   — Что ей смотреть? У неё хахали не нам чета — из господ и богачей!
   Ихсан снова выругался. На этот раз досталось и господам, и богачам.
   — Они деньгами платят, а мы — почтовыми марками, что ли? — вскипел Джеляль.
   — А кто мы такие? Люди с задворок! — подзадоривал друга Ихсан. — Нет, брат, не из того теста сделаны, грубоваты малость…
   Нет, Джеляль не разделял этого мнения. Ведь его покойный отец в былые времена служил в полиции, и он считал себя выходцем из чиновничьего сословия. Слова Ихсана покоробили его.
   — Мы ей покажем, не будь я Джеляль!
   — Вовремя мы её застукали!
   — Теперь она в наших руках. Этот кот наверняка проедает денежки, которые девка делает в постели. Но придётся ей поделиться кое-чем и с нами!
   Ихсан закурил. Он уже не слышал Джеляля. Воображение рисовало ему нарядную комнату с широкой кроватью и плотно задёрнутыми шторами, Назан, сбрасывающую с себя одежду, и того самого типа в надвинутой на левую бровь красной феске, который повадился в их квартал… Он глубоко вздохнул.
   — О чём размечтался? — спросил Джеляль.
   — Э, да так! Просто интересно, как это у них там всё делается…
 
 
   Они разделись. Назан присела на край железной кровати.
   — Не выпьешь ли коньяку, чтобы согреться?
   Назан ответила не сразу.
   — Одну рюмочку. Ну что от этого случится?
   — А если я опьянею? — сказала Назан смущаясь.
   Несрин рассмеялась:
   — Не обижайся, но ты наивна до смешного. Разве можно опьянеть от одной рюмочки коньяку? Ну хорошо, я вскипячу чайник, а потом мы сделаем пунш.
   — Пунш? А что это такое?
   — Чай с коньяком. Так легче пить коньяк и приятней. Вот увидишь.
   Не дожидаясь ответа, Несрин вышла из комнаты. Оставшись одна, Назан подошла к окну. Издали доносился гул Бейоглу. Снег почти прекратился — редкие снежинки кружились в воздухе, неторопливо опускаясь на землю.
   В доме напротив светилось только одно окно. За наполовину задёрнутой занавеской мелькнули два силуэта. Вот они слились в поцелуе. Назан отпрянула от окна, словно совершила проступок. Но немного придя в себя, она осмотрелась и, убедившись, что в комнате никого нет, спряталась за занавеской и стала наблюдать.
   Ей было видно немногое, но сердце у неё забилось сильнее. Она затосковала по мужу, по его жарким объятиям…
   Ну да что там — через полтора, самое большое через два месяца она будет с ним. Ах, скорей бы наступило это время!
   Не отдавая себе отчёта в том, что делает, Назан встала на табурет и начала всматриваться. Она была так поглощена увиденным, что не заметила, как вошла Несрин.
   — Не правда ли, миленькое «кино»?
   Назан спрыгнула на пол, не смея поднять глаза от смущения.
   — Вот не думала, что тебе нравится смотреть на такие вещи! — насмешливо сказала Несрин.
   — Нет, что ты, дорогая…
   — Так я тебе и поверила! Иной раз здесь такое увидишь… Но ещё лучше видно с верхнего этажа, где живёт мадам. Хочешь, поднимемся к ней? — и онна потащила Назан за руку в тёмный коридор.
   Мадам — хозяйка Несрин — оказалась пожилой, изрядно потрёпанной женщиной. Волосы у неё были небрежно заколоты, а дряблое тело противно колыхалось на ходу.
   Она очень приветливо сказала:
   — Заходите, пожалуйста, чем могу служить?
   — Да вот, «кино» хотим посмотреть.
   Для мадам это было дело привычное. Она понимающе подмигнула и жестом пригласила их занять место у окна, а сама удалилась.
   Несрин потащила к окну сконфуженную Назан. Её рука была холодна как лёд.
   — Да что с тобой?
   Назан покраснела.
   — Нечего стесняться — дело житейское…
   Сквозь тонкую тюлевую занавеску всё происходящее в комнате напротив было видно как на ладони. Назан закрыла глаза. Но понемногу она освоилась и робко взглянула на Несрин. А та, казалось, забыла обо всём.
   Когда они наконец отошли от окна, Назан уже перестало казаться, что они занимались чем-то очень постыдным.
   — Всё это совершенно естественные вещи, — сказала Несрин. — Разве ты не понимаешь?
   Но Назан только застенчиво улыбнулась и пожала плечами.
   Они спустились вниз. Вода в чайнике закипела. Несрин бросила в него щепотку чаю и сняла с огня.
   — В любовных утехах, — говорила она, ещё находясь во власти недавних ощущений, — никто не может сравниться с Сами. Не то разве стала бы я столько лет терпеть от него обиды и огорчения?
   Любовные утехи! Назан понравились эти слова. Что она знала до сих пор о любовных утехах? Ни разу за все годы супружеской жизни ей не довелось испытать такого волнения, как несколько минут назад, в комнате мадам.
   Они уселись пить чай, в который Несрин подлила коньяк. Она рассказывала Назан о своей службе в баре, а та не переставала изумляться:
   — Как чудно! Значит, в баре не только танцуют?
   — Ты сама подумай сама: разве станет мужчина бросать деньги впустую?
   Несрин налила Назан новый стакан чаю с коньяком, пододвинула к ней шоколад, миндальные пирожные и продолжала:
   — Нам, женщинам, не так-то просто угодить. Не знаю почему, но все гости, которые посещают бар, кажутся мне скучными и холодными. Настоящее наслаждение может дать только любимый. А что такое гость? Это просто гусь, которого надо ловко ощипать, особенно если он с жирком…
   Назан засмеялась. Щёки её раскраснелись, а голова слегка кружилась от приятного опьянения. Впервые в жизни ей было так весело. Она перестала обращать внимание на то, что Несрин уже в который раз подливает ей коньяк, и беспричинно хохотала.
   Дверь неожиданно открылась, и в комнату вошёл Сами. Увидев Назан, он на мгновение остановился, но тут же овладел собой и, сверкнув глазами, поцеловал ей руку.
   Назан не узнавала себя. Куда девался её страх? Тот, кто стоял сейчас перед ней, более уже не казался опасным.
   — Благодарю вас, — ответила она на приветствие.
   — А мне дадут коньяк? — вкрадчиво спросил Сами.
   — Нет! — сердито отрезала Несрин.
   — Почему?
   — И он ещё спрашивает!
   В разговор вмешалась Назан:
   — Вы так невнимательны к Несрин…
   Сами самодовольно расхохотался.
   — Признаю, признаю, вы обе бесконечно правы. Последние дни я действительно не уделял должного внимания Несрин. Но на то есть веские причины…
   — Какие же? — перебила Несрин.
   — Нужно было закончить важные дела… Налей мне коньяку, и я всё расскажу.
   Несрин протянула ему рюмку. Не спуская глаз с Назан, Сами выпил одним духом и возвратил пустую рюмку Несрин:
   — Мерси, мадам!
   Обе женщины с нетерпением ждали, что же расскажет Сами. А тот нисколько не торопился. Он достал из заднего кармана брюк позолоченный портсигар тонкой работы и предложил женщинам сигареты. Назан отказалась, ей ещё никогда не приходилось курить.
   — Ну и что из того, научишься. — Несрин взяла сигарету, прикурила от спички, услужливо зажжённой Сами, и, затягиваясь, сказала: — Так мы слушаем тебя.
   Сами с серьёзным видом стал неторопливо рассказывать. Он теперь занялся торговлей. Капитал обеспечил компаньон. Что до него, то он вложил в это дело свой труд и умение. Сейчас всё пошло на лад, они уже начали получать приличный доход…
   Несрин со злобой смотрела на своего возлюбленного. Глаза её сильно покраснели от вылитого коньяка.
   — Если ты так хорошо зарабатываешь, почему же не навестил меня? Я влезла в долги, чтобы уплатить за квартиру, — требовали за три месяца вперёд. Пришлось одолжить у хозяина бара.
   — Так ты нуждалась в деньгах? — с деланным удивлением проговорил Сами.
   Несрин поняла, что он хочет порисоваться перед Назан, и решила больше не тянуть:
   — Да, мне очень нужны деньги!
   Сами извлёк из кармана бумажник и, вынув из него совершенно новенькую хрустящую сотенную купюру, протянул её Несрин.
   — Вот, возьми! Может, нужно ещё?
   Несрин возмутилась:
   — С каких пор ты перестал понимать, что деньги всегда нужны?
   — На ещё! — он протянул ей две сотенных.
   Ассигнации, казалось, только что вышли из-под печатного станка.
   — Такие новенькие, что просто жалко тратить!
   — И в самом деле жалко! — подтвердила Назан.
   Несрин спрятала деньги —за лиф и подняла на Сами благодарный взгляд.
   — Дорогой мой, принести тебе ракы?
   — Конечно!
   Несрин вышла, и Назан осталась наедине с Сами. Под неотступным взглядом его чёрных глаз ей было не по себе, но почему-то сейчас она не испытывала страха. Назан вдруг вспомнила слова Несрин о достоинствах Сами и невольно представила себе всю сцену, которую видела в доме напротив. Только на месте того мужчины был Сами, а на месте женщины — Несрин. Но тут же она устыдилась этих мыслей и смутилась. Глаза Сами жгли её, словно раскалённые угли. Он протянул свою огромную руку, взял рюмку Назан и до половины наполнил её коньяком.
   — Добавить чаю?
   — Если вас не затруднит.
   — Прошу вас! — он протянул ей рюмку.
   Назан совсем перестала бояться Сами. Затихла боль, сжимавшая её сердце. Почему-то больше не думалось ни о муже, ни о ребёнке, ни о возможности скорого возвращения. «А если не вернусь? — промелькнуло у неё в голове. — Ну и что ж?» — с непонятной лёгкостью отмахнулась она и отпила из рюмки несколько глотков.
   — Мне будет позволено вечером проводить вас домой? Или вы желаете остаться здесь?
   — Нет, я поеду домой. Но боюсь, что это будет для вас слишком хлопотно.
   — Напротив! Вы окажете мне большую честь! Нам необходимо серьёзно поговорить. Я давно собирался кое-что вам сказать… Но видел, что вы меня боитесь. Напрасно. Заверяю вас всем, чем хотите, на меня можно положиться. Во всём городе вам не сыскать более преданного человека, чем я.
   — Кажется, сюда идёт Несрин! — забеспокоилась Назан, и разговор оборвался. Но ей только показалось, и Сами продолжал, всё более горячась:
   — Пусть входит кто угодно! По сравнению с вами не только Несрин, но даже вся вселенная не значит для меня ровно ничего!