Осеева Валентина. Васек Трубачев и его товарищи

   Молчать становилось неинтересно.
   — Работаешь здесь? — с уважением спросил Васек, мотнув головой в сторону депо.
   — Работаю. — Андрейка шмыгнул вздернутым носом. — Помощником.
   — Чьим помощником? — заинтересовался Васек.
   — А кто его знает… Чьим придется! Около паровозов хожу. А то на сортировочную посылают.
   Андрейка повертел в руках объеденную воблу, внимательно обследовал, не осталось ли где-нибудь мякоти на рыбьих костях, и вдруг подозрительно спросил:
   — А ты чего тут торчишь? Я тебя уже не один раз здесь вижу. И сейчас из-за тебя без кипятка обедаю. — Он прихмурил белесые брови. — Может, ты шпион? Или подосланный кем? Гляди, я разоблачу живо!
   — Дурак ты, а не помощник! — рассердился Васек. — Мой отец тут работал в депо. Павел Трубачев, коммунист, стахановец.
   — Ишь ты! — удивленно сказал Андрейка. — Павла Трубачева я видел… Он у нас на портрете изображен. Машинист? Верно! Нам и на собрании Трубачева в пример ставили!
   — А я — его сын! — гордо сказал Васек.
   Андрейка окинул нового знакомца одобрительным взглядом и, обтерев полой комбинезона руку, протянул ее Ваську:
   — Будем знакомы. Андрей Иванович!
   Васек крепко тряхнул его черную от угольной пыли руку и с волнением спросил:
   — А что о моем отце говорят?
   Андрейка разломил пополам оставшийся хлеб и протянул Ваську румяную горбушку:
   — Угощайся! Про машиниста Трубачева я на сортировочной слышал. Герой он. Поезда с ранеными водит, под самым носом фашистов проскакивает.
   — А куда возит он их, раненых-то, не слыхал?
   — Нет, не слыхал. Ясное дело, куда ближе. Один раз по нашей дороге проезжал, только без останову, в Москву.
   У Васька помутились в глазах.
   — По нашей дороге… здесь? — тихо спросил он.
   — Ну да. Ответственный поезд вел… Да что ты побелел весь? Ведь это давно было, еще когда фашисты к Москве подходили, когда их гнали отсюда почем зря.
   — Я отца с начала войны не видел… Я его ждал, ждал… А он проехал… мимо проехал… — в отчаянии пробормотал Васек.
   Андрейка нахмурился:
   — По делу проехал, не на гулянку… А ты что ж больно за отца цепляешься? Ты и сам не маленький, сам себя обосновать можешь — работа везде есть. Я вот тоже за родителей цеплялся, а как пришли в наше село фашисты, тут уж все перемешалось:
   и отец партизан, и сын партизан… старые деды и те в партизанах. На годы свои никто не глядел. Разве что грудной при матери находился.
   Васек все еще думал об отце:
   — Не написал, проехал мимо, а я не знал ничего…
   — Война — что тут сделаешь! Вот убили моих родителей, и остался я один. Только до двенадцати лет и походил в детях. Теперь сам за себя соображаю.
   Васек очнулся и с горячим сочувствием поглядел на «деповщика»:
   — И никого-никого у тебя тут нет?
   — Как — нет! Я в город часто хожу — там у меня земляки.
   — Земляки? Из вашей деревни?
   — Необязательно из моей. Все деревни наши, —сбрасывая с комбинезона крошки, спокойно ответил Андрейка и тут же спросил: — А ты, помимо отца, кто такой есть? Школьник?
   — Конечно. Пионер-школьник.
   Васек стал рассказывать про себя, про своих товарищей. Потом встал, заторопился:
   — Ну, прощай, Андрей Иваныч!
   — На работе я «Андрей Иваныч», а так, запросто, конечно, Андрейкой меня зовут.
   — А я — Васек. Васек Трубачев. Будешь в городе — приходи ко мне.
   Васек сказал свой адрес, вынул из кармана карандаш:
   — Запиши, а то забудешь.
   — Не забуду, у меня память крепкая. Я на комсомольских собраниях сижу и все до слова запоминаю, — похвастал Андрейка. N Васек усмехнулся:
   — Да разве ты комсомолец? — Он окинул взглядом тщедушную фигурку Андрейки и строго сказал: — Не хвастай зря! Андрейка обиделся:
   — Я и не хвастал! В комсомольцы меня через год примут. Года не вышли. А на открытые комсомольские собрания я хожу из интереса. У нас скоро вечерняя школа откроется, и туда буду ходить. Как-никак, а образование свое получу полностью, — уверенно сказал он.
   Васек протянул руку:
   — Ну, до свиданья, Андрейка! Ты хороший парень. Андрейка с готовностью пожал протянутую руку:
   — Как услышу что про твоего отца — прибегу. А ты как заскучаешь, так и приходи.
   С тех пор мальчики подружились. Сидя вдвоем на пригорке, рассказывали друг другу свои дела. Один раз Андрейка пожаловался на младшего мастера:
   — Молодой, а замашки старорежимные имеет. Нехорошими словами ругается, сегодня ведерком с мазутом на меня замахнулся.
   Васек возмущался:
   — А ты что ж молчишь? Взял бы да сказал про него старшим.
   Андрейка, подперев худенькой рукой голову, тяжело вздыхал:
   — Нельзя. Он говорит: «Я больной, нервный». Как я на больного жаловаться буду? Тут один раз секретарь партийного комитета, хороший старик, вызвал меня и спрашивает: «Ты что, Андрей Иваныч, невеселый? Может, обижает кто?» — Андрейка прищурил серые узкие глаза. — Смолчал я. Зачем кашу заваривать! С больного человека какой спрос! «Ничуть, — говорю, — меня никто не обижает, а вот вы бы для младшего мастера санаторий схлопотали, это, конечно, и меня бы выручило».
   Молодого мастера действительно отправили на излечение. И Васек долго смеялся, когда Андрейка сообщил ему, что исхлопотал своему обидчику санаторий.
   Недавно, встретив Андрейку на улице, Васек пожаловался ему, что не хватает времени на учебу, много дела на ремонте, а рабочих достать сейчас трудно.
   — Так ты что ж молчишь? У меня земляки — народ боевой. Только кликну — все придут… весь рабочий класс, разных специальностей. Ты только скажи!
   Васек почему-то представил себе целую армию железнодорожников и засмеялся.
   — Скажу, если надо будет, — пообещал он, чтобы не обидеть нового друга.
   Теперь, стоя на пригорке, Васек вспомнил, что Андрейка обещал зайти к нему, да так и не зашел. И сейчас не идет повидать своего друга. Васек долго стоит и, прикрыв глаза рукой, смотрит на раскрытые ворота депо, на скрещенные железнодорожные пути, на рабочих в замасленных комбинезонах. Нигде не видно светлой, белобрысой головы Андрейки.
   «Работает, верно. Утром его не повидаешь — надо в обеденный перерыв приходить», — грустно думает Васек и, посидев в одиночестве, торопливо идет в город. Ребята ждут его, в десять часов они все вместе пойдут к Екатерине Алексеевне. Часы на площади показывают девять.

Глава 35.

СТАРЫЕ И НОВЫЕ ТОВАРИЩИ

   Ребята уже были на пустыре. Васек окинул взглядом двор. Ему показалось, что школьников стало еще больше. Какие-то девочки обнимали Лиду и Нюру. Увидев его, они всей гурьбой бросились навстречу:
   — Васек! Здравствуй, Васек!
   — Трубачев, здорово!
   Перед глазами Васька замелькали знакомые лица, со всех сторон потянулись к нему дружеские руки.
   — Васек, нас шестеро приехало! Нам все уже рассказали об Украине. Ой, мы так вас ждали тогда!.. — быстро-быстро заговорили две девочки.
   — Мы приехали, а тут новая школа ремонтируется! Вот счастье! И мы все тут! — радостно улыбаясь, говорила Надя Глушкова.
   — Молодец ты, Трубачев! — хлопнул Васька по плечу одноклассник Коля Чернышев. — Нам ребята все рассказали. Я тебя даже не думал уже увидеть после Украины! А потом вдруг приходим в старую школу, а нам говорят, что вы живы и что школа в другом месте теперь будет… А ты кто здесь? Бригадир, наверно? Мы тоже работать будем.
   Чья-то белобрысая голова с колючим ежиком стриженых волос выросла вдруг перед Васьком.
   — Белкин! Леня Белкин!
   Мальчики крепко обнялись.
   — Ну, жив? Я так и знал, что ты жив! Даже не думал никогда… — бормотал Леня Белкин, моргая белыми ресницами и не выпуская Васька из своих объятий. — Гляди, Васек, вон Медведев стоит!
   Небольшой, аккуратненький мальчик с растроганной улыбкой подошел к Трубачеву.
   — Я тоже приехал… — смущаясь, сказал он.
   — Мы уже с Леонидом Тимофеевичем виделись. Он про тебя сегодня спрашивал. Там печник пришел, — щебетала толстенькая, румяная девочка, дергая Васька за рукав. — А мы на Урале были, учились. В шестой класс перешли…
   Васек едва успевал отвечать на вопросы, крепко пожимая руки бывшим товарищам.
   — Понимаешь, Васек, печник-то — женщина, — таинственно, подняв брови, сообщил ему Саша.
   — Ну и что же, что женщина? — вмешалась Лида Зорина, окруженная своими прежними подругами. — Слышите, девочки, печник — женщина! Вот как интересно, правда?
   — А где она? Где она?
   — Подождите, не смотрите все вместе, — сказала, подходя, Нюра. — Некрасиво получается. Как будто никогда не видели печника-женщину.
   — Одинцов, — крикнул Васек, — что это они говорят? Печник — женщина?
   — Ну да! Сейчас увидишь. Она разговаривает с Леонидом Тимофеевичем… А вот новенькие ребята! — Одинцов помахал рукой стоящим в отдалении мальчикам: — Идите сюда, ребята!.. Это Васек Трубачев! Познакомьтесь!
   — Меня зовут Боря Тишин, а это мой товарищ, Гриша Петрусин.
   Васек поздоровался.
   — Вы из какого класса?
   — Мы перешли в шестой класс с круглыми пятерками, отличники, — сказал Тишин, растопыривая широкую, как лопатка, ладонь с короткими, толстыми пальцами. — Нам интересно вообще, по-товарищески, узнать, как будет со школой. Что-то не видно, чтобы она развернулась к первому сентября.
   — Иначе, вы сами понимаете, нам нет смысла включаться в работу и, короче говоря, месить тут грязь, — тонким фальцетом вставил Петрусин.
   Васек внимательно оглядел новых товарищей. На обоих были чистенькие курточки, отглаженные брюки. Тишин был меньше ростом, серые глаза его глядели исподлобья, короткий, широкий нос над вздернутой верхней губой был покрыт желтыми веснушками. У Петрусина, наоборот, лицо было смазливое, с мелкими чертами, аккуратный носик сидел прямо, глаза смотрели на собеседника мягко, и во всех движениях его складной фигуры чувствовалась прирожденная ловкость.
   — Нам не имеет смысла… — опять начал он.
   Но Васек перебил его:
   — Школа ремонтируется. Для того чтобы с первого сентября мы начали заниматься, надо всем работать. Можете сложить где-нибудь в сторонке свои куртки, раздевалка еще не готова. Будете работать со всеми вместе. Я сейчас узнаю, что сегодня надо делать.
   Он быстрыми шагами направился к директору. Мазин, слышавший этот разговор, медленно подошел к мальчикам.
   — Прошу раздеваться! — насмешливо сказал он.
   Но мальчики нерешительно отошли в сторону, о чем-то советуясь друг с другом. Саша сделал Мазину строгие глаза и, обняв его за плечи, потащил за Васьком:
   — Пойдем на печника посмотрим. И чего ты так сразу связываешься?
   — Подумаешь, им нет смысла! Ферты! — шипел Мазин.
   — Мой брат, черноморский моряк, погнал бы их в шею отсюда, — сплюнув сквозь зубы, сказал Витя Матрос. — Очень они нам нужны тут!
   — Потише, Матрос, что ты грубишь? — проходя мимо, хлопнул его по плечу Одинцов. — Нехорошо так.
   Витька блеснул глазами и замолчал.
   Леонид Тимофеевич показывал новому печнику дом. Когда мальчики подошли к крыльцу, директор, спускаясь с лестницы, говорил:
   — Печи, конечно, надо делать в первую очередь, без этого мы не можем начать побелку комнат.
   Девушка, шедшая рядом с ним, увидела стоящих у крыльца ребят и что-то тихо сказала, морща пушистые темные брови. На ней была голубая тенниска с молнией у ворота, темная юбка и на ногах спортивные белые туфли. Волосы светлые, коротко остриженные, с загибающимися внутрь концами; под большим спокойным лбом темно-синие глаза смотрели внимательно и строго. Под мышкой она держала какой-то сверток, ч в руках — короткую деревянную лопатку.
   Мазин скосил глаза на Одинцова и тихонько толкнул локтем Васька:
   — Вот так печник!
   — Здравствуйте, Леонид Тимофеевич! — смущенно сказал Васек, стараясь не глядеть на гостью. — Мы пришли узнать…
   — Здравствуйте, здравствуйте! — перебил его директор и, обратив на печника смеющийся взгляд, представил: — Вот, Елена Александровна, это как раз Васек Трубачев и его товарищи! Я вам о них говорил. Это, так сказать, основатели, первые пионеры, которые вместе со мной осваивали этот зеленый пустырь. Тут они еще не в полном составе, среди них есть и девочки. И еще ребята приехали из бывшего четвертого «Б». Вообще уже все классы постепенно укомплектовываются, пока что на школьном дворе, — пошутил директор, — но эти ребята пришли первыми… Вот, Трубачев, познакомьтесь. Елена Александровна очень любезно согласилась нам помочь, она как раз и есть тот волшебник-печник, без которого мы с вами как без рук!
   — Здравствуйте… — смущенно переминаясь с ноги на ногу, приветствовали нового печника ребята.
   — Здравствуйте! — весело кивнула головой девушка.
   На груди у нее блеснул комсомольский значок, и ребята невольно переглянулись. Елена Александровна обвела взглядом двор:
   — Я уже осмотрела все ваше хозяйство, и мне кажется, что начинать мы будем не с печей. Я думаю, начинать надо с четкой организации работы. Вас тут очень много, есть школьники старших классов и младших. Давайте устроим небольшое производственное собрание и определим каждому классу его участок работы. А может, разобьем вас всех на бригады, а то никто точно не знает, что ему делать.
   — А мы все делаем! Что видим, то и делаем, — сказал Мазин.
   — А какую работу вы собирались делать сегодня? — спросила Елена Александровна.
   — Сегодня, наверно, будем помогать рабочим дранку прибивать. Да еще Леонид Тимофеевич говорил, на делянку надо ехать, — вступил в разговор Васек.
   — Ну, ехать нам, к сожалению, еще не на чем! — озабоченно сказал Леонид Тимофеевич и, взглянув на часы, заторопился: — Елена Александровна, вы, пожалуйста, тут побудьте за хозяйку, договоритесь с ребятами относительно собрания, а я пойду по делам.
   Леонид Тимофеевич ушел. Елена Александровна протянула Мазину свой сверток и лопатку.
   — Мазин, — просто сказала она, — убери куда-нибудь эти вещи — они мне сегодня не понадобятся. — И, видя, что Мазин медлит, спросила: — Ты ведь Мазин?
   — Я Мазин.
   Коля, неуклюже топчась на месте, взял у Елены Александровны сверток и лопатку.
   — Отнеси Грозному, — поспешно сказали ребята.
   Елена Александровна села на ступеньку.
   — Садитесь, поговорим. Директор просил сегодня же составить список всех ребят, каждый класс отдельно. Я хочу получить это вам. А когда список будет готов, соберем производственное собрание.
   — Кто-то приехал, — сказал вдруг Саша.
   Во двор лихо вкатила легковая машина и, разворачиваясь, задела столб с объявлением «Школа No 2». Из кабины выскочил высокий мальчик в синей куртке.
   — Это здесь школа номер два? — звонко крикнул он. Несколько ребят бросили работу и окружили машину.
   — Кто это? — спросила Елена Александровна.
   — Это Алеша Кудрявцев, — со смешанным чувством досады и удовольствия сказал Васек.
   Он сразу узнал в приезжем своего недавнего знакомца и, вспомнив ссору с ним, нахмурился.
   Одинцов и Саша с удивлением глядели на Трубачева.
   — А что же, этот Кудрявцев вместе с вами работает? Почему он на машине? — спросила Елена Александровна.
   — Мы его в первый раз видим, — глядя на Васька, сказал Одинцов.
   — Он хотел учиться в нашей школе, — не отвечая на удивленные взгляды товарищей, пояснил Васек. — А машина эта его отца, генерала Кудрявцева.
   У машины уже собралась толпа ребят. Алеша, размахивая руками, что-то рассказывал. Тишин и Петрусин стояли с ним рядом. Тишин гладил блестящий кузов машины, а Петрусин, полураскрыв рот с белыми острыми зубами, смотрел на Алешу и после каждого его слова громко хохотал.
   — Ого, да тут целый дворец! И ребят много! Я тоже буду здесь работать. Примете меня, ребята? — спросил Алеша.
   — Примем, примем! — шумно и весело донеслось до крыльца.
   — Может быть, тебе нужно пойти узнать, Трубачев, что там такое? — сказала Елена Александровна.
   Васек поднялся и нерешительно пошел к машине. Он не знал, как встретится с ним после ссоры Кудрявцев, но, чувствуя себя на пустыре своим человеком, считал нужным поздороваться с вновь прибывшим.
   — Здравствуй, Кудрявцев, — сказал он, подходя к Алеше.
   Но Алеша не ответил. Отвернувшись в сторону, он небрежно облокотился на машину и как ни в чем не бывало заговорил о чем-то со своим соседом.
   — Эй, новенький… как тебя… Кудрявцев! С тобой здороваются! С тобой Трубачев здоровается! — закричали вокруг ребята.
   — Трубачев? — прищурился Алеша. — Не знаю такого.
   Васек вспыхнул.
   — А я тебя знаю! — громко сказал он и поглядел прямо в светлые дерзкие глаза своего противника. В этих глазах была открытая вражда и насмешка. Васек смутился.
   — Мало знаешь! — наслаждаясь его смущением и поигрывая замочком от молнии, усмехнулся Кудрявцев.
   Ребята, сгрудившись вокруг, напряженно вглядывались в лица обоих, предчувствуя ссору. У Трубачева потемнели глаза, на руках налились мускулы, но он медлил. А Кудрявцев, раззадоренный вниманием школьников, уже открыто смеялся ему в лицо, показывая тесно сжатые белые зубы. Рядом с Кудрявцевым, нагнув, как бычок, голову и как бы измеряя силы противника, стоял Тишин. Сбоку, выжидательно улыбаясь, выглядывал Петрусин.
   — Ты откуда? — вдруг гневно вырвался из толпы Мазин. — Трубачев, что ты смотришь! Выбрось отсюда этого ферта вместе с его машиной!
   Витя Матрос держался рядом с Трубачевым, готовый немедленно стать на его сторону в случае драки. Но драки не получилось.
   Трубачев поднял голову и, разжимая кулаки, громко сказал:
   — Мы здесь хозяева, а он — наш гость! — и, пожав плечами, прошел мимо Кудрявцева под шумные и одобрительные крики ребят.
   — Молодец, Трубачев! Честное слово, ты настоящий пионер! Я все видел, — подошел к Ваську долговязый семиклассник Толя Соколов. — И не я один видел, а вот кто… — Он указал глазами на стоявшую в стороне Елену Александровну.
   Про нее все как будто забыли. Она стояла одна, и темные брови ее под светлыми волосами гневно хмурились, а глаза глядели в упор на Кудрявцева. Васек оглянулся, но она его не заметила.
   — Мазин, позови ребят — нам пора на урок, — сказал Васек и вышел на улицу.
   После его ухода Елена Александровна быстрыми, легкими шагами подошла к Кудрявцеву и громко спросила:
   — Чья машина?
   — Моя, — вежливо ответил Алеша.
   — Не понимаю, откуда у тебя машина? Что ты — ответственный работник? Кто ты такой? — резко спросила Елена Александровна.
   — Мой отец генерал. Это его машина, — не смущаясь, ответил Алеша.
   — Так и говори, что это машина твоего отца. Поставь ее куда-нибудь в сторонку и принимайся за работу. Нечего здесь собирать толпу и болтаться без дела… А вам, ребята, — обратилась она к кучке ребят, — я прямо удивляюсь. Как будто вы никогда в жизни не видели машины! Ну. чего вы собрались тут? Я на твоем месте, Кудрявцев, прямо обиделась бы: смотрят на тебя, как на обезьяну в зоопарке! — Она пожала плечами и засмеялась.
   Петрусин громко, не к месту, фыркнул. Тишин смерил его удивленным, презрительным взглядом. Кудрявцев побледнел и, насвистывая, полез в машину.
   — Эй, как тебя… Тишин, садись, подождем директора! — словно не замечая стоявшей рядом Елены Александровны, сказал он.
   — Директора сегодня не будет! — крикнул ему Толя Соколов. — Отъезжай-ка подобру-поздорову!
   Алеша с недовольным лицом тронул руль. Машина двинулась.
   Петрусин сорвался с места и, размахивая руками, побежал за ной.
   — Эй, ты! Догоняй, догоняй, держи за хвост, а то уйдет! — захохотали ему вслед ребята.

Глава 36.

НА УРОКЕ

   — Идут! Мама, все идут! — с торжеством кричал Петя Русаков, врываясь к себе домой.
   Екатерина Алексеевна сделала строгое лицо:
   — Вот я их сейчас! Столько пропустить! Безобразие! Ребята вошли робко, один за другим. Девочки первые подошли к Екатерине Алексеевне, с обеих сторон заглядывая ей в глаза:
   — Сердитесь на нас?.. Ой, сердитесь! Мы просто боялись идти…
   — Конечно, сержусь, — отстраняя их, сухо сказала Екатерина Алексеевна и повернулась к мальчикам.
   Мальчики с виноватым видом стояли у дверей. Никто из них не садился. Екатерина Алексеевна приготовила для встречи много суровых и горьких слов, но, взглянув на вытянутые лица своих учеников, только коротко вздохнула и показала рукой на стулья:
   — Садитесь!.. В последнее время занятия наши разладились. Это очень плохо, особенно для тех, кто слаб по арифметике. — Она бросила взгляд на Трубачева.
   Васек пошевелил бровями, потер лоб.
   Екатерина Алексеевна положила на стол программу:
   — Так вот, ребята, я просмотрела все, что нам осталось, и точно распределила наши занятия на лето. Времени у нас не так уж много. Поэтому в последний раз вам говорю: заниматься надо аккуратно, каждый день.
   Ребята молча уселись за стол. Екатерина Алексеевна раскрыла учебники.
   — Мы с вами застряли на делении дробей. Это по арифметике. По русскому языку у нас дела обстоят лучше: мы закончили почти всю программу, будем только повторять. По истории мы проходим сейчас мифы. Кроме того, мы довольно бегло прошли то, что оставил нам Костя. Значит, придется еще повторять и географию.
   Ребята молчали.
   — Сегодня начнем с главного — с арифметики. Саша Булгаков, иди к доске!
   Саша неуверенными шагами подошел к доске, одергивая курточку.
   — Запиши пример: раздели, пожалуйста, 8 5/6 на 2 1/3.
   Саша аккуратно записал пример и начал превращать смешанные числа в неправильные дроби. Справившись с этим, он вдруг замер у доски и долго стоял без движения.
   Екатерина. Алексеевна вызвала на помощь ему Лиду. Сообща они решили пример и, запинаясь, сказали правило.
   Урок прошел в большом напряжении. Никто, кроме Пети Русакова, не мог решить ни одного примера на деление самостоятельно.
   Под конец Екатерина Алексеевна сказала:
   — Вот видите, вы опять все перезабыли. А на прошлом уроке у нас дело шло гораздо лучше. Придется еще посидеть на делении дробей.
   Следующим уроком была история.
   На уроках истории, так же как и на других уроках, Екатерина Алексеевна строго следила не только за тем, чтобы ребята точно излагали заданное, а еще ч за тем, чтобы речь их была правильной. Ребята знали это и, готовя дома урок, всегда рассказывали его себе вслух.
   На этот раз, отвечая миф об аргонавтах. Мазин никак не мог толково построить свой рассказ:
   — Греки… любили плавать… ну вообще… в далекие страны. И вот один царь… как его… Пелей… поручил… одному там… этому, ну… Ясону, достать это… золотое руно… Ну, и он, значит, поехал в далекий путь… Ну, вообще… очень опасный путь…
   — Остановись, Коля, — прервала Мазина Екатерина Алексеевна. — Как это ты рассказываешь? «Вообще, этот, этого, ну, ну…» Что это за понукание? Русский язык очень красочный и богатый, в нем есть решительно все слова, которые тебе нужны. Надо же наконец научиться правильно ими пользоваться. Ты засорил свой рассказ лишними, ненужными словами, твоя речь заросла сорняком. Мы с вами столько читаем, подробно разбираем каждое произведение. Для чего мы это делаем? — Она обернулась к ребятам. — Научитесь же наконец правильно говорить! Следите за собой, поправляйте друг друга. Нельзя же так!
   На уроке истории ребятам окончательно не повезло. Отличный ученик Сева, испугавшись выговора Мазину, рассказывал миф о Геракле чуть ли не наизусть, изо всех сил напрягая свою зрительную память. Закончил он точно так, как было написано в учебнике:
   — «После многочисленных подвигов Геракл был наконец взят Зевсом на небо и сделался богом».
   Екатерина Алексеевна недовольно пожала плечами:
   — Я не помню, чтобы я когда-нибудь просила учить мифы наизусть. Удивляюсь даже, зачем ты взял на себя такой труд.
   Сева растерялся и, не поняв, в чем она его обвиняет, поспешно сказал:
   — Но ведь он же и правда был взят живым на небо.
   Ребята расхохотались.
   — Меня тоже, кажется, возьмут живой на небо после этих уроков, — пошутила Екатерина Алексеевна. — Ну вот, ребята, в следующий раз старайтесь рассказывать своими словами, только не так, как сегодня Мазин. Меня это просто огорчило.
   Уходя, ребята торжественно заверили свою учительницу, что у них теперь твердое расписание и, «хоть умри», никаких пропусков больше не будет.
   — «Хоть умри» — тоже лишние слова, — поправила их уже в дверях Екатерина Алексеевна.

Глава 37.

У ВАСИ

   В обеденное время ребята решили навестить Васю.
   По дороге Трубачев рассказывал товарищам о своем первом знакомстве и ссоре с Кудрявцевым.
   — Что же ты молчал? — удивились ребята. — Можно было сразу по-товарищески предупредить его, чтобы не задирал нос!
   — Я нарочно промолчал. Не хотел, чтобы заранее все знали, что он хвастун, думал — может, он иначе себя поведет. Поэтому и поздоровался первый. Ведь все-таки он хотел помочь мне на лесопильном… И вообще он мне понравился, сам правит машиной…