Осеева Валентина. Васек Трубачев и его товарищи

   Ребята молчали, сраженные неожиданной новостью.
   — Если бы мы пошли в лес, — медленно сказал Трубачев, — то принесли бы материал для всех, а не только для своей бригады, потому что стройка — дело общее. Кудрявцев мне не указ! — Он с раздражением закончил: — Я не намерен с него брать пример!
   Витя тяжело вздохнул и опустил голову. Никто из ребят не говорил ни слова. Молча дошли до школы.
   Во дворе, на Алешином участке, лежали приготовленные столбы. Концы их были густо обмазаны смолой. Неподалеку валялись новенькие слеги. Алеша, окруженный кучкой ребят, о чем-то горячо спорил.
   — Нечестные люди! — мрачно сказал Мазин.
   — Да-а-а… — тихо откликнулись ребята, отводя глаза от злополучных столбов.
   — Генерал не пожалел легковую, — язвительно сказал Саша.
   — Интересно, как они везли? На кузове, что ли? — полюбопытствовал Петя.
   Но ему никто не ответил.
   От бригады шестого класса неожиданно отделился Тишин и, подойдя к Трубачеву, вежливо сказал:
   — Кудрявцев привез столбы и слеги. Он предлагает поделиться с тобой, Трубачев! Можете взять один столб и две слеги!
   Тишин нагнул голову набок, стараясь скрыть торжествующую улыбку.
   Трубачев смерил его с головы до ног презрительным взглядом.
   — Убирайся вон!.. — тихо и гневно сказал он, проходя мимо. — Они дают нам то, с чем нельзя начать работу, — один столб! — пояснил он, обернувшись к товарищам.
   Когда Тишин вернулся к Кудрявцеву, его окружили ребята, бывшие одноклассники Трубачева.
   — Ну как? Что он сказал? Возьмет? — посыпались оживленные вопросы.
   Алеша нетерпеливо ждал ответа.
   — Отказался, — вытирая ладонью вспотевший лоб, ответил Тишин.
   Ребята поглядели на Кудрявцева:
   — Что? Мы говорили тебе? На то он и Трубачев, чтобы отказаться!
   Леня Белкин, Медведев и Надя Глушкова подошли к Алеше:
   — Мы не будем работать!
   — Мы тоже! — подхватили другие ребята.
   — Мы отказываемся работать, пока не привезут материал для всех! — закричали вокруг.
   — Мы не пойдем против Трубачева!
   Алеша вскипел:
   — Мы честно привезли! Мы через весь город тащили на себе. Они тоже могут себе принести!
   — Неправда! Вы везли на машине, вы только по городу несли.
   — Ребята, пойдем к Трубачеву! Пусть он сам скажет, работать нам или нет! — кричала Надя Глушкова.
   Ребята бросились за Трубачевым. Васек и его товарищи разводили в жестянках краску. Взволнованные шестиклассники подошли к Ваську.
   — Вот Белкин и Медведев отказываются работать, девочки — тоже, мы — тоже, — перебивая друг друга, объясняли они.
   — Здорово! — не утерпел Мазин.
   Но Васек взглянул на товарища и нахмурил брови:
   — Черт с ним! Поднимать из-за этого тарарам мы не будем. Все-таки он ваш бригадир, и вы обязаны его слушаться!
   — Да, но мы считаем, что он сделал неправильно, — смутилась Надя Глушкова.
   — Он предлагал тебе один столб и две слеги. Без двух столбов ничего нельзя сделать! — сердито крикнул Леня Белкин.
   — Конечно, нельзя! Он себе три столба оставил! Он хитрый!.. Это все Тишин вертит! — зашумели вокруг.
   — Я все понимаю, — мягко сказал Васек, — но нарушать дисциплину мы не должны. Идите работать! Белкин, восстанови дисциплину!
   Ребята медленно отошли. Васек повернулся к своим товарищам.
   — Если теперь Елена Александровна скажет нам — бросить работу, то Кудрявцев подумает, что мы струсили, — по-мальчишески обидчиво сказал он.
   — Ну, на это никто из нас не согласится. Ни за что! Из кожи вылезем, а не уступим! — прорычал Мазин.
   — Теперь во что бы то ни стало нам нужно выиграть соревнование, — упрямо сказал Саша.
   — А если Елена Александровна скажет? Ей что, разве она наши дела понимает! — с горечью бросил Одинцов. — Она со своей стороны судит!
   — Тогда надо честно объяснить ей, и она все поймет. Давайте скажем! — предложил Сева.
   — Трубачев! — снова неожиданно выскочил откуда-то Матрос. — Я к тебе домой заходил. Там какой-то паренек записку тебе передал. Вот она. Я чуть не забыл о ней.
   Васек развернул вырванный из блокнота листочек. Писал Андрейка:
   «Уважаемый товарищ Васек! Приходи завтра в депо. У нас в обеденный перерыв будет митинг. Приезжий железнодорожник, Герой Советского Союза, расскажет, как идет их работа на фронте. Приходи!
   Андрейка».
   Васек показал записку товарищам.
   — Пойдем завтра все! Давно вам пора с Андрейкой познакомиться. Хороший он парень!
   — Пойдем хоть на полчасика. Твой Андрейка молодец! Смотри, на митинг приглашает… Сознательный парень, обязательно пойдем! — охотно согласились ребята.
   — А пока что надо разыскать Елену Александровну. Она говорила — сегодня будем пионерскую комнату устраивать… Витя, — попросил Одинцов, — сбегай наверх, посмотри, где Елена Александровна.
   Ребята прошли по коридору. Ремонт нижнего этажа был уже закончен. Чисто вымытый пол застлан газетами, белые двери плотно прикрыты. Дверь в пионерскую комнату была распахнута настежь.
   Ребята вошли. На столах лежали сваленные в кучу игры, книги, плакаты. Свежевыбеленные стены были еще пусты.
   — Тут тоже еще много работы, — по-хозяйски оглядывая комнату, сказал Трубачев.
   — Ничего, как-нибудь разберемся! — успокоил его Мазин.

Глава 55.

В УЧИТЕЛЬСКОЙ

   Елена Александровна сидела за письменным столом напротив Леонида Тимофеевича и подробно докладывала о своем посещении Русаковой и о проверке знаний ребят. Екатерина Алексеевна произвела на нее очень хорошее впечатление. Волнение, с каким говорила случайная учительница о своих учениках, глубоко трогало Елену Александровну. Но беда Екатерины Алексеевны заключалась в том, что она неумело распределяла учебный материал, и потому знания ребят по арифметике были неровные. Елена Александровна была озабочена и не скрыла своей тревоги от директора.
   — Я, конечно, сейчас же начну с ними усиленно заниматься, но остался всего один месяц. Как жаль, что мы раньше не вмешались в это дело!
   — Д-да… — задумчиво сказал Леонид Тимофеевич. — Времени мало. За месяц можно только укрепить имеющиеся знания по всем предметам, но вряд ли удастся уже усвоить что-нибудь новое. — Он покачал головой. — Я вообще думаю, что все-таки этим ребятам лучше остаться на второй год.
   — На второй год? Это невозможно! — горячо запротестовала Елена Александровна.
   — Это в их интересах, — серьезно сказал директор. — Они потеряют год, но приобретут основательные знания. Правда, в нашей школе почти не было второгодников, но это случай исключительный, и мне самому прискорбно оставлять их на второй год, тем более что все эти ребята — отличники. Такие пики-козыри, как Мазин и Русаков, были очень неустойчивы в четвертом классе, но при новом учителе, Сергее Николаевиче, они выровнялись и хорошо закончили учебный год. Этим ребятам помешала учиться война. Что ж поделаешь? — развел руками Леонид Тимофеевич. — Я советую вам денька два еще походить к ним, хорошенько проверить их знания по всем предметам, и, если окажется возможным, пусть держат экзамены, а если нет, подготовьте их к тому, что они останутся в пятом классе.
   — А если перевести их в шестой класс условно? Ведь в первую четверть мы всегда проверяем пройденное! — попробовала возразить Елена Александровна.
   Но Леонид Тимофеевич сделал отрицательное движение:
   — Я не сторонник этого. Либо они должны держать экзамен, либо они просто остаются на второй год. В общем, постарайтесь точнее выяснить степень их подготовки, и все станет ясно. — Леонид Тимофеевич посмотрел на встревоженное лицо Елены Александровны и мягко улыбнулся.
   «Камень, а не человек! — с горечью подумала Елена Александровна. — Но я сделаю все, что могу, я не допущу, чтобы они остались. Он не понимает, какой это удар для ребят, особенно для таких, как Трубачев!»
   Директор как бы прочел ее мысли:
   — Конечно, будет очень жаль, если так случится, но еще больше будет жаль, если из отличников эти ребята станут последними учениками в классе.
   — Они нигде не будут последними! — решительно сказала Елена Александровна. — Я ручаюсь за это.
   Директор не успел возразить. Кто-то осторожно постучал в дверь, и в щель просунулась голова Вити Матроса. Леонид Тимофеевич вдруг громко расхохотался:
   — А, человек в бочке! Входи, входи! Расскажи-ка нам, зачем ты туда залез?
   Происшествие с бочкой знали уже все. Елена Александровна тоже улыбнулась.
   — Кстати, что там такое получилось у вас с Кудрявцевым? — живо спросила она.
   Витя начал рассказывать. Глаза его сверкали от негодования, когда он дошел до того места, где Тишин предложил Трубачеву один столб и две слеги.
   — Один столб и две слеги! Это в насмешку! К чему эти слеги прибивать? Это все со зла на Трубачева!
   Директор и Елена Александровна переглянулись, а Витя с торжеством рассказал дальше, как все шестиклассники отказались работать и прибежали к Трубачеву, а Трубачев…
   Здесь Витя неодобрительно шмыгнул носом и махнул рукой.
   — Ну и что же Трубачев? — спросили одновременно Елена Александровна и директор.
   Витя глубоко вздохнул:
   — Послал их работать. «Черт с ним, говорит, нельзя нарушать дисциплину и надо, слушаться своего бригадира».
   Директор весело потер руки:
   — Хорошо, очень хорошо!.. Ну, ступай, Витя, и скажи ребятам, что завтра весь материал будет здесь. Понял?
   Витя радостно кивнул головой и исчез за дверью.
   Елену Александровну вдруг охватил азарт.
   — Леонид Тимофеевич, обязательно пошлите завтра за материалом. Нельзя терять ни одного дня! Пожалуйста, завтра же! — горячо сказала она.
   Директор засмеялся:
   — Вы тоже хотите выиграть соревнование?
   — Хочу! Я — за Трубачева, — совсем как школьница, сказала Елена Александровна.
   Директор кивнул головой:
   — Завтра материал будет здесь. Я уже договорился с двумя Миронычами. Они поедут с утра. А кстати, знаете, кто достает лесовоз? — вдруг оживленно спросил он. — Генерал Кудрявцев. Пресимпатичнейший человек! Отец вот этого самого Алеши. Я с ним познакомился у секретаря райкома.
   — Такой хороший человек отец — и такой сын! — покачала головой Елена Александровна.
   Леонид Тимофеевич взял ее за руку:
   — Голубчик, у вас неверное представление о ребятах. К нам не приходят ангелы — к нам приходят настоящие, живые дети со всеми их недостатками. Научитесь их любить такими, какие они есть. Что собой представляет Алеша? Хвастунишка, задористый паренек, честолюбивый, при этом круглый отличник, хороший работник и даже, я так думаю, неплохой товарищ. Тишин — это другое дело… — Леонид Тимофеевич стал очень серьезен. — Вот на Тишина нам придется обратить особое внимание — это мальчик очень трудный, воспитание его запущено. Нам предстоит большая борьба, прежде чем мы сделаем из него человека.
   — А Петрусин? — напомнила Елена Александровна.
   — Ну, Петрусин — это просто подпевала. С ним справиться будет легче. — Директор снова оживился: — Вы думаете, что Кудрявцев дорожит этими двумя приятелями? Нисколько! Они нужны ему сейчас для поддержки в борьбе против Трубачева, и я уверен, что это дружба случайная. Алеша стыдится этих товарищей, не верит им, в душе презирает их.
   Елена Александровна недоверчиво улыбнулась:
   — А кого он не презирает? Кого он ставит выше себя или хотя бы наравне с собой?
   — Трубачева! — неожиданно ответил Леонид Тимофеевич и, круто повернувшись к Елене Александровне, повторил: — Трубачева! Выше себя, выше всех ребят! Выступая противником Трубачева, Алеша искренне уважает его и даже, может быть, не отдавая себе самому отчета, мечтает о дружбе с ним. Кудрявцев восхищен Трубачевым!
   Елена Александровна широко открыла глаза и не нашлась что ответить.

Глава 56.

ПИОНЕРСКАЯ КОМНАТА

   Едва успел Витя сообщить ребятам, что сказал директор, как в комнату вошла Елена Александровна.
   — Завтра поедут за материалом, — сказала она, присаживаясь на диван. — Я хотела просить директора передать кому-нибудь другому ваш рабочий участок, но я понимаю, что сейчас вам трудно отказаться от соревнования. Придется пока освободить часы для учебы только за счет работы в госпитале. Я назначу за вас других ребят. Это уладится. А насчет занятий я говорила с Леонидом Тимофеевичем. Он больше склоняется к тому, чтобы вы остались на второй год.
   — На второй год? Мы?.. — Васек вскочил и в волнении остановился перед Еленой Александровной. — Леонид Тимофеевич так сказал?
   — Ни в каком случае!
   — Мы не останемся!
   — Мы не будем позориться на всю школу! — шумно заговорили ребята.
   — Выслушайте меня, — серьезно сказала Елена Александровна. — Остался один месяц. Мы приложим все усилия, чтобы вы могли перейти в шестой класс. Но, если это окажется невозможным, тогда надо иметь мужество спокойно согласиться с директором…
   — Никогда! — прервал ее Васек.
   — Никогда мы не согласимся быть второгодниками! — повторили за ним ребята. — Мы будем заниматься ночи напролет!
   — Я, конечно, всемерно помогу вам, — сказала Елена Александровна. — Я проверю вас по всем предметам, и через несколько дней станет ясно, можете вы перейти в шестой класс или нет. Вопрос этот будет решать директор, — твердо добавила она, теряясь перед бурным протестом.
   Ребята замолчали. Говорить больше было не о чем.
   Елена Александровна подошла к столу, развернула карту.
   — Я думаю, вот здесь, около окна, у нас будут портреты героев, — как ни в чем не бывало сказала она. — Дайте мне молоток.
   Ребята принялись за работу.
   Комната с праздничным названием «Пионерская» всегда была самым любимым местом школьников.
   Украшая ее, ребята немного отвлеклись от тревоги, вызванной разговором с Еленой Александровной. Их радовали любимые игры, стол, покрытый красным сукном, цветные плакаты, большая, во всю стену, карта.
   — Вот здесь у нас будет место для стенгазеты. Сева, ты нарисовал бы заголовок к первому сентября, пора уже готовиться! — говорила Лида Зорина.
   Мальчики помогали Елене Александровне.
   В разгар работы вошел Леонид Тимофеевич с матерью Нюры Синицыной.
   — Мама!.. — вспыхнув, шепнула Нюра.
   — Вот, познакомьтесь! Мария Ивановна обещала нам помочь в убранстве комнат. Они вдвоем с Федосьей Григорьевной что-нибудь придумают для уюта — может быть, занавески на окна. А вы небось и не догадались, что занавески нужны? — подмигнул ребятам Леонид Тимофеевич.
   — Можно из кисеи что-нибудь сделать, если у вас есть кисея, — смущенно сказала Синицына.
   Елена Александровна приветливо протянула ей руку:
   — Кисея есть, я сейчас принесу. Садитесь! У нас кисеи много, можно и в большом зале повесить — все-таки будет уютнее!
   Она поспешно вышла. Синицына села. Ребята от удивления словно приросли к полу.
   — Нюра, — как ни в чем не бывало сказал Леонид Тимофеевич, — представь маме своих товарищей. Мария Ивановна давно их не видела, забыла уже, наверно, какими они были в прошлом году.
   Нюра испуганно поглядела на ребят.
   — Трубачев… Васек… —дрожащим голосом начала она, Васек знал неприязненное отношение Нюриной матери к нему самому и к его товарищам, но из глубокого СОЧУВСТВИЯ к подруге с необычайной торопливостью подошел к Синицыной и низко поклонился. Мария Ивановна подозрительно оглядела его со всех сторон и протянула руку.
   — Вырос… большой стал… — наугад сказала она, стараясь быть любезной.
   Товарищи подходили один за другим, кланяясь, смущенно улыбались. Мазин тоже поклонился и, усмехнувшись, громко сказал:
   — Мы неплохие ребята, в общем…
   Леонид Тимофеевич, наблюдавший эту сцену, весело расхохотался. Мария Ивановна тоже засмеялась — страх перед «компанией» ее дочери невольно рассеялся, и, привлекая к себе Лиду Зорину, она даже сказала:
   — Что же ты к моей Нюре не приходишь? Приходи, когда свободна.
   Вместе с Еленой Александровной в комнату вошла Федосья Григорьевна, оставив за дверью кучку младших ребят.
   — Нельзя туда — учительница не позволила! — громким шепотом уговаривала своих сверстниц Нютка.
   Елена Александровна положила на стол большие куски белой кисеи. Федосья Григорьевна захлопотала:
   — Мария Ивановна, давайте отмерим сразу на все окна и примемся за работу.
   — Я думаю, может, покрасим раньше в разные цвета? Можно в желтый, в светло-зеленый, — предложила Синицына.
   — А для пионерской комнаты сделаем флажки, — подхватила Федосья Григорьевна и, собрав со стола ворох кисеи, пригласила: — Пойдемте во двор, там у нас есть скамеечка и столик, сядем уютно. Пойдемте, пойдемте!
   Мария Ивановна пошла за учительницей младших классов.
   — Дети, дети, идите все за мной, я несу вам работу! Чудесную работу! — слышался в коридоре сочный голос Федосьи Григорьевны.
   Елена Александровна заметила взгляд директора и улыбнулась. Ей вспомнилось первое посещение школы Синицыной.
   Нюра, счастливая, что все обошлось благополучно, шепотом говорила Лиде:
   — Ой, как я испугалась! Я только на вас и надеялась. Ведь ты знаешь, мама не сама пришла — ее давно уже Леонид Тимофеевич звал.
   Ребята снова принялись за дело. Со двора начали появляться школьники других классов. Все знали, что сегодня будут убирать пионерскую комнату. Некоторые принесли из дому плакаты, открытки, портреты.
   Леонид Тимофеевич подозвал Васька и указал ему скромное местечко в уголке, над круглым столиком.
   — Ну, я думаю, здесь можно поместить и нашу семейную фотографию, — пошутил он. — Пойдем-ка со мной, Трубачев!
   Васек, ничего не понимая, побежал за директором в учительскую.
   Вынув из портфеля фотографию, где была снята группа учителей, Леонид Тимофеевич показал ее мальчику. Васек пробежал глазами по знакомым лицам и замер от счастья, увидев Сергея Николаевича и рядом с ним Митю.
   Леонид Тимофеевич знал от ребят, что Митя был опасно ранен, и, не надеясь на его выздоровление, не хотел раньше показывать найденную среди школьного имущества фотографию, чтобы лишний раз не напоминать ребятам о постигшем их горе.
   Теперь Митя выздоравливал, и Леонид Тимофеевич решил передать фотографию в пионерскую комнату.
   Васек долго смотрел на Митю, на учителя, потом с волнением спросил:
   — А что, Леонид Тимофеевич, ничего не слышно о нашем Сергее Николаевиче?
   Ребята часто задавали этот вопрос своему директору, но судьба учителя была неизвестна, и, как всегда, Леонид Тимофеевич грустно ответил:
   — Нет, Трубачев, не слышно. — И тут же, чтобы отвлечь мальчика, заторопил его: — Ну, беги вниз, приготовь там местечко, а я сейчас принесу фотографию. Да не говори ничего ребятам, пусть это будет для них сюрпризом.
   — Вытрите столик хорошенько и ничего тут не вешайте! Это место занято! — вбегая в пионерскую комнату, крикнул товарищам Васек.
   Леонида Тимофеевича не было долго.
   — Сейчас он принесет… Сейчас принесет что-то. Тогда увидите что, — повторял Васек, поминутно выглядывая в коридор.
   Волнение его заразило ребят. Они толпились около двери, перешептывались между собой, строили всевозможные догадки.
   — Сами увидите, сами увидите… — повторял Васек.
   Елена Александровна, заинтересованная нетерпеливым ожиданием ребят, пошла навстречу директору.
   — Что вы им обещали? — спросила она в коридоре, с любопытством глядя на большую фотографию, обернутую в папиросную бумагу.
   — Любимого учителя и любимого вожатого, — улыбнулся директор.
   Он открыл дверь в пионерскую комнату. Там стояла напряженная тишина.
   — Вот вам мой подарок, — сказал Леонид Тимофеевич, медленно разворачивая фотографию и поднимая ее вверх.
   Глаза ребят с жадным интересом остановились на фотографии. В наступившей тишине раздался удивленный и радостный возглас Лиды:
   — Сергей Николаевич! Митя!.. Ребята, Сергей Николаевич!
   Вокруг директора все зашумело, задвигалось. Ребята, налегая на плечи товарищей, тянулись к фотографии.
   — Вот они — Сергей Николаевич, Митя! — радостно и возбужденно кричали ребята, указывая друг другу на знакомые, дорогие лица.
   На снимке Митя скромно стоял за стулом учителя, как бы уступая ему главное место.
   — Сергей Николаевич… Сергей Николаевич!.. — с нежностью и тревогой повторяли ребята.
   Елена Александровна стояла в сторонке. Глаза у нее были большие, удивленные, как будто она хотела о чем-то спросить и не решалась.
   — Это наш учитель… — объясняя ей общее волнение, сказал Васек.
   Она молча поспешно кивнула головой и начала что-то прибирать на столе.

* * *

   Когда Леонид Тимофеевич и Елена Александровна вышли, ребята, толпясь около фотографии, заговорили шепотом.
   — Бедный Сергей Николаевич… — вглядываясь в лицо учителя, сказал вдруг Леня Белкин. — Здесь он такой спокойный на снимке, даже не предчувствует, какое горе на него свалится… Ведь вы еще не знаете всего, что здесь было! — с жаром добавил Леня. — Мы когда приехали, нас родители на вокзале встретили. А некоторые тут же начали обвинять учителя, что он с нами уехал, а остальных ребят с Митей оставил.
   Товарищи с испугом глядели на Леню.
   — Обвиняли? — задыхаясь от волнения, спросила Лида.
   — Как же это… — растерянно прошептал Саша.
   Васек круто повернулся к Белкину и схватил его за плечо:
   — И вы молчали? Вы не рассказали, как все было?
   — Еще бы! — вырываясь от него, крикнул Белкин. — Мы начали говорить, девочки плакали…
   — Сергей Николаевич сказал тогда, чтобы мы не вмешивались в дела взрослых… — всхлипнув, пробормотала Надя.
   — Как же так? Ведь он достал машину, всех посадил. Я сама слышала, как он просил Митю ехать вперед… Он хотел как лучше сделать! За что же они его обвиняли? — с горящими щеками спрашивала Лида.
   — Ой, как обидно ему!.. — прошептала Нюра.
   Мазин молчал, тяжело дыша и с ненавистью глядя в лицо Белкина, как будто Леня, передавая такое известие, был тоже в чем-то виноват.
   — В чем они его обвиняли? — строго спросил Одинцов.
   — Ну, вообще… Зачем он на пасеку поехал, зачем своего отца повез…
   — Он поехал на пасеку за Матвеичем. Мы на сборе его об этом просили!
   — Значит, он не мог заодно отвезти своего отца, да? А нас учат, чтобы мы вообще к старикам чутко относились, а ему нельзя, да? — наступая на Леню, кричала Нюра. — И еще говорили, что оставили нас с Митей одних! А мы всю жизнь в лагерях ходили в поход с одним вожатым и ночевали в лесу без всяких учителей!
   — Да я им все говорил! —оправдывался Леня. — Мы когда на вокзал приехали в Жуковку, сколько там народу было! Сергей Николаевич с начальником станции договорился, чтобы, как только вы с Митей приедете, он всех посадил в вагоны. Кто знал, что в ту же ночь фашисты разобьют вокзал!
   — А кто знал вообще, что будет война? — складывая на груди руки, прошептала Лида. — Кто знал?
   — Сергей Николаевич почти всех ребят взял. Что он мог еще сделать? — гневно бросил в лицо Белкину Одинцов. Леня, притиснутый к стене, со слезами закричал:
   — Да что вы все мне это говорите? На меня напали! Будто я в чем виноват! А я, так же как вы, защищал Сергея Николаевича, мы все защищали, пока он сам не приказал нам молчать.
   Ребята опомнились.
   — Оставьте его, что вы, на самом деле! — вступилась Лида.
   Ребята бросились к Белкину. Тот тихо плакал, прижавшись к стене.
   — Леня, мы не на тебя — мы просто не можем этого перенести! Леня, не плачь!.. — утешали его товарищи.
   — Я и тогда плакал, когда сказали, что он вас оставил… А вы на меня напали… — рыдал Леня.
   — Нехорошо, правда, ребята, с вашей стороны… — расплакалась и Надя Глушкова.
   Васек, оскорбленный до глубины души за любимого учителя, думая о чем-то своем, медленно сказал:
   — Он всегда был с нами, он нигде и никогда не оставлял нас… Он был у меня перед глазами в лесу в ту ночь, когда мы не знали, куда идти… Мы всегда крепились, потому что помнили его… — Он глубоко вздохнул и поглядел на ребят. Горькая улыбка тронула его губы. — И теперь мы будем его еще больше любить… Ребята знают правду о своем учителе!..
   Все замолчали. С фотографии как живой смотрел Сергей Николаевич.
   — Как несправедливо нападают люди! Даже не подумают хорошенько, не поставят себя на место другого, — с грустью сказал Сева.
   Мазин вдруг сорвался с места:
   — Эх, Сашка, а ты еще собираешься быть учителем! Да ведь учителя все прямо на части рвут! Чего сами не могут, так от учителя требуют. И чуть что — он же виноват во всем. Если бы Сергей Николаевич Митю послал с ребятами, а сам остался, сказали бы, что он весь класс на вожатого свалил, а сам выбрал только семь крепких ребят… Мало ли чего нашлось бы сказать!.. Нет, Сашка, ребята лучше всех понимают своего учителя. Вот в прошлом году был у нас сбор, так я его до сих пор помню. И то слово, что дал Сергею Николаевичу, сдержу. Я еще докажу ему, какой я товарищ! — возбужденно закончил Мазин.
   — Ты уже доказал, Мазин!.. Ты сдержал слово, Коля! — горячо заговорили вокруг.
   — И еще докажу! Я не на один раз слово давал — я теперь всю жизнь с этим словом буду жить! — Мазин стукнул кулаком по столу к замолчал.
   В комнате стало тихо.
   Потом Саша сказал:
   — Я, конечно, все равно буду учителем. Я не испугаюсь никаких трудностей. Если только ребята меня будут любить… Как вы думаете, будут?
   Товарищи посмотрели на Булгакова внимательными, как бы проверяющими глазами. Под этими взглядами Саша выпрямился, машинально пригладил на своей круглой голове отросшие волосы и, шире раскрыв серьезные черные глаза, не мигая уставился на ребят. Будут или не будут его любить будущие ученики — для Саши был вопрос жизни.