Пелтон Соня. Тайное сокровище

   Но Тайриан понял маневр наездницы, прыг­нул позади Гвендолен и, описав мечом широкую дугу, снес голову пораженного бандита. С глу­хим стуком она покатилась вниз по склону.
   – Гвендолен, посмотри на его глаза! – вос­кликнул Тайриан с ликованием и понятной для воина жаждой крови. – Ты видела когда-ни­будь подобное выражение?
   Нет, такого она никогда не видела. Гвендо­лен сгорбилась; Тайриан взял у нее поводья, и они галопом помчались прочь от места, где ра­зыгралась кровавая трагедия.
   Тайриан прижал девушку к покрытой коль­чугой груди, останавливая лошадь.
   – Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Ты не лишилась чувств?
   Издав скулящий звук при последних его сло­вах, Гвендолен отчаянно заработала локтями, посылая удар за ударом в ребра Тайриана.
   – Успокойся, послушница Гвен, – сказал он ей на ухо. – Что я сказал или сделал непра­вильно, что ты так разозлилась? Тебе следовало бы благодарить меня за то, что я спас тебя от судьбы, которая страшнее смерти.
   Гвендолен тихонько пискнула.
   – Бедная голубка, – пробормотал рыцарь рядом с белым покрывалом, – почему ты так невзлюбила меня? Разве я предал тебя? Или ты боишься, потому что я убил столько людей ради тебя?
   Она так энергично замотала головой, что Тайриану показалось, что апостольник сейчас слетит с головы, но этого не произошло. Может быть, она сердится из-за того, что он обманы­вал и ее, и возницу? Должно быть…
   – Боже мой! Я забыл о Торолфе… Какое потрясение для тебя!
   Услышав имя возницы, Гвендолен зарыдала, неуправляемый поток слез хлынул на лиф бело­го платья.
   – Временами я просто бесчувственный идиот!
   Девушка снова покачала головой, но на этот раз без прежней энергии.
   – Бедная маленькая монахиня… Гвен сделала отрицательный Жест.
   – Извини – послушница, – поправился он.
   Помогая Гвендолен слезть с лошади, Тайри­ан заметил, что рыдания ее не прекратились. Он обнял девушку и обнаружил под тяжелой белой шерстью и накрахмаленным бельем неж­ное податливое тело. Она не обняла его, руки Гвен безвольно висели по бокам.
   Когда Тайриан провел кончиками пальцев по виску девушки, она резко отстранилась, ре­шив, очевидно, что он хочет снять апостольник.
   – Прошу прощения, послушница. Я не буду до тебя дотрагиваться, если ты так хочешь. Я знаю, что говорить ты не можешь. А писать письма умеешь?
   Гвендолен фыркнула и кивнула.
   – Вот и хорошо! Утром мы пообщаемся. А сейчас нам придется вернуться и найти нашу повозку. Есть у тебя на это силы? Нет? Ну лад­но. Тогда мы проведем ночь здесь.
   Измученная донельзя, Гвендолен сразу же направилась к постели, которую Тайриан соору­дил из веток, листьев и попоны. Гвендолен ста­ло тепло, уютно, и она заснула, словно усталый ребенок.
   Тайриан не спал. Ласково глядя на девушку, он повторял ее имя, отмечая, с каким удоволь­ствием губы произносят «Гвен».
   Он долго размышлял о том, какое же потря­сение украло у нее голос, который, наверное, был так же прекрасен, как чистое невинное лицо девушки.
   А сегодня она пережила еще одно сильней­шее потрясение. Как-то оно отразится на ее дальнейшей судьбе?

Глава 15

   Занимался серый день; солнце еще не встало, но было уже довольно светло. Гвендолен непо­движно лежала, напряженно прислушиваясь и пытаясь определить, спит Тайриан или нет.
   Медленно приподнявшись, она обвела взгля­дом поляну и увидела его на противоположной стороне. Как красив он в утреннем свете! Какой сильный, смелый и… надежный. Может ли она довериться ему? Кажется, ей уже пришлось это сделать.
   Тайриан почувствовал взгляд и обернулся. У него возникло ощущение, будто Гвен прика­сается к его телу. Тайриан вздрогнул от этой мысли, снова поставил ногу на камень и продол­жил чистить меч, стараясь не обращать внима­ния на девушку.
   Испытывая неловкость, Гвендолен посидела немного, потом выбралась из постели и провела ладонями по… покрывалу. Не удивительно, что ей было неудобно: она спала в головном уборе и не сняла на ночь верхнее шерстяное платье. Когда она спала в повозке, то в теплые ночи снимала верхнее одеяние. Прошедшая ночь бы­ла особенно теплой, и сейчас все тело девушки зудело и чесалось.
   – Сегодня мы остановимся на ночь в гости­нице, если хочешь.
   Голос Тайриана пронзил Гвендолен, словно меч, в ответ она кивнула. Ей очень хотелось бы выспаться на настоящей кровати… но можно, ли доверять этому человеку? Она едва знает его, исключая тот факт, что он спас ей жизнь и огорчился смерти Торолфа. Пожалуй, он заслу­живает доверия.
   – Я похоронил его, – сказал Тайриан.
   Гвендолен удивленно взмахнула ресница­ми – когда он успел? Неужели покидал ее ночью? И она спала без всякой защиты?
   – Едва забрезжил рассвет, я вернулся в ла­герь и похоронил его под камнями, – Тайриан пожал плечами, – и даже сказал пару слов.
   «Неужели он молится?» – подумала Гвен­долен. Она посмотрела на огромный валун и вопросительно глянула на Тайриана.
   – Нет, – с сухим смешком ответил он. – Я похоронил Торолфа под небольшими камня­ми: сложил их в виде могильного холма. И со­орудил подобие креста на вершине.
   Глаза Гвендолен красноречиво поблагодари­ли его, на губах промелькнула нежная улыбка. «Кто ты?» – спросили ее глаза. Вопрос был просто написан на лице, придавая ему выраже­ние очаровательного любопытства.
   «Она прекрасна», – подумал Тайриан. Даже с запачканным покрывалом и криво сидящим на лбу апостольником. А глаза… Ничего более прекрасного он не видел за всю жизнь. Огром­ные, голубые, как летнее небо, глубокие, удив­ленные. Может, она немного боится его?
   – Я знаю, о чем ты думаешь, Гвендолен. Да, как мне тебя называть – Гвен или Гвендо­лен? Кивни один раз, если Гвен, а дважды – Гвендолен.
   Сначала девушка хотела пожать плечами, потом кивнула один раз. Подобрав палочку, она написала на земле:
   «Фамилии нет», – и посмотрела на Тайриана.
   – Ты не имеешь понятия, какой может быть твоя фамилия?
   Она отрицательно качнула головой.
   – Что бы ты хотела сначала, Гвен, искупать­ся или поесть?
   Она снова нагнулась и написала: «Я очень голодна». Тайриан рассмеялся:
   – Посмотрим, что в этой сумке. Вытряхивая всевозможный хлам из сумки разбойника и отбрасывая в стороны заплесневе­лый хлеб, сгнившие яблоки, горькие корешки, Тайриан наткнулся наконец на пару довольно приличных корок черного хлеба с какими-то запеченными семенами и горсть фиников.
   – Должно быть, грабитель стянул их не слишком давно, – Тайриан попробовал финик. – Неплохо. Извини, что нет мяса, Гвен. Я не люблю мясо по утрам, но могу поймать какую-нибудь дичь для тебя, если хочешь.
   Тайриан умолк и посмотрел на девушку, которая опять начала что-то писать.
   «Почему ты говоришь так бессвязно?» Притронувшись пальцем к ее щеке, он сказал:
   – Я очень нервничаю в твоем присутствии. Голубые глаза округлились, в них светилось недоумение. А Тайриан подошел к лошадям, обронив через плечо:
   – Лошадь, что везла вашу повозку, и мой Конь ждали меня, когда я пришел похоронить Мертвых. Думаю, животные подружились и… В чем дело? Почему ты так смотришь на меня?
   Гвендолен написала:
   «Мертвых?»
   – Да. Я похоронил их всех. Не смотри на меня так: твой взгляд преследует, околдовывает, тревожит меня. Я хороню всех убитых мною. Теперь ты кажешься еще более испуганной. Я даже произношу пару слов над могилой. То есть над людьми.
   Девушка встревоженно отмахнулась.
   – Нет, это не то, что ты думаешь. Я никогда не убиваю женщин. Особенно принадлежащих Богу. Я рыцарь. Ты, конечно, и сама уже дога­далась.
   «Давным-давно», – написала она. Рыжевато-коричневая бровь поползла вверх.
   – Как только мы встретились?
   С неожиданно вспыхнувшим лицом Гвендолен покачала головой и потупилась.
   – Где? Когда? – настаивал Тайриан. – Ты кажешься смущенной, Гвен.
   Как она могла рассказать, что впервые узна­ла в нем рыцаря на берегу ручья? Он поймет, что она следила за ним, если сказать где. Конеч­но, ей не следовало шпионить, подумала Гвендо­лен, глядя на сморщенный финик, но в первый раз обнаженное мужское тело привело ее в вос­торг. Рисунки на стенах церквей изображали мужчин, причем ангелы были обнаженными, но они не шли ни в какое сравнение с этим человеком.
   – А ты заметила кольчугу под монашеской рясой?
   Гвендолен отвернулась, ничего не ответив.
   Тайриан наблюдал, как девушка шла к воде вымыть лицо и руки. Вода, подумал он. Может, она видела, как он купался? Тайриан не мог найти другого объяснения ее раскрасневшемуся лицу и крайнему смущению.
   Приближался вечер, когда Гвен и Тайриан остановились в гостинице. Они съели вкусный ужин, пообщались с немногочисленными посто­яльцами и отправились спать.
   Гвендолен гадала, что Тайриан сказал о ней хозяину, пока она уединялась на молитву, пото­му что когда девушка вернулась, владелец и его жена уже не пялились на нее, как вначале. Теперь они обращались с ней дружески и ува­жительно.
   Хозяйка сама поднялась наверх, желая убе­диться, что у «маленькой леди» чистое накрах­маленное белое, достаточное количество свежей воды, вычищен ночной горшок, а пол подметен и посыпан высушенными полевыми цветами.
   – Все для Вас сделано, миледи. Вам не придется ни о чем заботиться, – ворковала женщина. – Может быть, Вы хотели бы вы­мыть волосы? Я велела согреть воды и…
   Гвен покачала головой.
   – Вы не хотите искупаться? Гвен снова покачала головой. Сбитая с толку женщина сказала:
   – А, понимаю. Вы просто не хотите мыть голову. Наверное, она и так не пачкается под этим… э… покрытием, – хозяйка провела ла­донью по столу, проверяя, вытерли ли горнич­ные пыль. – Но Вам надо будет снять это во время купания, – назойливое любопытное толстое лицо приблизилось к лицу Гвен, – не так ли?
   Сейчас, казалось, в тупик зашла Гвендолен; она прикоснулась к своему покрывалу и взгля­нула на высокую медную бадью, стоящую посе­редине комнаты. А когда высокий рыцарь подо­шел и прислонился к косяку двери, хозяйка придвинулась поближе и прошептала:
   – Вас ведь не обрили наголо, правда? Из-за вшей?
   Гвен снова посмотрела на бадью. Двое усерд­ных молодых парней входили и выходили с вед­рами, наполняя ее до краев. Они услышали вопрос и замедлили движение, бросая быстрые хитрые взгляды через плечо.
   Гвендолен энергично замотала головой.
   Послышались три явно облегченных вздоха. Хозяйка вышла из комнаты. Тайриан не издал ни единого звука, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Затем он отошел от стены и ждал, пока парни выйдут в коридор. Один из них слишком замешкался и получил пинок-под зад за то, что пялил глаза на хорошенькую монахиню.
   Тайриан закрыл дверь и медленно прибли­зился к Гвендолен. Она ждала со страхом неиз­вестности в глазах, но в этих незабываемых голубых очах мелькало и какое-то озорство, что-то напоминающее смех.
   – Нет волос, а?
   Тайриан потянул за завиток у виска, и ему в ладонь лег шелковистый светлый локон, кото­рый закрутился вокруг большого пальца, слов­но живое существо. В золотистых глазах муж­чины тоже промелькнул лукавый огонек.
   – А это что такое?
   Сначала ему показалось, что девушка готова улыбнуться, но она выдернула локон и заправи­ла под апостольник. Повернувшись спиной, Гвендолен показала на завязки, давая понять, что хочет, чтобы он развязал шнуровку на платье.
   Тайриан в полном недоумении уставился на спину Гвен. Он никогда не раздевал монахинь, не говоря уже о послушницах, и не знал, следу­ет ли ему обращать внимание на подобную просьбу. Возможно, девушка устала и не понимала, что делает. За ужином она выпила лишь один стакан вина – причем Тайриан с удивле­нием наблюдал за этим, так как подозревал, что женщины духовного сана не могут пить спиртные напитки.
   Рыцарь дотронулся до первой завязки.
   – Совершу ли я смертельный грех, если расшнурую до конца? Я уже спал с тобой, – он развязал первую. – Я хочу сказать, мы не… гм… мы только спали рядом.
   Гвен посмотрела на него удивленно. Тайриан растворился в голубой бездне прежде, чем девушка отвернулась.
   – Ты разве не знаешь, как мы спали прош­лой ночью? – он оторвал взгляд от обнаженной спины и глянул на кровать. – А этой ночью такого не будет. Ты ляжешь на кровать, а я, – взор его остановился на соломенном тюфяке на полу, аккуратно застеленном простынями, – я буду спать там.
   Но подумав о сильнейшем искушении, доба­вил:
   – Я мог бы даже отдохнуть в конюшне.
   Когда Тайриан справился со всеми завязка­ми, Гвендолен заметила, что ему трудно гло­тать, лицо его покраснело, а глаза стали янтар­ными. Она улыбнулась с очарованием ангела, и это было гибелью для рыцаря. Он подошел к стулу, тяжело опустился на него и обхватил голову дрожащими руками.
   Гвен увидела влагу, бисеринками покрыв­шую его лицо и шею. Она подошла к Тайриану, приложила прохладную ладонь сначала к од­ной, потом к другой щеке, наконец, дотронулась до лба. Он взглянул на нее ясными глазами щенка, и Гвен подумала, что у него жар либо его сразило какое-то горе.
   Заставив Тайриана встать, девушка подвела его к кровати и толкнула на постель – падая, Тайриан чуть не увлек ее с собой.
   – Ты думаешь, что я болен? – Тайриан покачал головой и пробормотал: – Единст­венное, что может излечить меня, это купание в ледяном ручье.
   С совершенно невинным выражением лица Гвендолен заглянула ему в глаза. Она хотела заставить его остаться, лечь в постель, полагая, что Тайриан серьезно занемог.
   «Он выглядит совершенно больным», – по­думала она.
   – Да, окунуться в холодную воду – именно то, что мне нужно, – повторил Тайриан.
   Гвендолен понятия не имела о холодных ван­нах в качестве целебного средства.
   Едва она прикоснулась к завязкам на его рубахе, как ее запястье оказалось зажатым в сильной руке.
   – Не надо, – предупредил Тайриан, – ми­лая Гвен, ты представления не имеешь, что со мною, – он встал и, взмахнув монашеской рясой, вытер капельки пота с лица. – Полезай купаться, пока вода совсем не остыла, – про­ворчал Тайриан и вышел из комнаты.
   Гвен вздрогнула от хлопка двери и поверну­лась к бочке. Вода казалась восхитительно-теплой, чистой, манящей, с легким ароматом лаванды и лепестков роз. Девушка сняла покры­вало и апостольник, выскользнула из одежды и залезла в бадью.
   Перестав намыливаться зеленым кусочком мыла, Гвен взглянула на свое тело в воде. Странное ощущение охватило ее, а изгибы и движения тела заставляли задуматься над сложными таинственными процессами, происходящими в нем. Раньше она никогда не обра­щала внимания на свою грудь, никогда не рас­сматривала так внимательно, как сейчас. Инте­ресно, у других послушниц тела такие же, как и у нее? Конечно, да! Гвендолен чуть не рассмея­лась сама над собой. Но напрягаются ли их розовые соски? Особенно сейчас они были очень твердыми и чувствительными. Гвен ощущала возбуждение и в других частях тела. Главным образом тогда, когда рыцарь находился возле нее. Она чувствовала себя как-то необычно, будто ее щекотали внутри огромным пером, а снаружи охватывало странное томление.
   Каким-то образом близость рыцаря была свя­зана с тем, что происходило в ее теле. Это ужас­но шокировало, но было чрезвычайно приятно.
   Гвен хотелось быть ближе к Тайриану, то есть совсем близко к нему.
   Девушка прикусила губу; жаль, что она не слушала сестру Фиаметту, когда та давала на­ставления молодым послушницам по поводу того, чего им «не следует ощущать» при прибли­жении мужчины; это касалось и монахов, кото­рые приезжали с визитами или жили в аббатстве.
   Гвен тихонько напевала, намыливая и про­мывая волосы. Мурлыканье становилось громче и радостнее. Вдруг она резко оборвала эти зву­ки, задохнувшись от волнения.
   Она напевала. Напевала!
   Она издавала настоящие, сильные, глубокие звуки!
   Весь следующий день, пока Гвен и рыцарь держали путь к Кирклейскому скиту, девушка пыталась петь, но не могла выдавить из себя ни звука. Как она ни старалась, из горла не вылетало ничего, кроме слабого писка.
   Гвендолен пришла в уныние.
   Тайриан молчал все время пути и произнес лишь несколько слов, когда они остановились перекусить. Хозяйка гостиницы дала им в доро­гу холодного цыпленка, лепешки, буханку чер­ного хлеба, масло, кувшин холодного сидра и разные сладости.
   Гвен съела очень мало, но тщательно облиза­ла все пальцы, испачканные вкусным чернич­ным желе.
   Тайриан смотрел, как она облизывает эти тонкие очаровательные пальчики, видел, как высовывается розовый язычок, обвивается во­круг одного из пальцев и снова прячется за све­жими губками. Гвен покончила с желе, и Тай­риан заглянул в ее выразительные печальные глаза.
   Он тихо застонал, словно от приступа боли.
   Это было невыносимо. Тайриан вскочил на ноги и, не разбирая дороги, бросился к ближай­шей рощице. Отсутствовал он довольно долго.
   Гвен уже начала волноваться, не случилось ли с ним чего-нибудь, когда Тайриан снова вы­шел к месту их привала.
   Его лицо напоминало каменную неприступ­ную крепость во время осады. Гвен почувство­вала себя еще более одинокой, чем когда жила в монастыре. По крайней мере, тогда она не знала рыцаря, о котором можно было мечтать. Там все ее мысли занимал Бог, молитвы, книги, ангельские и дьявольские создания и обычная ежедневная рутина, которая являлась неотъем­лемой частью жизни монахинь.
   Ее душа принадлежала Богу.
   А теперь появился Тайриан. Золотистый рыцарь.
   Гвен находилась в ужасном смущении и недоумении. И впервые в жизни она даже не­много побаивалась своих чувств.
   – Одевайся, Гвен, я не буду мешать.
   Так как одежда девушки совершенно измаза­лась после путешествия, ночевок под открытым. небом и стычки с разбойниками, Тайриан оста­новился у дома состоятельного купца, чтобы приобрести смену белья и платье для Гвен, а заодно и выстирать то, что было на девушке.
   Жена купца отказывалась выполнять эту работу, потому что на следующий день ее дочь выходила замуж и надо было готовить свадьбу. Но при виде мешочка с монетами, который по­казал ей Тайриан, глаза женщины заблестели: тяжелый кошелек пригодился бы и дочери, и ее будущему мужу. Вопрос был решен.
   Гвендолен стояла в комнате в задней части дома, переодевшись в платье светло-голубого цвета. Оно вызывающе обтягивало грудь, а опустив глаза, Гвен побледнела – подол не до­ходил до щиколоток на целый дюйм. Но надев плотные шерстяные чулки и прочные туфли, она широко улыбнулась – теперь ее ноги вы­глядели толстыми и бесформенными.
   Одевшись, Гвендолен задумчиво провела ру­ками по своему головному убору, помедлила, а потом сорвала и апостольник, и покрывало.
   Светлые волосы свободно рассыпались по плечам. Жена купца, вошедшая в комнату и увидевшая перед собой прекрасную девушку вместо строгой монахини, остолбенела на миг. Приложив к губам палец, женщина, взяла по­крывало и апостольник и направилась к дверям. Она подумала, что сестра Гвендолен дала обет молчания и беседы не получится, но вполне заполнила пробел самостоятельно.
   – Я вернусь, как только моя горничная вы­чистит Ваш головной убор. Ни один человек – даже этот красивый рыцарь, что сопровождает Вас в Кирклей – не должен видеть великолеп­ные волосы монахини. Они только для глаз вдаль, куда ускакали рыцарь и послушница.

Глава 16

   Бога. Вашу одежду мы выстираем быстро. Не пройдет много времени, как Вы снова отправи­тесь в путь, сестра Гвендолен.
   «Но я еще не монахиня», – хотела возразить Гвен.
   Она дотронулась до волос, которые игуменья разрешила сохранить несчастной сиротке до окончательного обета. А ей все еще хочется по­стричься в монахини? Что изменилось? Что-то изменилось и очень значительно, и это имело отношение к странным внутренним ощущениям.
   Было бы богохульством рассказать Святому ордену, что она видела во сне прошлой ночью и о чем думала во время бодрствования.
   Мечты о Тайриане… Разбирая спутавшиеся пряди, Гвен подошла к окну и выглянула на улицу.
   Внизу во внутреннем дворике стоял предмет ее грез, беседуя с каким-то пузатым мужчиной.
   Гвен отпрянула назад, чтобы он не увидел ее без головного убора.
   Девушка присела на кушетку и вскоре, свер­нувшись калачиком, крепко заснула. Недавно вымытые красивые волосы спустились на пол, блестящие волны образовали светло-серебристое озерцо на черно-желтом ковре.
   Постучав и не получив ответа, Тайриан во­шел в небольшую комнату. Он гадал, почему требуется так много времени, чтобы выстирать одежду Гвендолен и помочь ей переодеться.
   Мельком оглядев комнату, Тайриан решил, что хозяйка ушла куда-то вместе с Гвендолен, но тут на глаза ему попалось изумительное сочетание голубого с серебристым.
   Гвен…
   Бог мой, он даже не подозревал, что такая красота существует на свете, причем сосредото­чивается вся в одной хрупкой женщине.
   Послушнице. Которая скоро станет монахиней.
   Тайриан попятился и почти выбежал из ком­наты. Он налетел на молодую служанку, идущую по коридору с одеждой Гвен в руках, покры­вало и апостольник взлетели в воздух. Удержи­вая на ногах девушку одной рукой, другой Тайриан успел схватить головной убор и спасти его от падения в помойное ведро.
   – Ух, – отдуваясь, произнесла служанка. Еще одна хорошенькая горничная, направ­ляясь к ведру, подмигнула рыцарю.
   – Быстрая работа, господин! – подняв вед­ро, она повернулась к нему. – Ха! Если здесь есть настоящая монахиня, то дайте мне эту бе­лоснежную штуку – я ее съем!
   – Ешь, – ответил Тайриан, протягивая апостольник. – И это послушница, а не мона­хиня, – добавил он, уходя.
   – Клянусь своей лучшей метлой, – сказала одна служанка другой, когда они смотрели, как уезжают рыцарь с золотистыми глазами и скром­ная послушница, – эта хорошенькая монахиня так и не примет постриг.
   – Послушница, – поправила вторая девушка.
   – Послушница или монахиня, – продол­жала первая, – она никогда не уйдет от этого мужчины.
   – Она не может говорить, у нее нет голоса.
   – Обет молчания.
   – Не думаю.
   Девушка провела метлой по полу.
   – А впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Он собирается проглотить ее цели­ком. Это видно по глазам, – она подошла к узкому окну и положила подбородок на шерша­вую ручку.
   Вторая, с хрустом вонзив зубы в темно-крас­ное яблоко, заметила:
   – И как она смотрела на него.
   Обе девушки вздохнули. И прежде, чем снова приняться за работу, какое-то время перебра­сывались яблоком, глядя.
   Солнце сияло так, будто потоки теплого меда струились с небес. Отем сидела посреди вереско­вого поля между крутыми зелеными холмами и заплетала длинные рыжие волосы в две косы, потом уложила их короной вокруг головы.
   Чем больше Отем размышляла о перспективе найти сестру, тем более одинокой она себе каза­лась, Винтер была где-то недалеко, и когда-ни­будь она отыщет ее. Но Отем боялась, что никог­да больше не увидит двух других сестер. Винтер с ее серебристыми волосами и ангельской внеш­ностью было легче описать. Не многие молодые женщины выглядят столь привлекательно и безупречно. Но опять же, повторяла себе Отем, она не видела сестру несколько лет, и существо­вала возможность, что Винтер превратилась в заурядную толстушку. Хотя это маловероятно. Отем не думала, что Винтер так изменилась, ведь она сама осталась стройной и гибкой. Вин­тер где-то здесь, такая же прекрасная, как и в детстве.
   День шел за днем, и Отем припоминала все больше событии из своего прошлого. Теперь она точно знала, что ее настоящий отец Ричард Мюа, а человеком, который возвратился в замок с известием, что Ричард убит на поле боя, был Роберт, брат отца. Он солгал: Ричард вернулся через неделю. Роберт был отвратительным мер­завцем, а не ее отец. Ричард был добрым и поря­дочным человеком. Именно Роберт придумывал всякие небылицы и лгал без зазрения совести. Оба брата были почти одного возраста и выгля­дели, как близнецы, а может, они и были близ­нецами, сейчас этого не узнаешь.
   Итак, теперь Отем знала, что у нее был дядя. Кого еще она вспомнит? Лицо матери по-преж­нему оставалось неразличимым. В памяти мель­кало прекрасное лицо, но этот образ быстро ис­чезал.
   – Тебе понадобится потрясение, чтобы все вспомнить, – сказал ей как-то на днях Рейн, – подобное шоку, который ты испытала, став сви­детельницей – убийства родителей.
   Рейн и сейчас говорил что-то. Полдня он молчал, а потом разразился потоком слов. Ей приходилось удерживаться, чтобы не сказать «я люблю тебя» пусть даже в шутку.
   Откуда она вообще знает, что любит Рейна? Любить кого-то означает безоговорочно дове­рить человеку свою жизнь, открыть ему душу, разделить с ним мечты, стремления, а не только постель.
   Мужчине проще. Ему достаточно взглянуть на женщину, решить, что он ее хочет, и больше никаких проблем. Он заглядывает женщине в глаза, думая, что от его взгляда она растает, пойдет за ним на край света и будет верить, что каждое произнесенное им слово – чистей­шая правда.
   «Но не я», – подумала Отем. Потребуется что-то особенное прежде, чем она ляжет в пос­тель мужчины. Ему придется или напоить ее (чего не случалось ни разу в жизни), или заставить поверить, что завтра наступит конец света. Ему придется ползать перед ней на коленях, говорить, что она для него – солнце, луна и звезды. Он должен будет заявить, что не может жить без нее. Он обязан будет сказать, что весь мир крутится вокруг нее, что он достанет ей луну или единорога – мифическое животное, похожее на лошадь с одним рогом, отыскать будет легче, чем забраться на небо за луной.