Первушин Антон. КОСМИЧЕСКАЯ ФАНТАСТИКА или КОСМОС БУДЕТ НАШИМ! Антология.

***

   Уехали затемно. После “лекции” Комарова и его спутников пригласили за стол и накормили до отвала. Когда поселок скрылся за поворотом, сопровождающий офицер наклонился к Комарову и тихо спросил:
   — Товарищ генерал-майор, вы и вправду считаете, что все мы работаем на космос?
   Комаров вдруг поскучнел, нахмурился, но ответил:
   — Да, я так считаю. Иначе всё, чем мы жили, зря…
 

ИСТОРИЯ ОРБИТАЛЬНЫХ ВОЙН.

КАК ЭТО БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ

   Уже в те времена, когда вся космонавтика сводилась к обсуждению формул и идей, а первые ракеты, шипя и плюясь огнем, с трудом отрывались от земли, чтобы тут же упасть обратно, многим было ясно, что этот новый вид человеческой деятельности будет неразрывно связан с военным делом. К сожалению, ожидания эти оправдались в полной мере. Страшные ракеты “Фау-2”, которыми нацисты обстреливали Лондон, появились на свет как продукт невинных мечтаний группы немецких инженеров — энтузиастов идеи межпланетных полетов. После победы союзников по антигитлеровской коалиции эти ракеты вместе с чертежами и теми, кто их делал, оказались в руках Советского Союза и США и практически сразу были использованы для войны. Предложение британцев создать на основе “Фау-2” космический корабль для полета на Луну просто проигнорировали, а все усилия конструкторов-ракетчиков были направлены на то, чтобы воспроизвести успех инженеров Третьего рейха и поставить ракеты на вооружение в качестве носителей боевых (и прежде всего атомных) зарядов.
   Вся современная космонавтика тоже выросла из боевых ракет. Например, знаменитая “семерка” (ракета “Р-7”, созданная под руководством Сергея Королева), с помощью которой наши ученые запустили первый спутник, вымпел — на Луну и Юрия Гагарина — на орбиту, изначально предназначалась для решения куда менее мирной задачи — доставить атомную боеголовку до Вашингтона или Нью-Йорка.
   Однако то, что было понятно специалистам, стало всеобщим достоянием лишь 4 октября 1957 года, когда маленький серебристый шарик с четырьмя антеннами пролетел над планетой по круговой орбите. Мы, жители России, привыкли воспринимать запуск первого искусственного спутника Земли как триумф научной мысли и достижение всего человечества. Совсем по-другому его восприняли на Западе.
   Признанный мастер “литературы ужасов” Стивен Кинг в одной из своих книг признается, что самым сильным страхом в его жизни был именно страх перед советским спутником. В тот октябрьский день русские показались ему завоевателями с Марса, которые запустили свою “летающую тарелку” над Америкой, чтобы уничтожить его родину. Этот же страх породил в США волну публикаций, в которых красочно расписывалась угроза появления на орбите советских “орбитальных боеголовок”. И в первые дни октября 1957 года особо горячие головы из Пентагона предложили “закрыть небо”, то есть выбросить на орбитальные высоты тонны металлолома: шарики от подшипников, гвозди, стальную стружку, что привело бы к прекращению любых космических запусков. Однако расчеты показывали, что это очень дорогая затея с сомнительным исходом, а потому исследовательские лаборатории вооруженных сил США начали экспериментальные работы по созданию космических перехватчиков, способных сбивать вражеские спутники.
   Уже 19 июня 1959 года американцы провели первое испытание ракеты “Балд Орион”, которая была запущена с бомбардировщика “Б-52” и должна была поразить спутник “Эксплорер-6”, к тому времени выработавший свой ресурс. Ракета прошла в четырех милях от цели. Это было преподнесено как первый успешный перехват спутника. Но последующие пуски не отличались высокой эффективностью, и работы над этой ракетой постепенно сошли на нет.
   Понятно, что и советские военные не остались равнодушными к идее орбитального перехвата. Так, один из проектов практически повторял американские испытания 1959 года. А именно предполагалось создание небольшой ракеты, запускаемой с самолета с высоты около тридцати километров и несущей заряд около пятидесяти килограммов взрывчатки. Ракета должна была сблизиться с целью и взорваться не далее как в тридцати метрах от нее. Работы по этому проекту были начаты в 1961 году и продолжались до 1963 года. Однако летные испытания не позволили достигнуть тех результатов, на которые надеялись разработчики. Система наведения оказалась не настолько эффективной, как это было необходимо. Испытаний в космосе даже не стали проводить.
   Следующий проект родился на волне той эйфории, которая царила в СССР в период первых полетов советских пилотов в космос. 13 сентября 1962 года, после совместного полета “Востока-3” и “Востока-4”, когда эти неманеврирующие орбитальные корабли за счет точности запуска удалось свести на расстояние пяти километров, Научно-техническая комиссия Генштаба заслушала доклады космонавтов Андрияна Николаева и Павла Поповича о военных возможностях кораблей “Восток”. Вывод из докладов звучал так: “Человек способен выполнять в космосе все военные задачи, аналогичные задачам авиации (разведка, перехват, удар). Корабли “Восток” можно приспособить к разведке, а для перехвата и удара необходимо срочно создавать новые, более совершенные космические корабли”.
   Такие корабли тем временем уже разрабатывались в конструкторском бюро ОКБ-1 Сергея Королева. На основе пилотируемого орбитального корабля “7К-ОК” (“Союз”) планировалось создать космический перехватчик — “7К-П” (“Союз-П”), который должен был решать задачи осмотра и вывода из строя космических аппаратов противника.
   Проект получил поддержку в лице военного руководства, поскольку уже были известны планы американцев о создании военной орбитальной станции “МОЛ”, а маневрирующий космический перехватчик “Союз-П” был бы идеальным средством для борьбы с такими станциями.
   Однако из-за общей перегруженности проектами ОКБ-1 пришлось отказаться от заманчивой военной программы. В 1964 году все материалы по “Союзу-П” были переданы в филиал № 3 ОКБ-1 при Куйбышевском авиазаводе “Прогресс”. В то время филиал возглавлял ведущий конструктор Дмитрий Ильич Козлов. “Союз-П” был не единственной разработкой военного назначения, переданной в фили­ал. Здесь, в частности, создавались спутники фоторазведки “Зенит-2” и “Зенит-4”.
   Первоначально предполагалось, что “Союз-П” будет обеспечивать сближение корабля с вражеским космическим объектом и выход космонавтов в открытый космос с целью обследования объекта. Затем, в зависимости от результатов осмотра, космонавты либо выведут объект из строя путем механического воздействия, либо “снимут” его с орбиты, поместив в контейнер корабля.
   По здравому размышлению от такого технически сложного и опасного для жизни космонавтов проекта отказались. В то время практически все советские спутники снабжались аварийной системой подрыва, страхующей его от захвата. Адекватных действий ожидали и от потенциального противника, потому резонно заключили, что при таком варианте космонавты могут стать жертвами мин-ловушек.
   Теперь предполагалось создать корабль “Союз-ППК” (“Пилотируемый перехватчик”) на двух космонавтов, оснащенный восемью небольшими ракетами. Изменилась и схема действия системы. По-прежнему корабль должен был сблизиться с космическим аппаратом противника, но теперь космонавты не должны были покидать корабль, а визуально и с помощью бортовой аппаратуры обследовать объект и принять решение об его уничтожении. Если такое решение принималось, то корабль удалялся на расстояние километра от цели и расстреливал ее с помощью бортовых мини-ракет.
   Ракеты класса “космос–космос” для этого перехватчика должно было делать оружейное КБ Шипунова. Аппарат представлял собой модификацию радиоуправляемого противотанкового снаряда, уходящего к цели на мощном маршевом двигателе и маневрирующего в космосе путем зажигания маленьких пороховых шашек, которыми была буквально утыкана его передняя часть. При подлете к вражескому объекту (например, к американскому спутнику-шпиону) по команде от радиовзрывателя боевая часть подрывалась, и ворох осколков на огромной скорости попадал в цель, уничтожая ее.
   Помимо корабля-перехватчика “Союз-П” в филиале № 3 Дмитрия Козлова разрабатывались военные корабли “Союз-ВИ” (“Военный исследователь”) и “Союз-Р” (“Разведчик”).
   Проект корабля “7К-ВИ” (“Союз-ВИ”, “Звезда”) появился во исполнение постановления ЦК КПСС и Совета Министров от 24 августа 1965 года, предписывающего ускорить работы по созданию военных орбитальных систем. За основу “Союза-ВИ”, как и в предыдущих случаях, была принята конструкция орбитального корабля “Союз”, но начинка и система управления сильно отличались. Конструкторы филиала № 3 обещали военным создать универсальный боевой корабль, который мог осуществлять визуальную разведку, фоторазведку, совершать маневры для сближения и уничтожения космических аппаратов врага.
   Серьезные сбои в программе испытаний орбитального “Союза” заставили Козлова в начале 1967 года пересмотреть проект своего военного корабля. Новый космический корабль “Звезда” с экипажем из двух человек имел полную массу шесть тысяч семьсот килограммов и мог работать на орбите в течение трех суток. Однако ракета-носитель “Союз” могла вывести на расчетную орбиту только шесть тысяч триста килограммов полезного груза. Пришлось дорабатывать и носитель — в результате появился проект новой модернизированной ракеты “Союз-М”.
   Проект очередного варианта комплекса “Союз-ВИ” был одобрен, правительство даже утвердило срок испытательного полета — конец 1968 года.
   В корабле “Союз-ВИ” изменилось расположение основных модулей. Спускаемый аппарат располагался теперь на самом верху. Позади кресел экипажа имелся люк для доступа к цилиндрическому орбитальному отсеку, который был больше, чем по стандарту “Союза”. В отличие от других модификаций, места экипажа располагались не в ряд, а друг за другом. Это позволило разместить приборы контроля и управления по боковым стенам капсулы. На спускаемом аппарате находилась авиационная пушка Нудельмана–Рихтера НР-23 — модификация хвостового орудия реактивного бомбардировщика “Ту-22”, доработанная специально для стрельбы в вакууме. Для отработки этой пушки был построен динамический стенд — платформа на воздушных опорах. Испытания на стенде показали, что космонавт мог бы нацеливать космический корабль и пушку с минимальным расходом топлива.
   В орбитальном модуле имелись различные приборы для наблюдения за Землей и околоземным пространством: оптические системы, радары, фотоаппараты. На внешней подвеске орбитального модуля были закреплены штанги с пеленгаторами, предназначенными для поиска вражеских объектов.
   Еще одним новшеством, примененным на “Звезде”, стала энергоустановка на базе изотопного реактора. Вначале Дмитрий Козлов рассматривал возможность использования солнечных батарей, но быстро отказался от этой идеи, поскольку хрупкие панели батарей делали корабль чрезвычайно уязвимым.
   Уже в сентябре 1966 года была сформирована группа космонавтов, которым предстояло осваивать новый космический корабль. В нее вошли: Павел Попович, Алексей Губарев, Юрий Артюхин, Владимир Гуляев, Борис Белоусов и Геннадий Колесников. Экипажи Попович–Колесников и Губарев–Белоусов должны были отправиться в космос первыми.
   Однако на проект корабля “Союз-ВИ” ополчился Василий Мишин, пришедший на место Королева после смерти генерального, и ряд других ведущих конструкторов ОКБ-1 (ЦКБЭМ). Противники проекта утверждали, что нет смысла создавать столь сложную и дорогую модификацию уже существующего корабля “7К-ОК” (“Союз”), если последний вполне способен справиться со всеми задачами, которые могут поставить перед ним военные. Другим аргументом стало то, что нельзя распылять силы и средства в ситуации, когда Советский Союз может утратить лидерство в “лунной гонке”.
   Был и еще один мотив. Конструктор Борис Черток пишет в своих мемуарах предельно откровенно: “Мы (ЦКБЭМ. — А. П.) не хотели терять монополию на пилотируемые полеты в космос”.
   Интрига сделала свое черное дело, и в декабре 1967 года проект военного космического корабля “Союз-ВИ” (“Звезда”) был закрыт. А разработки системы противоспутниковой обороны сосредоточились на создании беспилотных перехватчиков класса “ИС”.
 

АНДРЕЙ ИЗМАЙЛОВ
Наш ответ Чемберлену
Альтернатива

    Андрей Измайлов родился 5 июня 1953 года в Баку. Писатель, журналист, автор фантастических и детективных романов. Окончил факультет журналистики ЛГУ в 1981 году. Работал дезактиваторщиком на ЛАЭС, литконсультантом в Доме писателей, журналистом. Литературный дебют — повесть “Дело принципа” в газете “Балтийский луч” (г. Ломоносовск) в 1977 году. С 1979 года — член семинара Бориса Стругацкого. Большую известность приобрел в конце 1980-х годов как автор интеллектуальных триллеров. На Конгрессе писателей в Красноярске в 1995 году получил литературную премию “Самому читаемому автору”.

   Все совпадения с реальными событиями
   и реальными героями намеренны, но случайны.
 
 

                                             …Однако инженер Джеймс Чемберлен
                                             выдвинул предложение использовать
                                           “Джемини” в качестве лунного
                                           космического корабля…

                                                         Битва за звезды.

                                              Космическое противостояние

 
                                            Мы никогда первыми не нападем.
                                          Но наш удар может быть упреждающим.

                                                                               Доктрина

 

ПРОЛОГ

   См. эпилог.

1

   — … Шнурки сначала завяжи!
   — А вот за это тем более! Выбирай — одно из трех: или сразу извиняешься, или два раза по морде.
   — Ну, извини.
   — Не верю.
   — Ну, еще раз извини.
   — Снова не верю.
   — Тьфу! Многоуважаемый Егор Алексеевич! Товарищ Гарин! Полковник Бобович нижайше просит прощения за невинный намек, который вами, первым и единственным, истолкован как неуместный! Удовлетворен? Хоть частично? Гош?
   — Вот другое дело! Верю, Вик! Частично.
   — Могу для полного удовлетворения… твоего… подползти на коленях, склонить повинную голову.
   — Это вряд ли! В невесомости-то? Подползти?
   — Ну, допустим, в невесомости и у тебя бы не получилось по морде мне дать. Тем более два раза! Я тебе не Губарь, и тут тебе не “Охотничий зал” в Звездном.
   — Не понял!
   — Да все ты понял, Гош!
   — Нет, я не понял, откуда ты знаешь, что Губарь на меня попер в “Охотничьем зале”. Нас тогда двое было в сортире, он и я.
   — …А из унитаза на него смотрели проницательные глаза майора Пронина. То бишь полковника Бобовича.
   — Нет, кроме шуток!
   — Кроме шуток? Вас двое было? Ты мне ничего не го­ворил. Значит?
   — Что, тебе Губарь рассказал?
   — Рассказал. Губарь. Мне.
   — А еще кому?
   — Вот подойдем к “Алмазу” — сам у него и спросишь. Без свидетелей. Я отвернусь. И Вольту отвлеку. И обещаю из унитаза не подглядывать.
   — Плохо…
   — Что?
   — Все плохо! Если Губарь наябедничал кому-то еще, кроме тебя, не видать мне…
   — Ну-ну?
   — Да ладно, так…
   — Так, да не так, Гош. Насчет вашей стычки в сортире Губарь никому не ябедничал. Тем более руководству.
   — Никому?! А тебе?!
   — Мне — потому что не ябедничал, а попросил через меня перед тобой извиниться. Ну стресс, минутное затмение, нервы, лишний стакан. Короче, извини. Губаря. Гош?
   — А сам он не мог мне сказать? По-мужски! Почему через тебя?
   — Когда? Он же сразу, через трое суток, — на Байконур, в ТКС, и — к “Алмазу”. Вместе с Большой.
   — Ну да, ну да…
   — Он больше не будет. Гош?
   — Ладно, проехали.
   — Он сказал “Проехали!” и махнул рукой…
   — Вик-тор! Все-таки напрашиваешься?
   — Шутка!
   — Плохая шутка!
   — Хуже, чем про шнурки?
   — Да елки-палки!!! Не шнурки это были. Тесемка от кальсон вылезла!
   — О, это, конечно, в корне меняет дело! Тесемка от кальсон — абсолютно иное!
   — Виктор Степаныч, почему вы все меня так не любите?
   — Да ты что, Егор Лексеич! Наоборот! Обожаем! Весь советский народ! От мала до велика! В едином порыве! И беспробудно пьем твое здоровье! Как Хрущ в Георгиевском зале: “Хочу выпить за первого-нашего человека, поднявшегося в Космос и опустившегося там, где ему приказано!”
   — Серьезно. Не про народ. Про наш отряд.
   — Серьезно? Не про народ? Про отряд?.. А за что, Гош? Любить тебя — за что?.. Первый? Ну первый! Погрузили, как чурку с глазами, намалевали на лбу “СССР”, запустили, потом встретили как опустившегося там, где ему приказано. Улыбочку, улыбочку!
   — Я ведь мог тогда и не вернуться, Вик…
   — Каждый из нашего отряда мог тогда не вернуться. Пусть номером вторым-третьим-четвертым. Гера, Толя, Андрон… я, в конце концов. Да что там! Саша Комарин на “Звезде” — не вернулся.
   — Моя вина?!
   — Никто тебя не винит. Просто…
   — Зависть?
   — Н-не так. Досада. Легкая. В манере “на его месте мог быть я”.
   — На месте Комарина?
   — Не юродствуй, Гош… Впрочем, по сути, мы на месте Комарина сейчас, на “Звезде”.
   — Тьфу-тьфу-тьфу.
   — Брось! Дважды в одну воронку…
   — Нет, если задаться целью…
   — У нас ведь с тобой другая цель. Так, Гош?
   — А то ж!
   — Итак, цель — потенциальный противник, ракетоплан-перехватчик “Дайна-Сор-2”.
   — Почему?
   — Гош?
   — Почему потенциальный? Оч-чень даже кинетический!
   — Угу, смешно.
   — Не смешно.
   — Не смешно, да. Попытаемся быть первыми, чтобы смеяться последними. Как-то они там, Губарь с Большой, “орланы” наши…
   — Думаю, сложно.
   — Успеем, Гош?
   — Должны, Вик…
   — А что если…
 

2

   — “Орлан-2”, “Орлан-2”! Ответьте “Антею”! “Орлан-2”! Ответьте!!! “Орлан-2”! Ответьте “Антею”!
   — Волына, оглох?! Алик!!! Ответь! Видишь, я занят! Я ж пленку проявляю! Ответь, ну! Это же ЦУП! ЦУП на связи! ЦУП, твою мать!
   — Да тумблер заклинило, Костя, тумблер! Сейчас! Сей­час-сейчас… Вот! Уф!.. “Антей”, “Антей”! Я — “Орлан-2”, я — “Орлан-2”! Слышу вас хорошо, слышу вас хорошо!
   — Да ты не слышь меня, майор, а докладывай! Это я тебя слушаю! Ну?! Докладывай!
   — Есть! Мм… Значит, так… Тут такая петрушка… В общем, на первый взгляд всё паршиво, но если присмотреться…
   — Волына! Вернешься на Землю с “Алмаза” — разжалую в сторожа! По периметру Байконура! И Губаря — до кучи!
   — …но если присмотреться, то так оно и есть.
   — Вол-л-л-лына!!! Дай-ка Губаря!
   — Виноват! Докладываю! Полковник Губарь занят проявкой пленки. Сейчас подойти не может. А то засветит. Тут интересная петрушка… “Антей”, “Антей”! Слышишь меня? Кажется, мы ихзафиксировали. Буквально с минуты на минуту ониспособны запустить “Джемини” к Луне. С последующей посадкой и высадкой… Ну понятно, да? Так что делайте что-нибудь, делайте.
   — Это мы — делайте?! Это вы делайте!!!
   — Что?
   — Что-нибудь!
   — Виноват, не понял!
   — Так-к-к! Волына, дай-ка все-таки Губаря!
   — Я ж говорю, он…
   — И это уже приказ!!!
   — Есть!.. Губарь! Костя! Тебя…
   — Я ж говорю, я…
   — А они говорят: и это уже приказ.
   — Вот блин!.. Да, здесь “Орлан-2”! “Антей”?
   — Костя, давай открытым текстом. Не до того! Это ЦУП, ЦУП!
   — Понял я, понял, товарищ генерал.
   — Значит, Костенька, родненький… Значит, вот ситуация… Нам звонили из… Тебе понятно, да? Нахмурь брови и пойми. Брови, понял, нет? Сказали, если на первом году после пятидесятилетия советской власти на Луне высадятся астронавты, а не космонавты, то… Понимаешь?
   — Так точно, товарищ генерал!
   — Пленку проявил?
   — Почти.
   — Ай, не важно уже! Но ты на сто процентов уверен, что онизапускают свое… свой… к Луне, на Луну?
   — На девяносто девять, товарищ генерал.
   — Достаточно. Теперь послушай меня, сынок. Внимательно, Костенька, меня послушай. Ты же советский человек! Была бы страна родная, и нету других… Понял меня, понял?
   — Понял вас, понял!
   — Значит, задача тебе, сынок! Следи! Следи за ними! Внимательно, Костенька, внимательно! И как только онибудут пролетать мимо тебя… постарайся — не мимо. Понял меня, сынок, понял меня?
   — Виноват, не понял вас, не понял.
   — Постарайся понять! Ты не виноват. Во всем виноваты… а, черт с ним!., евреи! По фамилии… ну?!
   — Ну?..
   — …дель…
   — …ман! Понял вас, понял… Я вас правильно понял, “Антей”?
   — Правильно, сынок, правильно. А дирижер — Рихтер! Такой… энергичный. Можно сказать скорострельный.
   — Да понял я, понял!
   — И молодец!.. И еще!
   — Еще?
   — В твоих интересах, Костенька… Сынок… Мы никогда первыми не нападем, но…
   — Дальше знаю!
   — Молодец! И постарайся. Чтобы, понимаешь, ника­ких… В смысле, они были первыми. То есть в смысле агрессии.
   — Товарищ генерал, простите, какое вооружение на “Джемини”?
   — Никакого, никакого! Откуда нам знать?! Но что-то есть! Должно быть! Не может не быть!
   — Понял вас, понял!
   — И еще!
   — Еще?!
   — Опять в твоих интересах, генерал-майорГубарь! Не исключается, что они просчитали нашу реакцию. С мыса Кеннеди час назад совершен пуск ракетоплана-перехватчика “Дайна-Сор-2”.
   — Ох-ё!
   — Вот тебе и ох-ё! Я о чем и толкую!
   — И?
   — Да по твою душу, по твою, сынок.
   — А я? А как же я?! Скажи ему, Губарь!
   — Отстань, Волына!
   — Нет, пусти!.. Товарищ генерал! А я?!
   — Слышу вас, полковникВолына, отчетливо слышу. Ну и вы, конечно. Тоже.
   — Тоже — что?
   — Тоже — всё!..
   — Служу Советскому Союзу!!!
   — Уж послужи, герой, послужи. Дай-ка снова Губаря… Костенька, ну ты всёпонял?
   — Нет.
   — Что-о-о?!!
   — Товарищ генерал, вы меня неправильно поняли. Я на данный момент не понял только одного…
   — Слушаю тебя, “Орлан-2”, слушаю.
   — Если… еслинас не грохнет “Дайна-Сор” до того, как мы с Большой постараемсяне пропустить “Джемини” к Луне, то… Кто потом, впоследствии, станет первым… на Луне?
   — Мы!
   — Мы — кто? Конкретней?
   — Вы что, торгуетесь со мной, рядовой?
   — Никак нет!
   — То-то! И слушай сюда, сынок! Сначала выполни поставленную задачу, а по возвращении мы… рассмотрим во­прос. Обещаю тебе, что буду за тебя. Слово офицера. Это во-первых. А во-вторых… Слушай сюда, сынок… Никакая “Дайна” вас не грохнет, понял? Мы им на перехват уже послали наш “Союз-ВИ”! Нашу “Звезду”! Вся аппаратура работает нормально! Ждите! Они уже на подлете! Они под­страхуют. В крайнем случае двумя ихними меньше, двумя ихними… меньше…
   — Они — кто? Наша “Звезда” — кто? Состав экипажа? Товарищ генерал?
   — Это так принципиально, сынок?
   — Да!.. Волына, отстань! Мне терять нечего! Отстань, сказал! А по сопатке?! Ну, н-на!!! Гм… Да, товарищ генерал, так принципиально.
   — Гм. Экипаж “Звезды” в составе… гм… бортинженера Виктора Бобовича и…
   — …командира корабля Егора Гарина. Нет?
   — Сынок, видишь ли…
   — Всё я вижу! А потом в перспективке он, Гоша наш Гарин, — не только первый в космосе, не только первый в отражении