Ждать пришлось минут пятнадцать. Сивер провел это время, отойдя от корабля на несколько шагов, — все-таки фон был слабее.
   Наконец люк открылся. Долговязый, появившись на пороге, подождал, пока Сивер поднялся к нему, и протянул корреспонденту маленькое сверло и еще одно — такое, какое было нужно. Сивер благодарно прижал руки к груди, долговязый поклонился в ответ; луч света от маленькой лампочки, освещавшей порог и верхнюю ступеньку трапа при открытом люке, упал на верхнюю часть шлема, старомодного, почти шарообразного, и осветил полустершееся слово — от него остались лишь буквы “Сол…”. Сивер знал, что на его собственном шлеме, под фарой, золотом было напылено слово “Ладога” — название корабля; так что рудовоз именовался, вернее всего, “Солнце” или как-нибудь в этом роде. Хорошо еще, что не “Галактика” — в старину обожали даже небольшим кораблям давать звучные имена. Сивер еще раз помахал рукой и двинулся в обратный путь, а долговязый остался стоять на пороге люка, глядя корреспонденту вслед.
   Теперь работа пошла быстрее, несмотря на то, что сверло оказалось изрядно затупленным. Через час канал под дверью станции был высверлен и кабель протянут. Сивер облегченно вздохнул и вытер пот.
   — Заработали по коктейлю, — сказал он.
   — Не откажусь, — согласился Брег.
   — Принеси. Вообще-то, наверное, придется мобилизовать ресурсы “Ладоги”: звездолетчики вряд ли станут утолять жажду тем, что пили эти трое с “Солнца”.
   — Почему с “Солнца”?
   — Похоже, так называется их сундук, — засмеялся Сивер и принялся копаться в многочисленных жилах кабеля.
   Он подключил пульт дистанционного управления телекамерами, монитор и сами камеры и принялся уже подключать дистанционный пульт радиостанции “Ладоги”, когда Брег вынес стаканы с охлажденной смесью соков.
   — Долгонько, — сказал Сивер, беря стакан.
   — Вспоминал, — сказал Брег. — Но такого названия никак не разыщу в памяти. “Солнце” — нет, не помню, чтобы такое было.
   — И все-таки “Солнце”. Так написано. Гаснущее солнце. Или еще лучше: солнечное затмение. Корпус так оброс нагаром, что я боялся стучать в борт — опасался, что сверло пройдет насквозь. — Он допил и вытер губы. — Правда, там, где прошел полировщик, металл начинает блестеть. Так что, по-видимому, на сей раз они дойдут до Титана благополучно, а в следующий рейс, я убежден, сюрвейер их не выпустит. — Сивер осмотрел штекер фидера, предназначенного для питания пульта радиостанции. — Немного болтается. Я сейчас укреплю его, а ты отдыхай, потому что придется еще устанавливать камеры снаружи. Или лучше установи камеры, а потом отдыхай. — Сивер быстро действовал отверткой. — Ты ведь умеешь?
   — Со Сказом я полетал немало, — проворчал Брег и снова стал натягивать скафандр.
   Сивер помог ему одеться и снова взялся за работу. Брег захватил две камеры и скрылся в тамбуре. Сивер заизолировал соединение и минуту постоял, наблюдая, как мягкая лента схватывается и образует твердый футляр. Затем он подключил телепульт радиостанции и в последнюю очередь присоединил монитор к питанию и к антенному кабелю. “Теперь порядок”, — сказал он сам себе, потер руки и включил монитор. Брег успел уже установить камеры и теперь появился в гардеробной и откинул шлем.
   — Вот теперь отдыхай, — сказал Сивер.
   — Если я не нужен, — сказал Брег, — я лучше пойду доделаю свой автомат.
   — Погоди, — сказал Сивер, — сейчас испробуем радиостанцию, тогда пойдешь. Возьми еще коктейль и захвати для меня заодно.
   Он включил радиостанцию “Ладоги”. Механизмы сработали, неясный шум наполнил помещение. Сивер медленно пошарил в эфире, в районе той частоты, на которой работал передатчик “Синей птицы”.
   — Сейчас попробуем, — сказал он, — и вызовем Землю, сообщим, что у нас полный порядок. — Он смотрел на стрелку индикатора настройки, она покачивалась вправо-влево.
   Внезапно Сивер вздрогнул: из помех вырвалось слово, оно было громким, но хриплым и трудноразличимым.
   — Расстояние, — едва слышно повторил Сивер.
   Снова послышался громкий шорох, но Сивер уже включил автоподстройку. “Произведем посадку, — так же хрипло сказал репродуктор. — Квитанции не жду, отключаюсь, сеанс через два часа, привет вам, Земля, милые, стоп”. Шорох в динамике сделался сильнее, затем опал. Брег подбежал, расплескивая жидкость из стаканов; Сивер посмотрел на него счастливыми глазами и тихо проговорил:
   — Это они.
   — Где-то очень близко?
   — Наверное, будут часа через два. Как стремятся! Я думаю, следующий сеанс они хотят провести отсюда. Но вместо них это сделаем мы! — Сивер затоптался, будто хотел тотчас же бежать куда-то. — А эти еще тут? Им пора бы убираться!
   Он снова включил монитор, направил камеры на рудо­воз. Обшивка корабля была чиста, люк закрыт. Полукруглая решетка антенны медленно поворачивалась наверху. Зажглись навигационные огни, затем разом погасли, загорелись снова и теперь уже не выключались.
   — Смотри, — сказал Сивер, — кажется, уходят. Наверное, тоже приняли эту передачу и поняли. Торопить их не придется. — Он почувствовал, что начинает испытывать даже некоторую симпатию к людям с рудовоза, которые так хорошо все поняли. — Вызываю Землю!
   Он повернулся к пульту, но Брег сказал:
   — Погоди. Этот сейчас стартует, мы не пробьемся сквозь помехи.
   — А ничего этот кораблик, если его оттереть, — сказал Сивер. — Даже жаль, что ему больше не придется летать.
   — Об этом не нам судить.
   — Уверен, что он вылетал уже все сроки.
   — А вот посмотрим, — сказал Брег.
   Он подошел к библиотечному шкафчику, который гостеприимно раскрылся перед ним, и, порывшись, обнаружил “Справочник космического регистра” между томами Салтыкова-Щедрина и Стендаля. Полистав его, Брег пожал плечами и сказал:
   — Такого названия все же нет. Ничего связанного с Солнцем. Впрочем, погоди-ка… — Он снова занялся спра­вочником.
   Сивер уселся поудобнее, подвигал пульт по столу, приноравливаясь.
   — Попробуем свет… — пробормотал он и повернул выключатель. Сильные прожекторы “Ладоги” извергли потоки света.
   Сивер немного подумал, промычал что-то и включил главный прожектор, укрепленный в поворотной оправе на самом носу. Обшивка рудовоза вспыхнула, словно холодное пламя охватило ее.
   — Вот, — сказал Сивер. — То, что требовалось. А что это он? Погляди-ка…
   Брег повернулся к экрану монитора. Было видно, как корабль замигал ходовыми огнями. “Благодарю”, — вслух прочитал Брег. Сивер усмехнулся.
   — Думают, что это в их честь иллюминация, — сказал он.
   Огни все мигали. “Счастливо оставаться”, — прочитал Брег.
   — Слушай, — сказал он торопливо, — они и в самом деле стартуют! У них еще есть время, но они стартуют!
   — И хорошо, — сказал Сивер.
   — Ты отдал сверло?
   — Нет, — сказал Сивер. — Забыл.
   — Напрасно, — сказал Брег. — Так не делают.
   Он, спеша, достал сверло из инструментальной сумки и стал ногтем счищать загустевшую, перемешанную с пылью смазку с хвостовика инструмента. Затем коротко выругался. Сивер недоуменно поднял брови. Через секунду он настиг Брега в гардеробной: пилот рвал скафандр из зажимов.
   — Вызывай же их! Быстро! — прорычал Брег.
   Сивер пожал плечами:
   — Они уже втянули антенну. — Но все же стал влезать в скафандр, который Брег уже держал перед ним.
   В тамбуре пилот танцевал на месте от нетерпения. Они выскочили из станции в тот миг, когда корабль трижды промигал: “Внимание!.. Внимание!.. Внимание!” Брег резко остановился, хватаясь за глыбы, чтобы не взлететь высоко.
   — Смотри! — сказал он негромко.
   Согнутые ноги амортизаторов стали медленно выпрямляться в коленях, словно присевший корабль хотел встать во весь рост, в то же время он еще и вставал на цыпочки, упираясь в грунт лишь концами пальцев, и дальше — становясь на пуанты, как балерина. Ровно обрезанный снизу корпус поднимался все выше, но не весь: нижняя, самая широкая часть его так и осталась на уровне приподнявшихся пяток, с которыми была намертво связана, а остальное уходило вверх, вверх… Брег опустился на колени и стал смотреть снизу вверх. Нос корабля поравнялся с вершиной “Ладоги” и продолжал расти.
   Брег, наверное, увидел что хотел, потому что быстро поднялся и ухватил Сивера за плечо.
   — Немедленно назад! — прокричал он. — В станцию! Ну же!
   Сивер возразил:
   — Лучше посмотрим отсюда, мне не приходилось видеть…
   — И не придется, кретин! — рявкнул Брег и толкнул Сивера ко входу.
   В станции они, не снимая скафандров, кинулись к монитору. Корабль теперь стоял неподвижно. Брег повернулся к пульту и начал поворачивать внешние камеры так, чтобы они смотрели на корабль снизу вверх и давали самым крупным планом.
   Сивер взглянул на экран, на Брега, опять на экран; объективы приблизили нижнюю часть корабля и взглянули на нее искоса вверх, и Сиверу показалось, что он увидел бездонное озеро с тяжелой, спокойной водой, знающей, что под нею нет дна.
   — Понял? — крикнул Брег.
   Сивер не успел ответить. Скалы дрогнули. Сивер ухватился за стол: планету качало. Миллионы фиолетовых стрел ударили в камень. Полетели осколки. Сивер замычал, мотая головой. Корабль висел над поверхностью Япета, выпрямившийся, стройный. Фиолетовый свет исчезал, растворялся, становился прозрачным и призрачным, но люди с “Ладоги” представляли, какой ураган гамма-квантов бушует теперь за стенами станции. Корабль поднимался все быстрее.
   — Мои камеры! — закричал Сивер. — Черт бы его взял!
   Он быстро переключил. Первая камера ослепла, дождь осколков еще сыпался сверху. Сивер вновь включил вторую. Корабль был уже высоко; он светился, как маленькая, но близкая планета.
   — Красиво, — уныло сказал Сивер. — Он мне удружил. Все шло так хорошо — и под конец разбил камеру.
   — Да зачем тебе камера?
   Сивер покосился на пилота.
   — Кто мог знать, что рудовоз окажется на фотонной тяге?
   — Да почему рудовоз? — с досадой спросил Брег. — Кто сказал, что это рудовоз?
   Несколько секунд они молчали, глядя друг на друга.
   — Да нет, брось! — сказал Сивер. — Не может быть.
   — На, — сказал Брег.
   Он толкнул толстое сверло, и оно покатилось по столу, рокоча.
   Сивер взял сверло и прочитал выбитую на хвостовике, едва заметную теперь надпись: “Синяя птица”. И следующей строчкой: “Солнечная система”.
   — Их так и делали, первые субзвездолеты, — сказал Брег. — При посадке они складывались, корпус почти садился на зеркало. Если на планете плотная атмосфера и ураганные ветры, им иначе бы и не выстоять. Ждали, что такие планеты будут. Гордились, что впервые в истории вышли за пределы Солнечной системы. Эта надпись под названием — от такой гордости. Она, конечно, не для тех, кто мог с ними встретиться: они все равно бы не поняли ее. Она — для самих себя. Для тех, кто летел и кто оставался. Солнечная система! Как сразу милее становится свой дом, когда смотришь на него со стороны!
   — Ага, — без выражения сказал Сивер. — Вот как. — Он сидел на стуле и глядел на земной пейзаж на стене. Вода все еще булькала в желобе, в единственном ручье на Япете. Сивер поднялся и выключил воду. — Мы его не догоним? — спросил он равнодушно.
   — Нет, — ответил Брег, — у нас же автомат разобран.
   — Ну да, — сказал Сивер, — вот и автомат разобран. — Он умолк.
   Брег включил камеру, потом начал отсоединять кабель от пульта.
   — Погоди, — сказал Сивер.
   Брег взглянул на него.
   — Чего ждать? — спросил он. — Больше ничего не бу­дет. — Он надел на кабель изолирующий наконечник и тщательно завинтил его.
   — Ну да, — повторил за ним Сивер. — Больше ничего не будет.
   — Что будем делать с кабелем? — спросил Брег.
   — Оставим, — сказал Сивер. — Кому-нибудь пригодится. Только не мне… Почему они не сказали? А я даже не подумал. Вернее, подумал, но не понял. Я дурак!
   Брег сказал:
   — Наверное. Ничего, ты еще молод, а они не последние герои на Земле и в космосе.
   — Молчи, не надо, — сказал Сивер.
   — А я и молчу, — сказал Брег.
   Они вышли из станции и потащились к кораблю. Сивер сказал:
   — И все же, почему?..
   Брег ответил:
   — Наверное, они не хотели легенд. Они хотели просто выспаться или посидеть, опустив ноги в воду. У них на корабле нет ручья.
   Кончив закреплять груз, оба поднялись наверх и сняли скафандры.
   — Да, — сказал Сивер, — а на Япете они нашли ручей. А пейзаж был плохой.
   — Им было все равно, — проговорил Брег. — Им была нужна Земля. — Он подошел к автомату. — Займемся-ка трудотерапией: замени вот эту группу блоков.
   — Давай, — торопливо согласился Сивер и стал вынимать блоки и устанавливать новые. Потом, вынув очередной сгоревший, он швырнул его на пол. — Нет, — сказал он, — все не так! Это не они! Там не было человека с фамилией Край. Совершенно точно! Ну проверь по справочнику! — Он вытащил корабельный справочник из ящика с наставлениями и техническими паспортами. — Ну посмотри!
   — Да нет, — ответил Брег, прозванивая блоки, — я тебе и так верю.
   — Нет! — сказал Сивер. — Нету! Понятно?
   — Тогда посмотри, нет ли такой фамилии в другом месте, — сказал Брег, задумчиво глядя мимо Сивера. — Поищи, нет ли такого в экипаже “Летучей рыбы”.
   — “Летучей рыбы”?
   — Той самой, что не вернулась оттуда.
   Пожав плечами, Сивер перелистал справочник. Он нашел “Летучую рыбу”, прочитал и долго молчал.
   — Кем он там был? — спросил Брег после паузы.
   — Штурманом, — сказал Сивер, едва шевеля губами.
   Они снова помолчали.
   — Они садились там, — тихо сказал Брег. — Садились, чтобы спасти его — единственного уцелевшего. Да, так оно и должно быть.
   — Садились на лиганте — и смогли подняться?
   — Выходит, так, — сказал Брег. — Не сразу, наверное…
   Он снова нагнулся за очередным блоком и стал срывать с него предохранительную упаковку.
   — Выходит, их осталось всего трое, считая со спасенным? И они смогли привести корабль?
   — Да, — сказал Брег. — Спать им было, пожалуй, некогда.
   — Но ведь, — нахмурился Сивер, — в живых должно остаться восемь!
   Брег грустно взглянул на Сивера.
   — Просто мы оптимисты, — сказал он. — И если слышим цифру “три”, то предпочитаем думать, что это погибшие, а вернутся восемь. Но иногда бывает наоборот. — Он взял у Сивера блок и аккуратно поставил его на место.
   — По-твоему, лучше быть пессимистом? — спросил Сивер обиженно.
   — Нет. Но оптимизм в этом случае — в том, что трое вернулись оттуда, откуда, по всем законам, не мог возвратиться вообще никто. — Брег установил на место фальшпанель автомата. — Ну, можно лететь.
   Сивер уселся в кресло.
   — Жаль, — сказал он, — что нельзя махнуть куда-нибудь подальше от Земли.
   — Нельзя, — согласился Брег и включил реактор.
   Замерцали глаза приборов, пульт стал похож на звездное небо.
   — Он слепой, Край, — сказал Сивер, — он больше не видит звезд. Я думал, он потерял глаза на рудниках.
   — Нет, — Брег покачал головой, — на рудниках пилоты даже не выходят из рубки, там вообще нет людей — автоматика.
   Сивер только зажмурился.
   — Слушай, — спросил он, — а если бы ты был все время со мной, ты разобрался бы?
   Брег ответил, помедлив:
   — Думаю, что да. Для меня каждый пилот — герой, если даже он и не был на лиганте, а просто возит руду с Япета на Титан. Потому что и в системе бывает всякое.
   Сивер опустил голову и не поднял ее.
   — Что мне скажут на Земле? — пробормотал он. — Меня теперь никуда больше не пошлют?
   — Нет, отчего же, — утешил Брег, — пошлют со време­нем. Но вот они — они никогда уже не будут возвращаться в Солнечную систему и останавливаться на Япете. Это бывает раз в жизни и, наверное, могло получиться иначе. — Он несколько раз зажег и погасил навигационные огни, затем трижды промигал слово “внимание”, хотя внизу не осталось никого, кто нуждался бы в предупреждении.
   — Я хотел… — отчаянно сказал Сивер.
   — Да что ты мне объясняешь! — сказал Брег.
   Он положил руку на стартер, автоматически включилась страхующая система.
   — Действует, — слабо улыбнулся Сивер.
   — Теперь его хватит надолго, — ответил Брег. — Наблюдай за кормой.
   Сивер кивнул; он и без того смотрел на экран, на котором виднелась поверхность Япета, маленькой планетки, на которой нет атмосферы, но есть ручей с чистой водой, необходимой героям больше, чем торжества.
 

АНДРЕЙ БАЛАБУХА
Могильщик

    Андрей Балабуха родился 10 апреля 1947 года. Окончил семь классов 157-й средней экспериментальной школы Академии педагогических наук (бывшей гимназии принца Ольденбургского), два года учился в Ленинградском топографическом техникуме, в 1970 году окончил 12-ю ШРМ Октябрьской ж.-д. Работал топографом, шлифовщиком на зеркальной фабрике, фотографом в Центральном военно-морском музее, рентгенодефектоскопистом на листопрокатно-штамповочном заводе, легководолазом, прошел путь от чертежника до начальника отдела строительства и генплана в проектно-конструкторском бюро Управления местной промышленности. В 1966 году участвовал в создании коллективной радиоповести ленинградских писателей-фантастов “Время кристаллам говорить”. Первый рассказ “Аппендикс” был опубликован в 1967 году в ежегоднике “Фантастика” издательства “Молодая гвардия”. С 1974 года — профессиональный литератор. Член Профессиональной группы писателей при Ленинградском отделении Литфонда РСФСР, затем — член Союза писателей СССР и Союза писателей Санкт-Петербурга; председатель секции фантастической и научно-художественной литературы. С 1983 года соруководитель (совместно с Анатолием Федоровичем Бритиковым), а с 1996 года — руководитель Студии фантастики. В 1994–1999 годах президент благотворительного литературного Беляевского фонда. Автор многочисленных переводов с английского, публицистических статей. В 1999 году избран членом-корреспондентом Метрологической академии Российской Федерации.
I
   — Через час, — сказал Болл. — Устроит?
   — Вполне, — ответил Котть. — Спасибо, Боря.
   Болл, отключаясь, резко повернул радиобраслет. В сущности, он не слишком удивился экстренному вызову, хотя именно сейчас, когда “Сиррус” стал на профилактику, это было более чем странно. Но чего еще ждать, если ты вернулся домой в пятницу, да еще — тринадцатого числа, а на полдороге с космодрома обнаружил к тому же, что забыл в каюте раковину зубчатой фолладины, привезенную в подарок Зденке, и за ней пришлось возвращаться?
   Вставать было лень: все-таки лег вчера достаточно поздно.
   Ну да ладно. Он рывком сел, опустил ноги на пол, утонув ступнями в мягком щекочущем ворсе. Этот пол Зденка сделала без него; раньше, помнится, был другой — серый, эластичный… как его? Пергацетовый, что ли? А этот как называется? Надо будет спросить…
   Болл сделал зарядку — упрощенный, “отпускной” комплекс, вызвал инимобиль и даже успел наскоро перекусить, прежде чем под окном раздался переливчатый сигнал.
   Еще через полчаса он уже вышел из лифта и, пройдя по длинному коридору, сводчатым потолком напоминавшему корабельный, оказался перед кабинетом координатора ксенийской базы Пионеров. Он машинально, по старой, курсантской еще привычке одернул куртку и шагнул в распахнутую услужливой пневматикой дверь.
   Кроме самого Коття в кабинете было еще двое: Свердлуф, генеральный диспетчер Транспортного Совета (вот так и осознаешь, как идут годы, — постарел Гаральд, ох, постарел…) и еще какая-то дородная блондинка с умопомрачительным про­филем. Все трое сидели вокруг маленького столика и потягивали что-то из высоких конических стаканов. Судя по цвету, синт.
   Котть поднялся ему навстречу. Был он невысок, коренаст и угловат.
   — Знакомьтесь. Доктор Уна Барним из Обсерватории — шеф-пилот Борис Болл.
   Блондинка небрежно кивнула; Болл в ответ поклонился подчеркнуто церемонно. На Ксении было две обсерватории: Андроновская на Архипелаге и Верхняя в Готических горах; года три назад к ним прибавилась еще одна, вынесенная на искусственный спутник; ее-то и называли просто Обсерваторией.
   — С Гаральдом тебя, надеюсь, знакомить не надо?
   Болл кивнул и пожал Свердлуфу руку. В свое время они были добрыми приятелями, но в последние годы несколько отдалились друг от друга: Боллу очень мало приходилось бывать на Ксении.
   — Так в чем, собственно, дело, Миша? — спросил Болл, садясь и принимая из рук Свердлуфа стакан. Это действительно был синт.
   — Как тебе сказать… Оно, конечно, ты в отпуске, так что имеешь полное право отказаться… Но понимаешь, возникло тут одно обстоятельство… Вот мы и решили побеспокоить тебя…
   — Короче, Миша.
   — А короче… Уна, может быть, вы введете Болла в курс дела?
   Блондинка заговорила. Голос у нее оказался под стать фигуре: полный, сочный, глубокий — было в нем что-то такое… рубенсовское. Но говорила она толково: сжато, четко, даже суховато, пожалуй, — одно удовольствие слушать.
   Одиннадцатого числа Обсерватория, проводя наблюдения Хурры, засекла некий объект, входящий в систему со скоростью шестьсот шесть плюс-минус два километра в секунду и первоначально принятый за ядро возвращающейся из афелия кометы. Однако последующие наблюдения заставили пересмотреть такую точку зрения. Объект движется под углом 47°13' к плоскости эклиптики, которую 21 марта в 16 часов 27 минут по среднегалактическому времени пересечет между орбитами Орки и Гаазы. Орка в этот момент будет находиться на расстоянии достаточном, чтобы не вызвать возмущений в орбите объекта, а более близкая Гааза не сможет этого сделать в силу своей малой массы. Затем объект, продолжая свое прямолинейное движение (а движение его является именно прямолинейным), начнет удаляться в мировое пространство в направлении Беты Ахава, которой при условии сохранения существующей скорости и достигнет через 4960 лет. От Ксении он пройдет на расстоянии сто пятнадцать плюс-минус полтора миллионов ки­лометров. Снимки объекта, переданные автоматической станцией “Парабола-79”, позволяют предположить, что он имеет искусственное происхождение, то есть, попросту говоря, является космическим кораблем. Последнее косвенно подтверждается и прямолинейностью движения.
   — Только почему он не отвечает на вызовы? — подал голос Свердлуф. — Аларм-то в любом случае работать должен!
   Болл кивнул: ему дважды приходилось встречать мертвые корабли, по нескольку лет шедшие на автомедонте и регулярно — с пятнадцатой по восемнадцатую и с сорок пятой по сорок восьмую минуту каждого часа — испускавшие в эфир традиционное CQD.
   — Мы запросили Совет Астрогации, — продолжал Свердлуф. — Ни о каких внеплановых или ведомственных ко­раблях в нашей зоне там неизвестно. Корабли ксенийской приписки идут в графике, так что ни один из них с данным объектом идентифицирован быть не может.
   — А в чужака мне что-то не верится. Ведь до сих пор… ни с одной цивилизацией… достигшей космической фазы… мы не столкнулись. — Болла всегда раздражала манера Коття говорить длинными периодами, разделенными этакими псевдоодышечными паузами. — В любом случае мне кажется… Налить тебе еще, Боря? — Болл отрицательно помотал головой. — Ну и зря… Так вот. Мне кажется, посмотреть надо. Потому-то мы тебя и побеспокоили.
   — Спасибо. — Болл послал Коттю самую нежную улыбку, на какую только был способен. — Это я уже понял. Но “Сиррус”, как тебе, Миша, может быть, известно, стоит на профилактике. И поднять его я могу минимум через пять суток.
   — Это мне известно, — хладнокровно подтвердил Котть. — Но вот у Гаральда есть на этот счет свои… соображения.
   — Я не могу снять с линии ни одного корабля, Боря. Да и не слишком подходят для этого каботажники, сам понимаешь.
   Конечно, пузатенькие каботажные каргоботы не для таких операций.
   — А транссистемников у меня сейчас нет. “Дайна” бу­дет только через двадцать семь суток. Так что не думай, будто мы переваливаем все на Пионеров…
   — Я и не думаю.
   — Но один вариант все же возможен. У нас есть космоскаф…
   — Какой?
   — Серии КСГ. Тебе с ними приходилось иметь дело?
   КСГ — с маршевыми гравитрами. Это хорошо. Во всяком случае, лучше, чем, скажем, атомно-импульсный: и маневреннее, и в управлении проще.
   — Приходилось.
   — Чудесно. В общем-то, я так и знал. У меня, понимаешь, все пилоты в разгоне, а те трое, которых я могу отозвать, — чистые каботажники с наших курсов, они космоскафа, кроме как в учебнике, и не видели.
   — Ясно. — Болл встал, отошел к окну. Из окна открывался вид на обширную техпозицию Лорельского космодрома. Хотя, кроме “Сирруса”, ни единого корабля здесь не было, машины техобслуживания деловито сновали по полю, с высоты сорок седьмого этажа напоминая диковинных насекомых. Крейсер сейчас больше всего походил на готическую башню со сверкающим шпилем: по его броне ползали неразличимые отсюда полировщики и носовая оконечность — как раз до гребораторной опояски — приобрела уже первозданную голубизну, тогда как ниже корпус оставался бурым и бугристый, словно древесная кора. “Сиррус” был кораблем заслуженным, теперь таких уже не строили. Серия “С” кончилась “Скилуром”, ее сменила серия “К” — “Канова”, “Коннор”… Боллу эти тяжеловесные на вид полусферические корабли почему-то не нравились, хотя были они и мощнее, и надежнее.