ихнейагрессии, но и первый на Луне. Да?!
   — Ты что, снова торгуешься, Костенька?
   — Я думаю.
   — Не о том! Не о том думаешь, сынок!
   — И это всё о нем!
   — А-а-атставить!!! Отставить думать! Думает он, мать твою ЦУП!!! Выполнять!
   — Есть!
3
   — … И что если? Гош?
   — А что если чуть скорректировать? И — не к нашей “Звезде”, а — к ихорбитальной! Что мы будем витки наматывать?! Их орбитальный “МОЛ” — ближе. Тут каждая секунда на счету, а тут совпадем с “МОЛ-ом” на час раньше, чем с нашим “Алмазом”. А?
   — И на кой нам?
   — Элементарно! Берем их“МОЛ” на прицел и говорим: если вы — наших, то мы сразу — ваших!
   — Блеф?
   — Почему? По правде!.. Они же не посмеют тогда! Вик?
   — Или посмеют.
   — А мы тогда импо правде — ка-ак вдарим! Замолотим их “МОЛ” — мало не покажется!
   — А много?
   — Что — много?
   — Много тебе не покажется, Гош?
   — Объяснись.
   — Вот только не надо! Сам ты себе всё объяснил. И сам с собой договорился. С кем проще всего договориться, так это с самим собой.
   — Объяснись!
   — Уверен, что хочешь этого?
   — Уверен!
   — Что ж… Предположим… Только предположим — мы берем на прицел орбитальный “МОЛ” в качестве ответной меры на то, что онивзяли на прицел наш орбитальный “Алмаз”. Действуем на нервы. Так?
   — Так!
   — Ну и… У нихнервы сдают, и онивсе-таки бьют по “Алмазу”. Как?
   — А мы тогда в “МОЛ”! Прямой наводкой! Гори всё синим…
   — Всё — это и Губарь? И Волына?
   — Да не посмеют они!
   — Неужто?
   — Мм…
   — И еще одно, Гош. Небольшой такой нюанс. Когда и если онитаки посмеют грохнуть наш “Алмаз” с нашими ребятами, тебе точно легче не станет… Стоп-стоп-стоп! Ты из ложемента не выпрыгивай — не в “Охотничьем зале”, чай. Сидеть!!! Слушать!!! Так вот, Гош, пока мы тут на орбите друг дружку будем нечаянно или… чаянно… изничтожать, “Джемини” проскочит мимо и — благополучно прилунится. А?
   — Еще вопрос, насколько благополучно!
   — Не вопрос! Не вопрос, Гош. Главное — прилунится. Даже если “Джемини” вдруг не вернется с Луны, их президент изречет нечто вроде того, что… Мол, судьбе было угодно, чтобы представители человечества, которые стали первыми покорителями Луны, остались там навеки. Мол, эти двое мужественных астронавтов знают, что надежды на их спасение нет, но знают они и о том, что их жертва несет человечеству надежду. Мол, они жертвуют своей жизнью во имя самой благородной мечты человечества, во имя поиска истины и понимания. Мол, оплакивать их будут друзья и близкие, все народы мира и сама Земля, которая осмелилась послать их в неизвестность. Мол, своим подвигом они заставили людей всей планеты почувствовать свое единство и укрепили человеческое братство…
   — Спиши слова, Вик!
   — Так запомнишь! Тебе ж пригодятся, когда снова будешь первым — уже на Луне.
   — Запо-о-омню! Ой, запо-омню! И припомню. Тебе.
   — Слушай, Гарин! Не там ты ищешь врагов, где они есть. А там, где их нет.
   — Поговори у меня, поговори!
   — Эх! Вот смотрю сейчас на тебя и прихожу к выводу… А ты, оказывается, действительно не такой, как…
   — Ну?! Как кто?! Говори, ну!
   — Как все.
   — Моя вина?!!
   — Вина? Нет. Беда…
   — Семь бед — один ответ! Подпой-ка! “Время выбрало на-а-ас!”
   — Извини, командир! Медведь на ухо наступил, слуха нет!
   — Извиняю, бортинженер! Чего не дано, того не возьмешь!.. Теперь так! Слушай мою команду, полковник Бобо-вич… Ракеты к бою! Сблизиться с противником на расстояние километра и уничтожить! Цель — ракетоплан-перехватчик “Дайна-Сор-2”!
   — Есть, командир!.. Вижу!
   — Вик?!
   — Вижу! Это наши! Это “Алмаз”! Губарь, Волына!.. Там!
   — Не то! Витя, не то!
   — Не учи ученого, Гош! Сам знаю!
   — Витя! Ну?! Где?! Где они?!
   — Где-где! В… вот они! Вижу цель!.. Она! “Дайна”! Сволочь, с тыла к нашим подходит, с тыла! В спину, блин! Нашим никак не сманеврировать! Пушку не навести! Никак! Ой, никак! Не успеют, Гош! Ой, нет!
   — Витя, гаси ты их! Напрочь!
   — Лексеич! Никак! Наши — на линии огня!
   — Витя! Родной ты мой! А поднырнуть?!
   — Как?! Как ракетой поднырнуть, Лексеич! Она ж дура! Она — по прямой!
   — Витя! Витя!!! Не ракетой, Витя!!! Сами! Пошли! Ныр­нем. А?! Мимо наших! И — в них! Таран! Таран!
   — Гоша?!
   — Да, Витя! Да! Ониж сейчас пальнут!!! Витя!
   — Да, Гоша! Да!
   — Поехали!!!
***
   Дальше — тишина.
 
4
   Режиссер Джордж Лукас на премьере “Звездных войн”:
   — Друзья мои! Вы, конечно, знаете, что звук в вакууме не распространяется. И я об этом знаю. И в космосе, даже если взрываются целые планеты, они при этом не бабаха­ют. Так вот, у меня в фильме планеты, взрываясь, — бабахают!
 
***
   Дальше — тишина…
 
***
   Из рапорта полковника ВВС, Героя Советского Союза т. Губаря Константина Васильевича:
   “…совместно с бортинженером, майором Большой Альбертом Глебовичем на орбитальной станции “Алмаз” выполняя задачу по наблюдению и фиксированию в обычном и инфракрасном режиме земных объектов потенциального противника…
   …отмеченного старта космического корабля “Джемини” с мыса Кеннеди (США) 6 ноября 1968 года…
   …приняв к исполнению команду, поступившую из ЦУПа, скорострельная пушка Нудельмана–Рихтера (НР-23) была нацелена экипажем “Алмаза” на…
   …ввиду того, что НР-23 предназначена только для отражения нападения, но никак не для нападения как такового, экипажу “Алмаза” не удалось…
   …став свидетелями столкновения в открытом космосе американского ракетоплана-перехватчика “Дайна-Сор-2” и советского “Союза-ВИ” (“Звезда”), никак и ничем не могли…
   …прошу принять рапорт об отставке и…”
 
***
   6.11.68.
   ТАСС уполномочен сообщить:
   Очередной неудачей завершилась попытка американской военщины расширить сферу своего влияния теперь уже и на Луну. Широко разрекламированный проект “Джемини” потерпел полную неудачу. Космический аппарат с двумя астронавтами Джеймсом Олдрином и Робертом Чаффи на борту, как утверждают американские средства массовой информации, совершил успешную посадку в районе кратера Тихо. Но это обернулось настоящей трагедией для самих астронавтов, лишенных возможности вернуться обратно на Землю из-за недоработок в конструкции корабля.
   Президент США выступил с речью, поражающей своим цинизмом и звериным оскалом. Вот что он сказал:
   “Судьбе было угодно, чтобы представители человечества, которые стали первыми покорителями Луны, остались там навеки. Эти двое мужественных людей знают, что надежды на их спасение нет, но знают они и о том, что их жертва несет человечеству надежду. Они жертвуют своей жизнью во имя самой благородной мечты человечества, во имя поиска истины и понимания. Оплакивать их будут друзья и близкие, все народы мира и сама Земли, которая осмелилась послать их в неизвестность. Своим подвигом они заставили людей всей планеты почувствовать свое единство и укрепили человеческое братство”.
   Слова президента — лишнее свидетельство тому, что в безнадежно проигранной Америкой гонке за лидерство в космосе она готова идти на любые жертвы. В том числе — человеческие. И даже если эти жертвы — из числа собственных граждан. Но и не только! Стоит отметить, что траектория полета “Джемини” к Луне проходила таким образом, что создалась реальная угроза столкновения американского космического аппарата с советской орбитальной станцией “Алмаз”. Только благодаря самоотверженным и слаженным действиям космонавтов Константина Губаря и Альберта Волыны в последний момент удалось избежать…
 
5
   …Доезжаешь от Москвы в электричке до станции “Циолковская”. Там еще потом пройти чуток надо… И — Звездный городок!
   Направо — Центр подготовки за тройным кордоном колючей проволоки. Там — тренажеры и все такое.
   А налево — городок как городок. Точечные домики. Правда, в каждом подъезде — охрана. На то космонавты и народное достояние — беречь их надо.
   В центре городка — памятник Королёву. Весь такой цветной металл, целеустремленно шагающий… Шагающий — к?.. Шагающий — от?..
   Если — к… то ясно — к звездам.
   Если — от… не менее ясно для старожилов: за спиной у Королева — цветмет — Музей космонавтики. Двухэтажный. На первом — непосредственно музей. На втором — “Охотничий зал”… Тот самый, да… Натуральный — с рогами, с мордами по стенам! Там “звездные братья” традиционно отдыхаютперед подвигами и после!
   А чем, собственно, отдыхают? Водку-то в Звездном не продают, нету ее!
   Мм… Она есть, но… не продают. Мм… Она есть, и ее продают, но не везде! То есть ее — нигде. Но продают. (На заметку отрокам-энтузиастам, упорствующим с младых ногтей: “Буду космонавтом!” Когда и если вы, отроки-энтузиасты, действительно станете, и вдруг вам в Звездном при­спичит… идите в овощной магазин! Там — тетка за прилав­ком. Просто даете ей денег и произносите: “Вот вам денег!” В зависимости от количества денег и получаете! И не овощи!)
 
***
   — Устал я что-то, парни!
   — Ничего! Мы отдохнем, мы отдохнем! Ну? Давай еще по одной, Губарь?
   — Мне хватит.
   — А за Гошу?
   — За Гошу? Наливайте! И за Витю…
   — И за Витю, и за него! Слушай, Губарь, ну а вот так, между нами… что там у вас было?
   — Где?
   — Ну не в сортире же! Хоть теперь-то расскажи! Все ж свои, ну! И звезда с звездою говорит! Давай-давай! Как первый ступивший на Луну про первого шагнувшего в космос. Губарь, а?
 
***
   Дальше — тишина.
 
ЭПИЛОГ
   Сведения, почерпнутые из книги “Битва за звезды. Космическое противостояние” А.Первушина:
   “Звезда”, или “Союз-ВИ” (СССР).
   Перехватчик, модифицированный “Союз”. На спускаемом аппарате находилась авиационная пушка Нудельмана–Рихтера НР-23 — модификация хвостового орудия реактивного бомбардировщика “Ту-22”, доработанная специально для стрельбы в вакууме. Наведение пушки осуществлялось маневрированием корабля. Испытания на стенде показали, что космонавт способен нацеливать космический корабль и пушку с минимальным расходом топлива. На внешней подвеске орбитального модуля закреплены штанги с пеленгаторами, предназначенными для поиска вражеских объ­ектов.
   “Однако на проект корабля “Союз-ВИ” ополчился… и ряд ведущих конструкторов ОКБ-1. Противники проекта утверждали, что нет смысла создавать столь сложную и дорогую модификацию уже существующего корабля “7К-ОК”…”
   “Дайна-Сор-2” (США).
   Ракетоплан-перехватчик. Вооружен управляемыми ракетами. Экипаж — точно неизвестен, но не более двух человек.
   “10 декабря 1963 года министр обороны Макнамара отменил финансирование программы “Дайна-Сор” в пользу программы создания орбитальной станции “МОЛ””. (См.)
   “Алмаз” (СССР).
   Орбитальная станция. Экипаж — два человека. Станция работает с пристыкованным транспортным кораблем ТКС (крупнее “Союза-Т”). Задачи — наблюдение за Землей в видимом и инфракрасном диапазоне (спецбинокли), фотографирование и проявка пленок на борту, изучение космических объектов противника и (с выходом в открытый космос) уничтожение их или съем с орбиты. Для самообороны — скорострельная пушка Нудельмана. Наведение — всей станцией.
   “В 1968 году уже появились макеты комплекса “Алмаз” на заводе № 22 (ныне — завод имени Хруничева). Однако работы над приборным составом станции затянулись и…”
   “МОЛ” (США).
   Орбитальная станция. Экипаж — два человека. Задачи те же, что и у “Алмаза”.
   “В марте 1968 года был закончен и отправлен на статистические испытания основной блок станции “МОЛ”, однако в течение года было принято решение о полном сворачивании всех работ по программе…”
   “Джемини-Центавр-ЛМ” (США).
   Проект, предложенный Чемберленом и фирмой “Макдоннел”, был намного дешевле аналогичного этапа, предусмотренного в рамках программы “Аполлон”.
   “Однако руководство НАС А предпочло не замечать инициативного конструктора, ведь схема прямого полета с использованием сверхтяжелого носителя получила одобрение на уровне президента…”

АЛЕКСЕЙ БЕССОНОВ
Возвращение в красном

    Алексей Бессонов (настоящее имя Алексей Ена) родился 16 декабря 1971 года в Харькове в семье врачей. После службы в Вооруженных силах некоторое время работал в автомастерской, профессионально занимался рок-музыкой. Литературный дебют состоялся в 1996 году, когда в свет вышел роман “Маска власти”. На настоящий момент — один из ведущих авторов так называемой “боевой фантастики”. Живет в Санкт-Петербурге.
***
   Десант благополучно высадился на заранее намеченный плацдарм — двоих рядовых и одного унтера санитары споро утащили в реанимацию с переломами позвоночника, а один молоденький лейтенант умудрился свернуть себе шею, с разбегу всунувшись в люк боевой машины, — “синие” лихо отстреляли “красных” и подготовили плацдарм к приему тяжелых кораблей, после чего все пошло как и положено, то есть по плану. Офицеры от капитана и выше достали из сапог контрабандные фляги со спиртом, пьянство очень скоро перешло в феерическую стадию, но летальных случаев не наблюдалось.
   Откланявшись, отбыли посредники из союзных миров. Маневры закончились: командующий поставил свою размашистую подпись под резолюцией, приложил к идентификатору ладонь и поднял голову — крупный, слегка погрузневший вице-маршал с гренадерским черепом над левым карманом темно-зеленого кителя.
   Он смотрел на наблюдателя от военно-космических сил, седого, с висячими усами, генерал-коммодора, который сидел, прихлебывая лимонад, в соседнем с ним переносном креслице.
   Генерал встал: синий мундир липко облегал его ладную юношескую фигуру.
   — Благодарю вас, ваша милость, — произнес он, склоняясь над почтительно придвинутым к нему штабным доку­ментом.
   Росчерк пера; маршал вскочил и протянул старику широкую пухлую ладонь.
   — Нас ждет ужин, ваша милость. — Маршал сверкнул глазами и с трудом подавил в себе желание облизнуться.
   — Польщен, старина. — Теперь, после того как чернила легли на пластик тесным, трудноразборчивым узором, генерал позволил себе дружелюбную улыбку. — И чем же вы станете потчевать старика?
   Коммодор был не тщедушен, а узок, словно вытянувшийся от долгой службы канат. Здороваясь со штабным офицером, он неизменно касался пальцами его плеча, и молодой здоровяк с аксельбантским шнуром тянулся в нитку, испытывая страстное желание пасть ниц перед этим стариком с Рыцарским крестом на небрежно завязанном узле черного форменного галстука.
   Даже фуражка всегда сидела на нем как-то криво, фа-товски, будто бы сдернутая ветром и небрежно водруженная на место.
   В нескольких метрах от серебристого пенного блока штабного узла уже был накрыт стол. Слабый ветерок гнул бирюзовую траву — то был новый, недавно открытый мир, и вокруг штаба охрана рассыпала цепь силовых эмиттеров, отсекающих наружу все живое. Впрочем, генераторы уже готовились отключить. Энергорота сворачивалась, теперь на ее место заступали обычные караульные, а биологи клялись, что опасных насекомых здесь нет в принципе.
   В прохладном, наполненном травяными ароматами воздухе витал запах жарящегося на огне мяса. Четверо поваров в белых халатах поверх формы колдовали над вертелами и мангалами, еще несколько их коллег поспешно проверяли, все ли приборы стоят там, где положено.
   Офицеры, потягиваясь и перешучиваясь, высыпали на скошенную поляну. Под высокими ботфортами штабных хрустнули чужие камешки: поплыл сигарный дымок, и вице-маршал, улыбаясь, махнул рукой, призывая всех к столу.
   Адъютант подвел генерала к столу под правую руку командующего, но маршал вдруг замялся, глядя на старика в синем: тот мягко улыбнулся, обвел глазами стоящих у стола офицеров и разомкнул узкие губы:
   — Прошу… леди и джентльмены.
   Адъютант ловко поправил за ним стул. Гомон возобновился. Маршал налил наблюдателю полную рюмку виски и постучал по своему бокалу вилкой.
   Шум стих — командующий, враз посерьезнев, встал, вроде бы нечаянно стукнул ножнами меча по столешнице и каш­лянул.
   — Первый тост — за нашего уважаемого гостя!..
   Командир отдельного дивизиона атмосферных машин, сидевший на противоположном конце стола, неожиданно поморщился. Вчера, после окончания учебно-боевых действий, старик вдруг попросил у него целую роту наблюдательных катеров и, прихватив с собой старшего офицера связи, умчался в неизвестном направлении. После десяти часов отсутствия связист рассказал ему, что они навертели бесчисленное количество витков вокруг планеты, разыскивая обломки какого-то старинного корабля. Ни обломков, ни вообще каких-либо следов катастрофы найдено не было, но вежливый старикашка заморил экипажи до такой степени, что люди едва добрались до своих коек. Не иначе, решил “атмосферник”, он связан с флотской разведкой, а все эти маневры всего лишь ширма… настроения эта мысль ему не прибавила.
   Выпивка привела штабных в приятное расположение духа, и поданный к столу шашлык был встречен одобрительным ревом. Седой генерал вполголоса разговаривал с командующим, сидящий напротив него начальник штаба от нечего делать рассматривал красивые руки главного энергетика — крупной, немного флегматичной блондинки, а фланги давно уже перестали обращать внимание на начальство и погрузились в размышления по поводу предполагаемых отпусков. Кто-то визгливо толковал о политике.
   Неожиданно взгляд начштаба сосредоточился на лаково-черном кресте, висевшем чуть ниже левого кармана флотского старца.
   — Ваша милость, — начал он, видя, что тот умолк и задумчиво глядит куда-то вдаль, — я вижу, вы участвовали в Винийском побоище?
   Коммодор недоумевающе взмахнул ресницами, словно не понимая, о чем его спрашивают, потом вдруг опустил глаза.
   — Это было так давно… — негромко произнес он.
   — Чуть меньше ста лет тому, — услужливо подсказал начштаба. — Ваш крест…
   — Да, вы, конечно, правы… понимаете ли, я тогда был совсем молод…
   Начштаба встал и поднял свою рюмку:
   — Имею честь предложить тост! За вас, генерал, за то мужество, которое…
   — Ах, что вы, — взмахнул рукой коммодор. — С этим временем связано слишком многое…
   Он умолк, проглотил свою порцию и в задумчивости повертел вилкой с наколотым на нее куском мяса — но все сидящие рядом умолкли, поняв, что старик не просто переполнен своей памятью, нет, с черным крестом действительно связано нечто, во многом определившее всю его дальнейшую жизнь.
   — Я командовал тактическим разведчиком. — Вилка мягко легла на тарелку, в зубах генерала сама собой возникла тонкая черная сигара, и командующий поспешил поднести ему зажигалку. — Это были маленькие кораблики, нас отстреливали от линкора-носителя, и мы шли — часто на верную смерть. Пять человек, стиснутые в крохотной, кое-как бронированной коробочке, мы не имели ни мощного оружия, ни моторов, способных унести нас от противника, — только аппаратура наблюдения и связи, ничего больше. Но — война: кто из нас выбирал?.. Я… мне было чуть больше двадцати, и у меня была она: мы росли с ней вместе, потом мы закончили одну и ту же академию и, так уж сложилось, получили назначение на один и тот же корабль. Она была моим штурманом: сейчас уже совершенно не важно, как ее звали… Я, знаете ли, не боюсь запутаться в событиях, я помню все так, словно это произошло вчера. Приблизительно в этом районе, может быть, в парсеке отсюда, ожидалась незначительная концентрация сил неприятеля. Знаете, как это бывает: аналитики предполагают… Цель казалась слишком заманчивой, и нам следовало проверить, насколько их домыслы похожи на реальность. В таких случаях, как вы понимаете, не очень принято думать о жертвах и потерях. Задача ставится — и все, тем более что бортразведчик есть единица, расходуемая… изначально.
   Генерал умолк и сам налил себе виски. Командующий и остальные слушатели поспешили сделать то же самое, но старик, по-видимому, не обращал на них ни малейшего внимания.
   — Она была рыжая, даже, я бы сказал, красная: мутации Парадайз-Бэй, мы родились там, уже потом наши родители перебрались в другое место. В экипаже мы шутили, что ее необыкновенные волосы служат нам чем-то вроде талисмана. Удивительно — в ту прагматичную эпоху, очень далекую от сегодняшнего романтизма, мы не искали друг в друге выгоды, мы были друзьями… Боюсь, сегодня это понять нелегко, мы вернулись к стародавнему идеализму, а тогда, уж поверьте мне на слово, хорошенькие девушки гнались за контрольными пакетами акций, а не за лейтенантскими погонами.
   Кто-то негромко фыркнул. Генерал с улыбкой посмотрел на светловолосую женщину-энергетика и пригубил из своей рюмки.
   — Мы не просто любили друг друга — мы жили только в те минуты, когда оказывались вместе. Нет-нет, мы не давали никаких клятв, тогда они были не в ходу, но все прекрасно знали, что наши отношения… э-э-э… далеки от предписанных уставами. Как ни странно, мы совершили несколько весьма удачных вылетов, не получив ни единой царапины. Нас считали удачливым экипажем, постепенно мы и сами поверили в собственную неуязвимость. Мы надеялись, что пройдем всю войну без потерь… В тот день мы благополучно отстрелились и пошли к точке поиска. Операция была спланирована тщательно: нам следовало пройти на пределе разрешения поисковых систем, передать на борт полученную информацию и немедленно возвращаться обратно. Но на войне самые лучшие планы часто превращаются в ничто: в точке поиска никого не оказалось, и мы получили приказ следовать к этой системе. Тогда она была еще не исследована, никто не знал даже точного количества планет. Спустя сутки мы вытормозились после сверхсветового броска и буквально через минуту были атакованы малым сторожевиком охранения. Мы огрызнулись: у нас были две легкие башни, и он слегка отошел, но следующим же залпом снес нам главную антенну. У нас была необходимая информация, однако передать ее мы не могли. Я понимал, что обязан вернуться на носитель любой ценой, но…
   Шум за столом постепенно стих, и офицеры, немного удивляясь сами себе, завороженно слушали ровный, лишенный эмоций голос генерала. Он рассказывал свою историю так, словно читал академическую лекцию — и в то же время громадная, странная для них сила его страсти заставляла штабных недоуменно щуриться, прислушиваясь к этому сухому, казалось бы, рассказу. Вокруг них едва слышно шумел травами ветер.
   — Проблема заключалась в том, что на тактических разведчиках типа “Рифи” штурманский пост расположен в корме. Залп сторожевика уничтожил бортинженера и оператора систем наблюдения, вся средняя часть корабля была изуродована и перекручена, но мы с офицером информационного узла могли уйти и добраться до базы на отстреливаемой носовой части. Она оставалась в корме… В ее распоряжении находились двигатели и навигационное оборудование, но перейти на сверхсвет она не смогла бы, так как залп сторожевика уничтожил главный генератор. Она могла двигаться в пределах этой самой системы и даже смогла бы сесть, — скорее всего используя спасательную аппаратуру, подала бы сиг­нал. Возникал вопрос: мог ли я бросить ее?
   — Уйти вместе вы не могли? — тихо спросил командующий.
   Генерал пожевал губами, потом опрокинул в рот остатки виски и взял тлеющую в пепельнице сигару.
   — “Рифи” был устроен по-дурацки, — ответил он, не поднимая на гренадера глаз. — Я убил бы того, кто его сконстру­ировал. Генератор!.. До носителя могла дойти только носовая часть, но у моей… у нее, видите ли, не было возможности туда пробиться. Я… — он глубоко вздохнул и провел рукой по лицу, — принял решение искать место для посадки. Тогда офицер обработки достал бластер и приставил его к моей голове. Я ударил его в висок, он отлетел в угол рубки и потерял сознание. И через секунду я услышал ее последние слова… а потом — толчок, она отстрелилась.
   Командир дивизиона атмосферных машин ощутил, как на лбу у него выступили капли пота. Он незаметно сплюнул себе под ноги и, схватив ближайшую бутылку с коньяком, налил себе полную рюмку, а потом, убедившись в том, что на него никто не смотрит, одним махом всунул коньяк себе в глотку. Через несколько секунд очертания командующего приобрели несвойственную им четкость, комдив моргнул и дал себе слово сегодня же ночью напиться по-настоящему.
   — И что же она сказала вашей милости? — осторожно поинтересовался вице-маршал.
   — А? — Генерал облизал губы и ответил ему своей обычной вежливой улыбкой. — Она сказала: “Ты найдешь меня”…
   — И что же, ее не искали? — удивилась блондинка-энер­гетик.
   — Тогда не искали даже генералов, кто ж стал бы искать какого-то лейтенанта… Мой офицер обработки выжил, но не сказал ни слова: эта история забылась, и я…
   Над столом повисло молчание. Некоторое время штабные сидели как истуканы, пораженные только что рассказанной драмой — сухой и короткой, однако же потрясшей их до того, что хмель неожиданно ушел, оставив после себя лишь тяжесть в сердце, — а потом генерал как ни в чем не бывало подлил командующему виски, и они опять тихонько заговорили о каких-то своих делах. Повара подали нескольких поросят, выпивки было достаточно, кто-то уже принялся целовать хохочущих дам, посреди стола икотно цитировали Мольтке, а далекое солнце разлило над бирюзовой степью спелую закатную медь. Небо приобрело удивительный, непривычный глазу лиловый оттенок, и вряд ли кто различил в нем небольшую тень, кругами снижающуюся над серебряным куполом командной времянки. Начальник штаба спохватился только тогда, когда над столом промелькнуло ярко-красное пятно и довольно крупная птица с красивым, отливающим золотым блеском алым оперением неожиданно уселась на левое плечо генерал-коммодора. Начштаба вскинул бластер, но генерал вдруг предупреждающе поднял руку.