Страница:
X
Из всех наших путешественников на Марсе лучше всех себя чувствовал профессор Лессинг. Он приобрел такое уважение среди населения планеты, что ему мог бы позавидовать сам король Марса; везде, где показывался Лессинг, его встречали чуть не с царскими почестями; достаточно было его взгляда или жеста, чтобы любой из жителей Марса помчался исполнять его желание, считая это для себя великой честью. Счастливое стечение обстоятельств было тому причиной.Лессинг, как и его друзья, был отдан для изучения местного языка одному из первых вельмож в государстве, а именно главному инженеру путей сообщения на Марсе, то есть лицу, на котором лежала забота о поддержании в должном порядке общественных лодок и судов, заменявших для марсиан пароходы, очистка от зарослей и наносных песков судоходных рек и каналов, постройка мостов, поправка дорог и общее наблюдение над различными способами передвижения жителей планеты.
Едва только Лессинг научился с грехом пополам объясняться с окружающими, как главный инженер позвал его к себе для допроса. Лессинг объяснил инженеру, откуда он и его товарищи прибыли на Марс, сказал, что все они — люди науки, что намерения у них самые мирные и что, осмотрев планету и ознакомившись с вещами наиболее замечательными, по их мнению, на Марсе, они хотели бы улететь обратно на Землю. Окончив допрос, главный инженер повел Лессинга к “Галилею”, который уже охранялся стражей днем и ночью, и предложил профессору объяснить назначение многих непонятных для жителей Марса предметов, найденных на “Галилее”. Вот это-то обстоятельство и помогло Лессингу заручиться большим авторитетом.
Профессор весьма охотно согласился объяснить, что за предметы и для какой надобности находились на “Галилее”, и начал с демонстрации привезенного с собою фотографического аппарата. Через две-три минуты Лессинг преподнес инженеру его портрет на жестяной пластинке. И инженер, и все бывшие при нем карлики пришли в неописуемый восторг как от поразительного сходства портрета с оригиналом, так от быстроты работы. Лессинг сделал еще несколько моментальных снимков на жести с других карликов, а также снял вид местности, где лежал “Галилей”. Снимки переходили из рук в руки, и карлики осыпали Лессинга похвалами. Довольный произведенным впечатлением, профессор сказал, что на бумаге он может изготовлять портреты, которые будут еще лучше, но только может их выполнить не раньше как через два дня. В ответ на это и сам главный инженер, и многие из сопровождавших его карликов стали просить Лессинга, чтобы он сделал им их портреты на бумаге.
Лессинг тотчас понял, что для него будет полезно поддерживать в обитателях Марса их восторженное настроение, и стал показывать любопытной толпе чудо за чудом. После фотографии появился на сцену фонограф, также привезенный с собою путешественниками. Профессор предложил желающему из публики что-нибудь пропеть, на что из толпы карликов отозвался молодой человек, обладавший довольно сильным голосом. Став на указанном ему месте, карлик запел. Толпа молча и внимательно слушала пение, недоумевая, зачем это нужно великану. Но когда через несколько минут карлики услышали ту же самую песенку из фонографа, исполненную тем же голосом, со всеми особенностями певца, изумление карликов достигло геркулесовых столбов. Фонограф несколько раз повторил записанную песню, после чего выступили другие марсиане, пожелавшие записать свои голоса. Около часа забавлял Лессинг свою публику фонографом, пелись песни, говорились речи, — и все это прекрасно повторялось аппаратом. На Лессинга смотрели уже как на полубога.
С этого дня Лессинг приобрел неограниченный авторитет на Марсе. Жители планеты чуть не молились на него, и каждый из них считал для себя большим счастьем оказать ему какую-нибудь услугу. Правда, профессору физики пришлось с этого времени без отдыха работать: почти все знатные граждане города пожелали взглянуть на фонограф. Кроме того, он по целым часам должен был заниматься фотографией, так как первые изготовленные им на бумаге карточки произвели фурор, переходя из рук в руки по всему городу, и у каждого возбуждали желание увидеть свое собственное фотографическое изображение. Лессинг по мере возможности старался удовлетворить карликов.
Вскоре после этого профессор обратился к своему патрону, главному инженеру, с проектом провести на Марсе железную дорогу, по которой можно будет ездить без затраты силы человека или животных. “Пусть мои товарищи, — думал Лессинг, — замечают и перенимают все хорошее на Марсе для блага Земли; я же исполню другую часть нашей общей задачи и постараюсь принести возможную пользу населению Марса”. Для достижения своей цели Лессинг решил насадить на Марсе, насколько это было в его силах, земную культуру. Устройство железной дороги казалось профессору первым к тому шагом, после чего он думал приняться за привитие различных отраслей техники.
Главный инженер с большим интересом отнесся к предложению Лессинга, нисколько не сомневаясь в его осуществимости: ему казалось, что для Лессинга нет ничего невозможного. В полное распоряжение профессора было отпущено требуемое число рабочих и дан необходимый материал, — и работа закипела. Пока одни карлики по указаниям Лессинга отливали рельсы и различные части локомотива, другие тем временем производили работы по расчистке и планированию почвы для новой дороги и укладывали шпалы. Железная дорога должна была соединить город Мудрости, где жил главный инженер, с ближайшим к нему городом — Высокой Горы. Длина железнодорожной линии была около пяти земных верст. Прошло не больше двух месяцев, и работы были окончены. Правда, изготовленный под надзором Лессинга локомотив был сделан так уродливо и аляповато, полотно новой линии имело столько недостатков, что на Земле подобную дорогу назвали бы карикатурой на железные дороги, однако Лессинг остался вполне доволен достигнутыми результатами. Ведь первый локомотив Стефенсона тоже, вероятно, был не лучше. Когда же локомотив с двумя открытыми вагонами, в которых поместились знатнейшие граждане города Мудрости, управляемый машинистом Лессингом, тронулся с места и плавно покатился по рельсам, то толпа, собравшаяся подле линии посмотреть на новую диковинку, пришла в такой восторг, какого Лессинг не видел еще ни разу в своей жизни.
Лессинг с увлечением предался открывшейся ему новой деятельности. Скоро под его руководством возникло несколько литейных, механических и лесопильных заводов, пробудивших новую жизнь на Марсе. По открытому железнодорожному пути установилось правильное движение, и маленькие поезда ежедневно обращались между двумя городами, переполненные пассажирами и разным товаром.
Земная цивилизация понемногу стала прививаться на Марсе. Явилось несколько предприимчивых карликов, которые на свой риск приступили к проведению второй на Марсе железнодорожной линии, протяжением уже до шестидесяти земных верст. Слава Лессинга гремела по всей планете. Он уже приступил было к разработке грандиозного плана относительно открытия на Марсе правильного пароходства, когда по приказу короля ему пришлось оставить все начатые работы и прибыть в город Солнца, столицу государства.
В то время как Краснов под руководством верховного учителя знакомился с духовною жизнью жителей Марса, Русаков и Мэри по требованию сумасшедшего пророка умилостивляли богов Марса, а Лессинг насаждал на планете земную цивилизацию, — Шведов проводил свои дни при дворе самого короля Марса. По приказу короля к нему был приставлен целый штат учителей: король очень хотел поскорей поговорить с жителем другой планеты; прибывшие на “Галилее” великаны его крайне интересовали. Король был еще молодой человек, весьма образованный и особенно интересовавшийся успехами астрономии, которую он раньше сам читал ученикам высшей школы в городе Трех богов. Король очень тяготился своим положением, его больше интересовали научные занятия, нежели управление государством; но он не мог отказаться от королевского сана, чтобы не возбудить гнева богов. Поэтому управление государством лежало в значительной части на королевском кандидате, который должен был вступить на трон по смерти настоящего короля. Когда местные ученые, по осмотре “Галилея”, приняв во внимание все данные, донесли королю, что великаны прилетели с Земли, король велел взять одного из великанов ко двору. Выбор пал на Шведова.
Петр Петрович научился объясняться с придворными очень скоро и, заслужив доверие и симпатию первого королевского министра, получил полную свободу в пределах королевского двора. Как только он начал осваиваться с языком жителей Марса, король потребовал пленника к себе.
В назначенный день Шведов с раннего утра стал приготовляться к предстоящему ему свиданию с королем. Человек тридцать слуг суетилось, одевая его в костюм местного покроя, приготовленный специально для этого дня придворными портными. Петр Петрович облачился в богатую тунику из мягкой материи зеленого цвета с черными разводами, надел остроконечную шляпу, белые башмаки, подпоясался желтым поясом, на плечи накинул белый плащ с голубыми пятнами и, нарядившись таким попугаем, вызвал всеобщий восторг и похвалы своей парадной одежде. Первый министр набросил Шведову на глаза что-то вроде густой вуали, чтобы смягчить в его глазах блеск королевской особы, что делалось со всяким, кто в первый раз удостаивался видеть короля, и повел его в королевские палаты.
Пройдя несколько маленьких комнат, с трудом пролезая в двери, Шведов в сопровождении первого министра вступил в большую залу, откуда неслись пронзительные крики и адские звуки местных музыкальных инструментов, в смешанном гуле которых слышалось что-то, напоминавшее и звуки медного таза, и стук колотушки, и пискливые трели дудочек, и треньканье балалайки. Мотива или просто стройной связи между отдельными звуками Шведов не мог уловить.
При появлении великана музыка смолкла. Шведов увидел посреди залы колонну аршин в шесть вышины, на вершине которой, окруженный барьером, восседал король. Властитель Марса забрался так высоко вовсе не из предосторожности, как подумал Шведов, или боязни нападения чудовищного великана, в мирном характере которого он мог быть не уверен, но для того, чтобы показать жителю Земли величие королевской особы. Шведов перекувырнулся перед королем так, как этого требовал этикет Марса, чему его обстоятельно научили придворные, и почтительно остановился перед колонной. Король приятно улыбнулся и стал говорить. Всей королевской речи Шведов не понял, но общий смысл ее заключался в том, что король очень рад видеть жителя другой планеты, что он вполне понимает тот научный интерес, ради которого земные люди предприняли такое трудное и опасное путешествие, не зная, что их ждет впереди, и что он преклоняется перед их умом и знаниями, благодаря которым они сумели осуществить такое необыкновенное предприятие.
— Скажи же, земной человек, — заключил король свою речь, — чем я могу быть вам полезным? Я хочу угодить великим людям, чтобы они не имели поводов быть недовольными королем Марса и не раскаивались в своем путешествии.
— Благодарю, великий повелитель Марса. Тебе не трудно будет исполнить мою и вместе с тем общую нашу просьбу. Позволь нам всем снова соединиться и затем свободно и неразлучно путешествовать по твоим владениям, чтобы, осмотрев все, что есть замечательного на Марсе, мы через несколько времени могли спокойно улететь на Землю, обогатив себя научными сведениями.
— Вы думаете возвратиться на вашу планету?
— Я надеюсь, что ты, могучий и просвещенный король, не станешь нам в этом препятствовать.
— Но почему вы не хотите навсегда остаться жить у нас? Вам будет хорошо.
— Как бы здесь ни было хорошо, всегда будет казаться лучше там, где мы родились, где протекла наша жизнь. А главное, наша научная задача не будет выполнена и долг перед своей совестью не будет уплачен, если мы не приложим всех сил к тому, чтобы возвратиться на Землю и поведать земному миру о нашем путешествии.
— Но сумеете ли вы вторично совершить трудное междупланетное путешествие?
— В этом я не сомневаюсь. Если мы сумели прилететь на Марс, то возвращение на Землю не представит для нас никаких затруднений: мы уже имеем за собой опыт. К тому же с Марса до Земли долететь в полтора раза легче, нежели с Земли до Марса.
Глаза короля загорелись.
— Земной человек, — сказал он, — я дам вам все, чего вы только захотите, буду исполнять все малейшие ваши желания, — только возьмите меня с собой, дайте мне увидеть другой мир!..
Шведов охотно изъявил согласие от себя и своих друзей. Нельзя было отказывать в чем-либо королю Марса, от которого зависела самая их жизнь. Король обещал немедленно послать за остальными великанами для того, чтобы они вместе обсудили предстоящее им дело постройки сооружения для полета на Землю и своевременно могли начать работы; при этом король добавил, что как Шведов, так и его товарищи, могут считать себя на Марсе свободными, полноправными гражданами. На этом аудиенция кончилась.
XI
Через несколько дней Краснов, в сопровождении верховного учителя, прибыл в столицу, где его встретили с особенным почетом: король и придворные уже знали, что это именно он — изобретатель “Галилея” и что от него зависит успех предстоящего путешествия короля Марса с земными великанами на Землю. Лессинг прибыл в столицу еще накануне. Что же касается Русакова и Мэри, то об их судьбе наши друзья еще ничего не знали и спокойно поджидали их со дня на день; королевский посол, отправленный за ними к пророку в город Блаженства, еще не возвращался. Шведов, Лессинг и Краснов несказанно обрадовались, увидев друг друга живыми и невредимыми. Лессинг и Краснов были в восторге, узнав от Шведова, что их обратное путешествие на Землю обеспечено благодаря намерению короля Марса им сопутствовать и что дальнейшее их пребывание на планете значительно улучшится, так как они находятся под верховным покровительством короля и считаются не только свободными, но и полноправными гражданами Марса, а не пленниками.— Нам положительно везет, Петр Петрович, — сказал Краснов, когда Шведов рассказал ему о своем свидании с королем, — редко кому судьба так покровительствует, как нам. А между тем нельзя отрицать, что предпринятое нами путешествие на Марс — одно из самых трудных предприятий, на которые когда-либо решался земной человек. Уже самое благополучное прибытие на Марс является таким успехом в нашем деле, что он сам по себе мог бы вполне вознаградить нас за наши труды и мы могли бы спокойно умереть с чувством удовлетворения и сознанием исполненного долга. Но наше торжество этим не оканчивается, и мы благополучно возвратимся на Землю.
— Не торопитесь, Николай Александрович, — перебил Лессинг, — вы забываете, что Марс — не Земля и что вы в ваших строительных работах можете встретить непреодолимые затруднения.
— Почему же это? — спросил находившийся тут же верховный учитель.
— Да хотя бы потому, что человек сам иногда недостаточно знаком с тем делом, которым он заведует.
— Если он заведует делом, то, следовательно, он его хорошо знает; в противном случае на его месте был бы другой, — сказал верховный учитель.
— Но разве у вас не случается, что опытные люди, специалисты, стоят в стороне от известного дела, а им руководят другие, хотя и менее сведущие, но пользующиеся покровительством начальствующих лиц? — спросил Лессинг.
— Никто у нас и не станет добиваться места, зная, что есть другой, более способный, — отвечал верховный учитель. — Более способный занимает большую должность, менее способный меньшую. Это так естественно и просто.
— Да, — подтвердил Шведов. — Я тоже наблюдал, что при дворе короля все более или менее ответственные должности занимают люди, вполне достойные их. Я всегда видел, что человек добился здесь своего положения благодаря лишь собственным достоинствам, а не протекции.
— А что такое “протекция”? — спросил верховный учитель.
— Это довольно трудно тебе объяснить, учитель, — сказал Краснов. — А протекция — явление слишком интересное и характерное, чтобы обойти его молчанием и не ответить на твой вопрос. Я начну издалека. У нас на Земле люди не получают в школе утилитарных знаний, имеющих прямое отношение к их последующей деятельности; практические сведения приобретаются людьми уже по окончании ими школьного образования, которое находится лишь в слабой связи с будущей общественной деятельностью учащихся, давая им лишь общие теоретические начала разных наук. Если же человек в высшей школе и избирает какую-нибудь специальность, то он изучает ее только теоретически. Но обыкновенно и специальное образование человека, и его практическая деятельность большею частью независимы друг от друга; очень часто человек, имеющий какую-нибудь специальную теоретическую подготовку, совершенно не занимается своей специальностью, отдавая свои силы и время совершенно другому делу. Например, изучает человек в школе теологию, а, закончив образование, становится не жрецом, а писарем в каком-нибудь департаменте; изучает медицину — и делается музыкантом; изучает педагогику — и делается судьею. В результате оказывается, что общественные должности у нас сплошь и рядом занимают лица, не знающие и не понимающие своего дела. Особенно много страдают интересы публики тогда, когда такой несведущий человек делается не простым исполнителем возложенных на него обязанностей, а начальником и руководителем других. Ответственные общественные должности бывают заняты неподготовленными к тому людьми не всегда, впрочем, от недостатка в опытных работниках, могущих с успехом нести порученное им дело; беда не была бы так велика, если бы на Земле не существовало другого прискорбного явления, называемого протекцией.
— Но что же такое “протекция”? — повторил свой вопрос верховный учитель.
— Сейчас объясню. Иногда достойных кандидатов на какую-нибудь общественную должность, знающих дело и теоретически, и практически, и, кроме того, людей вполне порядочных и добросовестных, находится много; из массы конкурентов человеку, от которого зависит их назначение на должность, казалось бы, легко выбрать достойное лицо, и в таких случаях естественно быть уверенным в том, что дело будет поручено человеку, который отлично с ним справится. А между тем в действительности приходится наблюдать как раз противное: именно те должности, на которые имеется много достойных кандидатов, соперничающих друг с другом и своими знаниями, и своей опытностью, большею частью получают люди, совершенно для того непригодные. Объясняется это тем, что если какой-нибудь должности добивается много кандидатов, то, следовательно, эта должность выгоднее других или благодаря хорошему вознаграждению за труд или благодаря почету, с ней связанному. А в таких-то случаях и выступает особенно заметно так называемая протекция. Под словом “протекция” разумеется покровительство влиятельных лиц своим родным и знакомым при назначении их на общественные должности и во время их служебной деятельности. Человек, от которого зависит назначение на должность, избирает на нее не достойнейшего из кандидатов, а одного из своих родственников и знакомых, оказывая этим ему, как говорят, протекцию. Если у администратора между своими родными и знакомыми для данной вакансии нет подходящего лица, то его осаждают знакомые просьбами отдать должность кому-нибудь из их родных. В результате назначение получает почти всегда или родственник самого начальника, или родственник кого-нибудь из его знакомых, очень часто человек не достойный занять не только данную должность, но вообще какую-нибудь общественную должность. А достойные кандидаты остаются в стороне.
— Но ведь интересы общества страдают, если назначения на должности делаются по протекции, а не по достоинствам человека! — воскликнул верховный учитель.
— Я к тому и повел свою речь, — отвечал Краснов. — Так как никакой выгодной должности без протекции получить нельзя, то наши молодые люди, готовящиеся к общественной деятельности, еще в школе заботятся не столько о приобретении знаний, сколько о том, чтобы заблаговременно заручиться протекцией. У кого нет влиятельных родственников, тот старается завязать полезное знакомство, старается понравиться какому-нибудь важному сановнику или его жене, сестре, бабушке и так далее. Юноша лицемерит и, конечно, нравственно пошлеет. Излишне уже говорить о том, что делается, когда такой человек займет видный пост. Протекция приносит особенно много вреда морального. Это явление так развратило общество, и люди так привыкли к нему, что редко даже кому приходит в голову, что протекция — вещь дурная и ненормальная. Многие молодые люди приобретают протекцию вместе с родством влиятельных особ, женясь на их дочерях или родственницах. Таким образом протекция идет вместо приданого.
— А “приданое” что такое? — спросил верховный учитель.
— Я уже говорил тебе, что число заключаемых на Земле браков с каждым годом уменьшается вместо того, чтобы возрастать с возрастанием населения. Понятно, что такое положение дел крайне невыгодно для наших девушек, которые желают выйти замуж. Бедняжки прилагают все старания, употребляют все средства, чтобы понравиться молодым людям и возбудить в них желание жениться; но часто все средства оказываются бессильными. В таких случаях девицы нередко прибегают к крайнему средству и покупают себе мужей за деньги, иногда очень большие. Деньги, которые невеста отдает жениху, вместе со своей рукой за то, что тот соглашается вступить с ней в супружество, и носят название приданого.
— Как же так?! — воскликнул верховный учитель. — Ведь женитьба за деньги есть не что иное, как разврат.
— О нет, не всегда, — возразил Краснов. — Развратом называется на земле продажная любовь женщины, а не мужчины, и притом на короткое время, а не на всю жизнь. Если же любовь продается навсегда, оптом, и хотя и за деньги, но мужчиной, то это называется браком. В приданом у нас никто не видит ничего дурного: к этому явлению мы привыкли, и оно считается у нас нормальным.
— Нет, я положительно не понимаю твоих рассуждений, — сказал верховный учитель. — Я вижу в них столько противоречий, что ясно не представляю себе даже того, что считается на земле хорошим и что дурным. Вся ваша мораль совершенно условна.
Краснов ничего не ответил на это замечание. Воцарилось короткое молчание, после чего Лессинг переменил разговор, заговорив о предстоящих им работах по снаряжению “Галилея”.
Через несколько дней из города Блаженства от пророка возвратился королевский посол, который сообщил, что Мэри и Русаков бежали ночью из замка пророка и неизвестно, где находятся в настоящее время, так как отправленная за ними пророком погоня возвратилась без успеха. Это известие сильно встревожило Шведова, Лессинга и Краснова. Русаков отыскался дня через два: партия рабочих, производившая земляные работы в лесу для новой железнодорожной линии, случайно натолкнулась на Виктора Павловича, лежавшего в беспамятстве, и доставила его в столицу к королю, что же было с Мэри, наши друзья не знали. Виктор Павлович не мог дать по этому вопросу никаких разъяснений, так как был болен горячкой и не приходил в сознание.
XII
Когда Мэри была так неожиданно разлучена со своим спутником, она разглядела сквозь ночной мрак, что около нее толпится несколько карликов, уже завладевших ее руками и ногами и быстро их связывавших, чтобы лишить ее возможности сопротивляться. Она сильно испугалась и закричала. Первая мысль, пришедшая ей в голову, была та, что овладевшие ею люди были посланы в погоню за нею и Русаковым из города Блаженства. Карлики между тем положили ее на два связанных между собою дерева и понесли в глубину леса.Скоро Мэри вынесли на поляну, тянувшуюся между деревьями длинной полосой. Начинался рассвет. Всматриваясь в своих похитителей, Мэри с изумлением заметила, что это все были женщины. Это обстоятельство заставило ее отказаться от предположения, что она находится во власти посланцев пророка; слуги пророка, кроме того, не оставили бы на свободе профессора. Мэри достаточно хорошо владела языком Марса и попробовала заговорить со своими похитительницами, обратившись к ним с вопросами, куда и зачем ее несут. Но те упорно молчали и только как-то виновато улыбались, переглядываясь между собою. Скоро они вышли к реке, на которой у берега качалось какое-то судно вроде парома, к которому они и направились. Этот паром был сколочен из бревен довольно примитивным образом. На нем стоял небольшой домик цилиндрической формы, видимо целиком перенесенный сюда с суши. Женщины внесли Мэри внутрь домика, освободили ей руки и ноги от веревок и вышли, крепко затворив за собой дверь. Пленница осталась одна.