Первушин Антон. КОСМИЧЕСКАЯ ФАНТАСТИКА или КОСМОС БУДЕТ НАШИМ! Антология.

   Вулич успокаивающе положил свою лапищу на тонкую руку Бетт, обтянутую перчаткой.
   — Земля далеко, — вздохнул я. — Жаль, что наши корабли кажутся вам и тесными, и смердящими. К со­жалению, других у нас пока нет. Но когда-нибудь, Бетт, мы непременно поставим себе на службу что-нибудь более эстетичное.
   — Но зачем? — спросила она все с тем же отчаянием. — Зачем вам все это?
   — Затем, что одни долго учились этому делу, — сухо объяснил я. — Затем, что другие с детства мечтали увидеть другие миры. Затем, что третьи искренне желают приумножить богатство и силу Земли.
   И сам спросил:
   — Разве вам не хочется того же? Вы вот лично, когда вы в последний раз были на Земле?
   — На Земле? — Бетт посмотрела на меня с отвращени­ем. — Я никогда не была на Земле.
   — Как? Совсем? — опешил я.
   — Я родилась на Несс. — Впервые за все время беседы на бледном лице Бетт Юрген проскользнула слабая тень улыбки. — Несс — моя планета. Мне здесь нравится. Что мне делать на Земле?
   — Но вы же не хотите, чтобы о планете Несс забыли? Вы ведь не хотите, чтобы планета Несс затерялась где-то на забытой богом обочине?
   — “На обочине”! — Бетт презрительно усмехнулась. — Обочины тоже бывают разные. Есть, например, такие прекрасные обочины, куда каждый норовит свернуть. Хорошо бы вам забыть про их существование. — Бетт Юрген обвела взглядом пустой зал и твердо закончила: — Нам все-таки надо поговорить, инспектор.
   Я сдался.
   — Завтра, — сказал я. — Вечером после одиннадцати. Надеюсь, вас не смущает время?
   И объяснил:
   — Я освобождаюсь только после одиннадцати.
   — Завтра?.. — Бетт непонимающе уставилась на меня. Потом что-то дошло до нее, и ее глаза помрачнели: — Ладно, пусть будет завтра… Может, это лучше, чем никогда…
   И, кивнув, она пошла к выходу, удивительно прямая и легкая даже в своем бесформенном балахоне.

12

   — Вы щедро наделены некоей положительной фундаментальностью, Отти. Это хорошо.
   Лин улыбался.
   Он был доволен.
   Он сделал все, чтобы я под завязку был набит цифрами, схемами, графиками, расчетами.
   — Уверен, со временем из вас выйдет самый высококлассный специалист, Отти.
   — Выйдет? — удивился я. — Мне не хватает класса?
   — Я имею в виду обаяние. Я хорошо чувствую подобные вещи.
   Лин льстил грубовато, но верно.
   — Времени, Отти, у нас немного, но ты управишься. “Церера” подойдет через неделю, ты заберешь с собой готовый отчет. А года через три мы официально пригласим тебя на открытие нового космопорта. Естественно, за наш счет и не по приказу Управления.
   — Спасибо, — хмуро кивнул я.
   — Послезавтра, Отти, я отправлю тебя на Южный ар­хипелаг. Нельзя уносить в памяти только Воронку…
   Он устало откинулся на высокую спинку кресла:
   — Потом я сам прилечу за тобой. Признаюсь, я люблю бывать на Южном архипелаге.
   Он вдруг удивленно приподнял брови:
   — Скажи, Отти, почему ты еще ни разу не прогулялся по Деянире?
   — У меня не было на это времени.
   — Да, действительно. — Он рассмеялся. — Но сегодня время у тебя есть. До десяти часов ты свободен. Это нам всем на руку, — загадочно произнес он. — Можешь заниматься, чем хочешь.
   Жаль, он не сообщил этого раньше, я мог бы перенести встречу с Бетт Юрген на сегодня. Вслух я спросил:
   — Где находится музей?
   — Отличная идея, Отти, — одобрил Лин мое предполагаемое решение. — Если пойдешь прямо по центральной аллее, упрешься прямо в музей.
   Я промолчал.
   — Что-нибудь еще, Отти?
   — Послушайте, Лин, почему художник Оргелл был выслан на Землю под присмотром полицейского?
   — С чего ты взял, Отти, что под присмотром? — Лин здорово удивился. — Когда ты наслушался такого? Они улетели на Землю вместе, но всего лишь как равноправные участники одного события.
   — Вот как?
   — Да, Отти. Этот Оргелл дважды пытался пройти к Воронке, а мы никогда не одобряли действия самоубийц. — Глаза Лина вспыхнули. — Закрыв Воронку, мы вернем Ор-геллу родину. Родившиеся на Несс, как правило, тяжело переживают разлуку с планетой. Дай бог, скоро всем будет гарантирована безопасность.
   “Скоро всем будет гарантирована безопасность”.
   Неплохо сказано.
   Но я помнил и другие слова: “На Несс есть люди, не разделяющие взглядов членов Совета”.
   О чем так хочет поговорить со мной Бетт Юрген?
   “На Несс есть люди, не разделяющие взглядов членов Совета”.
   Неторопливо бредя под голыми каламитами, почти не дающими тени, я недоумевал: кто вообще эти люди? И этот Оргелл? И Бетт? И ее спутник? Чего они от меня хотят?
   Ветер раскачивал ветви каламитов, они деревянно постукивали друг о друга. Лин не соврал: двигаясь по центральной аллее, я буквально уперся в мощную колоннаду высокого здания.
   Прихрамывающий старик, морщинистый, благодушный, выступил мне навстречу:
   — Я уж было подумал, что вы пройдете мимо, инспектор.
   — А так бывает?
   — Сейчас не лучшее время для искусства, — вздохнул старик, враз теряя все свое благодушие. — Так говорят всегда, но сейчас, правда, не лучшее время для искусства. Большинство людей все еще на островах. Деянира пуста, инспектор.
   — Вы меня знаете?
   — Конечно. — Старик благодушно махнул рукой. — На Несс все вас знают. Входите. У нас есть на что поглядеть.
   Я вошел.
   Я не хотел, чтобы старик последовал за мной, и он это понял.
   Анфилада просторных, умело освещенных комнат.
   Именно комнат, не залов.
   Я сразу почувствовал себя почти как дома.
   Неторопливо я шел мимо суровых пейзажей с каламитами и без, мимо мирно фосфоресцирующих марин, освещенных двумя, а то и тремя лунами; за стеклом стеллажей таинственно поблескивали незнакомые минералы и загадочные изделия из горного стекла.
   Потом я остановился у темного аквариума.
   Наверное, в нем никто не живет, подумал я. И вздрогнул.
   Из темной воды надвигалась, наваливалась на меня круглая темная тень, напоминающая расплющенное человеческое лицо. Нас разделяли буквально какие-то сантиметры.
   Я поежился.
   Рикард был прав — на блюде рыба-сон выглядела гораздо привлекательнее.
   В одной из комнат я увидел обломок стабилизатора с космолета “Зонд-V”. Кажется, на нем летал легендарный Нестор Рей.
   Я усмехнулся.
   Во времена Нестора Рея наши “ящики” были гораздо более тесными и смердящими, чем могла представить себе Бетт Юрген, но Нестор Рей и его спутники сумели добраться до звезды Толиман.
   В портретной галерее я неожиданно наткнулся на портрет Уиллера.
   Гладкая прическа, недовольное желчное лицо. Характер у Уиллера, судя по портрету, был несладкий. Такие же неприятные, колючие глаза. Я даже засомневался, тот ли это Уиллер? Поддастся ли такой человек какому-то там Голосу? Но нет, подпись подтверждала: специалист по приливным течениям Уиллер. Без всяких инициалов; возможно, тогда так было принято. Уиллер, оказывается, прославился хитрой сеткой, позволяющей с большой точностью высчитывать высоту приливов.
   Я покачал головой.
   Уиллера давно нет. И умер он не на Несс, а далеко от нее. Совсем на другой планете. Просто музеи не знают времени.
   Один из просторных залов (на этот раз действительно залов) был целиком посвящен моделям Воронки.
   Грубо говоря, это был, наверное, самый большой в мире музей вечных двигателей. Теоретически, конечно, вечных. Ни одна из моделей подолгу не работала. Я не стал терять на них время. Если механизм анграва за три века не был понят специалистами, что мне тут было делать?
   Зато меня заинтересовало другое.
   На темном фоне стены отчетливо вырисовывалось большое четырехугольное пятно, часть которого сейчас занимала таблица со сложными расчетами. Но раньше на этом месте висело что-то другое. Может, картина больших раз­меров. Художник Оргелл, вспомнил я, не раз рисовал Воронку… Как сказал Рикард: “По-моему, он только этим и занимался…” Может, тут висела какая-то его работа? “Он только этим и занимался…” Странно. Ему разрешали писать с натуры? Или он писал по памяти? И откуда Оргелл выкопал свой необычный псевдоним — Уве Хорст?.. Разве бывают такие совпадения?..
   Я шел мимо пестрых карт, картин, таблиц, мимо буровых колонок.
   Иногда взгляд вырывал из этого месива какое-то имя или строку из текста.
   Я видел снежную бурю на голом каменном перевале Хадж, видел апокалиптическую картину веерных ливней, видел, наконец, Черное течение. Раз в несколько лет теплые воды моря Лингворт прорываются к холодным каменным островам Арктос. На протяжении многих миль в океане Несс начинает погибать планктон и рыба, вся вода становится мутной. Концентрация образующегося сероводорода такова, что днища судов, курсирующих вдоль цепи островов Арктос, окисляются и чер­неют.
   В том же зале я увидел сразу покорившую меня марину кисти некоего Парка: стоящие друг над другом невесомые пирамиды белых кучных облаков и низкое закатное море над ними.
   Ничего, кроме облаков и моря.
   Первозданность.
   Но, как это ни странно, работ художника Оргелла я не нашел.
   — У вас, наверное, богатые запасники? — спросил я старика служителя, терпеливо дождавшегося меня на выходе.
   — Конечно. Нам просто не хватает средств и рабочих рук, чтобы расширить музей вдвое.
   Я пропустил жалобу мимо ушей.
   — А что хранится у вас в запасниках?
   — Ну, там много интересного. Там действительно много интересного. Скажем, работы Парка. Это был поистине великий пейзажист. Кстати, часть его работ находится на Земле.
   — А Оргелл?
   — А-а-а, Оргелл… — Старик выразительно развел руками. — Если вы большой поклонник Оргелла, инспектор, то вам повезло — все работы Оргелла давным-давно раскуплены коллекционерами, причем большая часть находится как раз на Земле. Я же говорю: нам не хватает средств.
   — Но какие-то работы Оргелла у вас остались?
   — Практически ничего.
   — Что значит “практически”?
   Служитель замялся.
   — Наброски, этюды… Все больше из ранних работ… — наконец объяснил он. — А ранние работы Оргелла, инспек­тор, это совсем другой мир, робкий и наивный. Он и подписывался тогда иначе. Может, вы слышали? Уве Хорст. Но работы Уве Хорста, инспектор, это еще не работы Оргелла.
   — Неужели на Несс вообще не осталось зрелых работ этого художника?
   — Ну, почему? Остались, наверное… — Старик посмотрел на меня растерянно и даже отступил на шаг. — Обратитесь в Совет, вам подскажут… Кстати, — обрадовался старик, — вы можете поговорить с Лином.
   — Действительно, — хмыкнул я.
   И, уходя, был уверен: благодушный старик служитель непременно сообщит о нашей беседе Лину.

13

   Я ждал Бетт Юрген весь вечер.
   Сокращая время ожидания, просмотрел груду документов, с головой ушел в мир цифр и схем. Со всех точек зрения проект Большой Базы выглядел убедительным. В нем было даже некое величие: ведь будущий космопорт будет стоять прямо на Воронке. Таким образом исчезнет опасность, постоянно грозящая колонистам Несс: никто больше не пойдет к Воронке, поскольку она будет прочно упрятана под стиалитовый колпак.
   Иногда я подходил к потемневшему окну.
   О чем собирается говорить со мной Бетт? Почему я ни разу больше не слышал Голоса? Он еще вернется или я показался ему совершенно бесперспективным собеседником?
   Я ждал.
   Где-то к полуночи меня обещали связать с Землей, ложиться уже не имело смысла. Я листал бумаги, думал о своем, но, в сущности, испытывал жалость к Бетт Юрген.
   Ее неистовство выдавало ее отчаяние.
   Человек, как правило, сам вызывает на себя напасти. Сегодня ты не помог кому-то, оттолкнул кого-то — завтра сам получаешь заслуженное. Правда, я не знал, относится ли это правило к Бетт Юрген?
   Ночь выдалась абсолютно беззвездная, я не видел за окном очертаний хребта Ю и ни разу не видел прожекторов.
   Ночь.
   И тьма.
   Я думал о художнике Оргелле.
   Я думал о хмуром, явно нелюдимом Уиллере.
   Я думал о тех многочисленных колонистах, которых коснулись несчастья, возможно как-то связанные с Голосом и с Воронкой. Почему эти люди всеми правдами и неправдами пытаются пробраться к Воронке? Они ведь знают, что это смертельно опасно. Их может подстрелить в темноте неопытный полицейский, в горах легко сломать ногу, легко можно свалиться с Губы. Неужели они никогда не видели снимки трупов, найденных в районе Воронки?
   Я, например, такие снимки видел. Мне показал их Лин. И, следует признать, эти снимки впечатляли. А Голос?.. Ну что Голос?.. Голос слышат только те, кому выпало несчастье его услышать?.. Правда, таких много… Я никак не мог понять, что должно произойти с человеком, чтобы он, бросив все, сам двинулся к Воронке — навстречу своей страшной и верной гибели? Я усмехнулся.
   Может, Голос — это что-то вроде хитона, пропитанного кровью кентавра Несса?
   Слишком красиво, покачал я головой. Хотя почему бы и нет? Почему не сравнить Воронку с хитоном, пропитанным кровью кентавра Несса? Чудовищный хитон наброшен на часть планеты, и любой человек, познавший муки Голоса, сам бросается в Воронку, как Геракл бросился в огонь.
   Лин прав, покачал я головой.
   Будущий космопорт — это не только выход планеты Несс в Далекий Космос, не только ее связь с другими мирами, тесная, по-настоящему надежная, необходимая связь, но это еще и надежная защита от неизвестного. Попробуй пробейся в Воронку, если она отгорожена от тебя трехсотметровой каменной подушкой и мощным стиалитовым колпаком! Что хочет рассказать Бетт Юрген? Я терпеливо ждал.
   Время шло, хребет Ю окончательно растворился во тьме.
   Я стоял у окна и думал: никогда нельзя откладывать встречи. Особенно не назначенные специально. Мне, наверное, следовало поговорить с Бетт Юрген прямо при первой встрече. Поздние сожаления. На городской площади пробили часы. Полночь. Ложиться? Какой смысл?
   В любой момент мог заработать инфор.
   Стоять у окна?
   Тоже нелепо.
   Я включил канал С и сразу все понял.
   Бетт Юрген не смогла прийти ко мне, но я ее увидел.
   На экране инфора Бетт Юрген неторопливо прогуливалась по центральной аллее под голыми, почти не дающими тени каламитами. На ней было короткое, очень откровенное платье. Бетт Юрген обезоруживающе улыбалась. Никакого надрыва, никаких пепельных балахонов. Просто красивая женщина. Даже очень красивая женщина. Она кому-то помахала рукой.
   Наверное, давняя съемка, подумал я. И удивился, увидев рабочие титры.
   Оказывается, такой живой, уверенной, легкой, полной сил, даже счастья, Бетт Юрген выглядела всего три месяца назад.
   Неужели за три месяца человек может так измениться.
   А почему нет? — сказал я себе. Вспомни Бента С. Гляциолога изменили не месяцы, а часы.
   Но нет, об этом не надо…
   Над вдруг застывшим изображением Бетт вспыхнула, пульсируя, кровавая литера “Т” — знак опасности и особого внимания.
   Бетт Юрген бывший синоптик с Южного архипелага, подозревалась в том, что двое суток назад она пыталась тайно пройти к Воронке.
   Сообщение было передано спокойно, без намека на истерику.
   Бетт Юрген ни в чем не обвиняли.
   Просто она пыталась пройти к Воронке, но посты заграждения помешали ей, и Бетт Юрген исчезла. Теперь Бетт Юрген просили срочно обратиться в Совет, в полицию, в любое общественное Управление.
   Воронка…
   Теперь мне стало ясно, почему Бетт Юрген надевала бесформенный балахон, натягивала на руки перчатки. Наверное, прятала синяки, полученные в скалах на подходе к Воронке В ту ночь, вспомнил я, когда Бетт Юрген пыталась пройти к Воронке, прожектора над хребтом Ю буквально сходили с ума.
   Что сделают с Бетт Юрген, когда она появится в Совете или в полиции? Вышлют на Землю? Она будет наказана? Она получит какое-то лечение?
   Я не успел это додумать — включился рабочий инфор.
   Я нехотя взглянул на экран.

14

   Я увидел сад.
   Самый настоящий яблоневый сад.
   Он был в цвету, весь как в розовой и в белой пене.
   По саду, легко ступая по плоским камням, лукаво помаргивая бледными ресничками, хитро похихикивая, шел крепкий легонький старичок. Не знаю, сколько ему было лет, но держался старичок хорошо, и щечки у него были на диво румяные. Двое мужчин, следовавшие за ним, явно представляли какую-то официальную организацию. С близкими людьми старичок держался бы иначе.
   Ничего желчного во взгляде, старичок выглядел веселым и раскованным — пребывание на Земле явно пошло ему на пользу.
   Это Уиллер?
   Он жив?
   Запись, наверное, сделана много лет назад, подумал я и взглянул на титры.
   Да, довольно давняя запись.
   Но при всем этом, в день съемки старичку Уиллеру стукнуло ни много ни мало сто шестьдесят три года! Почтенный возраст даже для Земли, а он прыгал себе по камешкам, хихикал над спутниками, и щечки у него пылали как фонари.
   Возможно ли такое?
   Я обратился к официальному комментарию.
   Сидней Уиллер.
   Специалист по приливным течениям.
   Автор известных “Сеток Уиллера” (сто девять выпусков).
   Долгое время жил и работал на планете Несс. Последнее постоянное место жительства — планета Земля.
   Это тот Уиллер? — удивился я.
   Тот, тот.
   Ошибки быть не могло.
   Все данные о любом конкретном человеке вносятся в Большой Компьютер. Ты можешь жить где угодно, работать под какими угодно именами, но тебя в любой момент могут идентифицировать, если, разумеется, в этом возникнет разумная необходимость.
   Никаких проблем.
   Передо мной по яблоневому саду гулял именно Сидней Уиллер, и в день съемки ему действительно стукнуло сто шестьдесят три года. Судя по комментарию, он и сегодня мог быть жив. По крайней мере, в комментарии не было ничего, что могло бы подтвердить факт его смерти.
   Он что, бессмертный?
   Я включил звук.
 
    Вопрос:Беспокоит вас Голос? Мы имеем в виду — здесь, на Земле?
    Уиллер:Знать о нем не хочу! (Со старческой значительностью): Никогда не слушайте чужих голосов.
    Вопрос:Это был чужой Голос?
    Уиллер(задиристо): А вы меня не сбивайте. Мне надоело. Он меня прямо преследовал.
    Вопрос:Голос?
    Уиллер:А то! О нем ведь речь. Смотришь в окно, видишь дерево, а в голове: что это? Да дерево, скажешь себе. О чем тут спрашивать? Дерево, дерево! Всего только дерево. А как понять — дерево? А как хочешь, так и понимай. Я человек резкий. Живешь как придурок. Всегда одно и то же в голове — что это, да зачем это, да почему это? А откуда мне знать? Я не энциклопедия! (Грозит пальцем): Я сразу понял, что со мной что-то не то. Я весь пожелтел из-за этого Голоса. Тогда и решил: плюну на все и пойду к Воронке.
    Вопрос:Вы дошли до нее?
    Уиллер:А как же! Я всегда был крепкий. (Хихикает): Я и сейчас крепкий.
    Вопрос:Что вы делали на Губе?
    Уиллер(моргает белесыми ресничками, кажется, хитрит): А вы что, ничего такого не слышали?.. Об этом, по-моему, говорили… И вообще… Я подлечился на Земле… Вы это хотите узнать?..
    Вопрос:Вы шли к Воронке с желанием самому задать ей какие-то вопросы?
    Уиллер(со старческой убежденностью): Уж я бы ей задал, уж я бы ее переговорил! Я бы уж заставил ее заткнуться! А может, просто не стал бы ее слушать. Я бы сам начал тыкать пальцем вокруг: а это что, а это зачем, а зачем камни? и зачем плывут облака? и почему я хромаю? Я бы нашел, что у нее спросить. Эта Воронка сбежала бы у меня с Несс!
    Вопрос:Вы считаете, что Воронка может менять свое положение в пространстве?
    Уиллер(недовольно): Ну что я, чокнулся? Может, она просто как передатчик? А? Бубнит и бубнит на нашей волне?
    Вопрос:О чем вас спрашивал Голос? Это были сложные вопросы?
    Уиллер(беспокойно): Кому как… Мне, может, сложней и не надо… Бубнит себе и бубнит…
 
   Конец записи.
   Даже внимательно прослушав комментарий во второй раз, я так и не понял, побывал ли Уиллер в самой Воронке? Вертолетчики действительно зафиксировали падение человека в Воронку, и расшифровка компьютера подтвердила это. Но каким образом Уиллер мог выбраться из Воронки? Каким образом он мог подняться по каменным вертикальным стенам? Почему его не перетерло в пыль в самой Воронке? Почему, наконец, Уиллер ничего не помнит из того, что могло происходить с ним в Воронке? Он же прекрасно помнит, как решился пойти к Воронке, он помнит, что взобрался на Губу, но ничего почему-то не помнит о том, что могло с ним происходить в Воронке.
   Мне это казалось странным.
   Уиллер, например, прекрасно помнил возвращение в Деяниру. “Тоже вот так, как сейчас, по камушкам, по камушкам!”Он до сих пор возмущался высылкой на Землю: “Что я такого совершил? Подумаешь, у меня память отшибло”.Но при этом явно лукавил: “На Земле вовсе не плохо”. —“А как вы себя сейчас чувствуете, Уиллер?” — “Я же говорю — на Земле неплохо. Вот только надоели врачи. Я от них все время бегаю. Заберусь от них в горы и живу там тихо год–другой. Пока и там не отыщут”.
   “А те вопросы, которые вам задавал Голос? Какой из вопросов понравился вам меньше всего?”
   Уиллер как-то даже гнусновато хихикнул, его живые мышиные глазки зажглись.
    — Помните басню про человека, который все искал правду? —спросил он. — Этому человеку все казалось, что правда недалеко, что она где-то рядом. Вот только отойди за тот угол или заверни вон в тот переулочек, как обязательно наткнешься на правду. Ну не придурок? —хихикнул Уил­лер. — Так и бродил по переулочкам, забирался все дальше и дальше, забирался в совсем уж плохие места, знаете, даже на Земле есть такие. Вот там правдолюбца и встретили однажды. Трое. Вышли навстречу, закатали рукава: ну, привет, дескать, это ты ищешь правду?
 
    Вопрос:Как понимать вашу притчу?
    Уиллер(лукаво): Вот я и спрашиваю, как понимать ваши вопросы?
 
   Он оказался долгожителем, этот Сидней Уиллер.
   Жизнь на Земле?
   Без проблем. Правда, он предпочитает жить подальше от центров. Любит горы, одиночество. С давних пор увлекся садоводством. А память, связанная со случившимся на планете Несс, у него выборочна. Будто специально вырезаны какие-то куски.
   Год смерти?
   Год смерти Уиллера нигде не был указан.
   Если инспектор Аллофс настаивает, сообщил мне диспетчер связи, мы можем передать на Землю еще один за­прос.
   Инспектор Аллофс настаивал.
   В конце концов, решил я, Совет не разорится, а внести ясность в вопрос необходимо. Ведь я видел перед собой человека, который, судя по многим свидетельствам, побывал в Воронке и вернулся из нее.
   Понятно, это было невозможно, и я хотел выяснить, на каком этапе во все это дело вмешалась какая-то путаница.
   А еще я хотел знать, где, когда и при каких обстоятельствах окончательно оборвался жизненный путь старого лукавого специалиста по приливным течениям, оставившего на Несс неплохую память по себе.
   Запрос приняли.
   Я вздохнул и включил вторую полученную с Земли запись.

15

   На всех снимках художник Оргелл оказался человеком весьма заметным.
   Во-первых, рост: полицейский Берт Д., снятый рядом с художником, был ниже на голову.
   Во-вторых, Оргелл знал себе цену и держался соответственно.
   И наконец, он нисколько не походил на человека, которого можно легко выставить с планеты.
   Однако же он был выставлен с планеты Несс и на Землю летел в сопровождении полицейского.
   Так вместе они и прошлись перед камерой: Оргелл снисходительно, полицейский Берт Д. со смущенной улыбкой, потом дружно уселись в плетеные кресла, вынесенные для них на террасу какой-то живописной усадьбы.
 
    Вопрос:Оргелл, чем вы занимались на Несс?
    Оргелл:Писал Воронку.
    Вопрос:Писали Воронку? Именно Воронку? Такая специализация возможна?
    Оргелл(снисходительно): А почему нет?
    Вопрос:Вас не интересовали другие темы? Пейзаж, например, или натюрморт, или, скажем, обнаженная натура.
    Оргелл:Когда-то я занимался этим. Давно и, боюсь, не совсем удачно. Мне просто разонравилось писать то, что постоянно маячит перед глазами.
    Вопрос:Как вас понять?
    Оргелл:Очень просто. Меня интересует будущее. Я пишу будущее. Я пытаюсь передать ощущение от того, что нас может ожидать в будущем.
 
   Наконец я увидел несколько работ Оргелла.
   На первый взгляд, все они были похожи. Может, потому, что их объединял один мотив — хребет Ю.
   Чудовищная голая громада, еще более впечатляющая, чем наяву.
   И свет.
   Странный рассеянный свет, некое эфирное сияние, пронизывающее мрачную каменную толщу хребта.
 
    Вопрос: Разве это Воронка?
    Оргелл(снисходительно): В некотором смысле, да. Писать Воронку так, как мы обычно пишем дерево или небо, совсем ни к чему. Да у нас и не очень-то доберешься до Воронки, правда, Берти?
 
   Полицейский удрученно кивнул.
   Наверняка полицейский помнил больше, чем Оргелл.
   Это его и удручало.
 
    Оргелл:Если говорить всерьез, натура никогда меня не интересовала. Если я и даю очертания хребта Ю, то скорее по привычке. Я мог бы обойтись и без всяких очертаний. Фон может быть любым. В конце концов, хребет Ю выглядит таким, каким он выглядит, только для нас с вами, и только сегодня. А меня интересует вид хребта Ю во все времена. Он интересует меня во времени. Понимаете? Живущий. Изменяющийся. Для меня вообще важнее всего и главнее всего именно это ощущение изменяющегося мира. Возможного мира, если такое утверждение имеет смысл.