Страница:
— О боже! Это чудо природы навеки с нами?
— Да ну! Повисит и рассосется. Зачем мы ей теперь? Заставить нас сломать платформу — не на таких напала. А выгнать отсюда — как? Пешком в скафандрах? Фигушки, у нас инстинкт самосохранения. Мы теперь на своих кубометрах сели крепко и будем сидеть. Так что до “Осы” беспокоиться не о чем. А там видно будет.
В переходной высунулась мокрая всклокоченная голова.
— Я прикрою люк, чтобы обломки не летали по платформе, — сообщил Шульте. — Разогрейте мне тоже поесть, будьте любезны.
— С удовольствием. Как ваши физические упражнения?
— Жарко, — сказал Шульте, утираясь рукавом. — Можно сока? Благодарю. А это что такое? Почему из мешка ноги торчат? Опять черный юмор?
— Нет, Чарли с ума сошел. Он теперь всегда так спать будет.
Шульте выпил сока, немного поразмыслил и сказал:
— Естественно. Бедный Чарли, у него было кратковременное умопомешательство. Иначе как объяснить то, что он заперся в тээм-четыре и разбил там всю авионику?
— Финально? — спросил Кучкин.
— Летать нельзя. Мы теперь заперты на платформе.
— Какой плохой мальчик Чарли Аллен, — опечалился Рожнов. — Чем же он колотил аппаратуру? Головой?
— Ах, если бы! Чарли нашел кувалду. Не знаю, как она попала в тээм-четыре. Очень неприятная ситуация. Боюсь, кому-то придется ответить за это.
— Черт с вами, отвечу, — сказал Кучкин. — Не расстреляют же меня! Я надеюсь. Ну Чарли, поросенок! Уничтожить такой хороший спускаемый! И как! Использовав реальный исторический артефакт, биг рашен спэйс хаммер!
— О-о, уже спэйс хаммер! Прогресс. Расскажите, господин Кучкин, зачем вы искали кувалду вчера.
— Но мне показалось, вы не хотите этого знать.
— Теперь хочу.
— Очень простая идея. Представьте — мы не смогли починить нашу платформу. Что мы делаем? Надеваем скафандры и ждем смерти. Но Чарли наверное будет скучно умирать без нас. Тогда я выхожу наружу. Забираюсь на тээм-четыре. Демонтирую внешнюю теплоизоляцию, нахожу клапан уравнивания давления. И выбиваю его к черту.
— Добрый ты мужик, Кучкин! — фыркнул Рожнов.
— По пятницам. А сегодня уже суббота, так что следи за спиной. Можно я тоже спрошу? Вы оба совсем не жалеете Чарли?
— Прощайте, недоумки, — сказала Железная Дева.
— А? — Трое синхронно обернулись.
И не увидели ничего особенного. Только интерьер “лунной платформы”. Без гостей.
Через секунду на них свалилось невероятное облегчение и едва не раздавило. Кучкин просто тихо плакал, Рожнов вдобавок стонал, а Шульте скрипел зубами. Только Аллен все храпел, и окажись его коллеги чуточку менее озабочены собственным душевным здоровьем, они наверняка задумались бы, не пора ли будить человека. И напрасно, потому что, в отличие от них, Аллен очень давно не спал.
Они утерли слезы и разъели на троих полпачки транквилизатора.
— Кто-нибудь понимает, что это было? — спросил Рожнов, оглядывая коллег с надеждой во взоре.
— Нонконтакт, — выдал Кучкин емкий термин. — Есть контакты, а мы сделали нонконтакт. Абсолютный. Финальный. Встреча двух цивилизаций стала полным уродством! Объясните, это Дева такая дура или мы тупые? Кто виноват?! И что делать?!
Он подумал и добавил тихонько:
— Два великих русских вопроса. Таких великих, что не может быть ответа никогда.
— Извините, пожалуйста, — сказал Шульте мягко. — Но у меня есть ответы. Сегодня. Виновата, конечно, Дева. А делать нужно свою работу.
— Так просто? — усомнился Кучкин. — И мы никому не расскажем?
— А вы намерены? Я, например, хочу летать. Выполнять программу. Господин Рожнов, ваши планы?
— Я хочу водки. Много водки прямо сейчас. И летать, да.
— Думаю, водка не помешала бы каждому. А чтобы летать, придется молчать. И стереть запись, компрометирующую нас. Сделаете?
— Принято к исполнению, — кивнул Рожнов. — Это нужно понимать так, что мы трое обо всем договорились? Случилось обрушение систем, потом безумный Чарли с хаммером, и ничего больше?
— Мне кажется, судьба платформы дороже личных предпочтений. — Шульте по-прежнему говорил очень мягко и глядел на русских почти виновато. — И еще мне кажется, что вы считаете так же. Вы знаете, для чего мы строим орбитальное депо. Испорченная репутация господина Аллена — не самая большая плата за открытую трассу к Луне. Это жестокий выбор, но так надо.
— Я все еще хочу понять, — напомнил Кучкин. — Вы приговорили Чарли и не жалеете его?
— Очень жалею. Но сейчас мы должны отладить платформу, — сказал Шульте. — И прилететь сюда еще не раз. Здесь потрачено столько наших усилий — будет несправедливо, если нас отзовут.
— А Чарли принял знание, — ввернул Рожнов. — Успешно или безуспешно, все равно ему теперь веры нет.
— Ты сам говорил — эта баба постоянно врала. Что если Чарли просто заснул? Отключился на нервной почве?
— Какая разница? Вспомни: он чуть не угробил нас. И ему никогда больше не летать. Парня скрутят и увезут в психушку, едва “Оса” приземлится.
— Уроды, — вздохнул Кучкин. — Я окружен бессердечными уродами. Ну… Расскажите нам про знание, командир. Может быть, тогда я прощу вашу жестокость к невинному. И умышленную порчу русской космической техники.
— Но… Вы уже владеете знанием, господин Кучкин.
— Простите, недопонял?..
— “Сорри”, “сорри”! — передразнил Рожнов. — Гады вы оба! Пустите на рабочее место!
Он уселся за компьютер и начал крепко, с излишней силой, долбить по клавишам.
— Полегче, доску разобьешь, — сказал Кучкин.
— Некоторые целый спускач разнесли, и хоть бы хны. Пойди тоже чего-нибудь сломай. Платформа большая, железа много.
— Не ссорьтесь, друзья, — попросил Шульте. — Я же говорил, что вы ничего не потеряли, господин Рожнов. Господин Кучкин правдиво описал вам свои ощущения. Ему было скучно. Мне тоже. И вам — уверяю.
— Разобрался бы как-нибудь сам, — буркнул Рожнов.
— Командир, вы же побывали в голове Железной Девы — и?..
— Я увидел развернутую версию сна, более яркую. Но главное впечатление не отличалось. Понимаете, это не имеет никакого отношения к нам. Не наша жизнь, не наше отношение к миру. Дева хотела, чтобы мы восприняли свой потерянный рай во всей полноте, но чего-то не учла. Наверное, она и вправду слишком далеко от нас ушла. То ли мы не можем понять, то ли она не умеет показывать… Но скорее всего она просто ошибается, и это не наше предназначение. Дева пыталась соблазнить нас, и ничего не получилось — мы испытали только интерес, не выходящий за рамки обычного любопытства. А потом стало грустно. Я делаю вывод — соблазн был не по адресу. Наверное, Деве стоит попытать счастья в другом месте. Очень жаль, что из-за этой навязчивой дамы пришлось уничтожить тээм-четыре. Но я опасался за душевное здоровье экспедиции. Мы и так потеряли одного. А Дева не собиралась останавливаться на полпути, она достала бы каждого. Вы согласны?
— В целом — да… — сказал, помявшись, Кучкин.
— Спасибо за поддержку. Вы поймите, они — небожители. Но не демиурги. Поэтому нам скучно в их шкуре. Мы созданы для чего-то большего. Но чтобы до этого большего дожить, нужно сегодня решать текущие проблемы. Наша с вами задача — платформа. Вы еще, наверное, оба поработаете на Луне. А я буду встречать вас здесь. Неплохо?
— Трудно поверить, что мы никому не расскажем… — Кучкин уныло вздохнул. — Никогда? Никто не будет знать?..
— Почему? А Чарли? Уверен, при первой же возможности он раструбит о случившемся на всю планету.
— Это совсем не то.
— Я знаю, — кивнул Шульте.
— Командир, Земля спрашивает, все ли проснулись. Хотите громкую связь? Видео?
— Что с вами? — спросил Шульте, наклоняясь ближе к Кучкину. — Что с вами, дорогой мой друг?
— Командир, зовут вас. Готовы общаться?
— Это все проклятое чувство правды, — сказал Кучкин горько. — Я знал, оно не даст ощущения счастья!
— Согласен. Поговорим об этом позже, хорошо?
— Непременно, — произнес Кучкин со значением. — Теперь нам будет особенно легко разговаривать. Финально легко. Или нет?
— Эй, вы! — позвал Рожнов. — Занимайте места. Я не собираюсь отвечать за всех!
Это была трудная связь — Земля так и сыпала вопросами, а экспедиция старательно изображала заинтересованность. На самом деле трое космонавтов размышляли о чем угодно, кроме отказа системы жизнеобеспечения, причем некоторые мысли наверняка у них были общими, а некоторые вовсе нет.
Кучкин дважды громогласно обличил специалистов из Королёва в недостаточной искренности. На третий раз он не успел открыть рта — Шульте чувствительно въехал ему локтем под ребро.
Рожнов сидел с блокнотом и делал вид, будто записывает все рекомендации — просто чтобы не смотреть в камеру.
Аллен во сне вяло дрыгал ногами.
Наконец добрались и до него — в Хьюстоне сгорала от нетерпения целая бригада специалистов по душевному здоровью. Когда Шульте кратко и сухо изложил свою версию происшедшего, в эфире воцарилась тишина, холодная как межзвездное пространство.
— Только умоляю, вы с ним поаккуратнее, — закончил рассказ Шульте. — Не травмируйте парня окончательно. Ведь Чарли уверен, что у него была всего лишь депрессия. Мы постараемся сделать так, чтобы он не заглянул в “Союз”. Люк уже закрыт.
Гробовое молчание было ему ответом. Наконец из Хьюстона робко донеслось:
— Разбудите Аллена, пожалуйста. Мы хотели бы посмотреть.
Шульте повернулся к Рожнову, тот, в свою очередь, легонько дернул астронавта за ногу.
— Ы-ы, — донеслось из спального мешка. — Мм.
— Чарли, подъем. Хьюстон на связи.
В мешке тоненько взвизгнули.
— Реагирует! — обрадовался Рожнов.
— Ни черта подобного, — сказал Кучкин очень тихо И Напряженно.
В мешке взвизгнули снова.
— Дайте мне. — Шульте деликатно, но решительно отодвинул Рожнова, взялся за клапан спальника и оглянулся на Кучкина. Выглядел начальник экспедиции заметно растерянным.
— Я сейчас заплчу, — сообщил Кучкин деревянным голосом.
— Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?! Вы, двое! — почти крикнул Рожнов.
— Сохраняйте, пожалуйста, спокойствие, — попросил Шульте. — На нас смотрит Земля.
С этими словами он откинул клапан мешка, схватил Аллена за ногу и потянул наружу.
— Ба-ба-ба! — сказал Аллен. — Ва-ва! Ам!
Шульте выпустил астронавта и отшатнулся.
— Мама… — пробормотал Рожнов. — У него штаны мокрые. Кучкин действительно заплакал.
Тут Аллен заорал и принялся брыкаться. Русские бросились на него, кое-как затолкали обратно в мешок, теперь уже нормальным образом, и притянули к стене ремнями. Астронавт выл и рвался наружу, но ему не давали — сотрясающийся от рыданий Кучкин и совершенно белый Рожнов. Шульте подтянул к себе камеру и сказал в объектив:
— Старт “Осы” нельзя задерживать. Его нужно ускорить. Поднимайте судно так быстро, как это возможно. Земля, вы меня слышите? Почему вы молчите, Земля?
Кучкину дали небольшой сельский приход, и Рожнов как раз приехал его поздравить. А бывший пилот встретил бывшего инженера словами: здравствуй, командир погиб.
“Послушай, он уже тогда знал, что ошибся? — спросил Рожнов. — Там, на платформе — знал?”
Кучкин слабо улыбнулся. “Глупый. Командир не мог ошибиться. Он должен был выбрать, и только”.
“Не понимаю. Как это — выбрать?”
“Ему предложили два пути. Он выбрал тот, по которому человечество зашло дальше. Настрадалось больше. Решил, что добивать почти готовую программу умнее, чем затевать с нуля совсем новую, хоть и очень перспективную. Он был прагматик”.
“А что бы выбрал ты?”
“Мне ничего не предлагали. Я же не заглядывал внутрь Железной Девы. А из сна вынес умение чувствовать правду, и только. Мне повезло. Не уверен, что пережил бы этот дьявольский соблазн. Командир тогда спас наши души, разбив тээм-четыре и показав Деве, что ей больше нечего ловить на платформе”.
“Хорошо, но мог он выбрать неправильно? А еще представь — вдруг мы бы приняли другой путь, треснули командира по чану кувалдой и утащили вниз? Может, он это вычислил и нарочно лишил нас права выбирать?”
“Скорее всего. Но какая теперь разница? Уже монтируют лунный город. Вот увидишь, все устаканится. Земле был жизненно необходим рывок в космос. Пока люди сидели на поверхности, их так и подмывало разнести друг друга на кусочки — это командир верно подметил. Теперь народы вместе пашут. А говорить со звездами и прыгать через Галактику мы непременно выучимся. Когда-нибудь. Не верю я, что традиционные подходы дадут нам забраться далеко от дома. Хочешь не хочешь, придется выдумать нечто особенное”.
“И все-таки, почему командир?.. Ты же знаешь, да?”
“Он сомневался. С первой минуты и до самого конца. Тебе, наверное, больно это слышать, но он врал нам. Врал во спасение, чтобы защитить. На самом-то деле он узнал и понял нечто такое… Невероятное. И ему было очень трудно решить. Логика требовала одного решения, эмоции совсем другого. Он просто не выдержал и сдался”.
“Тогда за что мы подставили Чарли? Чего ради он в психушке сгинул, если сам командир так вот бездарно…”
“Еще одна ложь во спасение. А я спрашивал, между прочим — не жалко вам его, ребята?”
“Уроды, — сказал Рожнов. — Я окружен бессердечными уродами”.
“Не твоя реплика”.
“Ур-р-р-р-р-роды”.
— Какого черта? Обязательно надо сверлить прямо над головой у спящего человека?
— Ой, извини. Мне с той стороны не видно. Я думал, ты уже встал.
Кучкин высунулся из спальника.
— Молодой боец должен спинным мозгом ощущать присутствие дедушки! — сказал он сварливо. — Эй! Кто сегодня принесет мне кофе в постель?
— Холодного сока? — раздался совсем рядом голос Шульте.
— Благодарю. Командир, я видел кошмар. Мы все бросили летать. Вы покончили с собой, Рожнов стал алкоголиком, а я священником. Чарли, оказывается, был нормален, это мы его выставили психом.
— Интересный кошмар, — улыбнулся Шульте, протягивая Кучкину поилку. — А было объяснение, почему?..
— Вас замучили сомнения. Меня выгнали за кувалду. А Рожнов ушел просто за компанию. Одна интересная деталь: через пять лет… Нет, получается, через три года уже монтируют лунный город.
— Раньше, — сказал Шульте. — У вас неверные данные. Монтаж начнется еще раньше. А Чарли, к великому сожалению, никогда не поправится. А что господин Рожнов в вашем кошмаре последовал за нами — так я всегда говорил: он настоящий товарищ.
— А как насчет вас?
— Я дальше сверлю? — раздалось из-за переборки.
— Работайте, коллега, — разрешил Шульте. — Все равно шумно.
Дрель взвыла. Кучкин, скорчив недовольную мину, присосался к поилке. Шульте висел рядом и, улыбаясь, глядел пилоту прямо в душу.
— А насчет меня — даже не думайте! — прокричал начальник экспедиции.
— Я не виноват! Это психология! — крикнул Кучкин в ответ. — Старая обида руководила моим кошмаром.
— Обида? На что?
— Зачем вы солгали тогда? Про то, что увидели внутри Девы?
Глаза Шульте заметно похолодели.
— Вы меня уже затрахали, господин Кучкин! Сколько можно?
— Сколько нужно! Это мое чувство правды! Оно требует ответов!
— Засуньте его себе в задницу!!! — рявкнул Шульте. Дрель смолкла, и во внезапно наступившей тишине командный рык начальника, казалось, сотряс платформу.
— Не лезет! — парировал Кучкин.
— Я не понимаю, — сказал Шульте уже спокойнее. — Чем мое чувство правды хуже вашего? У меня оно поддается настройке. Может, вы просто не умеете своим управлять? Или не хотите?
— О’кей, о’кей. Оставим это, командир. Доброе утро.
— Доброе утро, господин Кучкин. С вашего позволения, я вернусь к исполнению служебных обязанностей. Спасибо.
Шульте улетел в инженерный. Кучкин допил сок и решил, что по случаю пережитого кошмара позволит себе еще несколько минут побездельничать.
— Ну, у вас со стариком отношения, — сказали за переборкой, — аж завидно. А что такое “чувство правды”?
— Мы видим, когда врут, — объяснил пилот. — И даже немножко больше.
— А-а… Понятно.
Кучкин расстегнул спальник и уселся.
— Приветствую экипаж станции “Свобода”! — провозгласил он, ловко имитируя женский голос. — Сохраняйте, пожалуйста, спокойствие! Вы вступили в контакт с иным разумом! Передаем концерт по заявкам! Полковник Кучкин просит исполнить для него любимую песню военных летчиков “Первым делом мы испортим самолеты”. А вот хрен вам, полковник Кучкин! Слушайте группу “Айрон Мэйден”!..
Шульте в инженерном модуле пристроился к иллюминатору и смотрел на Землю. Было душно, но не из-за жары, а от несправедливой обиды, нанесенной излишне прямолинейным Кучкиным. Горело лицо.
Да, он тогда солгал. Потому что взял на себя ответственность выбрать — одному за всех. То, что выглядело разумным.
Альтернативы все равно не было.
Дева совершенно не умела разговаривать с людьми. Так она и мыслила не по-человечески! Шульте чуть не спятил от ужаса, бродя по закоулкам ее сознания, — если этот вселенский хаос вообще можно было сознанием назвать. Пока Дева подбирала более-менее понятные мыслеобразы, а люди сами трансформировали их в слова, о какой-то примитивной коммуникации еще можно было говорить. Но когда дошло до серьезного дела…
Дева то ли переоценила способности человека, то ли не знала, что “увидеть и понять” отнюдь не универсальная формула общения. Так или иначе, а Шульте не понял ни-че-го из того, что ему пытались демонстрировать. Дева и вправду искренне хотела наладить контакт, никакой враждебности Шульте не ощутил. Только насмотрелся чертовщины, а когда почувствовал, как его засасывает липкая противная темнота, — выпрыгнул наружу. Может, имело смысл подождать, стерпеть. Но не хватило выдержки. Слишком уж там, внутри, оказалось все чужое, недоступное человеческому восприятию. И холодно там было — до дрожи, до тошноты. Неуютно.
Особенно — по контрасту с волшебным сном.
И первой ответной мыслью было — прекратить, остановить. Любой ценой отогнать страшилище подальше, чтобы оно и других не трогало.
Он сумел оборвать контакт. И это было правильно. Двоих товарищей он спас. Ведь Чарли… Ни одному специалисту на Земле не удалось внятно объяснить, каким образом нормальный человек может так резко потерять рассудок, — если, конечно, не бить его кувалдой по голове. Когда Аллен, выглянув из мешка, уставился на Шульте пустыми глазами, тот понял, чем заканчивается для маленького слабенького человечка экскурсия в ту вязкую темноту.
Разумеется, Шульте мучили сомнения. Постоянно. Тысячу раз он прокручивал в уме события того дня, пытаясь найти хоть малейшую зацепку, намек на то, как надо было действовать. А до чего расстраивал общий с Кучкиным сон! Они, безусловно, приняли некую информацию и переработали ее. Но насколько правдивой вышла картинка? Насколько верны были ощущения? Не крылось ли за этой системой образов нечто большее или вообще совершенно иное?
И крылось ли что-то вообще?
Временами Шульте плакать был готов и выть от тоски.
Иногда — готов во всем признаться Кучкину и Рожнову.
Ни разу у него не получалось ни того ни другого. Вероятно, он был чересчур организованным, чтобы позволять себе истерику, и слишком ответственным, чтобы обрушивать на людей такие откровения. Тем более — на людей, которых сам лишил свободы выбора.
Но был ли выбор в принципе?
Явилась идиотка, несла ахинею, добивалась, непонятно чего. Угрожала. Потом разочаровалась, нахамила и ушла. Так случается на Земле, сплошь и рядом. Только когда с двух сторон люди, это не называют “контакт с иным разумом”. Хотя пропасть между разумами налицо.
Кто-то обещал, что вы поймете друг друга? Ха-ха. Черный юмор.
Деву больше не видел никто, во всяком случае, никто из тех, с кем работали Шульте и Кучкин, — они бы сразу почуяли “своего”. То ли дама разочаровалась в людях, то ли целиком переключилась на косвенное воздействие. Прямые людские потери “лунной платформы” ограничились двумя специалистами. Помимо Аллена, перестал летать Рожнов. Запугивая, Дева показала ему страшную катастрофу, в которой он должен был погибнуть. Теперь инженер не покладая рук трудился на доводке лунного производственного комплекса и уже дважды спас его, что называется, “в макете”. Рожнова считали чуть ли не провидцем, всячески оберегали, космос был для него закрыт.
Кучкина сначала хотели чуть ли не отдать под суд, но за пилота вступился русский главный. Сказал, что тот вовсе не хулиган и самоуправец, а, напротив, рационализатор и народный умелец. Кучкин закончил курсы переподготовки и снова летал. Выглядел он довольным — особенно когда при нем не пытались врать.
А Шульте — просто жил и работал дальше…
— Господа! — позвали из научного. — Простите, а где можно взять спэйс хаммер?
— В тээм-четвертом ЗИПе, где еще! — отозвался Кучкин. — Или в “Осе” под креслом инженера. Берите американский, у него лучший баланс.
— Вранье! — крикнул Шульте. — Господин Кучкин просто жалеет свой артефакт. Берите русский. Он удобнее. Проверено.
“Самое важное — мы спасли платформу. Из-за Девы. Она нас вынудила. Достойный результат? Безусловно. Тогда отчего я так переживаю? Если бы еще не это треклятое чувство правды. Временами с ним просто невозможно жить. Зачем я врал Кучкину, будто оно поддается регулировке? Главное, нашел кому соврать!”
Вчера Кучкин снова поднял “Осу”, и теперь на платформе под руководством сменного начальника экспедиции Шульте работали десять человек. Из научного модуля раздавались мерные тяжелые удары.
Опять у них заело телескоп.
Этот модуль на “платформе” звали научным из-за высокой концентрации аппаратуры и просто для краткости. Не станешь же каждый раз говорить “пост электронно-оптического наведения и сопровождения”. МКС “Свобода” здорово разрослась, станцию все чаще требовалось сверлить, варить и даже пилить, а иногда орбитальное депо преподносило сюрпризы, отбиться от которых можно было только спэйс хаммером.
В том, что кувалда и на Луне пригодится, Шульте уже не сомневался.
Ведь там ждет прорва большой серьезной работы.
СЕРГЕЙ ЛУКЬЯНЕНКО
— Да ну! Повисит и рассосется. Зачем мы ей теперь? Заставить нас сломать платформу — не на таких напала. А выгнать отсюда — как? Пешком в скафандрах? Фигушки, у нас инстинкт самосохранения. Мы теперь на своих кубометрах сели крепко и будем сидеть. Так что до “Осы” беспокоиться не о чем. А там видно будет.
В переходной высунулась мокрая всклокоченная голова.
— Я прикрою люк, чтобы обломки не летали по платформе, — сообщил Шульте. — Разогрейте мне тоже поесть, будьте любезны.
— С удовольствием. Как ваши физические упражнения?
— Жарко, — сказал Шульте, утираясь рукавом. — Можно сока? Благодарю. А это что такое? Почему из мешка ноги торчат? Опять черный юмор?
— Нет, Чарли с ума сошел. Он теперь всегда так спать будет.
Шульте выпил сока, немного поразмыслил и сказал:
— Естественно. Бедный Чарли, у него было кратковременное умопомешательство. Иначе как объяснить то, что он заперся в тээм-четыре и разбил там всю авионику?
— Финально? — спросил Кучкин.
— Летать нельзя. Мы теперь заперты на платформе.
— Какой плохой мальчик Чарли Аллен, — опечалился Рожнов. — Чем же он колотил аппаратуру? Головой?
— Ах, если бы! Чарли нашел кувалду. Не знаю, как она попала в тээм-четыре. Очень неприятная ситуация. Боюсь, кому-то придется ответить за это.
— Черт с вами, отвечу, — сказал Кучкин. — Не расстреляют же меня! Я надеюсь. Ну Чарли, поросенок! Уничтожить такой хороший спускаемый! И как! Использовав реальный исторический артефакт, биг рашен спэйс хаммер!
— О-о, уже спэйс хаммер! Прогресс. Расскажите, господин Кучкин, зачем вы искали кувалду вчера.
— Но мне показалось, вы не хотите этого знать.
— Теперь хочу.
— Очень простая идея. Представьте — мы не смогли починить нашу платформу. Что мы делаем? Надеваем скафандры и ждем смерти. Но Чарли наверное будет скучно умирать без нас. Тогда я выхожу наружу. Забираюсь на тээм-четыре. Демонтирую внешнюю теплоизоляцию, нахожу клапан уравнивания давления. И выбиваю его к черту.
— Добрый ты мужик, Кучкин! — фыркнул Рожнов.
— По пятницам. А сегодня уже суббота, так что следи за спиной. Можно я тоже спрошу? Вы оба совсем не жалеете Чарли?
— Прощайте, недоумки, — сказала Железная Дева.
— А? — Трое синхронно обернулись.
И не увидели ничего особенного. Только интерьер “лунной платформы”. Без гостей.
Через секунду на них свалилось невероятное облегчение и едва не раздавило. Кучкин просто тихо плакал, Рожнов вдобавок стонал, а Шульте скрипел зубами. Только Аллен все храпел, и окажись его коллеги чуточку менее озабочены собственным душевным здоровьем, они наверняка задумались бы, не пора ли будить человека. И напрасно, потому что, в отличие от них, Аллен очень давно не спал.
Они утерли слезы и разъели на троих полпачки транквилизатора.
— Кто-нибудь понимает, что это было? — спросил Рожнов, оглядывая коллег с надеждой во взоре.
— Нонконтакт, — выдал Кучкин емкий термин. — Есть контакты, а мы сделали нонконтакт. Абсолютный. Финальный. Встреча двух цивилизаций стала полным уродством! Объясните, это Дева такая дура или мы тупые? Кто виноват?! И что делать?!
Он подумал и добавил тихонько:
— Два великих русских вопроса. Таких великих, что не может быть ответа никогда.
— Извините, пожалуйста, — сказал Шульте мягко. — Но у меня есть ответы. Сегодня. Виновата, конечно, Дева. А делать нужно свою работу.
— Так просто? — усомнился Кучкин. — И мы никому не расскажем?
— А вы намерены? Я, например, хочу летать. Выполнять программу. Господин Рожнов, ваши планы?
— Я хочу водки. Много водки прямо сейчас. И летать, да.
— Думаю, водка не помешала бы каждому. А чтобы летать, придется молчать. И стереть запись, компрометирующую нас. Сделаете?
— Принято к исполнению, — кивнул Рожнов. — Это нужно понимать так, что мы трое обо всем договорились? Случилось обрушение систем, потом безумный Чарли с хаммером, и ничего больше?
— Мне кажется, судьба платформы дороже личных предпочтений. — Шульте по-прежнему говорил очень мягко и глядел на русских почти виновато. — И еще мне кажется, что вы считаете так же. Вы знаете, для чего мы строим орбитальное депо. Испорченная репутация господина Аллена — не самая большая плата за открытую трассу к Луне. Это жестокий выбор, но так надо.
— Я все еще хочу понять, — напомнил Кучкин. — Вы приговорили Чарли и не жалеете его?
— Очень жалею. Но сейчас мы должны отладить платформу, — сказал Шульте. — И прилететь сюда еще не раз. Здесь потрачено столько наших усилий — будет несправедливо, если нас отзовут.
— А Чарли принял знание, — ввернул Рожнов. — Успешно или безуспешно, все равно ему теперь веры нет.
— Ты сам говорил — эта баба постоянно врала. Что если Чарли просто заснул? Отключился на нервной почве?
— Какая разница? Вспомни: он чуть не угробил нас. И ему никогда больше не летать. Парня скрутят и увезут в психушку, едва “Оса” приземлится.
— Уроды, — вздохнул Кучкин. — Я окружен бессердечными уродами. Ну… Расскажите нам про знание, командир. Может быть, тогда я прощу вашу жестокость к невинному. И умышленную порчу русской космической техники.
— Но… Вы уже владеете знанием, господин Кучкин.
— Простите, недопонял?..
— “Сорри”, “сорри”! — передразнил Рожнов. — Гады вы оба! Пустите на рабочее место!
Он уселся за компьютер и начал крепко, с излишней силой, долбить по клавишам.
— Полегче, доску разобьешь, — сказал Кучкин.
— Некоторые целый спускач разнесли, и хоть бы хны. Пойди тоже чего-нибудь сломай. Платформа большая, железа много.
— Не ссорьтесь, друзья, — попросил Шульте. — Я же говорил, что вы ничего не потеряли, господин Рожнов. Господин Кучкин правдиво описал вам свои ощущения. Ему было скучно. Мне тоже. И вам — уверяю.
— Разобрался бы как-нибудь сам, — буркнул Рожнов.
— Командир, вы же побывали в голове Железной Девы — и?..
— Я увидел развернутую версию сна, более яркую. Но главное впечатление не отличалось. Понимаете, это не имеет никакого отношения к нам. Не наша жизнь, не наше отношение к миру. Дева хотела, чтобы мы восприняли свой потерянный рай во всей полноте, но чего-то не учла. Наверное, она и вправду слишком далеко от нас ушла. То ли мы не можем понять, то ли она не умеет показывать… Но скорее всего она просто ошибается, и это не наше предназначение. Дева пыталась соблазнить нас, и ничего не получилось — мы испытали только интерес, не выходящий за рамки обычного любопытства. А потом стало грустно. Я делаю вывод — соблазн был не по адресу. Наверное, Деве стоит попытать счастья в другом месте. Очень жаль, что из-за этой навязчивой дамы пришлось уничтожить тээм-четыре. Но я опасался за душевное здоровье экспедиции. Мы и так потеряли одного. А Дева не собиралась останавливаться на полпути, она достала бы каждого. Вы согласны?
— В целом — да… — сказал, помявшись, Кучкин.
— Спасибо за поддержку. Вы поймите, они — небожители. Но не демиурги. Поэтому нам скучно в их шкуре. Мы созданы для чего-то большего. Но чтобы до этого большего дожить, нужно сегодня решать текущие проблемы. Наша с вами задача — платформа. Вы еще, наверное, оба поработаете на Луне. А я буду встречать вас здесь. Неплохо?
— Трудно поверить, что мы никому не расскажем… — Кучкин уныло вздохнул. — Никогда? Никто не будет знать?..
— Почему? А Чарли? Уверен, при первой же возможности он раструбит о случившемся на всю планету.
— Это совсем не то.
— Я знаю, — кивнул Шульте.
— Командир, Земля спрашивает, все ли проснулись. Хотите громкую связь? Видео?
— Что с вами? — спросил Шульте, наклоняясь ближе к Кучкину. — Что с вами, дорогой мой друг?
— Командир, зовут вас. Готовы общаться?
— Это все проклятое чувство правды, — сказал Кучкин горько. — Я знал, оно не даст ощущения счастья!
— Согласен. Поговорим об этом позже, хорошо?
— Непременно, — произнес Кучкин со значением. — Теперь нам будет особенно легко разговаривать. Финально легко. Или нет?
— Эй, вы! — позвал Рожнов. — Занимайте места. Я не собираюсь отвечать за всех!
Это была трудная связь — Земля так и сыпала вопросами, а экспедиция старательно изображала заинтересованность. На самом деле трое космонавтов размышляли о чем угодно, кроме отказа системы жизнеобеспечения, причем некоторые мысли наверняка у них были общими, а некоторые вовсе нет.
Кучкин дважды громогласно обличил специалистов из Королёва в недостаточной искренности. На третий раз он не успел открыть рта — Шульте чувствительно въехал ему локтем под ребро.
Рожнов сидел с блокнотом и делал вид, будто записывает все рекомендации — просто чтобы не смотреть в камеру.
Аллен во сне вяло дрыгал ногами.
Наконец добрались и до него — в Хьюстоне сгорала от нетерпения целая бригада специалистов по душевному здоровью. Когда Шульте кратко и сухо изложил свою версию происшедшего, в эфире воцарилась тишина, холодная как межзвездное пространство.
— Только умоляю, вы с ним поаккуратнее, — закончил рассказ Шульте. — Не травмируйте парня окончательно. Ведь Чарли уверен, что у него была всего лишь депрессия. Мы постараемся сделать так, чтобы он не заглянул в “Союз”. Люк уже закрыт.
Гробовое молчание было ему ответом. Наконец из Хьюстона робко донеслось:
— Разбудите Аллена, пожалуйста. Мы хотели бы посмотреть.
Шульте повернулся к Рожнову, тот, в свою очередь, легонько дернул астронавта за ногу.
— Ы-ы, — донеслось из спального мешка. — Мм.
— Чарли, подъем. Хьюстон на связи.
В мешке тоненько взвизгнули.
— Реагирует! — обрадовался Рожнов.
— Ни черта подобного, — сказал Кучкин очень тихо И Напряженно.
В мешке взвизгнули снова.
— Дайте мне. — Шульте деликатно, но решительно отодвинул Рожнова, взялся за клапан спальника и оглянулся на Кучкина. Выглядел начальник экспедиции заметно растерянным.
— Я сейчас заплчу, — сообщил Кучкин деревянным голосом.
— Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?! Вы, двое! — почти крикнул Рожнов.
— Сохраняйте, пожалуйста, спокойствие, — попросил Шульте. — На нас смотрит Земля.
С этими словами он откинул клапан мешка, схватил Аллена за ногу и потянул наружу.
— Ба-ба-ба! — сказал Аллен. — Ва-ва! Ам!
Шульте выпустил астронавта и отшатнулся.
— Мама… — пробормотал Рожнов. — У него штаны мокрые. Кучкин действительно заплакал.
Тут Аллен заорал и принялся брыкаться. Русские бросились на него, кое-как затолкали обратно в мешок, теперь уже нормальным образом, и притянули к стене ремнями. Астронавт выл и рвался наружу, но ему не давали — сотрясающийся от рыданий Кучкин и совершенно белый Рожнов. Шульте подтянул к себе камеру и сказал в объектив:
— Старт “Осы” нельзя задерживать. Его нужно ускорить. Поднимайте судно так быстро, как это возможно. Земля, вы меня слышите? Почему вы молчите, Земля?
***
Шульте не летал больше. И пятью годами позже разбился, в страшной цепной аварии на обледеневшем автобане. Кучкин сказал: командир почуял опасность заранее и мог спастись, но вместо этого нажал на газ.Кучкину дали небольшой сельский приход, и Рожнов как раз приехал его поздравить. А бывший пилот встретил бывшего инженера словами: здравствуй, командир погиб.
“Послушай, он уже тогда знал, что ошибся? — спросил Рожнов. — Там, на платформе — знал?”
Кучкин слабо улыбнулся. “Глупый. Командир не мог ошибиться. Он должен был выбрать, и только”.
“Не понимаю. Как это — выбрать?”
“Ему предложили два пути. Он выбрал тот, по которому человечество зашло дальше. Настрадалось больше. Решил, что добивать почти готовую программу умнее, чем затевать с нуля совсем новую, хоть и очень перспективную. Он был прагматик”.
“А что бы выбрал ты?”
“Мне ничего не предлагали. Я же не заглядывал внутрь Железной Девы. А из сна вынес умение чувствовать правду, и только. Мне повезло. Не уверен, что пережил бы этот дьявольский соблазн. Командир тогда спас наши души, разбив тээм-четыре и показав Деве, что ей больше нечего ловить на платформе”.
“Хорошо, но мог он выбрать неправильно? А еще представь — вдруг мы бы приняли другой путь, треснули командира по чану кувалдой и утащили вниз? Может, он это вычислил и нарочно лишил нас права выбирать?”
“Скорее всего. Но какая теперь разница? Уже монтируют лунный город. Вот увидишь, все устаканится. Земле был жизненно необходим рывок в космос. Пока люди сидели на поверхности, их так и подмывало разнести друг друга на кусочки — это командир верно подметил. Теперь народы вместе пашут. А говорить со звездами и прыгать через Галактику мы непременно выучимся. Когда-нибудь. Не верю я, что традиционные подходы дадут нам забраться далеко от дома. Хочешь не хочешь, придется выдумать нечто особенное”.
“И все-таки, почему командир?.. Ты же знаешь, да?”
“Он сомневался. С первой минуты и до самого конца. Тебе, наверное, больно это слышать, но он врал нам. Врал во спасение, чтобы защитить. На самом-то деле он узнал и понял нечто такое… Невероятное. И ему было очень трудно решить. Логика требовала одного решения, эмоции совсем другого. Он просто не выдержал и сдался”.
“Тогда за что мы подставили Чарли? Чего ради он в психушке сгинул, если сам командир так вот бездарно…”
“Еще одна ложь во спасение. А я спрашивал, между прочим — не жалко вам его, ребята?”
“Уроды, — сказал Рожнов. — Я окружен бессердечными уродами”.
“Не твоя реплика”.
“Ур-р-р-р-р-роды”.
— Какого черта? Обязательно надо сверлить прямо над головой у спящего человека?
— Ой, извини. Мне с той стороны не видно. Я думал, ты уже встал.
Кучкин высунулся из спальника.
— Молодой боец должен спинным мозгом ощущать присутствие дедушки! — сказал он сварливо. — Эй! Кто сегодня принесет мне кофе в постель?
— Холодного сока? — раздался совсем рядом голос Шульте.
— Благодарю. Командир, я видел кошмар. Мы все бросили летать. Вы покончили с собой, Рожнов стал алкоголиком, а я священником. Чарли, оказывается, был нормален, это мы его выставили психом.
— Интересный кошмар, — улыбнулся Шульте, протягивая Кучкину поилку. — А было объяснение, почему?..
— Вас замучили сомнения. Меня выгнали за кувалду. А Рожнов ушел просто за компанию. Одна интересная деталь: через пять лет… Нет, получается, через три года уже монтируют лунный город.
— Раньше, — сказал Шульте. — У вас неверные данные. Монтаж начнется еще раньше. А Чарли, к великому сожалению, никогда не поправится. А что господин Рожнов в вашем кошмаре последовал за нами — так я всегда говорил: он настоящий товарищ.
— А как насчет вас?
— Я дальше сверлю? — раздалось из-за переборки.
— Работайте, коллега, — разрешил Шульте. — Все равно шумно.
Дрель взвыла. Кучкин, скорчив недовольную мину, присосался к поилке. Шульте висел рядом и, улыбаясь, глядел пилоту прямо в душу.
— А насчет меня — даже не думайте! — прокричал начальник экспедиции.
— Я не виноват! Это психология! — крикнул Кучкин в ответ. — Старая обида руководила моим кошмаром.
— Обида? На что?
— Зачем вы солгали тогда? Про то, что увидели внутри Девы?
Глаза Шульте заметно похолодели.
— Вы меня уже затрахали, господин Кучкин! Сколько можно?
— Сколько нужно! Это мое чувство правды! Оно требует ответов!
— Засуньте его себе в задницу!!! — рявкнул Шульте. Дрель смолкла, и во внезапно наступившей тишине командный рык начальника, казалось, сотряс платформу.
— Не лезет! — парировал Кучкин.
— Я не понимаю, — сказал Шульте уже спокойнее. — Чем мое чувство правды хуже вашего? У меня оно поддается настройке. Может, вы просто не умеете своим управлять? Или не хотите?
— О’кей, о’кей. Оставим это, командир. Доброе утро.
— Доброе утро, господин Кучкин. С вашего позволения, я вернусь к исполнению служебных обязанностей. Спасибо.
Шульте улетел в инженерный. Кучкин допил сок и решил, что по случаю пережитого кошмара позволит себе еще несколько минут побездельничать.
— Ну, у вас со стариком отношения, — сказали за переборкой, — аж завидно. А что такое “чувство правды”?
— Мы видим, когда врут, — объяснил пилот. — И даже немножко больше.
— А-а… Понятно.
Кучкин расстегнул спальник и уселся.
— Приветствую экипаж станции “Свобода”! — провозгласил он, ловко имитируя женский голос. — Сохраняйте, пожалуйста, спокойствие! Вы вступили в контакт с иным разумом! Передаем концерт по заявкам! Полковник Кучкин просит исполнить для него любимую песню военных летчиков “Первым делом мы испортим самолеты”. А вот хрен вам, полковник Кучкин! Слушайте группу “Айрон Мэйден”!..
Шульте в инженерном модуле пристроился к иллюминатору и смотрел на Землю. Было душно, но не из-за жары, а от несправедливой обиды, нанесенной излишне прямолинейным Кучкиным. Горело лицо.
Да, он тогда солгал. Потому что взял на себя ответственность выбрать — одному за всех. То, что выглядело разумным.
Альтернативы все равно не было.
Дева совершенно не умела разговаривать с людьми. Так она и мыслила не по-человечески! Шульте чуть не спятил от ужаса, бродя по закоулкам ее сознания, — если этот вселенский хаос вообще можно было сознанием назвать. Пока Дева подбирала более-менее понятные мыслеобразы, а люди сами трансформировали их в слова, о какой-то примитивной коммуникации еще можно было говорить. Но когда дошло до серьезного дела…
Дева то ли переоценила способности человека, то ли не знала, что “увидеть и понять” отнюдь не универсальная формула общения. Так или иначе, а Шульте не понял ни-че-го из того, что ему пытались демонстрировать. Дева и вправду искренне хотела наладить контакт, никакой враждебности Шульте не ощутил. Только насмотрелся чертовщины, а когда почувствовал, как его засасывает липкая противная темнота, — выпрыгнул наружу. Может, имело смысл подождать, стерпеть. Но не хватило выдержки. Слишком уж там, внутри, оказалось все чужое, недоступное человеческому восприятию. И холодно там было — до дрожи, до тошноты. Неуютно.
Особенно — по контрасту с волшебным сном.
И первой ответной мыслью было — прекратить, остановить. Любой ценой отогнать страшилище подальше, чтобы оно и других не трогало.
Он сумел оборвать контакт. И это было правильно. Двоих товарищей он спас. Ведь Чарли… Ни одному специалисту на Земле не удалось внятно объяснить, каким образом нормальный человек может так резко потерять рассудок, — если, конечно, не бить его кувалдой по голове. Когда Аллен, выглянув из мешка, уставился на Шульте пустыми глазами, тот понял, чем заканчивается для маленького слабенького человечка экскурсия в ту вязкую темноту.
Разумеется, Шульте мучили сомнения. Постоянно. Тысячу раз он прокручивал в уме события того дня, пытаясь найти хоть малейшую зацепку, намек на то, как надо было действовать. А до чего расстраивал общий с Кучкиным сон! Они, безусловно, приняли некую информацию и переработали ее. Но насколько правдивой вышла картинка? Насколько верны были ощущения? Не крылось ли за этой системой образов нечто большее или вообще совершенно иное?
И крылось ли что-то вообще?
Временами Шульте плакать был готов и выть от тоски.
Иногда — готов во всем признаться Кучкину и Рожнову.
Ни разу у него не получалось ни того ни другого. Вероятно, он был чересчур организованным, чтобы позволять себе истерику, и слишком ответственным, чтобы обрушивать на людей такие откровения. Тем более — на людей, которых сам лишил свободы выбора.
Но был ли выбор в принципе?
Явилась идиотка, несла ахинею, добивалась, непонятно чего. Угрожала. Потом разочаровалась, нахамила и ушла. Так случается на Земле, сплошь и рядом. Только когда с двух сторон люди, это не называют “контакт с иным разумом”. Хотя пропасть между разумами налицо.
Кто-то обещал, что вы поймете друг друга? Ха-ха. Черный юмор.
Деву больше не видел никто, во всяком случае, никто из тех, с кем работали Шульте и Кучкин, — они бы сразу почуяли “своего”. То ли дама разочаровалась в людях, то ли целиком переключилась на косвенное воздействие. Прямые людские потери “лунной платформы” ограничились двумя специалистами. Помимо Аллена, перестал летать Рожнов. Запугивая, Дева показала ему страшную катастрофу, в которой он должен был погибнуть. Теперь инженер не покладая рук трудился на доводке лунного производственного комплекса и уже дважды спас его, что называется, “в макете”. Рожнова считали чуть ли не провидцем, всячески оберегали, космос был для него закрыт.
Кучкина сначала хотели чуть ли не отдать под суд, но за пилота вступился русский главный. Сказал, что тот вовсе не хулиган и самоуправец, а, напротив, рационализатор и народный умелец. Кучкин закончил курсы переподготовки и снова летал. Выглядел он довольным — особенно когда при нем не пытались врать.
А Шульте — просто жил и работал дальше…
— Господа! — позвали из научного. — Простите, а где можно взять спэйс хаммер?
— В тээм-четвертом ЗИПе, где еще! — отозвался Кучкин. — Или в “Осе” под креслом инженера. Берите американский, у него лучший баланс.
— Вранье! — крикнул Шульте. — Господин Кучкин просто жалеет свой артефакт. Берите русский. Он удобнее. Проверено.
“Самое важное — мы спасли платформу. Из-за Девы. Она нас вынудила. Достойный результат? Безусловно. Тогда отчего я так переживаю? Если бы еще не это треклятое чувство правды. Временами с ним просто невозможно жить. Зачем я врал Кучкину, будто оно поддается регулировке? Главное, нашел кому соврать!”
Вчера Кучкин снова поднял “Осу”, и теперь на платформе под руководством сменного начальника экспедиции Шульте работали десять человек. Из научного модуля раздавались мерные тяжелые удары.
Опять у них заело телескоп.
Этот модуль на “платформе” звали научным из-за высокой концентрации аппаратуры и просто для краткости. Не станешь же каждый раз говорить “пост электронно-оптического наведения и сопровождения”. МКС “Свобода” здорово разрослась, станцию все чаще требовалось сверлить, варить и даже пилить, а иногда орбитальное депо преподносило сюрпризы, отбиться от которых можно было только спэйс хаммером.
В том, что кувалда и на Луне пригодится, Шульте уже не сомневался.
Ведь там ждет прорва большой серьезной работы.
СЕРГЕЙ ЛУКЬЯНЕНКО
Мальчик-монстр
Сергей Лукьяненко родился 11 апреля 1968 года в Казахстане. Ведущий российский писатель-фантаст. Окончил лечебный факультет АГМИ в 1990 году по специальности врач-терапевт. Прошел ординатуру по специальности врач-психиатр, владеет гипнозом. Жил в Алма-Ате (Алматы) до конца 1996 года, потом в Москве. Работал врачом-психиатром в городском психдиспансере Алматы год, затем сотрудником журнала “Миры”, с 1992 года — заместителем главного редактора. Первая НФ публикация — “Нарушение” (“Заря”, Алма-Ата, 1988). Первый авторский сборник — “Атомный сон” (1992). С 1995 года — профессиональный писатель. Был членом редколлегии журнала “Миры”, издававшегося в Алма-Ате А.Кубатиевым, активным участником алма-атинского КЛФ “Альфа Пегаса”, его литературным консультантом. Принимал участие в библиографическом листке ВО КЛФ и Совета ВО КЛФ под редакцией И.Халымбаджи. Участник семинара в Дубултах (1989, группа С.Снегова). Член ВТО, участник Ялтинских семинаров (1990, 1991), “Тирасполь-93”, “Сибкон-93, 95”. Лауреат практически всех существующих “жанровых” премий. По книгам Лукьяненко сняты фильмы “Ночной дозор”, “Дневной дозор”, “Азирис Пуна”, создано несколько компьютерных игр.
Нелегко просыпаться с похмелья!
Вчера мы весь вечер просидели с моим старым другом, космическим штурманом Володей Васильковым. Три месяца его звездный клипер “Нематода” полз сквозь червоточины пространства-времени, посетил восемь планет и вот накануне вернулся на Землю. Звонок и мигание видеофона оторвали меня от работы. Ворча, я отложил толстую стопку разграфленной бумаги и ответил на вызов. Ух, чтобы я сказал, окажись это Жанна, моя помощница!
Но это был Володька — бородатый, загорелый тем особенным, сиреневым “звездным загаром”, с задорным огоньком в глазах.
— Старик! — закричал он. — Я на Земле! Помнишь еще, где моя дача и что с собой надо брать?
Конечно же, я помнил!
Не прошло и получаса, как, отпустив флаер (веселый молодой кавказец с улыбкой посмотрел на мою звякающую сумку и пожелал хорошего отдыха), я прошел заросшими дорожками сада и постучал в знакомую дверь. Володька сграбастал меня в объятиях и радостно потащил на кухню. Там уже горел огонь в русской печке, весело закипал старый самовар, а поскрипывающий от ветхости робот Беня нарезал колбасу и сало, вскрывал устриц и нарезал помидоры. Беня достался моему другу от деда, был он устаревшим и морально, и физически, но сдавать его в металлолом мой сентиментальный друг отказывался. “Каждый год он все ближе к раритету!” — объяснял Володя и латал износившуюся машину.
А когда Беня накрыл стол и с похрустыванием суставов уселся в углу, у печки, чтобы поберечь изношенную систему терморегуляции, мы с Володькой принялись болтать. Ах как же мы хорошо посидели! Володька рассказывал про Дальний космос, про метеоритные бури, магнитные шквалы, вихри антиматерии и загадочные кристаллические корабли-убийцы, что стреляют по всему теплому и живому, что встретят на своем пути… Я делился новостями со своей работы. Беседа текла все задушевнее и задушевнее, всхлипывала изредка из угла масляная помпа старика Бени, мерцал беззвучно экран телевизора, стрекотали в саду цикады…
***
Под окнами звонко зацокали сандалии, и я со стоном открыл глаза.Нелегко просыпаться с похмелья!
Вчера мы весь вечер просидели с моим старым другом, космическим штурманом Володей Васильковым. Три месяца его звездный клипер “Нематода” полз сквозь червоточины пространства-времени, посетил восемь планет и вот накануне вернулся на Землю. Звонок и мигание видеофона оторвали меня от работы. Ворча, я отложил толстую стопку разграфленной бумаги и ответил на вызов. Ух, чтобы я сказал, окажись это Жанна, моя помощница!
Но это был Володька — бородатый, загорелый тем особенным, сиреневым “звездным загаром”, с задорным огоньком в глазах.
— Старик! — закричал он. — Я на Земле! Помнишь еще, где моя дача и что с собой надо брать?
Конечно же, я помнил!
Не прошло и получаса, как, отпустив флаер (веселый молодой кавказец с улыбкой посмотрел на мою звякающую сумку и пожелал хорошего отдыха), я прошел заросшими дорожками сада и постучал в знакомую дверь. Володька сграбастал меня в объятиях и радостно потащил на кухню. Там уже горел огонь в русской печке, весело закипал старый самовар, а поскрипывающий от ветхости робот Беня нарезал колбасу и сало, вскрывал устриц и нарезал помидоры. Беня достался моему другу от деда, был он устаревшим и морально, и физически, но сдавать его в металлолом мой сентиментальный друг отказывался. “Каждый год он все ближе к раритету!” — объяснял Володя и латал износившуюся машину.
А когда Беня накрыл стол и с похрустыванием суставов уселся в углу, у печки, чтобы поберечь изношенную систему терморегуляции, мы с Володькой принялись болтать. Ах как же мы хорошо посидели! Володька рассказывал про Дальний космос, про метеоритные бури, магнитные шквалы, вихри антиматерии и загадочные кристаллические корабли-убийцы, что стреляют по всему теплому и живому, что встретят на своем пути… Я делился новостями со своей работы. Беседа текла все задушевнее и задушевнее, всхлипывала изредка из угла масляная помпа старика Бени, мерцал беззвучно экран телевизора, стрекотали в саду цикады…