Петров Александр. Свет обратной стороны звезд

   Александра улыбнулась, опустила голову, чтобы Конечников не видел, как она веселится. Девушка даже прикрыла лицо рукой, оставив наблюдать за Федором один глаз, который для ночного зрения жителя Амальгамы сиял как звезда.
   — Скоро лес перешел в отдельно стоящие группки деревьев и почти непроходимые заросли трав и кустарников. Как сейчас помню, это была конопля.
   — О, твоя Амальгама просто райское место, — засмеялась она.
   — Насколько я знаю, чтобы конопля стала ядреной, нужно чтобы было очень жарко. А на высоте климат более чем умеренный.
   — Жалко, — с сожалением произнесла девушка, вытаскивая из пачки еще одну сигарету.
   Федор сделал вид, что у него развязался шнурок и нырнул под стол и прикрыл рукой глаза, спасая ночное зрение от вспышки зажигалки. Когда он вылез обратно, второе зрение не выключилось, хоть огонек сигареты пылал в темноте как солнце для обычного человека. Конечников продолжил рассказ, стараясь не смотреть на ослепительную точку.
   — Корабль я увидел издали. Он был огромным, с улицу поселка в длину. Небесный гость стоял на опорах, выпущенных под передними и задними крыльями. Сейчас бы я сказал, что неповрежденные посадочные демпфер-амортизаторы заняли штатное положение.
   — Мне больше интересны твои детские впечатления, — быстро сказала девушка, в очередной раз, с удовольствием выпуская из себя характерно пахнущий дым.
   — Одна из опор была перебита, отчего корабль стоял неровно, опираясь на нижнюю левую башню центральной батареи. Было видно, что звездолету пришлось несладко: на корпусе виднелись свежие дыры с рваными, висящими клочьями обшивки.
   Левая верхняя башня центральной батареи была снесена вместе с колпаком артпоста, и теперь оттуда поднимался желтоватый дымок.
   У меня от восхищения перехватило дыхание — передо мной был настоящий боевой звездолет, прямиком с орбиты, после жаркого боя, в котором, судя по тому, что я видел накануне, он оказался победителем.
   Оставалось узнать, чей это корабль, наш или эланцев. Я лег и стал наблюдать, периодически переползая с места на место.
   Луг был довольно сырым, отчего в ямках росла кровохлебка, покачивая на ветру своими бордовыми, жесткими цветками. Перед глазами маячили пучки пырея и редкие камышины увенчанные плотным, похожим на сосиску мягким, бархатистым кончиком.
   Я выбрал точку для наблюдения возле кустов с дикой малиной, и конечно не мог удержаться от искушения, периодически дергая мелкие водянистые ягоды.
   При этом я продолжал смотреть на пришельца, ожидая того момента, когда представится подходящий момент, чтобы пробраться вовнутрь. Я решил даже дождаться ночи, если это будет нужно, ведь дедушка не будет меня ругать, когда я пригоню огромный боевой крейсер. Время шло, Арисс двигался по небу, но ничего не изменялось, лишь дымок над кораблем стал жиже.
   Вдруг под брюхом произошло какое-то движение, часть корпуса начала перемещаться, образовав пандус, по которому спустился отряд землекопов из четырех человек в замызганных черных робах под предводительством командира, одетого в темно-синий мундир с погонами. На рукаве была повязана красная тряпка, а на груди сверкала пара каких-то железок, которые я принял за ордена.
   Люди огляделись по сторонам, потом командир махнул рукой, все пошли на небольшой холмик и остановились, воткнув лопаты в землю возле одинокой сосны. К сожалению, было слишком далеко, чтобы понять, на каком языке они говорят. Люди стали копать землю, а командир направился обратно к звездолету.
   По мере того, как начальник удалялся, землекопы вкладывали в работу все меньше и меньше усердия. Периодически человек с повязкой на рукаве оборачивался, тогда его подчиненные преувеличенно рьяно принимались за дело.
   Когда командир скрылся, работники, поковыряв для вида землю, уселись отдыхать, пустив по кругу фляжку.
   Я решил, что скоро наступит подходящий момент для выполнения моего плана, раз они оставили открытым вход на корабль, не выставив охраны.
   Я приободрился и с удвоенной силой принялся за поедание малины — голод давал о себе знать. Внезапно по трапу спустилась женщина. Даже издалека ее ладная фигурка в серо-голубом комбинезоне, перехваченном широким ремнем, показалась мне крайне привлекательной, завораживающей, неправдоподобно тонкой в талии. После одетых в душегрейки и домотканые черные шерстяные юбки колодообразных женщин поселка девушка выглядела необычно, неправильно, но от нее нельзя было оторвать глаз.
   Примерно в сотне метров от корабля, где было посуше, на пригорке росла высокая трава, в которой белыми пятнами цвели ромашки. Девушка направилась туда усталой, слегка покачивающейся походкой.
   Я увидел, что она опустилась на колени, сорвала несколько цветов, потом вдруг уткнулась лицом в колени. Ее плечи затряслись.
   Я захотел узнать, плачет она или смеется, поэтому с сожалением оставил свой наблюдательный пункт, и стал перемещаться к девушке. Подкравшись ближе, я увидел, что она плачет.
   Плакала она всерьез, рыдания рвались у нее из груди, она колотила руками по земле, потом на некоторое время затихала, судорожно дыша, набиралась сил и снова принималась рыдать.
   Она так была поглощена этим процессом, что не замечала, что лежит ничком на траве, пачкая одежду. Ее пилотка свалилась с головы, и волосы цвета спелой пшеницы рассыпались по плечам и земле. К сожалению, она плакала без слов, лишь иногда издавала сдавленное рычание, поэтому я так и не узнал, кто это на звездолете — наши или эланцы. Горе девушки было настолько завораживающим, что я чуть было не подошел к ней, чтобы утешить. Я быстро опомнился и юркнул в кусты, пятясь от этого места.
   Вдруг кто-то положил руку мне на плечо.
   — Стой, пацан, — как-то невнятно, с незнакомым выговором произнес грубый мужской голос.
   От неожиданности я закричал. Страх придал сил, и я вырвался из цепких рук мужчины.
   — Стандо, — прокричал он и бросился в погоню.
   Он в несколько прыжков нагнал меня, но я был готов защищаться. Сдернув с плеча изготовленный к выстрелу самострел, я выпустил эланцу стрелку в горло. Она непременно убила бы его, если бы он с совершенно невероятной скоростью не закрылся рукой. Стрела пробила ему ладонь.
   — Бастардо, мариконо, — заревел мужик.
   — От марикона слышу, ту мальпура элана порко. Факинта уло, — выдав большинство из того, что знал на эланском, и сожалением убедившись, что противник не отдал концы от выстрела в упор, я кинулся бежать.
   — Ах, ты, сучонок, какими словами лаешься, — донеслось сзади.
   Я уже не понял, что кричит он на родном риче. В голове накрепко засела одна доминанта — бежать, бежать от этого разъяренного носорога.
   Мужик переломил короткую стрелку, матерясь от боли, выдернул обломок древка и снова погнался за мной. Я был уже далеко, улепетывая изо всех сил, держа в руках разряженный самострел.
   Вдруг я с разбегу налетел на что-то упругое и теплое.
   Я поднял глаза и увидел, что протаранил девушку в светло-сером комбинезоне. Она с печальной улыбкой посмотрела на меня своими бездонными, зелеными глазами, прижала к себе и спросила на безукоризненном риче:
   — Куда ты так торопишься, малыш?
   — А это… — пробормотал я.
   — Мы не эланцы, если ты это имел в виду.
   — Ах ты, пащенок, — донеслось сзади. — Попался. Держи его Дарья.
   Сапоги забухали совсем рядом.
   — Стой где стоишь, Васька! Остынь!
   Девушка плавно переместила меня к себе за спину.
   — Ты посмотри, что этот сучонок сделал, — тот, кого девушка назвала Василием, показал пробитую ладонь.
   — Зато мы знаем, что в эланцев здесь стреляют. А ладонь твою я за час вылечу.
   — Я ведь его по нашему окликнул. Чего он побежал?
   — Мальчик, — Дарья обернулась ко мне, — ты зачем нашему канониру руку прострелил?
   — Он меня окликнул как-то странно. А потом и вовсе на эланский перешел. Вот я и подумал, что он эланец.
   — А где ты так ругаться научился? Ты хоть знаешь, что эти слова обозначают? — спросила девушка.
   — Это… Это, — я замялся. — Это язык такой.
   Смеялся даже канонир Василий, зажимая побитую ладонь, из которой продолжала капать кровь.
   — Ты чей, мальчик? — спросил мужчина.
   — Сам по себе и свой собственный, — хмуро ответил я.
   — Посмотри, малыш, — девушка потянула за цепочку на шее и вытащила из-под комбинезона странный прямоугольник из неизвестного материала. — Читать умеешь?
   — Дедушка только осенью обещал научить. Но буквы почти все знаю.
   — Ладно, поступим проще. Герб Деметрианской империи знаешь? — спросила девушка.
   — Белая полосатая кошка с мечом в лапе, корона, пирамида и такая толстая спираль со звездами на заднем плане.
   — Это вообще неизвестно кто, — озадаченно протянул мужик. — Пирамида, спираль со звездами, кошка…
   — Это старый имперский герб, — вдруг сообразила девушка. — Они не могут знать другого, слишком давно отрезаны от мира. Он действительно был таким: белый тигр с мечом, корона, пирамида и галактика на заднем плане. Теперь там нет ни галактики, ни тигра, ни пирамиды — меч, корона и щит. Надо искать другой путь. Ну, а эланскую эмблему ты знаешь?
   — А то, — с дурацкой гордостью ответил я.
   — Отведем его на корабль, там разберемся, — сказал мужчина, хватая меня здоровой рукой.
   — На твоем месте я бы этого не делала. У мальчика разряжен самострел, но на поясе висит нож. Попортит он тебе и другую руку.
   Василий отпустил меня и занялся перевязкой, вытащив бинт.
   — Как тебя зовут, мальчик? — спросила девушка.
   — Федя, — ответил я.
   — А где твои папа и мама?
   — Померли от огневицы, — ответил я, вытирая глаза.
   После всех волнений сегодняшнего дня меня пробило на слезы.
   — Не плачь, — сказала девушка, прижимая меня к себе и гладя по голове своими теплыми, нежными руками.
   — А с кем ты живешь, малыш? — спросила девушка, продолжая гладить по голове.
   Мне неожиданно стало горько, и я заревел, обнимая ее чуть повыше попы и тыкаясь лицом в живот.
   Она была как мама, которую я стал забывать. С Дарьей я почувствовал себя в тепле и безопасности.
   — Один я, — вырвалось у меня в перерывах между всхлипываниями… В какой-то момент появилась мысль, что пока я не получу веских доказательств того, что они наши, правды я не скажу даже ей…
   — Конечников, — прервала его воспоминания Александра. — Ты всегда был безбожным вруном.
   Она улыбалась ему чувственной улыбкой. Было видно, что рассказ первого лейтенанта ей нравится. Поймав его взгляд, девушка поправила волосы и забросила ногу на ногу.
   — Что было дальше? — спросила она,
   Федор продолжил:
   «Девушка терпеливо дала мне выплакаться. — Вот посмотри, — сказала она, поднося к моему лицу карточку. — На каком языке написано?
   — На риче, — ответил я, не найдя эланских закорюк, которые видел в серых, невесть как попавших к нам в сени древних эланских газетах.
   — Попробуй малыш прочесть буквы, какие знаешь.
   — «У», «Д», «О», «С» «Т» «В» «Е» «Р» «Е» «Н» «И» «Е», — прочитал я знакомые буквы.
   — Теперь прочти все вместе, — девушка опустилась на корточки. — «Удостоверение», ведь правда? Теперь посмотри на фото. Кто это?
   — Это ты, тетя, — ответил я, глядя на медальон, удобно устроившийся в развилке крепких грудей, видимых с моей точки зрения в вырезе комбинезона. — Ты красивая…
   — Так и сказал? — рассмеялась Александра. — С детства врун и сексуальный маньяк. Люблю таких….
   Девушка перегнулась через стол и поцеловала Федора в щеку. Потом она достала новую сигарету и закурила.
   — Продолжай, пожалуйста, — попросила девушка.
   … — Она поймала направление моего взгляда и вытянула вверх язычок молнии.
   — А что такое удостоверение ты знаешь? — спросила девушка.
   — Это документ такой. У деда лежали старые карточки с маленькими картинками лиц, которые он называл удостоверениями.
   — Вот и отлично. Какой умный мальчик. Верно, «удостоверение» от слова «удостоверять», то есть подтверждать. В данном случае, что я — это я. А теперь, малыш, смотри фокус.
   Девушка прикоснулась к пластинке рядом с фото. Она окрасилась в зеленый цвет.
   — Приложи теперь ты, — предложила она.
   Пластинка стала красной.
   — А Василий? — девушка протянула карточку мужчине.
   Пластинка снова покраснела.
   — И так для всех, кроме меня, — с этими словами она приложила палец к пластинке, которая немедленно окрасилась в зеленый цвет.
   — Забавно, — сказал я.
   — А что там еще написано?
   — Прочтешь?
   — Лучше ты, тетя, а я потом проверю.
   — А написано здесь; «Удостоверение личности офицера, Департамент здравоохранения Деметрианской империи. Первое Управление медицинской службы Военно-Космических Сил. База ВКС «Крокус-3» Второй лейтенант Дарья Дремина, врач…» Это я, Дарья Дремина, малыш, — девушка для убедительности прижала руку к груди.
   — Что вы там возитесь, — раздался голос из черной коробочки на поясе канонира Василия. — Пацан наш или эланский?
   — Да наш пацан, наш, — ответил тот. — Крученый только больно, темнит, ничего не рассказывает.
   — А чего он хочет? — спросил тот же недовольный голос.
   — Убедиться, что мы не эланцы, — отозвалась Дарья.
   — Дремина, веди его на корабль, — приказала коробочка. — Мы ему доказательств вагон и маленькую тележку представим.
   — Хорошо, — ответила девушка. — Я спрошу у него.
   Девушка притянула меня к себе, к уютному теплу своего тела и спросила:
   — Хочешь ко мне в гости, Федечка?
   — Дарья, а почему от тебя так странно пахнет?
   — Как странно? — девушка смутилась, незаметно наклонила голову и втянула воздух. — Нормально.
   — От тебя пахнет сладкими грушами, маленькими горькими яблочками, малиной, ежевикой, свежей росой и еще чем-то, чего я не знаю.
   — Запах приятный?
   — Да, — я замялся. — Но неправильный. Малина отходит раньше, чем созревают груши. У вас на корабле есть сад, где все это растет?
   — А, ты про это, — девушка засмеялась. — Это духи, Федечка. Просто запах. Но на корабле есть масса интересных вещей. Тебе понравится.
   — Таких же, как запах без малины?
   — Да ты малыш голодный, — воскликнула девушка. — Боже, как я сразу не сообразила. Давно не ел?
   Я кивнул с жалостливым видом. То, что девушка гладила меня по голове, а мужчина улыбался, не значило ничего. Этим людям что-то было от меня надо, и они настроены были получить это силой или хитростью. А на корабль они отвели бы, даже если я этому очень сопротивлялся.
   — Я согласен, — важно сказал я, решив ходить вокруг да около.
   Дарья взяла меня за руку, и мы двинулись к кораблю. По мере того, как мы приближались к звездолету, он становился все больше и больше. Наконец, он стал неправдоподобно огромным. Я с интересом разглядывал его матовую, шершавую, неровную поверхность корпуса. Некоторые участки были блестящими, идеально гладкими.
   Я догадался, что когда-то весь корабль был таким, пока не побывал в жестоких переделках. Его огромные башни с убранными под обтекатели орудиями, били по врагу, и те стреляли в ответ, расписывая обшивку горелыми разводами. Я самозабвенно разглядывал детали, раньше я и не подозревал, как много разных штучек на поверхности звездолета: фонари, блестящие призмы, штыри, трубки, шары на усеченных конусах. Так я стоял довольно долго.
   — Пойдем, успеешь насмотреться.
   Не дав мне полюбоваться на звездолет, Дарья повела меня вовнутрь.
   Трап меня разочаровал. Он дребезжал и раскачивался под ногами. Но на входе в корабль меня ждал сюрприз. Когда девушка пересекла плоскость дверного створа, жуткий, не похожий на человеческий голос произнес: «Второй лейтенант медслужбы Дарья Дремина. Код допуска А2.
   — Ай, — вскрикнул я, делая попытку вырвать руку.
   Девушка держала мягко, но освободиться от ее пальцев было невозможно.
   — Не бойся, — сказала она, — это сканер, машина. Сейчас про тебя скажет.
   Как только моя голова поднялась над плоскостью пола, голос прогрохотал: — «Незаконное вторжение».
   Замигали огни, корабль утробно заревел. Я снова попытался бежать, но сзади шел Василий, загораживая весь проход.
   — Да выключи ты сирену, ребенка пугаешь, — высоким, сильным голосом, перекрывая рев, крикнула Дарья.
   Огни погасли, звук прекратился.
   Когда я поднялся, механический голос выдал полную информацию: — «Гуманоид, человек. Незначительные мутации. Возраст от семи до десяти лет. Вооружен метательным и холодным оружием. Может быть опасен. Команда на наведение оружия отменена постом наблюдения».
   «Как хорошо, что я не сунулся сюда один», — пронеслось у меня в голове.
   Корабль был внутри тихим и тесным. Дарья провела меня по длинным отсекам. Коридор был узким, кое-где он расширялся, образуя заставленные приборами закутки, где какие серьезные дядьки производили манипуляции на светящихся пультах. На экранах плыли красивые, непонятные картинки из кривых и прямых многоцветных линий, сеток, наброшенных на цветные круги из голубых и коричневых фигур. Я делал попытки притормозить, но Дарья была непреклонна.
   Одна из дверей была открыта. Внутри маленького помещения очень близко друг от друга стояли койки, на которых сидели и лежали раздетые по пояс дядьки. Мне бросилось в глаза, что у одного из них, рука замотана бинтом с запекшейся кровью, а на коленях лежит короткое, массивное ружье.
   — Вот бл*дь попали… Думали корабль исследовательский, а пришлось даже на абордаж сходить. Половине десантной команды — п*здец.
   — Ребята, матом не ругайтесь, — попросила Дарья, задвигая дверь. — Не одни.
   — Что Дашутка, эланца поймала? — поинтересовался один из этих мужиков, снова открывая дверь и высовывая голову в коридор.
   — Сам ты эланец, дурак, — буркнул я, жалея, что мне не дали зарядить оружие.
   — Ты с ним не ссорься, Николай. Это юноша боевой. Принял меня за эланца, так чуть не убил на месте, — с усмешкой сказал канонир Василий, показывая забинтованную ладонь.
   — Чем это тебя? — поинтересовался дядька.
   — Самострел… Не закрылся бы, лежал со стрелой в горле.
   — Однако…
   Мужик посмотрел на меня уже с совсем другим выражением.
   Коридор закончился, и я попал в помещение, сплошь заставленное аппаратурой. Я увидел только большое рабочее место по центру, снабженное целым десятком экранов, досками с буквами, светящимися схемами корабля. Прямо за креслом размещалась короткая лесенка наверх, к наглухо задраенному люку в темном, словно обгоревшем потолке. Еще было видно место справа с четырьмя круглыми экранами, где по кругу бегали зеленоватые линии, рисуя призрачный узор.
   О размерах помещения можно было судить по ряду длинных панорамных блистеров, которые уходили вперед. При нашем с Дарьей появлении с кресла у лесенки поднялся человек и направился к нам, делая знаки моей спутнице, чтобы она не вела меня дальше.
   Девушка остановилась.
   — Ну, покажись, диверсант, — громогласно произнес этот дядька. — Герой… Чуть лучшего канонира не уложил.
   — А чего он на риче говорит невнятно и по-элански ругается?
   — Он с Эпсилона, а там все немного не так по нашему говорят. Диалект.
   — Может быть, — не стал спорить я.
   — Чей ты, мальчик?
   Я молчал.
   — Он говорит, что сирота, что папа и мама умерли от болезни. Он давно не ел.
   — Дремина, не вмешивайся. Я, конечно, понимаю, что тебе своих детей пора иметь, но пожалуйста, не вмешивайся в мужской разговор. Раз юноша живет в лесу один, значит он вполне взрослый, чтобы отвечать сам.
   — Скажи нам, когда ты родился, где, кто был твоими родителями, сколько людей было еще. Куда они все потом делись? Как вы попали на эту планету? Расскажи, и Дарья отведет тебя на кухню.
   — Как-то много всего за один обед, — сказал я, опустив голову.
   — А тебе чего? Припасов на целый год? Бочку варенья и корзину печенья? — разозлился мужчина. — Я, командир корабля, майор Дегтярев спрашиваю тебя стратегически важную информацию, необходимую командованию ВКС, объединенному штабу наземных сил и ставке императора.
   — Глюкранды, — невинно сказал я.
   Дарья прыснула со смеху.
   — Нет, вы видели такого тупого ребенка? — вне себя заорал майор. — Да ты на форму посмотри, на шевроны. Оглянись вокруг — все таблички и надписи на риче.
   — Я не видел ни нашей, ни эланской формы, а читать я не умею, еще не все буквы знаю.
   — Вот и говори с таким, — в сердцах сказал командир. — Разговаривают с ним на риче. А он заладил: «Эланцы, эланцы».
   — Дедушка говорит, что жители планет типа Картуш-2 и Беллона, которые часто переходили из рук в руки, в совершенстве знают оба языка.
   — Вспомнил тоже. Эланцы их давно захватили. Еще лет четыреста назад.
   — Примерно тысячелетие назад так и было. Хозяева менялись каждые двадцать лет — вставила Дарья.
   — Дремина, — строго сказал мужчина. — Я вот все думаю, кто ты: врач или историк? Историк нам по штату не полагается.
   — Я совмещаю, — ответила девушка.
   Командир проглотил эту реплику.
   — А что еще тебе говорил дедушка? Почему ты так боишься эланцев? — осторожно поинтересовался майор.
   — Потому что они могут прислать «рогатую камбалу» и опять сжечь планету.
   Мужчина ошеломленно посмотрел на Дарью. Некоторое время он колебался, потом, наконец, решился.
   — Как «рогатая камбала» выглядит, знаешь?
   — Да, — ответил я. — Дедушка говорил, что она похожа на лист, на котором сверху и снизу попарно стоят 8 гусениц.
   — Ну, слава Богу, молодец. Вот иди сюда, усаживайся.
   Майор потянул меня к пульту. Я запрыгнул в кресло, положил руки на подлокотники, как вдруг оно ожило, поднявшись так, чтобы я мог дотянуться руками до кнопок, спинка приняла вертикальное положение.
   — Не бойся мальчик, — произнесла Дарья, подходя — Это автоматика.
   — Теперь смотри, — сказал командир, показывая на кнопки. — Эта вперед, эта назад. Будем смотреть записи систем наблюдения. Большой экран разбился на два десятка маленьких. — Каждый квадратик — ракурс того или иного видеодатчика. Знаешь, что такое видеодатчик?
   — Да…
   — А где ты видел? — спросила девушка.
   — На Хо… — произнес я, и тут же прикусил язык. — Дед рассказывал.
   — Какой замечательный у тебя дед. Прямо академик, — произнесла Дарья, ничем не показывая своего неудовольствия.
   — А ведь это мы, тетя, — с восторгом крикнул я, увидев себя на экране.
   Я помахал рукой, чтобы убедиться, даже сделал попытку повернуть голову, скосив глаза на экран, чтобы увидеть лицо. Разумеется, у меня ничего не вышло, я повернулся и огорченно вздохнул. Дарья улыбнулась в камеру и послала воздушный поцелуй.
   — Дремина, Дремина, — ворчливо произнес командир корабля. — У тебя лазарет полон трупов, а ты все глазки строишь и хвостом крутишь.
   — Разрешите идти? — со слезами в голосе спросила девушка, и, не дожидаясь ответа, выбежала из рубки.
   — Зря ты так, — сказал человек за пультом слева, которого я не заметил, увлеченный техническим чудом, к которому получил доступ. — Размозженные головы, разорванные легкие и дыры в теле по полметра медицина лечить еще не научилась.
   — А Борька Луговской? — хмуро поинтересовался майор.
   — Девчонка кого могла — вытащила. А Борька — пока на орбите болтались, боялся, что в печке сожжем после смерти. А как приземлились, так он и расслабился. Может, испугался, что случая другого не представится в землю лечь. Сектант, одно слово.
   — Он был хорошим парнем, зампотех. Если бы не он, нас бы уделали, — возразил майор.
   — Да, Стас, он был хорошим парнем и способным командиром. Но на твоем месте я бы извинился перед Дашкой.
   — Сейчас, — ответил командир, — только с пацаном разберусь.
   Он повернулся ко мне.
   — Ну, чего сидишь, крути. Клавиша «Назад».
   — А можно?
   — Нужно.
   Я нажал. На экране картинка побежала задом наперед. Вошла Дарья, мелькнул майор, девушка сделала движение рукой, улыбнулась в камеру. Смешно пятясь, ушли мы с Дарьей. Тут на одном из экранов я увидел свое лицо. Я немного замешкался и отпустил кнопку перемотки с довольно большой задержкой.
   Стало видно, как я крадусь среди зарослей, потом ныряю в свой НП в кустах малины. Изображение начало медленно приближаться. Ритмично заходили верхушки кустов, оттого, что я дергал ягоды.
   Потом весь экранчик заняло мое изображение. Я со стыдом отметил, что лицо у меня чумазое, а ем так, будто голодал, по меньшей мере, неделю.
   — Ну, молодой человек, мы так никогда не закончим. Позже на себя полюбуетесь, — с этими словами майор пустил картинку так, что изображение стало практически неразличимым.
   — Вот, лучше это посмотри.
   На экранах оживленно жестикулировали люди, открывали рты в неслышном крике, ожесточенно дергали рычаги и нажимали кнопки, приводя в действие механизмы корабля. На экранчике, где только что бегал я, плыли три яркие точки. От них, расширяясь, тянулись нестерпимо яркие полосы.
   Командир корабля нажал несколько кнопок, и изображение заняло весь большой экран.
   — Первая фаза боя, — пояснил майор. — Эланские разведывательные корабли обстреливают наш крейсер с дальней дистанции. Наши пушки не отвечают, все равно попасть можно лишь случайно.
   Экран полыхнул огнем. Я непроизвольно отпрянул.