Страница:
ТШК сошел с курса, описывая циркуляцию. Конечников с тоской посмотрел на неприятельский крейсер. Еще бы пара — тройка «пакадур» и гасители эланца не справились бы. «Тундер» вспыхнул бы, превратился в комок огня, разлетелся раскаленными обломками.
Хаос внезапного столкновения неприятельских кораблей, свалка тяжелых бронированных туш, огрызающихся огнем высокоскоростных, скорострельных метательных пушек, лучами лазеров и плевками плотной горячей плазмы сделал неприменимым все правила ведения войны в плотных построениях на параллельных курсах, которые выучил командир отряда скаутов полковник Гагарин.
Выполняя его приказ, слабовооруженные гиперпространственные крейсера с боем прорывались сквозь выстрелы «Циклоно» и «Тондро», которые давили их превосходящей огневой мощью.
По мере того, как малые ракетоносцы выстраивались в классический «клин», они теряли единственное преимущество перед эланскими тяжелыми кораблями, которые не могли бить главным калибром в свалке, чтобы не попасть по своим. Скауты, лишившись «пакадур», отвечали врагу своими пушечками, которые линкорам были как слону дробина.
Пара, 2803 и 2805 подошла на дистанцию ракетного залпа вовремя. Эланский флагман, который получил пять ракетных снарядов в корпус, тем не менее, был вполне боеспособен и отыгрывался на деметрианских «хундако» за нанесенные ему раны плотным, прицельным огнем.
Все происходило буднично и страшно. Снаряды и плазма рвали корпуса скаутов, сносили башни. Малые крейсера горели, выбрасывая из развороченных внутренностей искореженные куски обшивки и обломки механизмов. Конечникову показалось, что он слышит, как ломается броня кораблей и захлебываются кровью разорванных легких матросы.
Уничтожив лидера, можно было на время лишить эланцев возможности организованных действий. Эта задача и легла на крейсера Конечникова и Кинга.
По команде Гагары, 2805 произвел ракетный залп. На флагмане уже не было защитных полей, поэтому ужасающую силу взрывов ничто не сдерживало. На корпусе, рядом с основанием форта 2-бис вспыхнуло маленькое, горячее, злое солнце. Сквозь фильтры было видно, как огненная волна побежала по корпусу, сдирая 400 миллиметровые броневые плиты обшивки и расцветая очагами вторичных взрывов там, где субстанция распада находила детонирующий материал. Ударная волна вырвала громадную башню форта из корпуса, коверкая площадки артбатарей, разбрасывая орудийные установки. Эланский линкор вздрогнул, повернулся, толкаемый силами реакции, и начал выходить из боя, прекратив огонь. Раздались победные крики.
Взгляд Конечникова упал на экран навигации. То, что он увидел, ему совсем не понравилось. Планета была слишком близко. За время боя корабли, увлекаемые силой тяжести, миновали апогей и неумолимо приближались к перигею орбиты, который лежал в 0,12 мегаметрах от поверхности Гало.
Немного ниже и… Для сохранивших ход кораблей это было нестрашно. Небольшой корректирующий импульс выправит полет. Но для подбитого металлолома был хороший шанс рухнуть со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Конечников. Конечников!! — проорал полковник Гагарин. — У тебя осталась ракета, добей «Претендента».
— «Пакадура» неисправна!
— А я тебя предупреждал, не самоуправствуй. Приказываю уничтожить любой ценой!!
— «Претендент» может упасть на Гало.
— Первый лейтенант, выполнять приказание! — наслаждаясь своей властью над ним, проорал полковник Гагарин.
— Ты думаешь, что мы на таран пойдем, сучонок?! У нас финт похитрее есть! — выкрикнул Конечников в экран. — Убрать связь! Управление мне! Активировать компенсаторы!
Федор просунул руку в бокс мануального манипулятора. Корабль начал разгон. Цифры на табло акселерометра перевалили за 200 метров за секунду в квадрате. На носовом экране вырастала туша линкора с его высокими, похожими на овальные башни фортами, длинным, плоским корпусом, помеченным «жареной соплей» — эланским гербом.
Форт 2-бис, был сбит ракетами с «2805», отчего линкор походил на основательно побитого быка с обломанным рогом. Именно, туда, на раскаленную дыру с торчащими балками шпангоутов, окруженных хаосом скомканных, горелых, рваных полос измочаленной брони, направил первый лейтенант свой крейсер. Кто-то из расчета завыл в смертной тоске, видя, что командир идет на таран.
— Васька, как только я начну тормозить, сбрасывай «дурру».
— Крок, это все из-за меня.
— После. Готовься.
Конечников дал максимальную тягу на противоход, потом дернул маршевыми, обгоняя выпущенный снаряд. На борту ракеты явственно читалась сделанная им надпись: «За Амальгаму».
Федор включил маневровые моторы, отклоняя нос крейсера от вражеского корабля, но даже далекому от вождения звездолетов человеку было ясно, что скаут не успевает.
Первый пилот, глядя на стремительно приближающийся линкор, вытащил из ниши за подлокотником бутылку «дубиловки», привычным жестом выбил пробку, треснув ладонью в донышко. Торопливо, в два глотка ополовинил, и кинул второму пилоту, чтобы тот успел до удара. Радист попеременно то молился, то ругался, то включив передачу просил всех, кто слышит, передать жене, что погиб ее супруг в бою легко и без мучений.
Молодой старшина, оператор станции наблюдения задней полусферы беззвучно плакал. Зампотех Ильин саркастически улыбался, видимо вспоминая свою любимую присказку: — «Жил грешно и умер смешно».
— Приготовились! — крикнул Федор.
Этот маневр был невозможен при стандартном интерфейсе. Команды интерпретатора даже не предусматривали разворота корабля несимметричным включением тормозных и маршевых двигателей. Но мануальное управление, разработанное для противокорабельных ракет, допускало любую возможность.
Конечников запустил два из четырех тормозных и первый маршевый. Застонал от предельной нагрузки корпус. Стон перешел в душераздирающий визг, когда Федор подал полную мощность на ходовые. Волна перегрузки окатила Конечникова, застилая красной мглой глаза. Первый лейтенант увидел, как в опасной близости промелькнул корпус вражеского линкора. На броневых плитах центрального бастиона был выведен номер 10149. Первый лейтенант сначала не понял, но через несколько секунд до него дошло — это ведь тот самый корабль, «Эстреко»…
Едва не зацепившись кормой за стапятидесятиметровый утес форта, скаут ушел в пространство, описывая сложную кривую. В брюхе эланца вспыхнул адский огонь. Чудовищной силы взрыв встряхнул корабль. Горячая субстанция распада вихрем промчалась по звездолету, выжигая все живое, выстреливая языками раскаленного пламени из иллюминаторов и люков.
Казня с детских лет ненавистную Федору «рогатую камбалу», огонь небесной катастрофы долго буйствовал в остатках корабля, пока разбитый линкор не взорвался, войдя в плотные слои атмосферы. Но это случилось через четверть орбитального витка, и узнал об этом Конечников при весьма неприятных для него обстоятельствах.
Группа вторжения оказалась зажатой между космокрепостью и мобильной группой из почти не потерявших боеспособности тяжелых кораблей противника. Несмотря на то, что флагман был уничтожен, а еще два линкора и десяток крейсеров были изрядно потрепаны, все равно силы были слишком неравны.
Гагарин ругался, требуя атаковать и прорываться с боем к верфям, но строй эланцев как неводом загонял скауты на космокрепость, которая уже пристрелялась. Залпы ее орудий домолачивали остатки группы вторжения.
2805 и 2810 решили повторить маневр Конечникова, сбросив как бомбы полуактивные мины. Ни к чему хорошему это не привело. Пилоты «десятки» в последний момент растерялись, и крейсер на полном ходу протаранил линкор «Шигело».
Взрыв был таким мощным, что обломки распахали борта следующего за ним линейного корабля, разрушили форты левой стороны, вывели из строя центральный бастион и ходовую рубку, лишив «Претендента» управления.
«Пятерка», ведомая Гутом, влепила мины по цитадели тяжелого штурмового крейсера «Айдахо», вызвав серию взрывов. Корабль противника и без того был изрядно потрепан, и мегатонные заряды «Чертополохов» переломили эланца пополам. При выходе из пике, скаут налетел на обломок взорванного им ТШК, смяв бронекорпус в районе рубки и главного артпоста.
Гагарин наконец понял, что дело проиграно, и приказал сделать то, о чем ему кричали командиры всех кораблей — прекратить заведомо проигрышную перестрелку и забросать полуактивными минами комплекс верфей.
Уже безо всякой команды, без слов прощания, зная, что никакая сила уже не сможет им помочь, пилоты сильно поврежденных скаутов, неспособных к прыжку в гиперпространство, с максимальным ускорением пошли к верфям и ударили в гущу цехов и сборочных платформ. К моменту столкновения разница скоростей была больше половины мегаметра в секунду.
Десятки вспышек затмили светило.
Остатки группы вторжения завершили дело, сбросив полуактивные мины на уцелевшие объекты.
Конечников видел, как беспомощные, разбитые скауты, зажатые крейсерами эланцев, одни за другим полыхнули огнем полного распада. Остатки команд подорвали свои корабли, спасая себя от плена и медленной смерти под запредельно жестокими пытками.
Звездолет Конечникова вывалился из гиперпространства. Скаут долго трясло и молотило силами нескомпенсированной реакции, запущенной остатками энергии в болванке телепортатора.
Конечников не слишком хорошо помнил, что было потом. В сознании отпечатались лишь смутные, смазанные фрагменты:
Ругался на весь корабль Стрелкин, крича: — «Нет, Крок, ты понял!? Они ведь на это и рассчитывали!!!»
2805, управляемый с запасного поста управления в корме, сильно рыскал по курсу, с корабля отбивали, что рубка при столкновении сильно пострадала, командир ранен, треть боевого расчета погибла.
В сознание врезалась страшная картинка: строй из 14 сильно побитых крейсеров, на бортах которых рдеют словно язвы раскаленные дыры проломов, с горящих эмиттеров поля летят искры, а над ними танцует зеленоватое марево полей гашения.
Обожженные плазмой и лучами, с рваными дырами в корпусе, поврежденные корабли с большим трудом, при помощи буксиров заталкивают в ремонтные доки орбитальной крепости.
Федор носился по палубам, руководил выносом раненных, отправил команду на корабль Гута, кричал, ругался, в запале орал на лейтенанта медслужбы, угрожая, что если капитан Кинг умрет, то он лично разберется, как этот медик получил свой диплом.
Воспоминания заканчивались тем, что под одобрительные возгласы сослуживцев он извлек из капитанского сейфа надежно закрепленную, тяжелую металлическую канистру со спиртом.
Конец 3 главы.
Глава 4
Хаос внезапного столкновения неприятельских кораблей, свалка тяжелых бронированных туш, огрызающихся огнем высокоскоростных, скорострельных метательных пушек, лучами лазеров и плевками плотной горячей плазмы сделал неприменимым все правила ведения войны в плотных построениях на параллельных курсах, которые выучил командир отряда скаутов полковник Гагарин.
Выполняя его приказ, слабовооруженные гиперпространственные крейсера с боем прорывались сквозь выстрелы «Циклоно» и «Тондро», которые давили их превосходящей огневой мощью.
По мере того, как малые ракетоносцы выстраивались в классический «клин», они теряли единственное преимущество перед эланскими тяжелыми кораблями, которые не могли бить главным калибром в свалке, чтобы не попасть по своим. Скауты, лишившись «пакадур», отвечали врагу своими пушечками, которые линкорам были как слону дробина.
Пара, 2803 и 2805 подошла на дистанцию ракетного залпа вовремя. Эланский флагман, который получил пять ракетных снарядов в корпус, тем не менее, был вполне боеспособен и отыгрывался на деметрианских «хундако» за нанесенные ему раны плотным, прицельным огнем.
Все происходило буднично и страшно. Снаряды и плазма рвали корпуса скаутов, сносили башни. Малые крейсера горели, выбрасывая из развороченных внутренностей искореженные куски обшивки и обломки механизмов. Конечникову показалось, что он слышит, как ломается броня кораблей и захлебываются кровью разорванных легких матросы.
Уничтожив лидера, можно было на время лишить эланцев возможности организованных действий. Эта задача и легла на крейсера Конечникова и Кинга.
По команде Гагары, 2805 произвел ракетный залп. На флагмане уже не было защитных полей, поэтому ужасающую силу взрывов ничто не сдерживало. На корпусе, рядом с основанием форта 2-бис вспыхнуло маленькое, горячее, злое солнце. Сквозь фильтры было видно, как огненная волна побежала по корпусу, сдирая 400 миллиметровые броневые плиты обшивки и расцветая очагами вторичных взрывов там, где субстанция распада находила детонирующий материал. Ударная волна вырвала громадную башню форта из корпуса, коверкая площадки артбатарей, разбрасывая орудийные установки. Эланский линкор вздрогнул, повернулся, толкаемый силами реакции, и начал выходить из боя, прекратив огонь. Раздались победные крики.
Взгляд Конечникова упал на экран навигации. То, что он увидел, ему совсем не понравилось. Планета была слишком близко. За время боя корабли, увлекаемые силой тяжести, миновали апогей и неумолимо приближались к перигею орбиты, который лежал в 0,12 мегаметрах от поверхности Гало.
Немного ниже и… Для сохранивших ход кораблей это было нестрашно. Небольшой корректирующий импульс выправит полет. Но для подбитого металлолома был хороший шанс рухнуть со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Конечников. Конечников!! — проорал полковник Гагарин. — У тебя осталась ракета, добей «Претендента».
— «Пакадура» неисправна!
— А я тебя предупреждал, не самоуправствуй. Приказываю уничтожить любой ценой!!
— «Претендент» может упасть на Гало.
— Первый лейтенант, выполнять приказание! — наслаждаясь своей властью над ним, проорал полковник Гагарин.
— Ты думаешь, что мы на таран пойдем, сучонок?! У нас финт похитрее есть! — выкрикнул Конечников в экран. — Убрать связь! Управление мне! Активировать компенсаторы!
Федор просунул руку в бокс мануального манипулятора. Корабль начал разгон. Цифры на табло акселерометра перевалили за 200 метров за секунду в квадрате. На носовом экране вырастала туша линкора с его высокими, похожими на овальные башни фортами, длинным, плоским корпусом, помеченным «жареной соплей» — эланским гербом.
Форт 2-бис, был сбит ракетами с «2805», отчего линкор походил на основательно побитого быка с обломанным рогом. Именно, туда, на раскаленную дыру с торчащими балками шпангоутов, окруженных хаосом скомканных, горелых, рваных полос измочаленной брони, направил первый лейтенант свой крейсер. Кто-то из расчета завыл в смертной тоске, видя, что командир идет на таран.
— Васька, как только я начну тормозить, сбрасывай «дурру».
— Крок, это все из-за меня.
— После. Готовься.
Конечников дал максимальную тягу на противоход, потом дернул маршевыми, обгоняя выпущенный снаряд. На борту ракеты явственно читалась сделанная им надпись: «За Амальгаму».
Федор включил маневровые моторы, отклоняя нос крейсера от вражеского корабля, но даже далекому от вождения звездолетов человеку было ясно, что скаут не успевает.
Первый пилот, глядя на стремительно приближающийся линкор, вытащил из ниши за подлокотником бутылку «дубиловки», привычным жестом выбил пробку, треснув ладонью в донышко. Торопливо, в два глотка ополовинил, и кинул второму пилоту, чтобы тот успел до удара. Радист попеременно то молился, то ругался, то включив передачу просил всех, кто слышит, передать жене, что погиб ее супруг в бою легко и без мучений.
Молодой старшина, оператор станции наблюдения задней полусферы беззвучно плакал. Зампотех Ильин саркастически улыбался, видимо вспоминая свою любимую присказку: — «Жил грешно и умер смешно».
— Приготовились! — крикнул Федор.
Этот маневр был невозможен при стандартном интерфейсе. Команды интерпретатора даже не предусматривали разворота корабля несимметричным включением тормозных и маршевых двигателей. Но мануальное управление, разработанное для противокорабельных ракет, допускало любую возможность.
Конечников запустил два из четырех тормозных и первый маршевый. Застонал от предельной нагрузки корпус. Стон перешел в душераздирающий визг, когда Федор подал полную мощность на ходовые. Волна перегрузки окатила Конечникова, застилая красной мглой глаза. Первый лейтенант увидел, как в опасной близости промелькнул корпус вражеского линкора. На броневых плитах центрального бастиона был выведен номер 10149. Первый лейтенант сначала не понял, но через несколько секунд до него дошло — это ведь тот самый корабль, «Эстреко»…
Едва не зацепившись кормой за стапятидесятиметровый утес форта, скаут ушел в пространство, описывая сложную кривую. В брюхе эланца вспыхнул адский огонь. Чудовищной силы взрыв встряхнул корабль. Горячая субстанция распада вихрем промчалась по звездолету, выжигая все живое, выстреливая языками раскаленного пламени из иллюминаторов и люков.
Казня с детских лет ненавистную Федору «рогатую камбалу», огонь небесной катастрофы долго буйствовал в остатках корабля, пока разбитый линкор не взорвался, войдя в плотные слои атмосферы. Но это случилось через четверть орбитального витка, и узнал об этом Конечников при весьма неприятных для него обстоятельствах.
Группа вторжения оказалась зажатой между космокрепостью и мобильной группой из почти не потерявших боеспособности тяжелых кораблей противника. Несмотря на то, что флагман был уничтожен, а еще два линкора и десяток крейсеров были изрядно потрепаны, все равно силы были слишком неравны.
Гагарин ругался, требуя атаковать и прорываться с боем к верфям, но строй эланцев как неводом загонял скауты на космокрепость, которая уже пристрелялась. Залпы ее орудий домолачивали остатки группы вторжения.
2805 и 2810 решили повторить маневр Конечникова, сбросив как бомбы полуактивные мины. Ни к чему хорошему это не привело. Пилоты «десятки» в последний момент растерялись, и крейсер на полном ходу протаранил линкор «Шигело».
Взрыв был таким мощным, что обломки распахали борта следующего за ним линейного корабля, разрушили форты левой стороны, вывели из строя центральный бастион и ходовую рубку, лишив «Претендента» управления.
«Пятерка», ведомая Гутом, влепила мины по цитадели тяжелого штурмового крейсера «Айдахо», вызвав серию взрывов. Корабль противника и без того был изрядно потрепан, и мегатонные заряды «Чертополохов» переломили эланца пополам. При выходе из пике, скаут налетел на обломок взорванного им ТШК, смяв бронекорпус в районе рубки и главного артпоста.
Гагарин наконец понял, что дело проиграно, и приказал сделать то, о чем ему кричали командиры всех кораблей — прекратить заведомо проигрышную перестрелку и забросать полуактивными минами комплекс верфей.
Уже безо всякой команды, без слов прощания, зная, что никакая сила уже не сможет им помочь, пилоты сильно поврежденных скаутов, неспособных к прыжку в гиперпространство, с максимальным ускорением пошли к верфям и ударили в гущу цехов и сборочных платформ. К моменту столкновения разница скоростей была больше половины мегаметра в секунду.
Десятки вспышек затмили светило.
Остатки группы вторжения завершили дело, сбросив полуактивные мины на уцелевшие объекты.
Конечников видел, как беспомощные, разбитые скауты, зажатые крейсерами эланцев, одни за другим полыхнули огнем полного распада. Остатки команд подорвали свои корабли, спасая себя от плена и медленной смерти под запредельно жестокими пытками.
Звездолет Конечникова вывалился из гиперпространства. Скаут долго трясло и молотило силами нескомпенсированной реакции, запущенной остатками энергии в болванке телепортатора.
Конечников не слишком хорошо помнил, что было потом. В сознании отпечатались лишь смутные, смазанные фрагменты:
Ругался на весь корабль Стрелкин, крича: — «Нет, Крок, ты понял!? Они ведь на это и рассчитывали!!!»
2805, управляемый с запасного поста управления в корме, сильно рыскал по курсу, с корабля отбивали, что рубка при столкновении сильно пострадала, командир ранен, треть боевого расчета погибла.
В сознание врезалась страшная картинка: строй из 14 сильно побитых крейсеров, на бортах которых рдеют словно язвы раскаленные дыры проломов, с горящих эмиттеров поля летят искры, а над ними танцует зеленоватое марево полей гашения.
Обожженные плазмой и лучами, с рваными дырами в корпусе, поврежденные корабли с большим трудом, при помощи буксиров заталкивают в ремонтные доки орбитальной крепости.
Федор носился по палубам, руководил выносом раненных, отправил команду на корабль Гута, кричал, ругался, в запале орал на лейтенанта медслужбы, угрожая, что если капитан Кинг умрет, то он лично разберется, как этот медик получил свой диплом.
Воспоминания заканчивались тем, что под одобрительные возгласы сослуживцев он извлек из капитанского сейфа надежно закрепленную, тяжелую металлическую канистру со спиртом.
Конец 3 главы.
Глава 4
КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ
Офицеры отряда скаутов два дня пили до отключки, просыпались и снова вливали себе в глотку вино, водку и «пакадуровку». Запасы «оптической жидкости» и винного довольствия стремительно таяли.
Гагарин пытался навести порядок, но его просто посылали на хер и откровенно напрашивались на драку.
Получив отпор, горе-стратег уподобился своим подчиненным. Запершись в каюте, он запил, заливая страх и досаду.
К исходу третьего дня скаут 2803 посетила группа особистов. Они блокировали все входы и выходы на корабле, положив мордой в пол дежурный расчет и часовых. Натасканные на проведение спецопераций «волкодавы» прошли к каюте Конечникова, сверкая обнаженными клинками катан и полевых куттеров. Поставив пару стрелков в коридоре с приказом поджарить всякого, кто попытается бежать, команда захвата вошла в каюту. Старший постучал по койке, где спал в дупель пьяный первый лейтенант.
Когда Федор продрал глаза, офицер сделал ему знак, чтобы тот собирался по-хорошему. Конечников кивнул и стал натягивать брюки. Васька, который проснулся следом, попытался бузить, но на шею второго лейтенанта ненавязчиво лег остро отточенный клинок, прервав его излияния. Федор на пальцах показал Стрелкину, чтобы не выступал, а прибрал его компьютер, чтобы тот никуда не «ушел», пока недоразумение не разрешится.
Конечникова бросили в камеру-одиночку, где 24 часа горел свет, и держали там четверо суток, раз в день давая минимальный арестантский рацион: миску воды и горбушку черного, черствого хлеба со следами плесени.
Крок, перебрав все свои возможные прегрешения, решил, что скорее всего он арестован за свои неуставные маневры. Но для суда офицерской чести не сажают в камеру. Даже не лишают оружия, давая возможность провинившемуся самому решить проблему.
К тому же все попытки местных ревнителей воинской чести во главе с капитаном Симоновым, краснобаем, мозгокрутом и стукачом, организовать судилище, наткнулись на заговор молчания свидетелей.
Федор понимал, что если им и удастся довести дело до разбирательства, то это будет еще совсем не скоро. После удачно проведенной операции начальство Базы уже готовило дырочки под ордена и какая-то возня вокруг нарушения воинского Кодекса им ни к чему.
Конечников перебирал варианты и все больше и больше запутывался, пытаясь соотнести монументальную помпезность задержания и его проступки, известные начальству.
В уме, обостренном голодной диетой, стоило отвлечься, вставали картины одна страшнее другой.
Броня корпусов вскипала мелкими огненными кратерами от попаданий картечи, превращаясь в дуршлаг. Пламя било из отверстий, плавя сверхтвердый компрессит. Внутри взрывались накопители, выбрасывая в проломы перегретую плазму и осколки композита.
Федор задыхался, горел, шел на таран. Вытирая злые слезы обиды, активировал механизмы самоуничтожения разбитого корабля, с тоской смотря вслед уходящим крейсерам. Ему остро хотелось пожить еще, но приближающиеся громады кораблей противника не давали сделать последнего, сладкого вдоха.
Но хуже всего были его сны, в которых он видел себя тараканом, медленно поджариваемым в жестяной банке с тысячами сородичей, которые спасаясь от жара лезут ему на голову, заталкивая в раскаленную, гибельную глубину.
Крок просыпался, обливаясь потом от нестерпимого жара в стылой «одиночке», возвращаясь в тяжелую реальность решеток, холода и сквозняков.
На пятый день Федора привели в полутемную обшарпанную комнату, заставленную казенной металлической мебелью. Пихнули на холодный жесткий стул с прямой, неудобной спинкой перед столом, где располагался чрезвычайно важный следователь военной прокуратуры в чине капитана.
Он даже не взглянул на Конечникова, занятый составлением документа. Офицер внимательно и усердно выводил нечто стилом на планшетке, высунув язык от усердия. Экран-планшетка, подсвечивая снизу лицо дознавателя, делал офицера похожим на персонаж фильма ужасов.
Наконец капитан прокуратуры закончил. Он поднял глаза и смерил Федора взглядом, не сулящим ничего хорошего. Потом зажег настольную лампу и направил резкий жалящий свет в глаза Конечникова.
— Теперь ты, подонок, получишь по заслугам, — словно плюя ему в лицо, прошипел дознаватель. — Таких как ты, мразь, еще в детстве давить надо.
— Потрудитесь объяснить ваш тон, господин капитан, — почти выкрикнул Конечников, чувствуя, как закипает в нем темная злоба.
— Тебе, урод, объяснения нужны!? Смотри, тварь, что ты натворил.
Дознаватель повернул висящий на кронштейне монитор, так, чтобы изображение на нем было видно Конечникову.
— Смотри, выродок, не отворачивайся, — привставая из-за стола, произнес дознаватель.
Шла запись боя в системе Альбено, маневр крейсера, полет ракеты и крупный план неисправной «пакадуры» с надписью на борту. Потом на экране пошли кадры падения эланского линкора, который зацепился за атмосферу и рухнул, вызвав страшный взрыв. Было видно, как багровая субстанция полного распада волнами пошла от эпицентра, выжигая все живое.
Адское пламя с огромной скоростью побежало по поверхности. Катастрофа захватила громадные пространства, заставляя кипеть и испаряться воду, обнажая бьющий огнем и плюющийся лавой исполинский провал. В небо взлетели миллионы тонн превращенной в прах породы, смешиваясь с дымом от горящих лесов и подожженных пластов нефти, вскрытых подвижками коры. Даже на расстоянии сотен километров, с орбиты, было видно, как дрожит твердь планеты в запредельно мощном землетрясении.
— Что это такое? — глухо спросил Конечников. Он чувствовал, как подступает дурнота.
— Это твой кошмар до конца твоих дней, — ответил дознаватель. — Молись, чтобы жизнь твоя была короткой.
— Я здесь причем?! — выкрикнул Федор. — Что вы мне это показываете?!
— Ты сотворил это, — сказал дознаватель, подойдя к нему, хватая за ворот кителя и притягивая к себе настолько, насколько позволяли цепи кандалов, намотанные на металлические трубки стула. — Запомни, только ты виноват, — произнес дознаватель, впиваясь зрачками в глаза первого лейтенанта.
— Потрудитесь объяснить! И извольте обращаться со мной, согласно моему положению и чину! Я вас на дуэль вызову! — решительно и зло ответил Крок.
Федор почувствовал, что столь экспрессивное начало допроса — это неспроста. На него просто пытаются переложить чужую вину. Что бы он не чувствовал внутри себя, но признать право напыщенного прыща на службе у насквозь лживого государства казнить и миловать его, Федора Конечникова, он не мог и не хотел.
— Если сможешь, — сказал следователь, отпуская Конечникова. — Я ведь тебя, родной, замордую до смерти.
— Смотри, как бы тебя не замордовали. Станция большая, уголков темных много. Звездолетчики не любят, когда своих обижают.
— Ну-ну, — сказал офицер, усаживаясь на место. — Хорошо, господин первый лейтенант, пусть все будет официально. Не знаю только, понравится ли это вам… Итак, вы, находясь на выполнении боевого задания, при помощи неуставного маневра атаковали эланский линейный боевой корабль «Эстреко», что привело к его падению на поверхность планеты Гало и гибели мирного населения на вышеупомянутой планете.
— Я выполнял приказ командира группы — «сбить любой ценой».
— И вы не отдавали себе отчета, какие последствия это может вызвать?
— Не только отдавал, но и предупредил об этом полковника Гагарина.
— Хм… — произнес дознаватель. Чувствовалось, как он мучительно ищет, что еще можно поставить в вину Конечникову. — Вы действовали не по уставу.
— У последней ракеты на моем корабле отказал двигатель… Можно было лишь сделать то, что сделал я или пойти на таран.
— Вы можете доказать, что получили такой приказ?
— Вам даже не придется опрашивать свидетелей. Достаточно послушать записи переговоров на «черных ящиках».
Следователь устало провел рукой по лицу, потом связался по телефону с оперативным отделом. Конечникова увели обратно в камеру.
Федор представил себе, что происходит сейчас на корабле. Спецназ и «опера» опечатывают и изымают устройства для записи переговоров, попутно улучшая при помощи пинков и зуботычин дисциплину матросов, пытаются «строить» замечаниями и придирками офицеров… Короче, грязь, кавардак, вражеское нашествие из разряда будничных драм флотской службы.
Как не старался Крок забить воспоминания об увиденном, картина планетной катастрофы снова и снова вставала перед глазами.
Федор снова и снова спрашивал — «Виновен ли он в том, что произошло?» И сам отвечал себе — «Нет. Нет… Пожалуй, нет».
С точки зрения обычной логики он был невиновен. Однако Конечников явно чувствовал свою вину. Железная взаимосвязь мыслей, ситуаций и поступков вела его и других к падению эланского «Претендента» на эланскую планету.
Федор вдруг подумал, как занятно получилось — он ненавидел эланцев и сделал с одной из их планет то же, что они сделали с Амальгамой.
В голове что-то щелкнуло и все встало на свои места. Месть — блюдо, которое подается холодным. Тем более, что он уничтожил именно этот линкор…
Лежа на жестких нарах, Конечников позволил своей памяти вернуть его в тот день, когда сильно побитый экспериментальный корабль совершил посадку на его родной Амальгаме. Федор снова был ребенком, одетым в самодельную одежду дикарем, который попал в новый, но такой манящий и притягательный для него мир. Вспомнил лица людей: больших, сильных, умных…
И, конечно же, он вспомнил второго лейтенанта медслужбы, Дарью Дремину, которая казалась ему тогда такой взрослой, но на самом деле была совсем молодой девушкой, почти девчонкой.
Федор уснул с теплым хорошим чувством встречи с давними знакомыми и удовлетворением оттого, что наконец отомстил этому треклятому «Эстреко» за их гибель. Отомстил всей этой гнилой Эланской империи за то, что они сделали много веков назад с его планетой.
Федор провел в камере еще день, прежде чем его вызвали снова.
В кабинете дознавателя был накрыт шикарный стол. С ресторанным размахом были выставлены: суп, мясо по-купечески в горшочках, салат, фрукты, шоколад, красное вино, коньяк, водка. Все это было прекрасно сервировано и вызывало слюнотечение одним своим видом.
У Федора при виде всех этих кушаний случился голодный спазм.
Конечникова никто не пихал, не дергал, не приковывал к стулу, как в прошлый раз.
Следователь предложил ему садиться, с ловкостью профессионального официанта наложил ему еды и плеснул в бокал коньяку.
Сочувственно и виновато глядя на первого лейтенанта, он объявил, что на Федора Конечникова пало подозрение в совершении особо тяжкого военного преступления — уничтожении гражданского населения на планете Гало.
— Как можно было сдержаться после этого, — извиняющимся тоном произнес офицер прокуратуры.
Он снова запустил запись на мониторе.
В иллюзорной трехмерной глубине, созданной интерференцией лазерных лучей на управляемой полевой матрице, появилась планета. Очевидно, снимали с разведывательного корабля на дальней орбите камерой высокого разрешения. Кадры сменялись каждые две секунды, приближая зрителя к поверхности. На экране вырастал горящий город.
Временами дым застилал все поле зрения, и оператор переходил на инфракрасный режим съемки. Тогда изображение бликовало всеми цветами радуги, согласно встроенному алгоритму дискретизации температурных зон.
Архитектура, планировка, способ прокладки магистралей и организация транспортных развязок были типично эланскими. Конечников до дыр изучил эти ландшафты на имитаторах, когда он вместе с другими курсантами учился сбрасывать полуактивные мины малого калибра и расстреливать из пушек крейсера городские кварталы в режиме атмосферного штурмовика.
Конечников не мог понять, зачем ему показывают эти картинки, пока увеличение не стало настолько большим, что стали видны сотни, тысячи, сотни тысяч обгорелых и скрюченных тел.
Трупы лежали один на другом в несколько рядов. Температура повышалась достаточно медленно, так, что люди успели в поисках спасения выбежать из раскаленных высоток на улицу. Было видно, что умирали они долго и мучительно, давя друг друга в бесполезных попытках скрыться от смертельного жара.
Не отрывая глаз от экрана, Конечников машинально выпил стакан с коньяком, даже не почувствовав вкуса «клопида».
— Вот, — сказал следователь. — Да, батенька… На Гало жили 500 миллионов человек.
— Эланцев, — машинально поправил его Федор.
— Человек… Спаслись немногие. Катастрофу довершили обломки верфей и еще трех линкоров, уничтоженных вашими коллегами.
— Мы выполняли приказ.
— Никто не приказывал вам сжигать планету.
— Перед тем, как пустить ракету, я предупредил командира группы об опасности падения флагмана.
— Да-да, мы проверили…
— Все экипажи слышали, чего проверять, — взвился Конечников. — Разобраться — пять минут работы, а я в камере уже почти неделю парюсь.
— Простите, виноват. Но надеюсь, хороший обед хотя бы отчасти компенсирует ваши мучения, — пристально вглядываясь в лицо первого лейтенанта, сказал дознаватель. — Вы кушайте, а я, чтобы не терять даром времени, сниму с вас показания, чтобы все было как положено. А потом вы пойдете к себе в казарму…
В течение получаса Конечников с набитым ртом отвечал на вопросы, а следователь тщательнейшим образом записывал это.
Когда он закончил, Федор едва смог поставить закорючку под протоколом допроса, сказался прием трех стаканов крепчайшего «клопида» и почти наркотическое действие обильной еды после шести дней вынужденного поста.
Конечникову очень не понравилось, что называется эта бумага «протокол допроса обвиняемого», но когда первый лейтенант обратил на это внимание, дознаватель заверил его, что такова форма документа. Что касается самого текста, то Конечников как ни старался, не смог разобрать половины каракулей следователя.
Федор едва помнил, как вышел из кабинета дознавателя. Когда Конечников проснулся, он почему-то снова был в камере…
Когда Федор стал стучать в дверь, крича, что это ошибка и что следователь его отпустил, какая-то тюремная крыса из охраны, открыв окошко, пустила в лицо струю слезоточивого газа…
Еще через пару дней состоялся трибунал.
Первого лейтенанта отвели в маленький зальчик, где сидели 3 полковника военной прокуратуры, и зачитали протокол допроса, подписанный им.
Из документа явствовало, что он, будучи исполняющим обязанности командира корабля, приказал атаковать эланский линейный корабль «Эстреко», не приняв во внимание, что тот находился на чрезвычайно низкой орбите, что привело к падению подбитого линкора на поверхность.
Гагарин пытался навести порядок, но его просто посылали на хер и откровенно напрашивались на драку.
Получив отпор, горе-стратег уподобился своим подчиненным. Запершись в каюте, он запил, заливая страх и досаду.
К исходу третьего дня скаут 2803 посетила группа особистов. Они блокировали все входы и выходы на корабле, положив мордой в пол дежурный расчет и часовых. Натасканные на проведение спецопераций «волкодавы» прошли к каюте Конечникова, сверкая обнаженными клинками катан и полевых куттеров. Поставив пару стрелков в коридоре с приказом поджарить всякого, кто попытается бежать, команда захвата вошла в каюту. Старший постучал по койке, где спал в дупель пьяный первый лейтенант.
Когда Федор продрал глаза, офицер сделал ему знак, чтобы тот собирался по-хорошему. Конечников кивнул и стал натягивать брюки. Васька, который проснулся следом, попытался бузить, но на шею второго лейтенанта ненавязчиво лег остро отточенный клинок, прервав его излияния. Федор на пальцах показал Стрелкину, чтобы не выступал, а прибрал его компьютер, чтобы тот никуда не «ушел», пока недоразумение не разрешится.
Конечникова бросили в камеру-одиночку, где 24 часа горел свет, и держали там четверо суток, раз в день давая минимальный арестантский рацион: миску воды и горбушку черного, черствого хлеба со следами плесени.
Крок, перебрав все свои возможные прегрешения, решил, что скорее всего он арестован за свои неуставные маневры. Но для суда офицерской чести не сажают в камеру. Даже не лишают оружия, давая возможность провинившемуся самому решить проблему.
К тому же все попытки местных ревнителей воинской чести во главе с капитаном Симоновым, краснобаем, мозгокрутом и стукачом, организовать судилище, наткнулись на заговор молчания свидетелей.
Федор понимал, что если им и удастся довести дело до разбирательства, то это будет еще совсем не скоро. После удачно проведенной операции начальство Базы уже готовило дырочки под ордена и какая-то возня вокруг нарушения воинского Кодекса им ни к чему.
Конечников перебирал варианты и все больше и больше запутывался, пытаясь соотнести монументальную помпезность задержания и его проступки, известные начальству.
В уме, обостренном голодной диетой, стоило отвлечься, вставали картины одна страшнее другой.
Броня корпусов вскипала мелкими огненными кратерами от попаданий картечи, превращаясь в дуршлаг. Пламя било из отверстий, плавя сверхтвердый компрессит. Внутри взрывались накопители, выбрасывая в проломы перегретую плазму и осколки композита.
Федор задыхался, горел, шел на таран. Вытирая злые слезы обиды, активировал механизмы самоуничтожения разбитого корабля, с тоской смотря вслед уходящим крейсерам. Ему остро хотелось пожить еще, но приближающиеся громады кораблей противника не давали сделать последнего, сладкого вдоха.
Но хуже всего были его сны, в которых он видел себя тараканом, медленно поджариваемым в жестяной банке с тысячами сородичей, которые спасаясь от жара лезут ему на голову, заталкивая в раскаленную, гибельную глубину.
Крок просыпался, обливаясь потом от нестерпимого жара в стылой «одиночке», возвращаясь в тяжелую реальность решеток, холода и сквозняков.
На пятый день Федора привели в полутемную обшарпанную комнату, заставленную казенной металлической мебелью. Пихнули на холодный жесткий стул с прямой, неудобной спинкой перед столом, где располагался чрезвычайно важный следователь военной прокуратуры в чине капитана.
Он даже не взглянул на Конечникова, занятый составлением документа. Офицер внимательно и усердно выводил нечто стилом на планшетке, высунув язык от усердия. Экран-планшетка, подсвечивая снизу лицо дознавателя, делал офицера похожим на персонаж фильма ужасов.
Наконец капитан прокуратуры закончил. Он поднял глаза и смерил Федора взглядом, не сулящим ничего хорошего. Потом зажег настольную лампу и направил резкий жалящий свет в глаза Конечникова.
— Теперь ты, подонок, получишь по заслугам, — словно плюя ему в лицо, прошипел дознаватель. — Таких как ты, мразь, еще в детстве давить надо.
— Потрудитесь объяснить ваш тон, господин капитан, — почти выкрикнул Конечников, чувствуя, как закипает в нем темная злоба.
— Тебе, урод, объяснения нужны!? Смотри, тварь, что ты натворил.
Дознаватель повернул висящий на кронштейне монитор, так, чтобы изображение на нем было видно Конечникову.
— Смотри, выродок, не отворачивайся, — привставая из-за стола, произнес дознаватель.
Шла запись боя в системе Альбено, маневр крейсера, полет ракеты и крупный план неисправной «пакадуры» с надписью на борту. Потом на экране пошли кадры падения эланского линкора, который зацепился за атмосферу и рухнул, вызвав страшный взрыв. Было видно, как багровая субстанция полного распада волнами пошла от эпицентра, выжигая все живое.
Адское пламя с огромной скоростью побежало по поверхности. Катастрофа захватила громадные пространства, заставляя кипеть и испаряться воду, обнажая бьющий огнем и плюющийся лавой исполинский провал. В небо взлетели миллионы тонн превращенной в прах породы, смешиваясь с дымом от горящих лесов и подожженных пластов нефти, вскрытых подвижками коры. Даже на расстоянии сотен километров, с орбиты, было видно, как дрожит твердь планеты в запредельно мощном землетрясении.
— Что это такое? — глухо спросил Конечников. Он чувствовал, как подступает дурнота.
— Это твой кошмар до конца твоих дней, — ответил дознаватель. — Молись, чтобы жизнь твоя была короткой.
— Я здесь причем?! — выкрикнул Федор. — Что вы мне это показываете?!
— Ты сотворил это, — сказал дознаватель, подойдя к нему, хватая за ворот кителя и притягивая к себе настолько, насколько позволяли цепи кандалов, намотанные на металлические трубки стула. — Запомни, только ты виноват, — произнес дознаватель, впиваясь зрачками в глаза первого лейтенанта.
— Потрудитесь объяснить! И извольте обращаться со мной, согласно моему положению и чину! Я вас на дуэль вызову! — решительно и зло ответил Крок.
Федор почувствовал, что столь экспрессивное начало допроса — это неспроста. На него просто пытаются переложить чужую вину. Что бы он не чувствовал внутри себя, но признать право напыщенного прыща на службе у насквозь лживого государства казнить и миловать его, Федора Конечникова, он не мог и не хотел.
— Если сможешь, — сказал следователь, отпуская Конечникова. — Я ведь тебя, родной, замордую до смерти.
— Смотри, как бы тебя не замордовали. Станция большая, уголков темных много. Звездолетчики не любят, когда своих обижают.
— Ну-ну, — сказал офицер, усаживаясь на место. — Хорошо, господин первый лейтенант, пусть все будет официально. Не знаю только, понравится ли это вам… Итак, вы, находясь на выполнении боевого задания, при помощи неуставного маневра атаковали эланский линейный боевой корабль «Эстреко», что привело к его падению на поверхность планеты Гало и гибели мирного населения на вышеупомянутой планете.
— Я выполнял приказ командира группы — «сбить любой ценой».
— И вы не отдавали себе отчета, какие последствия это может вызвать?
— Не только отдавал, но и предупредил об этом полковника Гагарина.
— Хм… — произнес дознаватель. Чувствовалось, как он мучительно ищет, что еще можно поставить в вину Конечникову. — Вы действовали не по уставу.
— У последней ракеты на моем корабле отказал двигатель… Можно было лишь сделать то, что сделал я или пойти на таран.
— Вы можете доказать, что получили такой приказ?
— Вам даже не придется опрашивать свидетелей. Достаточно послушать записи переговоров на «черных ящиках».
Следователь устало провел рукой по лицу, потом связался по телефону с оперативным отделом. Конечникова увели обратно в камеру.
Федор представил себе, что происходит сейчас на корабле. Спецназ и «опера» опечатывают и изымают устройства для записи переговоров, попутно улучшая при помощи пинков и зуботычин дисциплину матросов, пытаются «строить» замечаниями и придирками офицеров… Короче, грязь, кавардак, вражеское нашествие из разряда будничных драм флотской службы.
Как не старался Крок забить воспоминания об увиденном, картина планетной катастрофы снова и снова вставала перед глазами.
Федор снова и снова спрашивал — «Виновен ли он в том, что произошло?» И сам отвечал себе — «Нет. Нет… Пожалуй, нет».
С точки зрения обычной логики он был невиновен. Однако Конечников явно чувствовал свою вину. Железная взаимосвязь мыслей, ситуаций и поступков вела его и других к падению эланского «Претендента» на эланскую планету.
Федор вдруг подумал, как занятно получилось — он ненавидел эланцев и сделал с одной из их планет то же, что они сделали с Амальгамой.
В голове что-то щелкнуло и все встало на свои места. Месть — блюдо, которое подается холодным. Тем более, что он уничтожил именно этот линкор…
Лежа на жестких нарах, Конечников позволил своей памяти вернуть его в тот день, когда сильно побитый экспериментальный корабль совершил посадку на его родной Амальгаме. Федор снова был ребенком, одетым в самодельную одежду дикарем, который попал в новый, но такой манящий и притягательный для него мир. Вспомнил лица людей: больших, сильных, умных…
И, конечно же, он вспомнил второго лейтенанта медслужбы, Дарью Дремину, которая казалась ему тогда такой взрослой, но на самом деле была совсем молодой девушкой, почти девчонкой.
Федор уснул с теплым хорошим чувством встречи с давними знакомыми и удовлетворением оттого, что наконец отомстил этому треклятому «Эстреко» за их гибель. Отомстил всей этой гнилой Эланской империи за то, что они сделали много веков назад с его планетой.
Федор провел в камере еще день, прежде чем его вызвали снова.
В кабинете дознавателя был накрыт шикарный стол. С ресторанным размахом были выставлены: суп, мясо по-купечески в горшочках, салат, фрукты, шоколад, красное вино, коньяк, водка. Все это было прекрасно сервировано и вызывало слюнотечение одним своим видом.
У Федора при виде всех этих кушаний случился голодный спазм.
Конечникова никто не пихал, не дергал, не приковывал к стулу, как в прошлый раз.
Следователь предложил ему садиться, с ловкостью профессионального официанта наложил ему еды и плеснул в бокал коньяку.
Сочувственно и виновато глядя на первого лейтенанта, он объявил, что на Федора Конечникова пало подозрение в совершении особо тяжкого военного преступления — уничтожении гражданского населения на планете Гало.
— Как можно было сдержаться после этого, — извиняющимся тоном произнес офицер прокуратуры.
Он снова запустил запись на мониторе.
В иллюзорной трехмерной глубине, созданной интерференцией лазерных лучей на управляемой полевой матрице, появилась планета. Очевидно, снимали с разведывательного корабля на дальней орбите камерой высокого разрешения. Кадры сменялись каждые две секунды, приближая зрителя к поверхности. На экране вырастал горящий город.
Временами дым застилал все поле зрения, и оператор переходил на инфракрасный режим съемки. Тогда изображение бликовало всеми цветами радуги, согласно встроенному алгоритму дискретизации температурных зон.
Архитектура, планировка, способ прокладки магистралей и организация транспортных развязок были типично эланскими. Конечников до дыр изучил эти ландшафты на имитаторах, когда он вместе с другими курсантами учился сбрасывать полуактивные мины малого калибра и расстреливать из пушек крейсера городские кварталы в режиме атмосферного штурмовика.
Конечников не мог понять, зачем ему показывают эти картинки, пока увеличение не стало настолько большим, что стали видны сотни, тысячи, сотни тысяч обгорелых и скрюченных тел.
Трупы лежали один на другом в несколько рядов. Температура повышалась достаточно медленно, так, что люди успели в поисках спасения выбежать из раскаленных высоток на улицу. Было видно, что умирали они долго и мучительно, давя друг друга в бесполезных попытках скрыться от смертельного жара.
Не отрывая глаз от экрана, Конечников машинально выпил стакан с коньяком, даже не почувствовав вкуса «клопида».
— Вот, — сказал следователь. — Да, батенька… На Гало жили 500 миллионов человек.
— Эланцев, — машинально поправил его Федор.
— Человек… Спаслись немногие. Катастрофу довершили обломки верфей и еще трех линкоров, уничтоженных вашими коллегами.
— Мы выполняли приказ.
— Никто не приказывал вам сжигать планету.
— Перед тем, как пустить ракету, я предупредил командира группы об опасности падения флагмана.
— Да-да, мы проверили…
— Все экипажи слышали, чего проверять, — взвился Конечников. — Разобраться — пять минут работы, а я в камере уже почти неделю парюсь.
— Простите, виноват. Но надеюсь, хороший обед хотя бы отчасти компенсирует ваши мучения, — пристально вглядываясь в лицо первого лейтенанта, сказал дознаватель. — Вы кушайте, а я, чтобы не терять даром времени, сниму с вас показания, чтобы все было как положено. А потом вы пойдете к себе в казарму…
В течение получаса Конечников с набитым ртом отвечал на вопросы, а следователь тщательнейшим образом записывал это.
Когда он закончил, Федор едва смог поставить закорючку под протоколом допроса, сказался прием трех стаканов крепчайшего «клопида» и почти наркотическое действие обильной еды после шести дней вынужденного поста.
Конечникову очень не понравилось, что называется эта бумага «протокол допроса обвиняемого», но когда первый лейтенант обратил на это внимание, дознаватель заверил его, что такова форма документа. Что касается самого текста, то Конечников как ни старался, не смог разобрать половины каракулей следователя.
Федор едва помнил, как вышел из кабинета дознавателя. Когда Конечников проснулся, он почему-то снова был в камере…
Когда Федор стал стучать в дверь, крича, что это ошибка и что следователь его отпустил, какая-то тюремная крыса из охраны, открыв окошко, пустила в лицо струю слезоточивого газа…
Еще через пару дней состоялся трибунал.
Первого лейтенанта отвели в маленький зальчик, где сидели 3 полковника военной прокуратуры, и зачитали протокол допроса, подписанный им.
Из документа явствовало, что он, будучи исполняющим обязанности командира корабля, приказал атаковать эланский линейный корабль «Эстреко», не приняв во внимание, что тот находился на чрезвычайно низкой орбите, что привело к падению подбитого линкора на поверхность.