Страница:
Федор ничего этого не видел. Весь мир спрессовался для него в экран монитора с прочерченной на нем кривой сближения и стрелкой корабля, совершающей поворот вокруг своей оси.
Он ждал момента, когда можно будет выключить тормозные двигатели корабля, чтобы дать системе автоматической стабилизации как можно точнее принять правильное положение. Наконец, этот момент наступил, и Конечников включил автопилот, уповая на то, что его расчеты были верным. Больше от него ничего не зависело.
Скаут довольно удачно развернулся и пробил кормой защитное поле крейсера в самом тонком и уязвимом месте — створе главного шлюза, через который на крейсере запускали десантные лодьи, принимали почтовые корабли и грузовые космокары.
В камере обзора задней полусферы замер, быстро увеличиваясь в размерах полуприкрытый створками проем в 75 метров в поперечнике, ведущий в нежное, незащищенное нутро бронированного корабля.
После старта десантных лодей, эланцы, чувствуя себя в абсолютной безопасности, даже не удосужились закрыть грузовой шлюз, ожидая возврата досмотровой группы.
По команде Конечникова, маршевые двигатели дали импульс пространственной тяги. Максимальное тормозное ускорение заставило вибрировать корабль. Скаут стал резко сбрасывать скорость и практически замер в каких-то 15 метрах от створок шлюза. Два маршевых двигателя скаута выжимали предельную тягу, вбивая поток электрон-позитронных дуплетов во внутренности эланского крейсера.
Несколько мгновений ничего не происходило, потом пришли в движение броневые плоскости створа — очевидно эланцы опомнились, перекрывая дорогу сумасшедшему «хундако».
Федор явственно увидел, как поток тяги на периферии пучка задрожал, словно воздух над раскаленной поверхностью пустыни, потом на краю потока появились маленькие вихри, в которых замерцали огненные звездочки.
Все это продолжалось какую-то долю секунды, но Федору показалось, что это продолжалось довольно долго, раз он успел во всех деталях рассмотреть зарождение реакции полного распада в позитронном вакууме. Скаут к этому времени, повинуясь мощи маршевых моторов, преодолел инерцию и стал удаляться от эланского ТШК.
Ему вдогонку из выломанных ворот шлюза вырвалось чудовищно яркое пламя реакции.
Скаут бросило вперед с запредельным ускорением. Конечников услышал скрежет рвущейся металлокерамики…
Темнота медленно рассеялась. Перед ним белело лицо девушки, которую он никогда не видел в жизни и провел чудесный вечер в нереальном пространстве, закончившийся кошмаром.
— Лара…
— Милый, все хорошо. Сейчас Костя придет.
— Какой Костя?
— Мой кузен.
Федор поднялся на ноги. Присутствие какого-то Кости не входило в его планы.
Вдруг перед ним возник эланский капитан первого ранга, молодой, черноволосый, очень похожий лицом на Лару… Тот, что только что говорил с ним по видеосвязи с борта взорванного «Тондро».
— Поздравляю Вас, молодой человек, это был крайне эффектный и смелый маневр.
— Если я здесь, то, судя по всему, поздравления бесполезны, — проговорил под пристальным взглядом Лары Федор, соображая, что на самом деле хотел сказать что-то резкое и грубое.
— Для вас, возможно, все закончилось, но ваш крейсер цел, пострадали только вы.
— Лара, что случилось? — в смертной тоске спросил Конечников.
— Тед, — Лара положила ему руку на талию, прижалась, стала, жалея его, гладить по плечам и спине. — Капитанское кресло вырвало из пола и ударило о стену боевой рубки. В креплениях был дефект. Теперь ты — мешок поломанных костей.
— Корабль цел?
— Да, Тед. Пойдем со мной, а? Ты уже многое сделал в этой жизни, можно отдохнуть. У нас все будет. Мы сможет просто жить, в любви и радости, вместе, Федя. И снова родиться, так, чтобы быть вместе в Плотном мире.
— Ты так уговариваешь, будто от меня это зависит…
Тьма сгустилась. Федор открыл непривычно тяжелые, дрожащие веки. Над ним стояли расплывающиеся, размытые фигуры.
— Смотрите, он пришел в себя, — произнес кто-то.
— Федька, живой, — по голосу Стрельникова чувствовалось, что тот плакал.
— Живой я, Стрелкин, — сказал Конечников, удивляясь, что едва слышит себя. — Корабль цел?
— Цел, Федя. Кое-где обшивку с механизмов посрывало от перегрузки. Но это ерунда.
— Как экипаж?
— В порядке.
— Эланцы?
— Флагман разорвало на куски.
— «Санитар»? — едва слышно спросил Федор.
— В порядке. Молчи, тебе нельзя разговаривать.
Тьма выползла из теней резкого, контрастного света боевой рубки, заполнила все вокруг. Когда она разошлась, Федор снова оказался в доме Лары.
За окнами стояла непроглядная траурная чернота. На этот раз Федор сидел за столом. Рядом, держа его за руку, расположилась Лара. Федор посмотрел в темное зеркало полировки и не увидел своего отражения. Испуг легким ознобом от сквозняка пробежал по телу. Он повернулся к девушке, чтобы спросить, как обнаружил старого эланского космического волка — адмирала Себастиано Убахо, сидящего на почетном месте во главе стола. Рядом с ним расположился Гут, — капитан Авраам Кинг. Он печально улыбнулся, встретившись глазами с Федором.
— Что ты, милый? — спросила Лара.
— А как это? — окончательно теряясь, спросил Конечников.
— Дядя Себастиано тоже погиб. Его убил твой друг, капитан Кинг.
— Адмирал Убахо твой дядя?
— Да, Федор, — ответила Лара, — мой родной дядя. Константин его сын и мой кузен.
— Гут, — обратился Федор к Аврааму, — как ты умудрился?
— Я сразу узнал этот корабль, «Прайдо Элано», — печально сказал Гут. — Все страхи, все бессонные ночи, память о пережитом мной ужасе вернулись.
А потом пришел Томский, сказал, что нужен инвалид-доброволец. Не знаю отчего, но я согласился. Может потому, что никто на Базе уже не рассчитывал остаться в живых. Может потому, что мне надоело каждую ночь мучительно и страшно умирать в лапах эланских палачей. Я тебе шахматы свои оставил.
— Да тебя пальцем никто не тронул, — вдруг выкрикнул Константин.
— Посмотрел бы ты на тот ужас, который вы творили.
— Я на Гало был… Вас нужно живьем жарить.
— Не ссорьтесь, господа, — оборвал их эланский адмирал. — Все по справедливости. Я приказал захватить санитарный корабль. Мои подчиненные увлеклись. Единственный выживший офицер поместил в протезе бомбу с нервно-паралитическим газом и отомстил за себя и своих товарищей. На мой взгляд — вполне справедливо.
— Он был парламентером, — сердито бросил молодой каперанг.
— Константо, ты же помнишь, сколько раз мы сами нарушали… — сказал адмирал. — Да я и не мучился вовсе. Бомба взорвалась на расстоянии шага. Я умер мгновенно.
— Но весь наш флот… Если бы не гибель флагмана, контр-адмирал Урусо Капето не стал бы так явно обнаруживать ударные астероиды.
— Что ж… Мои поздравления деметрианскому капитану Федору Конечникову, вечному спутнику моей племянницы. Светлая голова и горячее сердце, для которого нет слова «невозможно». Он бы мог далеко пойти. Жаль, что он не родился эланцем.
— Но я ведь не умер, — с удивлением возразил Федор.
И тут же все заволокло тьмой.
— Федор, ты не умрешь, — раздался чудесный, полный уверенности, силы и сострадания голос Дарьи Дреминой, вернее великой княжны Александры. — Ты сделал невозможное, и я сделаю все, для того, чтобы ты жил. Нуль-циклон прошел. Сейчас подвезут бокс для транспортировки тяжелораненых. Тебя будут лечить в лучшем госпитале Обитаемого Пространства. Я найду тебя.
«Наденьте на него мой медальон» — приказала великая княжна.
— Ваше Высочество, вам не кажется, что это слишком? — скорее утверждая, чем, спрашивая, сказал особист.
— Полковник Томский! — оборвала его Александра. — Не кажется ли вам, что вы забываетесь?!
— Как прикажете, Ваше Высочество, — шипя от злобы, ответил особист.
— Что ты мне говорил, умный Пастушонок? — внешне ласково и заботливо, но с убийственной иронией, спросила Рогнеда.
— Что это плохая идея, — остывая, ответил Андрей.
— Ты бы сам разработал теорию мобильного боя? — поинтересовалась Живая Богиня.
— Как показали дальнейшие события, не сильно это и помогло.
— Глупый ты, — также ласково улыбаясь, сказала девушка. — Без этого не было бы спецгруппы 5, не было бы Черного Патруля. А значит, не разговаривали бы мы здесь и сейчас.
— Мы бы не стали организовывать все то безобразие, за которое теперь проклинают Оскара Стара.
— Еще не так давно все знали вариант правды, который обвинял нас в произошедшем, — заметила Управительница.
— А разве это не так? — с улыбкой превосходства поинтересовался Управитель.
— Нет, милый мой, — ответила девушка. — Это все внешнее проявление процесса. Только так мы могли повернуть накопленную многовековую агрессию от внутривидовой наружу. Мы спасли людей от самоистребления, от ПКДР-3 и таранных ударов зомби-камикадзе по обитаемым мирам.
— Это что, ты хочешь сказать, что на нас должны молиться и благословлять? — иронически поинтересовался Живой Бог.
— Конечно, — без тени улыбки ответила Рогнеда. — Я вообще удивлена, что ты думаешь иначе. Как можно жить, считая, что воруешь и пакостишь. Хотя ты и есть пакостник. Ведь это ты испортил полевые стабилизаторы его кресла. Обиделся, что твое величество на хрен послали.
— Я, пожалуй, пойду. У меня дела, — буркнул, нахмурясь Живой Бог. — А ты читай. Найдешь массу интересного.
— Хорошо, Андрей, — с видом послушной ученицы ответила Рогнеда.
Живой Бог вышел из павильона под темнеющее небо и зашагал к своему кораблю.
Рогнеда подождала, пока Пастушонок не уберется, и отправилась ужинать.
Девушка была раздражена и нескоро успокоилась. Ей стоило больших усилий не греметь посудой и сосредоточится на процессе приема пищи.
Наскоро поев и завершив трапезу парой бокалов красного вина, девушка достала из тумбочки пачку сигарет с тернавью, залезла в постель, закурила и снова принялась за чтение.
Федор почувствовал, как ему приподнимают голову. Тело пронзила острая боль…
— Федор, ты нас всех задерживаешь, — устало сказала Лара.
— В смысле? — поинтересовался Конечников.
Он посмотрел на девушку и увидел страшные, черные тени, которые легли на ее лицо. Федор посмотрел на остальных и увидел, какими серыми, стертыми стали их лица.
— Я вас задерживаю? Чем? — поражаясь своей догадке, почти выкрикнул пакадур.
— Крок, ты только не волнуйся, — произнес Гут вставая. — Мы ведь друзья, поверь, что я желаю тебе добра. Пойдем, я покажу, — предложил Авраам.
Федор поднялся. За ним встала Лара. Они подвели его к высокому, от пола до потолка окну напротив камина и развели занавески. Вместо окна была широкая, уходящая вверх темная, неосвещенная лестница.
На ее ступенях стояли мрачные, черные фигуры. Как показалось Конечникову, они были сделаны из обгорелых и обугленных древесных стволов. Где-то вверху виднелось едва заметное пятнышко света. Конечников сделал шаг, чтобы рассмотреть получше то, что ждало его на том конце пути, как вдруг по рядам статуй прошелестело — «Идет».
Тысячи, десятки, сотни тысяч, миллионы глаз, горящих как угольки в костре, повернулись к нему. Скрюченные конечности с душераздирающим скрипом потянулись к Федору. «Убийца» — трескуче прошелестело, пронеслось над рядами сожженных тел.
Лара и Авраам проворно задернули шторы.
— Ты видел? — спросил Гут. — Они все там. Все 500 миллионов. Они ждут. Без нас тебе не подняться к свету.
— Федор, зря ты держишься за свою разбитую плоть, — сказала Лара. — Знай, если ты выживешь сейчас, когда-то тебе все равно придется пройти этот путь. И убитые тобой люди дождутся этого момента. Пойдем со мной сейчас, милый?
— А как же я предстану перед Господом, нераскаявшийся, черный убийца? — вдруг вырвалось у Конечникова.
— Ему все равно. А ты все осознаешь там.
— Что я должен осознать? — со страхом спросил Федор.
Все отвернулись от него.
— Что я должен осознать? Что я должен осознать? — кричал Конечников, поворачиваясь к каждому из присутствующих. Мертвецы прятали лица.
— Гут, собака ты черная. Ты ведь мне друг… Скажи, скажи то, что я не знаю. Скажи скотина… Мы ведь друзьями были, из одного котелка курсантские щи хлебали, вместе веселились, вместе на линкоры ходили. Это же какой тварью надо быть, чтобы знать и не сказать… В лицо мне смотри, черномазый, — Федор схватил Авраама за голову и с силой повернул лицом к себе.
Раздался хруст, и мертвая глиняная голова осталась в руках Крока. Обезглавленное тело упало и разлетелось на куски с характерным звуком бьющихся черепков. Федор, не очень соображая, что делает, аккуратно положил отломанную голову на пол и двинулся к Ларе.
— Не спрашивай милый, я не могу сказать тебе, произнесла она, отчаянно размазывая по щекам слезы.
— Как меня учил мой дед, лишь грешники не могут подняться к небу. — Федор задумался. — Значит, я буду жить, и буду жить до тех пор, пока не исправлю все свои окаянства.
— Нет! — прокричала Лара.
За стеклами вдруг ослепительно-ярко полыхнула молния. Куст небесного огня возник и пропал в темном заоконном пространстве. Пророкотал гром.
Федор с трудом разлепил тяжелые веки. Перед глазами мелькали какие-то пятна белые и синие пятна. От пятна побольше, донесся голос, который мог принадлежать только крупному, холеному мужчине, привыкшему следить за физической формой и здоровьем.
— Жанна Аркадьевна, группа наблюдения зафиксировала пару кораблей по 850–900 тысяч метрических тонн каждый. Это тяжелые эланские крейсера. Шансов уйти, практически нет. Радист бьет «SOS», но надежды мало. Прикажите медсестрам раздать лежачим больным таблетки для эвтаназии.
— А я? — вдруг спросила женщина.
— Мне было хорошо с тобой… Прощай.
Светлые пятна слились в одно, раздался звук поцелуя. Потом Федор услышал сдавленное всхлипывание и цоканье каблучков по керамике пола.
— Внимание! Говорит главный врач мобильного госпиталя. Наш корабль преследуют крейсера противника. Прошу всех, кто может держать оружие собраться у арсенала. Лежачие больные могут получить таблетки легкой смерти у медперсонала. Прошу, однако, вдумчиво подойти к выбору момента ухода из жизни. Есть надежда, что в самый последний момент подоспеет помощь.
Щелкнул тумблер, передача прекратилась.
Конечников вновь услышал звук шагов.
— А ты чего здесь? — спросил врач.
— Вы меня сами поставили на пост у больного, Сергей Витальевич.
— Да, это правда, — ответил мужчина. — Иди Карина в арсенал… Этот капитан, между нами говоря, — не жилец.
— А если его…
— Ну, положи рядом с губами пару таблеток. Захочет, дотянется. И выключи дисплей.
Федор услышал, как из-под купола жизнеобеспечения с шипением вышла гелиево-кислородная смесь. На серую, казенную наволочку шлепнулись таблетки. Шурша фольгой, рядом упала пустая упаковка. Купол снова закрылся, и автоматика сердито загудела, восстанавливая оптимальный состав атмосферы.
— Не копайся, Карина, — донеслось из коридора.
Примерно через десять минут корабль сильно встряхнуло взрывом. Защелкали выстрелы, затопали кованые сапоги боевых скафандров эланских десантников. Донеслись приглушенные стоны и вопли. Скоро все было кончено.
Снова в коридоре застучали подковы эланских сапог. На этот раз они шли размашисто, по-хозяйски, не боясь. Лязг металла о металл раздался очень близко. Замер. Федор подумал, что главное сейчас не выдать себя, иначе сбудутся его самые страшные кошмары, которые одолевали его после Гало в ожидании судилища.
— Пабло, — раздался грубый, прокуренный голос. — Они все отравились. Они отравили даже этого…
Федор понял, что говорят о нем.
— Пойдем, Филиппо. По радио передали, что сюда летит три десятка деметрианских «хундако», под завязку нагруженных ракетами.
Эланцы заторопились. Шаги стихли. Что-то вдали хлопнуло и зашипело. Конечников понял, что с пробоины, через которую вражеские десантники проникли на корабль, снята полевая заплата. Аппаратура бокса загудела. На мгновение Федору показалось, что тело стало легче.
Конечников страстно захотел видеть. Он открыл глаза, заставляя зрение сфокусироваться. Через несколько минут ему это удалось.
Помещение ординаторской освещалось лишь парой аварийных ламп с автономным питанием. Федор понял, что эланцы перед уходом подорвали распределительный щит энергосистемы. В полутемном пространстве, медленно переворачиваясь, плыли столы и стулья, книги, папки с историями болезней. Пролетел стакан с недопитым чаем, превращенным космическим холодом, царящим на разгерметизированном корабле в коричневый лед.
Медленно вращаясь, в ординаторскую влетел обезглавленный труп женщины в залитом кровью халате. В паре с ней, как спутник вокруг планеты, удерживаемый ремнем оружия двигался армейский ручной массомет калибра 50 мм, чью рукоять продолжала сжимать отрубленная кисть медсестры.
Конечников заставлял себя не закрывать глаза, чтобы не терять связи с реальностью. Альтернатива в виде легиона оживших горелых трупов, расставленных на мрачной, черной лестнице была еще ужаснее.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем на стенах запрыгали желтые пятна фонарей. Сначала в дверной проеме показался ствол, потом в ординаторскую влетел десантник с оружием наизготовку. Он знаками показал товарищам, что все чисто.
В этот момент, сознание Федора мягко поплыло, и он снова оказался в темной комнате, где причудливыми каменными изваяниями стояли и сидели люди, с большинством из которых он познакомился после их смерти. Неумолимая сила медленно, почти незаметно пододвигала его все ближе и ближе к задрапированному проему, за которым его ждали. Так продолжалось очень долго.
Вдруг в открытые глаза ударил свет.
— Подожди, а ведь этот живой, у него зрачки на свет реагируют.
— Брось, — ответил другой голос. — Показалось.
— Да нет же, смотри.
Две смутно различимые фигуры наклонились над Федором, и яркий луч фонаря ударил в глаза.
— Вправду живой, — удивленно сказал второй голос. — Медиков вызывай, срочно.
Темная рука того, кто нашел Конечникова первым, протянулась к пульту. Щелкнул тумблер.
— Что ты делаешь? — сердито спросил второй. — Нечем заняться?
— Нет, я видел, так медики дисплей включали.
Федор услышал писк кардиографа и записанный на электронные чипы голос системы оповещения: «Внимание, состояние больного критическое, остаток дыхательной смеси 800 литров. Внимание…»
Запись была заглушена криком одного из людей:
— Центральная! Центральная! Нашли раненого. Состояние критическое.
— Четвертый, не говори ерунды. Твоя задача, подготовить транспорт к буксировке, — ответил холодный начальственный голос.
— Нет, правда.
— Он что, пустотой дышать научился?
— Бл*дь, центральная, в боксе он. Автоматика ругается, говорит — дыхательной смеси почти не осталось.
Что было дальше, Федор не слышал, лишь промелькнуло, что он точно умеет читать мысли, потому, что сквозь вакуум звук не проходит. Сознание померкло.
Конец 10 главы.
Конец 1 части.
Часть 2
Глава 11
Он ждал момента, когда можно будет выключить тормозные двигатели корабля, чтобы дать системе автоматической стабилизации как можно точнее принять правильное положение. Наконец, этот момент наступил, и Конечников включил автопилот, уповая на то, что его расчеты были верным. Больше от него ничего не зависело.
Скаут довольно удачно развернулся и пробил кормой защитное поле крейсера в самом тонком и уязвимом месте — створе главного шлюза, через который на крейсере запускали десантные лодьи, принимали почтовые корабли и грузовые космокары.
В камере обзора задней полусферы замер, быстро увеличиваясь в размерах полуприкрытый створками проем в 75 метров в поперечнике, ведущий в нежное, незащищенное нутро бронированного корабля.
После старта десантных лодей, эланцы, чувствуя себя в абсолютной безопасности, даже не удосужились закрыть грузовой шлюз, ожидая возврата досмотровой группы.
По команде Конечникова, маршевые двигатели дали импульс пространственной тяги. Максимальное тормозное ускорение заставило вибрировать корабль. Скаут стал резко сбрасывать скорость и практически замер в каких-то 15 метрах от створок шлюза. Два маршевых двигателя скаута выжимали предельную тягу, вбивая поток электрон-позитронных дуплетов во внутренности эланского крейсера.
Несколько мгновений ничего не происходило, потом пришли в движение броневые плоскости створа — очевидно эланцы опомнились, перекрывая дорогу сумасшедшему «хундако».
Федор явственно увидел, как поток тяги на периферии пучка задрожал, словно воздух над раскаленной поверхностью пустыни, потом на краю потока появились маленькие вихри, в которых замерцали огненные звездочки.
Все это продолжалось какую-то долю секунды, но Федору показалось, что это продолжалось довольно долго, раз он успел во всех деталях рассмотреть зарождение реакции полного распада в позитронном вакууме. Скаут к этому времени, повинуясь мощи маршевых моторов, преодолел инерцию и стал удаляться от эланского ТШК.
Ему вдогонку из выломанных ворот шлюза вырвалось чудовищно яркое пламя реакции.
Скаут бросило вперед с запредельным ускорением. Конечников услышал скрежет рвущейся металлокерамики…
Темнота медленно рассеялась. Перед ним белело лицо девушки, которую он никогда не видел в жизни и провел чудесный вечер в нереальном пространстве, закончившийся кошмаром.
— Лара…
— Милый, все хорошо. Сейчас Костя придет.
— Какой Костя?
— Мой кузен.
Федор поднялся на ноги. Присутствие какого-то Кости не входило в его планы.
Вдруг перед ним возник эланский капитан первого ранга, молодой, черноволосый, очень похожий лицом на Лару… Тот, что только что говорил с ним по видеосвязи с борта взорванного «Тондро».
— Поздравляю Вас, молодой человек, это был крайне эффектный и смелый маневр.
— Если я здесь, то, судя по всему, поздравления бесполезны, — проговорил под пристальным взглядом Лары Федор, соображая, что на самом деле хотел сказать что-то резкое и грубое.
— Для вас, возможно, все закончилось, но ваш крейсер цел, пострадали только вы.
— Лара, что случилось? — в смертной тоске спросил Конечников.
— Тед, — Лара положила ему руку на талию, прижалась, стала, жалея его, гладить по плечам и спине. — Капитанское кресло вырвало из пола и ударило о стену боевой рубки. В креплениях был дефект. Теперь ты — мешок поломанных костей.
— Корабль цел?
— Да, Тед. Пойдем со мной, а? Ты уже многое сделал в этой жизни, можно отдохнуть. У нас все будет. Мы сможет просто жить, в любви и радости, вместе, Федя. И снова родиться, так, чтобы быть вместе в Плотном мире.
— Ты так уговариваешь, будто от меня это зависит…
Тьма сгустилась. Федор открыл непривычно тяжелые, дрожащие веки. Над ним стояли расплывающиеся, размытые фигуры.
— Смотрите, он пришел в себя, — произнес кто-то.
— Федька, живой, — по голосу Стрельникова чувствовалось, что тот плакал.
— Живой я, Стрелкин, — сказал Конечников, удивляясь, что едва слышит себя. — Корабль цел?
— Цел, Федя. Кое-где обшивку с механизмов посрывало от перегрузки. Но это ерунда.
— Как экипаж?
— В порядке.
— Эланцы?
— Флагман разорвало на куски.
— «Санитар»? — едва слышно спросил Федор.
— В порядке. Молчи, тебе нельзя разговаривать.
Тьма выползла из теней резкого, контрастного света боевой рубки, заполнила все вокруг. Когда она разошлась, Федор снова оказался в доме Лары.
За окнами стояла непроглядная траурная чернота. На этот раз Федор сидел за столом. Рядом, держа его за руку, расположилась Лара. Федор посмотрел в темное зеркало полировки и не увидел своего отражения. Испуг легким ознобом от сквозняка пробежал по телу. Он повернулся к девушке, чтобы спросить, как обнаружил старого эланского космического волка — адмирала Себастиано Убахо, сидящего на почетном месте во главе стола. Рядом с ним расположился Гут, — капитан Авраам Кинг. Он печально улыбнулся, встретившись глазами с Федором.
— Что ты, милый? — спросила Лара.
— А как это? — окончательно теряясь, спросил Конечников.
— Дядя Себастиано тоже погиб. Его убил твой друг, капитан Кинг.
— Адмирал Убахо твой дядя?
— Да, Федор, — ответила Лара, — мой родной дядя. Константин его сын и мой кузен.
— Гут, — обратился Федор к Аврааму, — как ты умудрился?
— Я сразу узнал этот корабль, «Прайдо Элано», — печально сказал Гут. — Все страхи, все бессонные ночи, память о пережитом мной ужасе вернулись.
А потом пришел Томский, сказал, что нужен инвалид-доброволец. Не знаю отчего, но я согласился. Может потому, что никто на Базе уже не рассчитывал остаться в живых. Может потому, что мне надоело каждую ночь мучительно и страшно умирать в лапах эланских палачей. Я тебе шахматы свои оставил.
— Да тебя пальцем никто не тронул, — вдруг выкрикнул Константин.
— Посмотрел бы ты на тот ужас, который вы творили.
— Я на Гало был… Вас нужно живьем жарить.
— Не ссорьтесь, господа, — оборвал их эланский адмирал. — Все по справедливости. Я приказал захватить санитарный корабль. Мои подчиненные увлеклись. Единственный выживший офицер поместил в протезе бомбу с нервно-паралитическим газом и отомстил за себя и своих товарищей. На мой взгляд — вполне справедливо.
— Он был парламентером, — сердито бросил молодой каперанг.
— Константо, ты же помнишь, сколько раз мы сами нарушали… — сказал адмирал. — Да я и не мучился вовсе. Бомба взорвалась на расстоянии шага. Я умер мгновенно.
— Но весь наш флот… Если бы не гибель флагмана, контр-адмирал Урусо Капето не стал бы так явно обнаруживать ударные астероиды.
— Что ж… Мои поздравления деметрианскому капитану Федору Конечникову, вечному спутнику моей племянницы. Светлая голова и горячее сердце, для которого нет слова «невозможно». Он бы мог далеко пойти. Жаль, что он не родился эланцем.
— Но я ведь не умер, — с удивлением возразил Федор.
И тут же все заволокло тьмой.
— Федор, ты не умрешь, — раздался чудесный, полный уверенности, силы и сострадания голос Дарьи Дреминой, вернее великой княжны Александры. — Ты сделал невозможное, и я сделаю все, для того, чтобы ты жил. Нуль-циклон прошел. Сейчас подвезут бокс для транспортировки тяжелораненых. Тебя будут лечить в лучшем госпитале Обитаемого Пространства. Я найду тебя.
«Наденьте на него мой медальон» — приказала великая княжна.
— Ваше Высочество, вам не кажется, что это слишком? — скорее утверждая, чем, спрашивая, сказал особист.
— Полковник Томский! — оборвала его Александра. — Не кажется ли вам, что вы забываетесь?!
— Как прикажете, Ваше Высочество, — шипя от злобы, ответил особист.
Комментарий 9. Вечером второго дня.
17 Апреля 10564 по н.с. 19 ч.02 мин. Единого времени. Искусственная реальность «Мир небесных грез».— Я же говорил тебе, дуре, — не выдержал Управитель, останавливая запись.
— Что ты мне говорил, умный Пастушонок? — внешне ласково и заботливо, но с убийственной иронией, спросила Рогнеда.
— Что это плохая идея, — остывая, ответил Андрей.
— Ты бы сам разработал теорию мобильного боя? — поинтересовалась Живая Богиня.
— Как показали дальнейшие события, не сильно это и помогло.
— Глупый ты, — также ласково улыбаясь, сказала девушка. — Без этого не было бы спецгруппы 5, не было бы Черного Патруля. А значит, не разговаривали бы мы здесь и сейчас.
— Мы бы не стали организовывать все то безобразие, за которое теперь проклинают Оскара Стара.
— Еще не так давно все знали вариант правды, который обвинял нас в произошедшем, — заметила Управительница.
— А разве это не так? — с улыбкой превосходства поинтересовался Управитель.
— Нет, милый мой, — ответила девушка. — Это все внешнее проявление процесса. Только так мы могли повернуть накопленную многовековую агрессию от внутривидовой наружу. Мы спасли людей от самоистребления, от ПКДР-3 и таранных ударов зомби-камикадзе по обитаемым мирам.
— Это что, ты хочешь сказать, что на нас должны молиться и благословлять? — иронически поинтересовался Живой Бог.
— Конечно, — без тени улыбки ответила Рогнеда. — Я вообще удивлена, что ты думаешь иначе. Как можно жить, считая, что воруешь и пакостишь. Хотя ты и есть пакостник. Ведь это ты испортил полевые стабилизаторы его кресла. Обиделся, что твое величество на хрен послали.
— Я, пожалуй, пойду. У меня дела, — буркнул, нахмурясь Живой Бог. — А ты читай. Найдешь массу интересного.
— Хорошо, Андрей, — с видом послушной ученицы ответила Рогнеда.
Живой Бог вышел из павильона под темнеющее небо и зашагал к своему кораблю.
Рогнеда подождала, пока Пастушонок не уберется, и отправилась ужинать.
Девушка была раздражена и нескоро успокоилась. Ей стоило больших усилий не греметь посудой и сосредоточится на процессе приема пищи.
Наскоро поев и завершив трапезу парой бокалов красного вина, девушка достала из тумбочки пачку сигарет с тернавью, залезла в постель, закурила и снова принялась за чтение.
Продолжение.
Федор почувствовал, как ему приподнимают голову. Тело пронзила острая боль…
— Федор, ты нас всех задерживаешь, — устало сказала Лара.
— В смысле? — поинтересовался Конечников.
Он посмотрел на девушку и увидел страшные, черные тени, которые легли на ее лицо. Федор посмотрел на остальных и увидел, какими серыми, стертыми стали их лица.
— Я вас задерживаю? Чем? — поражаясь своей догадке, почти выкрикнул пакадур.
— Крок, ты только не волнуйся, — произнес Гут вставая. — Мы ведь друзья, поверь, что я желаю тебе добра. Пойдем, я покажу, — предложил Авраам.
Федор поднялся. За ним встала Лара. Они подвели его к высокому, от пола до потолка окну напротив камина и развели занавески. Вместо окна была широкая, уходящая вверх темная, неосвещенная лестница.
На ее ступенях стояли мрачные, черные фигуры. Как показалось Конечникову, они были сделаны из обгорелых и обугленных древесных стволов. Где-то вверху виднелось едва заметное пятнышко света. Конечников сделал шаг, чтобы рассмотреть получше то, что ждало его на том конце пути, как вдруг по рядам статуй прошелестело — «Идет».
Тысячи, десятки, сотни тысяч, миллионы глаз, горящих как угольки в костре, повернулись к нему. Скрюченные конечности с душераздирающим скрипом потянулись к Федору. «Убийца» — трескуче прошелестело, пронеслось над рядами сожженных тел.
Лара и Авраам проворно задернули шторы.
— Ты видел? — спросил Гут. — Они все там. Все 500 миллионов. Они ждут. Без нас тебе не подняться к свету.
— Федор, зря ты держишься за свою разбитую плоть, — сказала Лара. — Знай, если ты выживешь сейчас, когда-то тебе все равно придется пройти этот путь. И убитые тобой люди дождутся этого момента. Пойдем со мной сейчас, милый?
— А как же я предстану перед Господом, нераскаявшийся, черный убийца? — вдруг вырвалось у Конечникова.
— Ему все равно. А ты все осознаешь там.
— Что я должен осознать? — со страхом спросил Федор.
Все отвернулись от него.
— Что я должен осознать? Что я должен осознать? — кричал Конечников, поворачиваясь к каждому из присутствующих. Мертвецы прятали лица.
— Гут, собака ты черная. Ты ведь мне друг… Скажи, скажи то, что я не знаю. Скажи скотина… Мы ведь друзьями были, из одного котелка курсантские щи хлебали, вместе веселились, вместе на линкоры ходили. Это же какой тварью надо быть, чтобы знать и не сказать… В лицо мне смотри, черномазый, — Федор схватил Авраама за голову и с силой повернул лицом к себе.
Раздался хруст, и мертвая глиняная голова осталась в руках Крока. Обезглавленное тело упало и разлетелось на куски с характерным звуком бьющихся черепков. Федор, не очень соображая, что делает, аккуратно положил отломанную голову на пол и двинулся к Ларе.
— Не спрашивай милый, я не могу сказать тебе, произнесла она, отчаянно размазывая по щекам слезы.
— Как меня учил мой дед, лишь грешники не могут подняться к небу. — Федор задумался. — Значит, я буду жить, и буду жить до тех пор, пока не исправлю все свои окаянства.
— Нет! — прокричала Лара.
За стеклами вдруг ослепительно-ярко полыхнула молния. Куст небесного огня возник и пропал в темном заоконном пространстве. Пророкотал гром.
Федор с трудом разлепил тяжелые веки. Перед глазами мелькали какие-то пятна белые и синие пятна. От пятна побольше, донесся голос, который мог принадлежать только крупному, холеному мужчине, привыкшему следить за физической формой и здоровьем.
— Жанна Аркадьевна, группа наблюдения зафиксировала пару кораблей по 850–900 тысяч метрических тонн каждый. Это тяжелые эланские крейсера. Шансов уйти, практически нет. Радист бьет «SOS», но надежды мало. Прикажите медсестрам раздать лежачим больным таблетки для эвтаназии.
— А я? — вдруг спросила женщина.
— Мне было хорошо с тобой… Прощай.
Светлые пятна слились в одно, раздался звук поцелуя. Потом Федор услышал сдавленное всхлипывание и цоканье каблучков по керамике пола.
— Внимание! Говорит главный врач мобильного госпиталя. Наш корабль преследуют крейсера противника. Прошу всех, кто может держать оружие собраться у арсенала. Лежачие больные могут получить таблетки легкой смерти у медперсонала. Прошу, однако, вдумчиво подойти к выбору момента ухода из жизни. Есть надежда, что в самый последний момент подоспеет помощь.
Щелкнул тумблер, передача прекратилась.
Конечников вновь услышал звук шагов.
— А ты чего здесь? — спросил врач.
— Вы меня сами поставили на пост у больного, Сергей Витальевич.
— Да, это правда, — ответил мужчина. — Иди Карина в арсенал… Этот капитан, между нами говоря, — не жилец.
— А если его…
— Ну, положи рядом с губами пару таблеток. Захочет, дотянется. И выключи дисплей.
Федор услышал, как из-под купола жизнеобеспечения с шипением вышла гелиево-кислородная смесь. На серую, казенную наволочку шлепнулись таблетки. Шурша фольгой, рядом упала пустая упаковка. Купол снова закрылся, и автоматика сердито загудела, восстанавливая оптимальный состав атмосферы.
— Не копайся, Карина, — донеслось из коридора.
Примерно через десять минут корабль сильно встряхнуло взрывом. Защелкали выстрелы, затопали кованые сапоги боевых скафандров эланских десантников. Донеслись приглушенные стоны и вопли. Скоро все было кончено.
Снова в коридоре застучали подковы эланских сапог. На этот раз они шли размашисто, по-хозяйски, не боясь. Лязг металла о металл раздался очень близко. Замер. Федор подумал, что главное сейчас не выдать себя, иначе сбудутся его самые страшные кошмары, которые одолевали его после Гало в ожидании судилища.
— Пабло, — раздался грубый, прокуренный голос. — Они все отравились. Они отравили даже этого…
Федор понял, что говорят о нем.
— Пойдем, Филиппо. По радио передали, что сюда летит три десятка деметрианских «хундако», под завязку нагруженных ракетами.
Эланцы заторопились. Шаги стихли. Что-то вдали хлопнуло и зашипело. Конечников понял, что с пробоины, через которую вражеские десантники проникли на корабль, снята полевая заплата. Аппаратура бокса загудела. На мгновение Федору показалось, что тело стало легче.
Конечников страстно захотел видеть. Он открыл глаза, заставляя зрение сфокусироваться. Через несколько минут ему это удалось.
Помещение ординаторской освещалось лишь парой аварийных ламп с автономным питанием. Федор понял, что эланцы перед уходом подорвали распределительный щит энергосистемы. В полутемном пространстве, медленно переворачиваясь, плыли столы и стулья, книги, папки с историями болезней. Пролетел стакан с недопитым чаем, превращенным космическим холодом, царящим на разгерметизированном корабле в коричневый лед.
Медленно вращаясь, в ординаторскую влетел обезглавленный труп женщины в залитом кровью халате. В паре с ней, как спутник вокруг планеты, удерживаемый ремнем оружия двигался армейский ручной массомет калибра 50 мм, чью рукоять продолжала сжимать отрубленная кисть медсестры.
Конечников заставлял себя не закрывать глаза, чтобы не терять связи с реальностью. Альтернатива в виде легиона оживших горелых трупов, расставленных на мрачной, черной лестнице была еще ужаснее.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем на стенах запрыгали желтые пятна фонарей. Сначала в дверной проеме показался ствол, потом в ординаторскую влетел десантник с оружием наизготовку. Он знаками показал товарищам, что все чисто.
В этот момент, сознание Федора мягко поплыло, и он снова оказался в темной комнате, где причудливыми каменными изваяниями стояли и сидели люди, с большинством из которых он познакомился после их смерти. Неумолимая сила медленно, почти незаметно пододвигала его все ближе и ближе к задрапированному проему, за которым его ждали. Так продолжалось очень долго.
Вдруг в открытые глаза ударил свет.
— Подожди, а ведь этот живой, у него зрачки на свет реагируют.
— Брось, — ответил другой голос. — Показалось.
— Да нет же, смотри.
Две смутно различимые фигуры наклонились над Федором, и яркий луч фонаря ударил в глаза.
— Вправду живой, — удивленно сказал второй голос. — Медиков вызывай, срочно.
Темная рука того, кто нашел Конечникова первым, протянулась к пульту. Щелкнул тумблер.
— Что ты делаешь? — сердито спросил второй. — Нечем заняться?
— Нет, я видел, так медики дисплей включали.
Федор услышал писк кардиографа и записанный на электронные чипы голос системы оповещения: «Внимание, состояние больного критическое, остаток дыхательной смеси 800 литров. Внимание…»
Запись была заглушена криком одного из людей:
— Центральная! Центральная! Нашли раненого. Состояние критическое.
— Четвертый, не говори ерунды. Твоя задача, подготовить транспорт к буксировке, — ответил холодный начальственный голос.
— Нет, правда.
— Он что, пустотой дышать научился?
— Бл*дь, центральная, в боксе он. Автоматика ругается, говорит — дыхательной смеси почти не осталось.
Что было дальше, Федор не слышал, лишь промелькнуло, что он точно умеет читать мысли, потому, что сквозь вакуум звук не проходит. Сознание померкло.
Конец 10 главы.
Конец 1 части.
Часть 2
МАСТЕР ТЕНИ
Я правду о тебе порасскажу такую,
что хуже всякой лжи.
(автор неизвестен)
Глава 11
ЧЕТЫРЕ БЕЛЫХ СТЕНЫ
Серый, неживой предрассветный полумрак сменился красноватыми лучами светила, которое выглянуло из-за горизонта, быстро, деловито, влетело над лесами, садами и парками, разгоняя остатки ночи. Поднявшись над насыщенной ночными испарениями поверхностью, звезда засверкала в полную силу, заливая теплом и светом пространство под ней. Купол неба приобрел привычный зелено-голубой оттенок, в нем наметились легкие облачка.
Федор не спал, сидя у окна.
Он глядел на кусты и клумбы, посыпанные белыми камешками дорожки, скамейки, чьи сиденья и спинки были отполированы десятками поколений больных, старинные беседки со стенами покрытыми паутиной трещин, которые уже не мог скрыть толстый, многолетний слой побелки. Конечников не видел окружающего великолепия, обратя взгляд внутрь себя.
Память снова в мельчайших деталях воспроизводила сон, из-за которого он уже второй час не мог уснуть.
В этом сне Конечников обнаружил себя парящим над Амальгамой, вернее над залитой полуденным солнцем середины лета Окружной долиной. Где-то сбоку, словно клык, выступала огромная туша горы Хованка, покрытая лесом и украшенная залихватски нахлобученной снежной шапкой.
Далеко внизу мелькнули крыши поселка. Федор приземлился у дома.
— Есть кто живой? — крикнул Федор, входя.
— Проходи, внучек, — отозвался голос изнутри.
«Дед», — пронеслось в голове Конечникова. Сразу нахлынули воспоминания: радость, боль, стыд и сожаление.
— Ну, проходи, чего стоишь? — нетерпеливо крикнул старик.
Конечников собрался с духом и распахнул дверь.
В дому почти ничего не изменилось. Лишь еще больше выгорели занавески на окнах и вышоркался деревянный пол. Федор прошел в горницу. Дед, как обычно, сидел за столом у окна, и что-то записывал в книгу летописи, макая перо в глиняную чернильницу.
— Здорово, Федечка, — сказал он поднимаясь.
Лицо старика озарила улыбка.
— Здравствуй, деда.
Они обнялись. Конечников отметил, как высох его дед, которого он запомнил пожилым, но еще крепким мужчиной.
— А что ты хотел, 20 лет прошло, — сказал дед, отвечая на его мысли.
Внезапно Федор вспомнил, каким ловким и молодым был старик, во времена, когда самому Федору было лет 12–13.
Память вернула Федору пронзительную синеву неба с редкими белыми облачками, яркий солнечный свет, плотный, словно проходящий насквозь, согревающий, дающий силу.
Они поднимались на Хованку, к самой границе вечных снегов, чтобы зачерпнуть из Гремячки, еще не реки, а всего-лишь ручейка молодильной воды. Конечников снова увидел деда веселым и крепким.
Дед стоял на коротких лыжах-снегоступах, воткнув опорные палки в наст и улыбаясь жадными глотками пил из стеклянной бутыли студеную воду Гремячки. Временами он прерывался, чтобы посмотреть, как играет солнце в живительной, молодильной влаге. Потом дед снова зачерпнул из ручья, заткнул бутыль и сунул ее в рюкзак.
— Бабе Дуне, — сказал он. — А не будет пить, я себе молодую найду.
Дед поднялся на палках и ринулся по склону вниз с криком — «Догоняй, Федя».
— Ты меня таким помнишь? Спасибо, — сказал старик.
Вдруг его плечи расширились, под рубашкой заиграли крепкие мускулы, а на лице разгладились морщины, появилась улыбка.
— Как ты это сделал? — ошеломленно спросил Федор.
— Как, как, — дед махнул рукой. — Ты как хочешь меня, так и видишь. Ведь это твоя сонная греза.
— Сонная греза? Я сплю?
— Спишь. Только ты ведь и наяву между небом и землей болтаешься. И жить не можешь, и помереть не хочешь. Совсем как я недавно. Чуть меня не прибили ироды.
— Кто?
— Да какие-то, вроде тебя, космонауты. Прилетели на большой овальной штуке. Занятной такой. У нее были башенки, прозрачные сверху. Из них большие ружья торчали. По три в ряд в каждой.
— Эланская десантная лодья?
— Наверное, Федечка. Это ты у нас образованный. Мы неученые.
— А говорили они как? Во что одеты были?
— Одеты не по-людски. Во все черное, лица закрыты, одни глазища сквозь прорези сверкали. И говорили как-то странно, все слова на «а» и на «о» заканчивались.
— Эланцы?
— А пес их разберет. Командир, правда, без маски был и говорил по-нашему. Они когда стали меня вязать, я им не дался, пораскидал. Так кто-то из них меня стрельнул. Со страху или в запале.
Его потом командир, ну, который без маски был, прикладом по темечку приласкал. Лечить меня пытались, а командир все допытывался, где книга спрятана. Не сказал я им, хоть и стращали, что Витю убьют, невестку и внучков. А, — дед улыбнулся, — ты ведь не знаешь. Витя Алену в жены взял. Трое правнучат у меня сейчас: Дуня, Леша и Николенька. Не тронули их ироды. Все перевернули, не нашли летопись. Я ее прячу там, где мы тогда отсиживались. По молодости лет с девками там гулял, вот и на старости пригодилось убежище.
Обмяк я, в темноту провалился. Эти бросили меня в лесу, ветками завалили, думали, — кончился. Такие озорники, однако, оказались. Обманул, однако, я их, не помер.
— Ты запомнил, как этот ублюдок выглядел?
— А тебе зачем? — усмехнулся дед. — Бить пойдешь? Запомнил, конечно. Да и запоминать не надо. Твои железки в старую газету завернуты, так на первой странице прямо он вылитый. Приедешь — посмотришь.
— Откуда знаешь, что приеду?
— И не просто приедешь, Федя, комиссуют тебя вчистую, летать больше не будешь.
— Это неправда дед, это неправда.
— Это неправда, — произнес Конечников вслух.
— Что, Федор? — отозвался из глубины комнаты сонный женский голос, который тут же стал укоризненным и обеспокоенным. — Федя, ты опять встал.
Федор не спал, сидя у окна.
Он глядел на кусты и клумбы, посыпанные белыми камешками дорожки, скамейки, чьи сиденья и спинки были отполированы десятками поколений больных, старинные беседки со стенами покрытыми паутиной трещин, которые уже не мог скрыть толстый, многолетний слой побелки. Конечников не видел окружающего великолепия, обратя взгляд внутрь себя.
Память снова в мельчайших деталях воспроизводила сон, из-за которого он уже второй час не мог уснуть.
В этом сне Конечников обнаружил себя парящим над Амальгамой, вернее над залитой полуденным солнцем середины лета Окружной долиной. Где-то сбоку, словно клык, выступала огромная туша горы Хованка, покрытая лесом и украшенная залихватски нахлобученной снежной шапкой.
Далеко внизу мелькнули крыши поселка. Федор приземлился у дома.
— Есть кто живой? — крикнул Федор, входя.
— Проходи, внучек, — отозвался голос изнутри.
«Дед», — пронеслось в голове Конечникова. Сразу нахлынули воспоминания: радость, боль, стыд и сожаление.
— Ну, проходи, чего стоишь? — нетерпеливо крикнул старик.
Конечников собрался с духом и распахнул дверь.
В дому почти ничего не изменилось. Лишь еще больше выгорели занавески на окнах и вышоркался деревянный пол. Федор прошел в горницу. Дед, как обычно, сидел за столом у окна, и что-то записывал в книгу летописи, макая перо в глиняную чернильницу.
— Здорово, Федечка, — сказал он поднимаясь.
Лицо старика озарила улыбка.
— Здравствуй, деда.
Они обнялись. Конечников отметил, как высох его дед, которого он запомнил пожилым, но еще крепким мужчиной.
— А что ты хотел, 20 лет прошло, — сказал дед, отвечая на его мысли.
Внезапно Федор вспомнил, каким ловким и молодым был старик, во времена, когда самому Федору было лет 12–13.
Память вернула Федору пронзительную синеву неба с редкими белыми облачками, яркий солнечный свет, плотный, словно проходящий насквозь, согревающий, дающий силу.
Они поднимались на Хованку, к самой границе вечных снегов, чтобы зачерпнуть из Гремячки, еще не реки, а всего-лишь ручейка молодильной воды. Конечников снова увидел деда веселым и крепким.
Дед стоял на коротких лыжах-снегоступах, воткнув опорные палки в наст и улыбаясь жадными глотками пил из стеклянной бутыли студеную воду Гремячки. Временами он прерывался, чтобы посмотреть, как играет солнце в живительной, молодильной влаге. Потом дед снова зачерпнул из ручья, заткнул бутыль и сунул ее в рюкзак.
— Бабе Дуне, — сказал он. — А не будет пить, я себе молодую найду.
Дед поднялся на палках и ринулся по склону вниз с криком — «Догоняй, Федя».
— Ты меня таким помнишь? Спасибо, — сказал старик.
Вдруг его плечи расширились, под рубашкой заиграли крепкие мускулы, а на лице разгладились морщины, появилась улыбка.
— Как ты это сделал? — ошеломленно спросил Федор.
— Как, как, — дед махнул рукой. — Ты как хочешь меня, так и видишь. Ведь это твоя сонная греза.
— Сонная греза? Я сплю?
— Спишь. Только ты ведь и наяву между небом и землей болтаешься. И жить не можешь, и помереть не хочешь. Совсем как я недавно. Чуть меня не прибили ироды.
— Кто?
— Да какие-то, вроде тебя, космонауты. Прилетели на большой овальной штуке. Занятной такой. У нее были башенки, прозрачные сверху. Из них большие ружья торчали. По три в ряд в каждой.
— Эланская десантная лодья?
— Наверное, Федечка. Это ты у нас образованный. Мы неученые.
— А говорили они как? Во что одеты были?
— Одеты не по-людски. Во все черное, лица закрыты, одни глазища сквозь прорези сверкали. И говорили как-то странно, все слова на «а» и на «о» заканчивались.
— Эланцы?
— А пес их разберет. Командир, правда, без маски был и говорил по-нашему. Они когда стали меня вязать, я им не дался, пораскидал. Так кто-то из них меня стрельнул. Со страху или в запале.
Его потом командир, ну, который без маски был, прикладом по темечку приласкал. Лечить меня пытались, а командир все допытывался, где книга спрятана. Не сказал я им, хоть и стращали, что Витю убьют, невестку и внучков. А, — дед улыбнулся, — ты ведь не знаешь. Витя Алену в жены взял. Трое правнучат у меня сейчас: Дуня, Леша и Николенька. Не тронули их ироды. Все перевернули, не нашли летопись. Я ее прячу там, где мы тогда отсиживались. По молодости лет с девками там гулял, вот и на старости пригодилось убежище.
Обмяк я, в темноту провалился. Эти бросили меня в лесу, ветками завалили, думали, — кончился. Такие озорники, однако, оказались. Обманул, однако, я их, не помер.
— Ты запомнил, как этот ублюдок выглядел?
— А тебе зачем? — усмехнулся дед. — Бить пойдешь? Запомнил, конечно. Да и запоминать не надо. Твои железки в старую газету завернуты, так на первой странице прямо он вылитый. Приедешь — посмотришь.
— Откуда знаешь, что приеду?
— И не просто приедешь, Федя, комиссуют тебя вчистую, летать больше не будешь.
— Это неправда дед, это неправда.
— Это неправда, — произнес Конечников вслух.
— Что, Федор? — отозвался из глубины комнаты сонный женский голос, который тут же стал укоризненным и обеспокоенным. — Федя, ты опять встал.