Петухов Юрий. Вторжение из ада (Звездная месть - 4)

   Ни одна ищейка Европола не знала, что под старым городишком на глубине полутора километров, в самом центре Объединенной Европы таилось бандитское логово... Не штаб-квартира преступного межзвездного консорциума, не офис всепланетарного гангстерского синдиката с тысячами клерков и секретарш, а именно бандитское логово доброго и старого, благородного разбойника Гуга Хлодрика Буйного, который по всем статьям и законам должен был махать сейчас гидрокайлом на гиргейской подводной каторге. Да, Гуг был реликтом древнейших эпох, неизвестно как уцелевшей, диковинной особью давно вымершего мира, мастодонтом, мамонтом, динозавром непостижимо далеких, "золотых" веков. Он не признавал наживы на наркотиках, спиртных напитках, торговле женскими и детскими телами, органами, он не терпел подлости и грязи, мерзости и продажничества. Даже если он и брал с какой-нибудь сволочи "грязными" деньгами, он "отмывал" их, как не "отмывали" нигде и никто уже столетиями, он через подставных лиц строил школы и приюты, открывал театры, в которых не было голых и потных свивающихся в клубки тел, непонятные для подавляющего большинства поверхностных жителей театры с какой-то непонятной "классикой" полукаменного века- Чехов, Шекспир, Островский... Среди гнуси и мерзости он выстраивал лечебницы, лечил, выхаживал и выпихивал в жизнь сирых и обездоленных, тут же калеча, кроша в капусту, безжалостно давя направо и налево сытых, наглых, сильных...
   Преступный мир не любил Гуга Хлодрика, ибо он все делал не "по закону". Он делал по совести - такому же реликту как и он сам, давно вымершему и непонятному здравому человеку, забытому. Его не любили, но его и боялись.
   Гуг был одним из самых матерых и рисковых десантников смертников, он входил в десятку отборных сорвиголов, покорявших в одиночку целые миры, громивших планетарную оборону и звездные флоты иных цивилизаций.
   Гуг-Игунфельд не мог жить без риска, без боя, без схваток и прорывов, без лихих налетов и вечной драки... драки за правду, за справедливость, за обиженных. И он никогда бы не ушел из Дальнего Поиска, не ушел бы из "черного шлема", но его списали! его выбросили за борт его собственной жизни! А он не смирился, он нашел свои путь. Правда, поговаривали, что Гуг, как и большинство списанных десантников, сошел с ума, сверзился, потому и вытворяет невесть что, колобродит и дурит. Его боялись и по этой причине, даже тем, для кого преступление это профессия, проще иметь дело с живущими по профессиональным законам, чем с сумасбродами, готовыми пристрелить тебя на месте за какую-нибудь грошевую пятилетнюю соплячку, проданную на Зайгезею. Но была и еще одна причина, по которой даже самые влиятельные трансгалактические мафиозные картели со всем их штатом головорезов и программистов обходили Буиного стороной: десантный корпус, а это шестьсот тысяч человекообразных машин смерти со своим кодексом дружбы и товарищества, никогда не давал никого из "братков" в обиду, будь он хоть списанный, хоть вписанный. Даже четверти этого корпуса с лихвой хватило бы на то, чтобы разорвать любой синдикат пополам, вытрясти все наворованное заодно с его черной душонкой и тысячами трупов.
   Сигурд помялся и задал вполне законный вопрос.
   - А если сигнал будет через десять минут?!
   - Тогда мы все покойники, - невозмутимо ответил Гуг. Ему было плевать на Креженя в прямом и переносном смыслах. Крежень ничего не знал о деле...
   так, если только в самом общем виде. Но Крежень мог и в общем виде намекнуть на готовящиеся акции Синдикату. И тогда они и впрямь покойники Синдикат работает быстро и четко. Гуг не боялся Синдиката, он готов был объявить войну всему миру, не то что какой-то межсистемнои гангстерской сети. Пусть только сунутся! Другое мучило Гуга - неспокойно у него было на душе. Еще совсем недавно они заливали горе с Дилом Бронксом на его сказочной космической станции, их обоих дубасила и подвешивала для протрезвления очаровательная крошка Таека, казалось, душа в душу слились... и вот, на тебе.
   Вдрызг разругались! В себе-то Гуг не сомневался, он свернет хилые шеи европейским плутократам, вывернет наизнанку старуху-Европу! Но ежели Дил оплошает, Штаты задавят Старый Свет, задавят вместе с Гугом и всем его лихим воинством подземелий. Эх, Дил, Дил.
   Перед неминуемой кончиной, перед смертушкои предстоящей им бы всем побрататься, покаяться друг перед дружкой, поплакаться... а они зубищами скрежещут брат на брата. Хорошо еще Иван не видал. Где-то он теперь горе мыкает? И дождешься ли от него сигнала? Гуг уже принял решение, для себя, молча, втихаря- не будет сигнала до загаданного дня - он сам даст сигнал, сам начнет! И тогда держись! Парни дрожат от нетерпения, рвутся в бой, их только спусти с поводка - каждый понял, смекнул, что не на грошовое дело пойдет, а на одноединственное, фартовое, каких судьба за жизнь больше не дает, струсил - отпал, решился - иди до конца. Это как наркотик. Гуг по себе знал. Но ждать и догонять - хуже нету. Нервы не железные, не из колючей проволоки, их на лебедку жизни много не намотаешь.
   - Ребятишки дно подняли? - спросил он у Сигурда.
   - Угу, - отозвался тот односложно.
   - Совести у этого дерьма нету, толковать не о чем. Но пусть передадут всем: по свистку работать, весь хабар ихний - после гона на три дня гулеванье в полную масть, легавые вмешиваться не будут. Но ежели кто из гнилых наверх выползет, хоть в одну дыру, накажу по закону. Так и скажи.
   Но до свистка, чтоб тихо!
   - Нам бы на подмогу... - начал было Сигурд.
   Но Гуг осек его сразу.
   - Грязь грязью замочится... а мы на чистое дело идем. На святое дело, мой мальчик! Иван верно толковал, наши души загубленные, но Господу один раскаявшийся грешник дороже ста праведников, мы, своими руками спасем души миллиардов, даже если руки наши станут багряными от крови этих нелюдей...
   мне горько говорить все это тебе, мой мальчик, но кто ж знал, что именно на наш с тобой век выпадет конец света?!
   Иван открыл глаза. Он был бодр, свеж и здоров - ровно настолько, насколько мог быть бодр, свеж и здоров Правитель, точнее, его уродливое тело. Трех минут хватило. Можно продолжать. Еще двое-трое суток кряду.
   Аквариум пуст. Тут не должно быть чужих глаз и чужих щупалец. Тут, в сердце России, вообще не должно быть чужих. Давно позабытая поговорка:
   "рыба гниет с головы".
   Верно, значит, и чистить ее надо с головы. А голова здесь.
   Гниль. Вырождение. Патология. Гниль. Дегенерация! Все было известно еще тысячелетия назад. И рецепты были...
   И все оставалось по-прежнему. Опять гниль. Опять надо чистить.
   Чистильщик всегда не по нраву многим. Многим выродкам. Многим заблуждающимся. Многим одураченным. Многим недругам. Многим! Но это их личное дело. Хирург не спрашивает у раковой опухоли, нравится ли ей, когда ее вырезают или нет, он просто берет нож и вычищает гниль. И хватит, хватит философствований.
   Пора за дело браться.
   Иван-Правитель встал с дивана.
   И тут же чуть не повалился на него обратно.
   Панель вылетела с треском и грохотом. Зарядом из бронебоя вышибло непрошибаемое стекло, разметало по комнате кресла и креслица, диванчики и стулья... На пороге, точнее, в проеме стоял багрянолицый, избитый до полной неузнаваемости бывший министр обороны. Его огромная туша покачивалась, с трудом удерживаясь на ногах. Костюм был изодран в клочья, в здоровенные рваные дыры проглядывала шерстистая кудлатая грудь. Это был не человек, это было взбесившееся животное, раненный кабан, поднявшийся на две конечности.
   Но где начальник охраны?! Почему этот гад вооружен?! Ах, Света, Света!
   Оставила в кабинете бронебой!
   Какая непростительная ошибка! Из-за таких вот мелочей рушатся грандиозные планы, обращаются в пыль-иесвершившиеся великие свершения.
   Проклятье! Иван понимал, что он не успеет сбить с ног этого кабана, что тот опередит его... ствол бронебоя медленно поворачивался от окна к дивану.
   Кровавый след тянулся по паркету за министром. Но прежде, чем он истечет кровью, он успеет нажать спусковой крюк, это яснее ясного.
   Нет, не спешит! Глаз не видно, только узкие, запекшиеся щелочки... он торжествует! он видит перед собою немощного, слабого, болезненного старца, и он торжествует свою победу, он смакует этот миг! Ивана передернуло. Так глупо влипнуть, так глупо, когда все так хорошо шло, надо же!
   - Ну что, сука?! - прохрипел министр. - Хотел один остаться?
   Выслуживаешься?!
   Иван молчал. Шли секунды. И каждая могла стать последней в его жизни.
   Но он не ошибся - министр обороны, этот бывший министр, предатель, подонок, мерзавец, ничтожество выдавал себя с головой - он работал на них, как работал сам Правитель, как работал тот, кому надлежало блюсти безопасность государства и народа.
   Выродки! Мразь! Гниль! Но где же начальник охраны? где широкоскулый?!
   Где Глеб Сизов?! Эх, если бы он был в своем теле! Один прыжок! Один удар!
   Нет, судьба распорядилась иначе. Значит, придется умереть. Придется.
   Он сражался до последнего. Не щадил себя. Но у каждого есть свой срок.
   - Сейчас ты сдохнешь, старая сволочь, - почти беззлобно просипел министр, - но не сразу! Я отшибу тебе ноги, и ты будешь лежать на этом зеленом ковре и медленно издыхать, у тебя будет время подумать, старый козел, представить, как твой гнилой труп выбросят в мусорную яму, и как его будут обжирать вонючие, голодные, бездомные псы... не волнуйся, я сам позабочусь, чтоб все было именно так! А потом я прикажу привести сюда все твое ублюдочное семя, я скормлю их крысам в подвалах, понял?! Ты на кого посмел руку поднять, сука?!
   Ты что, забыл, кто за мной стоит?! - Злорадство распирало министра, он никак не мог остановиться, он ликовал - изуродованный, полумертвый, истерзанный и забитый, он верил, истово верил, что выживет, выкарабкается и будет править, ах, как он будет править! его трясло от вожделения и сладострастия, он захлебывался кровью, но хрипел, хрипел. - А теперь получай, сука!!!
   Иван не услышал выстрела. Он лишь увидал, как опустилось вниз черное дуло бронебоя, опустилось до уровня его лодыжек. А потом его ударило будто десятью ломами, подбросило к потолку, расплющило об него, оставило кровавое пятно, бросило вниз, на разбитый в щепу паркет, снова ударило и бросило в беспросветный мрак. Но он пересилил шоковый удар, он вернул себе сознание, хоть на миг, на долю мига - он воин, и он будет драться до последнего... как?! Глазам открылось ужасающее - ноги, самое колено были оторваны, из обгорелых, залитых черной кровью штанин, торчали раздробленные кости. Боль! Дикая, непереносимая боль! Он вздернул голову кверху. И прямо над собой узрел торжествующее, багровое лицо, нет, не лицо, рожу, кабанью, звериную рожу, скалющую крупные, наполовину выбитые зубы.
   - Ну как ты себя чувствуешь, сука?! - прошипела почти в глаза эта рожа,- А, Правитель? Теперь ты понял, что был не прав?!
   - Понял, - еле слышно прошептал Иван.
   Жизнь уходила из чужого тела. Уходила, убивая и его, находящегося в этом теле. Он держался лишь на своей чудовищной силе воли. И он выжидал.
   Ближе! Еще ближе! Рукоять меча скользнула в холодеющую ладонь. Ну, давай же еще немного!
   -Что-то ты слишком быстро издыхаешь, Правитель?! Ты не даешь мне насладиться твоими судорогами, - шипел министр, склоняясь над умирающим, заглядывая в мутнеющие глаза, будто именно в них должен был загореться ответ на какой-то очень важный для него вопрос.- Видишь, сука, они не вливают в тебя свою энергию, свою силу. Значит, они бросили тебя!
   Значит, ты не прав... а прав я! Подыхай, сука, подыхай!
   Мертвенно-белая рука взлетела вверх. Лезвие меча вырвалось из рукояти подобно ослепительному лучу во мраке... то ли голова министра, то ли кабанья рожа с промелькнувшим на ней мимолетным изумлением, еще не переросшим в ужас, подпрыгнула над истерзанным, залитым черной жижей туловищем и тяжело упала на лохмотья, перемешанные со щепой, покатилась к мрачному, зеленому аквариуму, замерла, скаля остатки желтых зубов.
   Рука разжалась, рукоять поглотила сверкающее лезвие меча, скользнула из ладони вверх по предплечью.
   - Я все понял, - оцепенело прошептал Иван.
   И пополз в кабинет. Там нет никого, но туда придет, обязательно придет Глеб Сизов, его парни, они окажут помощь, они... нет, они не спасут его, он труп, полный труп. Но он успеет сказать Глебу пару слов, и тот все поймет, обязательно поймет!
   - Господи! Помоги, дай сил, последних сил! - молил он бессвязно, еле шевеля губами. - И ты, Воитель Небесный... не спеши, я еще приду к Тебе, я встану в золотые полки, не спеши, мой меч- твой меч... Света, Светик, прости меня, за все прости!
   Он полз, уже и не живой и не мертвый, полз преодолевая с чудовищным усилием каждый сантиметр, обливаясь кровью, ломая ногти, до исступления кусая губы, лишь бы не потерять света, не уйти во мрак.
   И он выполз. Возле самого стола лежал в уродливонелепой позе широкоскулый начальник охраны. У него был переломлен хребет. На лице, восковом, отрешенном, застыла гримаса боли. Труп! Потом скажут - умер на своем боевом посту... верно скажут. Иван прополз мимо.
   Жизнь истекала из него. Шли последние секунды. Он ясно и вполне осознанно чувствовал это. И никто уже не поможет. Никто! Сейчас наступит последнее, минутное просветление, будто вспышка света - так всегда бывает, он знал - а потом вечный, беспросветный мрак, ничто!
   Еще немногим позже, через неделю, месяц, год беспросветный мрак поглотит все человечество, и придет уже полное, безысходное, необратимое и всевластное Ничто.
   Так будет. Да, теперь будет так. Все понапрасну... Нет, вырывающаяся из тела жизнь, последняя ее капелька, озарила угасающий, меркнущий мозг.
   Яйцо! Превращатель!
   Как он мог забыть! Рука медленно, смертельно медленно полезла во внутренний карман, это была мука, это была пытка... но она нащупала его, последнюю соломинку, яйцо-превращатель. Все это длилось вечность. Все это длилось миг. Уходя в небытие, Иван вцепился зубами в холодное, утратившее упругость яйцо, сдавил губами... и оно приняло его последний выдох.
   Кеша сразу узнал ее- родимую и дорогую сердцу.
   Капсула. Боевая, десантная, красавица, спасительница!
   Они вырулили прямо к поблескивающему черному боку.
   И она их приняла. Не отвергла. Еще бы, они ее родные детки. Ровно сорок три минуты понадобилось ботам, чтобы настичь ее возле Марса, играющую в прятки с полуразвалившимся пористым Фобосом.
   - Все ребятки, теперь мы дома! - расчувствовался Кеша.
   - Добрались без происшествий, - согласился командир отделения, но не сержант по званию, а капитан - само отделение состояло не из рядовых, а из лейтенантов и старлеев, это сразу удивило Булыгина. Впрочем, вскоре его волнения рассеялись: и капитаны, и лейтенанты, и старлеи бесприкословно подчинялись ему, все двадцать человек, два отделения, два альфа-бота.
   Ну и прекрасно.
   Так и должно быть. Иначе наделают дел.
   Капитан был худой, жилистый, с перебитым носом, лет под сорок, может, чуть больше. Он не суетился, не нервничал, и вообще, вид у него был полусонный. Капитан получил приказ от своего командира, не известного пока Кеше Глеба Сизова, и он его выполнял. Второй капитан сидел во втором боте.
   Капсула всосала оба бота одновременно. Ангары-приемники заполнились белесым газом, убивающим непрошенных "гостей". А Кеша уже ввинчивался в переходной шлюз, и по щеке его ползла слезинка. Сколько времени старался не вспоминать ничего, ни проклятую Гиргею, ни саму каторгу, ни глаз тех несчастных, кому он нес "свободу" - свободу покуражиться день, другой на своей подводной зоне, а потом сдохнуть в кошмарных судорогах на распятии бунтовщиков наказывали строго. Да, это была та самая капсула, на которой он пропарывал дырявую Гиргею слой за слоем, на которой он вырвался из кромешного ада пыток, истязаний, убийственной работы в рудниках... Ее подремонтировали, подновили на "Дубль-Биге", пополнили боекомплект, приварили сбитые фермы и орудия, привели в порядок десантный бот, тот самый, который и принял на себя основную тяжесть "гиргейского похода"...
   Но это была именно она!
   Капсула, три бота, двадцать молчаливых и суровых парней да беглый каторжник, рецидивист и ветеран Аранайи в придачу, с одной стороны. А с другой - это трудно было даже представить себе, Космоцентр надо было видеть. И видеть с расстояния не менее ста тысяч километров, большое видится на расстоянии. Сверхгигантская гелиостационарная станция Космоцентра Видеоинформа висела в черной пропасти Пространства между Марсом и Юпитером, сразу за поясом астероидов. Это был гигантский ферралоготитановый шар диаметром сто двадцать километров. Девятнадцать эллипсовидных колец от двухсот до полутора тысяч километров в поперечнике медленно вращались вокруг шара. Каждое кольцо щетинилось тысячами ажурных ферм - будто длинные и гибкие волосы Медузы Горгоны колыхались в черных водах Вселенского океана - силиконовольфрамовые фермы уходили от колец и шара на десятки тысяч километров и каждая заканчивалась черным незримым зеркалом. Эти зеркала и испускали сигналы Видеоинформа, сигналы, доходящие до любой точки покоренного и освоенного землянами Мироздания. Каждое зеркало было нацелено на свой внепространственный ретранслятор, находящийся далеко за пределами Солнечной системы - сотни тысяч черных Д-торроидов были рассеяны во внесистемном пространстве от Трансплутона и до Проксимы Центавра, именно они улавливали сигнал, кодировали его, импульсировали в Осевое... и уже за миллионы парсеков, в тот же миг приемные станции-торроиды вылавливали послание Земли, передавали в местные центры Видеоинформа, а откуда изображение и звук шли напрямую в видеоголоприемники. Даже заброшенный на край Вселенной отшельн мог видеть и слушать то, что происходит на Земле в эту минуту - сигнал запаздывал лишь на семь-восемь секунд. Были, конечно, и каналы особой, правительственной, секретной связи, но они работали на одиночек. А Космоцентр Видеоинформа работал на все сорок пять с лишним миллиардов землян да вдобавок еще и на миллиарды жителей иных планет.
   Разумеется, в каждой метагалактике, галактике, звездной системе, на каждой планете были и свои студии, передающие устройства, штаты Видеоинформа, но по привычке, по старой и никак не угасающей традиции смотрели Землю, ждали вестей оттуда, будто только там и рождалась истина, словно с Земли исходил Свет.
   Исполинское, невообразимо сложное сооружение, висящее меж Марсом и Юпитером, уже долгие десятилетия было сердцем земной цивилизации. За последние восемьдесят лет на Космоцентр было совершено только два нападения: в первом случае бывший крупный работник Центра, выброшенный со службы за пристрастие к наркотикам, на своем планетарном дисколете, насосавшись зангезейской плесени хоа-фоа, которая делала человека счастливым безумцем, врезался в двенадцатое кольцо - это был самоубийца-истерик; во втором случае, семеро дикарей системы Иргиза, с грехом пополам овладевшие техникой управления туристической капсулы, решили поживиться в "чужом большом вигваме", они успели набить свою капсулу до отказа всякой блестящей мишурой и вывинченными деталями строений сверхгигантского космического технополиса, но андроиды, контролировавшие их "похождения" и смотревшие на проказы гостей сквозь пальцы, при подходе дикарей к системам обеспечения сожгли их вместе с капсулой - закон есть закон. На Космоцентр никогда не поднимала в открытую руку ни одна из звездных мафий. Они вели свою борьбу внутри студий, пытаясь купить, приобрести, отбить, отвоевать как можно больше эфира для себя... но никто не пробовал взять сердце Вселенной "на копье".
   Иннокентию Булыгину, ветерану Аранайской войны, предстояло совершить это неблагодарное и заведомо гиблое дело. И выбора у него не было.
   Иван нашел Кешу и на капсуле за дырявым Фобосом.
   - Где ты?! - прорезалось в мозгу.
   - На исходной, - односложно ответил Кеша, все так же по-детски шевеля губами.
   - Хорошо, - Иван вдруг замолк, потом сдавлено и с явным волнением сказал: - Ну, Кеша, сейчас все будет зависеть только от тебя, понял? И все мы сейчас в твоих руках... и я, и Дил, и Гуг, и остальные. Ты догадываешься, какой будет сигнал?!
   - Догадываюсь, - прошептал Кеша. Как же он раньше не сообразил все думал и гадал, как их Иван оповестит, чего начудит? А получается вон чего!
   - Мы уже начали, Кеша. Обратной дороги нет. Только вперед!
   - Сколько у меня времени?
   - Два часа.
   Кеша промолчал. Ну что тут скажешь. В глотке сразу пересохло. Хар сидел рядом, преданно смотрел в глаза и молчал, он все понимал. Но оборотень Хар не боялся умереть- в подводных толщах Гиргеи осталась его часть.
   Иннокентий Булыгин тоже не боялся, но он не знал - сколько осталось и когда довзрывники утащут его грешную душу в свой хрустальный ад. И, плевать! Рано или поздно это случится, нечего дрожать, барьером больше, барьером меньше.
   - Бог в помощь! - прошептал в голове Иван. - Начинай.
   Два часа. Есть время. Кеша развернулся в литом командном кресле капсулы, посмотрел на капитана. Тот ждал приказа. Ждал его и командир второго отделения, в своей форменке как две капли воды похожий на первого.
   - Пойдем на Центр, прикрываясь Фобосом, - выдавил из себя Кеша, выдавил будто через силу, будто противясь нелепому и сомнительному решению.
   - Тащить эту глыбищу?! - удивился первый капитан, с перебитым носом.
   - А чего тут такого? - будто не понял Кеша.
   - Мы спалим все топливо, растратим всю энергию...
   - На штурм хватит! - отрезал Кеша.
   - А после штурма? - поинтересовался второй.
   - После штурма, господа офицеры, у нас будут все энергоемкости Космоцентра. А теперь хватит болтать, пора за дело браться... и не такие лоханки захватывали. Четверых ко мне, сюда! Остальные - по ботам!
   Выполнять команду.
   - Есть! - одновременно рявкнули капитаны. Оба знали одну мудрую и простую вещь: время болтовни проходит, а приказы не обсуждаются.
   Сорвать спутник Марса с орбиты и тащить его до пояса астероидов задача непростая. Но иначе трудно подойти незамеченным, иначе системы дальнего обнаружения засекут, дважды предупредят, а потом уничтожат, на том все и кончится. Одна надежда, идет "перевооружение", все разболталось, порядка нету, непрошенных гостей не ждут и, скорее всего, даже не заметят. Но береженого Бог бережет.
   Кеша включил половинную прозрачность... и вздрогнул от неожиданности кроваво-красный Марс, застилавший три четверти неба, не сулил ничего хорошего - дурное предзнаменование, много будет пролито кровушки. Он отвернулся. И сразу глаза погрузились во мрак внутренностей Фобоса.
   Сам по себе этот ущербно-корявый шарик был крохой по вселенским масштабам, всего двадцать пять километров в поперечнике. Невесть за что древние прозвали его Страх, именно так переводилось имечко спутника Марса. И был этот Страх дыряв до невозможности, рядом с ним изъеденная ходами и лабиринтами Гиргея выглядела стальным монолитом.
   Тысяч восемь лет назад во внутренностях Фобоса находилась крупная база погибшей цивилизации Агор-Турана, тридцать четвертой белой звезды галактики Циригена. Сами посланцы цивилизации шестилапых ящеров погибли на Фаэтоне, небольшой планетенке, крутившейся вокруг Солнца по орбите меж Марсом и Юпитером и оставившей после себя лишь тысячи мелких и крупных обломков - Пояс Астероидов. Сорок четыре звездолета агор-туранцев взорвались одновременно, и никто не знал по какой причине, но несчастный Фаэтон разорвало словно мыльный пузырь. Внутри Фобоса еще долгое время жили несколько разумных ящеров, потом и они вымерли, оставив вместо нормального каменисто-железного шарика изуродованный полый огрызок.
   Так или иначе, но Фобос сейчас мог пригодиться. Возможно, кто-то составил бы и более хитроумные планы, Кеша не отрицал, по он не был большим умником, что сидят по кабинетам и пьют кофий с секретаршами. Да к тому же... всего два часа.
   Прямо из разгонного бака Кеша впрыснул в одну из пещер Фобоса двести тонн горючего, взял спутник в гравитационные клещи капсулы, развернул, нацелил не без участия, конечно, бортового мозга. А потом поднес искру предупредительным снарядом ударил в пещеру. Фобос рванул вперед, увлекая за собой капсулу и оставляя призрачно-туманный сиреневый след.
   Горючего хватило на сорок восемь секунд, но главное, Страх получил тоичок, он оторвался от миллионнолетнего кровавого владыки Марса. Дальше его повела капсула, прячась за ним и прощупывая каждый сантиметр Пространства.
   - Красиво идем! - самодовольно изрек Кеша.
   Бойцы альфа-корпуса его не поддержали. Все четверо сидели у Булыгина за спиной увешанные оружием и боеприпасами. Они больше доверяли своим командирам, чем этому странному небритому, искалеченному и хмурому мужику, непонятно откуда взявшемуся. Но они знали одно - главный их шеф, Глеб Сизов, на пустое дело людей не пошлет. На оборотня Хара они вообще не смотрели, тоже еще, зангезейская борзая! Каждый из них по тыще раз бывал на вонючей Зангезее, видывал там много всякой дряни и мерзости, могли там быть и борзые, чем дьявол не шутит.