Тиблок поклонился королю.
   — Нет ничего такого, чтобы я не смог выполнить, Ваше Королевское Величество. Ничего невозможного нет!
   И он пояснил королю, что можно сделать по этому поводу.
   Когда Пичи с белкой на плече вошла в покои королевы, то она нигде не обнаружила Сенеки. Но зато в комнате она увидела штук пятьсот фарфоровых безделушек. Она сразу же поняла, что Сенека хотел ей подарить именно эти безделушки. Он ведь внимательно выслушал ее рассказ о мраморной статуэтке. Она увидала статуэтку девушки-пастушки и залюбовалась ею, а затем взяла ее в руки в стала рассматривать юбку с цветами.
   — Если ты находишь эту статуэтку занимательной, то ты можешь взять ее из закрытого кабинета, — услышала она знакомый голос Сенеки. Пичи обернулась. Оказывается, в углу в кресле сидел ее муж. Она поняла, что он давно поджидал ее в этой комнате. Только вот она его не заметила.
   — Это такая красивая статуэтка, что я раньше нигде такой не видела, Сенека!
   — Пойдем со мной, — сказал Сенека, направляясь к двери. — Ты потом рассмотришь как следует статуэтку. Я ведь тебе пообещал три сюрприза, — сказал он. Вдруг он заметил на полу белку и спросил:
   — Послушай! А что это у нее на голове? Пичи захихикала.
   — Это — ее корона! Я рассудила так: если я — королевская принцесса, то пусть она будет королевской белкой. Вот я и сделала ей корону из кусочка голубого бархата, что я подстилала барашку Тивона, и кусочка свадебного платья.
   В короне блистал маленький бриллиант. Корона была привязана за обе щеки золотым шнурком.
   — Не правда ли, белка выглядит очень симпатичной, Сенека?
   Сенека отрицательно покачал головой. Он никогда в жизни не видел ничего более абсурдного. Он молча встал и вывел ее из комнаты. Они вышли из дворца, прошли через королевские сады и подошли к конюшне. По пути он обратил внимание на ее одежду.
   — Ты опять оделась не по случаю. Посмотри на себя — ведь на тебе бальное платье фиолетового цвета. Сейчас не ночь, да и бала не намечается, — заметил он. И нет надобности носить столько драгоценностей сразу.
   В его голосе она не услышала ни злости, ни возмущения.
   — Я знаю, что это — бальное платье, — сказала она. — Кэтти сказала мне об этом. Но я… Оно такое хорошее. Это бальное платье… А вообще, моя матушка любила выращивать петунии фиолетового цвета. Это ее любимый цвет и мой тоже. Вот почему я выбрала это платье…
   Она потрогала свои драгоценности, которые украшали ее грудь, уши, запястья, пальцы, а также пробежала пальцами по бриллиантам на своей короне.
   — И я хочу носить свои драгоценности тоже. Я не могу даже мысли допустить о том, чтобы иметь так много драгоценностей и не носить их.
   Сенека ничего не ответил, и Пичи подумала, что он рассердился на нее.
   — Сенека! Я не буду очень долго носить эти украшения, — попыталась она объяснить ему. — Я ничего не хочу сказать в оправдание… Но… Послушай, Сенека, я никогда в жизни так долго не спала, как этим утром. И когда я проснулась сегодня утром, у меня сильно разболелась шея, — сказала она.
   Сенека понял, к чему она клонит. Он остановился и нахмурился.
   — Пичи, я могу согласиться с тем, что ты одеваешь на себя, но я никогда не поверю в то, что ты умираешь…
   — Но, Сенека…
   — Ты уснула сегодня ночью. Ты долго спала потому что устала. А что касается твоей больной шеи, то это само собой разумеется: ведь ты спала всю ночь в короне. Я же наблюдал за тобой, у каждого разболится не только шея, если он проведет ночь подобным образом. Все! Прекратили разговоры о твоих симптомах и о твоей смерти. Поняла?
   — Ты все еще не хочешь смириться с тем, что я умру. У меня же уже стали появляться симптомы болезни. Дорогой мой, я ж ведь тебе говорила, что видела грифа, который летал над моим домом. А это — дурная примета: верный признак смерти. Да еще доктор Грили…
   — Доктор Грили? — переспросил Сенека. — Ты никогда не упоминала это имя раньше. Кто же он, этот доктор?
   Она улучила момент сорвать розу и посыпать ее лепестками спину белке.
   — Доктор Грили — один из проходящих через наш поселок докторов. Он обследовал меня и установил у меня болезнь «типинозис».
   Сенека сразу что-то заподозрил неладное. Ведь это мог быть и заезжий артист, у которого не было денег и который таким образом мог выудить у доверчивой девушки гонорар.
   — И ты поверила каждому его слову? — переспросил Сенека.
   — У него была черная сумка и все такое в ней…
   — Ив его черной сумке была птица гриф, от вида которой ты должна умереть…
   — Я…
   — Ты не умираешь. Посмотрись в зеркало! Ты даже уставшей не выглядишь. Ты самая здоровая женщина в Авентине!
   — Ты не доктор, Сенека! Ты — только принц!
   — Только принц?
   — Ты… — Нe хочу ничего слушать. Ты очень обаятельная женщина. И тебе нет надобности беспокоиться о смерти раньше времени. Я больше на такие глупые темы не желаю разговаривать. Пойдем, — сказал он ей и повел дальше. Но Пичи так погрузилась в свои мрачные мысли, что даже не заметила, как Сенека остановился, а потому натолкнулась на него. Сенека встрепенулся и сказал:
   — Позволь мне напомнить тебе, что ты — леди и должна ходить плавно, осторожно. Ты не должна «врезаться» в людей.
   — Извини меня, Сенека, — сказала она. Сенека вспомнил, что тетушка Виридис приедет сегодня утром. Эта мысль ободрила его.
   — Ладно, теперь скажи мне, что ты думаешь о втором сюрпризе? — спросил он и показал рукой на королевскую карету Авентины.
   Ее сердце учащенно забилось. Она приблизилась к сверкающей карете, не в силах поверить, что это была явь, а не сон. Казалось, что вся карета была сделана из золота. Она была неописуемой красоты. Наверху, на крыше была сделана императорская корона, четыре окошка кареты были матового цвета. Боковые двери кареты были украшены деревянными ангелочками. Карета была запряжена шестеркой лошадей.
   Сенека подвел Пичи к двери кареты.
   — Загляни туда! — сказал он ей.
   — Я знаю, что там внутри, — прошептала Пита. — Там, там… сиденья из розового бархата.
   — Но это не все. Принцесса! Я обещал третий сюрприз, — сказал Сенека и открыл дверь.
   Пичи раскрыла рот от изумления: там на сиденье из розового бархата сидела Августа.
   — Джусси! Боги небесные, Сенека! Это — Джусси!
   Сенека поразился тому, как легко она «навешивала» прозвища всем и вся. И ему, Сенек уже досталось одно прозвище. А тут, совершенно незнакомой женщине, она уже что-то придумала!?!
   — Ты желала, чтобы леди Шеррингхейм была одной из твоих придворных дам? Что ж! Твое желание — для меня закон! Леди Шеррингхейм будет с тобой целый день, а вечером будет возвращаться к своему мужу.
   Пичи бросилась Сенеке на шею и принялась его целовать.
   — Сенека, спасибо… спасибо, большущее тебе спасибо… — повторяла она.
   — Поедем на прогулку? — спросил он у нее, желая поддразнить ее.
   Пичи, услышав вопрос, сразу же полезла в карету. Сенека помог ей подняться. Она уселась рядом с Августой, а затем высунулась из кареты и попросила слуг принести побольше пищи.
   Пичи улыбнулась, когда через некоторое время увидела целую корзину еды. Она взяла из корзины бутерброды и яйца и подала их Августе.
   — Ешь, дорогая, все будет хорошо! Пичи посмотрела на Сенеку и произнесла:
   — Джусси не привыкла много говорить, Сенека, но она очень хорошая девушка.
   — Я думаю, что вы еще найдете много тем для разговора, — сказал Сенека, обращаясь к женщинам.
   Августа улыбнулась принцу.
   — С принцессой так интересно разговаривать, Ваше Величество!
   Сенека поверил в искренность ее слов. Он понял, что Августа полюбила Пичи.
   — А как насчет четвертого сюрприза, Сенека?
   — Ну я прожорливая же ты! — сказал он, усмехнувшись. — Сюрприз под твоим сиденьем. Она наклонилась и заглянула под сиденье. Там ржал тяжелый бархатный кошель с золотыми монетами.
   — Ты хотела бросать золотые монеты крестьянам во время прогулки, — напомнил ей он.
   — О, Боже! Сенека! Спасибо огромное-преогромное!
   — Но, Пичи! Хочу предупредить тебя, что я не буду обеспечивать тебя сумками с золотом ежедневно, — сказал Сенека.
   Прижимая кошель с золотом к своей груди, она сказала:
   — Я обещаю тебе, что не буду просить больше двух-трех кошелей в неделю!
   Сенека вздохнул, затем отдал приказ кучеру, и экипаж тронулся. Пока Августа ела, Пичи строила планы прогулки — посмотреть тощих авентийских свиней и раздать золотые монеты.
   Сенека же считал, что сегодня они совершат приятную прогулку в экипаже по сельской местности. Он сидел напротив своей Принцессы и наблюдал за ней. Она была так счастлива. Да, это будет прекрасный спокойный день!..

Глава 11

   Это была возмутительная сцена!
   Принцесса Авентины, одетая в атласное платье с драгоценностями и бриллиантами, стояла около поленницы дров в маленькой деревушке. В руках у нее был топор, и она сама рубила дрова. Сенека ничего не мог сделать, чтобы отговорить ее от этого занятия.
   Ей потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы наколоть высокую поленницу дров. Если бы Сенека не был так зол на нее, то он непременно восхитился бы ее мастерством: так легко и непринужденно они все это делала.
   Если бы только Сенека знал, почему она захотела остановить экипаж, он никогда бы этого не допустил! Он просто подумал, что она хочет раздать золотые монеты. Теперь он сожалел о случившемся. Он пристально посмотрел на нее:
   — Ты уже все закончила?
   Она положила топор, поправила свою съехавшую корону и взяла свою белку в руки.
   — Ты рассердился, Сенека? — спросила она у него.
   Сенека посмотрел на зевак — взрослых и детей, — которые столпились посмотреть на диво. Одного его взгляда было достаточно, чтобы они все заторопились к своим деревянным хижинам.
   Он посмотрел на Августу, которая дожидалась Пичи в тени каштана. Только потом Сенека ответил на вопрос Пичи:
   — Рассердился? — повторил он. — Нет, Пичи. Я рад до безумия! Если бы ты знала, как я трепещу от волнения, когда вижу тебя размахивающей топором. По правде говоря, я и женился на тебе из-за этой твоей сноровки.
   Пичи стояла и смотрела на него. Она никогда не видела его таким, никогда не слышала, чтобы он так говорил, а потому громко рассмеялась. Ее веселье передалось крестьянам. Они подумали, что все происходящее таким и должно быть, и вновь подошли к принцессе и обступили ее. Сенека услышал, как толпа с восторгом вздохнула: это принцесса Пичи стала раздавать золотые монеты. Вскоре она вышла из толпы и ринулась к загонам на окраине деревни.
   Сенека поторопился за ней. Толпа крестьян приветствовала его поклонами.
   — Пичи, — громко позвал он ее.
   Она обернулась, а затем зашагала еще быстрее.
   — Я хочу увидеть свиней, Сенека. Вот почему я остановилась здесь. Я не собираюсь рубить дрова… Но когда я увидела неразрубленные поленья, я поняла, что могу подсобить крестьянам. Мне это не составило труда, ведь я с детства могу это делать. А ты не задавался вопросом, почему на крестьянских дворах лежат ненарубленные поленья? Сам рассуди: все сильные, здоровые крестьяне заняты на плантациях с цветами. Остаются только женщины, дети да старики, которым эта работа не под силу.
   Сенека знал, что она была права. Но все еще не мог простить ее представленье с рубкой дров. Он не мог также допустить того, чтобы она прогуливалась между свиней.
   — Ты ж не собираешься общаться со свиньями, — сказал он и хотел перехватить ее за руку. Она вырвалась от него и заявила:
   — Я не уеду, пока не посмотрю свиней, Сенека!
   — Возвращайся сейчас же в карету, — потребовал он.
   — Нет, — ответила она. — Тебе лучше попробовать откопать канаву в океане, чем заставить меня покинуть этих людей, которые нуждаются во мне.
   Сенека глубоко вздохнул. Он старался скрыть свой гнев от глаз присутствующих крестьян, которые стояли неподалеку от него.
   — Пичи! — сказал Сенека. — Ты — принцесса Авентины! Ради Бога! Ты же не можешь идти туда, где барахтаются в грязи свиньи.
   Но она его не послушала, а продолжала свой путь к загонам.
   — Я не собираюсь барахтаться в грязи, Сенека Это же самое мое любимое место! Ты думаешь, что я перепачкаю его грязью?
   Сенека сильно сжал кулаки. Скулы его заходили ходуном. Очевидно, она не видела, как уже испортила свое платье, рубя дрова.
   Он схватил ее за руку, желая увести ее к карете.
   — Ты не пойдешь в свинарник! — сказал ей Сенека. — Одно дело осмотреть свинью в замке, как это ты сделала, а другое дело — бродить среди них. Последний раз говорю, ступай в карету!
   — Ты — единственный здесь, кто говорил мне помогать людям. Вот я и помогаю им, а ты — гневаешься. Ты все испортил, Сенека!
   Сенека и бровью не шелохнул.
   — Я не гневаюсь, но можно по-другому организовать помощь…
   — Лучшая помощь сейчас — это остаться здесь. Я ничем не смогу помочь им, сидя в замке. И вообще, если у тебя мозги набекрень, то и не поймешь! — сказала Пичи.
   Сенека ничего не ответил, ибо Августа и крестьяне собрались вокруг них. Он не хотел на людях выяснять отношения с Пичи. А Пичи воспользовалась его затруднительным положением и пошла к загонам. Крестьяне ожидали, что Сенека присоединится к ней, прежде чем они сами пойдут за ней. Пичи только взглянула на свиней и сразу поняла, почему они такие тощие.
   — Вы неправильно кормите своих свиней, — заявила она, подняв крошечного сосунка от свиноматки. — Им нужно больше кукурузы, а также надо, давать все виды овощей, сухую рыбу, овес и пшеничную муку. Давайте им больше хлеба, фруктов, молока — свежего или скисшего. Черт, свиньи тоже любят простоквашу. Но больше всего им нужны кормовые плоды, которые растут на деревьях. У вас Авентине есть леса, где растут кормовые плоды? — спросила Пичи.
   Августа посмотрела в сторону леса и спросила:
   — Кормовые плоды? А что это такое? — Желуди, вот что, — объяснила Пичи Августе я крестьянам. — Единственное, что вам нужно сделать, так это выпускать этих хряков и хрюшек в лес. Они сами отыщут желуди. Они далеко не уйдут. Только придумайте, как вы их будете зазывать домой. Услышав зов, они сами легко придут домой. Мы так делали, когда я жила у себя на родине. У нас были такие люди — «крикуны», и свиньи слышали их издалека. У меня на родине были хорошие времена. А здесь самое лучшее в жизни то, что я встретилась с Сенекой.
   Сенека пристально посмотрел на нее. Пичи ни разу не повысила своего голоса.
   Женщина-крестьянка подошла к ней поближе и спросила:
   — А какие корма могут найти свиньи в лесу еще?
   — Каштаны тоже хороши! Если свиньи будут питаться желудями и каштанами, то у них будет сочное, нежное мясо, — сказала Пичи и почесала маленькому поросенку-сосунку между ушами.
   — Единственное неудобство при кормлении желудями и каштанами — так это то, что сало будет темного цвета, а не белого, как обычно. А вообще, чтобы мясо было жирным и сочным, можно последний месяц, перед тем как забить свинью, кормить ее каштанами и желудями.
   Сенека внимательно слушал рассказ Пичи. Сам он ничего по уходу за свиньями не знал, а к тому, что говорила Пичи, отнесся с уважением.
   Крестьяне выслушали Пичи, и в глазах у них засветилась надежда. Действительно, их поросята были сильно тощи и не ухожены. И казалось, эти советы принесут свои плоды. Одна крестьянка далее подошла к Пичи и в знак одобрения поцеловала ей руку. Сенека никогда не видел крестьян такими счастливыми. Ему стало интересно, чему еще она могла научить крестьян.
   — А еще, — продолжала Пичи, — никогда не режьте больших свиней на глазах у малых. От этого молодняк становится раздражительным и перестает есть. А теперь вы можете рассказать все это крестьянам из других деревень.
   Сенека подошел и взял на руки маленького поросенка. Поросенок сильно извивался и корчился у него на руках.
   — Не держи его так, дорогой! — обратилась Пичи к Сенеке. — Иначе он подумает, что ты хочешь его зарезать.
   Сенека передал поросенка Августе, а та поставила его в загон. Сенека обернулся было к Пичи, но той уже и след простыл. Она стояла в толпе крестьян. Крестьяне целовали ей руки. Ее не тревожило, что они грязны и грубы. Она любила крестьян, а крестьяне любили ее. Они обожали свою принцессу. Крестьяне смотрели на нее как на статуэтку, только что изъятую из кабинета. И они, крестьяне, дотрагивались до Пичи со всех сторон. Принцесса была для них диковинкой!
   «Принцесса и ее люди», — подумал Сенека.
   Уже наступил полдень, а Пичи все рассказывала и рассказывала крестьянам без умолку, как приготовить мыло, как определить погоду по поведению животных и насекомых, как приготовить вкусную еду из овощей и фруктов и как использовать дикие травы в пищу.
   Севека понимал, для чего она это все делает. Ее внимание к людям тронуло его до глубины души.
   Он протянул ей руку и сказал:
   — Ты готова возвратиться во дворец. Принцесса?
   Она кивнула в знак согласия и разрешила ему отвести ее до кареты. Маленький мальчик вручил ей букет цветов.
   — Это пасхальные цветы, мэм, — сказал мальчуган. — Они растут в Авентине и, что удивительно хороши!
   — Удивительно хороши! — произнесла принцесса… и посмотрела на ярко-алые цветы.
   Старик со взлохмаченной бородой, в лохмотьях, вышел вперед, чтобы посмотреть на принцессу.
   — Эти чудо-цветы появились здесь столетия назад, Ваше Высочество! — произнес он.
   Пичи подала старику несколько золотых монет, а затем сняла с себя все кольца, кроме обручального, и сказала:
   — Возьми, хороший человек! Я знаю, что ты поделишь все эти драгоценности между крестьянами вашей деревни.
   Старик раскрыл рот от удивления и только поклонился в ответ.
   Сенека, увидев это, был в шоке. Пичи только что вручила старику состояние, на которое все жители деревни смогут прожить больше года, причем среди отданного были старинные изумрудные кольца его матери.
   Его мать. Сенека вспомнил, как она заботилась о тех изумрудах, как любила смотреть на них и как тщательно хранила их. Она любила свои изумруды больше своего собственного сына — что ж, пусть они уйдут из семьи!
   Сенека подошел к принцессе, взял ее за руку и повел к карете. Старик вдогонку сказал:
   — Благослови Вас Бог, Ваше Высочество! Я не припомню того, кто бы дал нам, беднякам, драгоценности, с тех пор, как Святая Пасха ниспослала нам эти пасхальные цветы. Если у мадам найдется минута-другая времени, я кое-что могу рассказать!
   Пичи повернулась к Сенеке.
   — Может, задержимся на минуточку! Я люблю таинственные истории. Может быть, потому, что я — католичка.
   Сенека согласился.
   Старик начал рассказ:
   — Столетия назад овцы Авентины начали погибать. Что бы люди ни делали, овцам лучше не становилось. Тогда люди стали молиться в Святую Пасху. Их молитвы были услышаны, и вскоре странные растения начали расти на этом острове. Никто прежде таких растений не видел. Это были красивые растения с яркими лиловыми цветами. Овцы начали поедать их и сразу же выздоровели. Пастухи дали им название «пасхальные цветы», потому что они начали расти после Святой Пасхи. Много ученых приезжало сюда, чтобы полюбоваться этими цветами и изучить их. Некоторые пытались увозить их с собой и выращивать в других странах. Но цветы нигде не приживались. Мы немного добавляем их в пищу овцам. И с тех самых пор пасхальные цветы хорошо растут только на нашем острове. Это наше чудо.
   Рассказ растрогал принцессу, и у нее появились на глазах слезы. Сенека подал ей белоснежный шелковый носовой платок. Она утерла глаза и сказала:
   — Это — удивительная история! Я таких еще не слыхала.
   Старик улыбнулся принцу и сказал:
   — Спасибо, сэр! Сенеке стало неловко.
   — Почему вы меня благодарите? — спросил он у старика.
   Старик улыбнулся беззубой улыбкой.
   — За то, — сказал он, — что Вы позволили принцессе приехать сюда и помочь нам. Мы, как и наши предки, молились за то, чтобы нам помогли. Предкам Господь Бог послал пасхальные цветы на землю, а нам — принцессу-защитницу. Все люди на острове называют ее ангелом-принцессой, — закончил старик.
   «Ангел-принцесса…» — подумал Сенека. По какой-то ему непонятной причине слово «ангел» было для него особенным. Он сам не мог понять, почему, но он чувствовал, что он уже где-то раньше, в душе, называл ее своим «ангелом».
   — Я знаю, что об этом дне будут много говорить, — продолжил старик. — Даже через сто лет бабки, сидя у огня, будут рассказывать своим правнукам сказку о… принцессе Пичи, о ее доброте, и о Вашей, сэр, тоже. Спасибо за то, что посетили нас, Ваше Высочество. Вы оказали нам большую услугу.
   Сенека похлопал по тощему плечу старика, прежде чем помочь Пичи войти в карету. Вслед за Пичи в карету запрыгнула ее белка. Сенека увидел, что у белки все еще была ее маленькая крошечная корона. Карета тронулась с места. Мужчины и женщины поспешили вперед, чтобы убрать с дороги разбросанные то там, то тут камни. Дети бежали рядом с каретой и выкрикивали имя Пичи. Они также махали вслед пасхальными цветами. А старики ковыляли за каретой до окраины деревни, махая вслед своими огрубевшими за жизнь руками.
   Сенека наблюдал за всем за этим и старался припомнить, было ли такое прощанье с его матерью хоть раз. Ему, маленькому мальчишке, разрешалось сопровождать мать в особых случаях, но он так и на вспомнил того момента, когда хотя бы один крестьянин взглянул в сторону кареты его матери. Он отвернулся от окна и взглянул на Пичи: она была вся перепачкана, вплоть до кончика носа, в золотистых волосах застряли мелкие щепки, шелковое платье было все в пыли.
   Но он, Сенека, обожал ее и гордился ею.
   — Готово, — сказала Пичи, размешивая ложкой лекарство своего собственного изготовления.
   Сенека сидел тут же, у нее в комнате, и смотрел, как она делает лекарство для его отца. Пичи сидела на полу, напротив него. Сенека настаивал, чтобы она приняла ванну и отдохнула после поездки, но Пичи принялась сразу же за изготовление лекарства. Она готовила питье из трав и припарку.
   — Вот видишь, Сенека, — сказала она, — в этой бутылочке я смешала ревень, измельченную люцерну, корень красной пшеницы, кору дикой вишни, золотой корень и белый ликер. Все это избавит твоего отца от страданий. Ему надо принимать это лекарство по утрам и на ночь. И хотя я твоего отца обозвала старым козлом, я не могу позволить ему страдать. Это моя обязанность доктора-«травника» — изготовить лекарство и облегчить людям боль.
   — Ваша доброта будет оценена, доктор Макги, — сказал Сенека, забирая бутылочку у нее из рук. — Он будет выполнять все так, как ты сказала.
   Сенека ждал, пока она закончит приготовление припарки. А пока он ждал, то заметил в кресле нечто красное. Это был красный шерстяной носок. Он явно принадлежал Пичи.
   — Я хотела его выбросить, — сказала Пичи, указывая на носок. — Я один потеряла, поэтому нет надобности хранить и второй.
   Сенека потрогал носок пальцами на ощупь. — Это шерстяной носок? — спросил он.
   — Да, это из шерсти овец Макинтошей. Миссис Макинтош — мастерица по вязанью шерстяных носок. Я всегда говорила, что все люди, живущие у гор, носят носки миссис Макинтош, — сказала Пичи.
   Носок, действительно, был мягким, но его, Сенеки, собственные шерстяные носки были куда мягче. Сенека просунул руку внутрь. Он обнаружил, что в этом носке было тепло, а в его собственных — еще теплее.
   — Ну, вот и готова припарка, Сенека! Слушай меня! Твоему отцу надо втирать эту припарку три раза в день.
   — Чудесно! — пробормотал Сенека. Он все еще думал о качестве шерсти носка Пичи.
   «Шерсть, — подумал он. — Овцы. Авентина. Пасхальные цветы».
   Он быстро встал из кресла. Бутылка с лекарством выскользнула из его рук и ударила Пичи по колену. К счастью, она не разбилась!
   — Пичи! — сказал он. — Я должен немедленно увидеть своего отца. Шерсть… наша шерсть, ты сама видишь… Пасхальные цветы… нигде в мире нет таких… Шерсть продается везде, но шерсть Авентины… Ты была права… — произнес он на одном дыхании.
   — Сенека, что случилось?
   — Я вернусь позже, — сказал он и побежал к двери.
   — Подожди! — закричала Пичи. — Ты забыл лекарства! — с этими словами она подбежала к нему и вручила лекарства.
   — Скажи отцу, что я приготовлю ему еще лекарства, когда он начнет бегать.
   — Я скажу, — пообещал Сенека.
   — Ему необходимо…
   — Я знаю, Пичи, знаю, — перебил ее Сенека. Он поцеловал ее в лоб и заспешил к себе. Он молил Бога о том, чтобы Латимер, слуга, был на месте. Латимер оказался у него в покоях.
   — Найди мне что-нибудь из шерсти… — приказал он слуге.
   — Из шерсти. Ваше Высочество? — удивился слуга.
   — Из английской, ирландской, австралийской… не важно, какой… Только не из авентинской шерсти.
   Латимер достал из шкафа шерстяной шарф.
   — Ваше Высочество приобрели его в прошлом году в Париже! — сказал Латимер.
   Сенека взял шарф в руки и улыбнулся. Шарф был нисколько не мягче носка Пичи.
   Он вышел и направился к покоям отца, перешагивая через три ступеньки сразу. Он молил Бога об одном, чтобы хоть раз в жизни отец выслушал его.
   — Попробуй, отец! Попробуй! — говорил Сенека, стараясь всунуть королю в руку красный шерстяной носок.
   Король никак не мог понять, чего добивается его сын.
   — Ты кричишь на меня, Сенека, а потому я яячего не буду пробовать, а тем более носок этой абсурдной девчонки!
   — Хорошо, — сказал Сенека. — Но ты попробуй на ощупь этот шарф, — попросил он короля. — Я купил его во Франции в прошлом году. Король отстранил руку принца.