Пейсли Ребекка. Полночь и магнолии

   Сенека знал, что Пичи встает рано, но сам факт, что ее уже до семи не было у себя в комнатах, настораживал его. Он решил, что Пичи хочет снова позлить его.
   — Ваше Высочество?
   Он обернулся и увидел Нидию. На ней лица не было.
   — Вы нашли ее? — спросил принц.
   — Нет, сэр. Н-но… конюх… Он… пришел к Вам, Ваше Высочество.
   — Виб? Зачем?
   Нидия не любила много болтать по поводу своей госпожи, но опасаясь за жизнь Пичи, она вынуждена была сказать.
   — Он… Он сказал, что разговаривал сегодня рано утром с принцессой. Сенека нахмурился.
   — Приведи его!
   Виб быстро вошел в комнату.
   — Ваше Высочество, принцесса… д… дьявол п-п-по-путал принцессу… — произнес он.
   — Виб, опомнись и расскажи мне все, что ты знаешь.
   Виб закивал головой.
   — Принцесса… Она дала ему понюхать уксуса. Я сам мочил тряпку. Я старался объяснить принцессе, как нужно ездить верхом… Но-но это был самый сложный урок из тех, что я давал в жизни. Я не дотронулся до принцессы, бог тому свидетель. Мадам взобралась на камень, а оттуда — на жеребца. Я хотел оседлать жеребца… но она мне не позволила этого сделать! А она не может ездить верхом.
   — Не может ездить верхом?! — воскликнул принц.
   — Да, сэр. Я забыл ее научить, как останавливать жеребца. Я… я от страха упал в обморок. А сейчас я поторопился известить Вас…
   Сенека чуть сдержался, чтобы не тряхнуть хорошенько этого истеричного человека.
   — Куда она отправилась? — гневно спросил принц.
   — С визитом…к мадам. Она сказала, что Вы, Ваше Высочество, очень обрадуетесь, если узнаете об этом… Да… и еще… Ее Высочество… Мадам взяла Дамаска, сэр.
   — Что? — Сенека заломил руки за голову. — Боже! Пичи не могла ездить верхом, и она была на Дамаске, а Дамаск был дьявольски непослушен! Воображение уже рисовало Сенеке всяческие ужасы. А что, если это чудовище сбросило ее? Может быть, она сейчас где-нибудь лежит на земле холодная, истекающая кровью, напуганная. Да вдобавок, болота кишели гадюками. Боже, а густые леса! Там ведь встречаются не только волки, но и бродяги. А крестьяне? Пичи ведь никогда раньше не отходила далеко от дворца. И что будет, если те работники не признают в ней свою принцессу: ее ослепительная красота соблазнит их, и они воспользуются тем, что она одна.
   Мысль о том, что его невеста попадет в руки насильников, заставила его совсем потерять голову. Пичи. Его сердце дрогнуло. Золотисто-рыжие волосы. Светло-зеленые глаза. Кожа цвета магнолии и алые губы — его красавица!
   В ушах стояли ее слова: «Я буду твоим другом, Сенека».
   Сенека в волнении вышел из своего кабинета. В конце коридора от встретил Тиблока.
   — Мне нужно собрать всех слуг, и каждый из них должен быть хорошо вооружен и быть готовым к выезду.
   Тиблок хотел было запротестовать, но, взглянув на лицо принца, поторопился исполнить приказание.
   Двадцатью минутами спустя Сенека оседлал белого жеребца, которого он хотел подарить Пичи. Он провел вооруженных людей через дворцовые ворота. Каждый из них был готов защитить свою принцессу. Но ни один из них так не переживал, как Сенека.
   Он не только защитит свою невесту… Он убьет каждого, кто прикоснется к ней.
   Пичи постучала левой рукой в дверь. На голове у нее стоял тяжелый поднос с завтраком, и она чуть придерживала его правой рукой.
   — Оставь нас в покое, — раздался сердитый голос из-за двери. Пичи узнала голос неприятного, с тонкими губами Вэстона.
   — Это я! Принцесса Пичи! Я принесла вам завтрак! — прокричала она.
   Она услышала, как в комнате бешено засуетились.
   — Вы уже в порядке? — переспросила она. — Если нет, то накройтесь, а то я не могу дольше удержать этот тяжелый поднос.
   С этими словами она открыла дверь и вошла в комнату. Поднос все еще был на ее голове. Вэстон и Августа были в длинных халатах. Они стояли на кровати.
   — Ну, я решила подать вам завтрак в постель. Она поставила поднос на стол у большого окна, подошла к окну и раскрыла шторы. Потоки солнечного света залили мрачную комнату.
   — Подойдите сюда и съешьте это все, пока оно не остыло. Так готовила моя мама, — сказала она.
   Вэстон уставился на ее наряд. От шока у него застучало в висках. Стараясь сохранить самообладание, он взял руку своей жены и прижал к себе.
   — Ваше Высочество, — сказал он. — Мы в замешательстве. Скажите, принц знает об этом ви-ддте? — Вэстон говорил спокойным голосом, но его гнев выдавали его маленькие серые глаза.
   Пичи не реагировала ни на что. Ее больше всего волновала Августа. Боже, она сейчас выглядела намного хуже, чем тогда, на свадебном обеде. Ее темные волосы сосульками спадали по ее тонким плечам. Она была бледной. И даже ее губы были совершенно бескровными.
   Пичи взглянула на Вэстона и ответила:
   — Это Сенека сказал мне наносить визиты. А если у Вас с этим проблемы, то решайте с ним.
   Августа уткнулась лицом в ворот халата. Губы ее невольно раздвинулись в улыбке.
   — Ну, Вэстон? — продолжала напористо Пичи.
   Вэстон стоял, переминаясь с ноги на ногу. У него действительно была проблема с вторжением принцессы в его спальню. Как себя повести? Сенека скоро унаследует трон, а Вэстон был не прочь стать советником нового короля.
   Он не знал, как выйти из этой непростой ситуации.
   С фальшивой улыбкой он повел Августу к столу, остановился и увидел там маленькую серую белку.
   Белка ела яблоко из вазы.
   — Это моя белка, — сказала Пичи, поглаживая ее по спине. — Она никогда не каталась верхом на лошади, поэтому я взяла ее с собой.
   Вэстон усадил Августу перед столиком и поставил перед ней вазу с фруктами.
   Пичи убрала ее.
   — Это не для нее, Вэстон. Это Ваше, — сказала она и поставила вазу на стол перед ним.
   — Но… но она всегда на завтрак ест фрукты. Они нравятся ей. Ваше Высочество! Не так ли. Августа?
   Августа покорно кивнула головой. Тогда Вэстон поставил другой стул и церемонно предложил принцессе присоединиться к трапезе.
   — Пожалуйста, присоединяйтесь к нам, — сказал Вэстон.
   Пичи уселась, то же сделал Вэстон.
   — Вот твои фрукты. Августа, — сказал он и вновь пододвинул к ней вазу.
   — Я только что сказала, Вэстон, что фрукты не для нее. Это не праздничный обед, поэтому Августа может есть столько, сколько в нее вместится. Сенека сказал мне, что женщины-леди должны подражать мне. Первое, что мне хотелось бы, так это то, чтобы Августа переняла мой аппетит! Да, и еще Сенека говорил мне, что если я прошу что-то сделать, то все должны рассматривать мою просьбу как команду. Вот я и прошу, чтобы Августа ела то, что пожелаю я!
   Сам же Вэстон положил себе огромную порцию жареной ветчины, кукурузный пудинг и свежую булку. Он также взял несколько бутербродов с икрой и налил себе бокал шампанского.
   — Я не люблю фаршированные яйца, а в целом завтрак кажется вкусным. А шампанское создает атмосферу праздника! — сказал Вэстон, гнев которого смягчился при виде вкусной еды.
   Вэстон поднял свой бокал шампанского. В душе, конечно, он негодовал от выходок этой девушки.
   — Да, давайте отпразднуем нашу встречу. За Ваше Высочество! Мы Вам благодарны за завтрак и визит. И скажите принцу, что мы оценим его заботу.
   Пичи не придала значения тому, что сказал Вэстон. Она разглядывала Августу. Она видела, как дрожали ее руки, когда муж поднял бокал и произнес тост.
   — У меня нет настроения веселиться. Вэстон, — сказала она и взяла его переполненную тарелку, куда еще подложила фаршированные яйца. Все это она поставила перед Августой.
   — Ну, вот. Августа! Это твой завтрак. Наешься до отвала. Когда наешься, тогда мы отпразднуем!
   Сказав это, принцесса улыбнулась Августе. Глаза Пичи засияли от радости, когда она увидела, что Августа взяла в руки вилку.
   Вэстон был в шоке. Кто дал право распоряжаться в его доме его собственной женой?
   — Моя дорогая Августа! — пробормотал он, рассчитывая на то, что она подчинится его воле. — Я же говорил тебе, как много для меня значит твое изящество!
   Августа отложила вилку в сторону и проглотила слюну.
   Пичи поняла, что Вэстон предупредил свою жену насчет еды. Тут она все поняла:
   — Это не значит, что у Августы нет аппетита, Вэстон. Это значит, что Вы тот человек, который не дает ей есть! Да посмотрите же на нее! В ней жизнь чуть теплится! Вот как Вы ее любите!
   Вэстон едва сдержал свое негодование, но все же, сохраняя самообладание, сказал:
   — Августа — настоящая леди. Ваше Высочество. Она всегда дает себе отчет в том, что делает. И она всегда уважает мои требования. Да к тому же, это ведь долг жены подчиняться своему мужу, не так ли?! — сказал лорд Вэстон и тут же вспомнил, что до них уже дошла сплетня о том, что принцесса отказала принцу в первую брачную ночь.
   — А Вы — настоящий джентльмен, Вэстон? Сам готов обжираться, когда жена чуть жива от голода! Знаете, медяшку сколько не чисти, она золотом не станет! Запомните это, Вэстон!
   — Я… Я… извините, — пробормотал Вэстон и повернулся к своей жене. Я… Это правда, что я не хочу, чтобы Августа стала слишком толстой. Я предпочитаю худых женщин. Мы с Августой женаты уже полгода. Не прошло и двух недель, как Августа подчинилась моим требованиям. И я заявляю, что у меня добропорядочная жена! И Вы, Ваше Высочество, можете оценить это!
   — Оценить? — переспросила Пичи. Ее голос задрожал.
   — Оценить можно лошадь, собаку, кусок торта, на худой конец, но не ее, — произнесла Пичи, указывая на Августу.
   Вэстон пожал плечами и подошел к тарелке с едой.
   Пичи уже не контролировала себя.
   — Ты, старый горный козел! Я видала таких с тонкими губами! Ты такой жирный, что, если упадешь наземь, то рассыплешься вдребезги! А еще — … ты доведешь Августу до смерти.
   — Я…
   — Позволь мне кое-что тебе сказать, Вэстон! Меня не интересует, каких женщин ты любишь! Неужели ты думаешь, что я буду просто смотреть на то, как ты моришь ее голодом! У меня будет время расцарапать тебе голову!
   Вэстон встал. «Король узнает об этих выходках. Если принц не может прибрать к рукам деревенщину, то, может быть. Его Королевское Величество сможет. Вэстон подаст жалобу, как бы не злился принц — весь двор узнает о проделках его принцессы. Нет, я действительно пошлю официальную жалобу и немедленно!» — Так думал лорд Вэстон.
   Стараясь сохранить спокойствие, он слегка похлопал Августу по плечу и сказал:
   — Мне надо встретиться с лордом Риттингом Тэйвансом, моя дорогая. Мы собирались поохотиться утром. Но, моя дорогая, во время охоты я буду вспоминать твою тонкую изящную фигуру!
   Он многозначительно взглянул на нее, надеясь на то, что она поймет его намек.
   — Всего хорошего. Ваше Высочество! — сказал он Пичи и вышел из комнаты.
   Пичи дала Августе вилку и сказала:
   — Ешь!
   Августа съела половинку яйца.
   — Больше!
   Августа отщипнула кусочек кукурузного пудинга.
   — Улыбайся! — приказала Пичи.
   Августа заулыбалась.
   — Ты когда-нибудь разговариваешь? — спросила она у нее.
   Августа заулыбалась.
   — Мой отец звал меня «молчунья», и только он один.
   — Да? А меня мой отец звал «Пичерсом». Ты думаешь, я тебя поэтому так и назвала?
   — Я совсем не возражаю. Ваше Высочество! — ответила Августа.
   — Зови меня Пичи или Пичерсом, или Пич… или… ну, хорошо. Зови просто Пи…
   Августа рассмеялась так звонко, что ей самой стало неудобно: она никогда не слышала от себя такого громкого смеха.
   Пичи подняла свой бокал шампанского и поднесла его к бокалу Августы.
   — За дружбу?! — спросила принцесса. Августа улыбнулась.
   — За дружбу! — ответила она.
   Августа быстро уничтожила все, что приготовила для нее Пичи.
   Пичи вихрем неслась по дороге во дворец.
   — Чертова страна, Дамаск! — обратилась Пичи к жеребцу, направляя его на тропу, ведущую ко дворцу.
   — Дети должны пасти овец, пока взрослые выращивают цветы. Король богатеет, а люди беднеют. Джентльменам разрешается есть все, что захотят и когда захотят, а женщинам почти запрещается есть. Я ничего подобного еще в своей жизни не видала, — шептала она на ухо жеребцу. — Но я клянусь тебе здесь и сейчас, что мне придется изменить здешние порядки!
   Она хотела немедленно поговорить с Сенекой. Если он начнет учить ее уму-разуму, то она сразу же пойдет на беседу к королю. Король, конечно, не любит ее и уклоняется от встреч с нею, но он не сказал в ее адрес ничего плохого! Она встретится с ним обязательно! Она все равно поговорит с ним! Она не собирается больше мириться с тем, что увидала сегодня утром: с нищетой, со странной манерой обращения с женщиной и со многим, многим другим.
   Хорошие манеры поведения записаны в перечне обязанностей! А что стоит за этими хорошими манерами поведения?
   Эта мысль донимала ее сейчас больше всего. Она пустила Дамаска легкой рысью.
   Как только жеребец ускорил свой шаг, раздался выстрел.
   Это произошло так неожиданно, что Пичи ничего не поняла. Она даже не вскрикнула. Она просто рухнула на землю.

Глава 6

   Сенека повернул своего белого жеребца на обочину пыльной дороги. Вдруг его внимание привлек непонятный звук, похожий на выстрел. Да, он не мог ошибиться; это ружейный выстрел.
   Спустя некоторое время он смог различить Дамаска, скакавшего к нему.
   Жеребец был без наездника!
   У Сенеки все заныло внутри от страшных предчувствий. Он помчался галопом туда, откуда только что показался Дамаск. Солдаты следовали за ним. Обогнув еще один холм, он увидел ее, лежащую впереди.
   Пичи неподвижно лежала на дороге. Сенека потерял контроль над собой.
   — Боже, нет, нет… — закричал он. Он даже не дождался, пока его жеребец остановится, он просто спрыгнул на ходу и помчался к Пичи. Он опустился на колени рядом с ней. Сенека смутно слышал команды, которые отдавал Медард, капитан стражи. Он видел только ее, свою жену Пичи.
   Он не мог понять — жива она или нет, дышит она или нет. В его голове пронеслось ее обещание: «Прежде, чем я умру, ты получишь мою любовь».
   — Умерла, — прошептал Сенека. — Пичи?
   Он прильнул к ее щеке. Медард присел с ним рядом.
   — С принцессой… все в порядке. Ваше Высочество?
   Сенека не ответил. Очень осторожно он поднял Пичи на руки. Он запаниковал, когда ее голова запрокинулась навзничь.
   — Пичи, — пробормотал он. — Пичи, очнись!
   Она пошевельнулась, сначала еле-еле, а потом посильнее. А затем она так резко села, что Сенека едва удержал ее на руках.
   Он облегченно вздохнул.
   — Пичи, — произнес он.
   — Сенека? — увидела она его.
   — Ты упала… с Дамаска. Ты… ты ушиблась?
   Сенека прижал ее поближе к себе, ибо все еще не верил, что она жива.
   Пичи закрыла глаза и вспомнила, что произошло: «Жеребец вздыбился, и я покатилась вниз. Я…»
   Сенека увидел, как у нее округляются глаза.
   — Что такое? — спросил он.
   — Где же моя белка? Она оставалась в сумке на загривке жеребца!
   — Не бойся, Дамаск вернется в конюшни и Виб…
   — В конюшни?
   — Ну, да! И Виб найдет твою белку. Ты ушиблась? — спросил Сенека у Пичи. Осмотрев себя, Пичи ответила:
   — Да нет, вроде бы нигде не болит. А теперь позволь мне встать!
   Сенека не отпустил ее.
   — Но ты же ведь была без сознания!
   — Теперь я чувствую себя хорошо. Просто у меня перехватило дыхание.
   Сенека не видел страха в ее глазах.
   — О, Боже! Сенека! — сказала она. Все, что случилось, так это то, что я свалилась с жеребца. И вдобавок, я упала в этот мягкий песок. У меня даже царапины нет, и я не ушиблась, слышишь?
   Да, Сенека еще в жизни не встречал такой храброй женщины! Многие из женщин, окажись они в такой ситуации, сейчас бы разрыдались, впали в истерику, но только не Пичи, Она сохраняла бодрость духа.
   — Но, Пичи! Я слышал звук выстрела!
   Она приподнялась, убирая локоны с лица.
   — А, да, я тоже слышала, но… Она вдруг вспомнила не только, как она летела с жеребца, но и вспомнила целое утро. И, вспомнив все, разъярилась.
   — Ты… ты чудовище, вот кто ты!
   Сенека оторопел — чем он заслужил ее негодование?
   Пичи вырвалась из его рук. Она продолжала причитать:
   — Все люди кругом так бедны, что могу предположить, что они могут есть только хлеб, размоченный в воде. Нам всем позор! И если ты или твой отец ничего не можете для них сделать, то я позабочусь!
   Все его приятные мысли быстро улетучились. Сенека стоял и думал, что Медард и все остальные слуги слышат ее. Они не только слушали ее, они смотрели на нее, как на скандалистку. Все пережитое превратило Сенеку в комок нервов, его руки были до боли сжаты в кулаки, скулы ходили ходуном, глаза яростно блестели.
   — Пичи, — сказал он, — не время сейчас это обсуждать…
   — А когда же, по-твоему, придет это время? — закричала она. — Будем говорить, когда все люди и овцы перемрут, да? Что за чертова страна, эта Авентина! Все, что вы имеете здесь, — обратилась она к солдатам, — все приберут к рукам богатые. Но я заявляю вам прямо здесь и сейчас, Сенека, что только на бедных держатся все богатства Авентины! Они…
   — Ваше Высочество, — сказал Сенеке один из подъехавших стражников. — Мы обнаружили лорда Тэйванса и лорда Шеррингхейма в лесу. Они охотились.
   Сенека увидел двух дворян, появившихся из-за деревьев. У них были ружья.
   — Ваше Высочество, — обратился лорд Тайване к Сенеке. — Я очень сожалею о случившемся. Мы с лордом Шеррингхеймом охотились на зайца. Мы много проехали, что даже не подразумевали, что принцесса была где-то рядом. Боюсь, что мой или лорда Шеррингхейма выстрел испугал ее скакуна.
   — Пожалуйста, примите наши глубочайшие извинения, Ваше Высочество, — закончил лорд Шеррингхейм. — Мы берем всю ответственность на себя.
   Лорд Шеррингхейм неприязненно взглянул на принцессу, вспоминая со злостью ее утренний визит.
   — Хорошо, — сказал Сенека.
   — Поймали сколько-нибудь зайцев, Вэстон? — вмешалась в разговор Пичи.
   Вэстон стоял, переминаясь с ноги на ногу. Ему очень не хотелось, чтобы она высмеяла его перед принцем, солдатами, его другом Тэйвансом.
   — Да, Ваше Высочество, — ответил он. — Мы поймали трех зайцев. И мой повар приготовит зайчатину для Августы.
   Пичи видела, что он лгал.
   — Приготовит зайчатину? — переспросила она. Сенека почувствовал какое-то напряжение в разговоре Пичи с лордом Шеррингхеймом. Он потом непременно все выскажет Пичи, а сейчас Сенека решил положить конец их неприязни.
   — Джентльмены, — обратился он к дворянам. — Вы можете продолжить свою охоту. Прощайте!
   Сенека повернулся к солдатам, которые обыскали местность вокруг.
   — Ну, нашли кого-нибудь еще? — спросил Сенека.
   — Нет, сэр. Только следы. Лорд Тэйванс сказал яам что тут, неподалеку, были двое крестьянских детей. Они пасли овец. Лорд Тэйванс говорит, что дети, возможно, также испугались выстрела, как и Дамаск. — сказал один из стражников.
   — Я такого же мнения. Ваше Высочество, — сказал Медард.
   Удовлетворенный тем, что падение Пичи было только несчастным случаем, Сенека взял ее за руку и подвел к белому жеребцу.
   — Я хотел подарить тебе этого белого скакуна сегодня после обеда, но был очень удивлен, что ты не умеешь ездить верхом. Но теперь ты доказала, что вполне можешь ездить, и я вручаю тебе этого коня. Надеюсь, что он будет твоим любимцем.
   — Я ехала на Дамаске очень даже прилично. Все, что мне приходилось делать, так это рассказывать ему на ухо истории. А потом — он мне…
   — Осторожнее, — сказал Сенека и подсадил ее в седло белого жеребца. Он показал ей, как надо держаться в седле настоящей леди. А затем ловко вскочил на жеребца позади нее, и они поехали.
   Пичи все еще злилась на него и пыталась не обращать внимания на то, как ее муж как бы ненароком дотрагивался до нее то там, то здесь. Она пыталась проигнорировать его притязания… но… ничего не смогла с собой поделать. От его постоянного соприкосновения с ней у нее забегали по телу мурашки, и какое-то непонятное тепло разлилось по всему телу. Ее тело само льнуло к нему. О, как она проклинала себя, как ненавидела в эти минуты. Она подумала, что начинает сходить с ума. Ей непонятно было одно: как можно было желать этого чудовищного человека?!
   Она постаралась отодвинуться от него подальше. Но как только она сделала это, Сенека, напротив пододвинулся к ней еще ближе.
   Наконец, он решил продолжить свои наставления.
   — На тебе — одежда для сна, — проворчал он ей на ухо. — Вчера ты была в лохмотьях, сегодня — в ночной рубахе. Что будет завтра? Пойдешь голая? Твой шкаф до отказа набит прекрасной одеждой, а ты…
   — Это не ночная одежда, а совсем удобная, без застежек. Терпеть не могу застежки! И мне в ней так удобно, — ответила она.
   Пичи еще раз попыталась высвободиться из его объятий. Ее пульс учащенно забился, когда он коснулся своим ухом ее кончика уха.
   — Прекрати, Сенека, — сказала она. — Ты опять разжигаешь мои чувства. Ты такой горячий и ты пахнешь… этой дорогой. А еще ты так сидишь, что мне хочется уткнуться носом в твою шею.
   Сенека пустил жеребца легким галопом и продолжил:
   — Говорю тебе, это — ночная одежда. Я ценю твое желание уткнуться мне носом в шею, но думаю, что придется подождать, пока мы не уединимся. Не будешь же ты делать это на глазах у всех? И еще, я хочу тебе сказать, что твой крик в мой адрес по поводу крестьян — это из рук вон выходящее поведение. Не тебе мне советовать по поводу затруднительного положения крестьян.
   — Затруднительного положения? — выкрикнула она и повернулась к нему лицом к лицу. — Это больше, чем затруднительное положение, ты — холодный, бессердечный…
   — Не кричи так и не обзывай меня! — потребовал Сенека.
   Он погнал жеребца галопом так, что ветер в ушах зазвенел. Этим он надеялся заглушить ее крик и не привлекать к себе внимания. Сенека не мог дождаться когда они вернутся во дворец и собирался ей устроить там настоящую головомойку! Он больше не слушал вздор, который она несла.
   — Только вернемся во дворец, Сенека, — кричала Пичи, стараясь перекричать цокот копыт жеребца. — Самодовольный злой мистер!
   Сенека видел, как она раскрывала рот, но, к сожалению, ничего не слышал. Да он больше и не хотел слушать ее тирады. Зачем ему это? Он знал, что она ругает его, поэтому проигнорировал ее речии стал вспоминать.
   Он вспоминал, как увидел ее на дороге, такую беспомощную. Он мог потерять ее сегодня… Он наклонил голову и коснулся лицом ее золотисто-рыжих волос. О, Боже! Он вдохнул аромат лимона, аромат, крема! Боже! Какой это был запах!
   Он мог потерять ее сегодня! Эта мысль преследовала его все время по пути во дворец.
   Они подъехали ко дворцу, и Сенека направил жеребца прямо в конюшни. Он быстро соскочил с жеребца и собирался помочь Пичи спуститься вниз. Но она опередила его и соскочила раньше, чем он подошел.
   Очутившись на земле, она бросилась к Дамаску, который стоял привязанным к столбу. На загривке у него была белка!
   — Ваше Высочество, — раздался звонкий голос. Пичи обернулась и увидела Тивона. Мальчишка был перепачкан белой краской так, как будто бы он выкупался в ней. В одной руке у него было ведро с краской, а в другой — большая кисть.
   — Тивон, дорогой, что ты тут делаешь? — спросила Пичи у мальчонки.
   Пичи увидела озорные огоньки в глазах у ребенка.
   — Я крашу! — сказал он.
   — А кто пасет твоих овец? — спросила Пичи. Сенека подошел и взял ее за руку и быстро произнес:
   — Ты можешь поговорить с парнем попозже. А сейчас ступай к себе и оставайся там. Я к тебе скоро зайду.
   Пичи взглянула на него и произнесла:
   — Розы красны, мшисты — пойдем со мной под руку, хозяин-шишка.
   Сенека слушал ее смехотворную рифму, и гнев его начал понемногу утихать. Он посмотрел на Тивона и сказал ему:
   — Ты покрасил еще только три двери в конюшне. А тебе надо все закончить к вечеру. Если ты не закончишь, то я придумаю другое наказание на завтра. Тивон, тебя перестанут наказывать только тогда, когда я буду удовлетворен твоей работой. Понятно?
   — Но можно мне кое-что сказать принцессе? Ну, пожалуйста, сэр?
   — Поскорее, а потом поторопись с работой, — согласился Сенека. Он не мог отказать мальчишке в его просьбе.
   — Принцесса, — обратился он к Пичи. — Моя мама прислала Вам свитер в благодарность за помощь нашему барашку. Она сама связала его из домашней шерсти. Он здесь, висит на заборе.
   Сказав это, он подошел к ведру, обмакнул кисть, а затем начал красить дверь. Пойти за свитером сейчас он не мог, так как принц разрешил сказать принцессе только несколько слов, а затем приказал работать. Вот он и работал!
   Пичи наблюдала за ним и смеялась:
   — Сенека! Это ты так наказал Тивона, заставив его красить?
   — Да, — ответил принц, — и я советую тебе не просить, чтобы я изменил свое решение. Я считаю, что это трудная работа — покрасить все двери. Ведь мальчик совершил очень плохой поступок и должен за это ответить! А теперь послушай меня, — обратился он к Пичи, — ступай к себе.
   Пичи чуть было не расхохоталась, но решила уйти из конюшни. Выйдя на улицу, она заметила в загоне для лошадей овцу с тремя крепкими ягнятами. Пичи остановилась. Она никогда не видела прежде на территории дворца овец. Ей стало интересно, откуда они здесь взялись и кому они принадлежат. В следующую минуту она увидела свитер, который мать Тивона передала ей. Он висел на изгороди загона.
   И вдруг ее осенило: да ведь это же все овцы Тивона! Она резко повернулась к Сенеке.