Пейсли Ребекка. Полночь и магнолии

   — Сенека! — позвала она мужа, но губы ее еле двигались. — Сенека! — прошептала она. Она не понимала, что с нею происходило. Что-то было не так, что-то происходило плохое.
   Она открыла рот, чтобы позвать Сенеку, но губы ее не слушались. Образ Сенеки начал вдруг улетучиваться и совсем исчез. Глаза ее плотно сомкнулись, и она не могла их раскрыть.
   Когда Сенека увидел ее закрытые глаза, едва вздымающуюся грудь, он понял, что она разыгрывает умирающего человека.
   — Пичи, — сказал он, — если ты уже все проверила, то я оценю этот твой поступок и прошу тебя поскорее выйти оттуда. Я голоден, жена, и хочу поехать домой!
   Она ничего не ответила и не пошевельнулась. Мистер Уэйнрайт склонился над нею и пристально стал рассматривать ее лицо.
   — Она совсем побледнела, мистер Бриндиси. Она — самая настоящая актриса. Это ж надо так побледнеть! Нет, такого мастерства я еще в жизни не встречал, — сказал он.
   Но Сенека вдруг заметил, что с ее лица совсем исчезла краска. Белка начала бешено сучить лапками. Сенека занервничал.
   — Пичи! Пичи! — звал он ее, но она не отвечала.
   — О, дорогой мистер Бриндиси, — промямлил мистер Уэйнрайт. — Сдается мне, что она нездорова.
   Сенека схватил Пичи за руку и чуть было не обезумел, когда почувствовал, что рука была холодна, слишком холодна. Он быстро вытащил ее из гроба и ужаснулся, когда ее голова повисла у него на руке.
   — О, Боже! — прошептал он. — Пошлите за доктором! Пошлите за доктором! Черт побери! Пошлите же за доктором!
   — Доктор Хинстон только что уехал в порт! — ответил плотник.
   — Верните его! Привезите его в домик! Сейчас же!
   Мистер заторопился выполнить просьбу. Сенека бережно взял Пичи на руки и, рассекая толпу, понес к фургону. Добравшись до фургона, он заметил хорошо одетого джентльмена на чудесной чистокровной лошади. Он принял мгновенное решение и бросился к всаднику.
   — Мне нужна ваша лошадь! Дайте мне…
   — Прочь с дороги, крестьянин! Я — граф Лисшайе, — гневно произнес незнакомец.
   — А я — наследный принц Авентины, черт побери! — гневно произнес Сенека.
   Граф замахнулся на него хлыстом. Сенека побагровел от злости. Опасаясь за жизнь Пичи, он подскочил к лошади и стащил графа на землю. Удерживая одной рукой Пичи, он другой ухватился за поводья и забрался со своей ношей в седло. Пичи не подавала признаков жизни. Сенека пустил лошадь сначала рысью, а затем — галопом. В считанные минуты они доехали до своего домика. Сенека осторожно вылез из седла и, спустившись на землю, бросился с Пичи в домик. В спальне он уложил ее в постель и склонился над ней. Ее золотисто-рыжие кудри разметались вокруг ее бледного лица, ее бледные губы были приоткрыты так, будто бы она собиралась что-то сказать. Сенека ждал, что ее губы сейчас оживут и что-то скажут. Но все было напрасно. Он старался уловить ее дыхание, но его дыхание заглушало все.
   — Пичи! — звал он ее. — Пичи! Пожалуйста, очнись!..
   — Мистер Бриндиси! Мистер Бриндиси! Я привел доктора Хинстона!
   Сенека увидел двух вошедших в комнату мужчин.
   — Вы пришли, чтобы спасти ее! Она… Я… Что-то случилось… Золото… Я заплачу вам золотом! — сбивчиво говорил Сенека.
   Он подбежал к вазе, что стояла на маленьком столике и опрокинул ее содержимое к ногам Пичи.
   — Много… Я могу дать много золота, серебра, драгоценностей. Бога ради! Я могу дать вам все, что вы пожелаете, — сказал Сенека. Он почти что потерял рассудок: руки его тряслись, глаза растерянно бегали. Доктор Хинстон попытался успокоить Сенеку. Он взял его за руку и подвел его к креслу-качалке.
   — Успокойтесь, — сказал ему доктор. — И присядьте вот тут, сэр, — указал он на кресло.
   Сенека уставился на кресло-качалку, вспоминая, как он прекрасно провел в нем время со своей женой, с Пичи.
   — Это кресло… Нет… — сказал Сенека. — Я не… Я не хочу садиться…
   — Хорошо, — сказал доктор Хинстон и подошел к кровати.
   — Я подожду на улице. — сказал мистер Уэйнрайт. — Если что-нибудь понадобится… Я пойду присмотрю за лошадью графа… В общем, я буду на улице… — сказал он и быстро вышел.
   Пока доктор Хинстон осматривал Пичи, Сенека ходил взад-вперед по комнате, заломив руки. Осмотр затянулся. Доктор молчал. Но почему?
   — Душно, — прошептал Сенека. — Может быть, Пичи душно?
   Он подбежал к окну и раскрыл его настежь.
   Легкий ветерок ворвался в комнату и освежил лицо Сенеки. Сенека уловил запах земли и быстрого ручья, запах деревьев и диких животных, листьев и свежих дров.
   Каждый запах напоминал ему о Пичи. Он прислушался к звукам, простым и прекрасным. Сенека хотел было выглянуть из окна, но его атлетическая фигура застряла в оконном проеме. Он приоткрыл глаза и увидел веревки. Они качались от порыва ветра.
   — Посмотри на меня, Пичи!..
   — Я смотрю, мой дорогой. — Эти слова стояли у Сенеки в ушах. В голове у него все перепуталось.
   — Моя рогатка… — пробормотал он. — Я думал, что я потерял ее, доктор Хинстон…
   Доктор Хинстон повесил стетоскоп и сказал:
   — Мистер Бриндиси…
   Сенека был весь внимание. Он боялся задать доктору вопрос, который стучал в его сердце, его душе, его разуме. Но доктор сам ответил на этот вопрос.
   — Она жива, мистер Бриндиси, — спокойно сказал доктор Хинстон. — Но я не знаю, сколько это будет продолжаться. Она проявляет все симптомы умирающей жизни.
   — Да, симптомы, — сказал Сенека. — У нее все симптомы налицо. Это — «типинозис», доктор Хинстон. Вот что убивает ее. Разве вы не заметили? Вам бы прописать ей лекарства от типинозиса.
   Сенека уставился в пол.
   — Типинозис? — переспросил доктор Хинстон. — Мистер Бриндиси, вот уже тридцать лет я работаю доктором, но о такой болезни не слышал. Заверяю вас, что такой болезни не существует.
   — Я говорил ей об этом. Но она мне не верила, — пробормотал Сенека.
   — Мистер Бриндиси…
   — У нее есть травы, — вспомнил Сенека. — Вы можете дать ей травы.
   Он открыл шкаф и нашел ее мешок с травами.
   — Вот, вот где они! — воскликнул он и запустил свою руку вовнутрь.
   Вдруг он неожиданно нащупал что-то твердое. Он вытащил руку и увидел сверкающий камешек, который хотел ей подарить. Она сохранила его, здесь, в сумке с травами.
   — Мистер Хинстон! — позвал Сенека. Он положил камешек в карман и поднес мешок с травами доктору…
   — С любовью… вот как она говорила… Она говорила, что если лекарство приготовлено с любовью, то оно очень хорошо действует. А еще она использовала топленое сало, лук и чеснок, яичную скорлупу, воду. Я схожу за водой, и мы с мистером Уэйнрайтом все приготовим как скажете, — сказал Сенека и направился в другую комнату. Доктор Хинстон пошел следом за ним.
   — Я не знаю толком ничего в травах, мистер Бриндиси, — сказал он, ставя сумку Пичи на кухонный стол.
   — Я хочу сказать вам только одно: ваша жена была отравлена, — продолжил доктор. — А пока я не узнаю чем, я не могу дать ей противоядие.
   У Сенеки внутри похолодело. Он будто бы онемел.
   Доктор Хинстон попытался было усадить его за один из стульев у стола, но безрезультатно. Сенека стоял и смотрел на стол, на трещину в нем, на корзину с фруктами, хлебом и сыром. Вокруг стола валялись крошки сыра, немного белые, немного желтые. Много крошек было на столе. Вдруг Сенека заметил крошечную полевую мышку. Она лежала на боку, скрючив лапки. Две другие мышки лежали рядом. Сенека напряг память.
   — Она всегда убирает пищу со стола, доктор Хинстон, — задумчиво произнес Сенека. — Она запирает это все в ящик, чтобы мыши не достали. Но сегодня… Ей некогда было, сами понимаете. Мы очень быстро собрались и уехали. И посмотрите, что получилось из-за нашей спешки… Мыши… Они проникли в корзину.
   Смутная догадка ослепила Сенеку. Мыши лежали около сыра, а у некоторых остались крошки сыра во рту. Значит, мыши ели сыр. И Пичи тоже ела сыр.
   Мыши умерли… У Сенеки дух перехватило. Кровь застыла в жилах. Он внезапно ринулся к двери, опрокинув на ходу столик. Столик грохнулся на пол.
   — Мистер Бриндиси! Что… Сенека схватил стоявшего за дверями плотника и закричал:
   — Та женщина… Та миссис Бэлли… Она отравила Пичи! Где она?
   — Что? — закричал плотник. — Я… Она… Мы… Доктор Хинстон и я проехали мимо нее и ее племянника по пути сюда… О, мистер Бриндиси, у нее был ваш фургон. Я думал об этом прежде… Но она, должно быть, украла его в селе! Она…
   — Черт побери! Скажи мне, где ты видел ее? — спросил у плотника Сенека.
   — Она направлялась в порт… — произнес плотник.
   Не дослушав его, Сенека вихрем побежал к лошади, вскочил в седло и направил лошадь галопом в порт. Он летел навстречу ветру, низко пригибаясь к шее животного. Он летел, опережая время, которого так мало оставалось для Пичи.
   Орабелла хлестала осла длинным прутом направо и налево. Сумки с травами висели у Орабеллы через плечо. Она злилась на осла, который упрямился и не хотел идти. Бубба сидел рядом с Орабеллой и сопел носом. Ему было жалко животное. Он слышал, как бедный осел визжал от боли, но Орабелла продолжала его хлестать.
   — Прекрати, п…прекрати, тетушка Орабелла, — просил он ее сквозь слезы. — Не бей его больше, пожалуйста, тетушка Орабелла, — ныл Бубба.
   Но Орабелла не обращала внимания на племянника. Ей надо было как можно быстрее попасть в порт. Ей нужно было торопиться! Она боялась того, что кто-нибудь догадается, что она отравила Пичи. Орабелла была абсолютно уверена в том, что Пичи уже умерла. Да она еще, эта дура Пичи, заказала сама себе гроб!
   — Эта сучка, — рассуждала Орабелла, — уже должна была съесть либо сыр, либо хлеб, либо фрукты, либо все вместе! И теперь золотой ручей будет принадлежать мне.
   Рассуждая так, она вновь ударила осла. Она жаждала золота поскорее, а осел не желал бежать. И она хлестала и хлестала осла. Она жаждала золота!
   — Нет! — закричал Бубба. — Ты зашибла его до крови. Я заберу его к принцессе — кузине Пичи. Она вылечит его…
   — Идиот! — закричала на него Орабелла. — Она, твоя принцесса, мертва! Она съела отраву, Бубба! Она…
   И вдруг она закрыла рот и прислушалась: вдали раздавался цокот копыт. Орабелле вдруг стало страшно. Она нутром почуяла неладное. Вот в клубах пыли она различила всадника. Он несся по дороге, как на крыльях, низко наклонив голову к шее лошади. Орабелла не видела еще этого всадника, но в душе знала, что это — принц.
   Орабелла начала сильнее хлестать осла, но он не двигался с места. Совершенно обезумевшая, она сбросила свой мешок с травами на землю и крикнула Буббе:
   — Прыгай скорее! Нам нужно спрятаться! Бубба, они бросят тебя в тюрьму, и ты никогда не выберешься оттуда!
   У Буббы от страха мурашки забегали по спине. Он выпрыгнул из фургона и побежал за теткой, которая уже бежала по дороге.
   — Прячься, — кричал он ей вдогонку. — Я уже спрятался.
   С этими словами он начал переползать через каменную стену. Он еще не успел перевалить на другую сторону, как увидел рядом большую коричневую лошадь. Сенека ничего не знал о прячущемся мужчине и поторопился нагнать старую женщину в зеленых зарослях.
   — Убийца миссис Бэлли, — говорил про себя Сенека.
   Гнев затмил ему глаза. Орабелла услышала сопение лошади позади себя. Она обернулась и увидела принца.
   — Нет! — крикнула Орабелла.
   Но Сенека ничего не слышал. Не сбавляя хода, он на ходу подхватил старуху и посадил на лошадь. Испугавшись до смерти, Орабелла издала невнятный звук, а Сенека уже завернул лошадь и помчал ее быстрее к домику. Дорога назад показалась Сенеке вечностью. Он влетел на лошади во двор, резко остановился и выпрыгнул из седла. Затем он сгреб старуху и поставил на землю. Он привел ее в кухню и приказал:
   — Делай противоядие! Я сказал, делай противоядие! — повторял он. — Делай противоядие, черт побери! — закричал Сенека.
   Орабелла поглядела в его гневные глаза. Она была поймана. Ей теперь никуда не убежать. Ее бросят в тюрьму, и остатки своих дней она проведет с заключенными. Но она умрет в тюремных стенах с чувством удовлетворения, что она убила эту сучку.
   Сенека видел, как ее холодные тонкие губы разошлись в улыбке.
   — Делай противо…
   — Нет!
   — Кому сказал? Делай сейчас же.
   — Не буду!
   — Бога ради! Она умирает, но еще жива… — стал умолять ее Сенека.
   — А я хочу, чтобы она умерла, — сказала Орабелла и засмеялась.
   Сенека осатанел, он собирался убить ее своими руками. Вцепившись ей в глотку, он увидел на шее тонкий кожаный ремешок, на котором висел мешочек с травами. Сенека сильно сдавил ей глотку, а затем оборвал мешочек с ее шеи.
   — Противоядие, — заявила она. — Оно здесь, внутри. Это — травы, по крайней мере, сорок или пятьдесят трав. Желаю тебе поскорее сделать чудодейственное лекарство, — с пафосом сказала Орабелла.
   Сенека уставился на мешочек, затем на Орабеллу. Руки его тряслись. Он потерял всякий контроль над собой и зарычал. Он знал, что Пичи умирает, а он бессилен что-либо сделать.
   Его ужасный вопль заставил доктора Хинстона вздрогнуть. Из спальни раздался его голос:
   — Я думаю, вам лучше подойти сейчас сюда. Мистер Уэйнрайт, вошедший в дом, сказал:
   — Мистер Бриндиси! Бога ради, ступайте к своей жене, а я посторожу здесь миссис Бэлли.
   Сенека поднял голову, посмотрел на всех безумными глазами и пошел в спальню. Там он подошел к доктору и срывающимся голосом, запинаясь, спросил:
   — Она… она… она …мертва?
   — Нет, мистер Бриндиси, — ответил доктор. — Она все еще жива. Но вы подойдите к ней сейчас и скажите, как вы ее любите!
   — Вы хотите сказать, что я должен с ней попрощаться, — прохрипел Сенека. — Она скоро умрет, да?
   Доктор Хинстон не ответил. Он тихо вышел из комнаты. Сенека подошел к кровати. Пичи лежала почти что бездыханная. Солнечные лучи падали на ее смертельно бледное лицо. Внутри у него все было разбито: и его разум, и его сердце, и его душа. Застонав, Сенека бросился к ней и наклонился… Под тяжестью его веса она подалась к нему в руки.
   — Как и всегда, — прошептал он. — Ты всегда давалась мне в руки… Когда я приходил к тебе, а ты была уже в постели, ты всегда… бросалась мне на руки… — Он прижал ее ближе к себе.
   — Холодная, — произнес он. — Ты такая холодная, милая моя. Стань теплее. Принцесса! Пожалуйста, стань теплее! — сказал он и погладил ее по голове. — Слушай, жена, я напомню тебе о том, чего никогда не забуду.
   Он приподнял ее и начал баюкать на руках.
   — Помнишь, я не мог смеяться, а ты научила меня смеяться. А помнишь, ты мне сказала, что наказание Тивона покраской всех дверей в конюшне было совсем не наказанием. Ты зацепила железного рыцаря и подумала, что убила человека… — вспоминал он.
   Он нахмурился, сознавая, что воспоминания нахлынули непроизвольно и роились у него в голове.
   — Помнишь, когда ты обозвала Вэстона Шеррингхейма «жирным ослом»! Если бы ты знала, как во мне внутри все хохотало, но я не мог тебе показать этого. Я тогда хотел на тебя рассердиться, но ты мне не дала этого сделать…
   Он нагнулся и поцеловал ее в холодную щеку.
   — А твоя белка? Ты хотела, чтобы у нее тоже была корона, и ты сделала ее. А вспомни индюшку, которая подавилась желтым камешком, и еще… маленькую статуэтку, которую тебе так хотелось подержать. Да, ты еще мне рассказывала, как потеряла свое красное бархатное одеяло… — говорил без умолку Сенека, но она ничего не отвечала.
   Она умирала. И он ничего не мог сделать, чтобы спасти ее. Он, наследный принц Авентины, который мог все в мире купить, не мог купить только жизнь Пичи.
   Его глаза затуманились…
   — Я часто смеялся с тобой, — прошептал он ей очень нежно… — Но я никогда-никогда не плакал. Ты никогда не видела меня плачущим, Пичи. Никогда…
   Он провел своим большим пальцем по ее горлу. В глаза ему бросился резкий контраст: его смуглая кожа и ее белая.
   — Темная… — пробормотал он, — как полночь. Белая, как магнолии… Ты и я… Я и ты… Полночь и магнолии…
   Он совсем обезумел от горя и повторял, повторял, повторял… Он еще раз посмотрел на ее горло, а затем — на ее закрытые глаза.
   — Я обещал, что расскажу тебе историю об ангеле. Она жила на картине в башне, но для меня она существовала. Она была живой, Пичи, очень живой. Она слушала все, что я рассказывал ей. Я любил ее всем своим сердцем, а затем покинул ее, так как я вырос и перестал нуждаться в ней… Но я оказался не прав. Она нужна была мне, а я забыл про нее. А потом… потом, когда она была так нужна мне, она вернулась сама. Однажды ночью она ворвалась в мою комнату и… двумя неделями позже я женился на ней. И у нее на голове был канделябр и подсвечники… — рассказывал он.
   Он закопался своим лицом в ее волосах, глубоко вдохнув чудесный, чарующий запах магнолий.
   — Да, еще эти знамения… Та вещая птица… Ты собиралась быть счастливой в последние свои дни… Была ли ты счастлива. Принцесса? Сделал ли я тебя счастливой? — спрашивал он у нее. Тяжело вздохнув, он наклонился и приложился своими теплыми губами к ее холодным, все еще надеясь вдохнуть в нее жизнь.
   — Пичи, не покидай меня! — упрашивал он ее. — Боже! Не забирай ее у меня.
   Он стоял и рассматривал ее, а глаза его были полны слез.
   — Ангел мой! — прошептал он ей нежно на ухо. — Жена! Я люблю тебя, Пичи. Ты… Ты мой самый лучший друг… — не переставал он говорить ей.
   Вдруг он поднял ее на руки и начал качать ее, как ребенка. Он плакал. Его горячие слезы капали ей на грудь.
   — Кузен, принц Сенека! — вдруг раздался незнакомый голос.
   Сквозь слезы Сенека различил огромного мужчину.
   — Я… Бубба. Я вернулся. У меня есть секрет… Ох… Я долго думал о тюрьме. Я не хочу туда попасть, принц Сенека. Я не сделал ничего плохого. Тетушка Орабелла… Она лгала мне… Я пришел раскрыть тебе секрет, — сказал он.
   Секрет. Сенека ничего не понимал: он не мог говорить, не мог ничего понять из того, что говорил мужчина.
   Бубба вошел в комнату и остановился у кровати. Он держал мешочек в руках. Сенека узнал его. Это был мешочек с травами, и принадлежал он миссис Бэлли.
   — Секрет, — старался объяснить Бубба… — Ох, он в этом мешочке… Она никогда не знала, а я никогда ей не говорил, что знаю о ее тайне. Однажды я видел, как она делала противоядие, и я запомнил. Тетушка Орабелла никогда не знала, а я хранил все это в тайне.
   Сенека уставился на незнакомца. Он не знал, кто стоял перед ним.
   — Кузина — принцесса Пичи, не умрет, — выпалил он.
   Сердце Сенеки учащенно забилось.
   — Что ты сказал? — спросил у него Сенека. Бубба наклонился и положил свою мощную руку на плечо Пичи.
   — Она не умрет! — повторил он.
   — Почему вы так говорите? — спросил у него Сенека.
   Бубба ухмыльнулся и вновь дотронулся до мешочка с травами.
   — Я… Я знаю тайну противоядия!..

Глава 18

   — Черт побери! Сенека! Опусти меня сейчас же! Я могу сама взойти на корабль! — заявила Пичи, поправляя свои разметавшиеся на ветру волосы.
   Ей предостаточно хватило заботы со стороны Сенеки во время ее выздоровления. Боже праведный! Он не отходил от нее целую неделю!
   — Хватит нянчиться со мной, как с беспомощной! — сказала она Сенеке. — Опусти меня сейчас же!
   Улыбаясь, Сенека еще крепче прижал ее к себе. О, Боже! Ему было так приятно вновь слышать ее ругательства. Он так ждал ее выздоровления!
   — Хм… Я подержу ее теперь, кузен-принц Сенека, — предложил Бубба. Он осторожно посадил белку на плечо и поднял свои руки, готовясь взять Пичи.
   — Я отнесу ее на корабль. Я возьму ее, — сказал он Сенеке, — а ты приведи осла. Ты же сказал, что я могу забрать осла с собой, кузен-принц Сенека. Ты сказал, что он будет жить вместе с твоим жеребцом. Да… и еще ты сказал, что никто и никогда не будет бить осла. Я забираю моего ослика в Авентину.
   Сенека смотрел в большие глаза Буббы и чувствовал к нему большое уважение. У этого молодого человека было большое, доброе сердце. И если бы не он, то Пичи давно бы умерла. Но этого не случилось.
   Бубба знал тайну противоядия. И, спустя несколько часов после осмотра доктора Хинстона, Пичи пришла в себя. На следующий день она немного поела, а на другой день попыталась встать и захотела искупаться в ручье. На третий день уже не было смысла удерживать ее в постели. На третий день она уже осмотрела раны на боках у осла, убрала в домике, подстрелила опоссума, приготовила тушеное мясо и сделала Сенеке другую рогатку взамен утерянной. А Сенека не оставлял ее одну ни на минутку.
   — Разреши мне по держать ее, принц-кузен Сенека, — снова попросил Бубба и подставил свои руки. — Если… гм… если ты мне разрешишь пронести ее, я обещаю, что я не буду больше просить ее выйти за меня замуж.
   Услышав это обещание, Пичи улыбнулась.
   — Бубба, — сказала Пичи. — Я ж ведь сказала тебе, что если бы ты не был мне двоюродным братом, то я бросила бы Сенеку и выскочила бы за тебя замуж. Ты же знаешь, что ты для меня самый дорогой…
   Бубба покраснел и взглянул на Сенеку.
   — Гм… — пробурчал Бубба. — Я не виноват, что я нравлюсь ей больше, чем ты, принц-кузен Сенека. Мне жаль, что она так меня полюбила. Думаю, что ты не сердишься на меня, — сказал он Сенеке.
   — А теперь, можно я ее понесу? Сенека кивнул головой.
   — Конечно же. ты можешь пронести ее Бубба. Я уверен, что ей это понравится.
   Сенека хотел передать ее Буббе, а Пичи воспользовалась моментом и соскочила на землю, заявив:
   — Никто не будет носить меня, слышите?
   — Мистер Бриндиси! — вдруг раздался чей-то голос.
   Сенека обернулся и увидел бегущего навстречу мистера Уэйнрайта. Рядом с ним вприпрыжку бежал Мортон.
   — О, я так рад, что вы пришли, мистер Уэйнрайт, — сказал Сенека. — Мы собираемся уезжать, и мне бы было не по себе, если бы я с вами не попрощался и не поблагодарил вас за все, что вы сделали для нас.
   Мистер Уэйнрайт заулыбался.
   — Я едва успел… Вот это письмо пришло для вас. Оно — из Лондона.
   Сенека взял письмо, распечатал его и быстро прочитал. Прочитав, он удовлетворенно вздохнул и обратился к Буббе.
   — Ваша тетушка Орабелла больше никогда не изобьет вас, не причинит вам больше вреда. Судьи доказали ее вину, и она проведет остаток своей жизни в тюрьме.
   Бубба запрыгал от радости. Белка также стала прыгать вверх-вниз.
   — А… а… как насчет доктора Грили? — спросил Бубба. — Как насчет того доктора, которому тетушка Орабелла заплатила за ложь. Что будет с ним?
   Сенека сложил письмо и сунул себе за пазуху.
   — Нам еще ничего не сообщили о нем из Северной Каролины, Бубба. Но я уверен, что скоро мы все о нем узнаем. Его найдут, и он понесет ответственность за свои делишки с Орабеллой. Не беспокойтесь, он вам больше не причинит никакого вреда.
   Бубба кивнул головой и повернулся к мистеру Уэйнрайту.
   — У меня в Холлоу есть небольшой домишко. Хотя теперь мне придется жить в замке… я как-нибудь съезжу в Северную Каролину. Там есть миссис Макинтош. Она мне всегда там готовит ужин. Но я обязательно вернусь в Авентину, где овцы похожи на больших белых собак, мистер Уэйнрайт. Они похожи на Мортона. У меня будут настоящие собаки и столько, сколько я захочу. Ну… а теперь до свидания, мистер Уэйнрайт! До свидания, Мортон! Мне уже надо идти на корабль.
   — Замок? — удивился мистер Уэйнрайт. Пичи пожала руку мистеру Уэйнрайту.
   — Спасибо за все, что вы сделали для нас, мистер Уэйнрайт. Вы были настоящим другом…
   — До свидания, — сказал Сенека. — Мы, действительно, благодарны вам за все. И если вам нужна будет настоящая помощь, дайте мне, пожалуйста, знать.
   — Хорошо, — ответил мистер Уэйнрайт. — Я напишу вам и вашей жене. Куда мне посылать письмо? — спросил он.
   — Присылайте в Авентину, — сказал Сенека.
   — Авентину? — переспросил мистер Уэйнрайт. — Островное королевство, что ли? То, что расположено где-то в Северном море?
   — Да, — ответил Сенека.
   — Там король Зейн. Я читал о нем в газетах. Он продает пасхальные цветы. Вы когда-нибудь встречались с ним?
   Сенека взял осла под уздцы и ответил:
   — Он — мой отец.
   Мистер Уэйнрайт раскрыл рот от удивления и отошел в сторону.
   — Ваш отец? — переспросил он.
   — Да, как видите, — сказал Сенека. — Я — наследный принц Авентины. Прощайте, сэр. Всего вам хорошего!
   — Н… наследный принц… ох… да… мистер Бриндиси… Конечно… Конечно, — пробормотал он. — Что еще сказать? Прощайте!
   — Мортон! — обратился он к своему псу. — Они и вправду странные, очень странные люди. Я еще никогда таких не видел.
   Пичи наклонилась и набрала в руку земли, авентинской земли.
   — Вот мы и дома! — прошептала она, разглядывая землю в руках и пропуская ее сквозь пальцы. Взглянув, она увидела, как Бубба торопился по тропинке, ведущей в глубину острова. За собой он вел своего осла.
   — Бубба! — окликнула его Пичи. — Ты не хотел бы выехать во дворец в экипаже?
   — Нет, — ответил Бубба. — Я хочу побегать по лугу среди белых овец. Они такие большие, как Мортон. Ну, все! До свидания, принцесса-кузина Пичи! До свидания принц-кузен Сенека! До свидания, белка, солдаты, корабль! До свидания!..
   Усмехнувшись, Сенека помахал рукой новоявленному члену королевской семьи. Все еще улыбаясь, он повернулся к Медарду, капитану стражи.
   — Мой отец знает о нашем возвращении? — спросил он у него.
   Медард утвердительно кивнул головой.
   — Мы знали, что вы на борту корабля, и поспешили встретить вас! Здесь ваши слуги, ваше высочество. Они отнесут ваши вещи во дворец. А еще с нами Кэтти и Нидия — личные слуги принцессы, — сказал Медард.