Пейсли Ребекка. Полночь и магнолии

   — Мы будем так с тобой танцевать! Ты сможешь танцевать в том темпе, что я задам? — властно спросил он, еще сильнее прижимая ее к себе.
   Пичи вдруг стало страшно. Она стала сопротивляться и располосовала Тэсу щеку своими ногтями. Она ужаснулась, когда заметила в его глазах вспыхнувший неудержимый огонь страсти. На какое-то мгновение их внимание привлек странный звук. Это белка Пичи серым комком слетела с дерева и приземлилась у Тэса на боку. Ох, как она вцепилась своими лапками в него! Тэс зарычал от боли, схватил белку у себя на плече и сбросил на землю. Он тяжело дышал и старался рассмотреть, что за животное атаковало его.
   Пичи, воспользовавшись замешательством Тэса, попыталась убежать, но он легко поймал ее.
   — Не думаешь ли ты, что это маленькое дикое животное, которое вцепилось мне в плечо, может меня остановить? — спросил он ее. — Пора уже и тебе прочитать мои цыганские мысли. Читай в моих глазах, и ты поймешь, что я себе никогда ни в чем не отказываю.
   Он прислонился спиной к дубу, улыбаясь смотрел на Пичи.
   — Женщина огня! Ты зажигательная, возбуждающая женщина! — сказал он ей. — И сейчас ты будешь кричать. Ты будешь драться, пока я возьму тебя. А я буду наслаждаться от твоих криков. Тебе никто не поможет, ведь мы здесь одни, — напомнил он ей.
   — Мы здесь одни, — повторил он и резким рывком опрокинул ее, вдавливая своим телом в землю.
   — Кричи! — приказал он ей. И она закричала. Она кричала и звала только одного — Сенеку.
   Сенека остановился. Что-то непонятное передвигалось вверху. Он задрал голову вверх и увидел белку. Это была белка Пичи. Она стремглав бросилась вниз, затем прыгнула Сенеке на грудь, потом вниз. Она повторила это несколько раз. Сенека понял, что белка как бы пытается ему что-то сказать. У Сенеки стало тревожно на душе. Он старался рассмотреть крошечный маленький домик вдалеке. Сумка с кроликом выпала у него из рук и упала наземь с таким звуком, что Сенеке показалось, что его кто-то зовет.
   Ему вдруг показалось, что Пичи в опасности, и он быстро побежал к домику. Подбегая к нему, он различил фургон и тотчас же понял, что Пичи стала жертвой цыган.
   — Се-не-ка! — раздался откуда-то ее душераздирающий голос.
   Он спрыгнул на тропинку, ведущую в лес, и побежал на звук ее голоса. И вдруг он увидел ее… Она боролась, сопротивлялась и пыталась вырваться из-под ухмыляющегося мужчины, который распластал ее на земле.
   Испуганным диким взглядом она уловила Сенеку. А он был уже рядом. Он собирался убить разбойника, который посмел прикоснуться к его ангелу.
   — Сенека! Сенека! — звала Пичи на помощь. Тэс поднял голову и обезумел от страха, увидев огромного мужчину, склонившегося над ним. В следующую минуту он уже ничего не мог понять, так как со свистом летел по воздуху. Это Сенека сгреб его и бросил к подножию дуба. Больно ударившись, Тэс все же нашел в себе силы, чтобы подняться на ноги и посмотреть на человека, который осмелился так швырнуть его. Злость и оскорбление бушевали в нем.
   — Ты, должно быть, Сенека? — спросил он, вытирая кровь на губах. — Ты сегодня охотился и сейчас пристрелишь меня, так?
   Сенека посмотрел на лицо цыгана, а затем заметил еще троих, стоявших неподалеку. Он осторожно взял Пичи за руку и поставил ее на ноги.
   — Он…
   — Нет, — не дала ему договорить Пичи. — Ты поспел вовремя…
   Не важно, что этот цыган не изнасиловал Пичи, он, Сенека, все равно собирался его убить. Он жестом показал Пичи встать рядом с ним, снял ружье и нацелился в Тэса. Сенека знал, что ружье ему сейчас не поможет, так как последнюю свою пулю он израсходовал на зайца. Но этого то и не знал этот самонадеянный цыган, стоявший сейчас напротив. Тэс стоял и смотрел на ружье. Он прекрасно знал, что эти фермеры-англичане — прекрасные стрелки, и ему нечего было проверять реакцию Сенеки.
   — У меня нет ружья, Сенека. И я не боюсь умирать. Но мне не хотелось бы умереть без шанса побороться за свою жизнь. Как видишь, у меня нет ружья, у меня только это, — он указал на свой кинжал и вынул его из ножен.
   Сенека улыбнулся.
   — Ты бросишь свое ружье? — спросил Тэс v Сенеки. — Я же не могу противостоять твоей пуле вот этим кинжалом.
   Сенека озабоченно взглянул на него и произнес:
   — У тебя нет ружья, а у меня — кинжала. Тэс почувствовал, что у него гора свалилась с плеч.
   «Невежественные фермеры могут только стрелять, — думал про себя Тэс, — а вот владеть кинжалом так, как он, они не могут. Поэтому он убьет этого Сенеку, а эту девушку сделает своею».
   С этими мыслями он обратился к Сенеке.
   — Эти проблемы легко разрешимы, Сенека, — сказал он. — Отец, ты должен одолжить этому честному человеку свой кинжал. Он дает твоему сыну шанс защититься.
   Камло, улыбнувшись, вынул свой кинжал и бросил его к ногам Сенеки.
   — Сенека! — прошептала Пичи. Глазами он сказал, чтобы она не боялась за него. Она кивнула головой и отошла в сторону. Сенека посмотрел на землю. Там, у его ног, лежало оружие, знакомое ему, его руке. Он поднял оружие и несколько раз разрезал клинком воздух.
   Тэс нахмурился. Ему вдруг не по душе пришлось спокойствие Сенеки и вдобавок его глаза… Они горели таким блеском, как и острие клинка. У Тэса затряслась рука.
   — Ты владеешь искусством боя на кинжалах, Сенека? — спросил молодой цыган.
   Сенека только улыбнулся, а затем, шаг за шагом, стал приближаться к противнику. Они скрестили свои клинки. Неуловимым движением руки Сенека полоснул цыгана по щеке.
   — Это твоя, цыган, кровь струится, — сказал Сенека. — Ты сдаешься?
   Тэс затряс головой. Сенека был прекрасен в своих движениях. Он угадывал каждое движение цыгана и ловко отражал каждую его атаку. Цыган очень хорошо владел этим оружием, это было очевидно. Но страх перед Сенекой заставлял его поступать опрометчиво. Сенека играл с ним. Он нанес ему легкие удары кинжалом по другой щеке, лбу и шее. Из ран начала струиться кровь. Обманным движением Сенека заставил своего противника раскрыться и нанес ему удар прямо в левое плечо. Гримаса боли исказила лицо цыгана. Сенека еще раз поднял кинжал:
   — Ты посмел приложить свои грязные руки к принцессе Авентины, цыган. Наказание за это — смерть.
   Тэс побледнел.
   — Сенека, — прошептал он, — лучший мастер фехтования. — Ты… принц Авентины…
   — Польщен тем, что ты узнал меня, — сказал Сенека и наставил острие кинжала прямо в область сердца.
   — Сожалею, но пощады быть не может…
   — Нет, Сенека! — закричала Пичи, подбегая к нему. — Ты не сможешь убить его! Не сможешь! Бога ради, дай ему уйти! Сенека, дай ему уйти! Сенека посмотрел в черные цыганские глаза. — Принцесса права. Кинжал с клинком — слишком хорошее оружие, чтобы лишать жизни таких разбойников, как ты. Я даю тебе и твоей семье одну минуту, чтобы убраться отсюда. Если вы не уложитесь в это время, то я насажу вас, как на вертел, вот на эти деревья, и вы умрете в агонии.
   Только тогда, как борзый конь набрал скорость, Сенека разглядел знакомый мешок на поясе у отца цыгана. Сенека сжал зубы. Но ничто в жизни, ни золото, ни драгоценности, не было для него так ценно, как Пичи.
   Он повернулся к ней и сгреб ее своими руками.
   — Ты в порядке? — спросил он.
   — Я совсем не пострадала, — ответила она и прильнула своей щекой к его щеке, а затем и к его груди, слушая, как бьется ее сердце.
   — Ты спас меня от этих цыган-чудовищ, — прошептала она.
   Он поднял ее лицо и заглянул в ее прекрасные глаза.
   — Я никогда теперь не оставлю тебя одну. Не важно, что я не буду есть свежего мяса, но я не оставлю тебя одну, — сказал Сенека.
   Она обхватила его руками за талию.
   — Мы сможем покупать мясо в селе. Тебе не надо будет ходить на охоту.
   Сенека на минуту закрыл глаза.
   — Я никогда не думал, что сам себе когда-нибудь скажу, что у меня нет денег. Не надо ничего говорить. Они украли сумку с золотом, Пичи, — с горечью произнес Сенека.
   Пичи сначала нахмурилась, а затем улыбнулась.
   — Это тот мешок, что висел у камина? — спросила она.
   — Да, я видел его на поясе у старого цыгана. Пичи еще больше улыбнулась.
   — Сенека, я все твое золото вынула из той сумки и поместила его в вазу, что стоит в спальне. А тот мешок, что украли цыгане, был с орехами для белки, — сообщила она.
   — Так все, что они увезли, был мешок с орехами? — переспросил Сенека и расхохотался.
   Он бросил кинжал на землю, поднял Пичи на руки и понес в домик.
   — Скажи мне, что с тобой все хорошо, — попросил он ее.
   — Действительно, — подтвердила она. — Со мной ничего плохого не случилось. Но я все еще чувствую какую-то досаду.
   — Почему? — спросил он ее. — Ну, видишь ли, я, наконец, видела настоящих живых цыган своими собственными глазами. Я видела, как один из них орудовал кинжалом. Но знаешь? Я так и не потанцевала с ними…
   Сенека остановился.
   — А не хотела бы ты вместо танцев с цыганами, покачаться на деревьях с настоящим принцем?
   Она согласно кивнула. Сенека завернул туда, где в лесу висело несколько веревок.
   Вдруг раздался знакомый голос. Это кричал мистер Уэйнрайт.
   — Я видел фургон с цыганами на дороге. Они что-нибудь натворили?
   Сенека повернулся на голос и увидел мистера Уэйнрайта, а с ним еще старую женщину в темно-зеленых лохмотьях, с капюшоном на голове. У женщины в руках была прикрытая корзина.
   — Все хорошо, мистер Уэйнрайт, — сказал Сенека.
   Он опустил Пичи на землю и обнял ее рукой за талию.
   — Ну хорошо, если все хорошо, — сказал мистер Уэйнрайт. — Да, а это миссис Бэлли. Она, как и вы, нездешняя. Я встретил ее и ее племянника вчера в селе. Молодой человек большей частью молчит, но он совершенно очарован моей собакой. Я уверен, что он захотел встретиться с вами обоими, но сейчас он предпочитает бегать с Мортоном по полям.
   Орабелла ухмыльнулась под капюшоном, молча благодаря большую собаку, которая так пленила сердце и ум Буббы. Любовь Буббы к животным дала наконец-таки ей возможность встретиться с Пичи одной.
   — Миссис Бэлли принесла вам корзину с продуктами, — сказал мистер Уэйнрайт.
   Орабелла вытащила корзину с продуктами, тщательно маскируя свое лицо капюшоном.
   — Я надеялась познакомиться с вами, — пробормотала она.
   Пичи приняла корзину.
   — Спасибо, мэм! — сказала она. — Так приятно получать такой подарок. Прекрасная накидка, хочу вам сказать, — произнесла Пичи и сняла накидку с корзины. Ба! Да ведь там же горох! Мне вспоминается гороховый суп, который любила готовить моя матушка. Я выросла на этом супе, знаете ли, — сказала Пичи.
   Орабелла закивала головой. Мистер Уэйнрайт улыбнулся и сказал:
   — Можно нам у вас немного погостить, мистер и миссис Бриндиси? Мне бы хотелосьуслышать, как вы проводите время здесь.
   — Может быть, в другой раз, — сказал Сенека. — Сейчас мы очень заняты.
   — О, я вижу. Вас что-то тревожит?
   Сенека заглянул Пичи в изумрудно-зеленые глаза и улыбнулся.
   — Мы собираемся качаться на деревьях, мистер Уэйнрайт, — сообщил ему Сенека.
   — Качаться на деревьях? О… да. Совершенно верно. Качаться на деревьях… — повторил мистер Уэйнрайт и, нахмурившись, пошел по дороге назад.
   — Очень странная пара, надо сказать, миссис Бэлли, — сказал Уэйнрайт Орабелле. — Таких чудаков я еще ни разу не встречал. Странно, мистер Бриндиси чего-то заказал гроб для своей жены, а она еще даже не умерла?
   Орабелла торжествующе улыбнулась.

Глава 17

   — Смотри сюда, — крикнул Сенека Пичи.
   Она сидела у дерева, на которое вскарабкался Сенека.
   — Я смотрю, — ответила Пичи, снимая тряпку, что покрывала корзину с пищей. В корзине были горох, хлеб, фрукты, овощи и сыр. Все это принесла миссис Бэлли. Пичи смотрела на еду, в ее желудке заурчало, так ей захотелось есть.
   — Ты же не смотришь, Пичи! — раздосадованно сказал Сенека.
   Она улыбнулась. Сейчас он был похож, скорее, на озорного мальчишку, нежели на принца. Но все же это был Сенека, который, наконец, научился совмещать работу с игрой и делать все сразу вместе. Это был человек, который постиг, что самая чудесная вещь в жизни — это просто возможность находить и наслаждаться каждым мгновением счастья, независимо от того, много его или мало.
   — Пичи! — крикнул вновь Сенека.
   — Я люблю тебя, Сенека! — прокричала она.
   — Если ты действительно любила бы меня, то ты бы посмотрела на меня.
   Улыбаясь, она посмотрела наверх.
   — Я смотрю, мой дорогой.
   Удовлетворенный тем, что она наконец-то поглядела на него, Сенека крикнул:
   — Я собираюсь спуститься с этой ветки на веревке, а потом я собираюсь поймать другую веревку и спуститься с той ветки, что свисает над ручьем, — сообщил ей он.
   Он просвистел на веревке прямо перед ее лицом и остановился на мощном суке дерева, свисающем над ручьем.
   — Убьешься, Сенека! — закричала она.
   — Не беспокойся, Пичи! Я проделывал это тысячу раз, — громко проговорил он.
   — Ты — величайший лгун на всем белом свете. Ты же прекрасно знаешь, что никогда этим не занимался, а говоришь, — сказала Пичи.
   — Занимался. В мечтах своих я все это проделывал много раз.
   — Это не одно и то же. Гляди…
   Она не успела распорядиться дальше, как сук, на котором стоял Сенека, треснул, а затем обломился, увлекая с собой Сенеку вниз, в воды ручья. Вылезая из воды и отряхиваясь, он произнес:
   — Боже! Это было забавно!
   Пичи каталась со смеху до тех пор, пока Сенека не поднял ее с земли.
   — Удивляюсь, — говорила она. — Как ты не сломал свою дурную голову?
   — Знаешь, чего бы мне хотелось сейчас? — спросил он.
   — Прыгнуть с крыши нашего домика или, возможно, полететь? — спросила она.
   Сенека прильнул к ее щеке и прошептал:
   — Мне бы хотелось увидеть тебя обнаженной, принцесса. Мне бы хотелось преклониться перед твоим телом и любить каждую его частичку. Мне бы хотелось доставить тебе такое удовольствие, Пичи, которого ты еще не испытывала. Ну, что скажешь, жена? — спросил он ее, подталкивая к домику.
   Их желания совпадали. Он поднял ее на руки.
   — Корзину… — сказала она ему. — Возьми вот эту корзину с едой.
   Он, молча, подхватил корзину и вместе со своей ношей пошел в домик. Не дожидаясь даже того момента, когда они попадут в спальню, он начал раздевать ее еще по пути. Они были еще на кухне, когда на Пичи уже ничего не осталось из одежды. Он начал снимать свою одежду, а Пичи поспешила в спальню. Вдруг она услышала какой-то шум: это Сенека второпях чуть было не опрокинул стул.
   — Черт побери! — пробурчал он.
   Пичи стало смешно. Она решила подшутить. Очень быстро она отыскала место, куда можно было спрятаться. Этот человек никогда в своей жизни не играл в прятки, и, если он действительно хотел доставить ей удовольствие, то он непременно первым найдет ее. Она решила спрятаться под кроватью. Едва она залезла туда, как в комнату вошел Сенека. Он был так близко от нее, что пальцы его босых ног едва не дотронулись до ее щеки.
   — Пичи? — удивленно позвал он ее. Она едва удержалась от желания, чтобы не пощекотать его за пальцы.
   — Пичи, где же ты? — настойчиво повторил он. Она видела, как он дошел до конца кровати. Дальше она не разглядела, так как спустившийся с кровати конец пледа закрывал ей весь обзор. Она напряглась и прислушалась, но ничего не услышала. Ей стало любопытно, и она вылезла из-под кровати. Осмотрев хорошенько комнату, она не обнаружила в ней Сенеки.
   — Сенека? Сенека? Где ты? — в свою очередь спросила она.
   Не услышав ответа, она заглянула в крошечный шкаф, но ничего, кроме обуви и одежды, там не обнаружила. Она нахмурилась. Не мог же он выйти из комнаты! Она бы об этом узнала и увидела из своего укрытия. Он также не мог вылезти через небольшое оконце. Слишком он был велик, чтобы пролезть туда.
   — Сенека, черт возьми, где ты? Ты словно сквозь землю провалился!
   Ее сердце зашлось, когда пальцы ее ног зацепились за что-то теплое.
   — О, боже! — закричала она, вспрыгнув на кровать. — Крысы! Крысы!
   Заливистый смех раздался из-под кровати. У Пичи чуть было глаза на лоб не вылезли от удивления.
   — Как, черт побери, дружище, ты попал под кровать? Я ведь тебя не заметила! — сказала она ему. — Вылезай!
   Сенека вылез из-под кровати и все объяснил ей.
   — Ты не услышала меня потому, что в тот момент, когда ты вылезала, я залезал с другой стороны. Это ведь была твоя идея сыграть в прятки, не так ли?
   — Замечательно! — воскликнула Пичи.
   — Но я знаю еще кое-что, что намного замечательнее, — загадочно произнес Сенека и подошел к ней. Она прильнула к нему, повисла у него на шее и вдруг подскочила и обняла его своими ногами за талию.
   — Давай сейчас пойдем в кровать, — прошептала она ему на ухо.
   — Нет, — ответил он.
   Пичи на мгновенье была озадачена, но прежде чем сообразила что-то, он уже поднес ее к креслу-качалке, у которого не было подлокотников. Она поняла его намерения и попыталась вырваться, но уже было поздно. Он уже садился с нею в кресло.
   — О, боже! — произнесла Пичи. — Никогда еще такого не видала! Наверное, это будет самое лучшее катанье в моей жизни! — воскликнула она.
   — А теперь сядь хорошенько, жена! — приказал он ей и сильными, мускулистыми руками поднял ее вверх, посадил на себя сверху, а затем привел кресло в движение. Медленно, очень медленно он проникал в нее, ощущая каждую частичку ее тела. Внутри у нее все затрепетало.
   — Ох, Сенека! — воскликнула она.
   — Тебе нравится, как мы сегодня любим друг друга? — спросил он.
   — Так замечательно! — прошептала она. — я переполнена любовью.
   Когда он полностью вошел в нее, то перестал раскачивать кресло взад-вперед и остановился… Мягкое покачивание кресла, мягкие, аккуратные движения Сенеки доставили Пичи большое удовольствие. Вздохнув, она наклонилась к нему и поцеловала его.
   — Пичи, — прошептал он. — Я неспроста решил любить тебя сегодня таким образом.
   — Потому что ты знал, что доставишь мне большое удовольствие? — спросила она.
   Он дотронулся своими смуглыми руками до ее груди.
   — Мне бы хотелось, чтобы ты поскорее «понесла» моего сына, — пробормотал он. — Мне так кажется, что он должен быть зачат в кресле-качалке…
   Слезы брызнули из глаз Пичи.
   — Но, Сенека. Я…
   — Ах, да, — сказал Сенека. — «Типинозис». Не думай об этом последние девять-десять месяцев.
   — Но я…
   — Ты не знаешь часа своей смерти, Пичи, — сказал он ей, нежно улыбаясь. — Она может наступить сегодня, завтра, на следующей неделе, в следующем месяце или даже через годы. В любом случае я буду желать тебе лучшего и чтобы ты мне подарила сына, прежде чем уйдешь в мир иной. Это будет последний благородный поступок с твоей стороны, действительно благородный. И я уверен, что с твоих грехов отнимут биллионы и триллионы лет в твоем чистилище, — сказал он.
   — Но… Неужели ты и впрямь думаешь, что я смогу сегодня зачать ребенка? Сейчас? В этом кресле? — спросила Пичи.
   — Если не сможем сегодня, то мы будем повторять это каждый день, пока не дадим жизнь нашему сыну… — А может быть, это будет девочка…
   — Это будет мальчик, мой сын.
   — Но…
   — Моим первенцем будет сын, и больше я ничего не желаю слушать, жена.
   — Твой первенец, — прошептала она. — Твой наследник.
   Сенека прекратил раскачивать кресло. — Тебе надо вернуться назад, Сенекерс! — сказала она. — Ты не можешь отказаться от короны, если люди нуждаются в тебе. Ты же знаешь, что твой отец не сможет всю жизнь быть королем. Когда-то ты взойдешь на золотой трон и ты сможешь помогать людям, — сказала она.
   Сенека вновь начал раскачивать кресло. Пичи сидела напротив него. Они любили друг друга. Они соединились так страстно губы к губам, грудь к груди, сердце к сердцу, что так могли соединиться лишь любящие друг друга мужчина и женщина…
   Когда Пичи была на грани экстаза, Сенека прошептал ей на ухо:
   — А теперь я подожду, подожду до тех пор, пока ты не «понесешь» моего сына, которого я так хочу иметь вместе с тобой.
   Они оставались неподвижными довольно долгое время. Оба они пребывали в надежде, что совершится чудо и внутри Пичи появится живое существо — их сын.
   — И я божусь, что когда ты начнешь поправляться с ребенком… когда ты не сможешь делать ничего и будешь ходить переваливающейся походкой, я буду навещать тебя так часто, как разрешит моя любимая жена, — сказал Сенека.
   Он дотронулся до ее спины.
   — Жена, прекрати так ерзать! Не потревожь моего сына! — заявил Сенека.
   — О, Боже! Не прошло и пяти минут, как парнишка зародился на свет, а ты боишься. У него, должно быть, только появились уши! — воскликнула Пичи.
   — Чьи лучше ему подойдут — твои или мои? Они долго пребывали в безмолвии, пока их покой не нарушил резкий стук в дверь. Сенека практически опрокинул Пичи на пол, пытаясь быстро встать и одеться.
   — Боже! — воскликнула Пичи. — Минуту назад ты беспокоился о своем ребенке, а сейчас чуть было не вывернул его наизнанку.
   Ухмыльнувшись, Сенека сгреб брюки, быстро оделся и побежал в кухню на стук.
   — Мистер Бриндиси! — раздался чей-то голос. — Я пришел сообщить, что гроб для вашей жены уже готов.
   Сенека понял, что это был плотник Джон Мид.
   — Я думал, что ваша жена зайдет посмотреть его. Магазин закроется через час.
   — О, да, мистер Мид! — крикнула ему из спальни Пичи. — Мы будем быстрее, чем кот сможет облизать свою…
   — Свою лапу, — быстро закончил Сенека, прежде чем она могла произнести слово, которое бы привело плотника в шок. Сенека поспешил прикрыть дверь, а Пичи, наскоро одевшись, была уже на кухне.
   — Поторопись, Сенека! — взволнованно сказала она.
   Сенека понял, что никакие силы на земле не удержат ее от того, чтобы посмотреть на свой гроб.
   — Правда, мы не обедали и кишки мои играют победный марш, — сообщила она.
   — Хорошо, — сказал Сенека, — оставайся здесь и ешь, а я схожу и посмотрю.
   Он вышел.
   — Подожди! — крикнула ему вдогонку Пичи. — Я возьму что-нибудь из корзины с едой, что принесла нам миссис Бэлли.
   И она, схватив кусок сыра и маленький кусок хлеба, пустилась догонять Сенека.
   Она проглотила сыр, еще не добежав до фургона.
   — Ты и впрямь не хочешь съесть кусочек этого хлеба, Сенекерс? — спросила Пичи мужа в то время, когда он заворачивал повозку на сельскую площадь. — Ты же совсем ничего не ел!
   Он покачал головой и остановил осла рядом с колодцем. Он помог Пичи спуститься на землю, и они направились прямо к лавке мистера Мида. Рядом с ними прыгала белка. У Пичи дух перехватило, когда она увидала свой гроб. Он стоял посередине лавки на деревянной подставке. Крышка была приоткрыта: она как бы торопила ее.
   — Дуб! — прошептала Пичи и пробежала рукой по краям крышки. — Я даже и мечтать об этом не могла. Просто рассчитывала на сосновый ящик. А тут!!!
   — Для моей жены — самое лучшее! — сказал Сенека.
   Он закрыл глаза и тихо смеялся ей на ухо.
   — Только самое-пресамое лучшее для моей жены.
   Пичи тщательно осмотрела гроб со всех сторон, проверила, как он закрывается, и поблагодарила мистера Мида за работу. Он, действительно, выполнил заказ так, как она хотела.
   С одной стороны крышки был нарисован ее крошечный домик в Поссом Холлоу, а с другой — прекрасный дворец Авентины на фоне прекрасного леса.
   Работа превзошла все ее ожидания. Внутри все было отделано изумрудно-зеленым атласом.
   — Тебе нравится этот зеленый цвет, Сенека? Сенека посмотрел и сказал:
   — Да, нравится. Мне всегда этот цвет нравился на тебе. Изумительно, что ты будешь носить этот цвет целую вечность! — воскликнул Сенека.
   — Все сделано так, как надо! И, самое главное, он очень комфортабелен. А еще атлас — это мне и впрямь подойдет, — сказала Пичи.
   — Что подойдет? — не понял ее Сенека. Она подошла к Сенеке и попросила:
   — Помоги мне залезть в него. Только тогда, когда я улягусь в него, я буду уверена, что он мне не лгал. А вдруг он мне будет мал и придется с хрустом подгибать мне пальцы. Это будет ужасно. — Пичи, Бога ради! — сказал Сенека. — Не складывайся туда, — попросил он ее. — Да? Если ты мне не поможешь, то я все равно испробую, — сказала она и полезла в гроб.
   Она улеглась на дно, и белка ее улеглась рядышком. Это было ужасное зрелище. Она была помешана на своей смерти. Она была абсолютно и совершенно сумасшедшей.
   — Пичи, — сказал Сенека. — Достаточно. Вылезай!
   — Как я выгляжу? — спросила она, не слушая его.
   А Сенека даже и не знал, как вытянуть ее оттуда.
   — Знаешь, что, — сказал он ей, — ведь у мертвых всегда руки скрещены на груди.
   Она скрестила руки на груди и спросила опять:
   — А теперь как? Я тебе нравлюсь?
   — Мистер Бриндиси! — раздался вдруг голос Уэйнрайта. — А где же ваша жена?
   — Лежит в своем гробу, мистер Уэйнрайт, — сказал Сенека и показал на Пичи.
   Мистер Уэйнрайт был почти что в шоке. Ему даже пришлось опереться на крышку гроба, чтобы не упасть. А когда понял, на что он облокотился, то отскочил, как ужаленный.
   — О, Боже! Миссис Бриндиси! Вы же еще не мертвы! — воскликнул он.
   — Она практикуется, — пояснил Сенека.
   Он взглянул на Пичи. Та лежала с закрытыми глазами и едва дышала.
   — Так быстро умерла? — поддразнил он ее. — Надо бы знать, прежде чем умирать, что тебе нужно в руках держать лилию, — сказал Сенека.
   Он рассмотрел в толпе зевак женщину с корзиной свежесрезанной жимолости. Дав женщине золотую монету за цветущую ветку, он вручил ее Пичи. Взяв ветку в руки, Пичи вдруг поняла, что не ощущает ее. Но она знала, что ветка была в ее руках, она видела ее, но не ощущала ее.