Питерс Натали. Опасное наваждение

   – Я вспоминаю одного умершего человека.
   – Кого?
   Сет бросил на меня злой взгляд.
   – Это тебя не касается. Оставь меня в покое! Я слегка наклонила голову, глядя на него.
   – Нельзя вспоминать мертвых со злобой и сожалением.
   – Заткнись и оставь меня одного! – рявкнул он. Этот разговор состоялся днем, а вечером того же дня мы отправились в оперу на «Норму» Беллини. Я мгновенно влюбилась в Поллиона, римского солдата, и решила, что стану оперной певицей.
   – Я могу петь намного лучше, чем та жирная корова, – сообщила я Сету, когда мы ехали после представления домой. – Да любая цыганка споет лучше. – Я всегда отличалась хорошим слухом и тут же напела первые ноты арии из первого акта. Я на самом деле пела лучше, чем та сопрано, что изображала Норму, но Сет так не думал.
   – Заткнись, – сказал он. – Прекрати этот шум.
   – Это не шум, – оправдывалась я. – Это пение! Когда я счастлива, то…
   – Заткнись, я сказал! Иначе пойдешь домой пешком. Я подчинилась. Впрочем, той ночью, несмотря на его настроение, мы, как обычно, занимались любовью. Или, может быть, благодаря этому настроению. Я жила с Сетом под одной крышей уже достаточно долго, чтобы понять, что он относится к постели так же, как виски с бренди: для него это был путь к забвению. Сет действовал быстро и бесстрастно. Закончив, он молча вышел из моей спальни.
   На следующее утро Жюль был занят каким-то делом и попросил меня отнести поднос с завтраком в комнату мсье Сета. Я постучала в дверь и вошла. Его кровать походила на поле боя: простыни сбиты, подушки и одеяло свалены в груду на полу. Сет, совершенно обнаженный, лежал на спине и храпел. В комнате стоял тяжелый запах перегара и сигарного дыма.
   Поставив поднос на столик около кровати, я подошла к окну и отдернула шторы. Сет застонал и закрыл лицо ладонью. Как сейчас помню, на улице шел сильный дождь, и я несколько минут постояла, глядя, как вода ручейками сбегает по оконному стеклу и заливает кроны каштановых деревьев. Поездка верхом, как видно, откладывалась на неопределенное время.
   Я повернулась спиной к окну.
   – Доброе утро. – Улыбнувшись, я присела на край кровати. – Отвратительная погода. Ты что, собираешься спать вечно?
   – Убирайся! – пробормотал Сет, отворачиваясь от меня.
   – Тебе плохо, потому что ты напился вчера вечером, – сказала я. – Давай-ка, выпей горячего кофе и сразу почувствуешь себя лучше.
   – К черту кофе, – прорычал Сет, – забирай его и проваливай!
   – Сегодня ты похож на разбуженного медведя.
   – Оставь меня в покое, дьявол тебя забери! – Сет резко сел и занес руку для удара, но я успела увернуться. Он схватил кофейник и швырнул его мне в голову. Я отшатнулась и быстро выбежала из комнаты.
   Когда я вернулась на кухню, то вся пылала от гнева. Жюль только взглянул на меня и тут же спросил:
   – Я вижу, сегодня у хозяина неважный день, да?
   – Если ты имеешь в виду, что он похож на бешеную собаку, которой прищемили хвост, тогда да, – горько отозвалась я. – Я его ненавижу. Ненавижу!
   Жюль покачал головой.
   – Надеюсь, это не продлится долго. Прошлый раз он был в таком состоянии три недели.
   – В таком состоянии? Не понимаю.
   – У хозяина частенько случаются приступы меланхолии, – объяснил Жюль.
   – Я и раньше видела эти приступы. Иногда он часами не разговаривал со мной.
   – Могу поспорить, вы никогда не видели его таким, как сегодня.
   Жюль оказался прав. В тот день Сет превратился в человека, которого я не знала. Он оставался в спальне до полудня, после чего наконец спустился в кухню, где я помогала Жюлю резать лук для жаркого. Сет был небрит и неряшливо одет – это так не вязалось с его обычной щеголеватой аккуратностью – и сильно хромал. «Вот еще одна причина для плохого настроения», – подумала я.
   Он пил три дня, отказываясь от еды. И все это время я была вынуждена сидеть в доме, так как на улице шел сильный дождь. Он ни с кем не разговаривал, ни с Жюлем, ни со мной, ни даже со своим другом – забавным и жизнерадостным Франциско Нервалем, который заглянул к нам на второй день хандры Сета. Мы с Жюлем ходили на цыпочках и разговаривали шепотом. Я не осмеливалась петь, да вообще-то у меня и не было особого желания.
   На четвертый день погода немного улучшилась, и я рассудила, что пора положить конец моему вынужденному затворничеству. Одев свой костюм для верховой езды, я направила Блайза в Булонский лес.
   Я ненавидела размеренную рысь по дорожкам парка, но на восточной окраине леса было большое открытое поле, где мы обычно катались с Сетом. Выехав на опушку, я пришпорила Блайза, и мы понеслись галопом. Когда я все-таки осадила коня, то громко рассмеялась, настолько хорошо было вновь оказаться на воздухе в этот теплый июльский день.
   Рядом послышался стук копыт, и я оглянулась. Из-за деревьев выехал всадник на великолепном гнедом жеребце и направился ко мне. Когда он подъехал поближе, я узнала Мартина де Верней, молодого герцога, который был так внимателен ко мне на балу у Делакруа.
   – Графиня, – радостно воскликнул он, остановив лошадь. – Я увидел, как бешено скачет ваша лошадь, и испугался, что она понесла. Рад, что я ошибся.
   – Да нет же, – неожиданно смутилась я. – Мы с Блайзом любим галоп.
   – Необыкновенное животное, – сказал Мартин де Верней, окидывая восхищенным взглядом черного жеребца. Затем он взглянул мне в глаза. – Я надеялся увидеться с вами вновь, графиня.
   – Я не графиня, – резко ответила я. – Простите меня, мсье, но я очень спешу… – Я пришпорила Блайза и ускакала прочь, унося в памяти выражение обиды в глазах молодого человека. «Что мне до него? – гневно подумала я. – Он для меня ничто. Ничто!»
   Когда я вернулась на рю де Монморанси, Жюль ставил в вазы у входа букеты лилий.
   – Не хотите взять немного цветов с собой в комнату, мадемуазель?
   – О, Жюль, я уже говорила тебе раньше, что приносить в дом срезанные цветы – плохая примета! – Я качнула головой. – Но эти лилии так красивы… Может быть, только несколько цветков.
   Жюль улыбнулся, а я, рассмеявшись, начала подниматься по ступеням на второй этаж. Внезапно я остановилась. На верхней ступеньке лестницы меня поджидал Сет. Он выглядел ужасно: бледный, заросший трехдневной щетиной. Глаза его покраснели и воспалились. Он тяжело опирался на трость.
   – Где ты была? – спросил он хриплым голосом, с трудом ворочая языком.
   – Почему ты спрашиваешь? – холодно осведомилась я. – У тебя закончилась выпивка и некому было сходить в винную лавку?
   – Я спрашиваю, где ты была! – рявкнул он. Я попыталась пройти мимо, но он меня остановил.
   – Каталась на Блайзе в лесу, – я указала рукой на свой костюм, – как это понял бы любой, будь он даже в твоем состоянии.
   Сет облизал губы.
   – Не смей никуда выходить без меня. Тебе запрещается выходить одной.
   Я посмотрела на него со смешанным чувством жалости и презрения.
   – Я не слушаюсь приказов пьяниц. Сет схватил меня за плечо.
   – Я здесь хозяин! – выкрикнул он. – И ты, черт побери, будешь выполнять мои приказы! Иди в свою комнату.
   – Убери от меня руки! Мне больно.
   – Я причиню тебе еще большую боль, мисс Наглость. – Сет грубо встряхнул меня.
   – Я не твоя рабыня. Пусти меня… Ой.
   Сет вывернул мою руку за спину и подтащил меня ближе к себе. От сильного запаха перегара у меня заслезились глаза. Я подумала, что у меня сломается рука, если он ее сейчас же не отпустит, и стегнула Сета зажатым в другой руке хлыстиком. Удар был не сильным, но пришелся ему по шее. В следующее мгновение я почувствовала резкую боль и сразу потеряла сознание. Когда я очнулась, то обнаружила, что лежу на полу. В ушах звенело. Я осторожно потрогала свой нос и, отняв руку, увидела на ладони кровь. Сет стоял надо мной.
   – Тебе полегчало? – тихо спросила я. – Особенно теперь, когда ты силой доказал, кто здесь хозяин.
   Сет слегка качнулся.
   – Вставай, – хрипло приказал он. – Ты ничуть не пострадала.
   – И ты тоже, – сказала я, поднимаясь на ноги. – Ты просто любишь бить молоденьких женщин – так, ради удовольствия. Ты напомнил мне моего деда в то время, когда он умирал. Хорошие дни тогда чередовались с плохими, когда он едва отрывал голову от подушки, так он ослабел. Даже если он чувствовал себя хорошо, болезнь все равно оставалась в нем, она с каждым днем все сильнее пожирала его, отнимая у деда последние силы. В конце концов он умер.
   – Заткнись, – оборвал Сет. – Меня не интересуют твои проклятия, чертова цыганка.
   – Это не проклятия. – Я приложила к носу платочек. – У тебя болезнь не в теле, а в твоей душе, в твоем сердце. И виски не прогонит ее.
   Казалось, Сет раздулся от гнева. Он надвигался на меня, размахивая поднятой тростью. Я смотрела на него твердо и осуждающе. Сет сделал движение, словно хотел ударить меня, но я даже не моргнула.
   – Я тебя не боюсь, – хрипло сказала я, прошла мимо него и ушла в свою комнату.
   Через несколько минут там появился Жюль, неся тазик с холодной водой и полотенце.
   – Он сильно поранил вас, мадемуазель? – спросил он сочувственно.
   – Да нет, – я пожала плечами, – но у меня трещит голова. – Я прилегла на оттоманку, и Жюль положил мне на лоб намоченное в воде полотенце.
   – Скоро вам полегчает, – пообещал он. – Я знаю, что говорю, когда-то я был цирюльником. – В его голосе звучало сожаление. – Вы оставите хозяина?
   – Оставлю? И куда же я потом подамся? У меня нет ни единой родной души в целом свете. Кроме того, мне приходилось выдерживать в жизни удары и посильней. По сравнению с теми этот ничто. Мне кажется, Сет скрывает что-то ужасное, это что-то постоянно точит его и причиняет боль. Ты не знаешь, что это такое?
   – Нет, мадемуазель. – Жюль подхватил тазик и вышел. Я закрыла глаза. Но думала я не о Сете, а о Мартине де Верней, нежном, красивом и благородном. Он не знал, что я собой представляю, но относился ко мне по-рыцарски. Для него я была порядочной женщиной. А я ему нагрубила… Потому что смутилась. Я уже достаточно наслушалась сплетен, чтобы хорошо понимать, как называется мое нынешнее положение. Я была любовницей Сета Гаррета, его собственностью. Как только Сет от меня устанет, он выбросит меня на улицу. Или изобьет до полусмерти. Или изнасилует. Мою душу наполнило раздражение. Почему он не мог попутешествовать чуточку подольше? Тогда я была бы уже замужем за Мартином или еще кем-то, кто любил и защищал бы меня.
   Но теперь об этом нечего было и думать. В глазах парижского света я стала падшей женщиной. Шлюхой. Но шлюхи отдаются многим мужчинам, а у меня был только Сет, так что в некотором смысле я была все-таки замужем. Если я буду ему верна, то меня не смогут называть ш… Даже произнесенное в уме, это слово причиняло мне боль.
   Прошло еще два дня. Я не выходила на улицу. Не было смысла вновь злить Сета. Мудрый цыган всегда думает в первую очередь о своей шкуре. Однажды утром Сет вошел в мою спальню, чисто выбритый и одетый для прогулки верхом.
   – Пошли, – коротко приказал он. – Я уже достаточно пропылился взаперти.
   Я в этот момент причесывалась и так и застыла с расческой в руках.
   – Ты действительно достаточно протрезвел, чтобы сесть на лошадь?
   – Со мной не произошло ничего необычного, я же не болел.
   Я взглянула на него. Лицо Сета было бледным и осунувшимся, одежда слегка висела на нем. Неудивительно, что он похудел, – он же почти ничего не ел в течение недели. Я молча сняла платье и надела костюм для верховой езды. Сет все это время сидел на кровати, подперев голову кулаками, и следил за мной усталыми глазами.
   – Я готова.
   – Я говорил серьезно, когда запретил тебе одной выходить на улицу.
   – Неужели? – Мои слова прозвучали слишком резко. – А я-то думала, что ты шутишь.
   Сет сжал губы, но, не сказав ни слова, вышел. Я последовала за ним.
   Мы скакали рысью по дорожкам парка, пока не оказались на лугу, и я предложила Сету проверить, кто из нас быстрее.
   Он отрицательно качнул головой.
   – Мне кажется, у Хьюго ослабла подкова. – Хьюго был его огромный жеребец. – Сделай круг одна, а потом мы возвратимся домой.
   Я кивнула и пришпорила Блайза, направив его к поваленному дереву. Блайз легко, словно у него выросли крылья, взял препятствие. Я с любовью потрепала его по холке, а когда подняла глаза, то заметила приближающегося ко мне всадника. Это был Мартин де Верней.
   Я резко осадила Блайза, он недовольно всхрапнул и затанцевал подо мной.
   – Я проводил здесь дни и ночи, – задыхаясь от волнения, проговорил подскакавший ко мне Мартин, – все надеялся, что ты снова приедешь сюда. Не могли бы мы поговорить?
   Оглянувшись, я бросила взгляд на Сета.
   – Нет, я не могу задерживаться. Пожалуйста, постарайся меня понять. – Я развернула Блайза и поскакала прочь, надеясь, что юноша не станет меня преследовать.
   – Кто это был? – спросил Сет, когда я вернулась к нему.
   – Да никто. – Я слегка пожала плечами. – Один из тех глупых мальчишек, с которыми я познакомилась на балу. Я даже не помню его имени. Он решил, что у меня понесла лошадь, и предложил помощь.
   В тот вечер мы отправились в оперу. Давали «Лючию ди Ламмермур». Как обычно, при моем появлении стали раздаваться одобрительные восклицания, многие поворачивали головы в мою сторону, по крайней мере мужчины. Их спутницы, в свою очередь, начинали шептаться и усиленно обмахивались веерами, словно до них донесся какой-то неприятный запах. Они надеялись, что я взгляну на них, и тогда они смогут облить меня презрением, но я уже научилась здороваться лишь с теми, кто считался друзьями Сета. Даже женщины, которым я была представлена на балу у Делакруа, взяли за правило не говорить со мной, так как я теперь относилась к обитательницам совсем другого мира.
   В перерыве несколько друзей Сета заглянули к нам в ложу, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Среди них был и Мартин де Верней, который, целуя мне руку, несколько дольше, чем это считалось приличным, держал мои пальцы у своих губ. Он сделал мне комплимент по поводу моего необычайного умения управлять лошадьми.
   – Так это ты был в лесу этим утром? – спросил Сет. – Надеялся спасти Рони и помешать ей сломать шею? Я сам всегда предупреждаю ее, но она не хочет меня слушать.
   – Думаю, нам не стоит бояться за мадемуазель Рони, – улыбнулся Мартин. – Она держится на лошади, как гусар.
   Мартин оставался с нами в течение всего антракта. В его присутствии я ужасно нервничала. Сет и его друг Франциско Нерваль смеялись и болтали друг с другом, а Мартин провожал глазами каждое мое движение. Я же упорно разглядывала зрителей. Затем Сет сказал:
   – Сегодня, Рони, я отправлю тебя домой одну. У нас с Франциско дела.
   Дела, как я уже знала, означали карты. Я кивнула. Внезапно раздался голос Мартина:
   – Может быть, вы позволите мне проводить вас домой, мадемуазель? Это будет большой честью для меня.
   – Нет, пожалуйста, не беспокойтесь понапрасну, – быстро ответила я. – Можно мне пойти с тобой? – обратилась я к Сету. Он был явно недоволен, но согласился. Опечаленный Мартин тут же покинул ложу, грустно кивнув нам всем на прощание.
   – Ты вела себя не очень-то вежливо, – сказал мне после его ухода Сет. – Не стоит разочаровывать богатых, титулованных молодых людей, из них со временем могут получиться отличные любовники.
   – Ради Бога, оставь меня в покое! – прошипела я. – Он мне не нравится! Он зануда! И я не ищу… никого!
   – Помни, – сказал Сет со смешком, – связи в высшем обществе могут быть чрезвычайно полезными.
   Я полностью сосредоточилась на том, что происходило на сцене и великолепной музыке Доницетти. Как бы я хотела быть там, петь и срывать аплодисменты, чувствовать любовь зрителей.
   Карточная игра велась в доме Франциско – элегантном особняке неподалеку от Лувра. Все игроки были уже знакомы между собой. Мужчины тепло приветствовали меня, заметили Сету, что они давно не видели его, и вернулись к прерванной игре. Женщины избегали меня, как прокаженной, так что я не стала присоединяться к ним, а осталась смотреть, что происходит за столом.
   Играли в «фараона», все еще популярную игру в Европе. Правила показались мне довольно простыми: игрок делал ставку, что те или иные карты выиграют, а потом сдающий – они сдавали по очереди – раскрывал карты в двух колодах. Если загаданная карта оказывалась в первой колоде – выигрывал сдающий, если во второй, то игрок. Можно было также делать ставки на то, что определенные карты откроются раньше или позже других.
   Сет постоянно проигрывал. Каждый раз, когда он делал ставку, его карта оказывалась в первой колоде. Я сразу же почувствовала, как у него ухудшается настроение.
   – Тебя покинула удача, Сет, – рассмеялся Франциско. – Рони, ты слишком слабо вдохновляешь его.
   – Может быть, я тебя отвлекаю, – сказала я Сету. – Лучше мне уйти. – Я перегнулась через его плечо, когда он собрался делать очередные ставки, и прошептала: – Выбери шестерку червей и короля крестей, потом десятку пик и королеву бубен.
   – Что ты напридумывала? – буркнул Сет.
   – Попробуй, сам увидишь. – Я ушла в гостиную в другом крыле дома. Собравшиеся в уголке за столиком женщины повернули головы, но, узнав меня, тут же укрылись за своими веерами. Я улыбнулась им и села рядом с пианино. Я вспоминала мелодии, которые хорошо знала и любила, и тихо их напевала. У Сета в доме не было пианино, он говорил, что не выносит музыку на близком расстоянии, но на самом деле он просто не выносил моего пения.
   – Добрый вечер, мадемуазель. Вы уже устали от карт? Я подняла глаза. Рядом стоял высокий худой мужчина с большим носом и пышной гривой русых волос.
   – Я не играю в карты, – ответила я с улыбкой. – Такое глупое занятие. Сначала ты выигрываешь деньги, а затем на следующий день их же проигрываешь. Вы тоже не любите карты?
   – Боюсь, что нет. – Незнакомец одарил меня теплой улыбкой. – Пожалуйста, не стесняйтесь меня, продолжайте заниматься тем, чем вы занимались. – Его французский был хорош, хотя все-таки с еле уловимым акцентом. Я поняла, что он иностранец.
   – Да ничего особенного. – Я пожала плечами. – Пела, чтобы убить время.
   – И что вы пели?
   – Песню, которую выучила, когда была маленькой. Цыганская песня.
   – Спойте ее для меня, – попросил он, ослепительно улыбаясь. – А я попытаюсь подыграть.
   Он сел на табуретку перед пианино и провел своими невероятно длинными пальцами по клавишам. На меня обрушился каскад звуков.
   – Вы играете замечательно, мсье. Намного лучше, чем мадам Одетта.
   – Благодарю. Теперь ваш черед.
   Я спела грустную цыганскую песню о неразделенной любви, а человеку за пианино удивительным образом удавалось подбирать аккорды, которые создавали как раз нужное для песни настроение грусти и тоски.
   – Великолепно, – вздохнула я, когда мы закончили. – Вы уверены, что не слышали эту песню раньше?
   – Абсолютно уверен. Как насчет еще одной? Вы не знаете каких-нибудь песен венгерских цыган? Я их полюбил еще с детства.
   Наш табор несколько раз проходил через Венгрию, поэтому я с удовольствием напела несколько песен. Мой аккомпаниатор бурно зааплодировал.
   – Замечательное исполнение! У вас такой богатый тембр. У кого вы учились?
   – Ни у кого. Пою как могу.
   – Необыкновенный природный дар! – воскликнул незнакомец. – Вам повезло. Но будет еще лучше, если вы немного позанимаетесь с преподавателем. Я могу порекомендовать вам одного из консерваторских профессоров здесь, в Париже.
   – Увы, я не могу посещать уроки, – рассмеялась я. – Кроме того, мужчина… эээ… человек, с которым я живу, не любит, когда я пою. Он говорит, что у него от этого болит голова.
   – Просто невежа, – отозвался мой собеседник. – Вы знакомы с оперными ариями? Помните «Каста Дива» из «Нормы»?
   Он сыграл мелодию, которую я очень любила. Я напела ее, хотя и без слов. Я слышала ее только однажды, но запомнила каждую ноту.
   – Извините! – Над нами стояла пухлая блондинка. Незнакомец встал, и она сразу же взяла его под руку. – Дорогой Ференц, ты всегда убегаешь куда-то. Но я знаю, где тебя искать – у пианино. – Женщина бросила на меня холодный взгляд. – Пойдем вместе поужинаем. Вы простите нас, мадемуазель? – Меня она явно не собиралась просить присоединиться к ним.
   Высокий джентльмен осторожно высвободил руку и сказал:
   – Я уже поужинал, Луиза. Мы с этой прелестной девушкой питаемся музыкой, и думаю, что пора перейти к следующему блюду. Ты нас извинишь?
   Женщина побледнела и, недовольно пожав плечами, вышла из комнаты.
   – Ну что ж, соловей, – подзадорил меня мой новый друг Ференц, возвращаясь на свое место у пианино. – Вы знаете что-нибудь из Шуберта? Вот очень простая мелодия. Если хотите, я напишу вам слова…
   – Не стоит беспокоиться, – произнесла я в легком замешательстве. – Я не слишком хорошо умею читать. Просто напойте мне, и я попытаюсь запомнить.
   Он рассмеялся и принялся учить меня мелодии и словам «Соловья», очень простой и нежной песни. Пел он не слишком хорошо, но зато великолепно играл на пианино. Мы провели вместе два часа. Я сидела рядом с ним и пела. Я учила его русским и цыганским песням, а он меня – немецким и итальянским. В комнату постоянно заходили люди, чтобы послушать нас. Ференц говорил всем, что разрешает им остаться только при условии, что будет сохранена абсолютная тишина, и, как ни странно, никто не возражал. Когда я устала петь, он сыграл пронзительную, печальную композицию, которую, по его словам, написал сам. Мне она очень понравилась, и я сказала, что он играет так, словно у него шесть рук вместо двух.
   Вечер подходил к концу. Игра в карты расстроилась, и мужчины собрались в гостиной. Я услышала шаги Сета и характерное постукивание его трости. Он подошел к пианино и сказал мне, что нам пора домой. Ференц встал и кивнул Сету.
   – Это ваш друг? – спросил он у меня. Я, покраснев, кивнула. – Вам очень повезло, мсье, – сказал он Сету. – У вашей протеже огромный талант. Я бы и сам взялся за ее обучение, но, к сожалению, не могу остаться в Париже надолго.
   – Очень любезно с вашей стороны, мсье Лист, – отозвался Сет. – К счастью, у Рони есть и другие таланты.
   Я выбежала из комнаты, чтобы найти свою шаль, и слышала, как мужчины весело рассмеялись. Черт побери Сета, неужели обязательно быть таким откровенным? Я высказала свое недовольство, когда мы возвращались на рю де Монморанси.
   Сет сухо рассмеялся.
   – Нет другого такого человека в Европе, который ценил бы светлые стороны жизни лучше Ференца Листа. Он же самый большой ловелас на континенте. Можешь быть уверена, что уроки, которые он собирался тебе давать, не были бы уроками музыки.
   – Ты все это придумал, – яростно заявила я. – Я тебе не верю!
   – Нет? – Сет рассмеялся. – Если бы ты могла читать, я бы показал тебе статьи в газетах. Ну а поскольку ты вынуждена довольствоваться сплетнями, просто спроси любого. Франциско, например. Он знает Ференца много лет.
   – Негодяй! – Я отвернулась. – Когда-нибудь я обязательно выучусь читать. Если бы ты по-настоящему заботился обо мне, ты бы уже давно сам научил меня!
   – Вот уж нет! Ты мне больше нравишься необразованной. Красивой и необразованной. – Он наклонился и поцеловал меня в плечо. По моему телу мгновенно пробежала сладкая дрожь. – Не сердись, Рони. Разве тебе не приятно бы завоевать сердце самого известного пианиста в Европе?
   – Думаешь, завоевала? – Я слегка наклонила голову. – Он сказал, что у меня очень красивый голос. Интересно, он действительно так думает?
   – Нет, мне кажется, он лишь пытался соблазнить тебя. – Сет ухмыльнулся, когда я сердито нахмурилась, и произнес уже совершенно другим тоном: – Признайся, Рони, как ты узнала, какие мне следует выбрать карты?
   Я пожала плечами.
   – Просто знала, и все. У меня было предчувствие. Так ты выиграл?
   – Да. На всех названных тобою картах. Как ты это делаешь? Снова цыганское волшебство? У тебя действительно дар предвидения?
   – Да не было никакого предвидения. Мне просто повезло, только и всего. Глупая игра: карта должна выиграть или проиграть, ведь так? Это значит, что половина карт в колоде выиграет, а вторая половина проиграет. У меня были просто – как ты это называешь? – хорошие шансы угадать.
   – Ты все ловишь на лету, – заметил Сет. Коляска замедлила ход и остановилась. Когда мы вошли в дом, я собралась уже пойти в свою комнату, но Сет подозвал меня к себе.
   – Зайди сюда на минуту. – Я последовала за ним в маленький салон рядом со столовой, который он использовал для игры в карты с друзьями. Вечер был прохладным, поэтому Сет разжег огонь в камине и налил нам немного бренди. Помню, что в ту ночь он пил мало – видимо, устал от своего беспробудного пьянства.
   – Садись, – сказал он. Я подчинилась. Сет принес две колоды карт. – Мы проведем маленький опыт. Выбери четыре карты. По одной каждой масти. Положи их перед собой вниз рубашками.
   Я так и сделала. Сет начал тасовать две колоды. Все выбранные мною карты оказались выигрышными.
   Мы еще дважды повторили все сначала. И оба раза мои карты выигрывали. Один раз Сет в последнюю секунду заменил колоду, пытаясь, как я решила, сбить меня с толку. Но я все равно выиграла.
   – Невероятно. – Сет шумно выдохнул воздух и сел на кресло. – Как ты это делаешь?
   – Я ничего не делаю, – сонно отозвалась я. – Не пора ли нам идти спать?
   – Еще нет. Я хочу попробовать кое-что другое. – Сет выбрал четыре карты из колоды и положил их на стол рубашками вверх. – Скажи мне, какие это карты.