Снова все стихло.
   Ветлугин стоял на пороге, выжидая, не проснется ли еще кто-нибудь. Нет, не дрогнул, не пошевелился ни один полог.
   Географ быстро прошел узким сводчатым коридором, освещая себе дорогу факелом. А вот и "галерея"! На стенах неясно видны цветные рисунки. Они исполнены не очень умело, как бы детской рукой.
   Смолистый факел качнулся в руке. Светлые блики поплыли по стене, вырывая из мрака картины первобытной охоты. Возникал ветвистый рог убегающего оленя, потом крутой загорбок росомахи, готовящейся к прыжку, рядом ощеренная морда песца, попавшего в капкан. Пятно света от чадящего факела задевало их и уплывало дальше.
   Шаги гулко отдавались под сводами "галереи". Она казалась бесконечной. Черный провал как бы втягивал, всасывал в себя. Сколько пройдено уже?.. Онемела правая рука, державшая факел. Заболела шея - голову приходилось все время откидывать, чтобы рассмотреть рисунки под сводами.
   Но среди убегающих пеструшек и песцов, среди мчащихся во весь опор оленей с закинутыми на спину ветвистыми рогами не было ничего похожего на птицу.
   Другое бросалось в глаза: почти все изображения зверей были мечены крестом, углом или крышевидными значками.
   Случайно ли это? Конечно, нет. Чем дальше углублялся Петр Арианович в "картинную галерею", тем яснее становился ему смысл настенной живописи.
   Это картины будущей удачной охоты - иначе говоря, ворожба углем и красками, обрядовая живопись.
   Обитатели котловины желали, чтобы во время охоты с настоящими оленями и песцами произошло то же, что с их изображениями на стенах пещеры. Искусство здесь предваряло, опережало жизнь. Оно было утилитарно. Люди думали не о прошлом своем, а о будущем.
   Однако где же скрывается Птица Маук?
   Ветлугин вытянул руку, почти касаясь свода факелом. Не кончик ли острого черного крыла прячется в расщелине? Нет, это только тень от камня, торчащего из стены. Маук здесь нет.
   Факел догорал. Темнее стало вокруг. Тени приблизились к Петру Ариановичу, будто начали медленно сдвигаться стены пещеры. Стало труднее дышать.
   Он вздрогнул, оглянулся.
   Что это? Шелест? Прошелестели крылья над головой?..
   Он вспомнил о летучих мышах. Быть может, живое существо прячется в этом лабиринте - почти слепое, с черными перепончатыми крыльями, злое и хищное, еще неизвестный зоологам вампир Северной Азии?
   Через мгновение пугающий шелест повторился: то осыпалась земля со свода...
   Ветлугин прошел еще несколько шагов, близоруко всматриваясь в настенную живопись.
   Вдруг несколько оленей, показавшись из-за поворота, прервали его поиски и увели за собой в сторону от Маук.
   То была серия рисунков, связанных друг с другом.
   На первом изображалась массовая охота на оленей, по-видимому, в момент их осенней откочевки. Извилистая полоса пересекала рисунок по диагонали. Это была река, пестрая от рогов. Олени переплывали ее. И тут-то, на переправе, путь им преграждали охотники в челнах, вооруженные луками и копьями.
   На втором рисунке "дети солнца" пировали. Солнце с расходящимися во все стороны лучами, благожелательно улыбаясь, освещало вереницу костров и людей, которые в два ряда сидели подле них.
   Наконец на третьем рисунке был запечатлен апофеоз удачной охоты. На берегу валялись груды костей, множество костей, а сами пирующие лежали вповалку. Они почивали после обильной трапезы, быть может, впервые за год наевшись досыта.
   В ближайшем будущем Ветлугину, несомненно, предстояло, увидеть все это: и охоту на переправе, и пиршество, и "детей солнца", погруженных в послеобеденный непробудный сон.
   Он стоял в раздумье перед стеной, опустив до самой земли чадящий факел. Что ж, лучший момент, пожалуй, трудно выбрать. Ему удастся уйти, когда все уснут в котловине, утомленные охотой и пиршеством, когда ослабеет бдительность стражей на перевале, с которыми охотники, конечно, поделятся непривычно обильной едой.
   Да, это была соблазнительная мысль!..
   Воодушевившись, Ветлугин круто повернул и зашагал назад к жилым пещерам.
   "Убегу, убегу, - повторял он, сжимая кулаки. - По-хорошему не отпускаете, обязательно убегу! Проснетесь после пира, а меня уже нет! Ищи ветра в поле! Ищи-свищи!.."
   Выходя из "картинной галереи", географ оглянулся и в последний раз осветил ее факелом.
   Серые оленьи лики выжидательно глядели на него со стен.
   Несмотря на беглость, небрежность рисунка, большинство животных было изображено с такой выразительностью, что казалось: вот-вот сорвутся с места, застучат копытами, ринутся вперед, увлекая за собой Ветлугина.
   Неразгаданная Маук была забыта.
   Географа внезапно охватила радость - предчувствие скорого освобождения. Поиск в "картинной галерее" не был напрасным. Олени должны были помочь уйти из котловины!..
   От Нырты Ветлугин слышал, что осенью проводится массовая охота на оленей, которую завершает "Праздник сытого брюха", иначе называемый "Праздником солнца".
   "Праздник брюха, то есть обжорства, - вновь и вновь прикидывал географ. - Очень хорошо! Очень кстати! Обильная еда располагает ко сну..."
   А ему надо было, чтобы "дети солнца" завалились спать после еды. Сон! Сон!.. Пусть благодушное "сытое брюхо" нашлет сон на всех: на подозрительного Якагу, на хмурую Хытындо, на разговорчивого Нырту. Крепкий сон! Крепчайший!..
   И тогда, предоставленный самому себе, Ветлугин окажется хозяином котловины.
   Ветлугина не покидало ощущение, что его держат под непрерывным неусыпным наблюдением. Даже во время одиноких прогулок по лесу тянуло оглянуться. Спиной чувствовал чей-то настороженный взгляд. Знал: куда ни направится - к реке ли, к перевалу ли, - всюду прищуренный глаз неотступно, из чащи или из-за камня, будет следить за ним.
   Наблюдение снималось только в том случае, если Ветлугина в его прогулках сопровождал Нырта.
   - Ну что надо от меня? Почему не отпускаете? - ворчливо спрашивал Ветлугин своего приятеля. И, не дождавшись ответа, предлагал прищурясь: Отпустили бы по-хорошему, а?
   Нырта с видом сожаления разводил руками, давая понять, что это не в его власти. (Когда речь заходила о запрете Маук, он старался изъясняться больше жестами, видимо боясь проговориться.)
   - Думаешь, устережешь? - говорил Ветлугин с раздражением. - Не устережешь, нет! Уйду! Увидишь, уйду!..
   Нырта улыбался на это самой добродушной, самой ослепительной улыбкой и успокоительно похлопывал географа по плечу. На Нырту нельзя было долго сердиться.
   Тогда Ветлугин переводил разговор на предстоявшую осенью массовую охоту, чтобы выведать важные подробности у своего простодушного собеседника.
   Нетерпение мучило Ветлугина.
   Река уже давно вскрылась и несла мимо пещер бурливые темно-коричневые волны, плеском их зовя, маня за собой в далекий путь.
   Но выяснилось непредвиденное обстоятельство.
   Был, помимо поста на перевале, еще и второй пограничный пост. Он располагался в зарослях тальника на обоих берегах реки, в том месте, где, протискиваясь между скалами, она вырывалась на простор из котловины. (Это место Ветлугин называл условно "Воротами".)
   Как проскочить незамеченным через Ворота?
   Ночью?.. Но по ночам бдительность "детей солнца", охранявших Ворота, естественно, обостряется.
   Правда, незаходящее полярное солнце, которое в течение всего лета без устали кружило над котловиной, нередко пряталось в тучи или в густой туман, поднимавшийся от реки. Быть может, челнок (или плот) с беглецом проскочит Ворота под покровом тумана?..
   Нет. Рассчитывать на это не приходилось. Ворота были чрезвычайно узки, а "дети солнца", по наблюдениям Ветлугина, отличались тонким слухом. Стоило плоту появиться в теснине, как с обоих берегов обрушился бы на беглеца ливень стрел. Обитатели котловины били из лука без промаха. Нет, рисковать было бы неблагоразумно.
   "Как же быть?.."
   Петр Арианович ломал голову над различными вариантами. Ни один не удовлетворял его. Только незадолго перед массовой охотой нашел он наконец способ проскочить незамеченным мимо стражей теснины.
   Было в котловине излюбленное географом местечко.
   На отмели, неподалеку от Ворот, мокло несколько десятков повалившихся деревьев, корни которых подмыла река. Часть из них, подхваченная полой водой, уплыла вниз сразу же по весне. Оставшиеся деревья выбросило на отмель. Они использовались "детьми солнца" на топливо (это был их дровяной склад), а также для различных хозяйственных поделок.
   Подолгу сиживал здесь географ, посматривая на толстые, наполовину затопленные стволы. Да, великолепный плот можно было бы соорудить из них. Надежный, поместительный, легкий!
   Э-эх! Птицей понесся бы на таком плоту вниз!..
   Как это в старой песне?
   Эй, баргузин, пошевеливай вал,
   Молодцу плыть недалечко!..
   Но тотчас же взгляд географа, скользнув по груде стволов, будто притягиваемый невидимой силой, устремлялся к нависшим над водой скалам. Там не видно было никого. Между тем Ветлугин знал: недреманное око часового неотступно следит за рекой.
   Попробуй проскочи-ка на плоту через Ворота!
   Приближался день охоты. Состояние географа делалось все более нервозным. Он не мог пропустить "Праздник солнца", не мог! Это был единственный его шанс.
   А решение не появлялось.
   Накануне охоты он просидел на отмели несколько часов, глядя как завороженный на стремящуюся мимо воду.
   Наконец Петр Арианович со вздохом встал с земли. Все! Можно шагать домой. К чему, в самом деле, сидеть тут, разжигая свое нетерпение?
   Проходя мимо груды лежащих деревьев, он не удержался и с раздражением пнул ближайшее из них ногой.
   У-у, чертово дерево, никчемное!
   Ствол, косо лежавший на других стволах и находившийся, по-видимому, в состоянии неустойчивого равновесия, медленно перевернулся, взмахнув ветвями и показав бок, вывалянный во влажном песке. Что-то зачернело между ветвями.
   Географ с любопытством нагнулся.
   Ого! Какое глубокое дупло!
   Он поспешно присел на корточки и, вытянув руку, пошарил в дупле. Почти сухое! Стало быть, когда дерево на плаву, дупло не затопляется водой!
   Что ж, оно довольно поместительно. Не каюта первого класса на пассажирском пароходе, однако все же... Он, Ветлугин, безусловно, сможет спрятаться в этом дупле, конечно, поджав ноги к подбородку, скорчившись в три погибели.
   Ведь это ненадолго. Надо лишь миновать теснину, проскочить Ворота, обманув зорких стражей на горе. А там хоть вставай на плывущем дереве во весь рост, кричи, горлань, пой песни! Не догонят!..
   Географ кинул взгляд на противоположный берег, усмехнулся. Почти библейский сюжет: Иона во чреве китовом!..
   Так возникла последняя деталь плана: бегство в дупле плавника.
   Ветлугин представил себе сонное царство в долине. Вповалку среди обглоданных костей лежат охотники, оглашая воздух богатырским храпом. У перевернутых котлов прикорнули женщины. Между деревьями спят дети - ничком или навзничь, в той позе, в какой настиг и сморил их сладкий послеобеденный сон.
   Спит вся котловина. Бодрствует один Ветлугин. Осторожно встает с земли, балансируя руками, обходит на цыпочках Хытындо, Якагу, Нырту и, пригнувшись, ныряет в кусты, в низкий ельник.
   Скорее, скорее! Бегом к реке, к отмели, где лежит облюбованное для бегства дерево с дуплом. Оно заменит беглецу плот.
   Часовые, вероятно, не будут спать. Но что из того? У кого из часовых возникнет подозрение, если мимо проскользнет плавник, одинокое дерево с растопыренными ветвями, плывущее вниз по течению? А внутри его, скорчившись в дупле, будет лежать Ветлугин.
   Проснувшись, "дети солнца" не увидят своего пленника. Он будет уже далеко!.. Он будет мчать вниз по пенящейся горной реке, сидя верхом на стволе (к чему прятаться в дупле, когда Ворота останутся позади?), направляя его бег веслом, во все горло распевая песни!
   Ветлугина лихорадило от волнения, когда он рисовал себе это.
   Теперь все было взвешено, учтено, обдумано до мельчайших подробностей.
   Тайком географ уложил в дупло запасную обувь, маленькое весло, костяной нож, несколько рыболовных крючков из кости и немного сушеного мяса. Оставалось столкнуть плавник с берега, залезть внутрь и отдаться на волю течения.
   Эх, была не была!.. Выручай, выноси из плена, стремительная горная безымянная река!
   8. ОХОТА В КАМЕННОМ ВЕКЕ
   К сожалению, географ очень мало мог увезти с собой в дупле дерева. С огорчением должен был признать, что собранные им научные сведения об оазисе и его обитателях слишком незначительны, попросту мизерны.
   Другой человек на месте Петра Ариановича, наверное, не так огорчался бы по этому поводу.
   В начале своего пребывания в котловине ученый болел, потом над котловиной спустилась ночь. Языку "детей солнца" - с грехом пополам - он научился только к исходу зимы.
   Это тоже тормозило исследовательскую работу.
   Но Ветлугин всегда был очень строг к себе. И на этот раз он не уставал ругать себя за медлительность, неповоротливость, лень. Надо было лучше использовать кратковременное пребывание в оазисе, больше вызнать, выведать, увидеть и разгадать!
   Он даже не сумел раскрыть тщательно скрываемое инкогнито Птицы Маук. Что за чудище пряталось под этим именем? Какое место занимало оно на первобытном Олимпе, каким "департаментом" заведовало?
   Повторить поиск в "картинной галерее" было бы опасно. Летом "дети солнца" выбрались из пещеры и разбили свои чумы на берегу реки. До "галереи" было теперь добрых полторы версты, а Ветлугина в лесу - и днем и ночью - сопровождал незримый конвой. Не стоило рисковать из-за какой-то Маук, вдобавок перед самым бегством.
   Жаль, конечно... Тайна Маук была очень важной тайной. К ней непосредственно примыкал также не решенный до сих пор вопрос об этническом происхождении "детей солнца".
   Кто они, откуда взялись?.. Допустим, пришли в горы из тундры вдогонку за какими-то особыми, необыкновенно жирными оленями. Во время одной из откочевок случайно наткнулись на кальдеру вулкана, на оазис и, привлеченные теплом, осели здесь. Но почему они живут в условиях полной (насколько мог судить Ветлугин) самоизоляции? Кого боятся? От кого (или чего) прячутся?..
   "Наткнулись на кальдеру вулкана"... Кальдера ли это?..
   Весной, после того как стаял снег, у Ветлугина зародились сомнения в том, что он находится в кальдере вулкана.
   Где туф? Склоны и дно кальдеры должны быть выложены туфом вулканической породой необычайно плодородной. Петр Арианович до сих пор не мог найти образцов туфа.
   Где гейзеры? Где фумаролы - трещины в почве, из которых выходит дым? Это обычные признаки кальдеры. Но ни гейзеров, ни фумарол не было в лесистой котловине.
   Очень странным казалось географу, что "дети солнца" изготовляют наконечники своих стрел и копий из рыбьей кости или из кремня. Полагалось бы употреблять обсидиан, вулканическое стекло. Оно обязательно должно находиться в кратере потухшего вулкана. Но и обсидиана не мог найти Ветлугин.
   Черт возьми! Почему он не геолог!
   Как жалел Петр Арианович, что геологические знания его так скудны, так поверхностны!.. Специалист, конечно, сразу разобрался бы во всем, с первого же взгляда определил природу оазиса.
   Вулкан или не вулкан?..
   Если это не вулкан, то почему здесь тепло? Почему в горах, расположенных за Полярным кругом, растут деревья, трава, цветы? Почему в темную ночь видно зарево над лесом, там, где пышут огнем развороченные недра земли?
   Земля была, несомненно, теплой. Но откуда же бралось тепло?
   Нет, и загадка кальдеры оставалась неразрешенной...
   Производя в уме смотр сведениям, собранным им, Ветлугин убеждался, что все они, увы, чрезвычайно разрозненны.
   Ну, много ли стоит сам по себе тот факт, что Кеюлькан назывался когда-то иначе? (Об этом проговорилась Фано.)
   Ребенку, видимо, переменили имя после того, как "преподнесли" его в дар Маук, то есть подсунули вместо него деревянный обрубок, ваньку-встаньку.
   Маук пытались обмануть - в этом нетрудно было убедиться. Но что прибавляло это к ее характеристике?..
   "Дети солнца" не всегда жили в горах. Прежде чем они осели здесь, была совершена какая-то очень длительная откочевка, о чем сохранились упоминания в песнях.
   Кое-какие детали быта подтверждали это. Мясо, например, "дети солнца" держали в мешках, предварительно нарезав его узкими полосками и высушив на солнце или у очага. В этом виде оно не очень нравилось разборчивому Якаге.
   - Раньше лучше было, - говорил он, поднимая и показывая Ветлугину темные полоски, похожие на крупную лапшу. - Раньше мясо ели пригоршнями. Рассыпчатое было, как труха. Потому что долго тряслось.
   Тряслось? Значит, запасы мяса возили на санках?
   Но что разъяснял этот факт в биографии обитателей оазиса? И без того известно было, что они пришлого происхождения.
   Наблюдая фауну оазиса, Ветлугин убедился в том, что все животные и птицы, находившиеся в котловине, также пришельцы из тундры. Здесь жили песцы, лемминги, волки, зайцы, дикие олени, росомахи, горностаи, белые куропатки, полярные совы. Даже бурый медведь (он, впрочем, встречался очень редко) и тот в погоне за мясом забегал сюда из тундры.
   Но когда, сколько тысячелетий, столетий, десятилетий назад возник оазис?..
   Все эти нерешенные задачи Ветлугин оставлял на будущее, "на потом".
   Он утешал себя тем, что впоследствии вернется в горы Бырранга. Ведь наука в России после победы революции получит новые, невиданные возможности. И тогда перед ним, Ветлугиным, широко распахнется мир.
   Прежде всего географ поспешит на окраину Восточно-Сибирского моря, где среди плавучих льдов лежат еще неоткрытые острова, тающий архипелаг на непрочной ледяной основе. Лишь выполнив свой долг по отношению к островам, положив их на карту, Ветлугин вернется в оазис.
   И он вернется не один. В составе экспедиции (быть может, даже не ему поручат возглавлять ее) обязательно будут геологи (займутся изучением кальдеры), зоологи и ботаники (приступят к описанию животного и растительного мира), этнографы (они-то и разрешат наконец загадку Маук и "детей солнца"!).
   Но ощущение беспокойства неизменно овладевало географом, как только начинал думать о будущей экспедиции: пугала мысль о том, что может вернуться в оазис и не застать его!
   Слишком непрочно было все здесь, слишком похоже на мираж...
   Задумчивым взором обводит Петр Арианович лежащую перед ним котловину.
   Она очень приветливая, ярко-зеленая. Голубеют, алеют, белеют цветы в высокой траве. Но странно: краски не ярки, как бы размыты. Все зыбко вокруг, неопределенно. Такое впечатление, будто находишься на дне реки.
   Туман подолгу висит над котловиной или даже заполняет ее сверху донизу. Поэтому очертания предметов расплывчаты, звуки приглушены.
   Часто из котловины видны лишь тучи. Они клубятся над скалистыми гребнями, иногда переваливают через них и поливают долину прохладным дождем.
   Отпечаток нереальности лежит на всем окружающем. Кажется, стоит подуть ветру, чтобы призрачные контуры деревьев закачались, поплыли вместе с туманом, исчезли. Но ветра почти не бывает в долине.
   "Живешь как бы внутри миража" - так сформулировал Ветлугин свои впечатления об оазисе.
   Под стать котловине ее обитатели.
   Ветлугин не переставал дивиться умению "детей солнца" исчезать и появляться совершенно неожиданно. Можно думать, что они по желанию делаются невидимками, растворяются в тумане или сливаются с листвой.
   - Да, мы невидимые люди, - с важностью согласился Нырта, когда Ветлугин сказал об этом. Потом добавил непонятно: - Никто не знает, что мы в горах. Колдовство Старой женщины прикрывает нас крылом...
   Ветлугин долго ломал себе голову над этими словами. Невидимки? Да, это было почти так.
   Не раз во время совместных прогулок Нырта "щеголял" своим искусством.
   Вот только что шел рядом с Ветлугиным, болтал, смеялся. Неожиданно смех смолк. Ветлугин обернулся: нет Нырты!
   Где же он? Будто ветром сдуло. Но и ветра нет в лесу. Недвижна высокая трава. Не шелохнутся раскидистые ветви деревьев.
   Ветлугин беспомощно оглядывается по сторонам.
   Вдруг из зарослей, шагах в двадцати впереди, окликает его знакомый веселый голос. Нырта выходит навстречу, победоносно выпятив грудь и широко улыбаясь.
   - Как же ты обогнал меня? - недоумевает Ветлугин. - По верхушкам деревьев бежал, что ли?
   Эти слова тотчас дают толчок воображению "сына солнца" и вызывают новую проказу.
   - Довольно, Нырта, хватит! - сердится Ветлугин, озираясь. (Он снова остался один в лесу.) - Где ты? Так мы никогда не дойдем до пастей. Ведь уговаривались смотреть пасти.
   Лес молчит.
   Вдруг сверху раздается бранчливое пощелкивание. Ветлугин поднимает голову. На верхушке сосны, поставив торчком серый хвост, сидит какая-то пичуга и с недоверием искоса присматривается к нему.
   Тьфу ты пропасть! Где же Нырта?..
   Пощелкивание доносится то из подлеска, то из-за груды камней.
   - Все, Нырта, все! Не хочу больше играть!
   Устало махнув рукой, Ветлугин садится под сосной и сразу же вскакивает. Из-за ствола, сгибаясь от беззвучного смеха, выходит Нырта.
   - Видишь, птицей стал! - говорит он, отдышавшись. - По веткам перебегать могу!
   Он очень дорожит каждым таким небольшим триумфом.
   - Могу и оленем быть, и совой, и волком, - хвалится он, загибая пальцы один за другим. - Хочешь, волком?
   И, быстро приложив ладони ко рту, испускает такой протяжный, тоскливый вой, что у Ветлугина мороз подирает по коже.
   - Похож?..
   Все мужчины здесь удивительные имитаторы, потому что основной промысел их - охота, а успех ее зачастую зависит от умения подражать голосам птиц и животных.
   Нырта пробовал научить своего приятеля бесшумному шагу охотника, осторожной скользящей поступи. Куда там!.. Видимо, сноровка прививалась жителям котловины с самого раннего возраста, чуть ли не с младенчества.
   Ветлугин не успевал уловить даже самых простых приемов.
   - Исчезни, Нырта! - говорил он, улыбаясь, и "сын солнца" без промедления выполнял просьбу.
   Весь подобравшись, но без видимого напряжения, как-то боком, по-звериному, охотник прыгал в сторону, падал в траву и словно бы растворялся в ней. Не слышно было ни хруста, ни шороха. Тонкое мускулистое тело вильнуло в чаще, как ящерица. Мгновение - и пропало из виду, слилось с землей.
   Можно было обыскать весь лес, избегать его весь вдоль и поперек, охрипнуть от сердитого крика - Нырта появлялся только тогда, когда ему надоедало прятаться. А между тем он все время находился рядом - Ветлугин был убежден в этом.
   Вот и сейчас, рассеянно наблюдая за игрой света и тени в лесу, Ветлугин почувствовал, что за его спиной стоит человек. Оглянулся: Нырта! Круглое, оживленное, совсем мальчишеское лицо высунулось из листвы, по которой перебегали солнечные пятна.
   - А я за тобой! - сказал Нырта. - Зайца убил. Фано зажарила. Пойдем есть.
   Ветлугин поднялся с земли.
   - Скоро в Долину Черных Скал пойдем, - сказал Нырта и отер ладонью лоснящееся от пота лицо. - На высоком месте поставлю тебя. Все увидишь. Много оленей убью я!
   Признаться, тогда же Ветлугин подумал: охотник - всегда охотник, в любом веке, в том числе и в каменном, не может без того, чтобы не прихвастнуть!
   Но Нырта не хвастал.
   К удивлению Ветлугина, именно он был выбран главным распорядителем охоты.
   Несмотря на свою молодость, смешливость, склонность к озорным, подчас совсем ребячьим выходкам, Нырта считался среди своих соплеменников самым искусным, самым добычливым охотником.
   Массовая охота на оленей происходит неизменно в одном и том же месте ниже по реке, верстах в шести от оазиса.
   Тут нет и намека на растительность, пейзаж безотраден, склоны гор белы и серы, а низкие берега загромождены огромными черными камнями (отсюда название Долины Черных Скал).
   Менять свои привычки не в характере северных оленей. Они методичны, как англичане. В незапамятные времена оленьи вожаки облюбовали это местечко для переправы: берега удобны, дно каменисто. С той поры огромные стада, сотни голов, каждый год, по весне и по осени, переправляются здесь.
   Весной гнус гонит их, выживает из тундры в горы и дальше к океану. Олени спешат, спешат изо всех сил, перекликаясь тревожными высокими голосами, тяжело поводя боками.
   Осенью, отъевшись на тучных пастбищах, олени тем же путем возвращаются в тундру.
   Долина Черных Скал, а также пути следования к ней оленей - табу, то есть под строжайшим запретом. Здесь нельзя кочевать и нельзя охотиться (в одиночку). Старейшины неусыпно наблюдают за тем, чтобы кто-нибудь из молодежи не нарушил табу. За нарушение полагается смертная казнь.
   Настороженная тишина царит в этой черно-серой мрачной долине. Она оживает только раз в году, во время массовой охоты на переправе, в которой принимает участие все племя.
   С огромным нетерпением ждал Ветлугин коллективной охоты. Ведь за нею должно было последовать пиршество, а затем и его побег.
   Разведчики, высланные Ныртой на два или три перехода вниз по реке, навстречу оленям, не возвращались. Олени запаздывали в этом году.
   Лихорадило не одного Ветлугина. Охотники бесцельно слонялись по стойбищу, заходили в чумы друг к Другу, вяло толковали о том о сем.
   Вдруг раздался шум, взволнованные голоса. Всех будто подкинуло на месте. Ветлугин первым выбежал наружу.
   Между чумами брел человек в запыленной, разорванной одежде, с трудом переставляя ноги. (Позже Ветлугин узнал, что, обгоняя оленей, он пробирался напрямик горными перевалами.) Увидев Нырту, гонец поднял руку и крикнул: "Идут!"