Платов Леонид. Страна Семи Трав (Повести о Ветлугине - 2)

   - Может, дать ему лекарства? - озабоченно спросил Савчук, глядя на Бульчу.
   Наш проводник очень любил лечиться. Щеголяя своей образованностью, торжественно развертывал пакетик, потом так же неторопливо, косясь на нас, ссыпал порошок на ладонь и с видимым удовольствием заглатывал. Однажды из-за моего недосмотра он в один прием уничтожил целую коробочку салола.
   Но сейчас Бульчу отказался от лекарства.
   Охотник поднял на Лизу заплаканные глаза, отрицательно покачал головой и снова опустил ее. Он не поверил Лизе. Он думал, что его хотят утешить, обмануть.
   - Мы слушаем, - поторопил я Лизу.
   - Видите ли, товарищи, - так начала Лиза. - В одном отношении я счастливее вас. Я уже видела подобный оазис...
   - Где? Когда?
   - Очень далеко от Бырранги. В этом году весной. На реке Виви... А знаете, как называлась она на старых картах?
   - Что-то припоминаю... - начал было Савчук.
   - Горелая!.. Виви - это эвенкийское название.
   - Почему же Горелая?
   - Потому что там было много подземных пожаров. Большинство из них происходило очень давно, еще в третичном периоде.
   - От чего?
   - От молнии, например. Пожары могли возникнуть от разряда молний. Ну вот!.. Но, кроме того, нам показали одну гарь сравнительно недавнего происхождения. Пожар начался, вероятно, лет пятьдесят-шестьдесят назад.
   - И что же вы увидели?
   - Понимаете, гора постоянно дымится, точно в глубинах ее скрыт неугасающий вулкан. По рассказам местных жителей, снег не держится там в течение всей зимы. Еще бы! Ведь внутри горы происходит беспламенное горение. Я убедилась в этом воочию. Прикрепила к концу длинной палки трут, сунула его в каменистую расщелину, и трут загорелся. Вот вам!
   - А растительность? - спросил Савчук с нетерпением.
   - Ну конечно, пышная растительность. Тучные луга! Березовая роща! Полно ягод!.. Потом я просматривала соответствующую литературу. Подобные описания гарей есть у Эйхвальда, Третьякова, Элизе Реклю.
   - Значит, не такая уж редкость?
   - В Сибири гари повсеместны. В Кузнецком бассейне есть пласт угля, который горит уже больше ста лет...
   Я мельком взглянул на прикорнувшего у костра Бульчу.
   - Теперь понятно, - сказал я, - почему ты так дотошно расспрашивала Бульчу о Стране Семи Трав.
   - Я проверяла отдельные детали пейзажа.
   - Какие детали? - удивился Савчук.
   - Очень важно было узнать, чем пахнет Страна Семи Трав. Если серой значит, все-таки это не гарь, а вулкан. Правда, в некоторых углях есть большие примеси серы. Но тогда вряд ли была возможна такая пышная растительность. Бывали ли вы когда-нибудь на химических заводах, вырабатывающих серу? Они обычно окружены на редкость плохонькими скверами.
   - Потом вы интересовались цветом оазиса, - вспомнил Савчук.
   - А как же! Цвет оазиса имеет огромное значение. Бульчу подтвердил, что в отдельных местах земля действительно кирпично-красного цвета. Ведь глина обжигается, как кирпич.
   - В общем, все одно к одному...
   - Да. Постепенно я убедилась, что Петр Арианович наткнулся на гарь в горах Бырранга.
   - Но он думал, что это вулкан.
   - Только в самом начале. Сходство между гарями и вулканами довольно велико. Недаром геологи называют гари "лжевулканами".
   - Вот как!
   - В свое время Петр Арианович, несомненно, читал Спафария, Гумбольдта, Семенова-Тян-Шанского. Ведь спор о вулканах в Сибири - это давний спор. Он тянется два с половиной столетия.
   Оказалось, что двести пятьдесят лет назад Спафарий слышал о вулканах на берегах Нижней Тунгуски. Страленберг описал огнедышащую гору недалеко от низовий Енисея. Наконец, Гумбольдт, со слов нескольких путешественников, заявил о наличии "многих вулканов" в Сибири.
   Против Гумбольдта выступил Шренк, затем Семенов-Тян-Шанский.
   Однако еще в 1932 году в газете "Советская Сибирь" сообщалось о том, что у подножия Кузнецкого Алатау обнаружен потухший вулкан.
   По берегам небольшого озера, находившегося неподалеку от села, были якобы разбросаны куски застывшей лавы. "Не является ли озеро кратером вулкана?" - высказывалось предположение в газетной статье.
   Академик Обручев отверг эту гипотезу. Действительно, подземный огонь обжег горные породы и шлаки, найденные корреспондентом "Советской Сибири". Но это был не вулканический огонь.
   Под озером залегали пласты каменного угля. Когда-то здесь бушевал подземный пожар. Горел уголь. Горючие газы вырывались на поверхность и вспыхивали гигантскими факелами. Издали они напоминали огненные языки, вздымающиеся над вершиной вулкана.
   Затем на месте выгоревшего пласта образовались пустоты, произошло обрушение земли. В гигантской котловине начала скопляться дождевая вода, образовалось озеро.
   - Да, это подходит. До ужаса подходит, - пробормотал я, озираясь.
   - Почему до ужаса?
   - Ведь уголь уже прогорел.
   - Пласт выгорает медленно. Очень может быть, что оазис просто ушел от нас на два-три перехода. Туда, где залегают другие пласты, на которые перекинулся огонь...
   - Ну что ж, товарищи? - сказал Савчук, вставая. - Быстренько поедим и снова в путь?
   Но мне не терпелось хоть краешком глаза взглянуть: что ж там впереди? Лиза и Савчук принялись кашеварить у костра, а я отправился на рекогносцировку.
   - Ружье захвати! - крикнула вдогонку Лиза.
   Я показал ей свою централку, которую держал под мышкой. Не приходилось пренебрегать такими предосторожностями, помня о внимании, которым удостаивали нас загадочные обитатели оазиса.
   Ущелье делало крутые зигзаги.
   Река монотонно позванивала галькой где-то рядом, теряясь по временам среди высоких скал.
   Я с огорчением подумал о том, что лодку придется оставить в "преддверии" оазиса и продолжать путешествие пешком. Это будет нелегко. Но ведь оазис, если он все же существует, находится где-то очень близко, совсем рядом. Не может быть, чтобы нам, даже по такой трудной дороге, пришлось добираться туда больше суток.
   И вдруг, перебравшись на четвереньках через очередную осыпь, я увидел за поворотом долгожданный лес.
   Но это был какой-то причудливый, траурный лес.
   Здесь главным образом была невысокая - в рост человека - лиственница. По длинным, свешивавшимся с деревьев "бородам", по прядям черновато-серого мха и лишайника можно было догадаться, что передо мною почтенные старцы древесного мира.
   Приблизясь, я убедился в том, что это больше чем старцы - это трупы деревьев.
   Верхушки их были обломаны, стволы скрючены, словно бы деревья оцепенели от нестерпимого холода. Ледяные пальцы мороза пообрывали с деревьев листья, кору. Траурный креп висел почти на каждом стволе.
   Когда я углубился в этот странный лес - чем дальше, тем деревья становились все выше и выше, - то увидел, что кое-где рядом с лиственницей попадаются и осыпавшиеся ели. Чуть поодаль росло несколько берез.
   Но голые лиственницы казались особенно зловещими. Деревья словно бы застыли в мучительной конвульсии, в том положении, в каком их настигла смерть.
   Впечатление усугублялось мертвенной неподвижностью всего, что меня окружало. В ущелье царило безветрие. Деревья будто окаменели.
   Я подумал, что зимой здесь, наверное, еще страшнее. Когда ветер, скатившись со склона, пробирается в ущелье, деревья начинают раскачиваться и скрипеть ветвями - сначала неохотно, потом все быстрее и быстрее. Зловещий однообразный перестук, словно бы это, стуча костями, принялись приплясывать на месте скелеты, целая толпа скелетов!..
   Фу ты чертовщина? Какие, однако, мысли приходят в голову в этом лесу!..
   Я выстрелил из ружья в воздух, чтобы оповестить своих товарищей о сделанном мною открытии.
   Через несколько минут Савчук, Лиза и Бульчу показались из-за поворота. Они очень спешили, чуть ли не скатились с горы ко мне под ноги.
   - Ты жив?.. "Дети солнца"?" Что случилось? - спрашивала Лиза на бегу, задыхаясь. Бульчу с мрачным видом озирался, держа ружье на изготовку.
   Тут только понял я, как напугал своих спутников.
   - Вот! Лес нашел... Хотел, чтобы и вы... - сконфуженно пробормотал я.
   Лиза, Бульчу и Савчук с изумлением осматривались по сторонам.
   - Все правильно. Так и должно быть, - сказала Лиза, отдышавшись. - Это вторая фаза остывания оазиса. Когда горящий пласт доходил до предела грунтовых вод, горение постепенно затихало, прекращалось на отдельных участках. В результате неравномерного давления в ущелье проникали массы холодного воздуха, возникали смерчи, вихри страшной силы.
   - Значит, настоящий живой лес где-то рядом? - нетерпеливо спросил я.
   - По-видимому, недалеко. Возможно, даже за тем поворотом!
   - Так идемте же скорей! Что мы здесь стоим?
   - Вы забыли, что через двадцать минут у вас разговор с Новотундринском, - сказал Савчук, посмотрев на часы.
   - Да, правильно.
   Мы все-таки пообедали наспех, то и дело поглядывая на глубокий разлом в горах, за которым слоился голубой сумрак. Кусок не шел в горло.
   С Новотундринском я связался очень быстро. У аппарата меня ждал Аксенов.
   - Ну как? - спросил Аксенов с волнением. - Успех или неуспех? Нашли? Дошли?
   - Не совсем еще дошли. Находимся в преддверии оазиса - в мертвом лесу.
   И я кратко сообщил о сделанном только что открытии.
   - Нужна какая-нибудь помощь?
   - Пока не нужна. Спасибо! О дальнейшем известим...
   Лодку мы оставляли тут. Она отслужила свое. Дальше можно было идти только пешком.
   Бульчу, с которого как ветром сдуло его недавнюю хворь, стал проворно затаптывать уголья костра. Я помог Лизе укрепить рюкзак на спине.
   Итак, вторую часть загадки Бырранги можно было считать решенной. Страна Семи Трав возникла на базе подземного горения угля. В верховьях Реки Тайн была гарь!..
   И где-то там - по-видимому, с враждебными намерениями - поджидали нас "дети солнца". Они могли скрываться за красноватыми осыпями галечника, за торчащими корнями, за стволами оцепеневшего, мертвого леса, в любой расщелине между камнями. Они могли подстерегать повсюду на пути, пытаясь любой ценой задержать нас.
   И все же мы должны были идти, должны были дойти - даже если Петра Ариановича уже нет в живых, - чтобы разрешить последнюю, третью часть загадки: кто такие "дети солнца" и почему они прячутся в горах.
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
   1. МЕРТВЫЙ ГОНЕЦ
   - Минуточку! - вежливо сказал Савчук и прикоснулся к моему ружью, которое я собирался взять под мышку. - Я бы хотел, чтобы вы отдали мне его...
   Я удивленно посмотрел на этнографа.
   - На время, на сохранение, - пояснил он.
   - Не понимаю...
   - В этом лесу стрелять нельзя. А вы человек пылкий, увлекающийся...
   Я смутился.
   - Виноват, Владимир Осипович. Виноват, признаю. Зря переполошил вас и Лизу.
   - Дело даже не в этом. Я в данном случае думаю о "детях солнца"... Хотелось бы, чтобы правильно меня поняли... Но вы извините, что я делаю вам замечание.
   - Пожалуйста, пожалуйста! Я ведь заслужил.
   - Видите ли, многое в отношении "детей солнца" нам еще непонятно. Они боятся какого-то нападения, преследования. Все это очень сложно... Поэтому во избежание конфликта мы должны пройти по лесу без единого выстрела.
   - Что бы ни случилось?
   - Да, что бы ни случилось, - с расстановкой подтвердил этнограф. - Надо на каждом шагу подчеркивать свои мирные намерения. Ведь мы, в конце концов, посланцы великого Советского Союза, о котором "дети солнца", наверное, даже не знают.
   Я покорно протянул Савчуку свою централку. Выражение лица его смягчилось.
   - Впрочем, если вы дадите честное слово...
   - Я готов даже вынуть патроны.
   - Нет, зачем же! Я верю... Но учтите: это очень важно.
   Он обернулся к Лизе и Бульчу, которые стояли рядом, уже готовые к походу:
   - Это, понятно, относится и к вам.
   Лиза кивнула. Бульчу недовольно пробурчал что-то себе под нос, но ружье перебросил с груди за спину.
   Авторитет Савчука как начальника экспедиции был непоколебим.
   Начинался последний этап нашего путешествия - пешеходный.
   Груз распределили соответственно физическим возможностям каждого участника экспедиции. Рацию и аккумуляторы должны были попеременно нести я и Савчук. Тюки со спальными мешками и посудой достались на долю Лизы и Бульчу.
   Мы надеялись, что идти осталось совсем недолго, не больше одного дня, но день этот, по-видимому, должен быть довольно трудным.
   Действительно, препятствия возникали одно за другим. То нужно было с опаской обходить зияющие ямы и трещины, на дне которых тускло отсвечивала вода, то, сгорбившись, придерживаясь руками за камни и корни, торчавшие из земли, пробираться по медленно сползающим к реке осыпям.
   Все было исковеркано, изломано здесь. Картина разрушения наводила тоску.
   Наконец, миновав пятый поворот (я старательно наносил кроки местности), мы вошли в мертвый лес.
   Идти стало еще труднее.
   Впереди был бурелом.
   Часть деревьев повалилась в одну сторону, часть - в другую, в зависимости от того, как прошел излом или куда сползала земля. Некоторые деревья остались в вертикальном положении, устояли, так и сползли стоймя вместе с землей.
   Приходилось шагать через корни, беспрестанно подворачивавшиеся под ноги, нагибаться, увертываться от ветвей, которые норовили больно хлестнуть по лицу.
   Когда же заросли делались непроходимыми, мы прорубались вперед, пуская в ход топоры.
   Иной раз семь потов сходило с нас, прежде чем удавалось продвинуться на пятьдесят-сто метров.
   - И кто это Птица Маук, которая не пускает "детей солнца" из котловины? - сказала Лиза, вздыхая. - Обвела крылом заколдованный круг...
   - Сейчас мы уже внутри него...
   - Угу!
   - Именно заколдованный круг, - продолжал я. - Оазис гибнет, остывает, разрушается, но "дети солнца" не уходят в тундру. Что-то держит их здесь, какое-то колдовство, необъяснимый запрет.
   - Хытындо, Хытындо! - сердито сказала Лиза.
   - Думаю, что дело здесь не в одной Хытындо, но и она, конечно, сыграла свою роль.
   Я помог Лизе перебраться через поваленный ствол.
   - Лет десять назад, - сказал я, - в бытность мою на Чукотке, мне рассказывали о подобном табу. Неподалеку от бухты Провидения находилось закольцованное стойбище.
   - Как?.. Закольцованное?..
   - Ну, выражение, понятно, неточное. Закольцованное в том смысле, что было взято в кольцо. Местный шаман поссорился со своей паствой и, уезжая, объехал трижды вокруг стойбища.
   - Зачем?
   - Сделал это в отместку. Страшная месть колдуна, понимаешь? По воззрениям чукчей, нельзя переступать след шамана.
   - Значит, нечто вроде блокады?
   - Да. Жители закольцованного стойбища сидели, боясь пошевелиться. Начался голод. Наконец к ним приехал кто-то из фактории. Тогда они попросили привезти шамана из соседнего стойбища, чтобы он расколдовал их.
   - Мы, конечно, не шаманы, - сказала Лиза и с раздражением перебросила на другое плечо тюк с грузом. - Но поскорей бы нам добраться до стойбища "детей солнца". Уж мы расколдуем его!..
   - Только с помощью Савчука. Он сразу разберется в этих первобытных запретах. Кстати, чем он так занят?
   Этнограф медленно брел впереди, глядя себе под ноги. Двигался он очень странно, зигзагами, изредка останавливался и ворошил палкой полузасыпанные хвоей кучи земли.
   - Что ищете, Володя? - окликнула его Лиза.
   Савчук остановился, широко расставив ноги и смотря на нас рассеянным взглядом, чуть искоса.
   - Сохранившуюся частицу "письма", обрывок какого-нибудь старого конверта...
   Мы с Лизой удивленно посмотрели на него.
   - Рассчитываете найти письмо от Петра Ариановича?
   - Нет.
   - Почему? Ведь он ждет спасательную экспедицию. Быть может, уходя с "детьми солнца", оставил хотя бы краткую весточку для нас.
   - Он не жил здесь. Эта часть оазиса, судя по мертвым деревьям, вымерзла, стала непригодной для жилья лет тридцать назад, то есть еще до прихода Петра Ариановича.
   - Так что же ищете?
   - Ну, черепки посуды... Обломки костяных ножей... Домашнюю утварь "детей солнца"...
   Каюсь, я не удержался от непочтительной шутки.
   - Навозну кучу разрывая, - пробормотал я тихо. Этнограф услышал, но не обиделся.
   - Совершенно верно! Изучая кухонные остатки, - сказал он просто. Археологи всегда придавали большое значение кухонным остаткам, так как, изучая их, могли представить себе культуру исчезнувшего народа.
   Я извинился.
   Спотыкаясь о коряги, Савчук переходил от одного дерева к другому. Мы заразились его волнением. Здесь жили загадочные "дети солнца", варили пищу, охотились, совершали под воркотню ритуальных бубнов свои загадочные обряды.
   Почему же в лесу не осталось никаких следов пребывания людей?
   На берегу реки я увидел небольшое возвышение, бугор на ровном месте, показавшийся мне странным. Не могильник ли это?
   Я подошел к нему и принялся длинной палкой расковыривать толстый слой хвои. Под ним, неожиданно для меня, оказались зола и пепел. Еще глубже зазеленело что-то длинное, свернувшееся пружиной, как змея, изготовившаяся к прыжку.
   Не веря своим глазам, я извлек на поверхность скрученный ствол ружья, весь позеленевший от ржавчины.
   Савчук, Лиза и Бульчу подбежали ко мне.
   Да, это был могильник, но совсем не такой, какой я представлял себе. Здесь были похоронены (предварительно подвергнувшись "сожжению" на костре) самые разнообразные металлические предметы.
   Мы вытащили из кучи около десятка ружейных стволов и замков (деревянные ложи сгорели), пять медных котлов, две чугунные сковородки, шесть штук топоров (топорища также сгорели), несколько десятков клинков без рукояток, затем пулелейки, сверла и множество потерявших форму медных вещиц, назначение которых нам разъяснил Савчук. Это были, оказывается, женские украшения: подвески, которые носят на груди и на бедрах нганасанки.
   - Что произошло здесь? - изумленно воскликнула Лиза, оглядываясь на Савчука. - Если бы мы еще нашли кости людей, я бы поняла тогда.
   - Ну конечно! - подхватил я. - У каких это народов, Владимир Осипович, - кажется, даже у наших предков-славян, - хоронили покойников со всем их скарбом? Торжественно сжигали на огромном костре и...
   - Но здесь нет человеческих костей, - ответил Савчук.
   - Да, самые удивительные похороны, какие мне приходилось видеть, продолжала Лиза, в раздумье перебрасывая заржавевший ружейный замок из руки в руку, как горячую печеную картошку, только что извлеченную из золы. - Похороны вещей!..
   - Добавь: металлических вещей. То есть самых важных в обиходе жителей Крайнего Севера.
   Я обернулся к Савчуку, который не сводил глаз с необыкновенного могильника:
   - Неужели все это принадлежало "детям солнца"? Зарыть такой клад в землю? Зачем?..
   Этнограф промолчал: погруженный в размышления, он, наверное, не расслышал вопроса.
   Некоторое время все сидели неподвижно и молча, глядя вдаль. Лес, темнея, уходил ступенями в глубь ущелья. Перспектива постепенно сужалась, и от этого даль казалась особенно глубокой.
   Мы устроили короткий привал подле загадочного "братского кладбища", с удивлением посматривая на кучу металлических предметов, увенчанную медными котлами. Непонятно! Почему "дети солнца" отказались от всего этого богатства и пользовались какими-то деревянными котлами, костяными наконечниками для стрел?
   Растянувшись на земле, я сквозь одолевавшую меня дремоту слушал голос Савчука. Этнограф, скрестив ноги, уселся против Вульчу и испытующе вглядывался в его лицо.
   А, речь зашла о делах семейных!
   Наш проводник зевнул. Савчук ужасно надоедал ему пустяковыми, на его взгляд, вопросами. Этнографа интересовало, почему так малочислен был род Нерхо, из которого происходил охотник.
   Вначале тот сердился, обижался, усматривая в этом праздное любопытство, даже каверзный подвох, желание унизить.
   - Говорю тебе: большой стал род, - кричал самолюбивый Бульчу. - Слушай, сколько семей!
   Он принимался загибать пальцы.
   - Но раньше, до революции, был маленький род? - допытывался Савчук.
   - До революции, верно, маленький был, - неохотно соглашался Бульчу.
   - Почему?
   - Беда была. От оспы родичи умерли.
   - А где могилы их?
   - Не знаю. Где-то далеко на низу. Говорят, умерли во время летней откочевки.
   - Стыдно, стыдно. Старый человек, а не знаешь, где могилы твоих родичей...
   Бульчу что-то сердито отвечал.
   Названия нганасанских родов: Асянду, Нгойбу, Нерхо, Кокары повторялись в разговоре очень часто с усыпляющим однообразием. Для меня это была абракадабра, и я заснул.
   А когда проснулся, то увидел, что и Бульчу сморил сон: он прикорнул в ногах у Лизы. Все участники экспедиции спали. Один Савчук сидел неподвижно все в той же позе, скрестив ноги, похожий на углубившегося в себя толстого Будду. На коленях у него лежал позеленевший клинок ножа.
   - Новая догадка, Владимир Осипович? - спросил я сочувственно.
   Он пошевелился.
   - Вижу, все вижу, - продолжал я. - Находка "братского кладбища" дала новый поворот вашим мыслям.
   - Важно понять, - медленно сказал Савчук, - что возникло в тундре раньше: сказка о Стране Семи Трав или сказка о "каменных людях"?
   - Какое это может иметь значение? - удивился я.
   - Очень большое...
   - И это связано с малочисленностью рода Нерхо?
   - Начинаю думать, что так.
   - Все-таки не понимаю...
   - Видите ли, возможно, что произошла ошибка в хронологии. "Дети солнца", к моему глубокому сожалению, не являются пранародом, древнейшим народом Сибири, как мне казалось раньше.
   - Что же заставило вас усомниться в первоначальной догадке?
   - О, все эти занятные штучки! - Он подбросил на ладони клинок, потом указал им на груду металлолома, извлеченного из ямы. - Они подсказывают мне новое, неожиданно простое решение проблемы. Впрочем... - Савчук оборвал объяснения и взглянул на ручные часы: - Полчаса прошло, Алексей Петрович. Подъем, подъем! Будите товарищей!
   Помогая мне поднять на плечи рацию, Бульчу шепнул:
   - Ничего не замечаешь?
   - А что я должен замечать? - спросил я тоже шепотом.
   - В лесу кто-то есть.
   - Кроме нас?
   - Да.
   Мы шагали рядом, негромко переговариваясь.
   - Я думал, чудится, - сказал я. - Представь себе, и я ощущаю. Будто кто-то невидимый сопровождает нас по лесу. Неприятное ощущение... - Я поежился.
   - А Володя запретил стрелять, - пробормотал Бульчу. (Подобно Лизе, он запросто называл Савчука Володей.)
   Я ускорил шаги, нагнал нашего начальника и сообщил о моих и Бульчу опасениях.
   - Давно замечаю, - отозвался этнограф. - С первого момента, как вошли в лес. Поэтому и не спал на привале. Теперь надо знаете как? Теперь надо ухо востро!
   - А что заметили? - поинтересовался я. - Иногда шорох, да? Негромкий треск, прерывистое дыхание?
   - Нет. "Дети солнца" умеют маскироваться. Просто интуитивно, кожей, что ли, чувствую присутствие чужих людей. Неприятно, конечно. Приходится терпеть. Не думаю, чтобы они стали в нас стрелять. До сих пор не стреляли.
   Все же по его приказанию мы стали держаться более компактно. Савчук, как вожак, двигался впереди, Лиза шла посредине, Бульчу и я охраняли фланги и тыл.
   Только хруст веток под ногами да наши голоса, пониженные, приглушенные раздавались в лесу.
   Птиц и животных здесь не было. Тишина, царившая в мертвом лесу, казалась неестественной, тревожной. Такой бывает стоячая вода в болоте, на черной глади которого то и дело вскипают пузыри, будто какое-то чудовище тяжело ворочается на дне.
   Все было нереально, странно вокруг.
   Такой лес, лежавший вповалку, торчащий корнями вверх, накренившийся направо или налево, мог только присниться, и то лишь во время болезни, при очень высокой температуре.
   Лиза вздохнула.
   - Ты о чем? - спросил я.
   - Не знаю, не знаю, - пробормотала она. - Иногда кажется, что мы гоняемся за призраком. Будто призрак ведет нас за руку по этим горам, через ямы и бурелом, через этот страшный мертвый лес, мимо глубоких пропастей...
   - Нервы, - подал голос Савчук.
   - Ты просто очень устала, Рыжик, - сказал я, нагоняя ее и с беспокойством заглядывая ей в лицо. Лиза брела, согнувшись под тяжестью поклажи. Ко лбу прилипла прядь волос, которую она поспешила отбросить, заметив мой взгляд...
   Минуло уже около трех часов, как мы оставили лодку и углубились в лес, а пройдено было еще очень мало - каких-нибудь три-четыре километра.
   Лес обычно сосредоточивает, углубляет мысли. Тундра, степь - просторное открытое пространство - рассеивают их, - у меня, по крайней мере.
   Этот мертвый вымерзший лес настраивал на самые невеселые мысли.
   О, как холодно, одиноко, тоскливо было здесь, наверное, зимой!
   - Да, да, ужасно тоскливо, - сказала Лиза, видимо угадав по выражению моего лица, о чем я думал. - Стволы торчат, как кресты старого деревенского кладбища...
   - А мне напоминают толпу нищих на паперти.
   - Вернее, души грешников в аду, - поправил Савчук. - Помните: в одном из кругов дантовского ада есть заколдованный лес?
   - Ну как же! Души грешников, которые обращены в деревья.
   - Да. Стонут и плачут, вздымая к небу скрюченные пальцы.
   Нервное напряжение нарастало.
   Кто-то, кроме нас, был в мертвом лесу или что-то было в нем! И мы приближались к этому непонятному "кому-то" или "чему-то"...
   Бульчу первым увидел стрелу и, подняв руку, предостерегающе крикнул.
   Участники экспедиции остановились. Над грудой камней, в нескольких шагах от нас, чуть покачивалось пестрое оперение стрелы, словно это бабочка присела отдохнуть на камень.
   Мы с опаской приблизились. Но смерть, по крайней мере сейчас, не угрожала нам. Она побывала здесь до нас.