Страница:
В горах Бырранга уцелела тень двуглавого орла.
Не надо забывать, что мышление беглых нганасанов было в основном первобытным мышлением. Они жили как бы в мире кривых зеркал. Призраки, чудовища теснились вокруг людей, но были только отражением их собственных мыслей, были их "я", расщепленным, раздробленным...
- Ну а инструкция? - нетерпеливо спросил я.
О, здесь страшное неожиданно обернулось смешным!
Приехавшие в тундру переписчики, вероятно, показывали нганасанам инструкцию с печатью - царскую бумагу. А всякая царская бумага была вообще страшна - с нею связывалось представление о неприятностях, о новых поборах, увеличении ясака. Инструкция с орлом произвела очень большое впечатление на Якагу. Он и решил украсть ее, чтобы тем самым "парализовать колдовство"...
Слушая Савчука, Петр Арианович утвердительно кивал головой.
- Да, так оно и было, - сказал он. - Хорошо зная "детей солнца", я уверен, что все было именно так.
- "Дети солнца" - это ветвь народа нганасанов, - повторил Савчук. Ветвь, отломившаяся от ствола, начавшая засыхать...
"Все стало реальнее и проще, - думал я, слушая Савчука. - Люди из сказки превратились в потерянных людей, в нганасанов, бежавших от переписи в 1897 году. Сказочная Страна Мертвых, она же Страна Семи Трав, представляет собой обычный лес, впрочем, по северным меркам, все же оазис..."
- Но я хотел показать вам Хытындо и Якагу, - спохватился Петр Арианович.
Мы прошли еще немного и очутились подле группы "детей солнца", на которую я вначале не обратил внимания.
У деревянного котла, куда опускали раскаленные на огне костра камни (вода уже закипала), сидел небольшого роста старик с двумя аккуратно заплетенными тощими косицами. Он что-то жевал, но, увидя нас, с усилием проглотил кусок и скорчил злобную гримасу. Сейчас он напоминал разъяренного хищного зверька, который огрызается, даже попав в капкан.
Рядом на груде оленьих шкур сутулилась толстая женщина. Когда мы остановились, разглядывая ее, она не пошевелилась и продолжала смотреть в одну точку. Да, описание, данное Петром Ариановичем в письмах, было очень точным: голова великанши, руки и ноги карлицы.
И это отвратительное существо в течение многих лет властвовало над судьбой ста с лишним человек и даже посягало на жизнь нашего Петра Ариановича!..
- Отойдем от нее! - прошептала Лиза с дрожью гадливости. - Мне будет неприятно, если она посмотрит на меня...
- Алексей Петрович, а ведь уже четверть восьмого, - сказал Савчук, взглянув на часы. - Пора разговаривать с Новотундринском...
Мы захлопотали подле рации. Вокруг с сосредоточенными лицами стояли "дети солнца".
Сначала в лесистый склон ущелья плеснула какая-то заокеанская волна, неся на своем гребне танцующую пару. Потом кто-то насморочным голосом, со странной настойчивостью подчеркивая окончания слов, сказал: "Родион, Елена, Павел, Кирилл, Анна". Повторяю: "Репка! Звено товарища Репки на копке свеклы, перевыполняя..." Его заглушил деловитый щебет морзянки.
Через эту толкотню звуков протеснились позывные Новотундринска. Аксенов ждал разговора с нами.
Я перешел на передачу.
Савчук был предельно краток. Он объяснил, что срочно нужна помощь.
Затем я вызвал полярную станцию на мысе Челюскин: Андрей в числе первых должен был пожелать счастья, удачи и хорошего здоровья Петру Ариановичу. Мой друг заслужил эту честь и эту радость - ведь он заочно помогал нашей экспедиции. Содействие его было просто неоценимым.
- Нет, не все, - предупредил я, когда Петр Арианович сделал движение, чтоб отойти от рации.
Я начал искать хорошо знакомую волну в эфире. Лиза догадалась, какую радиостанцию ловлю, потому что ласково взяла Петра Ариановича под руку.
Наш учитель стоял совершенно растерянный. Радио для него не было новостью, но такое применение его в походных условиях он наблюдал впервые.
- Земля Ветлугина? - громко спросил я.
Петр Арианович с изумлением посмотрел на меня.
- Синицкий? Попросите начальника полярной станции Синицкого. Говорит Алексей Ладыгин... Синицкий? Привет!.. Сейчас с вами будет говорить Ветлугин... Да, да, Петр Арианович Ветлугин! Нашли, нашли!.. На Таймыре, в горах Бырранга... (Я обернулся к Петру Ариановичу.) Земля Ветлугина передает вам самый пламенный арктический привет!.. Вот, слышите?..
Так старый географ услышал свою Землю, свой Архипелаг Исчезающих Островов, об открытии которого еще не знал...
- Мне так много надо узнать, - сказал он, когда закончился разговор с Землей Ветлугина. - Впору сесть за парту с четвероклассниками... Подумайте: в мое время Русанов отправился в экспедицию без радио. Аэропланы (вы называете их самолетами) поднимали только одного человека и были похожи на летающие этажерки...
Лиза хотела что-то сказать, но он прервал ее:
- Не утешайте меня. Зачем? Я счастлив, что мне предстоит так много узнать. И я ведь должен еще дописать историю "детей солнца" - историю отколовшихся родов Нерхо и Нгойбу, - поправился он. - Ну что ж! Я сделаю это!..
До меня донеслись оживленные голоса. Я оглянулся. В кругу вновь обретенных сородичей гордо восседал Бульчу.
Старший проводник экспедиции со снисходительной улыбкой показывал подаренные ему за отличную охоту именные часы и даже давал желающим послушать, как они тикают.
Один из почтительных зрителей сказал длинную фразу, и Бульчу удовлетворенно кивнул.
- Таких нет даже у Тынкаги, - перевел Петр Арианович с улыбкой. - Он прав. У меня есть только водяные часы... А вот теперь ваш проводник говорит... Что он говорит?.. Сны на стене - это не колдовство!.. Не могу понять...
Наш учитель вопросительно посмотрел на нас.
О! Знаменитые сны на стене! Бульчу в своем репертуаре! Но никогда этот заезженный, известный всей таймырской тундре репертуар не был так кстати, как сейчас!
А ведь он только рассказывал "детям солнца", как живут теперь их родичи, оставшиеся в тундре!..
Я перехватил взгляд Хытындо, который она метнула на нас из-под тяжелых морщинистых век.
Потом она вытащила из-за пазухи желтую повязку с бахромой и завесила себе лицо. Я понял, что это шаманская повязка. Хытындо не хотела видеть торжества Тынкаги, видеть Тынкагу и друзей Тынкаги. Она хотела жить и умереть в том странном мире вымыслов, призраков, который создала сама, чтобы пугать своих соплеменников и, пугая их, безраздельно властвовать над ними...
...Так, с желтой бахромчатой повязкой, наброшенной на глаза, опустив плечи, на которых тускло отсвечивают ритуальные побрякушки, продолжает сидеть шаманка Хытындо за стеклом большой витрины в Музее народов СССР. Рядом, у костра, стоит Нырта, небрежно опершись на копье. Вдали, на фоне лесистого ущелья, поднимаются столбы дымков...
Фигуры сделаны на редкость хорошо. Музейный художник сумел удачно расположить их и уловил главное - гнетуще-мертвенное оцепенение, разлитое в этом реликтовом первобытном мирке.
Могу удостоверить: Хытындо из глины и цветных тряпок очень похожа на настоящую Хытындо. О Нырте мне трудно судить. Ведь я, к сожалению, не видел его живым.
Если вы, прочитав эту книгу, соберетесь посетить музей и дойдете до зала позднего неолита, то убедитесь, что подле витрины с Хытындо и Ныртой толпится больше всего посетителей. Здесь дело, по-видимому, не только в искусстве художника, хотя и это имеет значение. Драматическая история двух родов, Нерхо и Нгойбу, заблудившихся в горах Бырранга, стала широко известна из печати и привлекла всеобщее внимание и сочувствие.
Однако вряд ли кто-нибудь из посетителей знает о том, что сотрудник музея, невысокий старик в очках, который, прихрамывая, расхаживает подле стендов и дает объяснения, не кто иной, как прославленный Тынкага нганасанских песен - Петр Арианович Ветлугин!
Лишь очень внимательное, настороженное ухо уловит в его негромком, как бы доносящемся издалека голосе интонации скорби, сожаления, гнева интонации участника всех описываемых им событий.
Ему порой кажутся невероятными эти события. Ему кажется, что кто-то другой, а не он побывал в ущелье "детей солнца" и на протяжении более чем двадцати лет с помощью верного Нырты боролся против тирании тупой и хитрой шаманки.
Но иногда по вечерам Петр Арианович с разрешения директора задерживается в музее. Он пишет научный труд и, не доверяя памяти и дневнику, предпочитает иметь все нужные материалы под рукой.
Оставшись один в притихших полутемных залах, он с новой силой ощущает себя отброшенным вспять, в каменный век. Настольная лампа очерчивает круг света на лежащей перед ним рукописи. За пределами стола, по углам, громоздится сумрак. Вот там угадываются круглые, оплетенные кожей щиты, там - силуэт "закольцованного" в горах Бырранга гуся, а над ним распалился орел, отбрасывая угловато-зловещую тень на стену - абрис Птицы Маук.
Петр Арианович кладет ручку и откидывается на спинку стула, позволяя себе минутный отдых. Географ думает о "детях солнца". Нагоняя время, они ушли вперед со своими вновь обретенными сородичами, а он, Тынкага, добровольно остался в каменном веке, чтобы написать их обстоятельную историю.
Потом, поработав еще с часок, Петр Арианович разгибается, аккуратно укладывает рукопись в ящик письменного стола и выходит на улицу, в сверкающую огнями Москву, в двадцатый век...
1954 г.
Не надо забывать, что мышление беглых нганасанов было в основном первобытным мышлением. Они жили как бы в мире кривых зеркал. Призраки, чудовища теснились вокруг людей, но были только отражением их собственных мыслей, были их "я", расщепленным, раздробленным...
- Ну а инструкция? - нетерпеливо спросил я.
О, здесь страшное неожиданно обернулось смешным!
Приехавшие в тундру переписчики, вероятно, показывали нганасанам инструкцию с печатью - царскую бумагу. А всякая царская бумага была вообще страшна - с нею связывалось представление о неприятностях, о новых поборах, увеличении ясака. Инструкция с орлом произвела очень большое впечатление на Якагу. Он и решил украсть ее, чтобы тем самым "парализовать колдовство"...
Слушая Савчука, Петр Арианович утвердительно кивал головой.
- Да, так оно и было, - сказал он. - Хорошо зная "детей солнца", я уверен, что все было именно так.
- "Дети солнца" - это ветвь народа нганасанов, - повторил Савчук. Ветвь, отломившаяся от ствола, начавшая засыхать...
"Все стало реальнее и проще, - думал я, слушая Савчука. - Люди из сказки превратились в потерянных людей, в нганасанов, бежавших от переписи в 1897 году. Сказочная Страна Мертвых, она же Страна Семи Трав, представляет собой обычный лес, впрочем, по северным меркам, все же оазис..."
- Но я хотел показать вам Хытындо и Якагу, - спохватился Петр Арианович.
Мы прошли еще немного и очутились подле группы "детей солнца", на которую я вначале не обратил внимания.
У деревянного котла, куда опускали раскаленные на огне костра камни (вода уже закипала), сидел небольшого роста старик с двумя аккуратно заплетенными тощими косицами. Он что-то жевал, но, увидя нас, с усилием проглотил кусок и скорчил злобную гримасу. Сейчас он напоминал разъяренного хищного зверька, который огрызается, даже попав в капкан.
Рядом на груде оленьих шкур сутулилась толстая женщина. Когда мы остановились, разглядывая ее, она не пошевелилась и продолжала смотреть в одну точку. Да, описание, данное Петром Ариановичем в письмах, было очень точным: голова великанши, руки и ноги карлицы.
И это отвратительное существо в течение многих лет властвовало над судьбой ста с лишним человек и даже посягало на жизнь нашего Петра Ариановича!..
- Отойдем от нее! - прошептала Лиза с дрожью гадливости. - Мне будет неприятно, если она посмотрит на меня...
- Алексей Петрович, а ведь уже четверть восьмого, - сказал Савчук, взглянув на часы. - Пора разговаривать с Новотундринском...
Мы захлопотали подле рации. Вокруг с сосредоточенными лицами стояли "дети солнца".
Сначала в лесистый склон ущелья плеснула какая-то заокеанская волна, неся на своем гребне танцующую пару. Потом кто-то насморочным голосом, со странной настойчивостью подчеркивая окончания слов, сказал: "Родион, Елена, Павел, Кирилл, Анна". Повторяю: "Репка! Звено товарища Репки на копке свеклы, перевыполняя..." Его заглушил деловитый щебет морзянки.
Через эту толкотню звуков протеснились позывные Новотундринска. Аксенов ждал разговора с нами.
Я перешел на передачу.
Савчук был предельно краток. Он объяснил, что срочно нужна помощь.
Затем я вызвал полярную станцию на мысе Челюскин: Андрей в числе первых должен был пожелать счастья, удачи и хорошего здоровья Петру Ариановичу. Мой друг заслужил эту честь и эту радость - ведь он заочно помогал нашей экспедиции. Содействие его было просто неоценимым.
- Нет, не все, - предупредил я, когда Петр Арианович сделал движение, чтоб отойти от рации.
Я начал искать хорошо знакомую волну в эфире. Лиза догадалась, какую радиостанцию ловлю, потому что ласково взяла Петра Ариановича под руку.
Наш учитель стоял совершенно растерянный. Радио для него не было новостью, но такое применение его в походных условиях он наблюдал впервые.
- Земля Ветлугина? - громко спросил я.
Петр Арианович с изумлением посмотрел на меня.
- Синицкий? Попросите начальника полярной станции Синицкого. Говорит Алексей Ладыгин... Синицкий? Привет!.. Сейчас с вами будет говорить Ветлугин... Да, да, Петр Арианович Ветлугин! Нашли, нашли!.. На Таймыре, в горах Бырранга... (Я обернулся к Петру Ариановичу.) Земля Ветлугина передает вам самый пламенный арктический привет!.. Вот, слышите?..
Так старый географ услышал свою Землю, свой Архипелаг Исчезающих Островов, об открытии которого еще не знал...
- Мне так много надо узнать, - сказал он, когда закончился разговор с Землей Ветлугина. - Впору сесть за парту с четвероклассниками... Подумайте: в мое время Русанов отправился в экспедицию без радио. Аэропланы (вы называете их самолетами) поднимали только одного человека и были похожи на летающие этажерки...
Лиза хотела что-то сказать, но он прервал ее:
- Не утешайте меня. Зачем? Я счастлив, что мне предстоит так много узнать. И я ведь должен еще дописать историю "детей солнца" - историю отколовшихся родов Нерхо и Нгойбу, - поправился он. - Ну что ж! Я сделаю это!..
До меня донеслись оживленные голоса. Я оглянулся. В кругу вновь обретенных сородичей гордо восседал Бульчу.
Старший проводник экспедиции со снисходительной улыбкой показывал подаренные ему за отличную охоту именные часы и даже давал желающим послушать, как они тикают.
Один из почтительных зрителей сказал длинную фразу, и Бульчу удовлетворенно кивнул.
- Таких нет даже у Тынкаги, - перевел Петр Арианович с улыбкой. - Он прав. У меня есть только водяные часы... А вот теперь ваш проводник говорит... Что он говорит?.. Сны на стене - это не колдовство!.. Не могу понять...
Наш учитель вопросительно посмотрел на нас.
О! Знаменитые сны на стене! Бульчу в своем репертуаре! Но никогда этот заезженный, известный всей таймырской тундре репертуар не был так кстати, как сейчас!
А ведь он только рассказывал "детям солнца", как живут теперь их родичи, оставшиеся в тундре!..
Я перехватил взгляд Хытындо, который она метнула на нас из-под тяжелых морщинистых век.
Потом она вытащила из-за пазухи желтую повязку с бахромой и завесила себе лицо. Я понял, что это шаманская повязка. Хытындо не хотела видеть торжества Тынкаги, видеть Тынкагу и друзей Тынкаги. Она хотела жить и умереть в том странном мире вымыслов, призраков, который создала сама, чтобы пугать своих соплеменников и, пугая их, безраздельно властвовать над ними...
...Так, с желтой бахромчатой повязкой, наброшенной на глаза, опустив плечи, на которых тускло отсвечивают ритуальные побрякушки, продолжает сидеть шаманка Хытындо за стеклом большой витрины в Музее народов СССР. Рядом, у костра, стоит Нырта, небрежно опершись на копье. Вдали, на фоне лесистого ущелья, поднимаются столбы дымков...
Фигуры сделаны на редкость хорошо. Музейный художник сумел удачно расположить их и уловил главное - гнетуще-мертвенное оцепенение, разлитое в этом реликтовом первобытном мирке.
Могу удостоверить: Хытындо из глины и цветных тряпок очень похожа на настоящую Хытындо. О Нырте мне трудно судить. Ведь я, к сожалению, не видел его живым.
Если вы, прочитав эту книгу, соберетесь посетить музей и дойдете до зала позднего неолита, то убедитесь, что подле витрины с Хытындо и Ныртой толпится больше всего посетителей. Здесь дело, по-видимому, не только в искусстве художника, хотя и это имеет значение. Драматическая история двух родов, Нерхо и Нгойбу, заблудившихся в горах Бырранга, стала широко известна из печати и привлекла всеобщее внимание и сочувствие.
Однако вряд ли кто-нибудь из посетителей знает о том, что сотрудник музея, невысокий старик в очках, который, прихрамывая, расхаживает подле стендов и дает объяснения, не кто иной, как прославленный Тынкага нганасанских песен - Петр Арианович Ветлугин!
Лишь очень внимательное, настороженное ухо уловит в его негромком, как бы доносящемся издалека голосе интонации скорби, сожаления, гнева интонации участника всех описываемых им событий.
Ему порой кажутся невероятными эти события. Ему кажется, что кто-то другой, а не он побывал в ущелье "детей солнца" и на протяжении более чем двадцати лет с помощью верного Нырты боролся против тирании тупой и хитрой шаманки.
Но иногда по вечерам Петр Арианович с разрешения директора задерживается в музее. Он пишет научный труд и, не доверяя памяти и дневнику, предпочитает иметь все нужные материалы под рукой.
Оставшись один в притихших полутемных залах, он с новой силой ощущает себя отброшенным вспять, в каменный век. Настольная лампа очерчивает круг света на лежащей перед ним рукописи. За пределами стола, по углам, громоздится сумрак. Вот там угадываются круглые, оплетенные кожей щиты, там - силуэт "закольцованного" в горах Бырранга гуся, а над ним распалился орел, отбрасывая угловато-зловещую тень на стену - абрис Птицы Маук.
Петр Арианович кладет ручку и откидывается на спинку стула, позволяя себе минутный отдых. Географ думает о "детях солнца". Нагоняя время, они ушли вперед со своими вновь обретенными сородичами, а он, Тынкага, добровольно остался в каменном веке, чтобы написать их обстоятельную историю.
Потом, поработав еще с часок, Петр Арианович разгибается, аккуратно укладывает рукопись в ящик письменного стола и выходит на улицу, в сверкающую огнями Москву, в двадцатый век...
1954 г.