Страница:
Разведя руками, он заключил: «Из-за
крас. дев.жизнь моя и поломалась».
– Да ну, – покачал головой Сергей, мучительно пытаясь понять, что же все-таки такого нового появилось в Варакине. – При чем тут бабы? Мы сразу тебя предупреждали.
– Не спорь, не спорь, бабы!
Жесты Варакина стали чуть замедленней.
Если верить, то работа с крас. дев.оказалась для него только первым толчком. Это потом его несло и ломало, не разбирая дороги, и выбросило, наконец, как неудачливого гонщика с трассы.
Однажды летом в ночном клубе «Эльдорадо» Варакин назначил деловое свидание. Что-то там не сложилось, партнер не пришел. Не сильно расстроившись, Варакин заказал ужин и с удовольствием прислушивался к уютной музыке, одновременно с интересом поглядывая на соседний столик, за которым красиво угнездилась некая симпатичная и одинокая крас. дев.Вообще-то она не походила на проститутку, но, понятно, и домохозяйкой не выглядела. Изящная, можно сказать, стильная. Рядом с ее столиком шуршал фонтан, окруженный каменными вазами, из которых торчали седые перья каких-то декоративных растений.
Лучше бы Варакин не поглядывал в ее сторону.
Но выглядела крас. дев.неплохо.
Очень даже неплохо.
Это не только Варакин разглядел, но еще и какой-то вдетый амбал. Известно, счастливые трусов не надевают. Хорошо вдетый амбал начал разбухать, как кролик, случайно заглотивший удава. Терпел, терпел, а потом поднялся и, покачиваясь, проследовал к столику крас. дев., где грузно рухнул на свободный стул:
«Не возражаешь?»
Сидя почти рядом, Варакин отчетливо слышал каждое слово.
Ему было страшно интересно, что ответит вдетому такая вот стильная крас. дев.? Вообще-то он понимал, что перед ним раскручиваться самая обыкновенная, даже слишком обыкновенная история, но, к его удивлению, стильная крас. дев.сухо ответила:
«Возражаю».
«Ты не ломайся, – заржал амбал. – Ты же – Софка, знаю, мой корешок тебя заказывал. Про тебя всякие чудеса говорят. А если занята, нет проблем, я договорюсь».
«Уйдите, пожалуйста!
«Ну, ты даешь, – удивился вдетый. – Я о тебе много слышал. Ну, это, сама знаешь. Парень девушку та-та, хочет познакомитца!»
И заржал уже совсем нагло и откровенно.
«Пожалуйста, уйдите!»
«Ментов вызовешь?»
Стильная крас. дев.беспомощно оглянулась, но никто ее не слышал. Завсегдатаи «Эльдорадо» смотрели кто куда, только не в ее сторону. Они выпивали и закусывали. До поры до времени они вообще ничего не хотели слышать. А счастье было так возможно, вздохнул Варакин. И так возможно, добавил он, и так, и даже вот этак. Но никто и глазом не повел. Только взгляд Варакина женщине удалось перехватить.
И Варакин встал.
Он сам удивился: зачем сделал это?
Во-первых, он никогда не отличался воинственностью. Пошуметь – это да, это он любил. Но не драться. А во-вторых, вообще не умел он разбираться с такими вот вдетыми. Ну, обмануть, перемошенничать, это куда ни шло, но не драться же!
Тем не менее, Варакин встал.
Может, потому что разглядел лицо женщины.
Ничего особенного в нем не было, просто бледное красивое лицо. Такие лица бывают и у проституток. Даже вполне возможно, что она была проституткой. Тем не менее, Варакин встал и подошел к амбалу, который, обернувшись, уставился на него с вполне издевательским любопытством.
«Вам, кажется, предложили уйти».
«Не свисти, хохол, девок не будет».
«Вы меня не поняли?»
«Тебя-то? – удивился амбал. – А чего тут понимать?»
И сам спросил:
«На что жалуешься, козел?»
«На ваше неэтичное поведение», – красиво ответил Варакин.
«Да ты, наверное, Софку защитить хочешь! – не поверил амбал. – Так она же шлюха. У меня на нее виды».
Краем глаза Варакин увидел официанта, деловито махавшего рукой охране. Это его приободрило. «Наплевать мне на ваши виды, – твердо заявил он. – Вас просили уйти, и вы должны уйти». Варакин, понятно, надеялся, что охрана «Эльдорадо» ему поможет.
Но амбал поднялся и сразу оказался на голову выше Варакина. И кулаки у него оказались как гири. Втянув голову в мощные плечи, он выставил перед собой эти тяжелые кулаки, сделал шаг к Варакину и… упал.
Грохнулся, точнее.
Как чугунная башня.
Со стороны это выглядело так, будто его ударили, но на самом деле, он просто споткнулся о ковер. Но упал ужасно: дурной головой прямо на каменную вазу.
Варакин замолчал. Видимо, эта история и сейчас ему не нравилась.
– И где теперь тот амбал? – осторожно спросил Сергей.
Его снова подташнивало от резких приступов возвращающейся головной боли, от сухого воздуха, от запаха гари. Несколько раз он оглядывался на дверь. Он понимал, что пока его не хватились, надо уходить. Но уйти не мог.
– Далеко… – протянул Варакин.
– В Томске?
– Ох, дальше.
– На лесоповале?
– Если бы, – вздохнул Варакин: – Так получается, Рыжий, что убил я того скота.
– Но ты же к нему не прикасался.
– Ну и что? Некоторые завсегдатаи «Эльдорадо» точно показали, что я первым его задирал. И мол, подсечку провел. И Софка показала то же самое. Подошел, мол, придурок, и ну давай руками махать! Унизил, мол, всяко, и все такое прочее, кто ж выдержит? Не понравился я ей. Говорю ж, бабы. Короче, свидетели подтвердили, что я первый начал унижать вдетого.
– Так нет же на тебе крови!
– Ну и что? – странно хохотнул Варакин. – На тебе тоже нет крови.
– О чем это ты?
Варакин засмеялся:
– А вот придешь на обсуждение моего реферата, поймешь. Я завтра его прочту. Я тут такое разыскал про эту девственницу! Ой, Рыжий! Я вообще на тебя ссылаюсь. Я ведь теперь много думаю. Так, например, думаю, что нет в жизни случайностей. И совсем неважно, есть на тебе кровь или нет крови. Важно, насколько близко ты к ней подошел.
– Не понимаю, – признался Сергей.
– Ты умный, ты поймешь, – весело пообещал Варакин. И засмеялся: – Слышал анекдот? Русская глубинка, на невспаханном поле сидит поддатый мужик, вертит самокрутку. Подъезжает районное начальство, интересуется: «Кукуруза растет?» – «Не-а, не растет». – «А подсолнечник?» – «Не-а, не растет». – «А картошка?» – «И картошка не растет». – «А вы сеяли?» – «Ну, если посеять…»
Варакин заржал:
– Ты не торопись, Рыжий. Тебе теперь торопиться не надо. Вижу, что куда-то навострил лыжи, только не торопись. Жизнь, она длинная. Особенно в Новых Гармошках. Вид у тебя правда закороченный. Расслабься. У тебя же удовольствие: ты начинаешь с нуля!
И пояснил:
– Мы же первые, понимаешь? Вот и пользуйся тем, что мы первые. Увидишь сам, лет через пять в Новые Гармошки попрут толпами. Не останется здесь никакого простора. Я точно переберусь в другой периметр. Так что, радуйся, что попал вовремя.
– О каких толпах ты говоришь? – морщась от боли, спросил Сергей. – Неужели люди сами пойдут сюда?
– А то!
– Вы же за колючей проволокой!
– Так надежнее! – развеселился Варакин.
– А вы можете выходить за стену?
– А почему же нет? – весело удивился Варакин. – Как бы мы стали мыть золотишко? Золотишко-то, оно в тайге, на таежных речках.
– А если кто-то сбежит?
– Бегают из «Матросской тишины». Какой идиот побежит из рая?
– Из рая? – Сергей вспомнил ухмылку Анта. – При чем здесь рай? Что ты имеешь в виду?
– Да Новые Гармошки! – окончательно развеселился Варакин. – Мы здесь, наконец, успокоились. Мы здесь стали собой, нас страх не мучает, понимаешь? На нас никто не охотится. Мы одеваемся так, как нам хочется. Мы говорим то, что нам хочется. Это наша первая настоящая жизнь, понимаешь? А там, за стеной, – хохотнул Варакин. – Там, за стеной, должники, кредиторы, налоговая полиция, наезды. Там проститутки, налоговая инспекция, отсутствие перспектив, безработица. Там бандиты, менты, продажное начальство, гнилое правительство, всяческие вымогатели. И снова бандиты, бандиты, бандиты. И снова нищета, воровство, взятки. Там человек совсем незащищен, ты же знаешь, Рыжий, там у человека нет никакой уверенности в будущем. Там старики-пенсионеры, которым не на что жить, там вонючее государство, которое постоянно тебя кидает. Ты что, правда, не чувствуешь разницы?
– А будущее?
– Вот правильный вопрос! – обрадовался Варакин. – Все как раз упирается в будущее. Это ты верно заметил. Но мы-то здесь при золотишке, занимаемся всяким полезным трудом. Да, да, Рыжий, у каждого есть свой счет в банке. Заметь, валютный. И в надежном банке, – подчеркнул он. – И денежки на каждый счет капают регулярно. И налоги с них честно взимаются. То есть, чистые это денежки, – опять подчеркнул он. – Тебе понравится. Я, например, раньше сильно жалел, что тот вдетый в ресторане убился. И не потому жалел, что меня потом таскали по следователям. И не потому, что всякие пьянчуги-свидетели показывали, что это я напал на вдетого. И не потому даже, что Софка, падла, красивая шлюха, кричала, что я бандит. Не окажись на свете Новых Гармошек, я бы сейчас гнил на зоне, Рыжий, и копил в себе злобу. И подолгу думал бы о том, как, вернувшись на волю, закажу на ночь бледную шлюху Софку из «Эльдорадо» и покуражусь с нею ночь. Всего лишь ночь, взамен за тот срок, который бы отмотал за вдетого амбала. Ну, и все такое прочее. Ясно? А здесь, Рыжий, таких мыслей у меня нет, здесь я думаю совсем о другом. Например, о том, как, вернувшись в остальной мир, займусь настоящим делом, без грязи и дури, и, может, ту же шлюху вытащу из ее грязной тараканьей дыры. Пусть сидит дура в красивом офисе, я найду для нее место. И нужные слова найду. Ведь Новые Гармошки, Рыжий, это место, где успокаиваются. Не попади я сюда, у меня руки были бы сейчас по локоть в крови.
– Все-таки думаешь вернуться?
– Конечно. Но прямо в будущее.
– А жена? А твои кореша? Ты же их обманываешь.
– Они поймут, – весело засопел Варакин. – Они непременно поймут.
Сергей покачал головой.
Голова у него снова кружилась.
Но он вдруг понял, что это такое совсем новое появилось в Варакине.
Ленька всегда, конечно, был козлом, пусть веселым и неунывающим, но козлом. Сергей не мало встречал людей, подобных Варакину. Они всегда бывали то в прогаре, то в удаче. Но, даже будучи в удаче, даже будучи на пике успеха, они выделялись из толпы некоей внутренней суетливостью, спрятанным в душе беспокойством, – они всегда врали, даже когда не следовало врать, всегда в их глазах угадывалась некая тухлинка, некое болотце, затянутое ряской.
А Варакин смотрел прямо. Можно было поклясться, что он не врет.
Подумать только, изумился, морщась от боли, Сергей. Этот профессиональный мошенник, кажется, не врет! Более того, он всерьез занят чем-то таким, что ему по душе. Ведь идеальная страна все равно должна где-то существовать, опять вспомнил он. Но что мне с того? Я-то хочу уйти. Я хочу добраться до Коровенкова и до Валентина. Вот какой страшный процесс. И хочу убедиться, что Ант не перехватил Коляна.
– Варакин, – сказал он вслух. – Ты всегда любил все переворачивать.
– А я и сейчас люблю.
Сергей покачал головой:
– Варакин, а если кто-то захочет уйти из Новых Гармошек? Ну, мало ли? Может, кому-то не по душе бродить по тайге и мыть золотишко?
– Из Новых Гармошек не уходят, – убежденно заявил Варакин. – По крайней мере, я ни о чем таком не слышал. Да и куда уходить? Обратно в мир, где нас не ждут, где в любой момент могут разорвать на клочья? Нет, Рыжий, надо быть круглым дураком, чтобы уйти из Новых Гармошек.
И вдруг до него дошло:
– Ты хочешь уйти?
Сергей устало кивнул.
– Ты хочешь, чтобы я тебе помог?
– А ты поможешь?
– Да нет, конечно! – весело заорал Варакин. – Такие у меня принципы!
– У тебя есть принципы?
– Конечно, – нисколько не обиделся Варакин.
– Поэтому и не поможешь?
– Правильно мыслишь! – обрадовался Варакин. – Только ты успокойся. Давай лучше я покажу тебе книги. У меня есть совсем редкие. Вот, например, Стенсон! Единственное издание, даже в Ленинке нет ни одного такого экземпляра. – Глаза Варакина вспыхнули прозрачным спиртовым огнем. – Куда тебе идти? Ты чего? Я тебе про ронг-кнобскую девственницу расскажу. Тебе понравится! – Варакин не стал объяснять, чем может понравиться Сергею история какой-то ронг-кнобской девственницы. – Я раньше суетился, совсем как ты. Зато теперь живу с самого начала. Считай, живу с нулевой отметки. Можешь мне верить, это наша первая настоящая жизнь!
– А та? – поморщился от боли Сергей. – Прошлая?
– Считай, ее не было.
Осмотреться в раю
– Да ну, – покачал головой Сергей, мучительно пытаясь понять, что же все-таки такого нового появилось в Варакине. – При чем тут бабы? Мы сразу тебя предупреждали.
– Не спорь, не спорь, бабы!
Жесты Варакина стали чуть замедленней.
Если верить, то работа с крас. дев.оказалась для него только первым толчком. Это потом его несло и ломало, не разбирая дороги, и выбросило, наконец, как неудачливого гонщика с трассы.
Однажды летом в ночном клубе «Эльдорадо» Варакин назначил деловое свидание. Что-то там не сложилось, партнер не пришел. Не сильно расстроившись, Варакин заказал ужин и с удовольствием прислушивался к уютной музыке, одновременно с интересом поглядывая на соседний столик, за которым красиво угнездилась некая симпатичная и одинокая крас. дев.Вообще-то она не походила на проститутку, но, понятно, и домохозяйкой не выглядела. Изящная, можно сказать, стильная. Рядом с ее столиком шуршал фонтан, окруженный каменными вазами, из которых торчали седые перья каких-то декоративных растений.
Лучше бы Варакин не поглядывал в ее сторону.
Но выглядела крас. дев.неплохо.
Очень даже неплохо.
Это не только Варакин разглядел, но еще и какой-то вдетый амбал. Известно, счастливые трусов не надевают. Хорошо вдетый амбал начал разбухать, как кролик, случайно заглотивший удава. Терпел, терпел, а потом поднялся и, покачиваясь, проследовал к столику крас. дев., где грузно рухнул на свободный стул:
«Не возражаешь?»
Сидя почти рядом, Варакин отчетливо слышал каждое слово.
Ему было страшно интересно, что ответит вдетому такая вот стильная крас. дев.? Вообще-то он понимал, что перед ним раскручиваться самая обыкновенная, даже слишком обыкновенная история, но, к его удивлению, стильная крас. дев.сухо ответила:
«Возражаю».
«Ты не ломайся, – заржал амбал. – Ты же – Софка, знаю, мой корешок тебя заказывал. Про тебя всякие чудеса говорят. А если занята, нет проблем, я договорюсь».
«Уйдите, пожалуйста!
«Ну, ты даешь, – удивился вдетый. – Я о тебе много слышал. Ну, это, сама знаешь. Парень девушку та-та, хочет познакомитца!»
И заржал уже совсем нагло и откровенно.
«Пожалуйста, уйдите!»
«Ментов вызовешь?»
Стильная крас. дев.беспомощно оглянулась, но никто ее не слышал. Завсегдатаи «Эльдорадо» смотрели кто куда, только не в ее сторону. Они выпивали и закусывали. До поры до времени они вообще ничего не хотели слышать. А счастье было так возможно, вздохнул Варакин. И так возможно, добавил он, и так, и даже вот этак. Но никто и глазом не повел. Только взгляд Варакина женщине удалось перехватить.
И Варакин встал.
Он сам удивился: зачем сделал это?
Во-первых, он никогда не отличался воинственностью. Пошуметь – это да, это он любил. Но не драться. А во-вторых, вообще не умел он разбираться с такими вот вдетыми. Ну, обмануть, перемошенничать, это куда ни шло, но не драться же!
Тем не менее, Варакин встал.
Может, потому что разглядел лицо женщины.
Ничего особенного в нем не было, просто бледное красивое лицо. Такие лица бывают и у проституток. Даже вполне возможно, что она была проституткой. Тем не менее, Варакин встал и подошел к амбалу, который, обернувшись, уставился на него с вполне издевательским любопытством.
«Вам, кажется, предложили уйти».
«Не свисти, хохол, девок не будет».
«Вы меня не поняли?»
«Тебя-то? – удивился амбал. – А чего тут понимать?»
И сам спросил:
«На что жалуешься, козел?»
«На ваше неэтичное поведение», – красиво ответил Варакин.
«Да ты, наверное, Софку защитить хочешь! – не поверил амбал. – Так она же шлюха. У меня на нее виды».
Краем глаза Варакин увидел официанта, деловито махавшего рукой охране. Это его приободрило. «Наплевать мне на ваши виды, – твердо заявил он. – Вас просили уйти, и вы должны уйти». Варакин, понятно, надеялся, что охрана «Эльдорадо» ему поможет.
Но амбал поднялся и сразу оказался на голову выше Варакина. И кулаки у него оказались как гири. Втянув голову в мощные плечи, он выставил перед собой эти тяжелые кулаки, сделал шаг к Варакину и… упал.
Грохнулся, точнее.
Как чугунная башня.
Со стороны это выглядело так, будто его ударили, но на самом деле, он просто споткнулся о ковер. Но упал ужасно: дурной головой прямо на каменную вазу.
Варакин замолчал. Видимо, эта история и сейчас ему не нравилась.
– И где теперь тот амбал? – осторожно спросил Сергей.
Его снова подташнивало от резких приступов возвращающейся головной боли, от сухого воздуха, от запаха гари. Несколько раз он оглядывался на дверь. Он понимал, что пока его не хватились, надо уходить. Но уйти не мог.
– Далеко… – протянул Варакин.
– В Томске?
– Ох, дальше.
– На лесоповале?
– Если бы, – вздохнул Варакин: – Так получается, Рыжий, что убил я того скота.
– Но ты же к нему не прикасался.
– Ну и что? Некоторые завсегдатаи «Эльдорадо» точно показали, что я первым его задирал. И мол, подсечку провел. И Софка показала то же самое. Подошел, мол, придурок, и ну давай руками махать! Унизил, мол, всяко, и все такое прочее, кто ж выдержит? Не понравился я ей. Говорю ж, бабы. Короче, свидетели подтвердили, что я первый начал унижать вдетого.
– Так нет же на тебе крови!
– Ну и что? – странно хохотнул Варакин. – На тебе тоже нет крови.
– О чем это ты?
Варакин засмеялся:
– А вот придешь на обсуждение моего реферата, поймешь. Я завтра его прочту. Я тут такое разыскал про эту девственницу! Ой, Рыжий! Я вообще на тебя ссылаюсь. Я ведь теперь много думаю. Так, например, думаю, что нет в жизни случайностей. И совсем неважно, есть на тебе кровь или нет крови. Важно, насколько близко ты к ней подошел.
– Не понимаю, – признался Сергей.
– Ты умный, ты поймешь, – весело пообещал Варакин. И засмеялся: – Слышал анекдот? Русская глубинка, на невспаханном поле сидит поддатый мужик, вертит самокрутку. Подъезжает районное начальство, интересуется: «Кукуруза растет?» – «Не-а, не растет». – «А подсолнечник?» – «Не-а, не растет». – «А картошка?» – «И картошка не растет». – «А вы сеяли?» – «Ну, если посеять…»
Варакин заржал:
– Ты не торопись, Рыжий. Тебе теперь торопиться не надо. Вижу, что куда-то навострил лыжи, только не торопись. Жизнь, она длинная. Особенно в Новых Гармошках. Вид у тебя правда закороченный. Расслабься. У тебя же удовольствие: ты начинаешь с нуля!
И пояснил:
– Мы же первые, понимаешь? Вот и пользуйся тем, что мы первые. Увидишь сам, лет через пять в Новые Гармошки попрут толпами. Не останется здесь никакого простора. Я точно переберусь в другой периметр. Так что, радуйся, что попал вовремя.
– О каких толпах ты говоришь? – морщась от боли, спросил Сергей. – Неужели люди сами пойдут сюда?
– А то!
– Вы же за колючей проволокой!
– Так надежнее! – развеселился Варакин.
– А вы можете выходить за стену?
– А почему же нет? – весело удивился Варакин. – Как бы мы стали мыть золотишко? Золотишко-то, оно в тайге, на таежных речках.
– А если кто-то сбежит?
– Бегают из «Матросской тишины». Какой идиот побежит из рая?
– Из рая? – Сергей вспомнил ухмылку Анта. – При чем здесь рай? Что ты имеешь в виду?
– Да Новые Гармошки! – окончательно развеселился Варакин. – Мы здесь, наконец, успокоились. Мы здесь стали собой, нас страх не мучает, понимаешь? На нас никто не охотится. Мы одеваемся так, как нам хочется. Мы говорим то, что нам хочется. Это наша первая настоящая жизнь, понимаешь? А там, за стеной, – хохотнул Варакин. – Там, за стеной, должники, кредиторы, налоговая полиция, наезды. Там проститутки, налоговая инспекция, отсутствие перспектив, безработица. Там бандиты, менты, продажное начальство, гнилое правительство, всяческие вымогатели. И снова бандиты, бандиты, бандиты. И снова нищета, воровство, взятки. Там человек совсем незащищен, ты же знаешь, Рыжий, там у человека нет никакой уверенности в будущем. Там старики-пенсионеры, которым не на что жить, там вонючее государство, которое постоянно тебя кидает. Ты что, правда, не чувствуешь разницы?
– А будущее?
– Вот правильный вопрос! – обрадовался Варакин. – Все как раз упирается в будущее. Это ты верно заметил. Но мы-то здесь при золотишке, занимаемся всяким полезным трудом. Да, да, Рыжий, у каждого есть свой счет в банке. Заметь, валютный. И в надежном банке, – подчеркнул он. – И денежки на каждый счет капают регулярно. И налоги с них честно взимаются. То есть, чистые это денежки, – опять подчеркнул он. – Тебе понравится. Я, например, раньше сильно жалел, что тот вдетый в ресторане убился. И не потому жалел, что меня потом таскали по следователям. И не потому, что всякие пьянчуги-свидетели показывали, что это я напал на вдетого. И не потому даже, что Софка, падла, красивая шлюха, кричала, что я бандит. Не окажись на свете Новых Гармошек, я бы сейчас гнил на зоне, Рыжий, и копил в себе злобу. И подолгу думал бы о том, как, вернувшись на волю, закажу на ночь бледную шлюху Софку из «Эльдорадо» и покуражусь с нею ночь. Всего лишь ночь, взамен за тот срок, который бы отмотал за вдетого амбала. Ну, и все такое прочее. Ясно? А здесь, Рыжий, таких мыслей у меня нет, здесь я думаю совсем о другом. Например, о том, как, вернувшись в остальной мир, займусь настоящим делом, без грязи и дури, и, может, ту же шлюху вытащу из ее грязной тараканьей дыры. Пусть сидит дура в красивом офисе, я найду для нее место. И нужные слова найду. Ведь Новые Гармошки, Рыжий, это место, где успокаиваются. Не попади я сюда, у меня руки были бы сейчас по локоть в крови.
– Все-таки думаешь вернуться?
– Конечно. Но прямо в будущее.
– А жена? А твои кореша? Ты же их обманываешь.
– Они поймут, – весело засопел Варакин. – Они непременно поймут.
Сергей покачал головой.
Голова у него снова кружилась.
Но он вдруг понял, что это такое совсем новое появилось в Варакине.
Ленька всегда, конечно, был козлом, пусть веселым и неунывающим, но козлом. Сергей не мало встречал людей, подобных Варакину. Они всегда бывали то в прогаре, то в удаче. Но, даже будучи в удаче, даже будучи на пике успеха, они выделялись из толпы некоей внутренней суетливостью, спрятанным в душе беспокойством, – они всегда врали, даже когда не следовало врать, всегда в их глазах угадывалась некая тухлинка, некое болотце, затянутое ряской.
А Варакин смотрел прямо. Можно было поклясться, что он не врет.
Подумать только, изумился, морщась от боли, Сергей. Этот профессиональный мошенник, кажется, не врет! Более того, он всерьез занят чем-то таким, что ему по душе. Ведь идеальная страна все равно должна где-то существовать, опять вспомнил он. Но что мне с того? Я-то хочу уйти. Я хочу добраться до Коровенкова и до Валентина. Вот какой страшный процесс. И хочу убедиться, что Ант не перехватил Коляна.
– Варакин, – сказал он вслух. – Ты всегда любил все переворачивать.
– А я и сейчас люблю.
Сергей покачал головой:
– Варакин, а если кто-то захочет уйти из Новых Гармошек? Ну, мало ли? Может, кому-то не по душе бродить по тайге и мыть золотишко?
– Из Новых Гармошек не уходят, – убежденно заявил Варакин. – По крайней мере, я ни о чем таком не слышал. Да и куда уходить? Обратно в мир, где нас не ждут, где в любой момент могут разорвать на клочья? Нет, Рыжий, надо быть круглым дураком, чтобы уйти из Новых Гармошек.
И вдруг до него дошло:
– Ты хочешь уйти?
Сергей устало кивнул.
– Ты хочешь, чтобы я тебе помог?
– А ты поможешь?
– Да нет, конечно! – весело заорал Варакин. – Такие у меня принципы!
– У тебя есть принципы?
– Конечно, – нисколько не обиделся Варакин.
– Поэтому и не поможешь?
– Правильно мыслишь! – обрадовался Варакин. – Только ты успокойся. Давай лучше я покажу тебе книги. У меня есть совсем редкие. Вот, например, Стенсон! Единственное издание, даже в Ленинке нет ни одного такого экземпляра. – Глаза Варакина вспыхнули прозрачным спиртовым огнем. – Куда тебе идти? Ты чего? Я тебе про ронг-кнобскую девственницу расскажу. Тебе понравится! – Варакин не стал объяснять, чем может понравиться Сергею история какой-то ронг-кнобской девственницы. – Я раньше суетился, совсем как ты. Зато теперь живу с самого начала. Считай, живу с нулевой отметки. Можешь мне верить, это наша первая настоящая жизнь!
– А та? – поморщился от боли Сергей. – Прошлая?
– Считай, ее не было.
Осмотреться в раю
«Такие у меня принципы!»
Ленька Варакин и – принципы!
Задохнувшись, Сергей присел на скамью, поставленную в глубине бульвара под березами, такими болезненно желтыми, будто они отравились запахом гари, густо пропитавшей сухой воздух. Открытая дверь номера, подумал он, это просто ловушка. Ант решил поиграть со мной. Он знает, что в Новых Гармошках никто, наверное, не станет мне помогать. Здесь все, наверное, рассуждают, как Варакин. Куда бы я ни отправился, меня найдут. Какое к черту бегство, если голова разламывается от боли? Может, действительно послушаться Варакина и задержаться в раю? Пожить, осмотреться. Понять веселого мошенника. Что имел он в виду, повторяя – рай? И что имел в виду Ант, повторяя то же слово?
«Это наша первая настоящая жизнь». Может, веселый мошенник слетел с нарезки? Может, Новые Гармошки – просто приют для психов? Что бы это Варакин стал говорить про золотишко, про валютные счета?
«Тебе понравится…»
Ленька Варакин как был мелким мошенником, так и остался, сумрачно решил Сергей, с трудом преодолевая тошнотворную боль. Спасать душу, да еще так, чтобы на счет капали чистыеденежки, да еще и в твердой валюте – очень странные разговоры. Но насчет бегства Варакин, наверное, прав. Если за мной наблюдают, нет смысла бежать, этим только ухудшишь положение. Если даже я выберусь за ворота, люди Анта или Жеганова легко проследят весь мой путь. Возможно, Ант специально вывел меня из формы, потому никто меня и не торопит, никто не наступает на пятки. У них есть время. У них всегда есть время. Они терпеливо ждут, когда я окончательно расклеюсь и сам попрошу помощи. Или просто пойдут за мной следом. Тогда я сам приведу их к Коляну. Ну, а со мной они поступят просто. Ант ведь, наверное, не случайно намекал на то, что тайга горит. И эти некоторые сбои в памяти… Такие сбои могут длиться примерно сутки…
Мысль о повторном разговоре с прибалтом вызывала у Сергея тошноту.
Если здесь рай, подумал он, то некоторые работники рая мне не нравятся. За свое любопытство я уже получил. Я, похоже, узнал что-то такое, что никак не должно становиться известным за пределами периметра.
И все же странно.
Рай для избранных.
Рай для мошенников и проституток.
Рай для извращенцев и потенциальных убийц. Алло, у вас есть ткани веселеньких расцветок? Конечно, есть. Приезжайте, обхохочетесь!..Рай для воров и жуликов, для неудачливых бизнесменов, для всех, кто не вписывается в нормальную жизнь.
И все же идеальная страна должна где-то существовать.
Может быть, может быть…
Но я должен добраться до Валентина. Если Ант действительно верная собака Суворова, значит, он подчищает следы некоторых профессиональных сбоев. Свидетельством тому могут быть лжетрупы…
Мысли Сергея ворочались тяжело.
Да и ранние прохожие появились на пешеходных дорожках.
Перехватывая усталый взгляд Сергея, прохожие приветливо кивали.
Никто из них не мог знать Сергея, но все приветливо кивали, никто не прошел мимо, не улыбнувшись. Самые обыкновенные люди в самой обыкновенной одежде. Ну, может, чуть более живые и приветливые, чем такие же ранние прохожие в утреннем Томске. И у каждого в глазах пробивался, мерцал особенный блеск, что сразу поразил Сергея в глазах Варакина – блеск какого-то особенного интереса, глубинного, собственного, блеск какого-то действительно особенного интереса к жизни. Ни одного потухшего или злого взгляда.
Но почему Варакин так уверенно говорил о том, что я должен был попасть в Новые Гармошки раньше него? Почему Ант в Томске вытащил пистолет, уговаривая меня сесть в его джип? По каким параметрам, черт побери, я столь удачно подхожу и для погружения в рай и для водворения в тюрьму? Может, здесь правда помогают униженным и отчаявшимся?
Ага, помогают, мрачно подумал Сергей.
Кому может помочь верная собака Ант? Как можно помочь Морицу, Мезенцеву или Варакину? Какую соломинку можно бросить всем этим незадачливым, но всегда агрессивным актерам, чиновникам, поэтам, жуликоватым предпринимателям, распутным директорам частных лицеев, прожженным проституткам, если речь, конечно, идет о них?
Железной рукой загоним человека в счастье!
Это миру уже знакомо.
Сквозь облако вялой листвы, давно пожелтевшей от жары и великой суши, смутно просвечивал красный кирпич зданий, смутно светлела щебенка пешеходных дорожек. В самом конце аллеи сквозь угарную дымку, наброшенную на Новые Гармошки таежным пожаром, неопределенно проступали очертания какой-то тяжелой абстрактной фигуры. Кажется, глыба песчаника. Кажется, она изображала человека. Если так, то неизвестный ваятель оказался большим хитрецом: при всем желании у такой статуи не отобьешь ни пальца, ни уха.
Сергей чувствовал себя откровенно плохо.
Как ронг-кнобская девственница, когда ее секрет был открыт.
Оказывается, Варакин действительно много читает. Оказывается, мрачно усмехнулся Сергей, он действительно много размышляет над прочитанным, в Новых Гармошках у него есть для этого время. Более того, Варакин работает над рефератом, который в ближайшее время вынесет для обсуждения на круг вечернего костра.
И все же я ему не верю.
Даже потрепанная английская книжка Сергея не убедила.
Подумаешь, потрепанная английская книжка в бумажном переплете, разбухшая от множества бумажных вкладок. «Но это книжка знаменитого Джимми Стенсона, американского журналиста! – Варакин хватал Сергея за рукав, будто боялся, что он уйдет, не дослушав. – Стенсон был когда-то знаменит, но не буду врать, Рыжий, я сам впервые услышал его имя только в прошлом году. Случайно наткнулся в библиотеке вот на эту старую книжицу. В Новых Гармошках много книг из личной библиотеки Суворова. Я убил целых три месяца на то, чтобы начать читать на английском. И все только ради Стенсона, вот клянусь! – Варакин перекрестился. – Существует краткий русский перевод, но он слишком краткий, там упущено много интересных деталей. Поэтому я прочел книгу сам!»
Жулик Варакин и – английский язык!
Это изумило Сергея.
«Ты здесь под замком», – мрачно напомнил он.
«Нигде я не чувствовал себя лучше! – рассмеялся Варакин. – Нигде я не чувствовал себя таким свободным!»
«Это привычка, – вяло возразил Сергей. – Я тебя знаю. Ты просто пытаешься словчить. В Новых Гармошках тебе, наверное, некого обмишулить. Вот ты и занялся английским. Чтобы не помереть со скуки, можно даже выучить клинопись».
«Скука? Ты сказал скука? – зажмурился Варакин. – У нас такие закаты!»
Жулик Варакин и – закаты!
Сергей никак не мог увязать увиденное и услышанное с Варакиным. Зато сам Варакин не терял времени. Ухватив Сергея за рукав, он все-таки выдал историю ронг-кнобской девственницы.
В Северной Калифорнии, в Золотом штате, в краю красных доисторических лесов есть такое местечко Ронг-кноб, выдал Варакин. Кноб – это вроде как высокий бугор, точнее, холм круглой формы, а Ронг – конкретное место. Вместе получается Ронг-кноб, что можно перевести как «Селение на круглом холме».
В Ронг-кноб в середине прошлого века поселились три десятка энергичных поклонников идей Шарля Фурье, знаменитого утописта. На принципах полного равенства они организовали фаланстер с коллективным управлением. Это, скажу тебе, была настоящая коммуна! – затрясся от восторга Варакин. В Ронг-кноб собрались разные люди. Пропившиеся чинуки с океанского побережья, неудачливые старатели с чердака дяди Сэма, бывшие трапперы, охотники, разорившиеся земледельцы, наконец, просто бродяги из южных штатов. Там таких бродяг называют роверами. И дворняжек там тоже называют Роверами. У нас Жучки, у них Роверы. Но все вместе они умели найти главную мысль. Для этого, собственно, и собрались.
А еще оказалась в фаланстере маленькая глупая леди из Дебюка, радостно сообщил Варакин. Глупая не в переносном смысле, а в прямом. В середине прошлого века самыми невыносимыми и глупыми американцы считали жителей небольшого городка Дебюк, а маленькая глупая леди была как раз из Дебюка. Так сказать. Типичная представительница. Она гордилась этим и выдавала себя за девственницу.
Привел глупую леди в Ронг-кноб основатель фаланстера бывший старатель Джек Сентинел, по кличке Часовой. Помощником при нем ходил немой Луис, большой умник. В книжке Стенсона указано, что физиономия Луиса была такой чеканной, что ее запросто можно было выбить на склоне горы Маунт-Рашмор, где красуются каменные лики многих президентов Америки. Никто бы не удивился. Луис, кстати, не всегда был немым, заметил Варакин. Если верить Стенсону, в детстве Луис страдал заиканием и окончательно потерял речь только в пятнадцать лет, когда вместе с лошадьми и с повозкой неудачно свалился с крутого обрыва в реку. Самому молодому члену фаланстера стукнуло девятнадцать, самому старшему шел тридцать третий. Что касается глупой маленькой леди из Дебюка, то она утверждала, что ей примерно двадцать один год. Ей верили, конечно, поскольку с самого начала обитатели фаланстера договорились говорить друг другу только правду.
В результате дискуссий, проводимых по вечерам, было постановлено, что именно Ронг-кноб должен стать местом торжества идей фурьеризма. Джек Сентинел энергично прививал коммунарам взгляды, почерпнутые из книг Шарля Фурье. Эти книги он умудрился прочесть еще в то время, когда был вполне преуспевающим гражданином штата Новая Колумбия. Именно Часовой познакомил обитателей Ронг-кноб с прелестью нового общества, о котором толковал знаменитый просветитель. Производственная утонченность, господство хорошего вкуса, хорошее образование и крепкая дружба – вот что могло преобразить молодых коммунаров, выявить их внутреннюю главную сущность, побороть вечное зло, активно разлагающее людей. Не оставляя дружеских дискуссий, члены фаланстера построили каменный дом, возвели большую мельницу, успешно и с интересом занимались разными ремёслами и земледелием. Питались они из одного котла, а еще дважды в неделю (кроме дискуссий) собирались в круглом зале, чтобы подробно и откровенно отчитаться друг перед другом во всех своих тайных и явных помыслах, прегрешениях, добрых и недобрых поступках.
Высшая и утонченная форма открытости!
По крайней мере, так они думали.
Девственницу из Дебюка никто не обижал. Жила она в отдельном маленьком домике. Других женщин в фаланстер категорически не допускали. Если природа слишком давала о себе знать, затосковавшие коммунары вскакивали на лошадей и скакали в ближайший городок, расположенный на реке в семидесяти милях от Ронг-кноба. Никто из коммунаров, повинуясь всеобщей гармонии, не пытался совратить маленькую девственницу. Любая попытка, даже самая робкая, жестоко пресекалась и выносилась на общее собрание. Короче, как говорят, тишь да гладь, да Божья благодать.
Но на третий год грянул гром.
Вдруг выяснилось, что чистота и открытость нравственной атмосферы в фаланстере была, скажем так, несколько преувеличена. А если говорить прямо, то нравственная атмосфера там вообще оказалась насквозь лживой. Выяснилось, что практически все члены фаланстера умудрились за эти три года много раз переспать с маленькой глупой девственницей. И главное, тайком. Специальное собрание, посвященное таким ужасным событиям, растянулось почти на неделю. На столь долгом собрании присутствовала и сама девственница.
Она, наконец, услышала все, что о ней думают.
И сердце ее открылось добру и свету. Оно открылось у нее к правде.
Услышав все, что о ней думают, маленькая мнимая девственница преисполнилась внутренней гармонии и охотно признала свое несовершенство. Внимательно выслушав выступления, она заявила, что случившееся глубоко ранит ей сердце, поскольку вступает в противоречие с уже осознанными ею принципами хорошего вкуса и крепкой дружбы. А заявив это, маленькая глупая леди пошла и дальше, разумно предложив сделать тайное явным. То есть, она добровольно отказалась от высокого статуса девственницы и на совершенно равной основе предложила себя всем мужчинам фаланстера, чтобы ни для кого впредь не быть камнем преткновения.
После долгого обсуждения предложение маленькой леди было принято.
Почти два года фаланстер существовала вполне благопристойно, а потом (опять неожиданно) выяснилось, что в течение этих благопристойных двух лет маленькая глупая леди из Дебюка очень активно обманывала членов коммуны с неопрятными местными пастухами, которые время от времени перегоняли тучные стада по полям мимо счастливой коммуны.
Гармония снова была нарушена.
На этот раз – навсегда.
Сначала горела мельница (ее поджег один из обиженных пастухов), потом пошли нелады и ссоры, исчезли откровенность и открытость. А потом, вдруг влюбившись в маленькую глупую леди из Дебюка, немой умник Луис застрелил самого Часового. «Я думаю, что фаланстер и после этого мог существовать, – многозначительно заглянул в глаза Сергею Варакин, – но ни у кого не хватило смелости пристрелить еще и Луиса и его маленькую глупую леди. Понимаешь меня, Рыжий?»
Ленька Варакин и – принципы!
Задохнувшись, Сергей присел на скамью, поставленную в глубине бульвара под березами, такими болезненно желтыми, будто они отравились запахом гари, густо пропитавшей сухой воздух. Открытая дверь номера, подумал он, это просто ловушка. Ант решил поиграть со мной. Он знает, что в Новых Гармошках никто, наверное, не станет мне помогать. Здесь все, наверное, рассуждают, как Варакин. Куда бы я ни отправился, меня найдут. Какое к черту бегство, если голова разламывается от боли? Может, действительно послушаться Варакина и задержаться в раю? Пожить, осмотреться. Понять веселого мошенника. Что имел он в виду, повторяя – рай? И что имел в виду Ант, повторяя то же слово?
«Это наша первая настоящая жизнь». Может, веселый мошенник слетел с нарезки? Может, Новые Гармошки – просто приют для психов? Что бы это Варакин стал говорить про золотишко, про валютные счета?
«Тебе понравится…»
Ленька Варакин как был мелким мошенником, так и остался, сумрачно решил Сергей, с трудом преодолевая тошнотворную боль. Спасать душу, да еще так, чтобы на счет капали чистыеденежки, да еще и в твердой валюте – очень странные разговоры. Но насчет бегства Варакин, наверное, прав. Если за мной наблюдают, нет смысла бежать, этим только ухудшишь положение. Если даже я выберусь за ворота, люди Анта или Жеганова легко проследят весь мой путь. Возможно, Ант специально вывел меня из формы, потому никто меня и не торопит, никто не наступает на пятки. У них есть время. У них всегда есть время. Они терпеливо ждут, когда я окончательно расклеюсь и сам попрошу помощи. Или просто пойдут за мной следом. Тогда я сам приведу их к Коляну. Ну, а со мной они поступят просто. Ант ведь, наверное, не случайно намекал на то, что тайга горит. И эти некоторые сбои в памяти… Такие сбои могут длиться примерно сутки…
Мысль о повторном разговоре с прибалтом вызывала у Сергея тошноту.
Если здесь рай, подумал он, то некоторые работники рая мне не нравятся. За свое любопытство я уже получил. Я, похоже, узнал что-то такое, что никак не должно становиться известным за пределами периметра.
И все же странно.
Рай для избранных.
Рай для мошенников и проституток.
Рай для извращенцев и потенциальных убийц. Алло, у вас есть ткани веселеньких расцветок? Конечно, есть. Приезжайте, обхохочетесь!..Рай для воров и жуликов, для неудачливых бизнесменов, для всех, кто не вписывается в нормальную жизнь.
И все же идеальная страна должна где-то существовать.
Может быть, может быть…
Но я должен добраться до Валентина. Если Ант действительно верная собака Суворова, значит, он подчищает следы некоторых профессиональных сбоев. Свидетельством тому могут быть лжетрупы…
Мысли Сергея ворочались тяжело.
Да и ранние прохожие появились на пешеходных дорожках.
Перехватывая усталый взгляд Сергея, прохожие приветливо кивали.
Никто из них не мог знать Сергея, но все приветливо кивали, никто не прошел мимо, не улыбнувшись. Самые обыкновенные люди в самой обыкновенной одежде. Ну, может, чуть более живые и приветливые, чем такие же ранние прохожие в утреннем Томске. И у каждого в глазах пробивался, мерцал особенный блеск, что сразу поразил Сергея в глазах Варакина – блеск какого-то особенного интереса, глубинного, собственного, блеск какого-то действительно особенного интереса к жизни. Ни одного потухшего или злого взгляда.
Но почему Варакин так уверенно говорил о том, что я должен был попасть в Новые Гармошки раньше него? Почему Ант в Томске вытащил пистолет, уговаривая меня сесть в его джип? По каким параметрам, черт побери, я столь удачно подхожу и для погружения в рай и для водворения в тюрьму? Может, здесь правда помогают униженным и отчаявшимся?
Ага, помогают, мрачно подумал Сергей.
Кому может помочь верная собака Ант? Как можно помочь Морицу, Мезенцеву или Варакину? Какую соломинку можно бросить всем этим незадачливым, но всегда агрессивным актерам, чиновникам, поэтам, жуликоватым предпринимателям, распутным директорам частных лицеев, прожженным проституткам, если речь, конечно, идет о них?
Железной рукой загоним человека в счастье!
Это миру уже знакомо.
Сквозь облако вялой листвы, давно пожелтевшей от жары и великой суши, смутно просвечивал красный кирпич зданий, смутно светлела щебенка пешеходных дорожек. В самом конце аллеи сквозь угарную дымку, наброшенную на Новые Гармошки таежным пожаром, неопределенно проступали очертания какой-то тяжелой абстрактной фигуры. Кажется, глыба песчаника. Кажется, она изображала человека. Если так, то неизвестный ваятель оказался большим хитрецом: при всем желании у такой статуи не отобьешь ни пальца, ни уха.
Сергей чувствовал себя откровенно плохо.
Как ронг-кнобская девственница, когда ее секрет был открыт.
Оказывается, Варакин действительно много читает. Оказывается, мрачно усмехнулся Сергей, он действительно много размышляет над прочитанным, в Новых Гармошках у него есть для этого время. Более того, Варакин работает над рефератом, который в ближайшее время вынесет для обсуждения на круг вечернего костра.
И все же я ему не верю.
Даже потрепанная английская книжка Сергея не убедила.
Подумаешь, потрепанная английская книжка в бумажном переплете, разбухшая от множества бумажных вкладок. «Но это книжка знаменитого Джимми Стенсона, американского журналиста! – Варакин хватал Сергея за рукав, будто боялся, что он уйдет, не дослушав. – Стенсон был когда-то знаменит, но не буду врать, Рыжий, я сам впервые услышал его имя только в прошлом году. Случайно наткнулся в библиотеке вот на эту старую книжицу. В Новых Гармошках много книг из личной библиотеки Суворова. Я убил целых три месяца на то, чтобы начать читать на английском. И все только ради Стенсона, вот клянусь! – Варакин перекрестился. – Существует краткий русский перевод, но он слишком краткий, там упущено много интересных деталей. Поэтому я прочел книгу сам!»
Жулик Варакин и – английский язык!
Это изумило Сергея.
«Ты здесь под замком», – мрачно напомнил он.
«Нигде я не чувствовал себя лучше! – рассмеялся Варакин. – Нигде я не чувствовал себя таким свободным!»
«Это привычка, – вяло возразил Сергей. – Я тебя знаю. Ты просто пытаешься словчить. В Новых Гармошках тебе, наверное, некого обмишулить. Вот ты и занялся английским. Чтобы не помереть со скуки, можно даже выучить клинопись».
«Скука? Ты сказал скука? – зажмурился Варакин. – У нас такие закаты!»
Жулик Варакин и – закаты!
Сергей никак не мог увязать увиденное и услышанное с Варакиным. Зато сам Варакин не терял времени. Ухватив Сергея за рукав, он все-таки выдал историю ронг-кнобской девственницы.
В Северной Калифорнии, в Золотом штате, в краю красных доисторических лесов есть такое местечко Ронг-кноб, выдал Варакин. Кноб – это вроде как высокий бугор, точнее, холм круглой формы, а Ронг – конкретное место. Вместе получается Ронг-кноб, что можно перевести как «Селение на круглом холме».
В Ронг-кноб в середине прошлого века поселились три десятка энергичных поклонников идей Шарля Фурье, знаменитого утописта. На принципах полного равенства они организовали фаланстер с коллективным управлением. Это, скажу тебе, была настоящая коммуна! – затрясся от восторга Варакин. В Ронг-кноб собрались разные люди. Пропившиеся чинуки с океанского побережья, неудачливые старатели с чердака дяди Сэма, бывшие трапперы, охотники, разорившиеся земледельцы, наконец, просто бродяги из южных штатов. Там таких бродяг называют роверами. И дворняжек там тоже называют Роверами. У нас Жучки, у них Роверы. Но все вместе они умели найти главную мысль. Для этого, собственно, и собрались.
А еще оказалась в фаланстере маленькая глупая леди из Дебюка, радостно сообщил Варакин. Глупая не в переносном смысле, а в прямом. В середине прошлого века самыми невыносимыми и глупыми американцы считали жителей небольшого городка Дебюк, а маленькая глупая леди была как раз из Дебюка. Так сказать. Типичная представительница. Она гордилась этим и выдавала себя за девственницу.
Привел глупую леди в Ронг-кноб основатель фаланстера бывший старатель Джек Сентинел, по кличке Часовой. Помощником при нем ходил немой Луис, большой умник. В книжке Стенсона указано, что физиономия Луиса была такой чеканной, что ее запросто можно было выбить на склоне горы Маунт-Рашмор, где красуются каменные лики многих президентов Америки. Никто бы не удивился. Луис, кстати, не всегда был немым, заметил Варакин. Если верить Стенсону, в детстве Луис страдал заиканием и окончательно потерял речь только в пятнадцать лет, когда вместе с лошадьми и с повозкой неудачно свалился с крутого обрыва в реку. Самому молодому члену фаланстера стукнуло девятнадцать, самому старшему шел тридцать третий. Что касается глупой маленькой леди из Дебюка, то она утверждала, что ей примерно двадцать один год. Ей верили, конечно, поскольку с самого начала обитатели фаланстера договорились говорить друг другу только правду.
В результате дискуссий, проводимых по вечерам, было постановлено, что именно Ронг-кноб должен стать местом торжества идей фурьеризма. Джек Сентинел энергично прививал коммунарам взгляды, почерпнутые из книг Шарля Фурье. Эти книги он умудрился прочесть еще в то время, когда был вполне преуспевающим гражданином штата Новая Колумбия. Именно Часовой познакомил обитателей Ронг-кноб с прелестью нового общества, о котором толковал знаменитый просветитель. Производственная утонченность, господство хорошего вкуса, хорошее образование и крепкая дружба – вот что могло преобразить молодых коммунаров, выявить их внутреннюю главную сущность, побороть вечное зло, активно разлагающее людей. Не оставляя дружеских дискуссий, члены фаланстера построили каменный дом, возвели большую мельницу, успешно и с интересом занимались разными ремёслами и земледелием. Питались они из одного котла, а еще дважды в неделю (кроме дискуссий) собирались в круглом зале, чтобы подробно и откровенно отчитаться друг перед другом во всех своих тайных и явных помыслах, прегрешениях, добрых и недобрых поступках.
Высшая и утонченная форма открытости!
По крайней мере, так они думали.
Девственницу из Дебюка никто не обижал. Жила она в отдельном маленьком домике. Других женщин в фаланстер категорически не допускали. Если природа слишком давала о себе знать, затосковавшие коммунары вскакивали на лошадей и скакали в ближайший городок, расположенный на реке в семидесяти милях от Ронг-кноба. Никто из коммунаров, повинуясь всеобщей гармонии, не пытался совратить маленькую девственницу. Любая попытка, даже самая робкая, жестоко пресекалась и выносилась на общее собрание. Короче, как говорят, тишь да гладь, да Божья благодать.
Но на третий год грянул гром.
Вдруг выяснилось, что чистота и открытость нравственной атмосферы в фаланстере была, скажем так, несколько преувеличена. А если говорить прямо, то нравственная атмосфера там вообще оказалась насквозь лживой. Выяснилось, что практически все члены фаланстера умудрились за эти три года много раз переспать с маленькой глупой девственницей. И главное, тайком. Специальное собрание, посвященное таким ужасным событиям, растянулось почти на неделю. На столь долгом собрании присутствовала и сама девственница.
Она, наконец, услышала все, что о ней думают.
И сердце ее открылось добру и свету. Оно открылось у нее к правде.
Услышав все, что о ней думают, маленькая мнимая девственница преисполнилась внутренней гармонии и охотно признала свое несовершенство. Внимательно выслушав выступления, она заявила, что случившееся глубоко ранит ей сердце, поскольку вступает в противоречие с уже осознанными ею принципами хорошего вкуса и крепкой дружбы. А заявив это, маленькая глупая леди пошла и дальше, разумно предложив сделать тайное явным. То есть, она добровольно отказалась от высокого статуса девственницы и на совершенно равной основе предложила себя всем мужчинам фаланстера, чтобы ни для кого впредь не быть камнем преткновения.
После долгого обсуждения предложение маленькой леди было принято.
Почти два года фаланстер существовала вполне благопристойно, а потом (опять неожиданно) выяснилось, что в течение этих благопристойных двух лет маленькая глупая леди из Дебюка очень активно обманывала членов коммуны с неопрятными местными пастухами, которые время от времени перегоняли тучные стада по полям мимо счастливой коммуны.
Гармония снова была нарушена.
На этот раз – навсегда.
Сначала горела мельница (ее поджег один из обиженных пастухов), потом пошли нелады и ссоры, исчезли откровенность и открытость. А потом, вдруг влюбившись в маленькую глупую леди из Дебюка, немой умник Луис застрелил самого Часового. «Я думаю, что фаланстер и после этого мог существовать, – многозначительно заглянул в глаза Сергею Варакин, – но ни у кого не хватило смелости пристрелить еще и Луиса и его маленькую глупую леди. Понимаешь меня, Рыжий?»