Страница:
[19]9], сэр — прохрипел он — Младший Почтальон Грош, сэр. К вашим услугам, сэр. Одно ваше слово, сэр, и я
наброшусь, сэр, просто
наброшусьна работу.
Фигура зашлась долгим хриплым кашлем, по звуку было похоже, что кто-то колотит по стене мешком с булыжниками. Мокрист разглядел, что лицо старика украшает борода, колючая борода той разновидности, что создает впечатление, будто ее обладателя застали с недоеденным ежом в зубах.
— МладшийПочтальон Грош? — удивленно переспросил Мокрист.
— Увы, сэр. А все потому, что никто из начальства не задержался здесь достаточно надолго, чтобы повысить меня в звании. Я давно уже должен был стать Старшим Почтальоном Грошем, сэр — добавил он многозначительно, и снова зашелся вулканическим приступом кашля.
"Бывший Почтальон Грош звучит более правдоподобно"— подумал Мокрист. Но вслух сказал:
— И вы здесь работаете, да?
— Да, сэр, мы работаем, сэр. Я и мальчишка, вот все что осталось. Он смышленый малец, сэр. Мы тут чистоту и порядок поддерживаем, сэр. Все строго по Правилам.
Мокрист продолжал с удивлением его разглядывать. Мистер Грош носил парик. Может и есть на свете мужчина, которому идет парик, но кто бы он ни был, это был совершенно определенно не мистер Грош. Парик был каштанового цвета, неподходящей формы, неподходящего размера, неподходящего стиля и вообще весь вцелом совершенно неподходящий.
— А, я вижу, вам понравилась моя шевелюра, сэр — сказал Грош не без гордости, а его парик медленно колыхнулся у него на голове — Собственные волосы, знаете ли, не то что сливы какие-нибудь.
— Э… сливы? — переспросил Мокрист.
— О, извините, сэр. Это сленг, не надо было мне так говорить. Сливы — ну, как в "сливовом сиропе", сэр. Это Дурнелловский [20]сленг такой [21]. "Сливовый сироп" значит «парик». "Немного людей его возраста сохранили свои собственные волосы" — вот о чем вы, наверное, думаете. А все потому, что я виду чистую жизнь, и снаружи чистую, и внутри.
Мокрист вдохнул зловонный воздух и снова посмотрел на тянущиеся вдаль курганы гуано.
— Ну и молодец — пробормотал он. — Кстати, мистер Грош, у меня тут есть кабинет? Или что-нибудь в этом роде?
На какую-то секунду часть лица мистера Гроша, не скрытая клочковатой бородой, приобрела выражение, как на морде у кролика попавшего в свет фар.
— О да, сэр, теор'тически— быстро сказал старик — Но мы больше не ходим туда, сэр, о нет. Эт' все из-за пола. Очень опасно, сэр. Из-за пола-то. Провалиться может в любую минуту, сэр. Мы живем в бывшей раздевалке для персонала, сэр. Не желаете ли пройти за мной, сэр?
Мокрист подавил желание громко расхохотаться.
— Отлично — сказал он и повернулся к голему — Э… мистер Помпа?
— Да, Мистер Губфиг?
— Вам дозволено оказывать мне помощь, или вы просто будете болтаться поблизости, до тех пор, пока не придет время шарахнуть меня по голове?
— Нет Нужды В Язвительных Комментариях, Сэр. Мне Разрешается Оказывать Вам Посильную Помощь.
— Так значит вы могли бы разгрести тут голубиное дерьмо и немного протереть окна, чтобы стало посветлее?
— Разумеется, Мистер Губфиг.
— Ты можешь?
— Големы Никогда Не Отлынифают От Работы, Мистер Губфиг. Пойду Искать Лопату.
Мистер Помпа направился к прилавку, чем, кажется, вызвал приступ паники у бородатого Младшего Почтальона.
— Нет! — пискнул он, ковыляя вслед за големом — Это очень неудачная идея, трогать все эти кучи помета!
— Что, и от этого полы провалятся? — весело спросил Мокрист.
Грош перевел взгляд с Мокриста на голема, потом обратно. Его рот беззвучно открывался и закрывался, пока мозг безуспешно искал слова. Затем он вздохнул.
— Все-таки лучше вам вначале сходить в раздевалку. Сюда, джентльмены.
Следуя за стариком, Мокрист почувствовал исходящий от него запах. Не то чтобы неприятный, нет, просто… странный. Он был смутно-химическим, в смеси с щиплющим глаза ароматом всех лекарств от горла, какие вам когда-либо доводилось глотать, и в добавок со слабой ноткой лежалой картошки.
Раздевалка помещалась несколькими ступенями ниже, в цоколе здания, где, предположительно, полы не могли провалиться, потому что проваливаться было уже некуда. Это была длинная и узкая комната. Один ее конец занимала гигантских размеров печь, которая, как позднее узнал Мокрист, некогда была частью целой отопительной системы, потому что Почтамт был в свое время весьма технически продвинутым зданием. А сейчас рядом с ней была установлена маленькая круглая печурка, у основания раскаленная докрасна. На ней стоял большой закопченный чайник.
По запаху безошибочно можно было определить наличие в помещении носков и дешевого угля, а также отсутствие вентиляции; несколько разбитых деревянных шкафчиков были выложены в рядок у стены, с дверец осыпалась краска, которой были написаны имена прежних владельцев. Свет проникал в помещение через закопченные окошки под самым потолком.
Для чего бы раньше ни предназначалась эта комната, теперь это было просто место, в котором живут два человека; два человека, которые живут вместе, но явно сохранили отчетливое чувство «твоего» и «моего». Все помещение было поделено на две половины, на каждой из которых у стены стояла узкая кровать. Разделительная линия была нарисована на полу, на стенах и даже на потолке. Моя половина, твоя половина. Эта линия как бы говорила: до тех пор, пока мы не забываем, где чье пространство, больше не будет… проблем.
На середине комнаты стоял стол и разделительная линия проходила прямо по нему. Две кружки и пара оловянных тарелок были аккуратно расставлены на каждой половине. В середине стола помещалась солонка. Разделительная линия огибала ее, кружком обозначив демилитаризованную зону.
На одной из половин узкой комнаты стоял большой неприбранный стол, заваленный баночками, бутылочками и старой бумагой; он выглядел как рабочее место химика, который импровизировал на ходу, или пока что-нибудь не взрывалось. На другой половине стоял карточный столик, его поверхность покрывали небольшие коробочки и рулончики черного фетра, расположенные с внушающей некоторое беспокойство супер-аккуратностью. Тут же стояло на подставке самое большое увеличительное стекло из тех что Мокристу доводилось когда-либо видеть.
Эта половина комнаты была чисто подметена. На другой царил кавардак, угрожавший переползти через Линию. Одно из двух: или некоторые бумажки на неаккуратной половине были странной формы, или же кто-то аккуратно и точно, предположительно с помощью бритвы, обрезал слишком много себе позволившие уголки.
В середине чистой половины стоял молодой человек. Совершенно очевидно, что он, как и Грош, ждал Мокриста, но у него плохо получалось стоять по стойке смирно, или, точнее, он только частично усвоил эту концепцию. Правая половина его тела явно стояла более смирно, чем левая, и в результате он согнулся, как банан. Со своей широкой нервной улыбкой и большими сверкающими глазами он просто излучал энтузиазм, несколько даже выходящий за пределы здравого рассудка. Определенно чувствовалось, что он может начать кусаться. На нем была синяя хлопковая футболка с надписью: "Спроси Меня О Булавках!"
— Э… — сказал Мокрист.
— Ученик Почтальона Стэнли — пробормотал Грош — Сирота, сэр. Очень печальная история. Попал к нам из Дома Призрения Братьев Оффлера [22]Жил на отдаленной ферме в диких местах, сэр, родители умерли от Мошкробов, был воспитан горохом.
— Вы имеете в виду, нагорохе, мистер Грош?
— Нет, горохом,сэр. Очень необычный случай. Хороший мальчик, если его не злить, но имеет тенденцию поворачиваться вслед за солнцем, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Э… возможно. — сказал Мокрист и поспешно повернулся к Стэнли — Итак, знаешь кое-что о булавках, э?
Он надеялся, что его голос звучит любезно.
— Нетсэр! — ответил Стэнли.
Казалось, все его тело отдает честь.
— Но у тебя на футболке написано…
— Я знаю всео булавках, сэр — сказал Стэнли — Все, что можно знать!
— Э, ну, это… начал Мокрист.
— Все факты о булавках, сэр — продолжил Стэнли — Нет ничего, что я не знал бы о булавках. Спросите меня о булавках, сэр. Все что угодно. Давайте же, сэр!
— Ну… — Мокрист замялся, но годы практики пришли на помощь — Скажи мне, сколько булавок было сделано в городе за прошлый го…
— В прошлом году мастерские Анк-Морпорка (или «булавочные», как их называют) произвели двадцать семь миллионов восемьсот восемьдесят тысяч девятьсот семьдесят восемь булавок — отчеканил Стэнли, глядя куда-то в собственную заполненную булавками вселенную — включая стальные, бронзовые, с восковой головкой, с серебряной головкой (и целиком серебряные), большие, машинного и ручного изготовления, новые модели и копии, но не включая булавки для лацканов пиджака, которые вообще не должны считаться настоящими булавками с тех пор как их стали классифицировать в качестве «спортивных» или «гербовых», сэр…
— А… ага, кажется, я как-то видел журнал даже специальный — в отчаянии сказал Мокрист — Он назывался… э… "Булавочный ежемесячник"?
— О, боже — раздался позади Мокриста выдох Гроша.
Лицо Стэнли сморщилось в гримасу, больше похожую на кошачий зад с носом.
— Это для любителей— прошипел он — Они не настоящие «булавочноголовые» [23]! Их не волнуют булавки! О, они-то, конечно, утверждают обратное, но в последних номерах они каждый месяц целую полосу отводят иголкам! Иголки? Кто угодно может собирать иголки! Это же просто булавки с дыркой! Да и вообще, есть же "Популярные Иголки". Но их это не беспокоит!
— Стэнли у нас редактор журнала "Абсолютные булавки" — прошептал за спиной Мокриста Грош.
— Этот журнал я кажется не видел… — начал Мокрист.
— Стэнли, пойди помоги ассистенту мистера Губвига найти лопату! — громким голосом скомандовал Грош. — А потом снова займись сортировкой своих булавок, пока не почувствуешь себя лучше. Мистер Губвиг не желает видеть один из твоих Маленьких Моментов.
Он бросил на Мокриста непроницаемый взгляд.
— …в прошлом месяце они написали о подушечках для иголок— бормотал Стэнли, покидая комнату. Голлем последовал за ним.
— Он хороший парнишка — сказал Грош, когда они ушли — Просто немного шарики за ролики заехали. Оставь его наедине с булавками, и от него вообще никаких проблем. Просто иногда немного… напрягается, вот и все. О, а вот и третий член нашей маленькой дружной команды, сэр…
В комнату вошел большой черно-белый кот. Не обращая ни малейшего внимания на Мокриста или Гроша, он медленно побрел через комнату к своей поломанной и отчасти уже расплетенной корзинке. Мокрист оказался у него на пути. Кот шел вперед, пока не уткнулся головой в ногу Мокриста, и так застыл.
— Это мистер Несмышленыш [24], сэр — сказал Грош.
— Несмышленыш? — удивился Мокрист — Вы что, хотите сказать, что это действительно его имя? Я-то думал, это шутка.
— Не столько имя, сэр, сколько описание — пояснил Грош — Лучше отойдите в сторону, сэр, а то он будет так стоять весь день. Ему двадцать лет и он вроде как привык ходить одним и тем же путем.
Мокрист шагнул в сторону. Кот невозмутимо продолжил свой путь к корзинке, улегся в нее и свернулся калачиком.
— Он слепой? — спросил Мокрист.
— Нет, сэр. Просто у него есть привычки, которых он строго придерживается, очень строго, посекундно. Очень терпеливый, для кота. Не любит, когда двигают мебель. Вы привыкнете к нему.
Не зная что сказать, но чувствуя, что сказать что-то надо, Мокрист кивнул в сторону рабочего стола:
— Увлекаетесь алхимией, мистер Грош? — спросил он.
— Нетсэр! Я практикую нар'дную медицину! — ответил Грош гордо — Не верю докторам, сэр! Никогда ни дня не болел за всю свою жизнь, сэр!
Он хлопнул себя по груди, и раздался такой бамц!, какого никак не ожидаешь услышать от удара по живому телу.
— Фланелет, гусиный жир и горячий хлебный пудинг, сэр! Ничто так не защитит ваши трубы от вредоносных миазмов! Я накладываю свежий слой каждую неделю, сэр, и за это время даже не чихнул ни разу, сэр! Очень хорошее средство, очень натуральное!
— Э… хорошо — только и нашелся сказать Мокрист.
— Хуже всего — мыло — понизив голос, прошептал Грош — Жуткая штука, напрочь смывает благотворные выделения тела. Оставь все как есть, вот мой девиз! Поддерживай трубы чистыми, клади серу в носки, не забывай защитить грудь — и можешь смеяться над любыми болезнями! А теперь, сэр, я уверен, что молодой человек вроде вас должен побеспокоиться о состоянии своего…
— А эта штука для чего? — поспешно спросил Мокрист, взяв в руки горшочек с чем-то зеленым.
— Это, сэр? Это лекарство. Чудесная штука. Очень натуральное, не то, что доктора вам подсовывают.
Мокрист понюхал горшочек.
— Из чего оно сделано?
— Мышьяк, сэр — хладнокровно ответил Грош.
— Мышьяк?
— Очень натуральный, сэр — сказал Грош — И зеленый.
"Итак, — подумал Мокрист, очень осторожно поставив горшочек обратно на стол, — внутри Почтамта нормальность явно не то, что нормальность во внешнем мире. Я могу пропустить какие-то важные знаки". Он решил, что роль старательного, но смущенного менеджера будет единственно подходящей в подобных обстоятельствах. Кроме того, если не считать «старательности» сыграть все остальное не составляло труда.
— Не могли бы вы помочь мне, мистер Грош? — сказал он — Я совсем ничего не знаю о почте!
— Ну, сэр… а чем вы раньше занимались?
Воровство. Обман. Подделка. Присвоение. Но никогда — это важно — никакого насилия. Никогда. Мокрист всегда очень заботился об этом. А еще старался никуда не забираться тайком, если этого можно было избежать. Быть застигнутым в час ночи в банковском хранилище, одетым в черный костюм с массой кармашков может показаться подозрительным, так что зачем устраивать такое? Если все аккуратно спланировать, одеть подходящий костюм, подготовить надежные бумаги и, что важнее всего, вести себя при этом правильно, можно зайти хоть во дворец посреди белого дня, а на выходе менеджер еще и дверь предупредительно распахнет. Подменой колец и обманом жадной тупой деревенщины он занимался просто чтобы не терять навыка.
Все дело в лице, вот что. У него было честное лицо. И ему нравились люди, которые смотрели ему прямо в глаза, пытаясь понять его внутреннюю сущность, потому что у него была целая куча этих сущностей, на все случаи жизни. А что касается крепких рукопожатий, то, благодаря постоянной практике, его рукопожатие стало таким крепким, что к нему корабли можно было швартовать. Навыки общения, вот в чем дело. Специальные навыки общения. Прежде чем продать стекляшку вместо бриллианта, нужно заставить человека очень сильно захотеть увидеть именно бриллиант. Вот это был трюк, трюк всех трюков. Ты меняешь взгляд людей на мир. Ты позволяешь им видеть его именно таким, каким они хотят его видеть…
Как, черт возьми, Ветинари узнал его настоящее имя? Он расколол фон Губвига, как яйцо! А местная Стража была просто…демонической! Что касается того, чтобы напустить на человека голема…
— Я был служащим — сказал Мокрист.
— Что, бумажная работа, да? — спросил Грош, внимательно глядя на него.
— Да, очень много бумажной работы.
Вполне честный ответ, если включить сюда игральные карты, чеки, гарантийные письма, банковские счета и проводки.
— О, еще один — заметил Грош. — Ну что же, работы здесь немного. Мы можем потесниться и освободить для вас немного места, нет проблем.
— От меня ожидают, что я снова налажу работу почты, как в прежние времена.
— Ага, верно — сказал старик — Ну тогда пойдемте со мной, Почтмейстер. Подозреваю, есть еще кое-что, что вам следовало бы увидеть.
Оставляя за собой след из желтого порошка, он повел их обратно, в грязный центральный зал.
— Отец частенько приводил меня сюда, когда я был мальчишкой — сказал он — Многие семьи были настоящими Почтовыми династиями в те дни. Тут на потолке висели такие стеклянные звенящие штуки, как водопад, как же их? Ну, для света?
— Люстры? — предположил Мокрист.
— Ага, п'хоже — согласился Грош — Две таких. Повсюду были бронза и медь, отполированные и сверкающие, как золото. Главный зал бы окружен балконами, на каждом этаже, сэр, железными, фигурными, как кружева! А все прилавки были сделаны из редких сортов дерева, мне отец рассказывал. А люди? Здесь постоянно толпился народ! Двери никогда не прекращали открываться и закрываться! Даже ночью… о, а ночью, сэр, на большом заднем дворе, вам надо было бы побывать там! Огни! Кареты прибывают и отбывают, лошади исходят паром… о, сэр, если бы вы только видели это, сэр! А те, кто отправлял почтовые кареты… у них была такая штука, сэр, ну, такое приспособление, они умудрялись вывести карету со двора или завести на двор буквально за минуту, сэр, за одну минуту! Суета, сэр, суматоха и спешка! Говорят, в те времена можно было придти на Почтамт с улицы Сестричек Долли а то и от Боен, отправить письмо самому себе, а потом нужно было бежать домой как молния, сэр, как настоящая молния,сэр, чтобы оказаться у собственных дверей раньше почтальона! А униформа, сэр, ярко-синяя с медными пуговицами! Ах, если бы видели это! А…
Мокрист через плечо заболтавшегося старика бросил взгляд на ближайшую гору голубиного гуано и заметил, что мистер Помпа приостановил свои раскопки. Пока Мокрист смотрел на него, Голем прекратил ковырять огромную вонючую кучу, выпрямился и направился к ним, сжимая что-то в руке.
— …и тогда прибывали большие кареты, сэр, прямо с гор, а их рожки было слышно на целые мили вокруг! Вы бы только слышали их, сэр! А если какие-нибудь бандиты пытались напасть на них, из них выходили специально обученные люди и…
— Да, мистер Помпа? — спросил Мокрист, прерывая Гроша посередине рассказа.
— Неожиданное Открытие, Почтмейстер. Как Я И Подозревал, Эти Завалы Не Состоят Полностью Из Голубиных Экскрементов. Голуби Не Смогли Бы Произвести Столько Помета И За Тысячи Лет, Сэр.
— Ну, а из чего же они тогда?
— Письма, Сэр — ответил голем.
Мокрист перевел взгляд на Гроша, который смущенно переминался с ноги на ногу.
— А, да — сказал старик — я как раз собирался вам рассказать.
Письма…
…им небыло конца и края. Они заполняли каждую комнату здания и выплескивались в коридоры. Формально говоря, это была чистая правда, что кабинетом почтмейстера нельзя пользоваться из-за пола: он был скрыт под двенадцатифутовыми наслоениями писем. Некоторые коридоры были просто заблокированы ими. Чуланы были забиты ими доверху; стоило только неосторожно открыть дверь, и вы рисковали быть похороненным под лавиной желтоватых конвертов. Паркет кое-где подозрительно вспучился. Сквозь трещины в провисшей штукатурке потолков тоже пробивалась бумага.
В сортировочной комнате, почти такой же большой, как главный зал, некоторые курганы возвышались на двадцать футов. Там и тут из моря бумаги, как айсберги, торчали картотечные шкафы.
Через полчаса исследований Мокристу очень захотелось принять ванну. Это было все равно, что бродить по древней гробнице где-нибудь в пустыне. Он чувствовал, что задыхается от запаха старой бумаги, как будто горло ему забили желтой пылью.
— Мне сказали, что здесь есть квартира — прокаркал он.
— Да, сэр — подтвердил Грош — Мы с парнишкой на днях пытались ее найти. Я слыхал, что вход в нее на другом конце вашего кабинета. Так что парень пополз внутрь, обвязавшись веревкой, сэр. Он говорит, что нащупал дверь, сэр, но к тому моменту он уже ушел под почту на шесть футов, и ему было плохо, сэр, очень плохо…так что я вытащил его оттуда.
— Все зданиезабито недоставленной почтой?
Они вернулись в раздевалку. Грош долил воды из большого бака в черный чайник, который теперь закипал. В дальнем конце комнаты, сидя за своим аккуратным маленьким столиком, Стэнли считал булавки.
— Большая часть, сэр, за исключением цоколя и конюшен — ответил старик, споласкивая пару оловянных кружек в лохани с не очень чистой водой.
— Вы имеете в виду, что даже кабинет Почт… мойкабинет забит до потолка, но на цокольном этаже старую почту никогда не складывали? Какой в этом смысл?
— Ох, нельзя же использовать цокольный этаж, сэр, о нет, только не цоколь! — воскликнул потрясенный Грош — Здесь слишком сыро. Письма пропадут очень быстро.
— Пропадут — сказал Мокрист скучным голосом.
— Влажность разрушительна, как ничто другое, сэр — сказал Грош, глубокомысленно кивая.
— И что с того, если она разрушит письма от мертвых людей к другим мертвым людям — сказал Мокрист тем же ровным голосом.
— Мы не знаем,сэр — сказал старик — я хочу сказать, у нас доказательств нет.
— Ну, да. В конце концов, некоторым из этих конвертов всего какая-то сотня лет! — сказал Мокрист. У него болела голова от пыли, горло воспалилось от сухости, а в старике было что-то такое, что действовало ему на нервы. Грош что-то скрывал. — Для некоторыхэто вообще не срок. Готов поспорить, что городские зомби и вампиры все еще стоят каждый день у своих почтовых ящиков, ожидая почтальона, да?
— Не надо со мной так, сэр — сказал Грош спокойным голосом — не надо так. Нельзя уничтожатьпочту. Просто нельзя, сэр. Это Порча Почты, сэр. Это не просто преступление, сэр. Это, это…
— Грех? — подсказал Мокрист.
— О, хуже, чем грех— последнее слово Грош произнес почти презрительно — За грехи вам всего лишь придется отвечать перед богом, а вот за проблемы с почтой в мои времена вас ждала бы встреча с Главным Почтовым Инспектором Чудакоу [25]. Ха! Между ним и богом большаяразница. Боги иногда прощают.
Мокрист пытался найти признаки здравого ума в морщинистом лице напротив. Неухоженная борода была раскрашена в разные оттенки — грязи, чая и какого-то чудесного целебного пигмента. "Он как отшельник какой-то — подумал Мокрист — Только отшельник может носить такой парик".
— Извините? — сказал он вслух — Вы имеете в виду, что сунуть чье-нибудь письмо под половицу на сотню лет это непорча почты?
Неожиданно Грош принял совершенно несчастный вид. Его борода затряслась. Потом он начал кашлять, жутким сухим трескучим кашлем, от которого затряслись банки на столе, а от нижней части его брюк начал подниматься желтый серный туман.
– 'звините, сэр, секундочку — выдавил он между приступами кашля и нашарил в кармане мятую поцарапанную металлическую коробочку.
— Не желаете, сэр? — предложил он, а слезы катились по его щекам.
Он протянул коробочку Мокристу.
— Это таблетки Номер Три, сэр. Очень мягкий вкус. Я их сам сделал, сэр. Нат'ральные лекарства из нат'ральных ингредиентов, это мой стиль, сэр. Надо поддерживать трубы чистыми, сэр, иначе они доставят вам немало проблем.
Мокрист взял из коробочки большую фиолетовую таблетку и понюхал ее. Она слабо пахла анисом.
— Спасибо, мистер Грош — сказал он, но на случай, если это было попыткой подкупа, снова резко спросил: — так что насчет почты, мистер Грош? Засовывать ее повсюду, где есть свободное место — это разве не порча почты?
— Ну это скорее… задержкапочты, сэр. Просто, э… замедление. Небольшое. У нас никогда небыло намерения совсемее не доставлять, сэр.
Мокрист разглядывал обеспокоенное лицо Гроша. Он испытывал странное чувство, как будто почва уходит из-под ног, такое испытываешь, когда общаешься с человеком, чей мир соприкасается с твоим только кончиками пальцев. "Не отшельник — подумал он — скорее потерпевший крушение моряк, который жил на этом песчаном островке старого здания, пока весь остальной мир шел вперед, а здравый ум постепенно испарялся".
— Мистер Грош, я не хотел бы, понимаете, расстраиватьвас и все такое, но вон там под толстым слоем голубиного гуано лежат тысячи писем — медленно сказал он.
— Ну, на самом-то деле в этом случае все не так плохо как кажется — сказал Грош и сделал паузу чтобы пососать свою натуральную таблетку от кашля — это очень сухое вещество, голубиные какашки, и они формируют твердую защитную корку на поверхности конвертов…
— Но почему они все здесь, мистер Грош? — спросил Мокрист.
"Навыки общения — напомнил он себе — нельзя трясти его за грудки".
Младший Почтальон избегал его взгляда.
— Ну, вы знаете, как это бывает — попытался объяснить он.
— Нет, мистер Грош, не думаю, что знаю.
— Ну… почтальон может быть очень занят, у него полный мешок почты, может это канун Страшедства, куча открыток, понимаете, а инспектор давит на него насчет соблюдения сроков доставки, ну и может так случиться, что он просто сунет полмешка куда-нибудь в безопасное место… но ведь он доставитих, так? Я имею в виду, это не его вина, что на него давят, сэр, давятна него все время. Ну вот, а на следующий день у него мешок еще больше, потому что они давятвсе время, так что он думает, сброшу-ка я еще кое-что и сегодня тоже, потому что у меня во вторник выходной и вот тогда-то я все наверстаю, но так получается. что во вторник у него еще больше работы, потому что они продолжают давить, и он очень устал, устал как собака, и он говорит себе, ну ладно, у меня скоро отпуск, и он получает отпуск и тогда… ну, кончается все очень мерзко. Тогда были… неприятности. Мы зашли слишком далеко, сэр, вот в чем дело, мы слишком сильно старались. Иногда что-то разбивается вдребезги, да так, что лучше оставить все как есть, чем пытаться склеить кусочки. Я имею в виду, никто не знает, с чего же начинать?
Фигура зашлась долгим хриплым кашлем, по звуку было похоже, что кто-то колотит по стене мешком с булыжниками. Мокрист разглядел, что лицо старика украшает борода, колючая борода той разновидности, что создает впечатление, будто ее обладателя застали с недоеденным ежом в зубах.
— МладшийПочтальон Грош? — удивленно переспросил Мокрист.
— Увы, сэр. А все потому, что никто из начальства не задержался здесь достаточно надолго, чтобы повысить меня в звании. Я давно уже должен был стать Старшим Почтальоном Грошем, сэр — добавил он многозначительно, и снова зашелся вулканическим приступом кашля.
"Бывший Почтальон Грош звучит более правдоподобно"— подумал Мокрист. Но вслух сказал:
— И вы здесь работаете, да?
— Да, сэр, мы работаем, сэр. Я и мальчишка, вот все что осталось. Он смышленый малец, сэр. Мы тут чистоту и порядок поддерживаем, сэр. Все строго по Правилам.
Мокрист продолжал с удивлением его разглядывать. Мистер Грош носил парик. Может и есть на свете мужчина, которому идет парик, но кто бы он ни был, это был совершенно определенно не мистер Грош. Парик был каштанового цвета, неподходящей формы, неподходящего размера, неподходящего стиля и вообще весь вцелом совершенно неподходящий.
— А, я вижу, вам понравилась моя шевелюра, сэр — сказал Грош не без гордости, а его парик медленно колыхнулся у него на голове — Собственные волосы, знаете ли, не то что сливы какие-нибудь.
— Э… сливы? — переспросил Мокрист.
— О, извините, сэр. Это сленг, не надо было мне так говорить. Сливы — ну, как в "сливовом сиропе", сэр. Это Дурнелловский [20]сленг такой [21]. "Сливовый сироп" значит «парик». "Немного людей его возраста сохранили свои собственные волосы" — вот о чем вы, наверное, думаете. А все потому, что я виду чистую жизнь, и снаружи чистую, и внутри.
Мокрист вдохнул зловонный воздух и снова посмотрел на тянущиеся вдаль курганы гуано.
— Ну и молодец — пробормотал он. — Кстати, мистер Грош, у меня тут есть кабинет? Или что-нибудь в этом роде?
На какую-то секунду часть лица мистера Гроша, не скрытая клочковатой бородой, приобрела выражение, как на морде у кролика попавшего в свет фар.
— О да, сэр, теор'тически— быстро сказал старик — Но мы больше не ходим туда, сэр, о нет. Эт' все из-за пола. Очень опасно, сэр. Из-за пола-то. Провалиться может в любую минуту, сэр. Мы живем в бывшей раздевалке для персонала, сэр. Не желаете ли пройти за мной, сэр?
Мокрист подавил желание громко расхохотаться.
— Отлично — сказал он и повернулся к голему — Э… мистер Помпа?
— Да, Мистер Губфиг?
— Вам дозволено оказывать мне помощь, или вы просто будете болтаться поблизости, до тех пор, пока не придет время шарахнуть меня по голове?
— Нет Нужды В Язвительных Комментариях, Сэр. Мне Разрешается Оказывать Вам Посильную Помощь.
— Так значит вы могли бы разгрести тут голубиное дерьмо и немного протереть окна, чтобы стало посветлее?
— Разумеется, Мистер Губфиг.
— Ты можешь?
— Големы Никогда Не Отлынифают От Работы, Мистер Губфиг. Пойду Искать Лопату.
Мистер Помпа направился к прилавку, чем, кажется, вызвал приступ паники у бородатого Младшего Почтальона.
— Нет! — пискнул он, ковыляя вслед за големом — Это очень неудачная идея, трогать все эти кучи помета!
— Что, и от этого полы провалятся? — весело спросил Мокрист.
Грош перевел взгляд с Мокриста на голема, потом обратно. Его рот беззвучно открывался и закрывался, пока мозг безуспешно искал слова. Затем он вздохнул.
— Все-таки лучше вам вначале сходить в раздевалку. Сюда, джентльмены.
Следуя за стариком, Мокрист почувствовал исходящий от него запах. Не то чтобы неприятный, нет, просто… странный. Он был смутно-химическим, в смеси с щиплющим глаза ароматом всех лекарств от горла, какие вам когда-либо доводилось глотать, и в добавок со слабой ноткой лежалой картошки.
Раздевалка помещалась несколькими ступенями ниже, в цоколе здания, где, предположительно, полы не могли провалиться, потому что проваливаться было уже некуда. Это была длинная и узкая комната. Один ее конец занимала гигантских размеров печь, которая, как позднее узнал Мокрист, некогда была частью целой отопительной системы, потому что Почтамт был в свое время весьма технически продвинутым зданием. А сейчас рядом с ней была установлена маленькая круглая печурка, у основания раскаленная докрасна. На ней стоял большой закопченный чайник.
По запаху безошибочно можно было определить наличие в помещении носков и дешевого угля, а также отсутствие вентиляции; несколько разбитых деревянных шкафчиков были выложены в рядок у стены, с дверец осыпалась краска, которой были написаны имена прежних владельцев. Свет проникал в помещение через закопченные окошки под самым потолком.
Для чего бы раньше ни предназначалась эта комната, теперь это было просто место, в котором живут два человека; два человека, которые живут вместе, но явно сохранили отчетливое чувство «твоего» и «моего». Все помещение было поделено на две половины, на каждой из которых у стены стояла узкая кровать. Разделительная линия была нарисована на полу, на стенах и даже на потолке. Моя половина, твоя половина. Эта линия как бы говорила: до тех пор, пока мы не забываем, где чье пространство, больше не будет… проблем.
На середине комнаты стоял стол и разделительная линия проходила прямо по нему. Две кружки и пара оловянных тарелок были аккуратно расставлены на каждой половине. В середине стола помещалась солонка. Разделительная линия огибала ее, кружком обозначив демилитаризованную зону.
На одной из половин узкой комнаты стоял большой неприбранный стол, заваленный баночками, бутылочками и старой бумагой; он выглядел как рабочее место химика, который импровизировал на ходу, или пока что-нибудь не взрывалось. На другой половине стоял карточный столик, его поверхность покрывали небольшие коробочки и рулончики черного фетра, расположенные с внушающей некоторое беспокойство супер-аккуратностью. Тут же стояло на подставке самое большое увеличительное стекло из тех что Мокристу доводилось когда-либо видеть.
Эта половина комнаты была чисто подметена. На другой царил кавардак, угрожавший переползти через Линию. Одно из двух: или некоторые бумажки на неаккуратной половине были странной формы, или же кто-то аккуратно и точно, предположительно с помощью бритвы, обрезал слишком много себе позволившие уголки.
В середине чистой половины стоял молодой человек. Совершенно очевидно, что он, как и Грош, ждал Мокриста, но у него плохо получалось стоять по стойке смирно, или, точнее, он только частично усвоил эту концепцию. Правая половина его тела явно стояла более смирно, чем левая, и в результате он согнулся, как банан. Со своей широкой нервной улыбкой и большими сверкающими глазами он просто излучал энтузиазм, несколько даже выходящий за пределы здравого рассудка. Определенно чувствовалось, что он может начать кусаться. На нем была синяя хлопковая футболка с надписью: "Спроси Меня О Булавках!"
— Э… — сказал Мокрист.
— Ученик Почтальона Стэнли — пробормотал Грош — Сирота, сэр. Очень печальная история. Попал к нам из Дома Призрения Братьев Оффлера [22]Жил на отдаленной ферме в диких местах, сэр, родители умерли от Мошкробов, был воспитан горохом.
— Вы имеете в виду, нагорохе, мистер Грош?
— Нет, горохом,сэр. Очень необычный случай. Хороший мальчик, если его не злить, но имеет тенденцию поворачиваться вслед за солнцем, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Э… возможно. — сказал Мокрист и поспешно повернулся к Стэнли — Итак, знаешь кое-что о булавках, э?
Он надеялся, что его голос звучит любезно.
— Нетсэр! — ответил Стэнли.
Казалось, все его тело отдает честь.
— Но у тебя на футболке написано…
— Я знаю всео булавках, сэр — сказал Стэнли — Все, что можно знать!
— Э, ну, это… начал Мокрист.
— Все факты о булавках, сэр — продолжил Стэнли — Нет ничего, что я не знал бы о булавках. Спросите меня о булавках, сэр. Все что угодно. Давайте же, сэр!
— Ну… — Мокрист замялся, но годы практики пришли на помощь — Скажи мне, сколько булавок было сделано в городе за прошлый го…
— В прошлом году мастерские Анк-Морпорка (или «булавочные», как их называют) произвели двадцать семь миллионов восемьсот восемьдесят тысяч девятьсот семьдесят восемь булавок — отчеканил Стэнли, глядя куда-то в собственную заполненную булавками вселенную — включая стальные, бронзовые, с восковой головкой, с серебряной головкой (и целиком серебряные), большие, машинного и ручного изготовления, новые модели и копии, но не включая булавки для лацканов пиджака, которые вообще не должны считаться настоящими булавками с тех пор как их стали классифицировать в качестве «спортивных» или «гербовых», сэр…
— А… ага, кажется, я как-то видел журнал даже специальный — в отчаянии сказал Мокрист — Он назывался… э… "Булавочный ежемесячник"?
— О, боже — раздался позади Мокриста выдох Гроша.
Лицо Стэнли сморщилось в гримасу, больше похожую на кошачий зад с носом.
— Это для любителей— прошипел он — Они не настоящие «булавочноголовые» [23]! Их не волнуют булавки! О, они-то, конечно, утверждают обратное, но в последних номерах они каждый месяц целую полосу отводят иголкам! Иголки? Кто угодно может собирать иголки! Это же просто булавки с дыркой! Да и вообще, есть же "Популярные Иголки". Но их это не беспокоит!
— Стэнли у нас редактор журнала "Абсолютные булавки" — прошептал за спиной Мокриста Грош.
— Этот журнал я кажется не видел… — начал Мокрист.
— Стэнли, пойди помоги ассистенту мистера Губвига найти лопату! — громким голосом скомандовал Грош. — А потом снова займись сортировкой своих булавок, пока не почувствуешь себя лучше. Мистер Губвиг не желает видеть один из твоих Маленьких Моментов.
Он бросил на Мокриста непроницаемый взгляд.
— …в прошлом месяце они написали о подушечках для иголок— бормотал Стэнли, покидая комнату. Голлем последовал за ним.
— Он хороший парнишка — сказал Грош, когда они ушли — Просто немного шарики за ролики заехали. Оставь его наедине с булавками, и от него вообще никаких проблем. Просто иногда немного… напрягается, вот и все. О, а вот и третий член нашей маленькой дружной команды, сэр…
В комнату вошел большой черно-белый кот. Не обращая ни малейшего внимания на Мокриста или Гроша, он медленно побрел через комнату к своей поломанной и отчасти уже расплетенной корзинке. Мокрист оказался у него на пути. Кот шел вперед, пока не уткнулся головой в ногу Мокриста, и так застыл.
— Это мистер Несмышленыш [24], сэр — сказал Грош.
— Несмышленыш? — удивился Мокрист — Вы что, хотите сказать, что это действительно его имя? Я-то думал, это шутка.
— Не столько имя, сэр, сколько описание — пояснил Грош — Лучше отойдите в сторону, сэр, а то он будет так стоять весь день. Ему двадцать лет и он вроде как привык ходить одним и тем же путем.
Мокрист шагнул в сторону. Кот невозмутимо продолжил свой путь к корзинке, улегся в нее и свернулся калачиком.
— Он слепой? — спросил Мокрист.
— Нет, сэр. Просто у него есть привычки, которых он строго придерживается, очень строго, посекундно. Очень терпеливый, для кота. Не любит, когда двигают мебель. Вы привыкнете к нему.
Не зная что сказать, но чувствуя, что сказать что-то надо, Мокрист кивнул в сторону рабочего стола:
— Увлекаетесь алхимией, мистер Грош? — спросил он.
— Нетсэр! Я практикую нар'дную медицину! — ответил Грош гордо — Не верю докторам, сэр! Никогда ни дня не болел за всю свою жизнь, сэр!
Он хлопнул себя по груди, и раздался такой бамц!, какого никак не ожидаешь услышать от удара по живому телу.
— Фланелет, гусиный жир и горячий хлебный пудинг, сэр! Ничто так не защитит ваши трубы от вредоносных миазмов! Я накладываю свежий слой каждую неделю, сэр, и за это время даже не чихнул ни разу, сэр! Очень хорошее средство, очень натуральное!
— Э… хорошо — только и нашелся сказать Мокрист.
— Хуже всего — мыло — понизив голос, прошептал Грош — Жуткая штука, напрочь смывает благотворные выделения тела. Оставь все как есть, вот мой девиз! Поддерживай трубы чистыми, клади серу в носки, не забывай защитить грудь — и можешь смеяться над любыми болезнями! А теперь, сэр, я уверен, что молодой человек вроде вас должен побеспокоиться о состоянии своего…
— А эта штука для чего? — поспешно спросил Мокрист, взяв в руки горшочек с чем-то зеленым.
— Это, сэр? Это лекарство. Чудесная штука. Очень натуральное, не то, что доктора вам подсовывают.
Мокрист понюхал горшочек.
— Из чего оно сделано?
— Мышьяк, сэр — хладнокровно ответил Грош.
— Мышьяк?
— Очень натуральный, сэр — сказал Грош — И зеленый.
"Итак, — подумал Мокрист, очень осторожно поставив горшочек обратно на стол, — внутри Почтамта нормальность явно не то, что нормальность во внешнем мире. Я могу пропустить какие-то важные знаки". Он решил, что роль старательного, но смущенного менеджера будет единственно подходящей в подобных обстоятельствах. Кроме того, если не считать «старательности» сыграть все остальное не составляло труда.
— Не могли бы вы помочь мне, мистер Грош? — сказал он — Я совсем ничего не знаю о почте!
— Ну, сэр… а чем вы раньше занимались?
Воровство. Обман. Подделка. Присвоение. Но никогда — это важно — никакого насилия. Никогда. Мокрист всегда очень заботился об этом. А еще старался никуда не забираться тайком, если этого можно было избежать. Быть застигнутым в час ночи в банковском хранилище, одетым в черный костюм с массой кармашков может показаться подозрительным, так что зачем устраивать такое? Если все аккуратно спланировать, одеть подходящий костюм, подготовить надежные бумаги и, что важнее всего, вести себя при этом правильно, можно зайти хоть во дворец посреди белого дня, а на выходе менеджер еще и дверь предупредительно распахнет. Подменой колец и обманом жадной тупой деревенщины он занимался просто чтобы не терять навыка.
Все дело в лице, вот что. У него было честное лицо. И ему нравились люди, которые смотрели ему прямо в глаза, пытаясь понять его внутреннюю сущность, потому что у него была целая куча этих сущностей, на все случаи жизни. А что касается крепких рукопожатий, то, благодаря постоянной практике, его рукопожатие стало таким крепким, что к нему корабли можно было швартовать. Навыки общения, вот в чем дело. Специальные навыки общения. Прежде чем продать стекляшку вместо бриллианта, нужно заставить человека очень сильно захотеть увидеть именно бриллиант. Вот это был трюк, трюк всех трюков. Ты меняешь взгляд людей на мир. Ты позволяешь им видеть его именно таким, каким они хотят его видеть…
Как, черт возьми, Ветинари узнал его настоящее имя? Он расколол фон Губвига, как яйцо! А местная Стража была просто…демонической! Что касается того, чтобы напустить на человека голема…
— Я был служащим — сказал Мокрист.
— Что, бумажная работа, да? — спросил Грош, внимательно глядя на него.
— Да, очень много бумажной работы.
Вполне честный ответ, если включить сюда игральные карты, чеки, гарантийные письма, банковские счета и проводки.
— О, еще один — заметил Грош. — Ну что же, работы здесь немного. Мы можем потесниться и освободить для вас немного места, нет проблем.
— От меня ожидают, что я снова налажу работу почты, как в прежние времена.
— Ага, верно — сказал старик — Ну тогда пойдемте со мной, Почтмейстер. Подозреваю, есть еще кое-что, что вам следовало бы увидеть.
Оставляя за собой след из желтого порошка, он повел их обратно, в грязный центральный зал.
— Отец частенько приводил меня сюда, когда я был мальчишкой — сказал он — Многие семьи были настоящими Почтовыми династиями в те дни. Тут на потолке висели такие стеклянные звенящие штуки, как водопад, как же их? Ну, для света?
— Люстры? — предположил Мокрист.
— Ага, п'хоже — согласился Грош — Две таких. Повсюду были бронза и медь, отполированные и сверкающие, как золото. Главный зал бы окружен балконами, на каждом этаже, сэр, железными, фигурными, как кружева! А все прилавки были сделаны из редких сортов дерева, мне отец рассказывал. А люди? Здесь постоянно толпился народ! Двери никогда не прекращали открываться и закрываться! Даже ночью… о, а ночью, сэр, на большом заднем дворе, вам надо было бы побывать там! Огни! Кареты прибывают и отбывают, лошади исходят паром… о, сэр, если бы вы только видели это, сэр! А те, кто отправлял почтовые кареты… у них была такая штука, сэр, ну, такое приспособление, они умудрялись вывести карету со двора или завести на двор буквально за минуту, сэр, за одну минуту! Суета, сэр, суматоха и спешка! Говорят, в те времена можно было придти на Почтамт с улицы Сестричек Долли а то и от Боен, отправить письмо самому себе, а потом нужно было бежать домой как молния, сэр, как настоящая молния,сэр, чтобы оказаться у собственных дверей раньше почтальона! А униформа, сэр, ярко-синяя с медными пуговицами! Ах, если бы видели это! А…
Мокрист через плечо заболтавшегося старика бросил взгляд на ближайшую гору голубиного гуано и заметил, что мистер Помпа приостановил свои раскопки. Пока Мокрист смотрел на него, Голем прекратил ковырять огромную вонючую кучу, выпрямился и направился к ним, сжимая что-то в руке.
— …и тогда прибывали большие кареты, сэр, прямо с гор, а их рожки было слышно на целые мили вокруг! Вы бы только слышали их, сэр! А если какие-нибудь бандиты пытались напасть на них, из них выходили специально обученные люди и…
— Да, мистер Помпа? — спросил Мокрист, прерывая Гроша посередине рассказа.
— Неожиданное Открытие, Почтмейстер. Как Я И Подозревал, Эти Завалы Не Состоят Полностью Из Голубиных Экскрементов. Голуби Не Смогли Бы Произвести Столько Помета И За Тысячи Лет, Сэр.
— Ну, а из чего же они тогда?
— Письма, Сэр — ответил голем.
Мокрист перевел взгляд на Гроша, который смущенно переминался с ноги на ногу.
— А, да — сказал старик — я как раз собирался вам рассказать.
Письма…
…им небыло конца и края. Они заполняли каждую комнату здания и выплескивались в коридоры. Формально говоря, это была чистая правда, что кабинетом почтмейстера нельзя пользоваться из-за пола: он был скрыт под двенадцатифутовыми наслоениями писем. Некоторые коридоры были просто заблокированы ими. Чуланы были забиты ими доверху; стоило только неосторожно открыть дверь, и вы рисковали быть похороненным под лавиной желтоватых конвертов. Паркет кое-где подозрительно вспучился. Сквозь трещины в провисшей штукатурке потолков тоже пробивалась бумага.
В сортировочной комнате, почти такой же большой, как главный зал, некоторые курганы возвышались на двадцать футов. Там и тут из моря бумаги, как айсберги, торчали картотечные шкафы.
Через полчаса исследований Мокристу очень захотелось принять ванну. Это было все равно, что бродить по древней гробнице где-нибудь в пустыне. Он чувствовал, что задыхается от запаха старой бумаги, как будто горло ему забили желтой пылью.
— Мне сказали, что здесь есть квартира — прокаркал он.
— Да, сэр — подтвердил Грош — Мы с парнишкой на днях пытались ее найти. Я слыхал, что вход в нее на другом конце вашего кабинета. Так что парень пополз внутрь, обвязавшись веревкой, сэр. Он говорит, что нащупал дверь, сэр, но к тому моменту он уже ушел под почту на шесть футов, и ему было плохо, сэр, очень плохо…так что я вытащил его оттуда.
— Все зданиезабито недоставленной почтой?
Они вернулись в раздевалку. Грош долил воды из большого бака в черный чайник, который теперь закипал. В дальнем конце комнаты, сидя за своим аккуратным маленьким столиком, Стэнли считал булавки.
— Большая часть, сэр, за исключением цоколя и конюшен — ответил старик, споласкивая пару оловянных кружек в лохани с не очень чистой водой.
— Вы имеете в виду, что даже кабинет Почт… мойкабинет забит до потолка, но на цокольном этаже старую почту никогда не складывали? Какой в этом смысл?
— Ох, нельзя же использовать цокольный этаж, сэр, о нет, только не цоколь! — воскликнул потрясенный Грош — Здесь слишком сыро. Письма пропадут очень быстро.
— Пропадут — сказал Мокрист скучным голосом.
— Влажность разрушительна, как ничто другое, сэр — сказал Грош, глубокомысленно кивая.
— И что с того, если она разрушит письма от мертвых людей к другим мертвым людям — сказал Мокрист тем же ровным голосом.
— Мы не знаем,сэр — сказал старик — я хочу сказать, у нас доказательств нет.
— Ну, да. В конце концов, некоторым из этих конвертов всего какая-то сотня лет! — сказал Мокрист. У него болела голова от пыли, горло воспалилось от сухости, а в старике было что-то такое, что действовало ему на нервы. Грош что-то скрывал. — Для некоторыхэто вообще не срок. Готов поспорить, что городские зомби и вампиры все еще стоят каждый день у своих почтовых ящиков, ожидая почтальона, да?
— Не надо со мной так, сэр — сказал Грош спокойным голосом — не надо так. Нельзя уничтожатьпочту. Просто нельзя, сэр. Это Порча Почты, сэр. Это не просто преступление, сэр. Это, это…
— Грех? — подсказал Мокрист.
— О, хуже, чем грех— последнее слово Грош произнес почти презрительно — За грехи вам всего лишь придется отвечать перед богом, а вот за проблемы с почтой в мои времена вас ждала бы встреча с Главным Почтовым Инспектором Чудакоу [25]. Ха! Между ним и богом большаяразница. Боги иногда прощают.
Мокрист пытался найти признаки здравого ума в морщинистом лице напротив. Неухоженная борода была раскрашена в разные оттенки — грязи, чая и какого-то чудесного целебного пигмента. "Он как отшельник какой-то — подумал Мокрист — Только отшельник может носить такой парик".
— Извините? — сказал он вслух — Вы имеете в виду, что сунуть чье-нибудь письмо под половицу на сотню лет это непорча почты?
Неожиданно Грош принял совершенно несчастный вид. Его борода затряслась. Потом он начал кашлять, жутким сухим трескучим кашлем, от которого затряслись банки на столе, а от нижней части его брюк начал подниматься желтый серный туман.
– 'звините, сэр, секундочку — выдавил он между приступами кашля и нашарил в кармане мятую поцарапанную металлическую коробочку.
— Не желаете, сэр? — предложил он, а слезы катились по его щекам.
Он протянул коробочку Мокристу.
— Это таблетки Номер Три, сэр. Очень мягкий вкус. Я их сам сделал, сэр. Нат'ральные лекарства из нат'ральных ингредиентов, это мой стиль, сэр. Надо поддерживать трубы чистыми, сэр, иначе они доставят вам немало проблем.
Мокрист взял из коробочки большую фиолетовую таблетку и понюхал ее. Она слабо пахла анисом.
— Спасибо, мистер Грош — сказал он, но на случай, если это было попыткой подкупа, снова резко спросил: — так что насчет почты, мистер Грош? Засовывать ее повсюду, где есть свободное место — это разве не порча почты?
— Ну это скорее… задержкапочты, сэр. Просто, э… замедление. Небольшое. У нас никогда небыло намерения совсемее не доставлять, сэр.
Мокрист разглядывал обеспокоенное лицо Гроша. Он испытывал странное чувство, как будто почва уходит из-под ног, такое испытываешь, когда общаешься с человеком, чей мир соприкасается с твоим только кончиками пальцев. "Не отшельник — подумал он — скорее потерпевший крушение моряк, который жил на этом песчаном островке старого здания, пока весь остальной мир шел вперед, а здравый ум постепенно испарялся".
— Мистер Грош, я не хотел бы, понимаете, расстраиватьвас и все такое, но вон там под толстым слоем голубиного гуано лежат тысячи писем — медленно сказал он.
— Ну, на самом-то деле в этом случае все не так плохо как кажется — сказал Грош и сделал паузу чтобы пососать свою натуральную таблетку от кашля — это очень сухое вещество, голубиные какашки, и они формируют твердую защитную корку на поверхности конвертов…
— Но почему они все здесь, мистер Грош? — спросил Мокрист.
"Навыки общения — напомнил он себе — нельзя трясти его за грудки".
Младший Почтальон избегал его взгляда.
— Ну, вы знаете, как это бывает — попытался объяснить он.
— Нет, мистер Грош, не думаю, что знаю.
— Ну… почтальон может быть очень занят, у него полный мешок почты, может это канун Страшедства, куча открыток, понимаете, а инспектор давит на него насчет соблюдения сроков доставки, ну и может так случиться, что он просто сунет полмешка куда-нибудь в безопасное место… но ведь он доставитих, так? Я имею в виду, это не его вина, что на него давят, сэр, давятна него все время. Ну вот, а на следующий день у него мешок еще больше, потому что они давятвсе время, так что он думает, сброшу-ка я еще кое-что и сегодня тоже, потому что у меня во вторник выходной и вот тогда-то я все наверстаю, но так получается. что во вторник у него еще больше работы, потому что они продолжают давить, и он очень устал, устал как собака, и он говорит себе, ну ладно, у меня скоро отпуск, и он получает отпуск и тогда… ну, кончается все очень мерзко. Тогда были… неприятности. Мы зашли слишком далеко, сэр, вот в чем дело, мы слишком сильно старались. Иногда что-то разбивается вдребезги, да так, что лучше оставить все как есть, чем пытаться склеить кусочки. Я имею в виду, никто не знает, с чего же начинать?