Страница:
Не верил в такую простоту Миша, пока в больнице не оказался. Откуда
вышел со словами:
- Ой-е-ей! Учудил я! Ничьих мозгов не хватит сочинить!
Учудил Миша следующее. Жил он всю сознательную и бессознательную жизнь
в частном доме, мечтая о цивилизации без дров и беготни с ведрами на
колонку. Наконец, поднапряглись (точнее - тещу напрягли) и купили квартиру.
Не бог весть какую, напряжения хватило только на хрущевку, где одни стены
целые, остальное требует ремонта. Но были бы кости, мясо нарастим.
Жена насчет наращивания первым делом потребовала ванну заменить. До
сорока лет дожила, ванны личной отродясь не видывала. Всю дорогу по баням да
чужим людям фигуру на помыв таскала.
- Уболтала, - сказал Миша, - поставлю тебе личное корыто первым
пунктом.
Сдержал слово. В квартире еще полный разор, а белоснежное чудо уже
блестит в подключенном ко всем коммуникациям состоянии. Жена скакала от
радости и чуть что - бежала мыться.
- Ты специально мараешься, лишь бы занырнуть! - смеялся Миша.
Благоверная покрасит немножко, побелит чуток и опять:
- Пора освежиться, пропылилась вся.
И лезет в который раз за день "освежаться". А через пять минут песни
начинают литься из ванной. Блаженствует женщина от достижений цивилизации и
приобретений оных в личное пользование.
И вдруг вместо пения душераздирающий вопль, купальщица вместе с ним
выскакивает из ванной. Голова в мыле, глаза квадратные, груди затравленно в
разные стороны мечутся, пятый угол ищут.
- Какая муха тебя цапнула? - Миша с кистью летит узнать, в чем дело.
- Током бьет!
- Каким током?
- Каким-каким! Электрическим!
Лежала она в кайфоловном настроении, и захотелось полить себя
прохладной водичкой из душа. Открыла холодную, а из нее как долбанет.
Оказалось, у соседа за неуплату газ отключили. А он самогонщик. Каждый
день простоя - сплошные убытки. Стал гнать чемергес с привлечением
электроэнергии. Для снижения себестоимости продукта, выходящего из змеевика,
отматывает данные счетчика в невинную сторону, заземляясь на трубу. Знающие
соседи рассказали механизм, когда Миша побежал выяснять причину нештатного
электричества. Сам самогонщик рубаху на груди рвет, отпирается:
- В жизни не гнал! Знать не знаю, ведать не ведаю, как это делается!
Но что отпираться, если вонь из вентиляции с первого по пятый этаж
распространяется, когда он кочегарит.
- Это жена пироги печет, - врет и не морщится.
Короче, не ванна получается, а электрический стул. Жена не то что
мыться, заходить туда без резиновых сапог не решается. Как вода нужна, Мишу
кличет. Бежит тот с пластмассовым ведром для анализа электричества. С
замиранием сердца подставит токонепроводящую емкость под кран, пустит струю
и пробует рукой на удар.
Не жизнь, одним словом, а малина. Но не по этому поводу Миша убедился
на собственной шкуре, что писательские темы сами в руки идут, сиди да
записывай.
Как-то под вечер ремонтно-трудового дня Миша закончил красить окна и
двери. Будучи по натуре из мастеров основательных, первым делом принялся
кисти мыть, тщательно протирать. Можно, конечно, проще - сунул в воду, и
пусть киснут до следующей покраски. Миша работать на глазок - хип-хоп на
один бок, плюс-минус лапоть - не любит. У него все по линейке, отвесу и
циркулю. И каждый инструмент на своем месте в лучшем виде.
Не жалея растворителя, промыл Миша кисти, придал им упругость и
чистоту, после чего отработанную жидкость слил в унитаз.
И тут же на него сел. С удовлетворением в душе. Еще дня три-четыре, и
квартира примет жилой вид. Умостился Миша на овале стульчака и закурил с
чувством хорошо поработавшего человека. Сладко так затянулся, а спичку
горящую бросил в унитаз. Он даже в общественном туалете не имел привычки
почем зря сорить, а тут в собственном.
В следующий момент раздался взрыв, и Миша, преодолевая земное
притяжение, как баллистическая ракета, пошел вверх.
Ванну Миша, по просьбе жены, поменял сразу, унитаз стоял древней
конструкции - бачок под потолком, самый что ни на есть чугунный. В него на
взлете бедолага со всего маху затылком врезался.
На этом подъем закончился. Летательный, по собственной дурости, аппарат
рухнул на пол. Без признаков сознания.
Какое сознание выдержит удар с обеих концов, один другого больнее.
Вверху сотрясение об бачок, внизу ожог нежных частей.
Тем временем жена вернулась домой с нестерпимым желанием вымыть руки
после трудового дня и автобусных переездов. Где того и гляди сибирская язва,
чума, холера или СПИД привяжутся.
- Мишаня! - зовет супруга для проверки наличия постороннего
электричества в ванной. - Иди на мой сторона.
Шутит маленько, в хорошем настроении пришла. Но никто не отвечает.
- Ты что, - в пряталки со мной вздумал играть? - высовывается из
ванной. - Я же вижу, ты дома.
Однако ни ответа, ни привета. Туда-сюда поискала игруна. Потом дернула
дверь в туалет. Закрыто. Вот ты где окопался.
- Миша, - тарабанит, - я пива принесла.
Постучала раз да другой. А потом как дернет...
Батюшки свет! Супруг без штанов лежит и без признаков сознания.
Натянула брюки на потерпевшего аварию и побежала вызывать "скорую".
В больнице быстро поставили диагноз - сотрясение мозга - и назначили
курс лечения.
После чего чувствуют: паленым пахнет. Будто у хозяйки что-то подгорело.
Носом крутят эскулапы, откуда несет? Даже в форточку один высунулся, не
пожар ли в столовой этажом ниже. Наконец, догадались заглянуть Мише в штаны.
Где и обнаружили второй диагноз.
Вылечившись от обоих, Миша зашел ко мне.
- Присаживайся, - обрадовался я гостю.
- Постою, - наотрез отказался. - Это, - говорит, - захочешь, не
сочинишь, до чего я додумался - спичку в ацетон бросить, сев на него верхом.
Ты бы такое сочинил?
- Ни за что, - честно я признался.
- Ладно, опиши для смеха и назидания. А квартиру буду менять. В ванной
электрический стул без объявления приговора. В туалет как идти, сразу голова
трещит и пониже спины огнем жжет. Такие неудобства с этими удобствами. Так
что тебе на этот раз, и вправду, ничего выдумывать не надо. Одна просьба -
фамилию другую поставь, я человек скромный.
Что я и сделал по просьбе потерпевшего в житейских буднях читателя.
КЛИЗМОЙ ПО ПРОФЕССИОНАЛИЗМУ
Валерий Егорович храпел. "Убила бы!" - говорила жена. И подавно
негуманные чувства охватывали посторонних, кто волей судьбы-злодейки
оказывался рядом с могучим сном. Сил не было вынести богатырские рулады.
Валерий Егорович бессонницей никогда не маялся - стоило прилечь в любой
окружающей обстановке, как камнем проваливался в объятия Морфея. И повез, и
повез в гору. Ну, точно - трактор из последних лошадиных сил надрывается,
сани, груженные сверх допусков, на подъем тащит. Или самолет оторвался от
бетонной полосы над самым ухом...
С такими данными Валерий Егорович лег в больницу. В палате семь
человек, мест свободных нет.
- Немножко храплю, - не стал скрывать от сотоварищей по лечению
недостаток.
В первую ночь дал гари. Часам к двум проснулись все соседи.
- Это какие надо иметь бульдозерные голосовые связки! Без роздыха
керосинит и керосинит!
- Не знаю, как его связки, мои уши можно в помойное ведро выбрасывать!
- Надо ваты у сестры попросить, уши заткнуть.
- Эти извержения ватой не перекроешь. Впору деревянные пробки
вколачивать!
- Мы в армии храпунам портянки на лицо бросали!
- Где их в больнице взять?
- Ну, не палата, а Херсон!
- Почему?
- Сон херовый!
- Вообще никакого сна! Когда он только нахрапится?
Будто услышав сетования, Валерий Егорович с шумом всосал в себя доброе
ведро воздуха и... замолк. Тишина упала на соседей. Только что никакой жизни
не было, а тут гробовое безмолвие. Спи сколько душе угодно...
Секунду, другую... десятую ни звука...
- Я уже до сорока досчитал, как молчит.
- Может, отошел к праотцам?
- Хоть поспим...
Не получилось. С львиным ревом, сотрясая стены, воздух вырвался наружу.
- Все! - вскочил с кровати старичок, который часа четыре пытался
считать баранов со слонами, дабы уснуть. - Буду недоедать, недопивать,
копить с пенсии, чтобы в следующий раз в буржуйской палате лечиться!
Буржуйской называл платную, одноместную.
Соседи толкали Валерия Егоровича в бок, дергали за нос, за уши...
Бесполезно. Он храпел в классической позе - на спине. Не менее тихо - на
боку, с какими-то страшными, казалось, предсмертными звуками - на животе.
Такой гигант.
Был он из себя мужчина объемистых форм, видный и цыганистый. С чернявой
волнистой прической, подкопченный лицом и остальной кожей, в глазах бесенята
посверкивают. А по фамилии самый что ни на есть Иванов. Себя называл
профессионалом по жизни. У некоторых зеков фигурирует выстраданная наколка:
"Люблю жить, но не умею". Иванов умел. "Где у вас ничего не выйдет, -
говорил соседям по палате, - я запросто!"
И не врал. Другому идти в кабинет к чиновнику или врачу за бумажкой с
печатью - нож под сердце. Побитой собакой сожмется, напуганным зайцем
съежится. За версту трусом пахнет. А кому хочется этим дышать? Он еще в
кабинет не ступил, его уже по кругу налаживают. Не лучше и тому, кто буром
прет. Первый, поджавши хвост бегает, второй, кулаками размахивая, но оба
везде чужаки. Иванов-душечка куда ни заглянет - свой в доску. Гипнотизер да
и только. Улыбнулся, два слова сказал и готово - хоть бумажка, хоть лечение.
Мимо любой очереди проскользнет, в любую дверь просочится.
В больнице, к примеру, никого не пускают домой. Иванов в выходные с
женой спит. Если доктор заартачится, он с сестричками договорится. Те
напишут в своих талмудах, будто больной на месте, процедуры проходит.
Улыбаючи Иванов живет. Но не доверяясь кривой, которая когда вывезет, а
когда и в стену лбом саданет. У Валерия Егоровича все рассчитано. А внешне
рубаха-парень, с первого взгляда хочется с ним в разведку идти или пивка
попить.
В больнице Иванов лежал с целью подтверждения инвалидности.
- Давление у меня, парни, зашкаливает за ватерлинию, - хитро
подмигивая, объяснял в палате. - А мы ему помогаем.
Всякий раз перед тем, как идти на удавление - так на больничном жаргоне
именовалась процедура измерения артериального давления, - Валерий Егорович
совал кипятильник в пол-литровую кружку, доставал кофе и надувался
крепчайшим напитком до тошноты. Вдобавок к кофеину в туалете поприседает, по
лестнице пройдется. Разглядывание голых прелестниц из "Плейбоя" или
"СПИД-инфо" тоже верняком способствовало переходу за ватерлинию.
На момент нашего рассказа Иванову исполнилось сорок восемь лет. В сорок
четыре его осенило: пора на пенсию. До шестидесяти ожидаючи - мохом
покроешься. Изъян в организме есть - давление пошаливает.
Проконсультировался со знатоками и через полгода стал инвалидом второй
нерабочей группы, с которой обрел льготы и главное - свободу. Пенсия, что
там говорить, слезная для мужчины в соку. Иванов и не собирался на ней
сидеть, деньги без того умел зарабатывать. У него была хитрая фирма по
производству "фирменных" шапочек. Женщины-надомницы вязали "найк", "адидас",
Валерий Егорович реализовывал без всяких налогов.
- Я, как только инвалидность получил, - рассказывал однопалатникам в
больнице, - сразу побежал на вокзал, к брату по льготному тарифу в Томск
сгонять. А в кассе абзац. Не тычьте, кричат, бумажкой про инвалидность,
удостоверение предъявите! Объясняю буквоедам русским языком: не успел
получить. Они слушать не хотят. Свое бюрократское талдычат. Плюнул на них,
пошел домой, а на вокзальном туалете надпись: инвалиды 2-й группы
обслуживаются бесплатно. Неужели, думаю, и перед унитазом удостоверение с
фотографией потребуют? Нет, по заключению ВТЭК пропустили. Первый раз в
жизни, парни, с таким удовольствием помочился! Душа перед писсуаром пела:
начала инвалидность работать! начала!..
- После этого храпеть стал?
- С младых ногтей страдаю.
- Это мы страдаем...
- Валер, твоя жена, поди, на ночь наушники надевает?
- Что интересно - обычно на чем свет ругается, а сейчас без ночной
музыки спать не может. По десять раз за ночь, говорит, просыпается от
могильной тишины.
- Заведет храпуна для снотворного.
- Вечным сном тогда закемарит...
Сам Иванов, на радость соседей, время от времени исчезал на ночь из
палаты. Возвращался под утро с уклончивым:
- Телевизор у медсестер смотрел. Не к этому же барыге идти.
Случился однажды с Ивановым телевизорный прокол. Пригласил его
посмотреть футбол больной из буржуйской палаты. Одноместный номер -
телевизор, холодильник, кресло. С деньгами что не лечиться. На этаже в холле
стояло телеубожество, звука почти не слышно, а изображение различали у кого
богатая фантазия. Многолетний сериал, где все физиономии наизусть знаешь,
можно смотреть, но издевательство над собственным здоровьем - болеть за
футбольную сборную.
- Я на человеческий телевизор договорился, - как-то под завистливые
взгляды соседей пошел Иванов в буржуйскую палату.
- От же пройда, без мыла влезет! - прокомментировали обделенные
болельщики.
Вернулся Иванов недовольный, хотя наша сборная выиграла.
- Он с меня 50 рэ затребовал! Плюс 15 - за пиво! Во, гад!
- Вы сразу договорились?
- Нет.
- А зачем платил?
- И не думал. Сказал - с собой нет.
Через полчаса Иванов изменил мнение о больничном предпринимателе:
- Правильно делает! Так и надо жить! Тогда и лечишься по-людски, а не
как мы - колхозно-сарайным способом.
Больше, правда, не посещал платный просмотр. Как донесла разведка,
пристроился ходить на ночной телевизор в женский буржуйский номер. Храп,
похоже, не мешал состоятельной больной.
Теперь Валерий Егорович только в дневной сончас терроризировал соседей.
И вдруг стал спать в родной палате днем и ночью. Причем без храпа. Не
совсем чтобы беззвучно. Ворочался во сне с боку на бок, тяжело вздыхал, даже
стон, бывало, вырвется, храпа - ни грамма. Ни на спине, ни на боку, ни на
животе. Такие метаморфозы. С бодрствующим Ивановым тоже произошли
разительные перемены. Ироничный настрой слетел, как и не было. Ходил
понурый, с тоской в глазах.
- Дома что-то случилось? - интересовались соседи.
- Нет, - бурчалось в ответ.
Коля Хмара, его кровать впритык стояла с ивановской, каждый вечер
угощал желающих салом. Валерий Егорович всегда первым откликался на зов.
- Ох, люблю свинотерапию! - хлопал себя по животу в ожидании угощения.
- Доброе у тебя, Мыкола, лекарство! Ух, доброе!
И вдруг отказался его принимать перед сном.
Причина упадка духа была в нижеследующем. Для подтверждения
инвалидности кучу бумаг надо собрать. Кабы только бегать пришлось. За каждый
бланк раскошеливайся, за обследование в диагностическом центре - подавно
плати. Но в случае с профессионалом по жизни не на того напали. Еще чего -
деньги он будет тратить на людей в белых халатах! Иванов ухитрился под
социальную статью себя подвести. Дескать, обследуйте бесплатно, как
малоимущего.
- Ну, мужички, - гордо доложил в палате, - я не буду, как вы, по
300-400 рублей платить за УЗИ, рентген и остальную хренотень. Халява
называется.
Однако вскоре восторг исчез, наш герой так закручинился, что даже
храпеть перестал. Потерянно сидел в своем углу, не отвечая на расспросы.
Собака резкой смены настроения была зарыта в процедуре под названием клизма.
Перед УЗИ и рентгеном необходимо очистить организм от отвлекающего
исследования содержания, удалить помехи для получения объективных
результатов анализа.
В прежние разы Иванов без диагностического центра подтверждал
инвалидность, а тут обрадовался на дармовщинку... Ему ведь не сразу сказали
про необходимость очищения, а когда узнал - отказываться было поздно.
Медиков злить - себе дороже.
В конце концов, не выдержал, поделился в палате бедой. Мужики давай
успокаивать:
- Что ты убиваешься? Плевое дело. Раз-раз и готово! Как шуруп, вкрутят
наконечник, и польется теплая водичка. Не больно...
- Вы представляете себе картину? - с надрывом говорил Валерий Егорович.
- Там же в основном соплюшки после училища! И я перед ними буду задницу
заголять! Всю жизнь сам штаны с баб снимал, а теперь им подставляйся.
- Тебе что, ни разу не делали!
- Нет, конечно! Хоть из больницы беги.
- Да брось ты!
- Это за то, что я столько девок в молодости перепортил!
- Я в прошлом году навел шороху, - Николай Хмара начал отвлекать
Иванова от мрачных дум. - Достали меня клизмами. По три раза на дню...
Надоело в туалет бегать. Ставили, как Валера говорит, соплюшки без году
неделя из медучилища. А тут новенькая появилась. Откуда она взялась? Лет под
пятьдесят. Может, где-то медиком по бумажной части работала, но в клизмах,
вижу, ни в зуб ногой. "Больной, - робко зовет меня, - буду вам клизму
делать". Я - всегда пожалуйста. И тихохонько в рот воды набрал. Пришел в
процедурную. Она что надо вставила, что надо включила. Лежу, как тот бачок,
водой наполняюсь. Молча, конечно. Медичка спрашивает: "Больной, как себя
чувствуете?" Я давай мычать нечленораздельное, как немтырь, еще и глаза
выпучил, головой паралитично задергал. Она перепугалась. "Вам плохо?" -
наклонилась. А я навстречу как дуну струей в лицо. Что началось! Закричала,
как потерпевшая! Кинулась краник перекрывать. Подумала курячьими мозгами,
что я переполнился и лопнул. Вода, прорвав желудок, верхом хлынула. В лице
побелела, на стул рухнула. Чуть инфаркт не хватил. Тут уж я заволновался,
давай штаны натягивать, врачей звать. Врезал мне потом зав. отделением за
юмор.
Рассказанный случай нисколько не развеселил Валерия Егоровича. В день
процедуры он совсем сник, перед тем как идти на удавление, даже кофе не пил.
Собственно, давление и без накачки подскочило...
Пришла за Ивановым не соплюшка, недавно получившая диплом медсестры, а
женщина в зрелом возрасте, правофлангового роста. Встала руки в боки:
- Ну что, красавчик, - пробасила прокурено, - пойдем! Не все вам нас
портить-пользовать! Вдую тебе литр другой для уменьшения курдюка. А то
нарастил мамон в два обхвата.
Иванову бы сказать, дескать, на себя посмотри, но он молча взял
простынку, безропотно поплелся за медсестрой.
Вернулся как с пытки.
- Что, - сказал Хмара, - дефлорацию прошел?
Иванов не ответил. Сел на кровать, скрючившись в три погибели, и только
минут через пять разлепил уста, глядя в мысленную даль:
И вдруг схватился за живот, сорвался в направлении туалета. После чего
весь вечер провел на низком старте.
И больше грузы по ночам не вез. Клизматерапия оказалась радикальным
средством. Неизвестно, что было дома после выписки, в больнице от Иванова
храп не исходил.
Такую злую шутку сыграла с профессионалом по жизни судьба. Однако
продлению инвалидности еще на год клизма не помешало.
КУВШИН РАЗБИЛСЯ
Вверху было торжественно и чинно. Желтая луна, серебряные звезды. Внизу
было - погано. Поле, охапка соломы, фуфайка, лежащий на отшельническом ложе
Юрий Антонович Лисин, в комбинезоне и сапогах. На расстоянии вытянутой руки
трактор сочувственно замер, говоря всем железным видом: крепись, Антоныч, я
рядом. Не те годы у Антоныча - сорок девятый катит - ночевать без простыней
и подушек с трактором под боком, да куда от обстоятельств денешься!
Сколько кувшином воду не таскай, - гласит восточная мудрость, - а все
равно одни черепки останутся. Стоит только зазеваться.
Антоныч ругал себя и так и эдак: не потеряй бдительности, сколько еще с
"кувшином" можно было... А сейчас уши от стыда горят, как вспомнишь детей и
соседей, будь они неладны...
Супруге Антоныча, Наталье Кузьминичне, в то самое время тоже подобная
мудрость голову напрягала. Не зря говорят: муж и жена одна сатана. За
двадцать четыре года совместной жизни даже мозги на одну фазу замыкает.
Правда, кроме разбитого кувшина, думалось еще о веревочке, которой сколько
ни виться, а конец известен.
Наталья Кузьминична лежала на двуспальной кровати, заложив руки за
голову и, белея в темноте еще приличной наготой, гадала: сколько лет
"веревочка" у нее под носом вилась, "кувшином" жажду утоляли?
Во всяком случае вспомнила, как вот уже который год повторяла
подружкам:
- Мой такой барин стал, в поле обедать не хочет. Не лезет, видите ли,
ему сухомятка в горло. Яйца вкрутую, сало, на колене резанное. "Я, -
говорит, - не свинья, с земли жрать". Обязательно хочет за столом. Первое,
второе, салфетки. Чуть есть возможность, тарахтит на тракторе домой. Я весь
день в конторе сижу, так он сам разогреет, салат нарежет. Не ленится...
В тот день Антоныч тоже "притарахтел" на обед, а дома Наталья
Кузьминична.
- Что такое? - удивился наличию супруги. Она работала за два километра
от дома, на другом конце села. - Воспалением хитрости заболела?
- Не радуйся. На минутку забежала. В магазин блузки завезли, я,
растяпа, деньги дома забыла. Так что питайся без меня. Чего доброго разберут
еще...
- Вот вы, бабье, тряпичницы! - полез в холодильник за борщом Антоныч. -
Внуки растут, а ты все мимо зеркала не пройдешь, чтобы физиономию туда не
засунуть.
- Не надо меня лечить! Сам, как в гости идти, по полчаса
наглаживаешься, седые волосы выдергиваешь.
- Заметила, один раз и было...
Наталья Кузьминична подхватила сумку:
- До вечера.
- Ага.
"До вечера" не получилось, вышло "ага"...
Каждый день у человека отмирает масса клеток головного мозга.
Врачи-циники обозвали невеселое для умственной деятельности явление "мадам,
уже падают листья". У нашей мадам в тот день "листья падали" особенно
интенсивно. Антоныч едкой иронией в адрес женского пристрастия к ярким
тряпкам отвлек супругу на секунду от кошелька, в результате сумку, куда
обновку положить, взяла, а емкость с деньгами - отнюдь.
В магазине хватилась рассчитываться за выбранную блузку и обозвала себя
"дурой", у которой дырявая голова ногам покоя не дает. Почесала домой.
Там по-прежнему у ворот стоял трактор, на столе - тарелка с недоеденным
борщом, мужа не просматривалось.
- Юра, - позвала, бросив в сумку злополучный кошелек, - где ты?
В ответ радио бормочет последние известия, да часы тикают в сторону
вечности.
Наталье Кузьминичне в магазин спешить надо, тем не менее интересно:
куда супруг запропастился? Вдруг плохо стало? Мужики ведь хлипкие. На
прошлой неделе одноклассника хоронили. Сумку в багажник машины поставил, в
город ехать собирался, и... ага. Инсульт. До больницы не довезли.
Наталья Кузьминична заглянула в туалет, в огород, в дверь гаража сунула
голову. И отпрянула с ужасом на лице и в горле. Рот начал дергаться, как у
рыбы на свежем воздухе. Совершенно в беззвучном режиме.
Продолжая по-немому шлепать губами, побежала Наталья Кузьминична со
двора. Включились голосовые связки метров через сто на улице. Из сердца
вырвался душераздирающий крик:
- Люди! Помогите! Господи, что делается! Помогите!!!
Люди не заставили себя долго ждать, оперативно откликнулись. Первым -
дед Артем. Он выскочил с багром. Когда-то на каждом доме в селе на видном
месте висела фанерная табличка с нарисованным ведром, топором или багром...
Кому что нести, если, не дай Бог, пожар приключится. Дабы организованно
навалиться на стихию. Не то все в панике прибегут с топорами, и получится
народное ополчение, а не добровольная пожарная команда. Огонь из тех врагов,
кого одним топором не запугаешь. Давно истлели инструктирующие селян
таблички, но у деда Артема по-прежнему начеку стоял багор.
Пожарно оценила крик Натальи Кузьминичны и Верка Петрохина, бабенка
шустрая на ногу. На язык, кстати, не менее скорая. Она прибежала с
автомобильным огнетушителем.
Максим Солодовником в душераздирающем вопле соседки услышал другую
трагедию.
- Где они? - примчался босиком, но с ружьем.
Максим был в три раза младше деда Артема, взрослел в новые времена,
когда впору прибивать на дома таблички с нарисованными пистолетами,
автоматами или хотя бы оружием крестьянских восстаний - вилами. Солодовников
днем и ночью держал под рукой двустволку 16 калибра. Услышав призыв о
помощи, отнес причину крика к грабежу и насилию, схватил ружье и горсть
патронов с желанием вершить справедливость из всех стволов.
- Где они? - подлетел к потерпевшей.
- В гараже! - вопила Наталья Кузьминична. - Помогите, люди добрые!
"Люди добрые" - набралось их человек восемь, - бросились к гаражу.
Впереди отряда, сверкая отчаянными пятками, с пальцем на курке летел Максим.
Дед Артем предусмотрительно отстал, рассуждая про себя, что пахнет не
пожаром, а порохом, тут с багром много не навоюешь. Пусть уж молодые бегут
вперед за орденами.
Максим отважно рванул на себя ворота гаража и... опустил ружье.
- Ты че орала?
В гараже скакал на одной ноге Антоныч, безуспешно пытаясь другой
попасть в гачу комбинезона. На его волосатой груди в такт суматошным прыжкам
мотался нательный крестик. Обнаженной спиной к толпящимся в воротах стояла
кума Натальи Кузьминичны и Антоныча - Татьяна Афанасьевна. У нее тоже
возникла незадача с одеждой. Блистая черным атласом нижнего белья, старалась
руки и голову засунуть в соответствующие отверстия в платье.
- Че помогать-то? - спрашивал Максим. - Сам справиться не мог или
убивал куму?
- Кабы убивал!
- Ух, подсадистая Танька девка! - с восхищением пробился в первые ряды
зрителей дед Артем. - Ух, подсадистая!
Верка Петрохина с огнетушителем в руках побежала по улице с горячей
вышел со словами:
- Ой-е-ей! Учудил я! Ничьих мозгов не хватит сочинить!
Учудил Миша следующее. Жил он всю сознательную и бессознательную жизнь
в частном доме, мечтая о цивилизации без дров и беготни с ведрами на
колонку. Наконец, поднапряглись (точнее - тещу напрягли) и купили квартиру.
Не бог весть какую, напряжения хватило только на хрущевку, где одни стены
целые, остальное требует ремонта. Но были бы кости, мясо нарастим.
Жена насчет наращивания первым делом потребовала ванну заменить. До
сорока лет дожила, ванны личной отродясь не видывала. Всю дорогу по баням да
чужим людям фигуру на помыв таскала.
- Уболтала, - сказал Миша, - поставлю тебе личное корыто первым
пунктом.
Сдержал слово. В квартире еще полный разор, а белоснежное чудо уже
блестит в подключенном ко всем коммуникациям состоянии. Жена скакала от
радости и чуть что - бежала мыться.
- Ты специально мараешься, лишь бы занырнуть! - смеялся Миша.
Благоверная покрасит немножко, побелит чуток и опять:
- Пора освежиться, пропылилась вся.
И лезет в который раз за день "освежаться". А через пять минут песни
начинают литься из ванной. Блаженствует женщина от достижений цивилизации и
приобретений оных в личное пользование.
И вдруг вместо пения душераздирающий вопль, купальщица вместе с ним
выскакивает из ванной. Голова в мыле, глаза квадратные, груди затравленно в
разные стороны мечутся, пятый угол ищут.
- Какая муха тебя цапнула? - Миша с кистью летит узнать, в чем дело.
- Током бьет!
- Каким током?
- Каким-каким! Электрическим!
Лежала она в кайфоловном настроении, и захотелось полить себя
прохладной водичкой из душа. Открыла холодную, а из нее как долбанет.
Оказалось, у соседа за неуплату газ отключили. А он самогонщик. Каждый
день простоя - сплошные убытки. Стал гнать чемергес с привлечением
электроэнергии. Для снижения себестоимости продукта, выходящего из змеевика,
отматывает данные счетчика в невинную сторону, заземляясь на трубу. Знающие
соседи рассказали механизм, когда Миша побежал выяснять причину нештатного
электричества. Сам самогонщик рубаху на груди рвет, отпирается:
- В жизни не гнал! Знать не знаю, ведать не ведаю, как это делается!
Но что отпираться, если вонь из вентиляции с первого по пятый этаж
распространяется, когда он кочегарит.
- Это жена пироги печет, - врет и не морщится.
Короче, не ванна получается, а электрический стул. Жена не то что
мыться, заходить туда без резиновых сапог не решается. Как вода нужна, Мишу
кличет. Бежит тот с пластмассовым ведром для анализа электричества. С
замиранием сердца подставит токонепроводящую емкость под кран, пустит струю
и пробует рукой на удар.
Не жизнь, одним словом, а малина. Но не по этому поводу Миша убедился
на собственной шкуре, что писательские темы сами в руки идут, сиди да
записывай.
Как-то под вечер ремонтно-трудового дня Миша закончил красить окна и
двери. Будучи по натуре из мастеров основательных, первым делом принялся
кисти мыть, тщательно протирать. Можно, конечно, проще - сунул в воду, и
пусть киснут до следующей покраски. Миша работать на глазок - хип-хоп на
один бок, плюс-минус лапоть - не любит. У него все по линейке, отвесу и
циркулю. И каждый инструмент на своем месте в лучшем виде.
Не жалея растворителя, промыл Миша кисти, придал им упругость и
чистоту, после чего отработанную жидкость слил в унитаз.
И тут же на него сел. С удовлетворением в душе. Еще дня три-четыре, и
квартира примет жилой вид. Умостился Миша на овале стульчака и закурил с
чувством хорошо поработавшего человека. Сладко так затянулся, а спичку
горящую бросил в унитаз. Он даже в общественном туалете не имел привычки
почем зря сорить, а тут в собственном.
В следующий момент раздался взрыв, и Миша, преодолевая земное
притяжение, как баллистическая ракета, пошел вверх.
Ванну Миша, по просьбе жены, поменял сразу, унитаз стоял древней
конструкции - бачок под потолком, самый что ни на есть чугунный. В него на
взлете бедолага со всего маху затылком врезался.
На этом подъем закончился. Летательный, по собственной дурости, аппарат
рухнул на пол. Без признаков сознания.
Какое сознание выдержит удар с обеих концов, один другого больнее.
Вверху сотрясение об бачок, внизу ожог нежных частей.
Тем временем жена вернулась домой с нестерпимым желанием вымыть руки
после трудового дня и автобусных переездов. Где того и гляди сибирская язва,
чума, холера или СПИД привяжутся.
- Мишаня! - зовет супруга для проверки наличия постороннего
электричества в ванной. - Иди на мой сторона.
Шутит маленько, в хорошем настроении пришла. Но никто не отвечает.
- Ты что, - в пряталки со мной вздумал играть? - высовывается из
ванной. - Я же вижу, ты дома.
Однако ни ответа, ни привета. Туда-сюда поискала игруна. Потом дернула
дверь в туалет. Закрыто. Вот ты где окопался.
- Миша, - тарабанит, - я пива принесла.
Постучала раз да другой. А потом как дернет...
Батюшки свет! Супруг без штанов лежит и без признаков сознания.
Натянула брюки на потерпевшего аварию и побежала вызывать "скорую".
В больнице быстро поставили диагноз - сотрясение мозга - и назначили
курс лечения.
После чего чувствуют: паленым пахнет. Будто у хозяйки что-то подгорело.
Носом крутят эскулапы, откуда несет? Даже в форточку один высунулся, не
пожар ли в столовой этажом ниже. Наконец, догадались заглянуть Мише в штаны.
Где и обнаружили второй диагноз.
Вылечившись от обоих, Миша зашел ко мне.
- Присаживайся, - обрадовался я гостю.
- Постою, - наотрез отказался. - Это, - говорит, - захочешь, не
сочинишь, до чего я додумался - спичку в ацетон бросить, сев на него верхом.
Ты бы такое сочинил?
- Ни за что, - честно я признался.
- Ладно, опиши для смеха и назидания. А квартиру буду менять. В ванной
электрический стул без объявления приговора. В туалет как идти, сразу голова
трещит и пониже спины огнем жжет. Такие неудобства с этими удобствами. Так
что тебе на этот раз, и вправду, ничего выдумывать не надо. Одна просьба -
фамилию другую поставь, я человек скромный.
Что я и сделал по просьбе потерпевшего в житейских буднях читателя.
КЛИЗМОЙ ПО ПРОФЕССИОНАЛИЗМУ
Валерий Егорович храпел. "Убила бы!" - говорила жена. И подавно
негуманные чувства охватывали посторонних, кто волей судьбы-злодейки
оказывался рядом с могучим сном. Сил не было вынести богатырские рулады.
Валерий Егорович бессонницей никогда не маялся - стоило прилечь в любой
окружающей обстановке, как камнем проваливался в объятия Морфея. И повез, и
повез в гору. Ну, точно - трактор из последних лошадиных сил надрывается,
сани, груженные сверх допусков, на подъем тащит. Или самолет оторвался от
бетонной полосы над самым ухом...
С такими данными Валерий Егорович лег в больницу. В палате семь
человек, мест свободных нет.
- Немножко храплю, - не стал скрывать от сотоварищей по лечению
недостаток.
В первую ночь дал гари. Часам к двум проснулись все соседи.
- Это какие надо иметь бульдозерные голосовые связки! Без роздыха
керосинит и керосинит!
- Не знаю, как его связки, мои уши можно в помойное ведро выбрасывать!
- Надо ваты у сестры попросить, уши заткнуть.
- Эти извержения ватой не перекроешь. Впору деревянные пробки
вколачивать!
- Мы в армии храпунам портянки на лицо бросали!
- Где их в больнице взять?
- Ну, не палата, а Херсон!
- Почему?
- Сон херовый!
- Вообще никакого сна! Когда он только нахрапится?
Будто услышав сетования, Валерий Егорович с шумом всосал в себя доброе
ведро воздуха и... замолк. Тишина упала на соседей. Только что никакой жизни
не было, а тут гробовое безмолвие. Спи сколько душе угодно...
Секунду, другую... десятую ни звука...
- Я уже до сорока досчитал, как молчит.
- Может, отошел к праотцам?
- Хоть поспим...
Не получилось. С львиным ревом, сотрясая стены, воздух вырвался наружу.
- Все! - вскочил с кровати старичок, который часа четыре пытался
считать баранов со слонами, дабы уснуть. - Буду недоедать, недопивать,
копить с пенсии, чтобы в следующий раз в буржуйской палате лечиться!
Буржуйской называл платную, одноместную.
Соседи толкали Валерия Егоровича в бок, дергали за нос, за уши...
Бесполезно. Он храпел в классической позе - на спине. Не менее тихо - на
боку, с какими-то страшными, казалось, предсмертными звуками - на животе.
Такой гигант.
Был он из себя мужчина объемистых форм, видный и цыганистый. С чернявой
волнистой прической, подкопченный лицом и остальной кожей, в глазах бесенята
посверкивают. А по фамилии самый что ни на есть Иванов. Себя называл
профессионалом по жизни. У некоторых зеков фигурирует выстраданная наколка:
"Люблю жить, но не умею". Иванов умел. "Где у вас ничего не выйдет, -
говорил соседям по палате, - я запросто!"
И не врал. Другому идти в кабинет к чиновнику или врачу за бумажкой с
печатью - нож под сердце. Побитой собакой сожмется, напуганным зайцем
съежится. За версту трусом пахнет. А кому хочется этим дышать? Он еще в
кабинет не ступил, его уже по кругу налаживают. Не лучше и тому, кто буром
прет. Первый, поджавши хвост бегает, второй, кулаками размахивая, но оба
везде чужаки. Иванов-душечка куда ни заглянет - свой в доску. Гипнотизер да
и только. Улыбнулся, два слова сказал и готово - хоть бумажка, хоть лечение.
Мимо любой очереди проскользнет, в любую дверь просочится.
В больнице, к примеру, никого не пускают домой. Иванов в выходные с
женой спит. Если доктор заартачится, он с сестричками договорится. Те
напишут в своих талмудах, будто больной на месте, процедуры проходит.
Улыбаючи Иванов живет. Но не доверяясь кривой, которая когда вывезет, а
когда и в стену лбом саданет. У Валерия Егоровича все рассчитано. А внешне
рубаха-парень, с первого взгляда хочется с ним в разведку идти или пивка
попить.
В больнице Иванов лежал с целью подтверждения инвалидности.
- Давление у меня, парни, зашкаливает за ватерлинию, - хитро
подмигивая, объяснял в палате. - А мы ему помогаем.
Всякий раз перед тем, как идти на удавление - так на больничном жаргоне
именовалась процедура измерения артериального давления, - Валерий Егорович
совал кипятильник в пол-литровую кружку, доставал кофе и надувался
крепчайшим напитком до тошноты. Вдобавок к кофеину в туалете поприседает, по
лестнице пройдется. Разглядывание голых прелестниц из "Плейбоя" или
"СПИД-инфо" тоже верняком способствовало переходу за ватерлинию.
На момент нашего рассказа Иванову исполнилось сорок восемь лет. В сорок
четыре его осенило: пора на пенсию. До шестидесяти ожидаючи - мохом
покроешься. Изъян в организме есть - давление пошаливает.
Проконсультировался со знатоками и через полгода стал инвалидом второй
нерабочей группы, с которой обрел льготы и главное - свободу. Пенсия, что
там говорить, слезная для мужчины в соку. Иванов и не собирался на ней
сидеть, деньги без того умел зарабатывать. У него была хитрая фирма по
производству "фирменных" шапочек. Женщины-надомницы вязали "найк", "адидас",
Валерий Егорович реализовывал без всяких налогов.
- Я, как только инвалидность получил, - рассказывал однопалатникам в
больнице, - сразу побежал на вокзал, к брату по льготному тарифу в Томск
сгонять. А в кассе абзац. Не тычьте, кричат, бумажкой про инвалидность,
удостоверение предъявите! Объясняю буквоедам русским языком: не успел
получить. Они слушать не хотят. Свое бюрократское талдычат. Плюнул на них,
пошел домой, а на вокзальном туалете надпись: инвалиды 2-й группы
обслуживаются бесплатно. Неужели, думаю, и перед унитазом удостоверение с
фотографией потребуют? Нет, по заключению ВТЭК пропустили. Первый раз в
жизни, парни, с таким удовольствием помочился! Душа перед писсуаром пела:
начала инвалидность работать! начала!..
- После этого храпеть стал?
- С младых ногтей страдаю.
- Это мы страдаем...
- Валер, твоя жена, поди, на ночь наушники надевает?
- Что интересно - обычно на чем свет ругается, а сейчас без ночной
музыки спать не может. По десять раз за ночь, говорит, просыпается от
могильной тишины.
- Заведет храпуна для снотворного.
- Вечным сном тогда закемарит...
Сам Иванов, на радость соседей, время от времени исчезал на ночь из
палаты. Возвращался под утро с уклончивым:
- Телевизор у медсестер смотрел. Не к этому же барыге идти.
Случился однажды с Ивановым телевизорный прокол. Пригласил его
посмотреть футбол больной из буржуйской палаты. Одноместный номер -
телевизор, холодильник, кресло. С деньгами что не лечиться. На этаже в холле
стояло телеубожество, звука почти не слышно, а изображение различали у кого
богатая фантазия. Многолетний сериал, где все физиономии наизусть знаешь,
можно смотреть, но издевательство над собственным здоровьем - болеть за
футбольную сборную.
- Я на человеческий телевизор договорился, - как-то под завистливые
взгляды соседей пошел Иванов в буржуйскую палату.
- От же пройда, без мыла влезет! - прокомментировали обделенные
болельщики.
Вернулся Иванов недовольный, хотя наша сборная выиграла.
- Он с меня 50 рэ затребовал! Плюс 15 - за пиво! Во, гад!
- Вы сразу договорились?
- Нет.
- А зачем платил?
- И не думал. Сказал - с собой нет.
Через полчаса Иванов изменил мнение о больничном предпринимателе:
- Правильно делает! Так и надо жить! Тогда и лечишься по-людски, а не
как мы - колхозно-сарайным способом.
Больше, правда, не посещал платный просмотр. Как донесла разведка,
пристроился ходить на ночной телевизор в женский буржуйский номер. Храп,
похоже, не мешал состоятельной больной.
Теперь Валерий Егорович только в дневной сончас терроризировал соседей.
И вдруг стал спать в родной палате днем и ночью. Причем без храпа. Не
совсем чтобы беззвучно. Ворочался во сне с боку на бок, тяжело вздыхал, даже
стон, бывало, вырвется, храпа - ни грамма. Ни на спине, ни на боку, ни на
животе. Такие метаморфозы. С бодрствующим Ивановым тоже произошли
разительные перемены. Ироничный настрой слетел, как и не было. Ходил
понурый, с тоской в глазах.
- Дома что-то случилось? - интересовались соседи.
- Нет, - бурчалось в ответ.
Коля Хмара, его кровать впритык стояла с ивановской, каждый вечер
угощал желающих салом. Валерий Егорович всегда первым откликался на зов.
- Ох, люблю свинотерапию! - хлопал себя по животу в ожидании угощения.
- Доброе у тебя, Мыкола, лекарство! Ух, доброе!
И вдруг отказался его принимать перед сном.
Причина упадка духа была в нижеследующем. Для подтверждения
инвалидности кучу бумаг надо собрать. Кабы только бегать пришлось. За каждый
бланк раскошеливайся, за обследование в диагностическом центре - подавно
плати. Но в случае с профессионалом по жизни не на того напали. Еще чего -
деньги он будет тратить на людей в белых халатах! Иванов ухитрился под
социальную статью себя подвести. Дескать, обследуйте бесплатно, как
малоимущего.
- Ну, мужички, - гордо доложил в палате, - я не буду, как вы, по
300-400 рублей платить за УЗИ, рентген и остальную хренотень. Халява
называется.
Однако вскоре восторг исчез, наш герой так закручинился, что даже
храпеть перестал. Потерянно сидел в своем углу, не отвечая на расспросы.
Собака резкой смены настроения была зарыта в процедуре под названием клизма.
Перед УЗИ и рентгеном необходимо очистить организм от отвлекающего
исследования содержания, удалить помехи для получения объективных
результатов анализа.
В прежние разы Иванов без диагностического центра подтверждал
инвалидность, а тут обрадовался на дармовщинку... Ему ведь не сразу сказали
про необходимость очищения, а когда узнал - отказываться было поздно.
Медиков злить - себе дороже.
В конце концов, не выдержал, поделился в палате бедой. Мужики давай
успокаивать:
- Что ты убиваешься? Плевое дело. Раз-раз и готово! Как шуруп, вкрутят
наконечник, и польется теплая водичка. Не больно...
- Вы представляете себе картину? - с надрывом говорил Валерий Егорович.
- Там же в основном соплюшки после училища! И я перед ними буду задницу
заголять! Всю жизнь сам штаны с баб снимал, а теперь им подставляйся.
- Тебе что, ни разу не делали!
- Нет, конечно! Хоть из больницы беги.
- Да брось ты!
- Это за то, что я столько девок в молодости перепортил!
- Я в прошлом году навел шороху, - Николай Хмара начал отвлекать
Иванова от мрачных дум. - Достали меня клизмами. По три раза на дню...
Надоело в туалет бегать. Ставили, как Валера говорит, соплюшки без году
неделя из медучилища. А тут новенькая появилась. Откуда она взялась? Лет под
пятьдесят. Может, где-то медиком по бумажной части работала, но в клизмах,
вижу, ни в зуб ногой. "Больной, - робко зовет меня, - буду вам клизму
делать". Я - всегда пожалуйста. И тихохонько в рот воды набрал. Пришел в
процедурную. Она что надо вставила, что надо включила. Лежу, как тот бачок,
водой наполняюсь. Молча, конечно. Медичка спрашивает: "Больной, как себя
чувствуете?" Я давай мычать нечленораздельное, как немтырь, еще и глаза
выпучил, головой паралитично задергал. Она перепугалась. "Вам плохо?" -
наклонилась. А я навстречу как дуну струей в лицо. Что началось! Закричала,
как потерпевшая! Кинулась краник перекрывать. Подумала курячьими мозгами,
что я переполнился и лопнул. Вода, прорвав желудок, верхом хлынула. В лице
побелела, на стул рухнула. Чуть инфаркт не хватил. Тут уж я заволновался,
давай штаны натягивать, врачей звать. Врезал мне потом зав. отделением за
юмор.
Рассказанный случай нисколько не развеселил Валерия Егоровича. В день
процедуры он совсем сник, перед тем как идти на удавление, даже кофе не пил.
Собственно, давление и без накачки подскочило...
Пришла за Ивановым не соплюшка, недавно получившая диплом медсестры, а
женщина в зрелом возрасте, правофлангового роста. Встала руки в боки:
- Ну что, красавчик, - пробасила прокурено, - пойдем! Не все вам нас
портить-пользовать! Вдую тебе литр другой для уменьшения курдюка. А то
нарастил мамон в два обхвата.
Иванову бы сказать, дескать, на себя посмотри, но он молча взял
простынку, безропотно поплелся за медсестрой.
Вернулся как с пытки.
- Что, - сказал Хмара, - дефлорацию прошел?
Иванов не ответил. Сел на кровать, скрючившись в три погибели, и только
минут через пять разлепил уста, глядя в мысленную даль:
И вдруг схватился за живот, сорвался в направлении туалета. После чего
весь вечер провел на низком старте.
И больше грузы по ночам не вез. Клизматерапия оказалась радикальным
средством. Неизвестно, что было дома после выписки, в больнице от Иванова
храп не исходил.
Такую злую шутку сыграла с профессионалом по жизни судьба. Однако
продлению инвалидности еще на год клизма не помешало.
КУВШИН РАЗБИЛСЯ
Вверху было торжественно и чинно. Желтая луна, серебряные звезды. Внизу
было - погано. Поле, охапка соломы, фуфайка, лежащий на отшельническом ложе
Юрий Антонович Лисин, в комбинезоне и сапогах. На расстоянии вытянутой руки
трактор сочувственно замер, говоря всем железным видом: крепись, Антоныч, я
рядом. Не те годы у Антоныча - сорок девятый катит - ночевать без простыней
и подушек с трактором под боком, да куда от обстоятельств денешься!
Сколько кувшином воду не таскай, - гласит восточная мудрость, - а все
равно одни черепки останутся. Стоит только зазеваться.
Антоныч ругал себя и так и эдак: не потеряй бдительности, сколько еще с
"кувшином" можно было... А сейчас уши от стыда горят, как вспомнишь детей и
соседей, будь они неладны...
Супруге Антоныча, Наталье Кузьминичне, в то самое время тоже подобная
мудрость голову напрягала. Не зря говорят: муж и жена одна сатана. За
двадцать четыре года совместной жизни даже мозги на одну фазу замыкает.
Правда, кроме разбитого кувшина, думалось еще о веревочке, которой сколько
ни виться, а конец известен.
Наталья Кузьминична лежала на двуспальной кровати, заложив руки за
голову и, белея в темноте еще приличной наготой, гадала: сколько лет
"веревочка" у нее под носом вилась, "кувшином" жажду утоляли?
Во всяком случае вспомнила, как вот уже который год повторяла
подружкам:
- Мой такой барин стал, в поле обедать не хочет. Не лезет, видите ли,
ему сухомятка в горло. Яйца вкрутую, сало, на колене резанное. "Я, -
говорит, - не свинья, с земли жрать". Обязательно хочет за столом. Первое,
второе, салфетки. Чуть есть возможность, тарахтит на тракторе домой. Я весь
день в конторе сижу, так он сам разогреет, салат нарежет. Не ленится...
В тот день Антоныч тоже "притарахтел" на обед, а дома Наталья
Кузьминична.
- Что такое? - удивился наличию супруги. Она работала за два километра
от дома, на другом конце села. - Воспалением хитрости заболела?
- Не радуйся. На минутку забежала. В магазин блузки завезли, я,
растяпа, деньги дома забыла. Так что питайся без меня. Чего доброго разберут
еще...
- Вот вы, бабье, тряпичницы! - полез в холодильник за борщом Антоныч. -
Внуки растут, а ты все мимо зеркала не пройдешь, чтобы физиономию туда не
засунуть.
- Не надо меня лечить! Сам, как в гости идти, по полчаса
наглаживаешься, седые волосы выдергиваешь.
- Заметила, один раз и было...
Наталья Кузьминична подхватила сумку:
- До вечера.
- Ага.
"До вечера" не получилось, вышло "ага"...
Каждый день у человека отмирает масса клеток головного мозга.
Врачи-циники обозвали невеселое для умственной деятельности явление "мадам,
уже падают листья". У нашей мадам в тот день "листья падали" особенно
интенсивно. Антоныч едкой иронией в адрес женского пристрастия к ярким
тряпкам отвлек супругу на секунду от кошелька, в результате сумку, куда
обновку положить, взяла, а емкость с деньгами - отнюдь.
В магазине хватилась рассчитываться за выбранную блузку и обозвала себя
"дурой", у которой дырявая голова ногам покоя не дает. Почесала домой.
Там по-прежнему у ворот стоял трактор, на столе - тарелка с недоеденным
борщом, мужа не просматривалось.
- Юра, - позвала, бросив в сумку злополучный кошелек, - где ты?
В ответ радио бормочет последние известия, да часы тикают в сторону
вечности.
Наталье Кузьминичне в магазин спешить надо, тем не менее интересно:
куда супруг запропастился? Вдруг плохо стало? Мужики ведь хлипкие. На
прошлой неделе одноклассника хоронили. Сумку в багажник машины поставил, в
город ехать собирался, и... ага. Инсульт. До больницы не довезли.
Наталья Кузьминична заглянула в туалет, в огород, в дверь гаража сунула
голову. И отпрянула с ужасом на лице и в горле. Рот начал дергаться, как у
рыбы на свежем воздухе. Совершенно в беззвучном режиме.
Продолжая по-немому шлепать губами, побежала Наталья Кузьминична со
двора. Включились голосовые связки метров через сто на улице. Из сердца
вырвался душераздирающий крик:
- Люди! Помогите! Господи, что делается! Помогите!!!
Люди не заставили себя долго ждать, оперативно откликнулись. Первым -
дед Артем. Он выскочил с багром. Когда-то на каждом доме в селе на видном
месте висела фанерная табличка с нарисованным ведром, топором или багром...
Кому что нести, если, не дай Бог, пожар приключится. Дабы организованно
навалиться на стихию. Не то все в панике прибегут с топорами, и получится
народное ополчение, а не добровольная пожарная команда. Огонь из тех врагов,
кого одним топором не запугаешь. Давно истлели инструктирующие селян
таблички, но у деда Артема по-прежнему начеку стоял багор.
Пожарно оценила крик Натальи Кузьминичны и Верка Петрохина, бабенка
шустрая на ногу. На язык, кстати, не менее скорая. Она прибежала с
автомобильным огнетушителем.
Максим Солодовником в душераздирающем вопле соседки услышал другую
трагедию.
- Где они? - примчался босиком, но с ружьем.
Максим был в три раза младше деда Артема, взрослел в новые времена,
когда впору прибивать на дома таблички с нарисованными пистолетами,
автоматами или хотя бы оружием крестьянских восстаний - вилами. Солодовников
днем и ночью держал под рукой двустволку 16 калибра. Услышав призыв о
помощи, отнес причину крика к грабежу и насилию, схватил ружье и горсть
патронов с желанием вершить справедливость из всех стволов.
- Где они? - подлетел к потерпевшей.
- В гараже! - вопила Наталья Кузьминична. - Помогите, люди добрые!
"Люди добрые" - набралось их человек восемь, - бросились к гаражу.
Впереди отряда, сверкая отчаянными пятками, с пальцем на курке летел Максим.
Дед Артем предусмотрительно отстал, рассуждая про себя, что пахнет не
пожаром, а порохом, тут с багром много не навоюешь. Пусть уж молодые бегут
вперед за орденами.
Максим отважно рванул на себя ворота гаража и... опустил ружье.
- Ты че орала?
В гараже скакал на одной ноге Антоныч, безуспешно пытаясь другой
попасть в гачу комбинезона. На его волосатой груди в такт суматошным прыжкам
мотался нательный крестик. Обнаженной спиной к толпящимся в воротах стояла
кума Натальи Кузьминичны и Антоныча - Татьяна Афанасьевна. У нее тоже
возникла незадача с одеждой. Блистая черным атласом нижнего белья, старалась
руки и голову засунуть в соответствующие отверстия в платье.
- Че помогать-то? - спрашивал Максим. - Сам справиться не мог или
убивал куму?
- Кабы убивал!
- Ух, подсадистая Танька девка! - с восхищением пробился в первые ряды
зрителей дед Артем. - Ух, подсадистая!
Верка Петрохина с огнетушителем в руках побежала по улице с горячей