Страница:
действий не получилось расплющенных последствий. Как-никак Иван давил на
бочку своей 90-килограммовой тяжестью. Мещеряков даже предлагал перевернуть
емкость вместе с пострадавшим, дескать, пусть Иван ее на животе держит, так
легче обручи сбить.
- Переворачивая, точно оборвем подчистую! - забраковал Генаха рацуху.
Операцию удаления бочки от Трояна, благодаря сметке и мастеровитости
Крючкова, провели с филигранной четкостью, почти безболезненно. Однако
последний штрих вызволения друга - расщепление дощечки с отверстием,
закапканившим легкомысленные "абрикосы", Генаха оставил Мещерякову. Сам
поспешно ретировался со двора под угрозу, сказанную злым шепотом, чтоб не
услышали за забором, в спину:
- Ну, Гендос, убью!
Месяца два не разговаривал Иван с дружком. А потом распили мировую...
...За драку на похоронах Трояну здорово нервы потрепали, начальник
грозился устроить суд офицерской чести, выгнать с треском. Потом смягчился.
Только и всего - Трояну задержали очередное звание на полгода.
"И после смерти он тебе, дураку, язык показал! - ругалась жена Ивана. -
Сколько денег недополучили!"
Но про себя возмущалась. Вслух боялась вякать. Перед глазами был живой
пример: крепко, с увечьями зубов, побитый Мещеряков.
"Эх, сорок бочек арестантов, - чешет Вася Елистратов затылок, - квасил
же я когда-то".
Истинно - бочки с арестантами, как спиртные напитки употреблял. И не по
обычной схеме: трое мужиков сгоношились, осадили одну-две бутылки и
рассосались. Нет, Вася перебежками любил. Скачкообразно. Выпьет с одной
компанией стакан, все - надо менять коллектив вокруг поллитровки. Не по
причине неуважения собутыльников, а такой по жизни. Распрощается "по ручке"
и закусил удила куда подальше. К друзьям или знакомым, или просто - у
магазина... В итоге перемен декораций и действующих со стаканом лиц мог в
"вытрезвоне" очнуться, а то и похлеще...
Поначалу от одной бутылке к другой в своем уме скачет, потом на
автопилоте. Как-то в момент обратного переключения у Васи челюсть отвисла:
что за сорок бочек арестантов? Ночь темная. Поле чистое. Под ногами дорога.
И ни души, ни огонька. Ау, люди, где вы? Домой хочу.
Вдруг машина.
- Земляк, - взмолился Вася, - Омск-то где?
- Ты че, - вытаращил глаза шофер, - с луны упал?
- Не исключено, сорок бочек арестантов.
Откуда ноги растут в питие перебежками - трудно сказать. Может, Вася
родился землепроходцем. Ему надлежало покорять полюса, гонять на собаках и
велосипедах по суше, на лодках бороздить океаны. Жить с рюкзаком за плечами
и компасом в кармане. Как те бородачи, что домой заскакивают раз в год ванну
принять, в телевизор потаращиться, убедиться по новой: жизнь городская -
скукота несусветная, и опять, вереща от радости, сунуться в какую-нибудь
дыру-пещеру. Возможно, Вася таким же колобродом замышлялся, но что-то
подломилось в его программе и вместо путешественника стал сварным. Классным,
кстати, но все равно это не скалы, джунгли и саванны. Посему стоило Васе
приложиться к стакану, как тяга к перемене мест жгла пятки.
Такие сорок бочек арестантов.
Однажды они с водой были. После перебежек от одного стакана к другому
среди ночи врубился в окружающую действительность, а она мокрая... Стоит по
грудь в реке. И не понять, что к чему? На другом берегу огоньки деревенские.
Невдалеке бакен. Волнишка плещет. Сам при полном параде - в брюках,
пиджаке... Какие бесы-балбесы загнали в водную стихию?
Конечно, бесов внутри Васи хватало. Хорошо хоть ангел-хранитель не
махнул на подопечного рукой. В том же водном случае, только Вася стал
соображать, что к чему - "Ракета" несется, волна как даст, Вася так и
окунулся с головой... Еле прокашлялся...
Нет, Вася законченным бухариком не был, но погулять любил и вдаль и
вширь. Жена, конечно, не приветствовала эту черту характера.
В один момент рубанула с плеча.
Пришел к Васе старший брат. Он с детства Васю воспитывал. Словом и
делом. Отца-то не было. У шебутного Васи с юных лет шило в заднице, да не
одно... Брат в школьные годы частенько ремнем обрабатывал место их обитания.
Сидят братья за столом, украшенном поллитровкой, беседуют. Вася как раз
за неделю до этого в Иртыше очнулся, но об этом ни полслова. Надо сказать, в
данной компании Вася смирненько к рюмке прикладывался, на перебежки не
тянуло. Выпили граммов по сто, Васина жена заявляется... Не успела дверь на
всю ширину раскрыть, как завелась от сервировки стола:
- Вам что здесь распивочная? - зашумела. - Расселись! Только бы
надраться до соплей! Алконавты!
- Ну, сорок бочек арестантов! - воскликнул Вася.
Жена схватила бутылку и вылила драгоценность в раковину.
Рука не дрогнула, так разозлилась.
Вася почернел весь. Не так часто брат родной, который вместо отца всю
жизнь, заходит...
Брат встал и ушел. Кому нужен чужой скандал?
Однако Вася не стал раздувать его. Ни междометия поперечного
благоверной.
Через месяц у нее день рождения, не из рядовых - 35 лет.
Супруга, конечно, расстаралась. Неделю по магазинам бегала, двое суток
у плиты дневала и ночевала. Гости-то сплошь по ее линии. Водку и вино на
Васю возложила, наказала закупить этого добра с избытком.
Что Вася и сделал...
Наконец, торжественный момент. На столе наглядный пример изобилия.
Слюна от него вожжой до колена. А рука тянется не к перу и не к бумаге...
И компания подобралась. Родственники у жены - из пяти шесть выпить не
любят. Сестре Лидке намахнуть стакан водки, что ногой дрыгнуть. Поперек себя
толще, ее и литром не свалишь. Только румянец со щек на шею и в декольте
разольется. Год назад после дня рождения начала собираться домой, одну ногу
обула в сапог, со второй не выходит данный номер. Не лезет конечность, хоть
тресни. Пыжится затолкать - все без толку. Наконец, догадалась сунуть руку
для проверки внутренностей сапога. А там...
- Какая зараза, - зашумела Лидка, - яблоко подложила? Совсем уже
опупели!
А гости, вокруг стоящие, кто еще вертикально может держаться, валятся
со смеху, умирают от жизненной комедии.
Лидка ногу в свою дамскую сумочку заталкивает, абсолютно уверенная, что
надевает сапог.
Потом оправдывалась: "Она у меня тоже коричневая".
У другой свояченицы, Нельки, с обувью конфуз не хуже приключился. Та в
налоговой работает. Их ушлые бабы затемнили с одним предпринимателем и
отхватили на всю ораву по дешевке добрые сапоги. Как-то утром Нелька
проснулась, накануне в честь 8-го Марта расслабились в конторе, посмотрела
на свою обувь и дурно сделалось. Хуже чем Васе в Иртыше. "Где это я
таскалась?" - обожгло похмельную голову. Они, конечно, с продолжением
веселились. Но чтобы так за вечер состарить новые сапоги - надо ухитриться.
С горки катались - было. По парку с песнями таскались - помнит. К одной
сотруднице зарулили... Потом - к другой... Но так ухайдакать сапоги! Каблуки
стоптаны, носки вышарканы...
Посмотрела на шляпу - еще горше стало. Отродясь головной убор из соболя
украшал крендельком пришитый хвост данного зверя. Хвоста в помине нет. Как
собаку, шляпу кто-то купировал. Подчистую. "Когда отчекрыжили, сволочи?! -
Нелька убивается по нарушенной красоте. - Даже следов не оставили! Что за
народ?!"
К мужу за сочувствием бросилась. А тот глаза вытаращил: "Разве у тебя
хвост на шапке был?" За что был заклеймен супругой: "Пить надо меньше!"
И только через два часа Нелька поняла: самой меньше надо. Дошло до
похмельного сознания, что на голову и на ноги чужое напялила. Сапоги одной
сотрудницы, шапку другой.
Такие у Васи родственнички по линии жены!
Понятно, с каким настроением пришли они на день рождения. А на столе
"тяжелее" минералки и запивалочки ничегошеньки. Закуски - гулять не
перегулять. Но без выпивки она, известное дело, - просто еда.
- Вась, - гости вразумляют хозяина, - ты че совсем запурхался из-за
именинницы?! Соловьев салатами не кормят!
И жена подгоняет:
- Неси вино-водку!
Вася нарядный весь: белая рубаха, брюки отглажены, малиновый галстук
пылает на груди в честь дня рождения любимой супруги. Встает, эффектно так
разводит широко руки и говорит:
- Вам что здесь, сорок бочек арестантов, распивочная?!
Гости, конечно, быстренько убрались восвояси.
С той поры Вася не пьет.
По истечении года трезвой жизни купил бутылку коньяка, пририсовал одну
звездочку, через год еще... Сейчас звезды рукописные в два ряда горят.
Такие сорок бочек с арестантами.
А вы говорите, русский мужик слаб в коленках.
Для удовлетворения шила в заднице Вася завел сад за тридцать км от дома
и гоняет туда исключительно на велосипеде. Огурцы, объеденье какие!
наловчился солить. Но родственники жены больше к Васе не ходят.
Собственно, Вася и не зовет их.
Двадцать лет после института... Ау, где вы? Пролетели, просвистели...
Сколько воды в разные стороны утекло, а вся группа на юбилей собралась.
Вот они, все мы шестнадцать, на фотографии. Нинка Постникова только
растолстела. Очаровашка-куколка была, и вот буфетчица, а не Нинка.
- Нин, че так разнесло?
- Лишь бы человек хороший был.
Обидно. Любил я Нинку на втором курсе. Всю ночь однажды напролет рядом
с ней в палатке прокрутился, поцеловать хотел. Она даже не проснулась.
- Нин, че со своим разошлась?
- Отстань, Саня!..
После диплома Нинка выскочила за таксиста. На руках, говорят, носил.
Жила как барыня. Так нет, привязалась к нему с ультиматумом: поступай в
институт, иначе развод.
Одна сына ростит-учит. Эх...
Бабы дуры, бабы дуры,
Бабы бешеный народ!
Как увидят помидоры,
Так и лезут в огород!
Зато Ленка Кардаш расцвела.
В институте была так себе, кордебалет. Четыре с минусом, не больше. А
сейчас сногсшибательная красавица.
- Лен, у тебя даже как ноги длиннее стали.
- Ты, Саня, неисправим.
- Замуж вышла?
- Давай о другом...
На фотографии с Мишей Теребиловым в разных углах стоят.
В институт они поступили под ручку. В школе Миша тоже десять лет Ленкин
портфель таскал. Мы, начиная с первого курса, ждали: ну, завтра-послезавтра
староста по червонцу с носа соберет, и "ах, эта свадьба-свадьба-свадьба пела
и плясала!.." Погуляем!..
До диплома жених с невестой нас мурыжили, стаж накручивали...
Зато на свадьбе у них мы с Витей Мирошниковым накушались. Под занавес
на кухне приняли бутылку подсолнечного масла за пиво и, как рассказывали
очевидцы, раскатали с большим аппетитом. Потом дня два аппетита не было по
причине расстройства желудка.
- Мишь, а че вы с Ленкой разбежались?
- Тайны секса.
- Какие тайны! Ты, говорят, так залевачил, аж дым коромыслом! Что
называется:
Миш, а Миш,
На тебя не угодишь!
То велика, то мала,
То кудрява, то гола!
- Отвяжись, Саня!
Отвяжись, плохая жисть, привяжись хорошая. Ну и ладно. А Витя
Мирошников рядом с Ленкой стоит. Усы гвардейские. Взгляд гусарский. Рост
гренадерский. Прямо жених.
Но не женился больше. Побаловался, говорит, один раз, и будет.
Побаловался он оригинально.
На одной вечеринке мы с ним познакомились с двумя подрунями. Моя
завлекашечка танго исполняла по-абордажному, впритык - ни миллиметра
разрыва. Я разбежался на легкую победу. Ан, нет. Дальше танго не моги.
Быстро расстались. А Витя со своим Светиком-семицветиком задружил. Крепко.
Я на лекции, он к ней на дневку. Тем более, рядом с общагой жила.
Аккуратно Витя оттуда не вылазил.
Светик-семицветик во второй или третий раз собиралась поступать в
театральный институт, Витя поддерживал беседы об искусстве.
Как говорится: сколько с кувшином по воду ни таскайся, все равно
разобьется. Однажды Витя столкнулся с "тещей". Они, бывало, и раньше
сталкивались, но в несколько другом виде. На этот раз, будучи на дневке,
твердо зная, что "теща" на работе, Витя вышел из ванной.
Представьте картину: Витя, выходящий из ванной. На усах гвардейских
роса. Распаренный. Рот до ушей от удовольствия...
Выходит, а тут "теща" дверь входную своим ключом широко раскрывает,
принесло раньше времени часов на пять. Коридор тульский Левша делал - общая
площадь полквадратного шага. Витя нос к носу с "тещей"...
Все бы ничего, да на Вите ничего, кроме росы на усах не было.
Гренадерский рост. Гусарский взгляд. Аполлон до пояса и ниже. Как
воспитанные люди, "теща" с Витей, извинившись, тут же скрылись каждый за
своей дверью.
Однако "теща" вечером сказала Светику-семицветику:
- Не пора ли Вите вещи к нам переносить?
Так теща стала писаться без кавычек.
Актриса из Светика-семицветика не получилась. Зато с порога сварливая
бабенка. При мне и то, бывало, как раскроет ротик... Хоть в окно выпрыгивай.
- Вить, а че ты ее не перевоспитал?
- Ты, Саня, как "здрасьте" среди ночи!
- А че? Ты парень выдержанный... Это я чуть заискрилось - сразу саблю
наголо... А ты спокойный, уравновешенный. Дочку нажили и развелись...
- Отстань, Саня! С Воспитателем на эту тему поговори.
Воспитатель - это Юрка Петушок. Вот он в куртке на фотографии. Все в
пиджаках, при галстуках, а он плевал на официальность.
"Воспитателя" ему прилепили на четвертом курсе.
Восьмого марта в общагу на танцы пришла девица в глубоком декольте.
Конец семидесятых, никаких видюшников, в кинофильмах о половых актах даже не
думали. И вдруг декольте до пояса в мужском на девяносто процентов
общежитии.
А Стелка такая девица, что хоть спереди, хоть сзади, хоть сбоку - в
любом месте декольтируй, не ошибешься. Везде высший класс!
Мужики на танцах начали кидаться на лакомство.
На темной лестнице Юрка освободил Стелку от нахрапистого приставалы. А
вскоре они поженились. Хотя сразу было видно - интеллект Cтелкин лучше не
декольтировать. Юрка сказал: "Перевоспитаю".
- Юр, че разошелся?
- Поговорить тоже хочется.
- Вторая супруга у тебя, слышал, культурный работник. Вот, поди,
разговоры разговариваете...
- Замнем, Саня, для ясности. Не порть праздник.
Замять можно. Только на шестнадцать человек в группе тринадцать
разводов. Почему?
Я сам первый раз женился назло, второй - по расчету, третий - по
инерции.
- Зачем так?
- Не бери, Саня, в голову.
- Лишь бы человек хороший был.
- Будь ты проще, ляг ты на пол, забудь все.
Ложусь. Забываю.
ОТ НЕСЕРЬ ЗНОГО АВТОРА
Николай Петрович Патифонов и Владимир Петрович Мошкин
инженеры-ракетчики заводского конструкторского бюро. Добрая часть жизни
проходит в цехах, на полигонах, в военных частях. Николай Петрович - мужчина
56-го размера. Несмотря на впечатляющие габариты, еще в институте назвали
его Кокой. Прилипло имечко, гвоздодером не отдерешь. И в двадцать - Кока, и
в тридцать, и в пятьдесят. Владимир Петрович Мошкин и в тридцать 44-го
размера, и в пятьдесят - таких же грациозных форм. Оба классные специалисты,
при этом - все человеческое им не чуждо. На том, что не чуждо, и заострил
внимание несерьезный автор на нижеследующих страницах.
КОВАРНОЕ ПИВО
- Пиво меня и подвело, - глядя в заоконную даль, сказал Кока.
- Как это пиво может подвести? - поднял брови Мошкин.
- Да уж подвело на пути из Капъяра в Москву, - Кока пошаркал ногами под
столом и начал рассказ.
- В декабре сделал я "ключик на старт", техруком был на пуске
"Бархана", отметили мы это дело так, что еле успел на астраханский поезд.
Вагон прицепной, а в купе попался полковник. И мне в дорогу пару литров
"шила" сунули... Оздоровляемся потихоньку...
Душевная была в купе атмосфера. Собрались два мужика, на столе "шило",
то бишь спирт, - изначально, вообще-то, он предназначался для промывки
разъемов, да у кого рука поднимется лить такое добро почем зря на контакты.
Дорога впереди длинная, колеса по ней стучат, и пейзажики за окном мелькают.
Не заметили, как Волгоград замелькал, где стоянка час, а их вагон
перецепляют к душанбинскому поезду.
Пока суть да дело с отцеплением-перецеплением, Кока с полковником пошли
на базар. Капустки купили квашеной, арбузик соленый, леща сушеного. Лещ,
слюнопровоцирующий красавец, прямо по мыслям бьет: пивка бы! И на тебе такое
- в гастрономе у вокзала бутылочное! День солнечный с морозцем, и времени до
поезда навалом. Сели мужички во дворе гастронома на лавочку, лузгают
неторопко пивко с лещом... Хорошо! Производственные заботы, ау! Домашние
хлопоты, ау! Можете не отзываться, мы не соскучились...
- С собой в дорогу мы тоже взяли портфель пива, - рассказывает дальше
Кока. - Поднимаемся не спеша по высоким ступенькам волгоградского вокзала,
вдруг диктор, поганка, объявляет: "До отхода поезда "Москва - Душанбе"
осталось пять минут". Распугивая под ногами путающихся пассажиров, метнулись
мы на перрон. Колеса нашего поезда только-только начинают проворачиваться.
Прыгаем на ходу в родной двенадцатый вагон, вдруг на пути костьми ложится
проводник-таджик. "Ты что, - говорю, - зверюга, своих не узнаешь?" А он не
узнает. Толкает нас в обратную сторону, в Волгоград. Тогда полковник, не
говоря ни слова на это гостеприимство, а мужик был здоровее меня...
- Здоровее тебя только слон, - вякнул Мошкин.
- И полковник, - не смутился Кока, - берет он проводника за шиворот и
на убегающий перрон опускает. Иди, говорит, посмотри мемориальный комплекс
на Мамаевом кургане. Прорвались мы в родное купе, а там опять "здрасьте" -
посторонние живут. И моих вещей - сумки - нет. "Где?" - спрашиваю. Мямлят,
что не было вещей. И тут я замечаю, что вагон плацкартный. И полковник
обратил на это обстоятельство внимание. А мужик он горячий, москвич. "Я за
купе платил! - начал права качать. - Они вагон поменяли!" Ногами затопал.
Бабулька на топот говорит, что она из самой Москвы в третьем вагоне едет и
он всю жизнь плацкартный.
- И тут я протрезвел, - сказал Кока.
- А чем ты раньше глядел? - упал на стол от смеха Мошкин.
- Некоторые могли бы помолчать, - сурово заметил Кока.
"Некоторые" замолчали.
И вот почему. Как-то наладили Мошкина в двухступенчатую командировку.
Вначале надо было залететь в Москву, передать бумагу военным, дальше маршрут
лежал в Кзыл-Орду, на Байконур. Мошкин славно отработал первую, бумажную,
ступень. На второй вышел пассаж. Семнадцать лет не видел Мошкин
институтского однокашника Равиля Уразова, а тут в метро "Калужская" упали
друг другу в объятия.
Уразов был специалистом по морским крылатым ракетам. Летел на Камчатку.
Отмечать встречу друзья поехали в Домодедово. И прямым ходом в ресторан.
Время общения на вес золота - Равилю до отлета оставалось три часа. "За
лучший в мире Казанский авиационный!" "За славный девятый факультет!" "За
великолепную шестую группу!" Чем дальше, тем труднее воспоминания
пробивались через гущу тостов. Наконец, объявили рейс Равиля. Он полетел к
своим плавучим ракетоносцам, а Мошкин, стараясь идти ровно, направился за
билетом в Кзыл-Орду. Природа обделила его ростом и весом, зато наделила
редким автопилотом. На заветное окошечко вышел точнее точного.
- В Кзыл-Орду, - попросил билет.
Дикция у Мошкина не театральная. Начало слова съедает, конец
проглатывает, а середину жует. Было бы еще название типа Иваново. А то
тюркское - трудное для русского языка. Особенно, когда язык выпивши.
- Кызыл? - переспросила кассирша.
- Орда! - мотнул тяжелой головой Мошкин.
Но у него получилось ближе к "ага".
На что кассирша выдала билет до Кызыла и поторопила:
- Регистрация уже началась.
- Кзыл-Орда? - с остекленевшим взором Мошкин подрулил к стойке.
- Ага-ага, - ответили ему.
В самолете Мошкин безмятежно спал, а когда вышел на вольный воздух,
увидел, что пейзажик вокруг него не тот. Вместо плоских казахских степей -
непонятная гористость.
- Мы где? - тупо спросил Мошкин проходящую мимо женщину.
- В Кызыле, - шарахнулась та в сторону от странного любопытства.
- А-а-а, - протянул озадаченно Мошкин.
Через десять часов, среди кромешной ночи, у Коки раздался вкрадчивый
телефонный звонок.
- Это я, - таинственно раздалось в трубке, - Мошкин.
- Ты че, саксаулов объелся? - возмутился Кока. - У нас два часа ночи!
И положил трубку.
- Кока, - взмолилась трубка во второй раз, - выручай, стою у твоего
подъезда.
До Омска у Мошкина хватило денег долететь, а дальше он надеялся на
друга. Кока дал денег и страшную клятву не выдавать сослуживца даже своей
жене. Этой же ночью Мошкин, конспиративно натягивая шапку на глаза, а шарф
на нос, отбыл в Кзыл с Ордой.
Кока много лет свято хранил эту тайну...
...- Пришлось нам на ближайшем полустанке выйти, - продолжал Кока
рассказ о том, как его подвело под монастырь пиво.
- Погоди, - удивился Мошкин, - душанбинский до Капъяра без остановок...
- Остановился.
Кока опустил интересный эпизод, когда, невзирая на уважение к
полковничьим погонам и внушительную комплекцию обоих пассажиров, их
вышвырнули среди степей. Саранчой налетела бригада проводников, остановила
поезд и выкинула за шиворот - в отместку за своего собрата, оставленного
полковником в Волгограде на просмотр мемориала. Три часа бедолаги автопехом
шли в город-герой. И горло промочить от дорожной усталости было нечем.
Портфель с пивом, арбузом и лещом поехал в Душанбе. Кстати, проводника,
отправленного полковником на экскурсию, они встретили на вокзале и даже
предложили отметить событие. Проводник бежал от них, как черт от свечки,
обзываясь: "Русский шайтан! Русский шайтан!"
- Надо, Кока, меньше пить в командировках, - сказал Мошкин.
- Да-да-да! - поддакнул Кока, - а то некоторые вместо Орды в Кызыл
улетают.
- Это кто улетает? - заинтересовалась шибко любопытная Лариса Федоровна
Лукьянчикова.
- Проехали, - выдал себя Мошкин.
Кока молчанием выразил солидарность с "проехали".
Кока прочитал в книжке, как средней ноги прыгун в высоту в немецком
концлагере превзошел личный рекорд - перепрыгнул двухметровый забор из
"колючки", чтобы доставить информацию о восстании в соседнюю зону. Прочитал
и долго чесал затылок от невероятных тайн, заложенных в человеке и в нем
самом, в Николае Патифонове. Он перемахнул два метра "колючки" вообще не
представляя, как, прыгая в высоту, спортсмены ходят и сдают. За всю жизнь
выше оградки палисадников не скакал. Да и то во времена, когда школьная
молодость в штанах бурлила - девчонкам цветы воровал. А прыгал в высоту,
если хозяин цветов с колом в руках выскакивал на крыльцо. И вот уже далеко
не парубок, под тридцать катило, а два метра с гаком взял без всякой
разминки. И не на стадионе с матами, а в полевых условиях с вытаращенными на
лоб глазами. Конечно, не от скуки и не ради рекордов...
Накануне уникального результата, за ужином в кафе, Мошкин под "Варну"
поведал занятную историю, приключившуюся с ним в предыдущей командировке.
- Я думал, все - тапочки! - сделал зверскую мину Мошкин.
"Тапочки" - термин, означавший отнюдь не безобидную обувь у кровати,
недавно попал на балаболистый язык Мошкина и прижился на нем за лаконизм,
цинизм и натурализм.
- Спустились мы в шахту регламентные проверки гнать. Стоит эта
тридцатиметровая дура, опоры потрескивают...
"Дурой" Мошкин, любя, обозвал ракету, что на боевом дежурстве. То есть
- все в ней чин по чину: боеголовка к бою готова, баки заправлены, десятки
тонн компонентов - окислителя и горючего - ждут команды на запуск
двигателя... Но не допусти, Господь, состояться нештатной встрече
компонентов... Стоит ракета на опорах, кои под этой
взрыво-пожаро-ядовитоопасной тяжестью потрескивают.
- Среди нас был, - хлопнул одним глотком полстакана вина Мошкин, -
пермяк, соленые уши. Здоровенный!.. Шайба семь на восемь, восемь на семь,
голос как из бочки. И вдруг ни с того ни с сего он своим, как из бочки,
орет: "Все! Тапочки! Изделие складывается!.."
Этот пермяк, уши у которого соленые, потрескивание металла опор принял
за "складывание" ракеты под собственной гремучей тяжестью. Запаниковал, что
грядут неприятности: огромная бочка окислителя рушится на еще большую бочку
горючего, а значит, сейчас состоится их пламенная встреча...
- Откуда я знал, - проводил Мошкин взглядом симпатичную фигурку
официантки, - что пермяк хуже бабы заполошный. Метнулся за ним к лифту. С
переляку пермяк у меня противогаз зацапал...
Короче, пока Мошкин соображал, надевать противогаз или погодить,
пермяк, несмотря на то что собственный висел на боку, выхватил у Мошкина и
натянул на свою шайбу, а она на три размера больше, чем противогаз Мошкина.
Ругаться некогда, за спиной "тапочки" назревают, поднялись на
поверхность и рванули, пока не рвануло. Пермяк, с ушами солеными под
противогазом, впереди темп задает, Мошкин следом бешеную скорость набирает.
Солдатик на посту, глядя на зверский бег гражданских, решил: шпиона
американского ловят - пермяк был в фирменных джинсах, в те годы они
ассоциировались с вражеским Западом, - и дал длинную очередь над "шпионом".
Тот и не подумал сдаваться...
- Догнали нас на машине! - закончил свой рассказ Мошкин. - Пермяк в
мирных условиях начал кончаться в моем противогазе, а снять со своей шайбы
не может. Я давай помогать, рву противогаз с задыхающейся шайбы, она хрипит:
больно! Пришлось разрезать! По сей день мышцы ног болят, так чесали!..
Забавный случай. В день Кокиного невероятного прыжка было хуже.
Народная пословица гласит: пока ракета не грянет - русский ракетчик не
перекрестится. Техника безопасности на старте в тот день была шаляй-валяй.
Не совсем, конечно, и все же... Идет заправка носителя компонентами, встреча
бочку своей 90-килограммовой тяжестью. Мещеряков даже предлагал перевернуть
емкость вместе с пострадавшим, дескать, пусть Иван ее на животе держит, так
легче обручи сбить.
- Переворачивая, точно оборвем подчистую! - забраковал Генаха рацуху.
Операцию удаления бочки от Трояна, благодаря сметке и мастеровитости
Крючкова, провели с филигранной четкостью, почти безболезненно. Однако
последний штрих вызволения друга - расщепление дощечки с отверстием,
закапканившим легкомысленные "абрикосы", Генаха оставил Мещерякову. Сам
поспешно ретировался со двора под угрозу, сказанную злым шепотом, чтоб не
услышали за забором, в спину:
- Ну, Гендос, убью!
Месяца два не разговаривал Иван с дружком. А потом распили мировую...
...За драку на похоронах Трояну здорово нервы потрепали, начальник
грозился устроить суд офицерской чести, выгнать с треском. Потом смягчился.
Только и всего - Трояну задержали очередное звание на полгода.
"И после смерти он тебе, дураку, язык показал! - ругалась жена Ивана. -
Сколько денег недополучили!"
Но про себя возмущалась. Вслух боялась вякать. Перед глазами был живой
пример: крепко, с увечьями зубов, побитый Мещеряков.
"Эх, сорок бочек арестантов, - чешет Вася Елистратов затылок, - квасил
же я когда-то".
Истинно - бочки с арестантами, как спиртные напитки употреблял. И не по
обычной схеме: трое мужиков сгоношились, осадили одну-две бутылки и
рассосались. Нет, Вася перебежками любил. Скачкообразно. Выпьет с одной
компанией стакан, все - надо менять коллектив вокруг поллитровки. Не по
причине неуважения собутыльников, а такой по жизни. Распрощается "по ручке"
и закусил удила куда подальше. К друзьям или знакомым, или просто - у
магазина... В итоге перемен декораций и действующих со стаканом лиц мог в
"вытрезвоне" очнуться, а то и похлеще...
Поначалу от одной бутылке к другой в своем уме скачет, потом на
автопилоте. Как-то в момент обратного переключения у Васи челюсть отвисла:
что за сорок бочек арестантов? Ночь темная. Поле чистое. Под ногами дорога.
И ни души, ни огонька. Ау, люди, где вы? Домой хочу.
Вдруг машина.
- Земляк, - взмолился Вася, - Омск-то где?
- Ты че, - вытаращил глаза шофер, - с луны упал?
- Не исключено, сорок бочек арестантов.
Откуда ноги растут в питие перебежками - трудно сказать. Может, Вася
родился землепроходцем. Ему надлежало покорять полюса, гонять на собаках и
велосипедах по суше, на лодках бороздить океаны. Жить с рюкзаком за плечами
и компасом в кармане. Как те бородачи, что домой заскакивают раз в год ванну
принять, в телевизор потаращиться, убедиться по новой: жизнь городская -
скукота несусветная, и опять, вереща от радости, сунуться в какую-нибудь
дыру-пещеру. Возможно, Вася таким же колобродом замышлялся, но что-то
подломилось в его программе и вместо путешественника стал сварным. Классным,
кстати, но все равно это не скалы, джунгли и саванны. Посему стоило Васе
приложиться к стакану, как тяга к перемене мест жгла пятки.
Такие сорок бочек арестантов.
Однажды они с водой были. После перебежек от одного стакана к другому
среди ночи врубился в окружающую действительность, а она мокрая... Стоит по
грудь в реке. И не понять, что к чему? На другом берегу огоньки деревенские.
Невдалеке бакен. Волнишка плещет. Сам при полном параде - в брюках,
пиджаке... Какие бесы-балбесы загнали в водную стихию?
Конечно, бесов внутри Васи хватало. Хорошо хоть ангел-хранитель не
махнул на подопечного рукой. В том же водном случае, только Вася стал
соображать, что к чему - "Ракета" несется, волна как даст, Вася так и
окунулся с головой... Еле прокашлялся...
Нет, Вася законченным бухариком не был, но погулять любил и вдаль и
вширь. Жена, конечно, не приветствовала эту черту характера.
В один момент рубанула с плеча.
Пришел к Васе старший брат. Он с детства Васю воспитывал. Словом и
делом. Отца-то не было. У шебутного Васи с юных лет шило в заднице, да не
одно... Брат в школьные годы частенько ремнем обрабатывал место их обитания.
Сидят братья за столом, украшенном поллитровкой, беседуют. Вася как раз
за неделю до этого в Иртыше очнулся, но об этом ни полслова. Надо сказать, в
данной компании Вася смирненько к рюмке прикладывался, на перебежки не
тянуло. Выпили граммов по сто, Васина жена заявляется... Не успела дверь на
всю ширину раскрыть, как завелась от сервировки стола:
- Вам что здесь распивочная? - зашумела. - Расселись! Только бы
надраться до соплей! Алконавты!
- Ну, сорок бочек арестантов! - воскликнул Вася.
Жена схватила бутылку и вылила драгоценность в раковину.
Рука не дрогнула, так разозлилась.
Вася почернел весь. Не так часто брат родной, который вместо отца всю
жизнь, заходит...
Брат встал и ушел. Кому нужен чужой скандал?
Однако Вася не стал раздувать его. Ни междометия поперечного
благоверной.
Через месяц у нее день рождения, не из рядовых - 35 лет.
Супруга, конечно, расстаралась. Неделю по магазинам бегала, двое суток
у плиты дневала и ночевала. Гости-то сплошь по ее линии. Водку и вино на
Васю возложила, наказала закупить этого добра с избытком.
Что Вася и сделал...
Наконец, торжественный момент. На столе наглядный пример изобилия.
Слюна от него вожжой до колена. А рука тянется не к перу и не к бумаге...
И компания подобралась. Родственники у жены - из пяти шесть выпить не
любят. Сестре Лидке намахнуть стакан водки, что ногой дрыгнуть. Поперек себя
толще, ее и литром не свалишь. Только румянец со щек на шею и в декольте
разольется. Год назад после дня рождения начала собираться домой, одну ногу
обула в сапог, со второй не выходит данный номер. Не лезет конечность, хоть
тресни. Пыжится затолкать - все без толку. Наконец, догадалась сунуть руку
для проверки внутренностей сапога. А там...
- Какая зараза, - зашумела Лидка, - яблоко подложила? Совсем уже
опупели!
А гости, вокруг стоящие, кто еще вертикально может держаться, валятся
со смеху, умирают от жизненной комедии.
Лидка ногу в свою дамскую сумочку заталкивает, абсолютно уверенная, что
надевает сапог.
Потом оправдывалась: "Она у меня тоже коричневая".
У другой свояченицы, Нельки, с обувью конфуз не хуже приключился. Та в
налоговой работает. Их ушлые бабы затемнили с одним предпринимателем и
отхватили на всю ораву по дешевке добрые сапоги. Как-то утром Нелька
проснулась, накануне в честь 8-го Марта расслабились в конторе, посмотрела
на свою обувь и дурно сделалось. Хуже чем Васе в Иртыше. "Где это я
таскалась?" - обожгло похмельную голову. Они, конечно, с продолжением
веселились. Но чтобы так за вечер состарить новые сапоги - надо ухитриться.
С горки катались - было. По парку с песнями таскались - помнит. К одной
сотруднице зарулили... Потом - к другой... Но так ухайдакать сапоги! Каблуки
стоптаны, носки вышарканы...
Посмотрела на шляпу - еще горше стало. Отродясь головной убор из соболя
украшал крендельком пришитый хвост данного зверя. Хвоста в помине нет. Как
собаку, шляпу кто-то купировал. Подчистую. "Когда отчекрыжили, сволочи?! -
Нелька убивается по нарушенной красоте. - Даже следов не оставили! Что за
народ?!"
К мужу за сочувствием бросилась. А тот глаза вытаращил: "Разве у тебя
хвост на шапке был?" За что был заклеймен супругой: "Пить надо меньше!"
И только через два часа Нелька поняла: самой меньше надо. Дошло до
похмельного сознания, что на голову и на ноги чужое напялила. Сапоги одной
сотрудницы, шапку другой.
Такие у Васи родственнички по линии жены!
Понятно, с каким настроением пришли они на день рождения. А на столе
"тяжелее" минералки и запивалочки ничегошеньки. Закуски - гулять не
перегулять. Но без выпивки она, известное дело, - просто еда.
- Вась, - гости вразумляют хозяина, - ты че совсем запурхался из-за
именинницы?! Соловьев салатами не кормят!
И жена подгоняет:
- Неси вино-водку!
Вася нарядный весь: белая рубаха, брюки отглажены, малиновый галстук
пылает на груди в честь дня рождения любимой супруги. Встает, эффектно так
разводит широко руки и говорит:
- Вам что здесь, сорок бочек арестантов, распивочная?!
Гости, конечно, быстренько убрались восвояси.
С той поры Вася не пьет.
По истечении года трезвой жизни купил бутылку коньяка, пририсовал одну
звездочку, через год еще... Сейчас звезды рукописные в два ряда горят.
Такие сорок бочек с арестантами.
А вы говорите, русский мужик слаб в коленках.
Для удовлетворения шила в заднице Вася завел сад за тридцать км от дома
и гоняет туда исключительно на велосипеде. Огурцы, объеденье какие!
наловчился солить. Но родственники жены больше к Васе не ходят.
Собственно, Вася и не зовет их.
Двадцать лет после института... Ау, где вы? Пролетели, просвистели...
Сколько воды в разные стороны утекло, а вся группа на юбилей собралась.
Вот они, все мы шестнадцать, на фотографии. Нинка Постникова только
растолстела. Очаровашка-куколка была, и вот буфетчица, а не Нинка.
- Нин, че так разнесло?
- Лишь бы человек хороший был.
Обидно. Любил я Нинку на втором курсе. Всю ночь однажды напролет рядом
с ней в палатке прокрутился, поцеловать хотел. Она даже не проснулась.
- Нин, че со своим разошлась?
- Отстань, Саня!..
После диплома Нинка выскочила за таксиста. На руках, говорят, носил.
Жила как барыня. Так нет, привязалась к нему с ультиматумом: поступай в
институт, иначе развод.
Одна сына ростит-учит. Эх...
Бабы дуры, бабы дуры,
Бабы бешеный народ!
Как увидят помидоры,
Так и лезут в огород!
Зато Ленка Кардаш расцвела.
В институте была так себе, кордебалет. Четыре с минусом, не больше. А
сейчас сногсшибательная красавица.
- Лен, у тебя даже как ноги длиннее стали.
- Ты, Саня, неисправим.
- Замуж вышла?
- Давай о другом...
На фотографии с Мишей Теребиловым в разных углах стоят.
В институт они поступили под ручку. В школе Миша тоже десять лет Ленкин
портфель таскал. Мы, начиная с первого курса, ждали: ну, завтра-послезавтра
староста по червонцу с носа соберет, и "ах, эта свадьба-свадьба-свадьба пела
и плясала!.." Погуляем!..
До диплома жених с невестой нас мурыжили, стаж накручивали...
Зато на свадьбе у них мы с Витей Мирошниковым накушались. Под занавес
на кухне приняли бутылку подсолнечного масла за пиво и, как рассказывали
очевидцы, раскатали с большим аппетитом. Потом дня два аппетита не было по
причине расстройства желудка.
- Мишь, а че вы с Ленкой разбежались?
- Тайны секса.
- Какие тайны! Ты, говорят, так залевачил, аж дым коромыслом! Что
называется:
Миш, а Миш,
На тебя не угодишь!
То велика, то мала,
То кудрява, то гола!
- Отвяжись, Саня!
Отвяжись, плохая жисть, привяжись хорошая. Ну и ладно. А Витя
Мирошников рядом с Ленкой стоит. Усы гвардейские. Взгляд гусарский. Рост
гренадерский. Прямо жених.
Но не женился больше. Побаловался, говорит, один раз, и будет.
Побаловался он оригинально.
На одной вечеринке мы с ним познакомились с двумя подрунями. Моя
завлекашечка танго исполняла по-абордажному, впритык - ни миллиметра
разрыва. Я разбежался на легкую победу. Ан, нет. Дальше танго не моги.
Быстро расстались. А Витя со своим Светиком-семицветиком задружил. Крепко.
Я на лекции, он к ней на дневку. Тем более, рядом с общагой жила.
Аккуратно Витя оттуда не вылазил.
Светик-семицветик во второй или третий раз собиралась поступать в
театральный институт, Витя поддерживал беседы об искусстве.
Как говорится: сколько с кувшином по воду ни таскайся, все равно
разобьется. Однажды Витя столкнулся с "тещей". Они, бывало, и раньше
сталкивались, но в несколько другом виде. На этот раз, будучи на дневке,
твердо зная, что "теща" на работе, Витя вышел из ванной.
Представьте картину: Витя, выходящий из ванной. На усах гвардейских
роса. Распаренный. Рот до ушей от удовольствия...
Выходит, а тут "теща" дверь входную своим ключом широко раскрывает,
принесло раньше времени часов на пять. Коридор тульский Левша делал - общая
площадь полквадратного шага. Витя нос к носу с "тещей"...
Все бы ничего, да на Вите ничего, кроме росы на усах не было.
Гренадерский рост. Гусарский взгляд. Аполлон до пояса и ниже. Как
воспитанные люди, "теща" с Витей, извинившись, тут же скрылись каждый за
своей дверью.
Однако "теща" вечером сказала Светику-семицветику:
- Не пора ли Вите вещи к нам переносить?
Так теща стала писаться без кавычек.
Актриса из Светика-семицветика не получилась. Зато с порога сварливая
бабенка. При мне и то, бывало, как раскроет ротик... Хоть в окно выпрыгивай.
- Вить, а че ты ее не перевоспитал?
- Ты, Саня, как "здрасьте" среди ночи!
- А че? Ты парень выдержанный... Это я чуть заискрилось - сразу саблю
наголо... А ты спокойный, уравновешенный. Дочку нажили и развелись...
- Отстань, Саня! С Воспитателем на эту тему поговори.
Воспитатель - это Юрка Петушок. Вот он в куртке на фотографии. Все в
пиджаках, при галстуках, а он плевал на официальность.
"Воспитателя" ему прилепили на четвертом курсе.
Восьмого марта в общагу на танцы пришла девица в глубоком декольте.
Конец семидесятых, никаких видюшников, в кинофильмах о половых актах даже не
думали. И вдруг декольте до пояса в мужском на девяносто процентов
общежитии.
А Стелка такая девица, что хоть спереди, хоть сзади, хоть сбоку - в
любом месте декольтируй, не ошибешься. Везде высший класс!
Мужики на танцах начали кидаться на лакомство.
На темной лестнице Юрка освободил Стелку от нахрапистого приставалы. А
вскоре они поженились. Хотя сразу было видно - интеллект Cтелкин лучше не
декольтировать. Юрка сказал: "Перевоспитаю".
- Юр, че разошелся?
- Поговорить тоже хочется.
- Вторая супруга у тебя, слышал, культурный работник. Вот, поди,
разговоры разговариваете...
- Замнем, Саня, для ясности. Не порть праздник.
Замять можно. Только на шестнадцать человек в группе тринадцать
разводов. Почему?
Я сам первый раз женился назло, второй - по расчету, третий - по
инерции.
- Зачем так?
- Не бери, Саня, в голову.
- Лишь бы человек хороший был.
- Будь ты проще, ляг ты на пол, забудь все.
Ложусь. Забываю.
ОТ НЕСЕРЬ ЗНОГО АВТОРА
Николай Петрович Патифонов и Владимир Петрович Мошкин
инженеры-ракетчики заводского конструкторского бюро. Добрая часть жизни
проходит в цехах, на полигонах, в военных частях. Николай Петрович - мужчина
56-го размера. Несмотря на впечатляющие габариты, еще в институте назвали
его Кокой. Прилипло имечко, гвоздодером не отдерешь. И в двадцать - Кока, и
в тридцать, и в пятьдесят. Владимир Петрович Мошкин и в тридцать 44-го
размера, и в пятьдесят - таких же грациозных форм. Оба классные специалисты,
при этом - все человеческое им не чуждо. На том, что не чуждо, и заострил
внимание несерьезный автор на нижеследующих страницах.
КОВАРНОЕ ПИВО
- Пиво меня и подвело, - глядя в заоконную даль, сказал Кока.
- Как это пиво может подвести? - поднял брови Мошкин.
- Да уж подвело на пути из Капъяра в Москву, - Кока пошаркал ногами под
столом и начал рассказ.
- В декабре сделал я "ключик на старт", техруком был на пуске
"Бархана", отметили мы это дело так, что еле успел на астраханский поезд.
Вагон прицепной, а в купе попался полковник. И мне в дорогу пару литров
"шила" сунули... Оздоровляемся потихоньку...
Душевная была в купе атмосфера. Собрались два мужика, на столе "шило",
то бишь спирт, - изначально, вообще-то, он предназначался для промывки
разъемов, да у кого рука поднимется лить такое добро почем зря на контакты.
Дорога впереди длинная, колеса по ней стучат, и пейзажики за окном мелькают.
Не заметили, как Волгоград замелькал, где стоянка час, а их вагон
перецепляют к душанбинскому поезду.
Пока суть да дело с отцеплением-перецеплением, Кока с полковником пошли
на базар. Капустки купили квашеной, арбузик соленый, леща сушеного. Лещ,
слюнопровоцирующий красавец, прямо по мыслям бьет: пивка бы! И на тебе такое
- в гастрономе у вокзала бутылочное! День солнечный с морозцем, и времени до
поезда навалом. Сели мужички во дворе гастронома на лавочку, лузгают
неторопко пивко с лещом... Хорошо! Производственные заботы, ау! Домашние
хлопоты, ау! Можете не отзываться, мы не соскучились...
- С собой в дорогу мы тоже взяли портфель пива, - рассказывает дальше
Кока. - Поднимаемся не спеша по высоким ступенькам волгоградского вокзала,
вдруг диктор, поганка, объявляет: "До отхода поезда "Москва - Душанбе"
осталось пять минут". Распугивая под ногами путающихся пассажиров, метнулись
мы на перрон. Колеса нашего поезда только-только начинают проворачиваться.
Прыгаем на ходу в родной двенадцатый вагон, вдруг на пути костьми ложится
проводник-таджик. "Ты что, - говорю, - зверюга, своих не узнаешь?" А он не
узнает. Толкает нас в обратную сторону, в Волгоград. Тогда полковник, не
говоря ни слова на это гостеприимство, а мужик был здоровее меня...
- Здоровее тебя только слон, - вякнул Мошкин.
- И полковник, - не смутился Кока, - берет он проводника за шиворот и
на убегающий перрон опускает. Иди, говорит, посмотри мемориальный комплекс
на Мамаевом кургане. Прорвались мы в родное купе, а там опять "здрасьте" -
посторонние живут. И моих вещей - сумки - нет. "Где?" - спрашиваю. Мямлят,
что не было вещей. И тут я замечаю, что вагон плацкартный. И полковник
обратил на это обстоятельство внимание. А мужик он горячий, москвич. "Я за
купе платил! - начал права качать. - Они вагон поменяли!" Ногами затопал.
Бабулька на топот говорит, что она из самой Москвы в третьем вагоне едет и
он всю жизнь плацкартный.
- И тут я протрезвел, - сказал Кока.
- А чем ты раньше глядел? - упал на стол от смеха Мошкин.
- Некоторые могли бы помолчать, - сурово заметил Кока.
"Некоторые" замолчали.
И вот почему. Как-то наладили Мошкина в двухступенчатую командировку.
Вначале надо было залететь в Москву, передать бумагу военным, дальше маршрут
лежал в Кзыл-Орду, на Байконур. Мошкин славно отработал первую, бумажную,
ступень. На второй вышел пассаж. Семнадцать лет не видел Мошкин
институтского однокашника Равиля Уразова, а тут в метро "Калужская" упали
друг другу в объятия.
Уразов был специалистом по морским крылатым ракетам. Летел на Камчатку.
Отмечать встречу друзья поехали в Домодедово. И прямым ходом в ресторан.
Время общения на вес золота - Равилю до отлета оставалось три часа. "За
лучший в мире Казанский авиационный!" "За славный девятый факультет!" "За
великолепную шестую группу!" Чем дальше, тем труднее воспоминания
пробивались через гущу тостов. Наконец, объявили рейс Равиля. Он полетел к
своим плавучим ракетоносцам, а Мошкин, стараясь идти ровно, направился за
билетом в Кзыл-Орду. Природа обделила его ростом и весом, зато наделила
редким автопилотом. На заветное окошечко вышел точнее точного.
- В Кзыл-Орду, - попросил билет.
Дикция у Мошкина не театральная. Начало слова съедает, конец
проглатывает, а середину жует. Было бы еще название типа Иваново. А то
тюркское - трудное для русского языка. Особенно, когда язык выпивши.
- Кызыл? - переспросила кассирша.
- Орда! - мотнул тяжелой головой Мошкин.
Но у него получилось ближе к "ага".
На что кассирша выдала билет до Кызыла и поторопила:
- Регистрация уже началась.
- Кзыл-Орда? - с остекленевшим взором Мошкин подрулил к стойке.
- Ага-ага, - ответили ему.
В самолете Мошкин безмятежно спал, а когда вышел на вольный воздух,
увидел, что пейзажик вокруг него не тот. Вместо плоских казахских степей -
непонятная гористость.
- Мы где? - тупо спросил Мошкин проходящую мимо женщину.
- В Кызыле, - шарахнулась та в сторону от странного любопытства.
- А-а-а, - протянул озадаченно Мошкин.
Через десять часов, среди кромешной ночи, у Коки раздался вкрадчивый
телефонный звонок.
- Это я, - таинственно раздалось в трубке, - Мошкин.
- Ты че, саксаулов объелся? - возмутился Кока. - У нас два часа ночи!
И положил трубку.
- Кока, - взмолилась трубка во второй раз, - выручай, стою у твоего
подъезда.
До Омска у Мошкина хватило денег долететь, а дальше он надеялся на
друга. Кока дал денег и страшную клятву не выдавать сослуживца даже своей
жене. Этой же ночью Мошкин, конспиративно натягивая шапку на глаза, а шарф
на нос, отбыл в Кзыл с Ордой.
Кока много лет свято хранил эту тайну...
...- Пришлось нам на ближайшем полустанке выйти, - продолжал Кока
рассказ о том, как его подвело под монастырь пиво.
- Погоди, - удивился Мошкин, - душанбинский до Капъяра без остановок...
- Остановился.
Кока опустил интересный эпизод, когда, невзирая на уважение к
полковничьим погонам и внушительную комплекцию обоих пассажиров, их
вышвырнули среди степей. Саранчой налетела бригада проводников, остановила
поезд и выкинула за шиворот - в отместку за своего собрата, оставленного
полковником в Волгограде на просмотр мемориала. Три часа бедолаги автопехом
шли в город-герой. И горло промочить от дорожной усталости было нечем.
Портфель с пивом, арбузом и лещом поехал в Душанбе. Кстати, проводника,
отправленного полковником на экскурсию, они встретили на вокзале и даже
предложили отметить событие. Проводник бежал от них, как черт от свечки,
обзываясь: "Русский шайтан! Русский шайтан!"
- Надо, Кока, меньше пить в командировках, - сказал Мошкин.
- Да-да-да! - поддакнул Кока, - а то некоторые вместо Орды в Кызыл
улетают.
- Это кто улетает? - заинтересовалась шибко любопытная Лариса Федоровна
Лукьянчикова.
- Проехали, - выдал себя Мошкин.
Кока молчанием выразил солидарность с "проехали".
Кока прочитал в книжке, как средней ноги прыгун в высоту в немецком
концлагере превзошел личный рекорд - перепрыгнул двухметровый забор из
"колючки", чтобы доставить информацию о восстании в соседнюю зону. Прочитал
и долго чесал затылок от невероятных тайн, заложенных в человеке и в нем
самом, в Николае Патифонове. Он перемахнул два метра "колючки" вообще не
представляя, как, прыгая в высоту, спортсмены ходят и сдают. За всю жизнь
выше оградки палисадников не скакал. Да и то во времена, когда школьная
молодость в штанах бурлила - девчонкам цветы воровал. А прыгал в высоту,
если хозяин цветов с колом в руках выскакивал на крыльцо. И вот уже далеко
не парубок, под тридцать катило, а два метра с гаком взял без всякой
разминки. И не на стадионе с матами, а в полевых условиях с вытаращенными на
лоб глазами. Конечно, не от скуки и не ради рекордов...
Накануне уникального результата, за ужином в кафе, Мошкин под "Варну"
поведал занятную историю, приключившуюся с ним в предыдущей командировке.
- Я думал, все - тапочки! - сделал зверскую мину Мошкин.
"Тапочки" - термин, означавший отнюдь не безобидную обувь у кровати,
недавно попал на балаболистый язык Мошкина и прижился на нем за лаконизм,
цинизм и натурализм.
- Спустились мы в шахту регламентные проверки гнать. Стоит эта
тридцатиметровая дура, опоры потрескивают...
"Дурой" Мошкин, любя, обозвал ракету, что на боевом дежурстве. То есть
- все в ней чин по чину: боеголовка к бою готова, баки заправлены, десятки
тонн компонентов - окислителя и горючего - ждут команды на запуск
двигателя... Но не допусти, Господь, состояться нештатной встрече
компонентов... Стоит ракета на опорах, кои под этой
взрыво-пожаро-ядовитоопасной тяжестью потрескивают.
- Среди нас был, - хлопнул одним глотком полстакана вина Мошкин, -
пермяк, соленые уши. Здоровенный!.. Шайба семь на восемь, восемь на семь,
голос как из бочки. И вдруг ни с того ни с сего он своим, как из бочки,
орет: "Все! Тапочки! Изделие складывается!.."
Этот пермяк, уши у которого соленые, потрескивание металла опор принял
за "складывание" ракеты под собственной гремучей тяжестью. Запаниковал, что
грядут неприятности: огромная бочка окислителя рушится на еще большую бочку
горючего, а значит, сейчас состоится их пламенная встреча...
- Откуда я знал, - проводил Мошкин взглядом симпатичную фигурку
официантки, - что пермяк хуже бабы заполошный. Метнулся за ним к лифту. С
переляку пермяк у меня противогаз зацапал...
Короче, пока Мошкин соображал, надевать противогаз или погодить,
пермяк, несмотря на то что собственный висел на боку, выхватил у Мошкина и
натянул на свою шайбу, а она на три размера больше, чем противогаз Мошкина.
Ругаться некогда, за спиной "тапочки" назревают, поднялись на
поверхность и рванули, пока не рвануло. Пермяк, с ушами солеными под
противогазом, впереди темп задает, Мошкин следом бешеную скорость набирает.
Солдатик на посту, глядя на зверский бег гражданских, решил: шпиона
американского ловят - пермяк был в фирменных джинсах, в те годы они
ассоциировались с вражеским Западом, - и дал длинную очередь над "шпионом".
Тот и не подумал сдаваться...
- Догнали нас на машине! - закончил свой рассказ Мошкин. - Пермяк в
мирных условиях начал кончаться в моем противогазе, а снять со своей шайбы
не может. Я давай помогать, рву противогаз с задыхающейся шайбы, она хрипит:
больно! Пришлось разрезать! По сей день мышцы ног болят, так чесали!..
Забавный случай. В день Кокиного невероятного прыжка было хуже.
Народная пословица гласит: пока ракета не грянет - русский ракетчик не
перекрестится. Техника безопасности на старте в тот день была шаляй-валяй.
Не совсем, конечно, и все же... Идет заправка носителя компонентами, встреча