Раткевич Элеонора. Рукоять меча (Деревянный меч - 2)

   - О чем?! - выпучил глаза Кэссин.
   - О ревматизме, - охотно повторил Кенет. - Можете идти, почтенный. Все в порядке. Эти боли уже не будут вас мучить. Обещаю.
   Он протянул руку и кончиками пальцев коснулся стражника, помедлил немного, будто прислушиваясь к чему-то, и утвердительно кивнул.
   Стражник нагнул голову, словно собираясь боднуть дверь, и на негнущихся ногах покинул камеру.
   - Какие боли? - едва не застонал Кэссин. - Ты о чем? Он даже не сообразил, что не он сам, а Кенет дозволил стражнику удалиться, будто имел на это какое-то право.
   - Годы берут свое, - объяснил Кенет. - Ну и подземелье опять же. Хоть здесь сырости особой нет и холода тоже, а все-таки место для жизни нездоровое.
   Как будто кто-то обязан заботиться о том, чтобы тюремщики располагались с удобствами! Ну что он такое плетет!
   - Вот и стало у бедняги поясницу прихватывать. Дальше - больше. Совсем по утрам разогнуться не может. А потом и не только поясницу. Ну, не беда. Я его исцелил.
   - Как - исцелил? - не сразу понял Кэссин. - Так просто?
   Он вскинул руку, подражая мимолетному касанию Кенета. Кенет кивнул.
   - Так просто, - подтвердил он. - Болезнь-то простая, хоть и запущенная.
   - И ты так... можешь? - Снова непроизвольный взмах рукой в подражание увиденному. Очень уж Кэссин удивился: сам он исцелять не умел и не встречал никого, кто умел бы. Хоть он и знал, что маги-целители существуют, но сам их никогда не видел. Даже когда восьмилетнего Кэссина трясла лихорадка, дядюшка пригласил не мага-целителя, а обычного врача: его услуги стоили хоть и ненамного, но дешевле. Да и врач тот был, по правде говоря, не так чтобы очень... Верх над болезнью крепкий по природе Кэссин одержал тогда сам и любых целителей, будь то маги или врачи, - недолюбливал заранее. Поэтому он так скептически относился к мечтам Покойника разжиться суммой денег, достаточной, чтобы оплатить услуги мага-целителя. Но недоверия своего Кэссин Покойнику никогда не высказывал: если жесточайшая чахотка уже отмерила парню предел жизни и до него осталось совсем недолго, стоит ли отнимать у друга последнюю надежду? Кэссин бы и сам на его месте надеялся на волшебство целителя - хоть и не верил в подобную возможность. Зря, оказывается, не верил.
   - Было бы о чем говорить, - отмахнулся Кенет. - Я же все-таки маг-целитель. А такую мелочь даже ученик уметь обязан. Бывают случаи и посложнее.
   - Например? - ехидно поинтересовался Кэссин. Все же этот необычный пленник слишком много на себя берет. Мало ему того, что он исцелять умеет, - он еще и заявляет эдаким небрежным тоном, что все это, дескать, ерунда, а я еще и не такое проделать могу.
   - Например, - подхватил Кенет, - я мог бы заняться твоей спиной. Но тут уж пришлось бы повозиться.
   Кэссин ахнул и мучительно побледнел. Покрывающие спину шрамы мгновенно заныли.
   - Откуда... знаешь? - сдавленно просипел он.
   - Я ведь маг-целитель, - терпеливо, как неразумному дитяти, объяснил Кенет. - Должен знать. И, как видишь, знаю. И исцелить могу. Но не стану.
   - Почему? - Кэссину едва удалось скрыть вздох облегчения. Казалось бы, он уже достиг полной невозмутимости, которой добивался от него кэйри Гобэй, - ан нет! Стоило этому придурочному магу объявиться в подземелье - и словно не было долгих лет кропотливого обучения. И ведь говорил ему кэйри, что при этом пленнике он особенно должен стараться контролировать свои мысли и чувства, и Кэссин искренне пытается... только отчего-то не выходит.
   - Потому что ты этого не хочешь, - просто ответил Кенет. - А я против воли не исцеляю. Странно, конечно, что ты не хочешь. И как только этому поганцу удалось так тебя обработать, что твое унижение тебе не просто дорого - тебе дорога самая память о нем! По-моему, ты даже им гордишься.
   - Тебе не понять, - надменно ответил Кэссин. Отзвук слабой ноющей боли в рубцах, еще мгновение назад неприятно удививший его, показался ему почти восхитительным. То был знак ученичества. Знак его избранности.
   - Где уж мне понять такое, - пожал плечами Кенет. - Надо мной сроду хозяев не было.
   - Надо мной тоже! - возмутился Кэссин.
   - А кто же тебе тогда приказы отдает? - парировал Кенет.
   - Не смей называть кэйри хозяином! - вскипел гневом Кэссин.
   - А как же его тогда называть? - удивился Кенет. Нет, он определенно придурок! Самых простых вещей не понимает.
   В камеру просунулась сияющая лысина стражника.
   - Господин Гобэй вас зовет, - сообщил стражник и снова исчез за дверью.
   Когда Кэссин вышел, Кенет долго смотрел ему вслед. На холодной каменной поверхности дверной створки перед его мысленным взором плясали весьма соблазнительные видения. До сих пор он даже не представлял себе толком, насколько заморочил Гобэй беднягу Кэссина, а теперь, когда смутно начал осознавать истинные размеры той беды, которая стряслась с Кэссином, у Кенета появилось невыносимое искушение разом со всем покончить. Расправиться с Гобэем, уйти из его места средоточия и Кэссина с собой прихватить. Не захочет идти - силой заставить. Нельзя же его бросить на милость этого мерзавца Гобэя - уж что-что, а милосердие ему не знакомо. Кенету так и виделось, как он волочит за собой упирающегося Кэссина... а ведь упираться он точно будет... нет, это никуда не годится... нет, лучше уйти в одиночку, а за Кэссином потом вернуться... и тоже не годится! И по той же самой причине. Не станет его Кэссин слушать. Ни в том, ни в другом случае.
   Если он силком утащит Кэссина за собой, тот не то что слушать Кенета не станет - не услышит даже. Все его мысли будут заняты одним - его кэйри, от которого он был не по своей воле оторван. И при первой же возможности он сбежит к своему драгоценному кэйри. Хотя бы для того, чтоб принять смерть в наказание за тот чудовищный проступок, который совершил, допустив, чтобы его похитили. А уж если Кенета угораздит уничтожить Гобэя - намеренно или ненароком, - тогда и вовсе пиши пропало. Разве станет он слушать убийцу своего ненаглядного господина? Хорошо еще, если тут же и на месте с собой не покончит, дабы воссоединиться с его сиятельной особой - пусть не в жизни, так хоть в смерти. Тут за ним нужен глаз да глаз, а у Кенета времени не будет доглядеть за ним как следует.
   Разглядев магическим зрением целителя шрамы на спине Кэссина, Кенет более или менее понял, как Гобэй ухитрился привязать Кэссина к себе. В его родных краях подобных штучек никто не проделывал; этим не занимался даже Инсанна - впрочем, тот по своему самомнению просто побрезговал бы. Но Аканэ был родом из здешних мест, и подобная обработка была ему знакома по крайней мере по рассказам других, да и жертв этой отвратительной мнимой дисциплины ему видывать доводилось, и не единожды. В прежние времена Аканэ редко рассказывал о них Кенету: не до того ему было. Он знал, что вскоре расстанется с учеником, и стремился как можно быстрее сделать из него вовсе не воина, а всего лишь человека, способного защитить себя, а при необходимости и других. Воином ему предстояло сделаться самостоятельно если успеет и если ему очень повезет. Но теперь у Аканэ времени было предостаточно, и он вознамерился воспитать из молодого мага толкового воина. Теперь он как следует обучал Кенета не только орудовать боевым цепом или мечом, но и гораздо подробнее, чем раньше, пускался в разговоры, пересказывал старый воинский канон, наставлял Кенета в кодексе поведения, охотно приводил в пример случаи из своего и чужого опыта. И о таких, как Кэссин, Аканэ ему тоже рассказывал. Правда, они были не магами, а воинами так и что с того? Система обработки примерно такая же, и результат получается тот же самый.
   Дикая, слепая, яростная, нерассуждающая верность. Что там сказано на эту тему в кодексе воина? "Человек - это клинок, а рукоять его _ верность. Человек без верности в сердце - еще не совсем человек, как клинок без рукояти - еще не совсем меч". Замечательные слова, что и говорить. И Кэссин их наверняка знает. Они давно вошли в пословицу. Вот только дальше кодекс гласит: "Недостойный не заслуживает верности, как палач не заслуживает меча. Недостойный, добившийся чьей-либо верности, держит меч за краденую рукоять, и его должно покарать, как воина, запятнавшего себя воровством". А вот этого Кэссин наверняка не знает. Эти фразы слишком длинны, чтобы стать пословицей. Да и размышлять над ними надо не в пример больше, чем над предыдущими. Хорошее качество - верность. И вот мелочный пакостный злодей удерживает славного парня Кэссина не приверженностью ко злу, не посредством его недостатков, а с помощью одного из лучших качеств в его характере. Он овладел его верностью. Дурного в Кэссине как раз немного - во всяком случае, не больше, чем в других людях. До чего же нелепо все складывается: зло манипулирует неплохим человеком не посредством зла, а с помощью добра. Оно и надежней. Можно ли довериться подкупленному тобой? Другие могут заплатить больше. Стоит ли надеяться на шантаж? Запуганный человек может повести себя непредсказуемо. А вот на такого, как Кэссин, можно положиться безбоязненно.
   Если Кэссин и впрямь клинок, то Гобэй держит меч за краденую рукоять. Интересно, что с ними обоими случится, если Кэссин осознает наконец эту простую истину?
   А если Кенету хочется, чтобы он ее осознал, ни в коем случае нельзя действовать силком. И уходить, чтобы потом вернуться, тоже не стоит. Вернувшись, Кенет ничего не сможет поделать. Момент будет упущен. Конечно, не сказано, что сейчас Кенет хоть чего-то добьется, но все же... сегодня Кенет, к своему огромному удивлению, увидел, что броня ледяной надменности и высокомерия, окружавшая Кэссина, на миг дала трещину. И от чего - вот бы никогда не подумал! Кенет ведь не сделал ничего такого - он просто исцелил стражника от ревматизма. Дело несложное и привычное. А как Кэссин на него смотрел! Уставился, словно деревенский подросток на заезжего фокусника, который вынимает изо рта настоящую живую огненную лягушку. Да, Кенету, несомненно, удалось поразить его. И сейчас, вот именно сейчас, пока удивление не схлынуло, сменившись привычным безразличием, Кэссин еще способен хоть что-то услышать. Сейчас - но не потом. Промедли Кенет хоть немного, и Гобэй непременно возьмет парня в обработку. Не может ведь он не заметить, что с его учеником творится нечто странное, непредвиденное. Сейчас он на это особого внимания не обратит: слишком уж он занят вынашиванием одного-единственного плана - как бы присвоить себе силу Кенета, как бы добиться того, чтобы Кенет снял со своей правой руки перстень с рубином и сам надел его на руку Гобэя. Эта задача поглощает все силы черного мага, и если даже он и займется сбившимся с пути учеником, то походя, не в полную силу. Разве что устроит ему выволочку - так ведь к этому Кэссин наверняка давно привык. А вот если Кенет сбежит, Гобэй станет искать его, не найдет - не такой Кенет дурак, чтобы во второй раз угодить в ловушку, - и рано или поздно займется своими обычными делами. И тут уж он наверняка обнаружит, что с Кэссином творится неладное, и возьмется за него вплотную. И дурь у него из головы повыбьет. И Кенета изобразит в таком виде... Кенет даже и догадываться не хочет, в каком, но ясно же, что в мерзком. И если сейчас Кэссин к Кенету более или менее равнодушен с примесью некоторого любопытства, то после побега и возвращения Кенет встретит уже не безразличного наблюдателя, а врага. И тогда справиться с ним будет во много раз сложнее.
   Кенету припомнился свадебный подарок, сделанный женой его побратима Акейро его жене Аритэйни. Платье с вышивкой изумительной красоты. Дочь князя-короля Юкайгина вышила это платье сама. И вышивала она его не день и не два. Вышито оно было так называемым терпеливым, или медленным, крестом. Его величество усадил дочь за вышивание, чтобы научить ее владеть собой и обуздать нетерпение. Лучшего способа и придумать нельзя: при вышивании медленным крестом игла захватывает одно-единственное перекрестие нитей утка и основы. Сколько раз скрещиваются нити полотна, столько и крохотных крестиков должна сделать игла вышивальщицы. И достаточно один раз нетерпеливо захватить не одно перекрестие, а хоть пару нитей, и на вышивке появится отвратительный бугор. Придется распарывать часть вышивки и начинать все сначала. Времени это отнимает уйму - не будет излишним упомянуть, что супруга его побратима села за свою вышивку еще девочкой, а закончила ее уже после свадьбы, - да и терпения требует незаурядного. Кенет вспомнил это платье, потому что от него сейчас требовалось ничуть не меньшее терпение. Стоит ему поторопиться, сделать хоть один неверный стежок, и пропала вся вышивка. Достаточно поспешить, соблазниться легким решением - похитить Кэссина или уйти сейчас без него, чтобы потом вернуться, - и он все загубит.
   Нет, торопиться нельзя. Хотя и медлить особо не следует. Если терпения у Кенета вдоволь, то неограниченным запасом времени он все же не располагает. Да и неизвестно, какой узор ему предстоит вышить...
   Кенет едва не рассмеялся. Надо же, до чего глупое сравнение пришло ему в голову. Может, сам он и должен обладать терпением 454 вышивальщицы... Да ведь Кэссин - не платье и не покрывало.
   Он человек. Это на полотне можно вышить все, что заблагорассудится, а человеку можно внушить многое, очень многое, но все-таки не что угодно. Так может думать разве что Гобэй... кстати, скорей всего именно так он и думает. До сих пор ему это удавалось - умертвить рассудок, превратить какую-то его часть в гладкое полотно и вышивать на нем всякие загогулины. Но рано или поздно вышивальщик воткнет свою иглу не в мертвое полотно, а в живой разум. Вот если бы Гобэй допустил подобную ошибку с Кэссином! Тогда и Кенету не пришлось бы раздумывать, как помочь бедному парню. Все совершилось бы само собой.
   Приятно помечтать о несбыточном. А теперь, Кенет Деревянный Меч, перестань предаваться мечтаниям и как следует подумай: что же ты можешь такого сделать или сказать, чтобы вырвать краденую рукоять из рук Гобэя и освободить Кэссина?
   - Ну и почему же ты тут сидишь, раз ты такой умный, а мы здесь все такие дураки? - сердито спросил Кэссин.
   - Да потому и сижу, что умный, - усмехнулся Кенет, кончиками пальцев двигая нити, привязанные к лапкам Лопоуши. - От лишнего ума. Да и от лишних знаний, пожалуй, тоже.
   - Так не бывает, - не согласился Кэссин.
   - Еще как бывает, - вздохнул Кенет. - Я ведь здесь. А хозяин твой дурак.
   - Прекрати говорить "хозяин", - рассвирепел Кэссин.
   - Не обещаю, но постараюсь, - подозрительно покладисто ответил пленный маг, наблюдая за пляской своей смешной тряпичной зверюшки.
   - Ну и как же твой ум привел тебя сюда? - не отступался Кэссин.
   - Да очень просто, - вздохнул Кенет, и Лопоуша печально помотал головой. - Поесть мне захотелось.
   - Для этого и впрямь нужно много ума, - фыркнул Кэссин. Лопоуша укоризненно поднял лапку.
   - А ты не перебивай, - посоветовал Кенет, устраиваясь поудобнее. Зашел я на постоялый двор - как видно, из тех, где путников усыпляют и грабят до нитки... может, и убивают. Но я ведь умный... остолоп несчастный! Я поданную мне еду мигом проверил - нет ли в ней сонного зелья, не намешано ли какой магии. И ясное дело, ничего не нашел.
   - О великих познаниях это не свидетельствует, - ехидно заметил Кэссин. - Раз уж ты не обнаружил, каким сонным зельем тебя опоили...
   - Да никаким, - прервал его Кенет. - В том-то все и дело. Ничего я не нашел, потому что искать было нечего. И я все это съел, умник безмозглый.
   - Почему это безмозглый, раз там ничего не было?
   - Да потому, что не сонную травку я должен был в еде искать, а саму еду толком распробовать! Тут-то меня лишние знания и подвели. Если бы я не знал, как кормят в ваших краях, я бы мигом насторожился.
   - А чем тебе не нравится, как кормят в наших краях? - ощетинился Кэссин: теперь этому привереде пленнику еще и местная еда чем-то не угодила.
   - А тем, что сколько ни гадай, в жизни не догадаешься, что тебе на стол подали! - парировал Кенет. - У вас ведь если мясо похоже на мясо, а рыба - на рыбу, так повара никто и поваром не считает. У вас еда тогда приготовлена правильно, когда курица похожа на печеное яблоко, а печеное яблоко - на жареные щупальца осьминога!
   - Само собой, - кивнул Кэссин.
   - Само собой, - почти по-приятельски передразнил его Кенет. - Ну а я родом из тех мест, где суп все-таки можно отличить от вина, а вино - от настоя рвотного корня. И не знай я, что у вас так принято, чтобы еда была сама на себя не похожа, ни за что бы эту мешанину есть не стал. А у меня... ну, не важно... скажем, знакомый один - он из ваших краев. И он меня частенько по-вашему потчевал и даже самого так готовить научил. Вот я и съел то, что мне подали. Грибы... то есть я потом уже сообразил, что это грибы... красное вино...
   - А-а, - протянул Кэссин, начиная понимать.
   - Вот именно. Не было в моей еде сонного зелья. Она сама была сонным зельем. И заснул я так, что мотыгой не подымешь. А вот тут вступает в действие дурость твоего... наставника. - Кенет все же не назвал Гобэя хозяином, заметив нехороший огонек в глазах Кэссина.
   - Вот так-то лучше, - кивнул Кэссин. - Ты бы еще насчет дурости не прохаживался...
   - А как это еще назвать? - Кенет снова пошевелил пальцами, и Лопоуша насмешливо взбрыкнул. - Чтобы послать на поимку мага обычных бандитов - это ж каким дураком надо быть! Он ведь не знал, что я храплю, как гарнизон за час до побудки. А не будь я сонный - только он меня и видел. Переступил я через текучую воду - и поминай как звали. Любой мало-мальски смыслящий маг отрядил бы за мной магов или хотя бы учеников... ну и не заполучил бы ничего... я бы этих магов даже во сне учуял точно так же, как он учуял меня самого, еще на расстоянии. А я знай себе сплю - чуять-то мне нечего. И глаз открыть не успел, как мне руки-ноги перебили, кляп в рот запихали - и в мешок. Позорище! Словом, будь я чуточку поглупее, а господин Гобэй чуточку поумнее, занимались бы мы все трое сейчас совсем другими делами.
   Надо заснуть, твердил себе Кэссин, надо заснуть. Иначе завтра опять глаза будут опухшие, и нагоняя от кэйри не избежать. И поделом - разве должна такая мелочь, как бессонница, мешать настоящему магу? Маг должен быть властен над любой иллюзией... и над этой - тоже. Маг может все, что только захочет... почему же я не могу уснуть? Или исцелять?
   Уметь исцелять Кэссину давно хотелось. Еще тогда, в ту его первую ночь в Крысильне... помнится, весь день задувал сухой жаркий ветер... и откуда в порту взялась такая пакостная погода? Сухой жаркий ветер, вздымающий мелкую пыль... а потом настала душная жаркая ночь, и Покойник зашелся жутким лающим кашлем... Кэссин такого в жизни не слышал... а потом он держал Покойника за плечи, пока Гвоздь и Кастет в четыре руки растирали его, пытаясь унять приступ... и ему казалось, что вот сейчас первый человек, который со дня смерти матери сжалился над ним, умрет... умрет у него на руках... но Покойник не умер. Впоследствии Кэссину довелось быть свидетелем куда более тяжелых приступов, и каждый раз он жалел, что все целители, будь то маги или лекари, - сплошное барахло. Не то он ничего бы не пожалел, чтобы наняться к лекарю в ученики, выучиться и излечить Покойника... потому что если кто и заслужил жить на свете, так это Покойник... а мрут пускай всякие гады, их и так много на земле развелось. Кэссин так часто об этом мечтал, вслушиваясь бессонными ночами в хриплое дыхание Покойника. И даже потом, когда он сделался полноправным учеником мага и стал называть Гобэя "кэйри"... да, даже и тогда. Но искусству исцеления кэйри его не обучал, и Кэссин окончательно уверился, что все целители - обманщики и шарлатаны. Раз Гобэй не обучает его, как можно исцелить при помощи магии, значит, такого искусства не существует! И Кэссин расстался со своей мечтой.
   А выходит, существует искусство исцеления! Кэссин сам, собственными глазами видел! Конечно, пленный маг мог и прихвастнуть для пущей важности но нет, Кэссин подробнейшим образом расспросил лысого стражника, и тот не скупился на похвалы целителю. Он так восторженно и благодарно отзывался о пленнике, что Кэссин на всякий случай распорядился сменить его кем-нибудь другим - желательно здоровым. Не то пленник и его исцелит от какой-нибудь застарелой болячки. Не годится, чтобы страж был в долгу у того, кого он охраняет.
   Казалось бы, сменил стражу - и думать забудь. Но ревматизм лысого стражника не выходил у Кэссина из головы. Поначалу Кэссин посмеивался над собой: дескать, с костей стражника ревматизм перескочил на мои мысли... хорошо хоть ревматизм, а не геморрой! Но потом ему стало не до смеха. Днем Кэссина отвлекали всяческие заботы, но вот ночью... стоило ему сомкнуть глаза, и он вновь видел взмах загорелой руки, легкое касание... вот только на месте стражника Кэссину виделся Покойник.
   Да что за чушь! Столько лет минуло. Помер уже Покойник, сгинул... а если и не сгинул, то теперь это уже не тощий костлявый подросток, каким он по-прежнему видится Кэссину, а взрослый парень... и Кэссин, пожалуй, даже не узнал бы его, встретив случайно на улице... а Кэссину все мерещится пленный маг, исцеляющий мальчишку, которого уже давно нет... ерунда какая!
   И вообще - с чего он взял, что Кенет сможет исцелить Покойника или захочет. Сможет... захочет... маг может все, чего захочет... так почему же он все-таки не может уснуть?
   Не может, потому что не самое приятное занятие - разрываться между долгом и... и долгом. Кэйри Гобэй сделал его магом. В люди вывел. Кэссин ему обязан всем. Кроме жизни. Если бы не Покойник, Кэссина сейчас и в живых-то не было. И ведь это правильно - жизнь за жизнь, это справедливо. Если только Покойник жив, первейший долг Кэссина - найти его и показать Кенету. А долг перед кэйри велит сначала выполнить все его распоряжения, а уж потом беспокоиться о судьбе давнего приятеля. Да и позволит ли Гобэй свести бывшего побегайца с пленным магом? Навряд ли. Кэссин даже и позволения просить не стал.
   Хотя, конечно, совсем уж безвыходных положений не бывает. Если Кэссин хорошо выполнит данное ему поручение, он сумеет склонить пленника к подчинению. И потом, когда Кенет сделает то, что от него требует кэйри... может быть, тогда кэйри позволит найти и исцелить Покойника?
   Кого ты пытаешься обмануть, Кэссин? Себя? После того как пленник подчинится твоему кэйри, разве он сможет исцелять?
   Кэссин беззвучно выругался и в сердцах ударил раскрытой ладонью по вышитому покрывалу. Кэйри научил его, как создавать такие вещи одним-единственным заклинанием, а у настоящих вышивальщиц, говорят, на одно такое покрывало уходят годы. Не хотел бы Кэссин быть на месте этих несчастных. И зачем нужно так мучиться, когда достаточно произнести несколько слов? А ведь если бы не кэйри Гобэй, Кэссин был бы вполне подобен этим беднягам... трудился бы, не разгибая спины, чтоб заработать на хлеб насущный. Или без устали драл бы глотку на базаре, до хрипоты рассказывая истории за горстку медяков. Бедные вышивальщицы - один только неверный стежок, и перекривилось все полотно, и даже та часть вышивки, что еще минуту назад могла называться безупречной, будет безжалостно удалена... бедные глупые вышивальщицы... бедный глупый Кэссин... где же ты сделал неверный стежок? Почему все полотно твоей жизни так покосилось, что судьба замерла с иглой в руках, не зная, какой же теперь сделать стежок... и сам ты понятия не имеешь, что теперь делать?
   Ну и мысли же приходят в голову!
   А все этот пленник, все этот маг-придурок, остолоп деревенский, целитель незваный, чтоб ему пусто было! До сих пор жизнь казалась Кэссину ясной и понятной, и он совершенно точно знал, что должен делать. Но стоит поговорить хоть немного с треклятым пленником, и в пору прийти в отчаяние! Ну почему этот дурацкий маг не может говорить, как все люди?! Почему ты все время ждешь от него одних слов, а он говорит совсем другие? Да такие, что начинает казаться, что это не с его речами что-то не так, а с тобой, да и со всем вокруг, и что творится нечто неправильное, а может, и постыдное... ведь он ничего особенного и не говорит, не проповедует, не упрекает! Разве что упорно именует кэйри хозяином - так ведь это от недомыслия. От чего же иного, как не от недомыслия! А что дураком кэйри обозвал - ну, это сгоряча. Кому приятно в плен угодить? Вот он и изощряется... но ведь больше ничего такого... ругательного... пленник не произносил. Так почему же Кэссину каждый раз чудится после беседы с ним, что Кенет называл его кэйри такими словами, какими разве что подвыпивший матрос честит свою неверную жену? Подумаешь, рассказал Кенет, как он со своим приятелем Наоки рыбу ловили отчего же после этой истории Кэссину на свою комнату даже глядеть противно? Тоже мне рыбаки - Кенет вот даже зацепился удочкой за корягу и вместе с обвалившимся пластом глинистого берега съехал в реку! Но почему же так хочется услышать, как хохотал Кенет, выбираясь из реки и отжимая свою измазанную глиной и облепленную ряской одежду?
   И почему я так уверен, что он смеялся?
   - Боги, - вздохнул Кенет, - какая жалостная чушь! Он протянул руку к чашке с вином, поднял ее к губам, но отчего-то пить не стал, а помедлил и осторожно поставил ее обратно.
   - Ты просто ничего не понял, - скривился Кэссин.
   - А что тут понимать? С чего ты взял, что для занятий магией нужно сначала несколько лет насиловать свое естество?
   - Не насиловать, а воспитывать, - с достоинством ответил Кэссин. Возвышать до должного уровня.
   - Так ведь из сосны березу не воспитаешь, - возразил Кенет. - Да и зачем?
   Кэссин яростно потер рукой лоб.
   - С тобой разговаривать... - Он не стал оканчивать фразы, полагая, что Кенет и сам поймет по его тону, какая это тяжкая докука - разговаривать с магом-полудурком.
   - А ты все-таки объясни, - с подозрительной кротостью попросил Кенет. - Может, я и уразумею.