Страница:
Ужасный хохот прозвучал в тишине ночи. Широко взмахнув руками, старик вбежал в амбар.
— Он помешался, — глухо произнес патер Бруно. — Спаси его, Господь. Вероятно, он лишился рассудка во время пожара, глядя на гибель своего награбленного имущества.
Вместе с Гундой он вошел в амбар и увидел, что старик залез в кучу снопов пшеницы. Несчастный все время громко кричал, что за ним гонится Лейхтвейс, который хочет убить его за то, что он сделался князем Нассауским.
— Беги скорей в село, Гунда, — приказал священник, — позови людей. Да выбери парней посильнее, так как связать старика будет нелегко. Ведь сумасшедшие обладают исполинской силой.
Спустя четверть часа у амбара собралось чуть ли не все село. Весть о том, что старшина Михаил Кольман отыскался, облетела село с быстротой молнии. И действительно, понадобились большие усилия, чтобы вывести старика из амбара. Он отчаянно отбивался и ругал поселян на чем свет стоит.
Его отправили в больницу, где еще лежали Ганнеле и скрипач Франц, и посадили там в отдельную комнату, которую заперли на замок. Туда же принесли ему пищу и воду.
Долго еще толпа любопытных окружала здание больницы, и почти всю ночь у окна комнаты видно было перекошенное лицо сумасшедшего старика. Он прижимал свою голову с седыми волосами к решетке окна и хриплым голосом кричал:
— Лейхтвейс женился на Ганнеле! А я его дедушка. Деньги мои схоронены в Рейне… Смирно, люди!.. Я князь Нассауский, а граф Батьяни — это дьявол, которому я продал свою душу.
Лишь под утро он замолк. Усталость одолела несчастного старика, и он погрузился в тяжелый сон.
Глава 19
Глава 20
— Он помешался, — глухо произнес патер Бруно. — Спаси его, Господь. Вероятно, он лишился рассудка во время пожара, глядя на гибель своего награбленного имущества.
Вместе с Гундой он вошел в амбар и увидел, что старик залез в кучу снопов пшеницы. Несчастный все время громко кричал, что за ним гонится Лейхтвейс, который хочет убить его за то, что он сделался князем Нассауским.
— Беги скорей в село, Гунда, — приказал священник, — позови людей. Да выбери парней посильнее, так как связать старика будет нелегко. Ведь сумасшедшие обладают исполинской силой.
Спустя четверть часа у амбара собралось чуть ли не все село. Весть о том, что старшина Михаил Кольман отыскался, облетела село с быстротой молнии. И действительно, понадобились большие усилия, чтобы вывести старика из амбара. Он отчаянно отбивался и ругал поселян на чем свет стоит.
Его отправили в больницу, где еще лежали Ганнеле и скрипач Франц, и посадили там в отдельную комнату, которую заперли на замок. Туда же принесли ему пищу и воду.
Долго еще толпа любопытных окружала здание больницы, и почти всю ночь у окна комнаты видно было перекошенное лицо сумасшедшего старика. Он прижимал свою голову с седыми волосами к решетке окна и хриплым голосом кричал:
— Лейхтвейс женился на Ганнеле! А я его дедушка. Деньги мои схоронены в Рейне… Смирно, люди!.. Я князь Нассауский, а граф Батьяни — это дьявол, которому я продал свою душу.
Лишь под утро он замолк. Усталость одолела несчастного старика, и он погрузился в тяжелый сон.
Глава 19
КРАСАВИЦА БАРБЕРИНИ
В городе Потсдаме, второй столице Пруссии, на рыночной площади еще поныне стоит огромное здание со множеством колонн, носящее название дворца Барберини.
И у домов бывает своя судьба, как у людей. Эта мысль невольно напрашивается сама собой, если проследить историю многих зданий на протяжении десятков и даже сотен лет. Но вряд ли у какого-нибудь здания была столь своеобразная судьба, как у дворца Барберини в Потсдаме.
Лет полтораста тому назад огромные залы этого дворца и длинные коридоры и галереи утопали в море огней; тогда жители Потсдама с известным благоговением смотрели на высокие, сводчатые окна, на балконы и террасы, а приезжие иностранцы, прибывшие в Потсдам для обозрения достопримечательностей этого славного города, прежде всего направлялись к дворцу Барберини. В этом дворце жила та красавица, к которой питал нежное чувство великий прусский король Фридрих II, обыкновенно избегавший общества женщин, не считая их достойными своего внимания.
Эта женщина считалась одной из выдающихся красавиц того времени. Но она была не только красавица, но и очень талантливая артистка, певица и танцовщица, которой не было равной в артистическом мире того времени. Эта женщина, увековечившая свое имя в истории, была синьора Аделина Барберини.
Еще и по наше время сохранились портреты этой женщины, свидетельствующие о ее чарующей красоте.
Пышные иссиня-черные волосы окаймляли ее лицо; огненные глаза, подобно черным бриллиантам, сверкали затаенной страстью; красивый, как бы созданный для поцелуев ротик, тонкий, с горбинкой, нос, дивная шея, тело, напоминавшее своим сложением Милосскую Венеру, — всем этим природа богато одарила Аделину Барберини, обладавшую к тому же еще и прекрасным голосом.
Кто она? Откуда она? Каким образом король познакомился с ней? На эти вопросы могли ответить лишь двое, но они упорно хранили это в тайне. Эти двое были сам король и Аделина.
По поводу этой певицы и танцовщицы ходили самые разнообразные слухи. В Берлине и Потсдаме говорили, будто Аделина родом из очень знатной семьи, будто она родственница чуть ли не самой императрицы Марии Терезии и будто бы она бежала к прусскому королю, заклятому врагу австрийцев, пленившись рассказами о его уме и геройстве. Другие говорили, что все это сказки, что Аделина итальянка, отец которой, ленивый праздношатающийся, будто бы умер в Неаполе от голода, что мать ее заставляла с малых лет танцевать и петь, что она в свое время нищенствовала на улицах Неаполя, где за гроши показывала народу свое искусство, что будто бы какой-то великий итальянский маэстро, случайно услышав ее пение, пленился ее красивым голосом, купил девочку у ее матери и сделал из нее артистку. Также утверждали, будто Аделина родом из Франции и что ее в свое время видели в Париже, откуда она явилась в Берлин вместе с труппой артистов. Но все это были одни лишь догадки, судя по тому, что сама Аделина утверждала, что раньше никогда не бывала в Берлине.
Ее, впрочем, можно было с тем же успехом принять за англичанку, американку, венгерку, даже испанку, так как она свободно говорила на всех языках и по ее разговорам было видно, что она во всех этих странах уже побывала.
Большинству публики Берлина и Потсдама редко приходилось видеть или слышать Аделину Барберини. Лишь изредка она выступала на сцене королевского театра в Берлине; обыкновенно она пела и танцевала только для короля, который распорядился выстроить в своем дворце в Потсдаме специальную сцену для нее. Король подарил своей любимице роскошный дворец на рыночной площади, и ходили слухи, будто из его дворца вел потайной подземный ход в апартаменты Аделины Барберини.
Как бы там ни было, во всяком случае Фридрих Великий, отдыхая от своих походов и почивая на геройски заслуженных лаврах, часто бывал во дворце танцовщицы. В такие дни, если окна бывали открыты, прохожие слышали мягкие звуки флейты, аккомпанирующей дивному женскому голосу, и знали, что это великий король предается наслаждению музыкой вместе с таинственной певицей.
Дворец Барберини стоит и поныне, так как такое прочное каменное здание, столь внушительных размеров, не могло обветшать в полтораста лет. Но теперь короли там уже не бывают, в залах не слышно уже шелеста шелковых платьев, по анфиладам комнат уже не ходят лакеи. Словом, блеск канувшей в вечность эпохи померк и здесь, и дворец Барберини низведен до обыкновенного дома, в котором сдаются квартиры внаем. За толстыми стенами дворца уж не раздается больше пения и звуков флейты. Теперь там можно услышать разве только стоны и жалобы на плохие времена и грустные размышления по поводу тяжелых забот, выпадающих на долю отцов семейств.
Герб Барберини удален, и ничто теперь уже не напоминает о ней; с особой тщательностью уничтожено все, что могло бы навести на воспоминания о прежней владелице этого здания.
Что же послужило причиной такой странной перемены? Почему роскошный дворец не перешел во владение наследников Барберини? Почему великий король, воздвигавший памятники всем, кто оказывал ему ценные услуги или украшал его жизнь, предал забвению именно все то, что касалось Аделины Барберини?
Эта печальная и потрясающая тайна была покрыта глубоким мраком. Повесть об этой тайне представляет собою главу из великой, вечной книги о судьбе людской, сплошь наполненной неблагодарностью и коварством. Но в этой повести есть также главы о бесчисленных недоразумениях, о горячей, преданной любви и о заблуждениях гордого сердца.
Да, Фридрих Великий уничтожил славу имени Барберини, но самое имя ее он не мог стереть со скрижалей истории, так как сам соединил это имя со своим собственным. В народе роскошное здание на рыночной площади города Потсдама и поныне носит название дворца Барберини, и оно будет носить его до тех пор, пока не разрушится его последняя колонна.
Несмотря на то, что наступила уже полночь, музыкальная комната дворца Барберини еще была освещена; но занавеси на всех четырех окнах были задернуты, так что на улицы пробивались лишь узкие полосы света. В маленьком золоченом кресле, вблизи камина, сидела красавица Аделина. На ней было соблазнительное светло-серое, вышитое серебром, шелковое платье, а на ногах ее были изящные китайские туфельки.
Аделина Барберини была не молода. Ей было уж лет под сорок.
Но есть женщины, которые не только сохраняют свою красоту до преклонного возраста, но которые в поздние годы бывают так же очаровательны, как и в молодости.
По мягкому ковру, покрывающему весь пол комнаты, неустанно шагал взад и вперед среднего роста человек в военной форме. Он носил прическу подобно всем офицерам тогдашней прусской армии: волосы были у него подобраны в модный в то время кошелек с шелковой лентой, а высокий лоб его был окаймлен мелкими напудренными локонами. Мундир на нем был темно-синий, с красными отворотами и обшлагами; он был в высоких сапогах и носил шпагу с серебряной портупеей. Это был сам король Фридрих II, которого потомство прозвало Великим.
По выражению больших голубых глаз короля видно было, что он сильно волновался.
Он ходил все быстрее и быстрее, не обращая внимания на присутствие Аделины Барберини, и время от времени произносил отрывистые фразы, по которым можно было догадаться, чем были заняты мысли короля.
— Хотят отнять у меня Силезию!.. Три бабы сговорились, чтобы отобрать это сокровище и опозорить меня перед глазами всего мира. Моя противница, красавица Мария Терезия, унизилась до того, что обратилась с просьбой о помощи к содержанке Людовика, к этой подлой твари Помпадур, и, кроме того, она восстановила против меня Екатерину, русскую императрицу. Против меня поднимаются вооруженные народы. Ужасная война будет потрясать всю Европу, но Фридрих Прусский не уступит и сумеет отстоять свое. Задача нелегкая. Бедный мой народ! Ему придется принести большие жертвы. Я и сам был бы рад избежать войны, но у меня имеются в руках доказательства того, что при дворцах Вены, Парижа и Петербурга против меня плетутся злые козни. Я жду дальнейших доказательств, еще сегодня ночью я их жду.
Вдруг король остановился перед Аделиной Барберини. Он взял щепотку табаку из табакерки, так как любил нюхать табак, и торопливо спросил:
— Гонец, которого я ожидаю из Франкфурта, еще не прибыл?
— Нет, ваше величество, — ответила танцовщица. — Но я позаботилась, чтобы он мог немедленно попасть сюда, в эту комнату, как только прибудет.
— Позаботились ли вы о том, чтобы все это дело осталось в строжайшей тайне? — спросил король. — Я приказал курьеру моего Франкфуртского агента прибыть именно в ваш дом, так как я полагаю, что шпионы, которыми окружила меня Мария Терезия, не будут подозревать, что я именно здесь у вас, синьора, занимаюсь государственными делами.
Аделина встала. Глаза ее как-то странно засверкали.
— Все устроено соответственно приказаниям вашего величества, — вполголоса сказала она. — Курьер, которого вы ждете, проедет по реке Гавель в лодке до задних дверей моего дворца. Я распорядилась оставить открытой в течение всей ночи маленькую калитку, которая выходит на реку, и устроила так, что вблизи не будет никого из прислуги, кто бы мог наблюдать за посланцем моего короля. Как только откроется калитка, придет в движение звонок, устроенный позади этого китайского идола на камине. Тогда я выйду навстречу посланцу и приведу его сюда.
— И затем вы оставите меня с ним наедине. Мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз.
— Как будет угодно вашему величеству. В этом доме, как и повсюду в Пруссии, вы полновластный хозяин.
— Имеются ли наготове письменные принадлежности, сургуч и все что нужно? — спросил король. — Весьма возможно, что мне придется поручить курьеру секретное письмо.
— Там на столе приготовлено все, что понадобится вашему величеству для письма.
— Хорошо. Отлично. Вы не только самая красивая, но и самая умная и, кроме того, самая достойная доверия женщина.
При этом король пытливо заглянул в глаза своей собеседнице. Аделина слегка покраснела.
— Великий государь! — страстно воскликнула она. — Вы удостоили меня вашего доверия, и я сочла бы себя подлейшим существом, если бы когда-нибудь обманула это доверие.
Она низко поклонилась, чтобы прикоснуться губами к руке короля, но он предупредил ее и поднес ее обе руки к своим губам.
— А теперь я попрошу вас, синьора, — произнес король, садясь в кресло, — спойте мне что-нибудь. Я взволнован, мои нервы раздражены, а пение успокоит меня, как освежающий ветерок.
— Угодно будет вашему величеству аккомпанировать мне на флейте?
— Нет, в другой раз. Сегодня вы сами аккомпанируйте себе на клавесине.
Аделина села за клавесин, взяла несколько аккордов и запела своим дивным, бархатным голосом грустную, печальную песню. Когда она окончила и последние звуки песни замерли, у Аделины стояли слезы на глазах и она низко опустила голову на грудь. Но она быстро поборола свое волнение, и вскоре лицо ее приняло прежнее спокойное выражение.
Король встал и подошел к певице.
— Вы доставили мне большое удовольствие, синьора, — произнес он, — вероятно, это итальянская песня?
— Нет, ваше величество. Это испанский мотив, я слышала, как пела его моя мать.
— Значит, вы испанка?
— Ваше величество! Умоляю вас, не заставляйте меня отвечать! — воскликнула прелестная Аделина, простирая к королю свои руки. — Вы помните, что обещали мне никогда не расспрашивать меня о моем происхождении и о моей прошлой жизни.
Фридрих в недоумении взглянул на нее.
— Вы для меня полнейшая загадка! — воскликнул он. — Но вы правы. Даже король не должен пытаться найти разгадку, иначе, пожалуй, его постигло бы разочарование.
В этот момент послышался звон колокольчика с той стороны комнаты, где стоял на карнизе камина китайский идол.
— Гонец прибыл! — воскликнула Аделина. — Он уже вошел в мой дом.
— Приведите его немедленно сюда, — приказал король. — Но повторяю: примите меры, чтобы никто не увидел его.
Аделина поклонилась и поспешно вышла из комнаты, взяв с собою свечу из серебряного канделябра. Фридрих Великий скрестил руки на груди и посмотрел вслед уходящей певице.
— Думаю, что она предана мне, — пробормотал он. — Правда, она тоже только женщина, а все женщины слабы, они доступны всяким нашептываниям и искушениям. Но в ее глазах светится преданность мне. Я доверяю ей больше, чем многим из моих придворных.
Он подошел к открытому окну и стал вдыхать полной грудью холодный осенний воздух.
«Вот он, город мой, — подумал он, — он уснул, как спокойно засыпает ребенок на руках отца. Вся моя страна подобна такому ребенку, а я — отец и должен заботиться о ней. Я не хочу воевать, чтобы пожинать новые лавры и делать новые завоевания. Александр Великий достоин удивления, но государь, подобный моему отцу Фридриху Вильгельму I, который преумножил государственную казну, создал боевое войско и дал возможность процветать торговле и промышленности, — такой государь заслуживает боготворения. Я хотел бы идти по его следам, хотел бы быть миротворцем, содействовать искусству, наукам и промышленности, но политический горизонт заволакивается черными тучами. Россия, Австрия и Франция сообща хотят уничтожить меня; они стремятся к тому, чтобы прусский король снова превратился в маленького маркграфа Бранденбургского. Но этому не бывать. Пруссия будет великим государством. Придет время, она будет стоять во главе европейских держав. Мне кажется, я вижу, как поднимается завеса будущего. Моя Пруссия перещеголяет все другие государства. Почем знать — теперь Фридрих Барбаросса еще спит в Кифгейзере, еще черные вороны кружат возле его горы. Но настанет время, он проснется, и если когда-либо снова германский император возложит на свою главу корону — то это будет отпрыск дома Гогенцоллернов».
Королю с трудом удалось побороть охватившее его сильное волнение. Но он был спокоен, как всегда, когда отворилась дверь и на пороге появилась стройная фигура давно ожидаемого курьера. За его спиной на секунду показалась Аделина Барберини, но она тотчас же скрылась, закрыв за собой дверь.
Король сложил руки на спине и, как делал это всегда в таких случаях, подошел совсем близко к вошедшему, смерив его с головы до ног пытливым взглядом.
Человек этот был прекрасно сложен. На нем был дорожный красный мундир курьера и белые лосины. Пышные рыжие волосы были подобраны под картуз, который он снял, когда король подошел к нему.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Но вдруг король вполголоса спросил:
— Вы переодетая женщина?
— Точно так, ваше величество, — ответила рыжая Адельгейда, жена висбаденского палача.
— Тот, кто послал вас, очень предусмотрителен и осторожен, — сказал король. — Назовите мне его имя.
— Андреас Зонненкамп, купец во Франкфурте-на-Майне.
— Совершенно верно. Он и есть. Вы привезли мне письмо?
Адельгейда передала королю письмо, которое Зонненкамп поручил ей доставить. Король взял письмо и подошел к письменному столу.
— Благополучно ли вы добрались сюда? — спросил он. — Не напал ли кто-нибудь на вас в дороге, не преследовал ли? Мои враги не дремлют, им очень хотелось бы поймать моих курьеров, чтобы узнать, что я думаю, что намерен делать и какие у меня планы.
— Нет, ваше величество, — ответила Адельгейда. — Я доехала быстро и без приключений, а так как господин Зонненкамп снабдил меня паспортом, то и полиция не чинила мне затруднений.
Король уже не слушал ответа. Он сел в кресло и вскрыл письмо.
При письме препровождались копии переговоров, которые велись между Австрией, Россией и Францией. Глаза короля расширились и приняли какой-то стальной оттенок. На лице его появилось выражение железной решимости.
— Итак, война, — глухо произнес он. — Они хотят войны. Да будет война! Они спешились и только того и ждут, чтобы напасть на меня и разбить. Но я расстрою их планы. Мария Терезия еще не окончила свои вооружения. Однажды я уже напал на нее врасплох и отнял у нее Силезию, — я снова нападу на нее столь же неожиданно. Я заставлю их дрожать предо мною.
Король вскочил и быстро начал ходить взад и вперед по комнате. Вдруг он подошел к столу, сел и начал писать. Он так углубился в свою работу, что, казалось, совершенно забыл об Адельгейде, которая стояла у дверей не шевелясь.
Спустя приблизительно полчаса король окончил письмо. Он закрыл его, поставил на конверт сургучную печать и подозвал к себе Адельгейду.
— Зонненкамп пишет, что вы человек надежный и преданный, — сказал он. — Сегодня же ночью вы должны выехать из Потсдама и постараться вернуться во Франкфурт-на-Майне как можно скорее. Вот в этом письме на имя Зонненкампа находится другое, для английского правительства. Зонненкамп доставит его по назначению в Лондон. Вместе с этим письмом я вручаю вам благо страны и короля. Как вас зовут?
— Адельгейда Фукс.
— Вы замужем?
— Да, — еле слышно ответила Адельгейда, опуская глаза.
— Кто такой ваш муж? Чем он занимается?
— Он палач в Висбадене.
Король как будто задумался.
— Отвратительное занятие, — сказал он наконец, — презренное, поганое, но далеко не бесполезное. Много есть негодяев, которых следовало бы повесить. Так вот, Адельгейда Фукс, если вы доставите в целости письмо это Зонненкампу, то вы приобретете право на королевскую милость. Я исполню всякую вашу просьбу. Ступайте, идите. Скорей!
Рыжая Адельгейда опустилась на одно колено и хотела поцеловать руку короля. Вследствие ли инстинкта, спасшего короля уже не раз от грозившей опасности, вследствие ли брезгливости, испытываемой от соприкосновения с женой палача, — так или иначе король быстро вырвал свою руку.
Адельгейда вышла из комнаты. В следующей комнате ее ожидала Аделина Барберини.
— Идите за мной, молодой человек, — сказала Аделина. — Я выпущу вас из дома тем же путем, каким вы вошли. Ну что, вы исполнили ваше поручение?
— Исполнил.
— Вероятно, вы останетесь на несколько дней в Потсдаме? Вы здесь никого не знаете, но я вам дам в проводники кого-нибудь из моих людей, чтобы вы могли осмотреть достопримечательности города.
— Благодарю вас, — отказалась Адельгейда. — Я сегодня же ночью уезжаю.
— Туда, откуда вы приехали? Во Франкфурт?
— Да, туда.
— Вероятно, его величество передал вам письмо для того, кто послал вас сюда?
— Да, передал.
— Войдите на минутку в эту комнату, — предложила Аделина, — там приготовлена закуска и вино. Подкрепитесь, а то вам ехать далеко.
— Благодарю вас, госпожа, — холодно ответила Адельгейда, которой чрезмерная любезность певицы показалась подозрительной, — но мне нельзя терять времени.
— Как хотите. Ведь дорогу во Франкфурт вы знаете. Вероятно, вы поедете через Магдебург, Галле и Эрфурт?
— Я поеду ближайшей дорогой.
Аделина не стала больше расспрашивать. Вместе с курьером она вышла к маленькому заднему крыльцу двора, выходившему на реку.
— Покойной ночи, — сказала рыжая Адельгейда. — Не беспокойтесь больше, госпожа, я и один найду дорогу.
Она вышла на террасу, выстроенную над рекой. С террасы вниз спускалась веревочная лестница к лодке, которая была привязана к тумбе. Адельгейда спустилась по веревочной лестнице в лодку и отчалила. Она изо всей силы налегла на весла.
«Эта красивая танцовщица короля мне не нравится, — думала она, — слишком уж она любопытна. Правда, слывет приближенной короля, но ведь она женщина, и потому я не доверяю ей, так как я сама женщина».
Проплыв некоторое время в лодке, Адельгейда вышла на берег и пошла по темным улицам. В одном из маленьких переулков она вошла в какой-то одноэтажный домик. Это был один из трактиров, пользовавшихся весьма дурной славой, где бывали лишь матросы, бродяги и разный сброд.
Адельгейда направилась к конюшне, вывела оттуда своего коня и вскочила в седло. За комнату она уже расплатилась заранее.
Избегая по возможности всякого шума, она выехала из города, не подгоняя коня, копыта которого были обернуты парусиной.
Выехав на дорогу, она сняла парусину с копыт, пришпорила коня и понеслась сломя голову вперед, к Магдебургу.
Закутавшись в широкий плащ и высоко подняв воротник, король вышел из дома певицы, чтобы вернуться к себе во дворец. Фридрих Великий, отправляясь к Барберини, всегда шел туда один, тем более что он мог свободно без охраны ходить по улицам столицы, не рискуя подвергнуться нападению убийц, так как каждый подданный его во всякое время был готов пожертвовать для своего короля жизнью.
Проходя по рыночной площади, король дошел до огромного обелиска, который возвышался на самой ее середине. Вдруг он остановился.
Из-за обелиска выскочила какая-то темная фигура. Король даже отшатнулся. Он закутался плотней в свой плащ и пытливо взглянул на незнакомца, остановившегося в нескольких шагах от него. По-видимому, это был мужчина, но столь нежного телосложения, что можно было принять его за девушку.
Незнакомец вынул из-под плаща сложенную вчетверо записку и протянул ее королю. Затем он быстро скрылся в одном из переулков, выходивших на рыночную площадь.
«Значит, это тайное послание, — подумал король, — а может быть, просто какое-нибудь прошение о помиловании, о денежной помощи. Впрочем, посмотрим».
Он развернул записку и прочитал ее при свете луны. В ней было лишь несколько слов, а именно:
Фридрих разорвал записку на мелкие кусочки.
— Это гнусная клевета, — злобно пробормотал он, — мне уже не в первый раз приходилось видеть такие примеры. Всякого, кто пользуется милостью короля, окружает ненависть и зависть. Но я верю Аделине и презираю клеветников, которые пускают свои стрелы из-за угла.
Король разбросал по ветру клочья бумаги, а затем благополучно дошел до своего дворца.
И у домов бывает своя судьба, как у людей. Эта мысль невольно напрашивается сама собой, если проследить историю многих зданий на протяжении десятков и даже сотен лет. Но вряд ли у какого-нибудь здания была столь своеобразная судьба, как у дворца Барберини в Потсдаме.
Лет полтораста тому назад огромные залы этого дворца и длинные коридоры и галереи утопали в море огней; тогда жители Потсдама с известным благоговением смотрели на высокие, сводчатые окна, на балконы и террасы, а приезжие иностранцы, прибывшие в Потсдам для обозрения достопримечательностей этого славного города, прежде всего направлялись к дворцу Барберини. В этом дворце жила та красавица, к которой питал нежное чувство великий прусский король Фридрих II, обыкновенно избегавший общества женщин, не считая их достойными своего внимания.
Эта женщина считалась одной из выдающихся красавиц того времени. Но она была не только красавица, но и очень талантливая артистка, певица и танцовщица, которой не было равной в артистическом мире того времени. Эта женщина, увековечившая свое имя в истории, была синьора Аделина Барберини.
Еще и по наше время сохранились портреты этой женщины, свидетельствующие о ее чарующей красоте.
Пышные иссиня-черные волосы окаймляли ее лицо; огненные глаза, подобно черным бриллиантам, сверкали затаенной страстью; красивый, как бы созданный для поцелуев ротик, тонкий, с горбинкой, нос, дивная шея, тело, напоминавшее своим сложением Милосскую Венеру, — всем этим природа богато одарила Аделину Барберини, обладавшую к тому же еще и прекрасным голосом.
Кто она? Откуда она? Каким образом король познакомился с ней? На эти вопросы могли ответить лишь двое, но они упорно хранили это в тайне. Эти двое были сам король и Аделина.
По поводу этой певицы и танцовщицы ходили самые разнообразные слухи. В Берлине и Потсдаме говорили, будто Аделина родом из очень знатной семьи, будто она родственница чуть ли не самой императрицы Марии Терезии и будто бы она бежала к прусскому королю, заклятому врагу австрийцев, пленившись рассказами о его уме и геройстве. Другие говорили, что все это сказки, что Аделина итальянка, отец которой, ленивый праздношатающийся, будто бы умер в Неаполе от голода, что мать ее заставляла с малых лет танцевать и петь, что она в свое время нищенствовала на улицах Неаполя, где за гроши показывала народу свое искусство, что будто бы какой-то великий итальянский маэстро, случайно услышав ее пение, пленился ее красивым голосом, купил девочку у ее матери и сделал из нее артистку. Также утверждали, будто Аделина родом из Франции и что ее в свое время видели в Париже, откуда она явилась в Берлин вместе с труппой артистов. Но все это были одни лишь догадки, судя по тому, что сама Аделина утверждала, что раньше никогда не бывала в Берлине.
Ее, впрочем, можно было с тем же успехом принять за англичанку, американку, венгерку, даже испанку, так как она свободно говорила на всех языках и по ее разговорам было видно, что она во всех этих странах уже побывала.
Большинству публики Берлина и Потсдама редко приходилось видеть или слышать Аделину Барберини. Лишь изредка она выступала на сцене королевского театра в Берлине; обыкновенно она пела и танцевала только для короля, который распорядился выстроить в своем дворце в Потсдаме специальную сцену для нее. Король подарил своей любимице роскошный дворец на рыночной площади, и ходили слухи, будто из его дворца вел потайной подземный ход в апартаменты Аделины Барберини.
Как бы там ни было, во всяком случае Фридрих Великий, отдыхая от своих походов и почивая на геройски заслуженных лаврах, часто бывал во дворце танцовщицы. В такие дни, если окна бывали открыты, прохожие слышали мягкие звуки флейты, аккомпанирующей дивному женскому голосу, и знали, что это великий король предается наслаждению музыкой вместе с таинственной певицей.
Дворец Барберини стоит и поныне, так как такое прочное каменное здание, столь внушительных размеров, не могло обветшать в полтораста лет. Но теперь короли там уже не бывают, в залах не слышно уже шелеста шелковых платьев, по анфиладам комнат уже не ходят лакеи. Словом, блеск канувшей в вечность эпохи померк и здесь, и дворец Барберини низведен до обыкновенного дома, в котором сдаются квартиры внаем. За толстыми стенами дворца уж не раздается больше пения и звуков флейты. Теперь там можно услышать разве только стоны и жалобы на плохие времена и грустные размышления по поводу тяжелых забот, выпадающих на долю отцов семейств.
Герб Барберини удален, и ничто теперь уже не напоминает о ней; с особой тщательностью уничтожено все, что могло бы навести на воспоминания о прежней владелице этого здания.
Что же послужило причиной такой странной перемены? Почему роскошный дворец не перешел во владение наследников Барберини? Почему великий король, воздвигавший памятники всем, кто оказывал ему ценные услуги или украшал его жизнь, предал забвению именно все то, что касалось Аделины Барберини?
Эта печальная и потрясающая тайна была покрыта глубоким мраком. Повесть об этой тайне представляет собою главу из великой, вечной книги о судьбе людской, сплошь наполненной неблагодарностью и коварством. Но в этой повести есть также главы о бесчисленных недоразумениях, о горячей, преданной любви и о заблуждениях гордого сердца.
Да, Фридрих Великий уничтожил славу имени Барберини, но самое имя ее он не мог стереть со скрижалей истории, так как сам соединил это имя со своим собственным. В народе роскошное здание на рыночной площади города Потсдама и поныне носит название дворца Барберини, и оно будет носить его до тех пор, пока не разрушится его последняя колонна.
Несмотря на то, что наступила уже полночь, музыкальная комната дворца Барберини еще была освещена; но занавеси на всех четырех окнах были задернуты, так что на улицы пробивались лишь узкие полосы света. В маленьком золоченом кресле, вблизи камина, сидела красавица Аделина. На ней было соблазнительное светло-серое, вышитое серебром, шелковое платье, а на ногах ее были изящные китайские туфельки.
Аделина Барберини была не молода. Ей было уж лет под сорок.
Но есть женщины, которые не только сохраняют свою красоту до преклонного возраста, но которые в поздние годы бывают так же очаровательны, как и в молодости.
По мягкому ковру, покрывающему весь пол комнаты, неустанно шагал взад и вперед среднего роста человек в военной форме. Он носил прическу подобно всем офицерам тогдашней прусской армии: волосы были у него подобраны в модный в то время кошелек с шелковой лентой, а высокий лоб его был окаймлен мелкими напудренными локонами. Мундир на нем был темно-синий, с красными отворотами и обшлагами; он был в высоких сапогах и носил шпагу с серебряной портупеей. Это был сам король Фридрих II, которого потомство прозвало Великим.
По выражению больших голубых глаз короля видно было, что он сильно волновался.
Он ходил все быстрее и быстрее, не обращая внимания на присутствие Аделины Барберини, и время от времени произносил отрывистые фразы, по которым можно было догадаться, чем были заняты мысли короля.
— Хотят отнять у меня Силезию!.. Три бабы сговорились, чтобы отобрать это сокровище и опозорить меня перед глазами всего мира. Моя противница, красавица Мария Терезия, унизилась до того, что обратилась с просьбой о помощи к содержанке Людовика, к этой подлой твари Помпадур, и, кроме того, она восстановила против меня Екатерину, русскую императрицу. Против меня поднимаются вооруженные народы. Ужасная война будет потрясать всю Европу, но Фридрих Прусский не уступит и сумеет отстоять свое. Задача нелегкая. Бедный мой народ! Ему придется принести большие жертвы. Я и сам был бы рад избежать войны, но у меня имеются в руках доказательства того, что при дворцах Вены, Парижа и Петербурга против меня плетутся злые козни. Я жду дальнейших доказательств, еще сегодня ночью я их жду.
Вдруг король остановился перед Аделиной Барберини. Он взял щепотку табаку из табакерки, так как любил нюхать табак, и торопливо спросил:
— Гонец, которого я ожидаю из Франкфурта, еще не прибыл?
— Нет, ваше величество, — ответила танцовщица. — Но я позаботилась, чтобы он мог немедленно попасть сюда, в эту комнату, как только прибудет.
— Позаботились ли вы о том, чтобы все это дело осталось в строжайшей тайне? — спросил король. — Я приказал курьеру моего Франкфуртского агента прибыть именно в ваш дом, так как я полагаю, что шпионы, которыми окружила меня Мария Терезия, не будут подозревать, что я именно здесь у вас, синьора, занимаюсь государственными делами.
Аделина встала. Глаза ее как-то странно засверкали.
— Все устроено соответственно приказаниям вашего величества, — вполголоса сказала она. — Курьер, которого вы ждете, проедет по реке Гавель в лодке до задних дверей моего дворца. Я распорядилась оставить открытой в течение всей ночи маленькую калитку, которая выходит на реку, и устроила так, что вблизи не будет никого из прислуги, кто бы мог наблюдать за посланцем моего короля. Как только откроется калитка, придет в движение звонок, устроенный позади этого китайского идола на камине. Тогда я выйду навстречу посланцу и приведу его сюда.
— И затем вы оставите меня с ним наедине. Мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз.
— Как будет угодно вашему величеству. В этом доме, как и повсюду в Пруссии, вы полновластный хозяин.
— Имеются ли наготове письменные принадлежности, сургуч и все что нужно? — спросил король. — Весьма возможно, что мне придется поручить курьеру секретное письмо.
— Там на столе приготовлено все, что понадобится вашему величеству для письма.
— Хорошо. Отлично. Вы не только самая красивая, но и самая умная и, кроме того, самая достойная доверия женщина.
При этом король пытливо заглянул в глаза своей собеседнице. Аделина слегка покраснела.
— Великий государь! — страстно воскликнула она. — Вы удостоили меня вашего доверия, и я сочла бы себя подлейшим существом, если бы когда-нибудь обманула это доверие.
Она низко поклонилась, чтобы прикоснуться губами к руке короля, но он предупредил ее и поднес ее обе руки к своим губам.
— А теперь я попрошу вас, синьора, — произнес король, садясь в кресло, — спойте мне что-нибудь. Я взволнован, мои нервы раздражены, а пение успокоит меня, как освежающий ветерок.
— Угодно будет вашему величеству аккомпанировать мне на флейте?
— Нет, в другой раз. Сегодня вы сами аккомпанируйте себе на клавесине.
Аделина села за клавесин, взяла несколько аккордов и запела своим дивным, бархатным голосом грустную, печальную песню. Когда она окончила и последние звуки песни замерли, у Аделины стояли слезы на глазах и она низко опустила голову на грудь. Но она быстро поборола свое волнение, и вскоре лицо ее приняло прежнее спокойное выражение.
Король встал и подошел к певице.
— Вы доставили мне большое удовольствие, синьора, — произнес он, — вероятно, это итальянская песня?
— Нет, ваше величество. Это испанский мотив, я слышала, как пела его моя мать.
— Значит, вы испанка?
— Ваше величество! Умоляю вас, не заставляйте меня отвечать! — воскликнула прелестная Аделина, простирая к королю свои руки. — Вы помните, что обещали мне никогда не расспрашивать меня о моем происхождении и о моей прошлой жизни.
Фридрих в недоумении взглянул на нее.
— Вы для меня полнейшая загадка! — воскликнул он. — Но вы правы. Даже король не должен пытаться найти разгадку, иначе, пожалуй, его постигло бы разочарование.
В этот момент послышался звон колокольчика с той стороны комнаты, где стоял на карнизе камина китайский идол.
— Гонец прибыл! — воскликнула Аделина. — Он уже вошел в мой дом.
— Приведите его немедленно сюда, — приказал король. — Но повторяю: примите меры, чтобы никто не увидел его.
Аделина поклонилась и поспешно вышла из комнаты, взяв с собою свечу из серебряного канделябра. Фридрих Великий скрестил руки на груди и посмотрел вслед уходящей певице.
— Думаю, что она предана мне, — пробормотал он. — Правда, она тоже только женщина, а все женщины слабы, они доступны всяким нашептываниям и искушениям. Но в ее глазах светится преданность мне. Я доверяю ей больше, чем многим из моих придворных.
Он подошел к открытому окну и стал вдыхать полной грудью холодный осенний воздух.
«Вот он, город мой, — подумал он, — он уснул, как спокойно засыпает ребенок на руках отца. Вся моя страна подобна такому ребенку, а я — отец и должен заботиться о ней. Я не хочу воевать, чтобы пожинать новые лавры и делать новые завоевания. Александр Великий достоин удивления, но государь, подобный моему отцу Фридриху Вильгельму I, который преумножил государственную казну, создал боевое войско и дал возможность процветать торговле и промышленности, — такой государь заслуживает боготворения. Я хотел бы идти по его следам, хотел бы быть миротворцем, содействовать искусству, наукам и промышленности, но политический горизонт заволакивается черными тучами. Россия, Австрия и Франция сообща хотят уничтожить меня; они стремятся к тому, чтобы прусский король снова превратился в маленького маркграфа Бранденбургского. Но этому не бывать. Пруссия будет великим государством. Придет время, она будет стоять во главе европейских держав. Мне кажется, я вижу, как поднимается завеса будущего. Моя Пруссия перещеголяет все другие государства. Почем знать — теперь Фридрих Барбаросса еще спит в Кифгейзере, еще черные вороны кружат возле его горы. Но настанет время, он проснется, и если когда-либо снова германский император возложит на свою главу корону — то это будет отпрыск дома Гогенцоллернов».
Королю с трудом удалось побороть охватившее его сильное волнение. Но он был спокоен, как всегда, когда отворилась дверь и на пороге появилась стройная фигура давно ожидаемого курьера. За его спиной на секунду показалась Аделина Барберини, но она тотчас же скрылась, закрыв за собой дверь.
Король сложил руки на спине и, как делал это всегда в таких случаях, подошел совсем близко к вошедшему, смерив его с головы до ног пытливым взглядом.
Человек этот был прекрасно сложен. На нем был дорожный красный мундир курьера и белые лосины. Пышные рыжие волосы были подобраны под картуз, который он снял, когда король подошел к нему.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Но вдруг король вполголоса спросил:
— Вы переодетая женщина?
— Точно так, ваше величество, — ответила рыжая Адельгейда, жена висбаденского палача.
— Тот, кто послал вас, очень предусмотрителен и осторожен, — сказал король. — Назовите мне его имя.
— Андреас Зонненкамп, купец во Франкфурте-на-Майне.
— Совершенно верно. Он и есть. Вы привезли мне письмо?
Адельгейда передала королю письмо, которое Зонненкамп поручил ей доставить. Король взял письмо и подошел к письменному столу.
— Благополучно ли вы добрались сюда? — спросил он. — Не напал ли кто-нибудь на вас в дороге, не преследовал ли? Мои враги не дремлют, им очень хотелось бы поймать моих курьеров, чтобы узнать, что я думаю, что намерен делать и какие у меня планы.
— Нет, ваше величество, — ответила Адельгейда. — Я доехала быстро и без приключений, а так как господин Зонненкамп снабдил меня паспортом, то и полиция не чинила мне затруднений.
Король уже не слушал ответа. Он сел в кресло и вскрыл письмо.
При письме препровождались копии переговоров, которые велись между Австрией, Россией и Францией. Глаза короля расширились и приняли какой-то стальной оттенок. На лице его появилось выражение железной решимости.
— Итак, война, — глухо произнес он. — Они хотят войны. Да будет война! Они спешились и только того и ждут, чтобы напасть на меня и разбить. Но я расстрою их планы. Мария Терезия еще не окончила свои вооружения. Однажды я уже напал на нее врасплох и отнял у нее Силезию, — я снова нападу на нее столь же неожиданно. Я заставлю их дрожать предо мною.
Король вскочил и быстро начал ходить взад и вперед по комнате. Вдруг он подошел к столу, сел и начал писать. Он так углубился в свою работу, что, казалось, совершенно забыл об Адельгейде, которая стояла у дверей не шевелясь.
Спустя приблизительно полчаса король окончил письмо. Он закрыл его, поставил на конверт сургучную печать и подозвал к себе Адельгейду.
— Зонненкамп пишет, что вы человек надежный и преданный, — сказал он. — Сегодня же ночью вы должны выехать из Потсдама и постараться вернуться во Франкфурт-на-Майне как можно скорее. Вот в этом письме на имя Зонненкампа находится другое, для английского правительства. Зонненкамп доставит его по назначению в Лондон. Вместе с этим письмом я вручаю вам благо страны и короля. Как вас зовут?
— Адельгейда Фукс.
— Вы замужем?
— Да, — еле слышно ответила Адельгейда, опуская глаза.
— Кто такой ваш муж? Чем он занимается?
— Он палач в Висбадене.
Король как будто задумался.
— Отвратительное занятие, — сказал он наконец, — презренное, поганое, но далеко не бесполезное. Много есть негодяев, которых следовало бы повесить. Так вот, Адельгейда Фукс, если вы доставите в целости письмо это Зонненкампу, то вы приобретете право на королевскую милость. Я исполню всякую вашу просьбу. Ступайте, идите. Скорей!
Рыжая Адельгейда опустилась на одно колено и хотела поцеловать руку короля. Вследствие ли инстинкта, спасшего короля уже не раз от грозившей опасности, вследствие ли брезгливости, испытываемой от соприкосновения с женой палача, — так или иначе король быстро вырвал свою руку.
Адельгейда вышла из комнаты. В следующей комнате ее ожидала Аделина Барберини.
— Идите за мной, молодой человек, — сказала Аделина. — Я выпущу вас из дома тем же путем, каким вы вошли. Ну что, вы исполнили ваше поручение?
— Исполнил.
— Вероятно, вы останетесь на несколько дней в Потсдаме? Вы здесь никого не знаете, но я вам дам в проводники кого-нибудь из моих людей, чтобы вы могли осмотреть достопримечательности города.
— Благодарю вас, — отказалась Адельгейда. — Я сегодня же ночью уезжаю.
— Туда, откуда вы приехали? Во Франкфурт?
— Да, туда.
— Вероятно, его величество передал вам письмо для того, кто послал вас сюда?
— Да, передал.
— Войдите на минутку в эту комнату, — предложила Аделина, — там приготовлена закуска и вино. Подкрепитесь, а то вам ехать далеко.
— Благодарю вас, госпожа, — холодно ответила Адельгейда, которой чрезмерная любезность певицы показалась подозрительной, — но мне нельзя терять времени.
— Как хотите. Ведь дорогу во Франкфурт вы знаете. Вероятно, вы поедете через Магдебург, Галле и Эрфурт?
— Я поеду ближайшей дорогой.
Аделина не стала больше расспрашивать. Вместе с курьером она вышла к маленькому заднему крыльцу двора, выходившему на реку.
— Покойной ночи, — сказала рыжая Адельгейда. — Не беспокойтесь больше, госпожа, я и один найду дорогу.
Она вышла на террасу, выстроенную над рекой. С террасы вниз спускалась веревочная лестница к лодке, которая была привязана к тумбе. Адельгейда спустилась по веревочной лестнице в лодку и отчалила. Она изо всей силы налегла на весла.
«Эта красивая танцовщица короля мне не нравится, — думала она, — слишком уж она любопытна. Правда, слывет приближенной короля, но ведь она женщина, и потому я не доверяю ей, так как я сама женщина».
Проплыв некоторое время в лодке, Адельгейда вышла на берег и пошла по темным улицам. В одном из маленьких переулков она вошла в какой-то одноэтажный домик. Это был один из трактиров, пользовавшихся весьма дурной славой, где бывали лишь матросы, бродяги и разный сброд.
Адельгейда направилась к конюшне, вывела оттуда своего коня и вскочила в седло. За комнату она уже расплатилась заранее.
Избегая по возможности всякого шума, она выехала из города, не подгоняя коня, копыта которого были обернуты парусиной.
Выехав на дорогу, она сняла парусину с копыт, пришпорила коня и понеслась сломя голову вперед, к Магдебургу.
Закутавшись в широкий плащ и высоко подняв воротник, король вышел из дома певицы, чтобы вернуться к себе во дворец. Фридрих Великий, отправляясь к Барберини, всегда шел туда один, тем более что он мог свободно без охраны ходить по улицам столицы, не рискуя подвергнуться нападению убийц, так как каждый подданный его во всякое время был готов пожертвовать для своего короля жизнью.
Проходя по рыночной площади, король дошел до огромного обелиска, который возвышался на самой ее середине. Вдруг он остановился.
Из-за обелиска выскочила какая-то темная фигура. Король даже отшатнулся. Он закутался плотней в свой плащ и пытливо взглянул на незнакомца, остановившегося в нескольких шагах от него. По-видимому, это был мужчина, но столь нежного телосложения, что можно было принять его за девушку.
Незнакомец вынул из-под плаща сложенную вчетверо записку и протянул ее королю. Затем он быстро скрылся в одном из переулков, выходивших на рыночную площадь.
«Значит, это тайное послание, — подумал король, — а может быть, просто какое-нибудь прошение о помиловании, о денежной помощи. Впрочем, посмотрим».
Он развернул записку и прочитал ее при свете луны. В ней было лишь несколько слов, а именно:
«Великий король! Не доверяй Аделине Барберини. Она авантюристка. Мало того, она шпион Марии Терезии. Она предает тебя и обманывает твое доверие.Король обернулся и молча посмотрел на роскошный дворец, подаренный им певице. Там было все тихо, не виднелось ни малейшего огонька, и только свет луны отражался в зеркальных окнах.
Верноподданный».
Фридрих разорвал записку на мелкие кусочки.
— Это гнусная клевета, — злобно пробормотал он, — мне уже не в первый раз приходилось видеть такие примеры. Всякого, кто пользуется милостью короля, окружает ненависть и зависть. Но я верю Аделине и презираю клеветников, которые пускают свои стрелы из-за угла.
Король разбросал по ветру клочья бумаги, а затем благополучно дошел до своего дворца.
Глава 20
РАЗБОЙНИКИ С БОЛЬШОЙ ДОРОГИ
Едва только король вышел из дворца Барберини, как танцовщица вошла в музыкальную комнату и оглянулась по сторонам. Она была сильно взволнована, и сердце ее лихорадочно билось. Поспешно наклонилась она над столом, за которым писал король. Там лежал большой лист белой промокательной бумаги. Аделина внимательно рассмотрела этот лист и вскрикнула от радости. Король воспользовался этой бумагой, чтобы просушить написанное им письмо, прежде чем передать его жене палача для представления Зонненкампу. На промокательной бумаге видны были оттиски написанного.
Аделина подошла с листом бумаги в руке к большому зеркалу, по обеим сторонам которого горели свечи в канделябрах. Она поднесла бумагу к зеркалу, так что написанные королем слова довольно ясно отражались в нем. Так прошло несколько минут, пока Аделина разбирала написанное.
— Я предчувствовала, — наконец произнесла она дрожащим от волнения голосом. — Он знает все. Его шпионы донесли ему обо всем. Из Саксонского министерства похищены копии с протоколов переговоров, состоявшихся между моей великой государыней, Россией и Францией. Теперь он отправил английскому правительству письмо с просьбой ссудить ему несколько миллионов талеров на военные нужды. Но я могу разобрать лишь несколько строк, да и то лишь отрывками, а в письме короля, несомненно, есть еще много важных вещей, о которых должна быть извещена Мария Терезия.
Аделина подошла с листом бумаги в руке к большому зеркалу, по обеим сторонам которого горели свечи в канделябрах. Она поднесла бумагу к зеркалу, так что написанные королем слова довольно ясно отражались в нем. Так прошло несколько минут, пока Аделина разбирала написанное.
— Я предчувствовала, — наконец произнесла она дрожащим от волнения голосом. — Он знает все. Его шпионы донесли ему обо всем. Из Саксонского министерства похищены копии с протоколов переговоров, состоявшихся между моей великой государыней, Россией и Францией. Теперь он отправил английскому правительству письмо с просьбой ссудить ему несколько миллионов талеров на военные нужды. Но я могу разобрать лишь несколько строк, да и то лишь отрывками, а в письме короля, несомненно, есть еще много важных вещей, о которых должна быть извещена Мария Терезия.