Резник Майк. Пророчица

   — Вы спасли ему жизнь, сэр, — возразил помощник со страстью фанатика. — Мы готовы исполнить любые ваши приказы.
   — Дело в том, что я плохо представляю, какие приказы следует отдавать в такой ситуации, — мрачно сказал Ломакс. — Я полагаю, мы должны сбросить бомбу, но, если верить компьютеру, для этого нам придется расстаться со всем боезапасом. — Он помолчал и добавил: — Не хотелось бы тратить заряды впустую. Мы и так атакуем силами меньшими, чем следовало бы. А Пророчица — это сам дьявол, самый серьезный противник во всей Галактике, так что нам может понадобиться все оружие, которым мы обладаем.
   — Есть один вариант, сэр.
   Я уже начал беспокоиться, придет ли он тебе в голову.
   — Изложите его, — сказал он вслух.
   — Экипаж можно погрузить на посадочные челноки и оставить их в космосе под прикрытием флота, в то время как мы с вами останемся на борту и постараемся обезвредить бомбу.
   — Отличная мысль! — воскликнул Ломакс. — Распорядитесь об эвакуации. Я хочу, чтобы экипаж покинул корабль в течение пятнадцати минут. — Помолчав, он добавил: — Включая вас.
   — Прошу разрешения остаться на борту, сэр.
   — В разрешении отказываю.
   — Я настаиваю, сэр. Один из нас будет вынужден спуститься вниз в оружейный отсек и попытаться разрядить бомбу, а другой в это время должен следить за курсом корабля.
   — Я поставлю его на автопилот.
   — Это хорошо для глубокого космоса, сэр, но мы находимся в зоне боевых действий. Вас могут атаковать.
   — Сомневаюсь.
   — Вы же сами только что говорили, что Пророчица — самый страшный враг, с которым нам когда-либо приходилось сталкиваться, сэр.
   Ломакс понял, что дальнейшие возражения могут вызвать у помощника подозрения. Однако ему было важно, чтобы экипаж как можно скорее покинул корабль, пока кто-нибудь не обнаружит, что в действительности произошло.
   — Хорошо, — сказал он. — Вы можете остаться. А теперь проследите за эвакуацией и доложите мне, когда она закончится. А я продолжу попытки отключить спусковой механизм отсюда, с командного поста.
   Помощник отдал честь и ушел. Ломакс закурил небольшую сигару и притворился, что работает за пультом управления, пока мостик полностью не опустел. Он наблюдал на обзорном экране, как посадочные челноки отваливали от корабля один за другим, пока корабль не покинул последний член экипажа и не остались только он и его помощник.
   — Эвакуация произведена, сэр.
   — Отлично, — сказал Ломакс.
   — А теперь я спущусь вниз и посмотрю, смогу ли я обезвредить заряд, сэр.
   — Будьте там поосторожней, — напутствовал его Ломакс.
   — Да, сэр.
   Помощник ушел, и Ломакс закурил следующую сигару, надеясь, что Пророчица способна смотреть достаточно далеко в будущее и поэтому поймет, что его корабль не представляет для. нее угрозы.
   Помощник вернулся минут через десять с выражением недоумения на лице.
   — Сэр?
   — Да?
   — Насколько я могу судить, в бомбе отсутствуют неисправности.
   — Вы хотите сказать, что разрядили ее?
   — Да, но похоже, что ее специально перевели во взведенное состояние отсюда.
   — Вы уверены?
   — Да, сэр. С вашего пульта.
   Ломакс выхватил свой пистолет.
   — Тебе следовало покинуть корабль вместе с остальными.
   — Не понимаю, сэр.
   — Ты хороший парень, и мне, право, жаль делать это.
   Он выстрелил. Человек издал короткий удивленный крик и замертво упал на палубу.
   После этого, сделав все, что было в его силах, чтобы убедить Пророчицу в том, что его корабль не собирается принимать участие в роковой битве, Ломакс стал ждать развязки.

ГЛАВА 29

   В первые тридцать секунд так называемого сражения на семидесяти четырех кораблях Помазанного отказали системы жизнеобеспечения, еще восемьдесят были уничтожены при самопроизвольном взрыве боезапасов: в противоположность кораблю Ломакса детонаторы действительно сработали.
   Метеоры уничтожили еще двадцать семь кораблей. Комета, сошедшая со своего неизменного курса, вывела из строя девятнадцать других. На одном из кораблей вышел из строя компьютер, управляющий вооружением; звездолет успел уничтожить тридцать семь соседних кораблей, пока, в свою очередь, не был уничтожен ответным огнем.
   — Что происходит? — требовал ответа Помазанный с искаженным яростью и ужасом лицом. — По нам никто не стреляет, однако наши ряды тают. — Он пристально вглядывался в сине-зеленый шарик планеты Моцарт, вращающийся на его обзорном экране. — Это же всего-навсего одна-единственная женщина! Так что же происходит?
   А в миллионах миль от него Пенелопа Бейли, блуждая взглядом по небу, улыбалась и шептала:
   — Глупыш, это только начало. Твой час еще не пришел. Сперва ты должен осознать всю глупость своего нападения. Когда все твои последователи будут уничтожены, когда все твои корабли мертвыми кусками металла улетят в глубины космоса, тогда я наконец займусь тобой.

ГЛАВА 30

   После получения разрешения на посадку от скучающего работника космопорта, которому и в голову не могло прийти, что в миллионах миль над его головой в разгаре самое настоящее сражение, корабль Айсберга сошел с околопланетной орбиты и нырнул вниз, к поверхности Моцарта. Он не беспокоился о том, что его корабль могут обстрелять во время захода на посадку. Айсберг знал, что каковы бы ни были «оборонные укрепления», воздвигнутые Пенелопой Бейли, они не носили военного характера. Что касается местных властей, то им вообще до него не было никакого дела, он был готов спорить, что никто из чиновников и понятия не имел ни о том, что военный флот Помазанного стремительно приближается к планете, ни о том, что в данный момент один за другим его корабли превращаются в груды обломков.
   Когда до поверхности планеты оставалось порядка пяти миль, он нажал на кнопку и выпустил три парашюта на случай, если Пенелопа сможет оторвать свое внимание от армады тяжеловооруженных кораблей и посвятить несколько секунд ему. Но посадка прошла гладко, и Айсберг спустился в трюм, чтобы захватить приготовленный груз.
   На то, чтобы собрать все, что он намеревался взять с собой, ушло почти двадцать минут. Он прикрепил предметы к жилету свободного покроя, который прихватил с собой, потом надел его на себя, запахнул сверху просторное пальто, после чего наконец выбрался из корабля.
   Представитель властей уже ждал его.
   — Добро пожаловать на Моцарт, — сказал он.
   — Спасибо.
   — Вы довольно долго не выходили из корабля, — озадаченно заметил чиновник. — Все в порядке? Может, вам требуются ремонтники?
   — Нет, — ответил Айсберг. — Мне просто надо было кое-что переставить в грузовом отсеке.
   — Вам потребуется дозаправка или место в ангаре?
   — Нет, — ответил Айсберг. — Я надеюсь закончить свои дела на этой планете до наступления темноты.
   — Хорошо, но в противном случае вам придется заплатить две сотни кредиток за то, что вы оставили свой корабль на поле.
   Айсберг сунул руку в карман, вытащил пачку банкнот и отделил от нее пару бумажек.
   — Вот, — сказал он, протягивая их чиновнику. — Вы сможете вернуть их мне сегодня вечером, когда я буду улетать.
   — Я выпишу вам квитанцию, пока вы будете проходить таможенный контроль, — сказал служащий, заложив банкноты между страницами небольшой записной книжки.
   — А где таможня?
   — На первом этаже диспетчерской башни, — ответил служащий, вводя Айсберга в зал и подводя его к столу, за которым сидела красивая женщина в униформе.
   — Назовите, пожалуйста, себя.
   Айсберг вытащил титановую карточку паспорта и положил ее на стол.
   — Карлос Мендоса.
   Она пропустила карточку через считывающее устройство, подождала несколько секунд, пока компьютер просканирует сетчатку Айсберга и подтвердит идентичность с информацией в паспорте, и вернула ему карточку.
   — Можно узнать цель вашего визита, мистер Мендоса?
   — Я здесь, чтобы закончить кое-какие старые дела, — ответил он.
   — Имя того, с кем вы собираетесь встретиться?
   — Пенелопа Бейли.
   Она оторвалась от компьютера и внимательно посмотрела на него.
   — Мисс Бейли знает, что вы собираетесь с ней встретиться?
   — Я буду очень сильно удивлен, если нет, — ответил Айсберг.
   — Хорошо, мистер Мендоса, вам разрешается находиться на Моцарте в течение сорока дней, если вы захотите продлить свое пребывание здесь, то должны поставить об этом в известность наш офис.
   — Благодарю вас.
   — Официальная валюта на Моцарте — кредитки Республики, но мы также принимаем рубли Нового Сталина, доллары Марии Терезии, доллары Нью-Зимбабве и фунты Дальнего Лондона. Если у вас есть какая-либо другая валюта, пожалуйста, декларируйте ее вот здесь, — она подала ему официальный бланк, — и записывайте все ваши сделки по переводу денег из одной валюты в другую.
   Айсберг просмотрел бланк документа, аккуратно согнул его пополам и сунул в карман пальто.
   — Добро пожаловать на Моцарт, мистер Мендоса, — сказала женщина. — Температура сегодня 28 градусов Цельсия, что соответствует 542 градусам по шкале Ранкини, 22 градусам по шкале Реомюра, или 83 градусам по шкале Фаренгейта. — После секундной паузы она добавила: — Возможно, вы сочтете свое пальто довольно теплым для такой погоды.
   — Я не собираюсь носить его, не снимая, — ответил Айсберг. — Как добраться отсюда до города?
   — Общественный транспорт курсирует между городом и аэропортом раз в два часа. — Она взглянула на свои часики. — Боюсь, экипаж только что ушел. Если не хотите ждать, то обычно перед космопортом дежурит несколько такси.
   — Спасибо, — сказал Айсберг. Он повернулся, пересек зал и вышел через главный вход. Перед входом оказалось единственное такси, и он тут же сел в него.
   — Куда едем? — спросил водитель.
   — Мне нужно добраться до одного частного владения, — ответил Айсберг. — У вас есть справочная система?
   Водитель нажал кнопку, и примерно в двух футах перед Айсбергом появился голографический экран.
   — Просто назовите имя, и адрес этого человека появится в верхней части экрана, а в правом нижнем углу — стоимость проезда: в одну сторону и с учетом обратного рейса, — объяснил водитель.
   — Пенелопа Бейли.
   Адрес мгновенно появился на экране, а также карта с указанием семи или восьми возможных маршрутов; потом на экране остался лишь самый короткий, а внизу появилась такса: сорок восемь кредиток за поездку в один конец и восемьдесят восемь за поездку туда и обратно.
   — Она живет в порядочной глуши, верно? — заметил водитель.
   Аналогичная карта с маршрутом появилась и на его приборной панели.
   — Полагаю, да, — ответил Айсберг. — Я раньше не бывал здесь. Сколько времени займет дорога?
   Водитель бросил взгляд на карту.
   — Минут двадцать — двадцать пять, если не попадем в пробку.
   — Пробку? На этой планете?
   — Я имею в виду колонну комбайнов, переезжающую с одной фермы на другую, — объяснил водитель. — Тогда нам придется плестись у них в хвосте. — Помолчав, он спросил: — Ну что, мы едем?
   — Да.
   Машина помчалась прочь от космопорта.
   — Только туда или в оба конца?
   — Только туда, — ответил Айсберг. — Если мне понадобится добраться обратно, я вызову машину.
   — Запомните мой номер и заказывайте его.
   — Я так и сделаю, — пообещал Айсберг.
   Они проехали в молчании почти двадцать минут, миновали город и свернули на одну из пригородных дорог. Айсберг наклонился вперед, вглядываясь в экран с картой.
   — Сколько осталось? — спросил он.
   — Мили две, пожалуй.
   — Когда останется миля, останови.
   — Зачем?
   — Хочу избавить тебя от проблем с двигателем.
   — У меня нет никаких проблем с двигателем.
   — Никогда не знаешь наперед, — сказал Айсберг, протягивая водителю бумажку в сто кредиток.
   — Хозяин — барин, — ответил водитель, пожимая плечами.
   Минуту спустя машина затормозила у обочины дороги и Айсберг вышел.
   — Если верить карте, дом окажется за следующим поворотом. — Вы уверены, что мне не стоит ждать вас?
   — Уверен.
   — Ладно. — Он помолчал. — Судя по тому, что болтают в городе, леди, которой вы собираетесь нанести визит, очень странная. Не знаю уж, какие у вас с ней дела, но все равно желаю удачи.
   — Спасибо, — сказал Айсберг. — Возможно, удача мне действительно не помешает.
   Машина развернулась и направилась обратно в космопорт, а Айсберг зашагал вдоль поля, засеянного гибридной кукурузой, к дому Пенелопы Бейли. Когда наконец показалась крыша дома, он снял пальто и оставил его валяться в канаве у обочины.
   Айсберг остановился, раскурил сигару, глубоко затянулся, наслаждаясь первой затяжкой. Потом пошарил рукой у себя на жилете и включил два микропереключателя. Сделав это, Айсберг продолжил свой путь и уже через пять минут был у цели.
   Он подошел к парадной двери и, подергав ручку, обнаружил, что дверь заперта. Так как он был уже не в той форме, чтобы вышибать двери, то осторожно обогнул дом. Там он увидел молодую белокурую женщину, стоявшую к нему спиной возле небольшого пруда. Ее глаза блуждали по небу, каждые несколько секунд находя видимую только ей новую цель.
   — Добро пожаловать, Айсберг, — сказала она, не оборачиваясь. — Я ждала этого момента много лет.
   — Не сомневаюсь, — ответил Айсберг, останавливаясь.
   — Мне осталось уничтожить последние сорок кораблей, — объявила она, — и после этого я буду полностью в твоем распоряжении. — Минуту спустя она пробормотала: — Теперь уже двадцать три, девятнадцать, семнадцать… Айсберг, должна отметить, в этот раз ты проявил незаурядную изобретательность, чтобы добраться до меня.
   — Мне повезло.
   — Тебе повезло бы еще больше, если бы ты оставался на своей планете, — ответила она, по-прежнему пребывая в полной неподвижности. — Восемь… семь… уже четыре… — Она опять замолчала на несколько секунд. — Все, остался единственный корабль — корабль Помазанного. — Наконец она повернулась к Айсбергу. — Ну как, позволим ему прожить немного дольше, чтобы он мог в полной мере осознать масштабы своего поражения?
   — Мне нет до него никакого дела, — ответил Айсберг.
   — Да, конечно. Моисей Мухаммед Христос волнует тебя ничуть не больше, чем меня. — Она помолчала, глядя прямо в глаза Айсбергу. — Тогда давай займемся нашими с тобой делами. Я всегда знала, что рано или поздно это случится.

ГЛАВА 31

   Айсберг разглядывал молодую женщину, стоящую перед ним.
   — Пенелопа, я помню тебя трогательной маленькой девчушкой, — сказал он, мысленно возвращаясь к их первой встрече. — Маленькой, испуганной, уязвимой. — Он помолчал и добавил: — Мне следовало убить тебя тогда.
   Она улыбнулась.
   — Это тебе вряд ли бы удалось.
   — Возможно, — согласился он. — Уже в то время ты вполне могла постоять за себя.
   — Сейчас тоже, — ответила она. — С тех пор я стала старше и значительно сильнее.
   — Да, Пенелопа, эти годы не прошли для нас даром, — сказал Айсберг, выдержав ее пристальный взгляд. — Ты обрела силу, я — мудрость.
   — Стал ли ты достаточно мудрым, чтобы убить меня? — с усмешкой спросила она.
   — Думаю, да, — ответил он абсолютно серьезно.
   Она рассмеялась.
   — Чтобы расправиться с тобой, мне даже не понадобится мое могущество. Ты не стал мудрее, просто постарел, вот и все. Ты толстый хромоногий старик. Ты запыхался и весь вспотел, пока неспешным шагом отмерял свою последнюю милю. Твое сердце бьется чаще, кровь стучит в висках, и ты никак не можешь восстановить дыхание. Мне ничего не стоило бы убить тебя просто голыми руками.
   — Погляди в будущее, и ты увидишь, что произойдет в этом случае, — предложил Айсберг.
   — Ты умрешь.
   — Но не один.
   — Ты имеешь в виду свой жилет.
   — Если ты ударишь меня или выстрелишь в меня, я упаду. А если я упаду, то за какие-то полсекунды все карты Моцарта устареют. Взрывчатки, закрепленной на моем теле, хватит, чтобы образовался кратер диаметром в двадцать миль с центром в этом месте.
   Она посмотрела на него.
   — Итак, четыре миллиона человек погибли этим утром лишь для того, чтобы позволить тебе приблизиться ко мне со своими планами и своей взрывчаткой, и после этого ты еще называешь меня монстром?
   — Я никак не называю тебя, Пенелопа, — сказал он. — Я палач твой, а не судья.
   — И ты действительно уверен, что это будет так просто? — спросила она. — Неужели ты думаешь, что не найдется ни одного варианта будущего, в котором детонатор не сработает, а взрывчатка не | взорвется?
   Айсберг почувствовал пустоту в желудке, как в тот момент, когда уже выпрыгнул с самолета, а парашют еще не раскрылся.
   — Ты блефуешь, — сказал он, но при этом в голосе его было больше уверенности, чем он на самом деле чувствовал.
   Она безмятежно покачала головой.
   — Мне нет никакой необходимости блефовать. Я могла привести твою взрывчатку в негодность в любой момент.
   — Но ты не сделала этого? — нахмурившись, сказал он.
   — Нет, Айсберг, не сделала. — Она посмотрела на него долгим, пристальным взглядом. — Ты ведь приготовился умереть сегодня, не так ли?
   — Да.
   — Я тоже, — ответила она. — Наши смерти, как и наши жизни, тесно переплелись. — Она помолчала и добавила: — Но сперва я хотела бы поговорить с тобой.
   Он выглядел удивленным.
   — О чем нам с тобой говорить?
   — О, о многих вещах, — ответила она. — Это так странно: я испытываю к тебе чувство ненависти, но в то же время чувствую, что ближе к тебе, чем к кому-либо другому из живущих. И ты единственный никогда не лгал мне. — Она продолжила после паузы: — Угрозы нападения больше нет. У нас теперь сколько угодно времени на разговоры, — тут Пенелопа иронично улыбнулась, — вся оставшаяся жизнь. И у меня есть к тебе несколько вопросов.
   — Какие вопросы? — подозрительно спросил он.
   — Самые простые.
   — Ладно. Давай спрашивай.
   — Почему все живое сторонится меня? Не только люди, но и животные. — Она запнулась и выдавила из себя: — Даже щенки.
   Айсберг был застигнут врасплох. Это был не тот вопрос, которого он ожидал. Наконец Айсберг ответил:
   — Потому, что ты не такая, как все, — сказал он. — Потому, что ты больше не человек.
   — Среди людей встречаются хромые и старые, слабоумные и с врожденными уродствами, — сказала Пенелопа. — Но все они живут со своими семьями. Почему из всех сыновей и дочерей вашей расы я одна была изгнана?
   — Потому, что никто из неудачников, к которым ты себя причисляешь, не обладает могуществом, дающим возможность по своей прихоти уничтожать целые планеты. Ты же не только обладаешь могуществом, но и постоянно его применяешь.
   — Только для того, чтобы защитить себя. — Она помолчала. — Тебе известно, что ни один человек не рискнул дотронуться до меня с того дня, как Мышка умерла почти двадцать лет назад?
   — Нет, — сказал Айсберг. — Я не знал этого.
   — Котята шипят, а щенки прячутся, — продолжала она. — Птицы улетают прочь. Даже пресмыкающиеся в моем саду уползают, скрываясь в норах, когда я появляюсь.
   — У меня нет лучшего ответа, — сказал Айсберг, испытывая неловкость. До его ушей доносился звук двигателя работавшего где-то неподалеку трактора. — У тебя есть еще вопросы?
   — Ты ненавидел меня с первой минуты нашей встречи, — сказала она. — Почему? Что такого я тебе сделала?
   — Пенелопа, я вовсе не ненавижу тебя, — ответил он. — Невозможно ненавидеть всплеск радиации, угрожающий твоему кораблю, или метеоритный поток, падающий на твою планету. Если ты один в джунглях, то не ненавидишь хищников, подкрадывающихся к тебе среди ночи. Ничто из вышеперечисленного не является ни хорошим, ни плохим. Они всего лишь сила природы, и если хочешь выжить, ее надо преодолеть. — Помолчав, он добавил: — У меня к тебе нет ни капли ненависти. Я не таю на тебя зла. Я обвиняю тебя только в одном — в смерти Мышки.
   — Она не оправдала мое доверие.
   — Ты была ребенком, — ответил он. — Ты не понимала тонкостей. Ты не могла до конца понять, что происходит. — Он вновь на какое-то время замолчал, но потом продолжил: — Она любила тебя так, как если бы ты была ее дочерью. Единственная причина, приведшая к ее смерти, — непонимание твоей сущности. Она считала, что спасает тебя, словно тебя можно было убить, как простого человека.
   Пенелопа молчала.
   — Я очень давно не вспоминала о Мышке, — наконец сказала она.
   — А я вспоминал о ней каждый день.
   — Ее смерть доставила тебе столько страданий?
   — Да.
   — В таком случае я частично отплатила тебе за боль, которую ты доставил мне.
   Он смотрел на нее и ничего не отвечал.
   — Она правда любила меня? — спросила Пенелопа, тоже помолчав.
   — Да.
   — Хотелось бы знать, полюбит ли кто-нибудь когда-нибудь меня опять? — задумчиво выговорила она:
   Айсберг покачал головой.
   — Нет.
   — Наверное, ты прав, — ответила она. — Знаешь, каково смотреть в будущее, в котором нет ни одного любящего тебя человека? Будущее, в котором каждый представитель твоего вида относится к тебе с опаской, как будто ты зверь и тебя надо сторониться?
   — Нет, — ответил Айсберг. — И не завидую никому, кто испытает подобное.
   — Айсберг, я никогда не просила этого дара, — сказала она. — Все, что я хотела, это быть нормальной девчонкой, играть с другими девочками, любить свою семью. — Она задумалась, вспоминая прошлое. — Свою мать я приводила в ужас. Люди Тридцать Два забрали меня, когда мне было шесть, и они убили моего отца, когда он пытался помешать им. Айсберг, тебе известно, сколько раз с тех пор я играла с детьми своего возраста?
   — Нет.
   — Один-единственный раз, когда мы с Мышкой скрывались от тебя, — с горечью сказала она. — Один раз за всю жизнь! — Неожиданно она вздохнула и добавила: — И через двадцать минут они убежали от меня. — Пенелопа посмотрела на него. — Они всегда будут убегать от меня?
   — Маленькие девочки? — спросил он смущенно.
   — Все.
   — Да, полагаю, будут.
   Она посмотрела на него, и неожиданно маска безразличия и отчужденности исчезла с ее лица.
   — Я думала, что сбежала с Вестерли и Каллиопы, с Гавани Смерти и Ада, — сказала она, — но куда бежать отсюда? Моцарт — всего лишь камера большего размера по сравнению с той, что у меня была на Аде, а Галактика — камера размера большего, чем Моцарт.
   — Невозможно убежать от себя, — ответил он. Она помолчала.
   — Айсберг, знаешь, что интересно?
   — Что?
   — Из всех людей, которых я повидала с тех пор, как взрослой женщиной покинула Ад, ты единственный посмотрел на меня без антипатии. Со страхом — да, как и должен, и с тревогой, но без отвращения.
   — У меня нет к тебе чувства отвращения, — ответил Айсберг. — Другие чувства — да, но не отвращение.
   — А все другие мужчины и женщины испытывают его. Я видела отвращение даже на лице Черной Смерти и в глазах твоего молодого шпиона. — Она опять вздохнула. — Я видела его каждый день на протяжении всей моей жизни, даже в глазах своей матери.
   — Мне очень жаль, — искренне сказал Айсберг.
   — Ты считаешь меня монстром, — продолжила она. — Но ты смотришь на все со стороны. Поверь мне, Айсберг, неизмеримо хуже быть Пенелопой Бейли, чем бояться ее. Я вызываю страх и ненависть при каждом своем появлении. Я такая же узница, как и раньше, попавшая в ловушку своего тела, а это тело попало в ловушку крошечной камеры на Аде. — Она задумчиво прошептала: — Единственным утешением был План.
   — План?
   — Я разрабатывала его несколько лет, — ответила она. — Он возник в моей голове, когда я сидела в камере на Аде, и, с тех пор как обрела свободу, я пыталась воплотить его в жизнь.
   — В чем он заключается? — спросил Айсберг. — Добиться контроля над Республикой? Уничтожить ее?
   — Даже сейчас, в этот последний день нашей жизни, после того как мы о стольком переговорили с тобой, ты так и не начал понимать меня, — с горечью сказала Пенелопа. — У меня нет желания управлять кем-либо. У меня нет армии, я не контролирую политиков, у меня нет сокровищниц с несметными богатствами.
   — Тогда в чем же заключался этот План? — упорствовал Айсберг.
   Пенелопа пристально посмотрела на него.
   — Все гораздо проще, — ответила она. — Сделать так, чтобы больше никогда не родился ни один ребенок с этим проклятым даром. Существовало примерно три сотни мужчин и женщин, состав генов которых позволял им произвести другую Прорицательницу, другую Пифию, другую меня. Я управляла событиями, создавала и разрушала экономику целых планет, меняла целые политические системы — и все это с одной только целью: добиться того, чтобы ни один из этих трехсот человек никогда не встретился с другим, себе подобным. — Помолчав, она сдавленно прошептала: — Айсберг, это мой подарок вашей проклятой Галактике. Самое важное, что человека с даром, подобным моему, больше не родится. У этих людей не отберут ребенка, как это случилось со мной.
   Теперь он пристально посмотрел на нее.
   — Ты готова умереть, не так ли?
   — Скоро, — ответила она. — Осталось еще кое-что, что я должна сделать. — Она на секунду прикрыла глаза и вновь открыла. — Я позволила Моисею Мухаммеду Христосу выжить и бороться дальше. После поражения, которое он потерпел сегодня утром, он больше не сможет повлиять на осуществление Плана. — Пенелопа пожала плечами. — Пусть ваша хваленая Республика покажет, способна ли она господствовать или уже прогнила настолько, что ее время прошло.