Ридпат Майкл. Последний проект

   У меня разболелась голова, и я отправился в ванную, где в стенном шкафчике Лайза хранила «Тайленол». Я извлек из шкафчика бумажный пакет и обнаружил в нем пару пузырьков без этикеток. Открыв один из них, я высыпал себе на ладонь таблетки. На таблетках не было никаких знаков. Забыв про «Тайленол», я принес пузырьки в гостиную.
   — Лайза, что это такое?
   Она подняла на меня глаза и спокойно ответила:
   — «БП-56».
   — «БП-56»?! Но его же еще не испытывали на людях.
   — Уже испытывают.
   — Лайза! Неужели ты не могла дождаться появления добровольцев? Ведь это же может быть опасно.
   — Какая в этом может быть опасность, Саймон? Мы провели самую тщательную проверку препарата на животных. Мы не можем позволить себе терять время на бумажную волокиту с «Управлением контроля лекарств и пищевых продуктов».
   — Но разве подобные эксперименты разрешены?
   — Технически, нет, — ответила она. — И если ты об этом кому-нибудь скажешь, меня ожидают серьезные неприятности. Но в жизни такое происходит постоянно. Доктор Солк, например, чтобы доказать, что его вакцина действует, вспрыснул всем членам своей семьи культуру вируса полиомиелита. Я же ни с чем столь опасным дела не имею.
   — Думаю, Лайза, что это замысел не самый удачный. Почему ты мне ничего не сказала?
   — Я знала, что ты это не одобришь, — вздохнула она. — Но я должна была сделать это, Саймон.
   Я отнес таблетки назад в ванную. Мне было совершенно ясно, что ей не следует, особенно учитывая теперешнее состояние, испытывать на себе новое лекарство. Но в то же время я прекрасно понимал, что убедить её отказаться от опасного эксперимента мне не удастся.
   Зазвонил телефон, и я поднял трубку.
   — Слушаю…
   — Могу я поговорить с Лайзой?
   Это был Эдди. Я не услышал от него ни «привет», ни «как поживаешь?».
   — Сейчас, — сказал я и, обращаясь к Лайзе, добавил: — Это Эдди.
   — Я поговорю с ним из спальни, — заявила она и скрылась за дверью.
   В гостиной супруга появилась лишь двадцать минут спустя.
   — Как он? — поинтересовался я.
   — Говорит, что очень подавлен, — с кислым видом ответила Лайза.
   — И вы снова обсуждали с ним его теории?
   — Когда Эдди хочет говорить о папе, я его слушаю, — ответила она, снова берясь за книгу.
   Меня страшно разозлило, что они толковали за моей спиной обо мне, как о человеке, подозреваемом в убийстве. Однако я прикусил язык. Мне надо было ей кое-что сообщить, и я ждал подходящего момента. Но такой момент за весь вечер так и не наступил. Поэтому я сказал ей о своих планах лишь перед тем, как отправиться спать.
   — В следующий понедельник я лечу с Дайной в Цинциннати. Буду отсутствовать одну ночь.
   — В следующий понедельник? — переспросила Лайза, бросив на меня короткий взгляд.
   — Да. Нам уже приходилось переживать подобное. Я обязан лететь.
   — О’кей, — сказала она и, не произнеся больше ни слова, забралась в постель.
   — Перестань. Я не мог отказаться.
   — Делай то, что должен делать, — пробормотала она и повернулась ко мне спиной.
   — Впредь только так и буду поступать, — буркнул я.

12

   Как и обещал Арт, компания «Био один» уже на следующее утро выступила с официальным заявлением о своих намерениях в отношении «Бостонских пептидов». Придя на работу, я первым делом вытащил на экран монитора службу новостей и познакомился с нашим пресс-релизом. Текст выглядел бы совершенно заурядным, если бы не одна убийственная фраза.
   — Даниэл, — позвал я.
   — Что?
   — Ты видел заявление «Био один»?
   — Да.
   — Что означают слова «…существенное снижение расходов во всех областях деятельности „Бостонских пептидов“?
   — «Био один» считает, что сможет устранить дублирование в работе и соответственно снизить расходы. «Пептиды» могут быть переведены в здание на Кенделл-сквер. Предусматриваются и другие меры.
   — Увольнения, например.
   — Это случается при всех слияниях, — пожал плечами Даниэл. — Ты же слышал, что говорил Эневер.
   — Но зачем заранее трубить об этом на весь мир?
   — А почем бы и нет? Посмотри! — я поднял глаза и увидел, что Даниэл улыбается от уха до уха. — Котировка поднялась до четырех сорока девяти.
   — В таком случае, все в порядке, — сказал я и прижал пальцы к вискам. Лайзе все это крайне не понравится.
   Как и следовало ожидать, объявление о предстоящем слиянии вызвало в «Бостонских пептидах» большое волнение. По коридорам бродили самые разнообразные слухи. Но Лайза для разнообразия в этот вечер оказалась разговорчивой.
   — Люди страшно подавлены, — сказала она. — Многие уже поговаривают об уходе.
   — Неужели Эневер действительно настолько плох?
   — Еще как. Ты знаешь, как его называют в «Био один»?
   — Как?
   — Энима. Что в переводе с медицинского языка на человеческий означает «Клизма».
   — Звучит весьма аппетитно, — это было очень точное прозвище.
   Я хорошо помнил постное выражение его лица и перманентное состояние раздражения.
   — Оказалось, что вовсе не он открыл «Невроксил-5».
   — Но у него, наверняка, имеется на него патент.
   — Патент действительно имеется. По крайней мере у «Био один». Большая часть исследований была проведена в Австралии. В институте, где он работал. Клизма был лишь одним из членов команды. Он привез идею в Америку и здесь же запатентовал.
   — Как же ему удалось вывернуться?
   — Видимо, австралийцы ничего об этом не знали, а если и знали, то не очень волновались. Правда, один из членов исследовательской группы приезжал в США и пытался поднять шум. Но, насколько я знаю, у него ничего не вышло. Если патент выдан, то доказать чужой приоритет практически невозможно. Клизма пригласил себе в подмогу самых крутых специалистов по патентному праву, и те доказали, что «Невроксил-5» имеет некоторые отличия от препарата, разработанного в Австралии.
   — Да, серьезный парень!
   — Именно. Кроме того, ходят слухи, что часть результатов ранних исследований были в «Био один» сфальсифицированы.
   — Боже мой! Не понимаю, почему мы решили его поддержать?
   — Говорит он весьма убедительно, — со вздохом сказала Лайза. — И биржа от него без ума. Думаю, что он попытается подмять под себя «Бостонские пептиды» и приписать все наши заслуги себе.
   Судя по тому, что я видел и слышал, подобный ход событий был весьма вероятен. Рассказать Лайзе о выступлении Эневера я не успел, так как все не мог найти подходящего момента.
   — Надеюсь, что тебя он оставит в покое.
   — А я как раз считаю это маловероятным, — сказала Лайза, бросив на меня усталый взгляд. Затем она включила телевизор и добавила: — Разве ты не собирался сегодня пообщаться с Киреном и ребятами?
   — Ничего. Они обойдутся и без меня. Лучше я побуду с тобой.
   — Обо мне не беспокойся, — сказала она безразличным тоном. — Так что иди…
   — Я могу остаться…
   — Иди, иди.
   И я пошел.
 
   В то время, когда мы с Киреном учились в Школе бизнеса, «Красная шляпа» служила нам постоянным охотничьим угодьем. Это был темный подвальчик, расположенный в каких-то пяти минутах ходьбы от моего теперешнего жилья.
   Когда я вошел, Кирен был уже там, так же как и полдюжины других наших соучеников, устроившихся на работу в Бостоне или его ближайших окрестностях. Даниэла среди них не было. Он и в свою бытность студентом неохотно посещал наши сборища, а после окончания Школы бизнеса стал их откровенно избегать. На столе то и дело появлялись и столь же быстро исчезали кружки пива. Поначалу беседа текла в довольно унылом русле. Молодые бизнесмены говорили о любимой Школе бизнеса, об своих инвестиционных банках, о венчурном капитале, технике оплаты чеков и прочих столь же увлекательных предметах. Однако с числом выпитых кружек высокоумный уровень беседы заметно снизился, и бывшие школяры, как положено, принялись обсуждать девочек, выпивку и спорт. Я совершенно забыл смерть Фрэнка, домогательства сержанта Махони и служебные проблемы Лайзы. Моя голова приятно кружилась, а сознание слегка затуманилось.
   Ушел я довольно рано и примерно в половине одиннадцатого уже был дома, чтобы улечься спать. Но сделать это мне не удалось.
   Лайза сидела на диване. На ней был спортивный костюм для бега трусцой. Моя жена рыдала.
   — Лайза! — воскликнул я и пошел к ней, чтобы сесть рядом.
   — Не приближайся ко мне! — выкрикнула она.
   — О’кей, — сказал я, остановившись на полпути. — Что случилось?
   Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но, не издав ни звука, прикусила нижнюю губу. По её щекам ручьем лились слезы. Я двинулся к ней.
   — Я же сказала, не приближайся ко мне!
   — О’кей, о’кей, — произнес я, поднял руки в успокоительном жесте и, отступив, уселся в кресло и принялся ждать.
   Лайза рыдала. Подавив через некоторое время всхлипывания, она набрала полную грудь воздуха и выпалила:
   — Я нашла его, Саймон!
   — Нашла что?
   — А разве ты не догадываешься?
   — Нет. Скажи, что!
   — Револьвер. Револьвер, из которого застрелили папу.
   — Что?! Где?
   — Ты прекрасно знаешь, где, — ответила она, опалив меня взглядом. — Вот здесь! — Лайза показала на большой стенной шкаф нашей гостиной. — Я искала старый альбом с фотографиями папы. Альбом я нашла. А под ним оказался револьвер. «Смит-Вессон». «Магнум». Модель шестьсот сорок — триста пятьдесят семь. Я проверила это в сети на сайте «Смит-Вессон». — Теперь она показала на включенный компьютер. Почти всю площадь экрана занимало изображение короткоствольного, массивного револьвера. — Полиция сказала, что из такого револьвера застрелили папу. В барабане не хватало двух пуль. Это тот самый револьвер.
   — И ты нашла его там? — переспросил я. — В стенном шкафу?
   — Да. И теперь хочу узнать, как он там оказался.
   Я не имел ни малейшего представления, каким образом оружие появилось в нашем доме, и после краткого раздумья ответил:
   — Видимо, его кто-то подбросил.
   — Ах, вот как! И кто же, по-твоему, это мог сделать?
   — Не знаю. Впрочем, постой! Разве полиция не осматривала шкаф во время обыска на прошлой неделе?
   — Осматривала.
   — И тогда они ничего не нашли?
   — Нет. Но сегодня револьвер определенно там был.
   — Покажи мне его.
   — Я его выбросила. Не хотела, чтобы он оставался в доме. Копы могут заявиться сюда в любой момент.
   — Куда? Куда ты его выбросила?
   — Я отправилась пробежаться и бросила револьвер в реку.
   — О, Боже! Надеюсь, тебя никто не видел?
   — Не знаю. Револьвер был в пластиковом пакете. Не волнуйся, — она посмотрела мне в глаза, — я тебя не выдам.
   Я прижал ладони к вискам, в голове плясали какие-то бессвязные обрывки мыслей.
   — Этого, Лайза, делать не следовало.
   — Делать что?
   — Выбрасывать револьвер.
   — Но почему? Может быть, ты хочешь повесить его на стену?
   — Нет, я бы передал его в полицию.
   — А, по-моему, это была бы жуткая глупость. Вручить полиции вещественное доказательство для своего ареста…
   — Неужели ты не понимаешь? Это могло помочь снять с меня все подозрения. Коль скоро я добровольно сдал найденное оружие, они вряд ли решат, что Фрэнка убил я.
   — Тебе теперь легко рассуждать, — она покачала головой, а по её щекам снова покатились слезы, — представь мое состояние, когда я увидела револьвер. Это было ужасно. Предмет, из которого убили папу, находится с моем доме! Мне надо было от него немедленно избавиться. Кроме того, я думала, что оказываю тебе услугу.
   Всё это выглядело до предела нелепо.
   — Пойми, Лайза! Это вовсе не мой револьвер. Я не прятал его в шкаф. Я не убивал твоего отца!
   — Оружие было здесь, Саймон, и я должна была что-то предпринять.
   Я подошел к жене и положил руки ей на плечи, но она сразу попыталась освободиться.
   — Лайза, Лайза! Взгляни на меня.
   Она с видимой неохотой подняла глаза.
   — Как ты можешь думать, что я его убил? Ты же меня знаешь. Разве я способен на такое?
   Лайза некоторое время выдерживала мой взгляд, однако потом она отвела глаза и сказала:
   — Я вообще не в силах о чем-нибудь думать.
   — Я его не убивал. Ты должна мне верить!
   — Я уже не знаю, чему верить. Отойди от меня! — она с силой уперлась ладонями в мою грудь, и мне пришлось отпустить её плечи и отступить.
   Во мне закипали одновременно боль за неё и гнев на себя. Гнев за то, что я не могу убедить её в своей правоте.
   — Лайза. Это сделал не я. Я не убивал твоего отца. Я никогда не видел этого проклятого револьвера. Да, не убивал я твоего отца!! — выкрикнул я.
   Она молча сидела, а стены гостиной, как мне казалось, вибрировали от моего отчаянного вопля.
   — Я отправляюсь спать, — наконец произнесла она и, бочком проскользнув мимо меня, исчезла за дверью спальни.
 
   Утром, пока мы оба собирались на работу, она не произнесла ни слова. Я сделал несколько попыток вступить с ней в контакт, но успеха не добился. На её лице застыла маска страданий, уголки губ опустились, а брови сошлись над переносицей. Я слышал, как она плакала в ванной, куда направилась, чтобы почистить зубы и взглянуть на себя в зеркало. Мне очень хотелось её утешить, и я прошел в ванную комнату. Как только я к ней прикоснулся, она затаила дыхание, её тело словно окаменело, и мне пришлось убрать руку.
   Пару минут спустя она вышла из дома, чтобы по Чарльз-стрит пешком добраться до станции метро. До расположенных в Кембридже «Бостонских пептидов» ей предстояло проехать всего несколько остановок. Я тоже вышел из дома, но двинулся в противоположном направлении.
   Это был бесконечно длинный и очень мучительный день. Я ни на чём не мог сконцентрировать внимание. Я даже был не в силах думать об обнаруженном в нашем жилье револьвере. Все мои мысли были только о Лайзе. Что она станет делать? Как себя поведет? Поверит ли она мне? И как я смогу убедить ее поверить? Что надо сделать, чтобы успокоить её?
   Даниэл и Джон, видимо, догадались, что у меня что-то не так, и оставили меня в покое. И за это я был им очень благодарен.
 
   Лайза вернулась домой только в восемь. Я готовил к ужину салат, ожидая прихода жены с некоторой опаской.
   Услышав, как хлопнула дверь, я вышел из кухни ей навстречу и коротко поцеловал в губы. Она ответила на мой поцелуй с видимой неохотой.
   — Привет! — сказал я.
   — Привет…
   — Надеюсь, день прошел хорошо?
   Более идиотского вопроса придумать было трудно.
   — Послушай, Саймон, фирма «Био один» намерена нас растерзать, так что хорошим этот день никак не мог быть.
   — Прости, — сказал я. — А на ужин у нас салат.
   — Вот и хорошо, — без всякого намека на энтузиазм произнесла Лайза и принялась разбирать свою почту.
   Я же отправился на кухню, наполнил вином пару бокалов и один из них вручил Лайзе. Она пробормотала слова благодарности и с огромным интересом принялась изучать рекламный проспект какой-то страховой компании.
   — Ужин подан, — произнес я несколько минут спустя.
   — Я буду через минуту, — ответила она. — Мне надо позвонить Эдди.
   С этими словами она скрылась в спальне, не забыв плотно закрыть за собой дверь. Отсутствовала она полчаса, и я за это время успел вторично перечитать газету.
   Когда Лайза вышла, я сразу понял, что она плакала. Её глаза покраснели, хотя слезы успели просохнуть. Лайза казалась крайне изможденной, а уголки губ были опущены в уже ставшей привычной гримасе страдания.
   Мы сидели за столом, меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны я испытывал непреодолимое желание привлечь Лайзу к себе, чтобы успокоить и утешить её боль, но с другой стороны я злился на неё, как за то, что она не позволяет мне это сделать, так и за то, что она подозревает меня в убийстве отца.
   Мы молча жевали салат. По щеке Лайзы прокатились первая слезинка. Вначале она пыталась не обращать на слезы внимания, но потом зашмыгала носом и принялась тереть глаза.
   — Лайза, — сказал я, протягивая руку через стол, чтобы прикоснуться к её ладони, — поговори со мной.
   — О чем?
   — О Фрэнке. Обо мне. О нас с тобой.
   — И что же я должна сказать о нас с тобой? — спросила она, откладывая вилку.
   — Я хочу знать, ты действительно считаешь, что я убил твоего отца?
   Лайза набрала полную грудь воздуха и после короткой паузы ответила:
   — Не знаю.
   Несмотря на всю решимость держать себя в руках, я не выдержал и позволил гневу вырваться на свободу.
   — Как прикажешь понимать это твое «не знаю»? Ты должна знать! Должна мне верить!
   — Да, я должна тебе верить, — её глаза тоже сверкнули гневом. — Если я остаюсь жить с тобой под одной крышей, то обязана тебе поверить.
   — Итак, ты мне веришь?
   — Думаю, что верю, — пожала плечами Лайза и вернулась к своему салату.
   — Думать мало! Надо просто верить! — сказал я и тут же пожалел о произнесенных словах.
   Лайза в сердцах бросила вилку и заявила:
   — Мне очень жаль, Саймон, что этого для тебя мало. Ничего более определенного сказать я не могу. Истина, Саймон, состоит в том, что я действительно ничего не знаю. Я думала об этом целый день, но в голове у меня по-прежнему полная неразбериха. Полиция считает, что папу убил ты. Эдди уверен в том, что ты — преступник. И у меня начинает рождаться мысль: не являюсь ли я всего-навсего тупой, маленькой женушкой, которая живет под одной крышей с убийцей и делит с ним ложе. Однако ты прав, недоумевая, как я могу поверить в то, что ты способен на это. Я не имею права даже думать об этом.
   — Ты должна доверять мне, Лайза…
   — Мне очень хотелось бы тебе доверять, Саймон. Но я не способна на это. — Она глубоко вздохнула и, борясь со слезами, на время умолкла. — Сегодня днем я решила забыть о своих сомнениях и продолжать нашу совместную жизнь, но боюсь, что из этого ничего не получится. Я не смогу.
   — Получится. Ты сможешь.
   Она молча сидела за столом, а из её глаз ручьями лились слезы. Через некоторое время она печально покачала головой и сказала:
   — Нет. Из этого ничего не получится. Я совершенно растерялась. Я устала. Такой несчастной, как сейчас, я никогда не была. Все, что мне было дорого…рушится. У меня нет сил оставаться здесь, потому что я не уверена…не уверена… — рыдания не позволили ей закончить фразу.
   — Но кто-то должен заботиться о тебе.
   — Неужели?
   — Да. Ты нуждаешься в помощи.
   Лайза бросила на меня исполненный ярости взгляд и накинулась на салат. Её руки дрожали, и вилка громко стучала о тарелку. Казалось, что она предпринимает сверхчеловеческие усилия, чтобы не позволить бушующему в ней урагану вырваться на волю.
   Я чувствовал, что теряю её.
   — Лайза…
   Лайза меня не услышала. Через несколько мгновений она бросила вилку, оттолкнула тарелку, вскочила со стула и, опустив голову, дабы не встретиться со мной взглядом, бросилась прочь из кухни.
   Я ринулся следом. Жена вбежала в спальню и захлопнула за собой дверь.
   Я открыл дверь, и увидел, как она вынимает и из стенного шкафа и ставит на пол дорожную сумку.
   — Лайза! Что ты делаешь?
   — Неужели ты не видишь?
   — Ты не можешь уйти!
   — Почему нет? Совсем напротив. Я не могу оставаться, — бросила она, запихивая в какой-то мешок платья, белье и туфли.
   — Лайза, я прошу прощение за все, что говорил. Не уходи. Умоляю, останься. Мы что-то обязательно придумаем.
   Я подошел к сумке и попытался вернуть её в шкаф.
   — Оставь!! — взвизгнула она и потянула сумку к себе. Со стороны сцена выглядела абсолютно абсурдной. Поссорившиеся супруги делят пожитки.
   — Отпусти, Саймон! — кричала она.
   Что же, если она решила уходить, то силой мне её не удержать. Я отпустил ручку.
   — Спасибо, — почти спокойно произнесла Лайза, возвращая сумку на пол. — Позволь мне закончить сборы, и я скоро перестану тебе докучать.
   — Куда ты собралась?
   — Я пока поживу у Келли, — ответила она, задергивая молнию. (Келли была ей подруга по работе). — Остальное я заберу позже.
   — Лайза…
   Она двинулась к дверям, волоча за собой изрядно распухшую сумку.
   — Прощай, Саймон.

13

   За всю ночь я почти не сомкнул глаз. Мне надо было уйти из дома, поэтому я явился на работу настолько рано, насколько это позволяли приличия. Я принялся читать документы «Тетраком», но вникнуть в их смысл не мог. В целом мне удавалось не обращать внимания на Джона и Даниэла. В девять пятнадцать (к этому времени Лайза должна была быть в лаборатории) подошел к Джону. Тот говорил по телефону, а Даниэла в комнате не было.
   — Я отлучусь минут на пятнадцать, — сказал я Джону, и тот в ответ, не отрываясь от трубки, махнул рукой.
   Я накинул пиджак, спустился на лифте на первый этаж и вышел на Федерал-стрит. На улице было тихо, если не считать доносившегося даже сюда шума так называемой «Большой копки» — героических попыток городских властей убрать под землю пересекающий Бостон участок скоростной автомобильной дороги. Я врубил свой мобильный телефон, набрал номер коммутатора «Бостонских пептидов», и меня тут же соединили.
   — Это — телефон Лайзы Кук. Чем могу вам помочь? — произнес незнакомый голос.
   — Не мог бы я поговорить с ней?
   — Сейчас посмотрю, может ли она подойти к телефону. Кто говорит?
   — Саймон.
   Обычно в таких случаях следовал ответ: «Она сейчас подойдет». На сей раз все было по-иному, и я даже не очень удивился, услышав, что Лайза очень занята и говорить не может.
   Засунув руки в карманы и переминаясь от нетерпения с ноги на ногу, я выждал еще пять минут, а затем повторил процедуру.
   — Номер Лайзы Кук, — услыхал я.
   Это был другой голос. Отлично. Я призвал на помощь свое самое лучшее американское произношение и бодро начал:
   — Привет. Позовите Лайзу. Мне надо с ней потолковать. Скажите, что это её брат Эдди.
   — Секунду.
   Телефон затих, но вскоре в трубке послышался знакомый голос:
   — Салют, Эдди. Ты сегодня что-то очень рано поднялся.
   — Это не Эдди. Это я…
   — Впредь, Саймон, никогда не смей выдавать себя за моего…
   — Послушай меня, Лайза. Вчера вечером мы оба были сильно расстроены. Нам надо все обсудить снова, в более спокойной атмосфере.
   На противоположной стороне линии повисло молчание. Я молил Бога о том, чтобы она не бросила трубку. Наконец, я снова услышал её голос.
   — Подожди немного, я переведу тебя на другой аппарат, — раздался щелчок и трубка умолкла. Снова она ожила секунд через тридцать. — Вот теперь я могу говорить, — сказала Лайза.
   — Думаю, что нам надо где-то встретиться, чтобы все обсудить как следует.
   — В этом, Саймон, нет никакой необходимости. Мы все обсудили вчера вечером, и я приняла окончательное решение.
   — Но ты же не можешь вот так взять и меня бросить.
   — Совсем напротив, я не могу с тобой остаться. Я должна уйти, поскольку думаю, что ты, возможно, убил папу.
   — Но ты же говоришь «возможно». Ведь ты в этом вовсе не уверена, не так ли?
   На другом конце провода возникла пауза, а затем я услышал:
   — Послушай, я вообще перестала что либо понимать. Чувствую себя преотвратно. А если по правде, то просто паршиво. Некоторое время мне надо побыть без тебя.
   — Прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь, но не вижу почему. Попробуй хотя бы на время оценить события с моей точки зрения. Я имею право знать причины, в силу которых ты так поступаешь. Почему бы нам ни встретиться за чашкой кофе, чтобы ты смогла все объяснить?
   — Боюсь, что я ничего не смогу объяснить, Саймон.
   — Ты могла бы попытаться. Уж этого я, наверняка, заслуживаю.
   В трубке снова наступила тишина, но уже через несколько секунд я услышал:
   — О’кей. Думаю, что ты прав. Ты можешь сюда подъехать прямо сейчас?
   — Да, — поспешно ответил я. — Очень скоро буду.
 
   По счастью, мне сразу удалось поймать такси.
   Несмотря на свое название, «Бостонские пептиды» располагались не в Бостоне, а занимали грязноватое одноэтажное здание в каком-то заброшенном квартале Кембриджа между Гарвардом и Массачусетским технологическим институтом. С одной стороны от «Пептидов» находилась небольшая литейная мастерская, а с другой — пустырь, временно выступавший в качестве футбольного поля. У переднего края поляны работала бетономешалка.
   Лиза ждала меня на ступенях. Её лицо несло на себе печать усталости и печали — выражение, которое за последнее время стало для неё привычным.
   — Давай пройдемся, — сказала она, и мы направились в сторону футбольного поля, на котором две команды мальчишек — одна в зеленой, а другая в красной форме — гоняли мяч. Когда-нибудь, подумал я, Соединенные Штаты смогут выставить на первенство мира приличную команду.
   Мы присели на невысокий каменный забор и несколько минут молча наблюдали за игрой. И она и я нервничали, не решаясь начать разговор. Рядом с нами пыхтел и позванивал механический культиватор.
   — Итак? — нарушила молчание Лайза.
   — Почему ты вчера ушла?
   — Мне надо было на некоторое время побыть без тебя. Чтобы попытаться во всем разобраться.
   — Понимаю, — сказал я, изо всех сил заставляя себя говорить спокойно и медленно. — Но почему это обязательно делать без меня? Может быть, тебе было бы лучше остаться, чтобы я мог помочь тебе решить проблемы?
   — Саймон, думаю, что самая большая проблема для меня — ты.
   — Нет, Лайза. Это вовсе не я. Твой отец погиб. Тебя беспокоит будущее компании. Ты устала и нуждаешься с моей помощи.
   Лайза посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на юных футболистов.
   Я ждал ответа, но она молчала.