Ридпат Майкл. Последний проект

   Арт, оставшись за столом, жадно, стакан за стаканом поглощал минеральную воду. Да, похоже, ему будет довольно сложно сохранить свое место в уходящем поезде.
   К нам подошла Дайна, и я почувствовал, как напряглась Лайза.
   — Плохой день для «Ревер», — сказала моя коллега.
   Я кивнул, соглашаясь.
   — Но если с лекарством существует проблема, мы не можем рассчитывать, что она сама собой исчезнет, — продолжала Дайна. — Джил прав. Рави должен подтвердить или опровергнуть ваши выводы.
   — «Ревер» потеряет миллионы, — сказал я. — Сотни миллионов.
   — Все эти прибыли пока только на бумаге.
   Мы некоторое время стояли молча, погрузившись в размышления о мрачном будущем нашей любимой фирмы.
   Затем Дайна посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Лайзу и, улыбнувшись сказала:
   — А вам обоим я желаю счастья.
   После этого Дайна отправилась к Джилу и Рави, а Лайза крепко сжала мою руку и пробормотала:
   — У, сука…
   Несмотря на то, что мнения своей супруги я разделял далеко не полностью, спорить с ней я не стал.

34

   Мне было бесконечно приятно проснуться утром в собственной постели и оказаться при этом рядом с Лайзой. Прежде чем мы поднялись окончательно, прошло довольно много времени. Но в конце концов, я кое-как выбрался из постели и заковылял в ванну. Лайза отправилась за нашим завтраком. Минут через двадцать, услыхав как хлопнула дверь, я вышел из-под душа и схватил полотенце. Есть хотелось безумно.
   — Что тебе удалось раздобыть? Горячего черного печива там, надеюсь, не оказалось?
   В нашей булочной Лайза покупала только самый свежий продукт, что превращало наш завтрак в некоторого рода лотерею. Но в целом меня такая система устраивала, за исключением тех — увы, нередких — случаев, когда свежайшим изделием на этот день оказывались только ржаные булочки с тмином.
   Ответом мне было молчание.
   — Лайза!
   Я вышел из ванной и прошел в кухню. Лайза уже поставила на стол пакет с булочками и теперь смотрела в газету. Не говоря ни слова, она передала газетку мне.
   «Гений биотехники обнаружен мертвым!!» кричал заголовок. К заголовку была подверстана фотография ухмыляющегося Эневера.
   Я пробежал глазами статью. В ней говорилось, что доктор Томас Эневер был найден висящим в петле в своей квартире в Ньютоне. «Полиция держит рот на замке…», сообщалось в газете, «…но все прекрасно понимают, что произошло с доктором».
   — Самоубийство? — спросил я.
   — Да.
   — Есть ли какие-либо намеки на связь суицида со смертью твоего отца?
   — Пока нет, но не сомневаюсь, что об этой связи скоро заговорят.
   Джил позвонил мне днем и попросил следующим утром прийти в «Ревер». Я был прощен, и мне следовало приступить к работе, которой накопилось предостаточно.
   Анализ, проведенный Рави, полностью подтвердил выводы Лайзы. «Невроксил-5» мог таить в себе опасность, и опасность эта возрастала в зависимости от сроков приема препарата. Чем дольше пациент принимал лекарство, тем больше была вероятность того, что он или она получит инсульт. За несколько лет «Невроксил-5» мог убить всех, кто его регулярно принимает. У Джерри Петерсона не осталось выбора, и он дал команду немедленно прекратить клинические испытания. Испытания остановили, завесу секретности с данных, полученных во время третьей фазы, сняли, и все участвующие в эксперименте клиники получили полную информацию. Так же как и Федеральное управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов. Обо всем это было сообщено в специальном пресс-релизе.
   Реакция рынка на эти события оказалась вполне предсказуемой. Котировки акций рухнули с пятидесяти пяти долларов до одного и трех восьмых доллара за штуку, сократив капитализацию компании с почти миллиарда до пятидесяти миллионов. Пакет акций, принадлежащих «Ревер», стал стоить не триста сорок миллионов долларов, а всего восемь с половиной. Потери понесли все, за исключением Даниэла, пожалуй. Он вел себя так, словно тоже оказался в дерьме, но представление это выглядело не слишком убедительно. Я не сомневался в том, что мерзавец успел загнать свою долю по наивысшим котировкам.
   Публичное заявление «Био один» было лишь одной из причин столь резкого падения акций. Смерть Томаса Эневера страшно напугала инвесторов. Кроме того пресса, как следует взявшись за дело, быстро извлекла из шкафов все хранившиеся в них скелеты. Эневеру припомнили фальсификацию результатов экспериментов с «Невроксилом-3». Общественность вновь обратила пристальное внимание на убийство Фрэнка Кука и Джона Шалфонта.
   Полиция изо всех сил старалась напустить тумана, но прессе не составило никакого труда найти убийцу. Их убил, сообщали газеты и телевидение, Томас Эневер, так как пытался спасти детище всей жизни, выкраденное им из своей альма-матер в Австралии. Газеты рисовали мир биотехнологий в самых мрачных красках. Они утверждали, что этот мир таит в себе множество мрачных секретов, а все его обитатели отличаются чрезмерным честолюбием, и кого угодно готовы принести в жертву ради своего эго. Акции остальных компаний, занятых с сфере биотехнологий, тоже полетели вниз.
   Пресса пыталась взять интервью у меня и у Лайзы, однако, по совету Гарднера Филлипса, мы старались открывать рот как можно меньше. А в ответ на продолжающиеся вопросы Махони о револьвере, который, якобы, нашла в нашем доме Лайза, мы отсылали его к нашему адвокату. Филлипс сказал, что мы сможем подтвердить этот факт лишь после того, как помощник окружного прокурора предоставит нам иммунитет от судебного преследования. Но достойная дама делать это отказывалась.
   Меня это не удивляло, поскольку я вовсе не был убежден в том, что дело закрыто.
   Я позвонил Хелен и сказал, что она может подавать апелляцию. Сестра была вне себя от счастья. Сверхдорогой адвокат, видимо, заверил Хелен в успехе дела, если та наскребет деньжат для оплаты его гонорара. Но для тети Зои все эти события не имели никакого значения. Она умерла во вторник, ровно через неделю после того, как у неё случился инсульт. Мне и Лайзе второй раз за один месяц пришлось побывать на «шиве» в маленьком домике в Бруклайне.

***

   Мы вернулись домой с похорон в печальном расположении духа. Я налил нам по бокалу вина и сел рядом с Лайзой на диван. В гостиной царил полумрак, и мы наслаждались тишиной, безмерно радуясь тому, что снова вместе.
   — Знаешь, Саймон, — нарушила тишину Лайза, — ведь мы до сих пор не знаем, как револьвер попал в шкаф. Эневер никак не мог подбросить оружие.
   Эта мысль мне тоже приходила в голову.
   — Потому что не было взлома? — спросил я.
   Не только поэтому. Эневер вообще не знал о нашем существовании. В таком случае спрашивается, почему он своей мишенью выбрал тебя. Или меня. Нашего адреса он тоже не знал.
   — Ну это как раз не проблема. Адрес можно установить без труда.
   — Возможно. Но для того, чтобы увидеть в тебе подходящего кандидата в убийцы, он должен был быть осведомлен о тебе, обо мне, о наших с тобой отношениях и о твоей размолвке с папой. Кроме того, он должен был знать о наличии у нас шкафа, где можно спрятать револьвер.
   — Вот в этом ты совершенно права, — задумчиво произнес я.
   Мы молча сидели одну-две минуты. С тихой улицы за окном до нас долетел звук приближающихся шагов. Шаги вначале становились все громче и громче, потом начали постепенно затихать и через пару десятков секунд снова наступила тишина. Жалюзи на наших окнах были открыты, и мы видели, как в желтом свете уличного фонаря на противоположной стороне улицы колышутся ветви небольшого дерева.
   Я почувствовал, как напряглось тело Лайзы. Прижавшись ко мне, она прошептала:
   — Мне очень страшно, Саймон.

***

   Наступал вечер четверга. Я протер глаза, сохранил на жестком диске свой файл и вырубил машину. Для одного дня я наработал достаточно. Надевая пальто, я вдруг вспомнил, что у меня нет ключа от дома. Генри Чан предложил Лайзе её прежнюю должность, и сегодня она первый раз вышла на работу. На то, что к моему возвращению она окажется дома, я не надеялся. Мы договорились с Киреном и другими парнями встретиться этим вечером в «Красной шляпе», и мне надо было обязательно заскочить домой, чтобы переодеться. Я проработал в уме разные варианты и решил, что, видимо, мне ничего не остается, кроме как явиться в «Красную шляпу» значительно раньше назначенного срока. Но в этот момент я вспомнил, что именно на подобный случай сунул в ящик своего письменного стола запасной комплект ключей. Ключи валялись в столе давным-давно, и я о них успел забыть.
   В тот момент, когда я опускал связку в карман, на меня нашло озарение. Теперь я знал, как револьвер попал в мое жилище! Кто-то проник в квартиру, воспользовавшись валявшимися в моем столе ключами.
   Но кто?
   Определенно не Эневер. Это был кто-то из моих коллег по «Ревер партнерс».
 
   Вечер в «Красной шляпе» удался на славу. В веселье, само собой, участвовал Кирен, но на сей раз, кроме него, явилось не меньше десятка наших соучеников по школе бизнеса. Я звал с собой Даниэла, но тот, как я и предполагал, отказался. Мой коллега никогда не любил массового общения.
   Меня засыпали вопросами, и быстро опьянев от щедрого потока пива, я отвечал оживленно и откровенно. Мы обсудили убийство Фрэнка и Джона, самоубийство Эневера и крах «Био один». Надо признаться, что толковать на эти темы было гораздо интереснее, чем муссировать вечные проблемы биржевых котировок и служебных успехов.
   В центре внимания я пробыл около часа, а затем мое место занял Грэг Вилгрен. Грэг был американцем, прикомандированным к крупному инвестиционному банку Лондона. В Бостон он прибыл по делам и очень ненадолго.
   — Эй, парни, — начал он. — Вы слышали, что произошло с Сергеем Делесовым?
   Все замолчали и вопросительно посмотрели на Грэга.
   Явно довольный тем, что ему удалось завладеть всеобщим вниманием, он продолжил:
   — Об этом писали лондонские газеты. Сергея убили примерно месяц тому назад.
   — Боже! Как и почему? — спросил Кирен.
   — Судя по всему, это было заказное убийство, — ответил Грэг. — Я этого не знал, но оказалось, что Сергей был в России самым молодым председателем совета директоров банка среди всех крупных банков России.
   — Вот это да! — воскликнула Ким. — Недаром этот парень вызывал у меня подозрение. Он всегда вел себя немного странно. Так, словно что-то скрывал.
   Все принялись высказывать свое мнение о Сергее, и очень скоро выяснилось, что сокурсники знали его очень плохо. Слово снова взяла Ким. Она работала консультантом по вопросам управления в одной их бостонских фирм, и была одной из двух оказавшихся за нашим столом женщин.
   — Думаю, что лучше всех его знал Даниэл Холл. Он постоянно обсуждал с Сергеем свои биржевые дела. Выбор акций и все такое.
   — Неужели? — сказал я, вспомнив, что Ким на занятиях обычно сидела неподалеку от Даниэла.
   — Именно. И это еще не все. Насколько я знаю, Даниэл занимал у Сергея деньги. А, может быть, не у самого Сергея, а у людей, которых тот ему рекомендовал. Занимал для того, чтобы играть на бирже.
   — И много?
   — Ты же знаешь Даниэла. Думаю, что речь шла не о десятках, а о сотнях тысяч баксов.
   — Он уже сделал свой первый миллион? — спросил у меня Кирен.
   — Близок к этому. Но боюсь, что на финише Даниэл погорит, — сказал я. — Но парень он умный.
   — Скажи честно, Кимми. Он за тобой ухлестывал?
   — Даниэл? Никогда! — ответила Ким, и разговор, превратившись в треп, покатился по избитому ночному руслу.
 
   Я с интересом наблюдал за тем, как Даниэл пытается отказать по телефону какому-то весьма настойчивому предпринимателю. Зрелище было прелюбопытное.
   Предприниматель продолжал давить, и терпение Даниела, как бывает в таких случаях, лопнуло.
   — Я сказал, нет. Нет, нет и нет! — рявкнул он и швырнул трубку. — От этих парней у меня уже крыша едет. С какой стати они держат нас за идиотов, считая дешевыми филантропами.
   — Тоже не понимаю, откуда у них такое заблуждение, — сказал я. — Что касается тебя, то на филантропа ты совсем не похож.
   — Спасибо на добром слове.
   — Даниэл…
   — Да?
   — Ты слышал что-нибудь о Сергее?
   — Сергее?
   — Да. Сергей Делесов, парень, вместе с котором мы учились в Гарварде.
   — Ах, да, Сергей. А что с ним случилось?
   — Его убили. В России. Об этом мне вчера сказал Грэг Вилгрен.
   — Боже! Неужели еще один? Россия — весьма опасное место. Бизнесмены там мрут, как мухи, — сказал Даниэл.
   Смерть Сергея его, похоже, не очень огорчила, но иного от Даниэла я и не ожидал.
   — Ты его, кажется, хорошо знал, не так ли?
   — Нет. Не очень. Русский псих. Евродерьмо. Ты помнишь, что он всегда и везде носил мокасины от Гуччи?
   — Нет, не помню. Но разве ты не занимал у него денег?
   — Кто тебе это сказал? — резко вздернув голову, спросил Даниэл.
   — Ким Смит.
   — Да, как-то мне не хватило пары тысчонок, чтобы сыграть на разнице цен, а он знал людей, которые могли меня выручить. Котировки через месяц выросли, и я все вернул с лихвой.
   — Он знал нужных людей?
   — Да. Из одной ссудной компании.
   — Но почему ты не обратился в свой банк?
   — Скажи, Саймон, ты, случайно, в налоговой инспекции по совместительству не работаешь?
   — Мне кажется странным, что вместо того, чтобы попросить ссуду в банке, ты занимаешь пару тысяч долларов у каких-то друзей русского студента.
   — К тому времени я исчерпал свой лимит на кредиты. А мои родители давно поняли, что кредитование сына связано со слишком большими рисками. Дело было пустяковым, и я им все вернул.
   Даниэл сделал вид, что его заинтересовали лежащие перед ним на столе бумаги, и я прекратил допрос.
   — Чем ты намерен заняться в этот уик-энд? — спросил он через несколько минут.
   — Мы с Лайзой хотим проехать в «Домик на болоте», чтобы разобраться с вещами Фрэнка. Дел там невпроворот. А ты что собираешься делать?
   — Пока не знаю, — ответил он.
   В этот момент зазвонил телефон, и Даниэл снял трубку.

35

   Следующим утром, чуть ли не до рассвета, мы отправились на моем «Моргане» в Вудбридж. Я остановил машину в том месте, где Фрэнк ставил свой «Мерседес», и мы вышли на воздух. Хилое ноябрьское солнце, с трудом пробиваясь сквозь остатки утреннего тумана, освещало коричневую с золотистым оттенком болотистую низину. Погода стояла совершенно безветренная, и молчание болота тяжелым плащом накрывало все окружающее нас пространство. Эту первозданную тишину лишь изредка нарушал шум крыльев взмывающих в небо белых цапель. Этих птиц оставалось очень мало, большая их часть на зиму мигрировала к югу.
   В доме было очень зябко. Я завел напольные дедушкины часы и разжег печь. Приятное ровное тепло начало распространяться по дому, и скоро от осеннего холода нежилого помещения не осталось и следа. Здание не предназначалось для зимнего проживания, но в этом году начало ноября выдалось на удивление теплым, и «Домик на болоте» был мирным, спокойным и очень уютным.
   Еще вчера, как только Даниэл уходил со своего рабочего места, я пытался дозвониться до Джеффа Либермана, но все мои попытки успеха не имели. Джефф весь день присутствовал на каких-то совещаниях и встречах. Он обитал где-то на Риверсайд драйв, и у меня имелся номер его домашнего телефона. Я сделал еще одну попытку — на сей раз удачную.
   — Привет, Саймон…
   Голос его звучал как-то утомленно.
   — Привет, надеюсь, я тебя не разбудил?
   — Разбудил, конечно. Но не очень это переживай, поскольку ты опередил будильник всего на пару минут. Я притащился домой с работы в четыре утра, и меня там снова желают видеть в одиннадцать. Нам предстоит разыграть мяч в понедельник с утра, и я знаю, что мы все едино проиграем. Но готовиться к схватке все равно надо.
   — Джефф, ты помнишь приезд Даниэла в Нью-Йорк в октябре?
   — Да.
   — И ты его видел своими глазами?
   — Что за вопрос? Я с ним встречался.
   — И это было десятого октября, не так ли?
   — Точную дату я не помню. Сейчас проверю в календаре.
   — Сделай это, пожалуйста.
   Спустя несколько секунд в трубке снова зазвучал его голос.
   — Точно. Это было десятого октября. У меня с ним был деловой ленч. Вначале мы планировали вместе поужинать, но он позже попросил изменить план.
   — Попросил изменить?
   — Да. Он позвонил за день и сказал, что встретил в Нью-Йорке «крошку», которая пригласила его вечером к себе. Свидание пришлось как раз на время нашего ужина.
   — Даниэл? «Крошка»?
   — Да, для моего уха это тоже прозвучало довольно странно. Я попытался побольше узнать о его любовных похождениях, но он был немногословен. Но почему мы так удивляемся, ведь каждому когда-нибудь должна обломиться удача. Большую часть нашего делового ленча он затратил на то, чтобы протолкнуть нам «Нет Коп».
   По крайней мере об этом Даниэл мне рассказывал.
   — А во второй половине дня ты его видел?
   — Нет, не видел. Сразу после ленча он ушел. Куда — не знаю. Но к чему все эти вопросы?
   — Просто так. Ничего особенного.
   — О’кей. Встретимся через неделю на заседании Совета директоров «Нет Коп».
   — До встречи. Да, Джефф. Еще кое-что.
   — Слушаю.
   — Не говори о нашем разговоре Даниэлу.
   Джефф замолчал, видимо, стараясь сообразить, с какой целью я провел этот допрос.
   — О’кей. Пусть будет по-твоему, — наконец ответил он, решив не требовать дальнейших объяснений.
   — Ну и как? — спросила Лайза, после того, как я положил трубку. Она сидела на краешке письменного стола, пытаясь из только что услышанных слов слов понять все содержание разговора.
   — Даниэл вместо ужина предпочел деловой ленч.
   — И что же мы теперь будем делать? — едва слышно произнесла она.
   — Неопровержимых доказательств у нас пока нет. Но копы смогут установить все его перемещения. Они, зная где и что искать, без особого труда смогут его прихватить.
   — Будем звонить Махони?
   — Я бы предпочел этого не делать.
   — А как насчет помощника Окружного прокурора? Не помню её имени?
   — Памела Лейзер. Ей позвонить, может быть, и стоит. Но прежде нам следует переговорить с Гарднером Филлипсом.
   Я набрал номер его домашнего телефона. Супруга адвоката сказала, что в данный момент Гарднер играет в гольф, и сообщила мне номер его мобильного аппарата. Мобильник оказался отключенным.
   Я снова связался с его домом и попросил жену Гарднера передать мужу мою просьбу — перезвонить мне при первой возможности. Назвав ей номер телефона в «Домике на болоте», я подчеркнул, что дело крайне важное и не терпит отлагательства. Дама сказала, что по её расчетам адвокат должен вернуться, самое позднее, в одиннадцать пятнадцать. Дедушкины часы показывали без четверти десять. Нам предстояло ждать еще добрых полтора часа.
   Сидеть в бездействии было невыносимо трудно.
   — Может быть, все же позвоним Махони? — сказала Лайза.
   — Не стоит. Я знаю Филлипса. Он, вне сомнения, настоял бы на том, что мы первым делом поговорили с ним.
   — Но у нас же есть доказательства того, что это был Даниэл!
   — Знаю. Я также знаю, что Филлипс предложит нам передать все сведения полиции. Но копы меня уже столько раз накалывали… Так что давай лучше подождем звонка адвоката.
   — Хорошо. Но у меня нет сил торчать в доме. Еще немного и у меня поедет крыша. Я намерена прогуляться. Ты составишь мне компанию?
   — Нет. Я подожду здесь на тот случай, если адвокат вернется домой раньше.
   Лайза схватила пальто и выскочила из дома. Через окно гостиной я видел, как она зашагала по краю болота справа от дома.
   Я поднялся на второй этаж, чтобы проверить, насколько плотно закрыты штормовые жалюзи. Поднимаясь по ступеням, я внимательно вслушивался во все звуки, боясь пропустить звонок допотопного телефона Фрэнка.
   Однако вместо звонка до меня долетел стук входной двери.
   — Лайза, неужели ты что-то забыла? — крикнул я и, спускаясь по ступеням, добавил: — Он еще не звон…
   Однако конец фразы повис в воздухе. В самом центре гостиной, глубоко запустив руки в карманы плаща, стоял Даниэл.
   — Привет, Саймон, — небрежно бросил он.
   Моей первой реакцией было желание броситься вверх по лестнице. Однако, я взял себя в руки и ледяным тоном произнес:
   — Привет, Даниэл. Что привело тебя сюда?
   Револьвера я у него не увидел. Но рук из кармана плаща он не вынимал. Я не знал, к какому результату может привести выстрел прямо из кармана, и проверять это мне почему-то не хотелось. Тем более, что, если я на него брошусь, стрелять он будет почти в упор — с расстояния в один-два фута. Нет, рисковать я не имел права.
   — У меня назначен ленч с кое-какими полезными людьми в Эссексе, и я решил по пути заглянуть к тебе, — ответил он.
   Совершенно неправдоподобное объяснение, подумал я.
   — А где же Лайза? — спросил Даниэл.
   — Она с утра отправилась в лабораторию, — ответил я. — Пробудет там весь день.
   Со мной в любой момент могло произойти самое худшее, и нельзя было допустить, чтобы Даниэл остался в доме поджидать Лайзу.
   — Кофе хочешь?
   — Не откажусь.
   Я прошел мимо него в кухню, а он, выдерживая дистанцию, отступил на шаг. Рук из карманов он не вынимал. Интересно, почему?
   Возясь с кофейником и фильтрами, я лихорадочно продумывал сложившуюся ситуацию. Очередное убийство приведет к возобновлению следствия, в чем Даниэл был явно не заинтересован и чего постарается избежать. Он явился сюда, чтобы проверить, насколько я осведомлен. Если мне удастся точно разыграть свои карты, он, возможно, уйдет.
   — Для ноября, как мне кажется, очень тепло, — заметил я.
   — Да, — согласился Даниэл. — И октябрь тоже был теплее обычного.
   Несмотря на трагичность ситуации, я едва не рассмеялся. Даниэл беседует о погоде… Такого на моей памяти еще не бывало.
   Мы вернулись в гостиную, и Даниэл сел в нескольких футах от меня, продолжая держать руки в карманах плаща. Мы сидели напротив друг друга и молчали. Я решил на него не нападать в надежде на то, что, поговорив со мной, он уедет.
   — Так значит именно здесь был убит Фрэнк? — спросил он.
   Этот невинный вопрос поверг меня в шок, так как я знал, что убил Фрэнка Даниэл.
   — Да. Вот в этом месте, — я указал на место в обеденной зоне, где доски пола были тщательно выскоблены.
   Как раз сегодня мы с Лайзой собирались прикрыть это место паласом.
   — И полиция пока точно не знает, кто это сделал?
   — Официально нет. Но я уверен, что убийцей они считают доктора Эневера.
   — А ты как думаешь?
   — Я тоже думаю, что это Эневер.
   — А как Лайза?
   — Она со мной согласна.
   Даниэл внимательно посмотрел на меня, а затем, видимо, приняв окончательное решение, извлек из кармана короткоствольный револьвер.
   — Я тебе не верю, — сказал он.
   Я смотрел на револьвер. Ситуация развивалась вовсе не так, как я надеялся. Если бы я кинулся на него в тот момент, когда мы стояли рядом, а револьвер находился где-то в складках плаща, у меня оставались шансы на успех. Теперь же никаких шансов не осталось, поскольку нас разделяло десять футов, а ствол револьвера смотрел мне в грудь.
   — Почему не веришь? — спросил я, сглатывая слюну.
   — Да потому, что ты и Лайза слишком умны, чтобы поверить в столь идиотскую версию убийства. Если бы ты, например, сказал, что теперь, после того, как все считают Эневера преступником, тебя эта проблема вообще перестала занимать, я бы чувствовал себя много лучше. Да, именно на это я надеялся. После того, как ты начал задавать мне вчера неуместные вопросы, я решил, что ты можешь прийти ко всяким глупым умозаключениям. Оказалось, что беспокоился я не зря.
   — Я знаю, что Фрэнка убил ты, Даниэл.
   — Ты говорил об этом с полицией?
   Мне надо было выиграть время, поскольку я не знал, какой ответ окажется для меня полезнее.
   — Говорил или нет?
   Я в ответ лишь пожал плечами.
   — Мне надо знать, с кем ты обсуждал проблему убийства?
   — Нечего я тебе не скажу.
   — Я стреляю, — сказал он, поднимая револьвер.
   — Стреляй. Но ты ничего от меня не узнаешь.
   Мне страшно не хотелось, чтобы он заметил, насколько я испуган.
   Но выстрела не последовало. Мне показалось, что Даниэл пребывает в некотором замешательстве и раздумывает, как поступить.
   — Где Лайза?
   — Я же тебе уже сказал. В лаборатории.
   — Но еще вчера ты говорил, что собираетесь провести уик-энд вместе.
   — Она появится здесь вечером. Оказалось, что работы у неё больше, чем она рассчитывала.
   — Когда я входил, то слышал, как ты к ней обращался.
   — Просто думал, что ей удалось вырваться пораньше.
   Даниэл обежал взглядом комнату и спросил, кивая в сторону валявшейся на полу сумки Лайзы:
   — Так значит, это твоя сумка?
   — Нет, — ответил я.
   — Ты сейчас не совсем со мной искренен, Саймон, не так ли?
   Я снова молча пожал плечами.
   — Что же, придется подождать её здесь. И она, надеюсь, скажет, с кем ты делился своими соображениями. Она поторопится сделать это, увидев направленный на тебя револьвер. Когда она, по-твоему, может вернуться?
   Я опять ограничился пожатием плеч.
   Он взглянул на старинные дедушкины часы. Стрелки показывали пять минут одиннадцатого.