Страница:
Свернув со скоростной дороги на Шэнкс Бич, я двинулся по проселку к «Дому на болоте», едва не столкнувшись на пути с огромным универсалом, за рулем которого восседала какая-то крошечная и далеко не юная леди. Леди, не глядя по сторонам, выводила свой броневик от дома на дорогу. Я успел притормозить, но дама одарила меня ледяным взглядом. Я послал ей в ответ улыбку, но растопить сердце местной жительницы мне так и не удалось. Не оставалось ничего иного, кроме как продолжить движение по ухабам, вздрагивая каждый раз, когда увесистый камень, вылетая из-под колеса, лупил в брюхо «Моргана».
Запарковав машину у старого пирса, я отправился по траве к небольшому деревянному дому с белыми стенами и недавно окрашенными в зеленый цвет оконными ставнями. «Мерседес» Фрэнка стоял у входа. Я постучал в дверь.
Навстречу мне вышел Фрэнк. На нем были клетчатая рубашка и джинсы. Мое появление его явно не обрадовало.
— Что ты здесь делаешь?
— Не мог бы ты уделить мне несколько минут?
— Вначале следовало позвонить. Ты всегда должен звонить, перед тем как здесь появляться.
Я не знал, что ответить. Лайза всегда заранее извещала отца о своем появлении. Я же не сделал этого, так как не хотел услышать отказ.
— Прости, — сказал я. — Можно войти в дом?
Фрэнк в ответ буркнул нечто невнятное и пропустил меня в гостиную. В доме стояла старая мебель. Там были лишь самые необходимые предметы, но все они отличались комфортом. В железной печи пылал веселый огонь, и в комнате было тепло. Фрэнк уселся в «свое кресло» (видавшую виды старую качалку), а я занял место на плетеном диване с выцветшими от времени подушками. За окном виднелось бесконечное болото. В это время года оно было почти сплошь бурым, и лишь отдельные золотые, зеленые, оранжевые и серые мазки делали его менее унылым.
— Итак, что же тебе надо?
Фрэнк выглядел утомленным. Можно было подумать, что всю прошлую ночь он провел без сна. Вокруг его глаз разлилась синева, и во взгляде чувствовалось напряжение. Едва усевшись в кресло, он принялся резко раскачиваться, а я начал сожалеть о том, что приехал. Настроение, в котором пребывал мой тесть, явно не располагало к примирению.
— Я не могу успокоиться после утреннего совещания в понедельник, и мне хотелось с тобой поговорить.
— Я думал, что мы все успели обсудить в моем кабинете.
— Понимаю. Но поскольку разногласия носят и личный характер, я хотел встретиться с тобой за переделами офиса.
Он смотрел на меня выжидающе, и я решил сразу взять быка за рога.
— Я хотел сказать, что у тебя нет никаких оснований беспокоиться за Лайзу. Я её очень люблю и никогда ничем её не обижу, — сказал я хрипло.
Мне было крайне трудно произнести эти слова. Но не потому, что они не соответствовали истине, а потому, что подобные слова в моей семье никогда не звучали. Но я хотел, чтобы Фрэнк их услышал и в них поверил.
— Не сомневаюсь, — бросил он. — Это всё?
— Ты придаешь слишком большое значение моему ужину с Дайной.
— Ужин с Дайной твое личное дело, — ответил Фрэнк.
— Именно.
— Но только до тех пор, пока ты не скрываешь это от моей дочери.
— Я ничего не скрывал.
Фрэнк вопросительно вскинул брови.
— Да, я ей ничего не сказал. Но обязательно сделал бы это, если бы придавал этому событию какое-либо значение.
— Если ты считаешь, что свидание с другой женщиной втайне от моей дочери не имеет значения… — начал он, нахмурив брови.
Но закончить я ему не дал.
— Не было никакого свидания! Мы просто зашли перекусить после работы.
— Я заметил, как она на тебя смотрела, — сказал Фрэнк, бросая на меня полный ярости взгляд. — За этой женщиной тянется длинный шлейф гнусностей, Саймон. Мой старый друг из компании «Барни Маклинток» рассказал, как Дайна, работая там, разрушила семью, и я не хочу, чтобы она сделала это в нашей фирме. Особенно, когда это касается брака моей дочери.
Мне хотелось многое сказать, но я прикусил язык. Я явился сюда для примирения, а не для спора.
— Хорошо, Фрэнк. Я тебя понимаю и даю слово, что не совершу ничего, что могло бы угрожать нашему браку. Особенно с Дайной. И я не хочу, чтобы этот эпизод отражался на наших деловых отношениях.
— Не отразится, — сказал Фрэнк. — Ты слышал от меня об этом еще в понедельник. Если хочешь, я повторю это и сейчас. На твоем месте я не принимал бы глупых решений, обещая компании деньги без согласия на то партнеров.
Я ощутил, как во мне поднимается волна гнева. Но выплеснуться наружу я ей не дал, так как понимал, что ни к чему хорошему это не приведет.
— А если ты приехал сюда, чтобы просить денег, то я отвечу тебе отказом. Мне очень жаль твоего племянника, но, как я уже сказал Лайзе, я резко отрицательно отношусь ко всякого рода медицинским тяжбам. Я сказал «нет», и это означает «нет».
— Я приехал вовсе не для того, чтобы просить денег, — довольно резко ответил я.
— В таком случае — все в порядке.
— О’кей, Фрэнк, я тебя понял. Спасибо за то, что уделил мне время.
С этими словами я поднялся и протянул ему руку. Он же, словно не заметив моего жеста, отвернулся, и направился к письменному столу.
— Прощай, Саймон.
— Будь здоров, Фрэнк, — сказал я ему в спину и вышел из дома.
Проехав пару миль до Шенкс-бич, я выскочил из машины, резко захлопнул за собой дверь и затопал по песчаному пляжу. С моря дул довольно сильный ветер, и берег, который всего лишь шесть недель тому назад был буквально устлан телами, теперь был абсолютно пустынен. Поднятые ветром волны накатывались на песок, заставляя убегать от набегающей воды мелких птах. Я, понуро наклонив голову, брел у самой кромки, спасаясь время от времени от случайного вала, плеснувшего на землю дальше своих собратьев. На пути мне попался обломок дерева, и я изо всех сил поддал его ногой, едва не сразив зазевавшегося куличка.
В моей голове бесконечной каруселью проносились обрывки мыслей о Фрэнке, Дайне, Хелен, Крэге и компании «Нет Коп». С Фрэнком явно что-то не в порядке. Но что именно его гложет, я понять не мог. Однако не все еще потеряно, думал я, и у меня есть возможность обуздать события. Если я сосредоточусь на спасении «Нет Коп» и сведу к минимуму свои контакты с Дайной, все вернется на круги своя. Но для этого требуется время.
Но я по-прежнему не знал, как помочь Хелен.
Проведя на пляже почти час, я по 128 дороге двинулся в «Нет Коп». Когда я добрался до цели, было уже полшестого, и мне сказали, что Крэга на месте нет. Насколько я понял, он отсутствовал весь день. Для Крэга это было весьма необычно, однако каждый время от времени имеет право отдохнуть денек-другой. Одним словом, мне ничего не оставалось, кроме как поехать домой.
Мы ужинали каким-то итальянским блюдом из макарон, которое по-быстрому сварганила Лайза.
— Поезжай одна. Я останусь дома, чтобы немного поработать.
— Поедем вместе, Саймон. Ну пожалуйста. Мне не нравится, как у вас складываются отношения. Вы мне оба дороги, и я не хочу, чтобы между вами возникали трения.
Я отложил в сторону вилку и потер глаза. Мне страшно не хотелось вторично встречаться с Фрэнком.
— Я пробовал примириться, но из этого ничего не вышло. Думаю, что на время лучше оставить все, как есть. Кроме того, он желает видеть только тебя.
— Как это похоже на тебя, Саймон! — возмутилась моя супруга. — Ты постоянно избегаешь говорить о своих чувствах. Я совершенно уверена, что наш совместный визит улучшит ваши отношения.
Лайза постоянно жаловалась на то, что я скрываю свои чувства, хотя перед ней я открывался так, как ни перед кем. Ни сейчас, ни раньше. Но не исключено, что в её словах есть смысл. Я не сумел убедить её отца, но есть шанс, что она сумеет это сделать. Попытаться в любом случае стоило.
— Хорошо. Едем, — сказал я.
Лайза постучала в дверь коттеджа. Никакого ответа. Она постучала сильнее. Молчание. Лайза повернула ручку и попыталась открыть дверь. Та была заперта.
— Его машина здесь, — сказала она, кивнув в сторону темно-синего отцовского «Мерседеса», стоявшего на том месте, где я видел его вчера.
— Возможно отправился погулять, — заметил я.
Мы огляделись по сторонам. Прямо перед нами расстилалось болото. Мягкий ковер из бурой и золотой травы, и никаких следов Фрэнка. За нашими спинами к дому сбегал пологий склон поросшего деревьями холма. Там Фрэнка тоже не было видно. По правде говоря, там вообще никого не было видно. Вдали, по меньшей мере в двух милях от нас, виднелась пара домов. Строения, расположенные ближе, скрывались за деревьями.
— Пойдем посмотрим на берегу, — сказала Лайза.
Я пошел вслед за ней по рахитичным деревянным мосткам в направлении пролива. Было время отлива, и поэтому пристань плавала значительно ниже уровня подступающего к берегам болота. Мы уселись на край мостков и принялись изучать округу.
День для октября был на удивление теплым. Несмотря на то, что вокруг не было никаких признаков человека, до нашего слуха доносились разнообразные звуки. В болотной траве шелестел ветер, а о деревянные стойки под нами плескалась вода. С болот тянуло теплом, запахом соли и ароматом разнообразных трав. Гордо стоявшая в траве белая цапля, увидев нас, стала подниматься в воздух. Птица отчаянно колотила крыльями, и создавалось впечатление, что болото не желает её отпускать. С нашего места можно было видеть море, а с противоположной стороны к краю болота подступали деревья, листья которых уже начинали сиять всеми цветами осенней радуги. А за Островом Свиней, в какой-то миле от нас, начинался океан.
— Страшно люблю это место, — сказала Лайза. — Ты можешь представить, какое здесь летом раздолье для ребенка. Купанье, рыбная ловля, прогулки под парусом. В Калифорнии мне так этого не хватало.
— Представляю.
Лайза часто говорила о «Домике на болоте». Здесь я впервые с ней встретился. К тому времени я работал в «Ревер» всего пару недель, и Фрэнк решил устроить барбекю для десятка гостей, включая меня. Я внимательно слушал рассуждения Арта о «драконовских законах штата Массачусетс об оружии». Я выразил свое с ним несогласие, несмотря на то, что все остальные хранили молчание. Поначалу я принял это за молчаливую поддержку его взглядов, но потом понял, что гости понимали всю бесполезность споров с Артом по вопросу контроля над оружием. Когда Арт закончил тираду о конституционном праве американцев носить оружие и необходимости защищать себя против вооруженных до зубов преступников, в мою поддержку неожиданно выступила какая-то изящная молодая черноволосая женщина. После этого, к великому смущению присутствующих, женщина и Арт принялись обмениваться колкими замечанием. Перепалка продолжалась минут пять и закончилась лишь тогда, когда Фрэнк, окончательно потеряв терпение, тактично предложил молодой особе показать мне старые катера, хранившиеся в расположенном неподалеку эллинге.
Она послушалась, и большую часть вечера мы провели вместе. Лайза сразу мне понравилась. Я был в восторге от того, что она говорила и что думала. Мне хотелось, чтобы беседа никогда не кончалось. Кроме того она и внешне была весьма и весьма привлекательной особой. Лайза упомянула тот единственный французский фильм, который мне довелось видеть, и поскольку я проявил огромный энтузиазм по поводу картины, мы договорились посмотреть и другие фильмы этого режиссера. Я вдруг ощутил, что у меня неожиданно пробудился огромный интерес к французской кинематографии.
Она вдруг повернулась и поцеловала меня.
— За какие заслуги? — улыбнулся я.
— Просто так, — хихикнула моя супруга.
— В чем дело? — спросил я, толкнув её в бок.
— Разве я тебе никогда не говорила? На этом месте я потеряла невинность.
— Не может быть! На виду у всего мира? — более открытого места и вообразить было невозможно.
— Ну не совсем здесь. Скорее, вон там, внизу. На причале. Это место нельзя увидеть, а ты заранее можешь услышать, когда кто-нибудь идет по мосткам.
— Не верю, — сказал я, глядя на деревянную платформу в нескольких футах ниже нас.
— А хочешь, я тебе это докажу? — спросила Лайза с хитрой улыбкой.
— Прямо сейчас?
Лайза утвердительно кивнула.
— А если твой отец нас увидит?
— Не увидит. В этом-то все и дело.
— О’кей, — сказал я, и по моей физиономии расползалась широченная улыбка.
Мы занялись любовью; солнце и ветер ласкали нашу обнаженную кожу, в нескольких дюймах под нами тихо плескалась вода, а во все стороны от нас расстилались бесконечные просторы болота. Это было чудесно.
Приходя в себя, мы некоторое время лежали, обнимая друг друга. Чтобы хоть немного согреться, Лайза прикрыла грудь рубашкой, а моя спина от холода покрылась гусиной кожей. Мы молчали, и я ощущал себя единым целым с болотом и Лайзой.
Не знаю сколько времени прошло до того момента, когда Лайза сказала:
— Пошли. Посмотрим, не вернулся ли папа.
— Он непременно догадается, чем мы занимались, — заметил я.
— Ни за что, — хихикнула она. — Ну и что из того, если и догадается? Он перестанет беспокоиться о состоянии нашего брака, не так ли?
Мы шагали по мосткам, взявшись за руки. Это было крайне неудобно, так как мостки были довольно узкими.
Машина Фрэнка оставалась на том же месте. Лайза постучала в дверь. Ответа не последовало.
— Как ты думаешь, с ним ничего не случилось?
— Конечно, ничего. Просто он отправился на длительную прогулку.
— Не знаю, — сказала Лайза и тревожно огляделась по сторонам. — Странно, что он запер дверь. Когда он бывает здесь, то обычно оставляет её открытой. Давай попробуем заглянуть в дом.
Мы двинулись вокруг здания, заглядывая во все окна. Гостиная была пуста. Так же, как и кухня. Между этими помещениями находилось крошечное пространство, служившее неким подобием столовой. Окно здесь было расположено значительно выше уровня глаз.
— Лезь мне на плечи, — сказал я Лайзе и пригнулся.
— О’кей, — рассмеялась она и вскарабкалась на мою спину.
Я начал осторожно выпрямлять ноги, и её лицо оказалась на уровне окна. Веселый смех неожиданно оборвался. Я почувствовал, как она вдруг окаменела, а её пальцы вцепились мне в волосы.
— САЙМОН!!
Я опустил её на землю. Глаза Лайзы округлились, и я увидел в них ужас. Лайза не могла произнести ни слова и лишь хватала воздух широко открытым ртом. Я подпрыгнул, зацепился пальцами за край рамы и подтянулся так, что мои глаза оказались на уровне стекла.
— Великий Боже!
В дверном проеме между кухней и «столовой», уткнувшись лицом в пол лежал какой-то человек. На его спине расплылись два темных пятна.
Я спрыгнул вниз, обежал вокруг дома и с ходу всем своим весом навалился на входную дверь.
На дверной панели появилась трещина. Я толкнул плечом дверь еще раз. Затем еще. Когда дверь, наконец, распахнулась, я бросился к распростертому на полу Фрэнку.
Он был мертв. На спине клетчатой рубашки, в которой я видел его за день до этого, зияли два пулевых отверстия.
Лайза вскрикнула. Такого вопля отчаяния мне ранее от неё слышать не доводилось. Пробежав мимо меня, она упала на тело отца, повернула его голову лицом к себе и, рыдая, запричитала:
— Папа! Папочка! Папа!
7
Запарковав машину у старого пирса, я отправился по траве к небольшому деревянному дому с белыми стенами и недавно окрашенными в зеленый цвет оконными ставнями. «Мерседес» Фрэнка стоял у входа. Я постучал в дверь.
Навстречу мне вышел Фрэнк. На нем были клетчатая рубашка и джинсы. Мое появление его явно не обрадовало.
— Что ты здесь делаешь?
— Не мог бы ты уделить мне несколько минут?
— Вначале следовало позвонить. Ты всегда должен звонить, перед тем как здесь появляться.
Я не знал, что ответить. Лайза всегда заранее извещала отца о своем появлении. Я же не сделал этого, так как не хотел услышать отказ.
— Прости, — сказал я. — Можно войти в дом?
Фрэнк в ответ буркнул нечто невнятное и пропустил меня в гостиную. В доме стояла старая мебель. Там были лишь самые необходимые предметы, но все они отличались комфортом. В железной печи пылал веселый огонь, и в комнате было тепло. Фрэнк уселся в «свое кресло» (видавшую виды старую качалку), а я занял место на плетеном диване с выцветшими от времени подушками. За окном виднелось бесконечное болото. В это время года оно было почти сплошь бурым, и лишь отдельные золотые, зеленые, оранжевые и серые мазки делали его менее унылым.
— Итак, что же тебе надо?
Фрэнк выглядел утомленным. Можно было подумать, что всю прошлую ночь он провел без сна. Вокруг его глаз разлилась синева, и во взгляде чувствовалось напряжение. Едва усевшись в кресло, он принялся резко раскачиваться, а я начал сожалеть о том, что приехал. Настроение, в котором пребывал мой тесть, явно не располагало к примирению.
— Я не могу успокоиться после утреннего совещания в понедельник, и мне хотелось с тобой поговорить.
— Я думал, что мы все успели обсудить в моем кабинете.
— Понимаю. Но поскольку разногласия носят и личный характер, я хотел встретиться с тобой за переделами офиса.
Он смотрел на меня выжидающе, и я решил сразу взять быка за рога.
— Я хотел сказать, что у тебя нет никаких оснований беспокоиться за Лайзу. Я её очень люблю и никогда ничем её не обижу, — сказал я хрипло.
Мне было крайне трудно произнести эти слова. Но не потому, что они не соответствовали истине, а потому, что подобные слова в моей семье никогда не звучали. Но я хотел, чтобы Фрэнк их услышал и в них поверил.
— Не сомневаюсь, — бросил он. — Это всё?
— Ты придаешь слишком большое значение моему ужину с Дайной.
— Ужин с Дайной твое личное дело, — ответил Фрэнк.
— Именно.
— Но только до тех пор, пока ты не скрываешь это от моей дочери.
— Я ничего не скрывал.
Фрэнк вопросительно вскинул брови.
— Да, я ей ничего не сказал. Но обязательно сделал бы это, если бы придавал этому событию какое-либо значение.
— Если ты считаешь, что свидание с другой женщиной втайне от моей дочери не имеет значения… — начал он, нахмурив брови.
Но закончить я ему не дал.
— Не было никакого свидания! Мы просто зашли перекусить после работы.
— Я заметил, как она на тебя смотрела, — сказал Фрэнк, бросая на меня полный ярости взгляд. — За этой женщиной тянется длинный шлейф гнусностей, Саймон. Мой старый друг из компании «Барни Маклинток» рассказал, как Дайна, работая там, разрушила семью, и я не хочу, чтобы она сделала это в нашей фирме. Особенно, когда это касается брака моей дочери.
Мне хотелось многое сказать, но я прикусил язык. Я явился сюда для примирения, а не для спора.
— Хорошо, Фрэнк. Я тебя понимаю и даю слово, что не совершу ничего, что могло бы угрожать нашему браку. Особенно с Дайной. И я не хочу, чтобы этот эпизод отражался на наших деловых отношениях.
— Не отразится, — сказал Фрэнк. — Ты слышал от меня об этом еще в понедельник. Если хочешь, я повторю это и сейчас. На твоем месте я не принимал бы глупых решений, обещая компании деньги без согласия на то партнеров.
Я ощутил, как во мне поднимается волна гнева. Но выплеснуться наружу я ей не дал, так как понимал, что ни к чему хорошему это не приведет.
— А если ты приехал сюда, чтобы просить денег, то я отвечу тебе отказом. Мне очень жаль твоего племянника, но, как я уже сказал Лайзе, я резко отрицательно отношусь ко всякого рода медицинским тяжбам. Я сказал «нет», и это означает «нет».
— Я приехал вовсе не для того, чтобы просить денег, — довольно резко ответил я.
— В таком случае — все в порядке.
— О’кей, Фрэнк, я тебя понял. Спасибо за то, что уделил мне время.
С этими словами я поднялся и протянул ему руку. Он же, словно не заметив моего жеста, отвернулся, и направился к письменному столу.
— Прощай, Саймон.
— Будь здоров, Фрэнк, — сказал я ему в спину и вышел из дома.
Проехав пару миль до Шенкс-бич, я выскочил из машины, резко захлопнул за собой дверь и затопал по песчаному пляжу. С моря дул довольно сильный ветер, и берег, который всего лишь шесть недель тому назад был буквально устлан телами, теперь был абсолютно пустынен. Поднятые ветром волны накатывались на песок, заставляя убегать от набегающей воды мелких птах. Я, понуро наклонив голову, брел у самой кромки, спасаясь время от времени от случайного вала, плеснувшего на землю дальше своих собратьев. На пути мне попался обломок дерева, и я изо всех сил поддал его ногой, едва не сразив зазевавшегося куличка.
В моей голове бесконечной каруселью проносились обрывки мыслей о Фрэнке, Дайне, Хелен, Крэге и компании «Нет Коп». С Фрэнком явно что-то не в порядке. Но что именно его гложет, я понять не мог. Однако не все еще потеряно, думал я, и у меня есть возможность обуздать события. Если я сосредоточусь на спасении «Нет Коп» и сведу к минимуму свои контакты с Дайной, все вернется на круги своя. Но для этого требуется время.
Но я по-прежнему не знал, как помочь Хелен.
Проведя на пляже почти час, я по 128 дороге двинулся в «Нет Коп». Когда я добрался до цели, было уже полшестого, и мне сказали, что Крэга на месте нет. Насколько я понял, он отсутствовал весь день. Для Крэга это было весьма необычно, однако каждый время от времени имеет право отдохнуть денек-другой. Одним словом, мне ничего не оставалось, кроме как поехать домой.
***
— Почему бы тебе завтра не съездить вместе со мной к папе?Мы ужинали каким-то итальянским блюдом из макарон, которое по-быстрому сварганила Лайза.
— Поезжай одна. Я останусь дома, чтобы немного поработать.
— Поедем вместе, Саймон. Ну пожалуйста. Мне не нравится, как у вас складываются отношения. Вы мне оба дороги, и я не хочу, чтобы между вами возникали трения.
Я отложил в сторону вилку и потер глаза. Мне страшно не хотелось вторично встречаться с Фрэнком.
— Я пробовал примириться, но из этого ничего не вышло. Думаю, что на время лучше оставить все, как есть. Кроме того, он желает видеть только тебя.
— Как это похоже на тебя, Саймон! — возмутилась моя супруга. — Ты постоянно избегаешь говорить о своих чувствах. Я совершенно уверена, что наш совместный визит улучшит ваши отношения.
Лайза постоянно жаловалась на то, что я скрываю свои чувства, хотя перед ней я открывался так, как ни перед кем. Ни сейчас, ни раньше. Но не исключено, что в её словах есть смысл. Я не сумел убедить её отца, но есть шанс, что она сумеет это сделать. Попытаться в любом случае стоило.
— Хорошо. Едем, — сказал я.
Лайза постучала в дверь коттеджа. Никакого ответа. Она постучала сильнее. Молчание. Лайза повернула ручку и попыталась открыть дверь. Та была заперта.
— Его машина здесь, — сказала она, кивнув в сторону темно-синего отцовского «Мерседеса», стоявшего на том месте, где я видел его вчера.
— Возможно отправился погулять, — заметил я.
Мы огляделись по сторонам. Прямо перед нами расстилалось болото. Мягкий ковер из бурой и золотой травы, и никаких следов Фрэнка. За нашими спинами к дому сбегал пологий склон поросшего деревьями холма. Там Фрэнка тоже не было видно. По правде говоря, там вообще никого не было видно. Вдали, по меньшей мере в двух милях от нас, виднелась пара домов. Строения, расположенные ближе, скрывались за деревьями.
— Пойдем посмотрим на берегу, — сказала Лайза.
Я пошел вслед за ней по рахитичным деревянным мосткам в направлении пролива. Было время отлива, и поэтому пристань плавала значительно ниже уровня подступающего к берегам болота. Мы уселись на край мостков и принялись изучать округу.
День для октября был на удивление теплым. Несмотря на то, что вокруг не было никаких признаков человека, до нашего слуха доносились разнообразные звуки. В болотной траве шелестел ветер, а о деревянные стойки под нами плескалась вода. С болот тянуло теплом, запахом соли и ароматом разнообразных трав. Гордо стоявшая в траве белая цапля, увидев нас, стала подниматься в воздух. Птица отчаянно колотила крыльями, и создавалось впечатление, что болото не желает её отпускать. С нашего места можно было видеть море, а с противоположной стороны к краю болота подступали деревья, листья которых уже начинали сиять всеми цветами осенней радуги. А за Островом Свиней, в какой-то миле от нас, начинался океан.
— Страшно люблю это место, — сказала Лайза. — Ты можешь представить, какое здесь летом раздолье для ребенка. Купанье, рыбная ловля, прогулки под парусом. В Калифорнии мне так этого не хватало.
— Представляю.
Лайза часто говорила о «Домике на болоте». Здесь я впервые с ней встретился. К тому времени я работал в «Ревер» всего пару недель, и Фрэнк решил устроить барбекю для десятка гостей, включая меня. Я внимательно слушал рассуждения Арта о «драконовских законах штата Массачусетс об оружии». Я выразил свое с ним несогласие, несмотря на то, что все остальные хранили молчание. Поначалу я принял это за молчаливую поддержку его взглядов, но потом понял, что гости понимали всю бесполезность споров с Артом по вопросу контроля над оружием. Когда Арт закончил тираду о конституционном праве американцев носить оружие и необходимости защищать себя против вооруженных до зубов преступников, в мою поддержку неожиданно выступила какая-то изящная молодая черноволосая женщина. После этого, к великому смущению присутствующих, женщина и Арт принялись обмениваться колкими замечанием. Перепалка продолжалась минут пять и закончилась лишь тогда, когда Фрэнк, окончательно потеряв терпение, тактично предложил молодой особе показать мне старые катера, хранившиеся в расположенном неподалеку эллинге.
Она послушалась, и большую часть вечера мы провели вместе. Лайза сразу мне понравилась. Я был в восторге от того, что она говорила и что думала. Мне хотелось, чтобы беседа никогда не кончалось. Кроме того она и внешне была весьма и весьма привлекательной особой. Лайза упомянула тот единственный французский фильм, который мне довелось видеть, и поскольку я проявил огромный энтузиазм по поводу картины, мы договорились посмотреть и другие фильмы этого режиссера. Я вдруг ощутил, что у меня неожиданно пробудился огромный интерес к французской кинематографии.
Она вдруг повернулась и поцеловала меня.
— За какие заслуги? — улыбнулся я.
— Просто так, — хихикнула моя супруга.
— В чем дело? — спросил я, толкнув её в бок.
— Разве я тебе никогда не говорила? На этом месте я потеряла невинность.
— Не может быть! На виду у всего мира? — более открытого места и вообразить было невозможно.
— Ну не совсем здесь. Скорее, вон там, внизу. На причале. Это место нельзя увидеть, а ты заранее можешь услышать, когда кто-нибудь идет по мосткам.
— Не верю, — сказал я, глядя на деревянную платформу в нескольких футах ниже нас.
— А хочешь, я тебе это докажу? — спросила Лайза с хитрой улыбкой.
— Прямо сейчас?
Лайза утвердительно кивнула.
— А если твой отец нас увидит?
— Не увидит. В этом-то все и дело.
— О’кей, — сказал я, и по моей физиономии расползалась широченная улыбка.
Мы занялись любовью; солнце и ветер ласкали нашу обнаженную кожу, в нескольких дюймах под нами тихо плескалась вода, а во все стороны от нас расстилались бесконечные просторы болота. Это было чудесно.
Приходя в себя, мы некоторое время лежали, обнимая друг друга. Чтобы хоть немного согреться, Лайза прикрыла грудь рубашкой, а моя спина от холода покрылась гусиной кожей. Мы молчали, и я ощущал себя единым целым с болотом и Лайзой.
Не знаю сколько времени прошло до того момента, когда Лайза сказала:
— Пошли. Посмотрим, не вернулся ли папа.
— Он непременно догадается, чем мы занимались, — заметил я.
— Ни за что, — хихикнула она. — Ну и что из того, если и догадается? Он перестанет беспокоиться о состоянии нашего брака, не так ли?
Мы шагали по мосткам, взявшись за руки. Это было крайне неудобно, так как мостки были довольно узкими.
Машина Фрэнка оставалась на том же месте. Лайза постучала в дверь. Ответа не последовало.
— Как ты думаешь, с ним ничего не случилось?
— Конечно, ничего. Просто он отправился на длительную прогулку.
— Не знаю, — сказала Лайза и тревожно огляделась по сторонам. — Странно, что он запер дверь. Когда он бывает здесь, то обычно оставляет её открытой. Давай попробуем заглянуть в дом.
Мы двинулись вокруг здания, заглядывая во все окна. Гостиная была пуста. Так же, как и кухня. Между этими помещениями находилось крошечное пространство, служившее неким подобием столовой. Окно здесь было расположено значительно выше уровня глаз.
— Лезь мне на плечи, — сказал я Лайзе и пригнулся.
— О’кей, — рассмеялась она и вскарабкалась на мою спину.
Я начал осторожно выпрямлять ноги, и её лицо оказалась на уровне окна. Веселый смех неожиданно оборвался. Я почувствовал, как она вдруг окаменела, а её пальцы вцепились мне в волосы.
— САЙМОН!!
Я опустил её на землю. Глаза Лайзы округлились, и я увидел в них ужас. Лайза не могла произнести ни слова и лишь хватала воздух широко открытым ртом. Я подпрыгнул, зацепился пальцами за край рамы и подтянулся так, что мои глаза оказались на уровне стекла.
— Великий Боже!
В дверном проеме между кухней и «столовой», уткнувшись лицом в пол лежал какой-то человек. На его спине расплылись два темных пятна.
Я спрыгнул вниз, обежал вокруг дома и с ходу всем своим весом навалился на входную дверь.
На дверной панели появилась трещина. Я толкнул плечом дверь еще раз. Затем еще. Когда дверь, наконец, распахнулась, я бросился к распростертому на полу Фрэнку.
Он был мертв. На спине клетчатой рубашки, в которой я видел его за день до этого, зияли два пулевых отверстия.
Лайза вскрикнула. Такого вопля отчаяния мне ранее от неё слышать не доводилось. Пробежав мимо меня, она упала на тело отца, повернула его голову лицом к себе и, рыдая, запричитала:
— Папа! Папочка! Папа!
7
— Еще несколько вопросов, мистер Айот. Или, может быть, вы предпочитаете, чтобы к вам обращались «Сэр Саймон Айот»?
Сержант Махони сидел на диване в нашей крошечной гостиной. В его карточке значилось, что сержант служит в «Отделе предупреждения преступности Полиции штата», находящегося в подчинении Окружного прокурора графства Эссекс. Это был крупный, явно склонный к полноте мужчина с жидкими рыжеватыми волосами и светло-голубыми глазами. Казалось, что один уголок его рта был постоянно приподнят в кривой улыбке, словно сержант слегка сомневался в словах собеседника. Он, судя по всему, приближался к пятидесяти, и у него был вид много повидавшего на своем веку человека. Что, очевидно, соответствовало действительности. Одна из коллег Лайзы увела её из дома выпить чашку кофе, и кроме нас с сержантом, в квартире никого не было.
— Называйте меня «мистер», — сказал я. — А слово «Сэр» означает лишь то, что мой отец ушел из жизни молодым.
После прибытия в Америку я изо всех сил старался не привлекать внимания к своему титулу. Лайза никогда не величала себя «Леди Айот», за исключением, правда, тех случаев, когда была изрядно пьяна и находилась рядом со мной в постели. Мое появление в Америке частично объяснялось тем, что титулы в этой стране мало что значат. В Англии, когда ко мне обращались «Сэр», я испытывал смущение. Игнорировать же титул означало проявлять неуважение к памяти предков. Здесь же я мог просто забыть об этом. О моем титуле в Америке узнавали, лишь заглянув — как это сделал Махони — в мой паспорт. Джил, правда, иногда шутливо вставлял его в дружеский разговор в хорошо знакомой компании.
— Хорошо, мистер Айот. Мне хотелось бы вернуться к некоторым событиям, о которых вы рассказали вчера. — Он говорил с заметным бостонским акцентом, но его речь существенно отличалась от речи Крэга. Я еще не научился узнавать местные диалекты.
— Прекрасно.
— Получается так, что вы были последним, кто видел мистера Фрэнка Кука живым.
— Неужели?
Светло-голубые глаза внимательно наблюдали за тем, как я реагирую на эти слова.
— Да. Коронер полагает, что он умер в субботу где-то до десяти вечера. Вы сказали, что видели его в субботу около двух тридцати пополудни.
— Да, думаю, что это именно так.
— Это подтверждает соседка, видевшая, как вы с большой скоростью ехали по проселку в направлении его дома.
— Машина двигалась со скоростью десять миль в час, — улыбнулся я. — Дама просто не смотрела, куда едет.
— Вполне возможно. Но мы расследуем не дорожное происшествие, — уголок рта Махони чуть дернулся вверх. — Был ли мистер Кук дома, когда вы приехали?
— Да. Он там был. Выглядел крайне усталым. Или, может быть, излишне нервозным. Одним словом, мое появление его не очень обрадовало.
— Почему вы решили с ним встретиться?
— Мне хотелось прояснить с ним кое-какие, возникшие между нами проблемы.
— Не могли бы вы сказать, какие именно.
Я колебался, не зная, что ответить.
— У нас с Фрэнком возникли разногласия по работе, — взвешивая слова, сказал я. — И мне хотелось разрешить наши разногласия.
Махони внимательно посмотрел мне в глаза. Он прекрасно понимал, что я не говорю ему всего.
— В чем заключались ваши разногласия?
— В вопросах инвестирования.
— Понимаю… — протянул он, ожидая продолжения.
У меня не было ни малейшего желания рассказывать сержанту о подозрениях Фрэнка относительно меня и Дайны. Но в то же время я знал, что не могу о них молчать. Расследовалось убийство, и вопросы будут возникать снова и снова. В конечном итоге, я решил быть максимально откровенным.
— Однако думаю, что в подлинной причиной разногласий было то, что Фрэнк подозревал меня в любовной связи с одной из моих коллег. Я хотел убедить тестя, что его подозрения не имеют ни малейших оснований.
— И это действительно так?
— Кончено, — просто ответил я, понимая, что сейчас не время вставать в позу, дабы выразить свое справедливое негодование. С Махони следовало вести себя крайне осторожно. И быть при этом предельно точным.
— О’кей. Поверил ли мистер Кук вашим словам?
— Не знаю. Боюсь, что нет.
— Вступали ли вы с ним в спор по какому-либо иному поводу?
— Нет.
— Но расстались вы отнюдь не друзьями?
— Да.
Махони долго молчал, не сводя с меня взгляда. Затем допрос возобновился.
— В котором часу вы покинули дом?
— Не помню. Видимо, что-то около трех.
— Куда вы направились?
— Я совершил прогулку по пляжу. По Шэнкс Бич. После этого я проехал в одну из наших компаний. В «Нет Коп», если быть точным.
— Во время прогулки вы никого не встретили? Может быть, вы кого-нибудь видели?
— На парковке находилось несколько машин, — сказал я после недолгого раздумья. — Думаю, что на пляже была пара другая людей, но я их не запомнил. Я был погружен в мысли о Фрэнке и о наших с ним отношениях.
— О’кей, — сказал Махони. — И сколько же времени вы провели на берегу?
— Около часа.
— А затем вы отправились в компанию. Как её там…? «Нет Коп», кажется? Что это за фирма?
Я подробно рассказал Махони о компании и о людях, которых там видел. Он обещал с ними связаться. У меня не было ни малейших сомнений, что сержант выполнит свое обещание.
— Вы не знаете случайно размеров состояния Фрэнка Кука?
Неожиданная смена темы меня сильно изумила.
— Понятия не имею, — ответил я.
— Попытайтесь прикинуть.
Я задумался. Деловая карьера Фрэнка развивалась довольно успешно, и в «Реверс» он мог уже заработать неплохие деньги. Кроме того, оставались потенциальные миллионы «Био один», которые Фрэнк, в конечном итоге, должен был получить. Даниэл прав — Фрэнк, судя по всему, был богатым человеком. Но для пользы дела я сознательно ударил в недолет.
— Миллион долларов, видимо.
— Мы полагаем, что ближе к четырем. Кроме того, мистер Эпплбей утверждает, что через год-другой инвестиции «Реверс» могли принести ему еще десяток миллионов. Всё это должно отойти к его наследникам. Это подводит нас к следующему вопросу. Кто является наследниками Фрэнка Кука?
— Не имею представления.
— Попробуйте догадаться.
— Думаю, что Лайза. Её брат Эдди. Не исключено, что и их мать.
— Оставим юристу покойного решать, правы вы или нет, — произнес Махони. — Однако у нас есть все основания предполагать, что в случае смерти мистера Кука, вы можете рассчитывать хотя бы на часть этих денег.
— Думаю, что вы правы, — со вздохом согласился я. — Но до этого момента я об этом ни разу не думал.
— У вас есть револьвер, мистер Айот?
Очередная смена темы.
— Нет.
— Вы не знаете человека, который мог бы владеть револьвером «Смит-Вессон» модели «Магнум» шесть-сорок, три-пятьдесят семь.
— Нет.
— Вы сами умеете пользоваться револьвером?
— Да, — ответил я после краткого раздумья.
— Где вы этому научились?
— Я служил в английской армии. Там учили пользоваться оружием.
— Понимаю. Значит, вы умеете обращаться с револьвером… — протянул он и, немного помедлив, спросил: — Вам приходилось кого-нибудь убивать?
— Да, — спокойно ответил я.
— Расскажите.
— Я предпочел бы не распространяться на эту тему.
— Это случилось, когда вы были в армии?
— Да.
— Возможно, в Ирландии? — взгляд его голубых глаз вдруг приобрел стальной оттенок.
— Я не обязан отвечать на вопросы подобного рода, — резко бросил я. — Неужели я нахожусь под подозрением? Может быть, для продолжения нашей беседы необходимо присутствие адвоката?
— Послушайте, — сказал Махони, — я просто делаю свою работу. Мы собираем любую информацию, которая способна помочь нам найти убийцу. Не более того. Благодарю за помощь, мистер Айот. Мы встретимся, если у меня возникнут дополнительные вопросы.
С этими словами он удалился, оставив меня в состоянии тревоги. Я ждал возвращения Лайзы, а в моих ушах все еще звучал последний вопрос сержанта.
Я припомнил механизированный блокпост на тихой загородной аллее близ Армага и приближающийся к нам старенький «Форд Эскорт». Мой напарник младший капрал Бинн стал неторопливо опускать стекло, чтобы остановить форд. И в этот миг я увидел на его лице выражение крайнего изумления и ужаса. Прогремели два выстрела, и мозги капрала брызнули во все стороны. Еще не успели стихнуть эхо стрельбы и звон разбитого стекла, как я опустошил весь магазин автомата в находящийся совсем рядом с нами форд. Водитель потерял контроль и машина врезалась в борт нашего «Лендровера».
Оказалось, что я убил двух членов Ирландской революционной армии. Этот подвиг не вызвал у меня чувства гордости, но, по крайней мере, мне было что сказать родителям капрала Бинна.
Совсем иное дело — убийство Фрэнка. Да, находясь на военной службе, я мог застрелить двух террористов, но это вовсе не означало, что я способен хладнокровно прикончить своего тестя. Гнусные инсинуации сержанта Махони привели меня в ярость.
Однако на то, чтобы волноваться по этому поводу, времени у меня не было. Лайза нуждалась в моей поддержке, и я старался не оставлять её в одиночестве. Она пребывала в каком-то оцепенении, которое лишь изредка нарушалось слезами. Большую же часть времени моя любимая молча смотрела в пространство невидящими глазами.
Я чувствовал свою беспомощность, несмотря на то, что изо всех сил старался ей помочь. Всем своим существом я ощущал ту боль, которую испытывала она. И я знал, что боль эта останется с Лайзой не только на ближайшие недели, но на месяцы или даже годы. Такое положение меня пугало. Я не знал, как она станет реагировать на те или иные слова или события, и опасался, что состояние шока, в котором она пребывала, останется с ней навсегда. Мне хотелось защитить жену, заключить в свои объятия, чтобы изолировать от ужаса, испытанного ею в связи с гибелью отца. Но как бы я ни старался, я не мог избавить её от главной реалии. Фрэнк ушел навсегда. Со временем её страдания, видимо, уменьшатся, и их можно будет как-то выносить, но до этого дня было еще очень далеко. Положение, прежде чем начать улучшаться, может стать еще хуже.
Сержант Махони сидел на диване в нашей крошечной гостиной. В его карточке значилось, что сержант служит в «Отделе предупреждения преступности Полиции штата», находящегося в подчинении Окружного прокурора графства Эссекс. Это был крупный, явно склонный к полноте мужчина с жидкими рыжеватыми волосами и светло-голубыми глазами. Казалось, что один уголок его рта был постоянно приподнят в кривой улыбке, словно сержант слегка сомневался в словах собеседника. Он, судя по всему, приближался к пятидесяти, и у него был вид много повидавшего на своем веку человека. Что, очевидно, соответствовало действительности. Одна из коллег Лайзы увела её из дома выпить чашку кофе, и кроме нас с сержантом, в квартире никого не было.
— Называйте меня «мистер», — сказал я. — А слово «Сэр» означает лишь то, что мой отец ушел из жизни молодым.
После прибытия в Америку я изо всех сил старался не привлекать внимания к своему титулу. Лайза никогда не величала себя «Леди Айот», за исключением, правда, тех случаев, когда была изрядно пьяна и находилась рядом со мной в постели. Мое появление в Америке частично объяснялось тем, что титулы в этой стране мало что значат. В Англии, когда ко мне обращались «Сэр», я испытывал смущение. Игнорировать же титул означало проявлять неуважение к памяти предков. Здесь же я мог просто забыть об этом. О моем титуле в Америке узнавали, лишь заглянув — как это сделал Махони — в мой паспорт. Джил, правда, иногда шутливо вставлял его в дружеский разговор в хорошо знакомой компании.
— Хорошо, мистер Айот. Мне хотелось бы вернуться к некоторым событиям, о которых вы рассказали вчера. — Он говорил с заметным бостонским акцентом, но его речь существенно отличалась от речи Крэга. Я еще не научился узнавать местные диалекты.
— Прекрасно.
— Получается так, что вы были последним, кто видел мистера Фрэнка Кука живым.
— Неужели?
Светло-голубые глаза внимательно наблюдали за тем, как я реагирую на эти слова.
— Да. Коронер полагает, что он умер в субботу где-то до десяти вечера. Вы сказали, что видели его в субботу около двух тридцати пополудни.
— Да, думаю, что это именно так.
— Это подтверждает соседка, видевшая, как вы с большой скоростью ехали по проселку в направлении его дома.
— Машина двигалась со скоростью десять миль в час, — улыбнулся я. — Дама просто не смотрела, куда едет.
— Вполне возможно. Но мы расследуем не дорожное происшествие, — уголок рта Махони чуть дернулся вверх. — Был ли мистер Кук дома, когда вы приехали?
— Да. Он там был. Выглядел крайне усталым. Или, может быть, излишне нервозным. Одним словом, мое появление его не очень обрадовало.
— Почему вы решили с ним встретиться?
— Мне хотелось прояснить с ним кое-какие, возникшие между нами проблемы.
— Не могли бы вы сказать, какие именно.
Я колебался, не зная, что ответить.
— У нас с Фрэнком возникли разногласия по работе, — взвешивая слова, сказал я. — И мне хотелось разрешить наши разногласия.
Махони внимательно посмотрел мне в глаза. Он прекрасно понимал, что я не говорю ему всего.
— В чем заключались ваши разногласия?
— В вопросах инвестирования.
— Понимаю… — протянул он, ожидая продолжения.
У меня не было ни малейшего желания рассказывать сержанту о подозрениях Фрэнка относительно меня и Дайны. Но в то же время я знал, что не могу о них молчать. Расследовалось убийство, и вопросы будут возникать снова и снова. В конечном итоге, я решил быть максимально откровенным.
— Однако думаю, что в подлинной причиной разногласий было то, что Фрэнк подозревал меня в любовной связи с одной из моих коллег. Я хотел убедить тестя, что его подозрения не имеют ни малейших оснований.
— И это действительно так?
— Кончено, — просто ответил я, понимая, что сейчас не время вставать в позу, дабы выразить свое справедливое негодование. С Махони следовало вести себя крайне осторожно. И быть при этом предельно точным.
— О’кей. Поверил ли мистер Кук вашим словам?
— Не знаю. Боюсь, что нет.
— Вступали ли вы с ним в спор по какому-либо иному поводу?
— Нет.
— Но расстались вы отнюдь не друзьями?
— Да.
Махони долго молчал, не сводя с меня взгляда. Затем допрос возобновился.
— В котором часу вы покинули дом?
— Не помню. Видимо, что-то около трех.
— Куда вы направились?
— Я совершил прогулку по пляжу. По Шэнкс Бич. После этого я проехал в одну из наших компаний. В «Нет Коп», если быть точным.
— Во время прогулки вы никого не встретили? Может быть, вы кого-нибудь видели?
— На парковке находилось несколько машин, — сказал я после недолгого раздумья. — Думаю, что на пляже была пара другая людей, но я их не запомнил. Я был погружен в мысли о Фрэнке и о наших с ним отношениях.
— О’кей, — сказал Махони. — И сколько же времени вы провели на берегу?
— Около часа.
— А затем вы отправились в компанию. Как её там…? «Нет Коп», кажется? Что это за фирма?
Я подробно рассказал Махони о компании и о людях, которых там видел. Он обещал с ними связаться. У меня не было ни малейших сомнений, что сержант выполнит свое обещание.
— Вы не знаете случайно размеров состояния Фрэнка Кука?
Неожиданная смена темы меня сильно изумила.
— Понятия не имею, — ответил я.
— Попытайтесь прикинуть.
Я задумался. Деловая карьера Фрэнка развивалась довольно успешно, и в «Реверс» он мог уже заработать неплохие деньги. Кроме того, оставались потенциальные миллионы «Био один», которые Фрэнк, в конечном итоге, должен был получить. Даниэл прав — Фрэнк, судя по всему, был богатым человеком. Но для пользы дела я сознательно ударил в недолет.
— Миллион долларов, видимо.
— Мы полагаем, что ближе к четырем. Кроме того, мистер Эпплбей утверждает, что через год-другой инвестиции «Реверс» могли принести ему еще десяток миллионов. Всё это должно отойти к его наследникам. Это подводит нас к следующему вопросу. Кто является наследниками Фрэнка Кука?
— Не имею представления.
— Попробуйте догадаться.
— Думаю, что Лайза. Её брат Эдди. Не исключено, что и их мать.
— Оставим юристу покойного решать, правы вы или нет, — произнес Махони. — Однако у нас есть все основания предполагать, что в случае смерти мистера Кука, вы можете рассчитывать хотя бы на часть этих денег.
— Думаю, что вы правы, — со вздохом согласился я. — Но до этого момента я об этом ни разу не думал.
— У вас есть револьвер, мистер Айот?
Очередная смена темы.
— Нет.
— Вы не знаете человека, который мог бы владеть револьвером «Смит-Вессон» модели «Магнум» шесть-сорок, три-пятьдесят семь.
— Нет.
— Вы сами умеете пользоваться револьвером?
— Да, — ответил я после краткого раздумья.
— Где вы этому научились?
— Я служил в английской армии. Там учили пользоваться оружием.
— Понимаю. Значит, вы умеете обращаться с револьвером… — протянул он и, немного помедлив, спросил: — Вам приходилось кого-нибудь убивать?
— Да, — спокойно ответил я.
— Расскажите.
— Я предпочел бы не распространяться на эту тему.
— Это случилось, когда вы были в армии?
— Да.
— Возможно, в Ирландии? — взгляд его голубых глаз вдруг приобрел стальной оттенок.
— Я не обязан отвечать на вопросы подобного рода, — резко бросил я. — Неужели я нахожусь под подозрением? Может быть, для продолжения нашей беседы необходимо присутствие адвоката?
— Послушайте, — сказал Махони, — я просто делаю свою работу. Мы собираем любую информацию, которая способна помочь нам найти убийцу. Не более того. Благодарю за помощь, мистер Айот. Мы встретимся, если у меня возникнут дополнительные вопросы.
С этими словами он удалился, оставив меня в состоянии тревоги. Я ждал возвращения Лайзы, а в моих ушах все еще звучал последний вопрос сержанта.
Я припомнил механизированный блокпост на тихой загородной аллее близ Армага и приближающийся к нам старенький «Форд Эскорт». Мой напарник младший капрал Бинн стал неторопливо опускать стекло, чтобы остановить форд. И в этот миг я увидел на его лице выражение крайнего изумления и ужаса. Прогремели два выстрела, и мозги капрала брызнули во все стороны. Еще не успели стихнуть эхо стрельбы и звон разбитого стекла, как я опустошил весь магазин автомата в находящийся совсем рядом с нами форд. Водитель потерял контроль и машина врезалась в борт нашего «Лендровера».
Оказалось, что я убил двух членов Ирландской революционной армии. Этот подвиг не вызвал у меня чувства гордости, но, по крайней мере, мне было что сказать родителям капрала Бинна.
Совсем иное дело — убийство Фрэнка. Да, находясь на военной службе, я мог застрелить двух террористов, но это вовсе не означало, что я способен хладнокровно прикончить своего тестя. Гнусные инсинуации сержанта Махони привели меня в ярость.
Однако на то, чтобы волноваться по этому поводу, времени у меня не было. Лайза нуждалась в моей поддержке, и я старался не оставлять её в одиночестве. Она пребывала в каком-то оцепенении, которое лишь изредка нарушалось слезами. Большую же часть времени моя любимая молча смотрела в пространство невидящими глазами.
Я чувствовал свою беспомощность, несмотря на то, что изо всех сил старался ей помочь. Всем своим существом я ощущал ту боль, которую испытывала она. И я знал, что боль эта останется с Лайзой не только на ближайшие недели, но на месяцы или даже годы. Такое положение меня пугало. Я не знал, как она станет реагировать на те или иные слова или события, и опасался, что состояние шока, в котором она пребывала, останется с ней навсегда. Мне хотелось защитить жену, заключить в свои объятия, чтобы изолировать от ужаса, испытанного ею в связи с гибелью отца. Но как бы я ни старался, я не мог избавить её от главной реалии. Фрэнк ушел навсегда. Со временем её страдания, видимо, уменьшатся, и их можно будет как-то выносить, но до этого дня было еще очень далеко. Положение, прежде чем начать улучшаться, может стать еще хуже.