Я ненавидел отца за то, что он сделал маму несчастной. Но в то же время и им восхищался. В мою бытность тинейджером, он часто брал меня с собой в самые невероятные путешествия. Мы с ним ныряли с аквалангами в Белизе и карабкались по скалам в Канаде. А позже, когда я стал студентом, он таскал меня по ночным клубам Лондона и Парижа. Я понятия не имел, где он добывал деньги на эти эскапады. Мама тоже этого не знала. Однажды, когда я был в Кембридже, мой наставник пригласил меня к себе и сообщил, что ночью тихо ушел из жизни мой родитель. Предположительно от инфаркта миокарда. Ему в то время было всего сорок пять лет. Позже я узнал, что вечером накануне смерти он крепко выпил, а свидетелями кончины явились две дамы, суммарный возраст которых вряд ли превышал его года.
   Окончив Кембридж, я вопреки воле матери поступил в полк отца. Частично это было данью уважения предкам, но главным стимулом для меня служила вера в то, что солдатская служба — дело веселое. Поначалу так все и было, и я слыл хорошим офицером. Но позже дисциплина и традиции меня утомили, и я вышел в отставку.
   Я горько сожалел о разводе родителей, и о той роли, какую сыграл в этом прискорбном событии отец. Когда мне было десять лет, я торжественно поклялся себе не делать ничего, что могло бы поставить под удар свою будущую семью. И вот теперь, когда я всего лишь полгода женат на любимой женщине, тесть предполагает, что я отправился по стопам своего папаши. Его подозрения не имели под собой никакой почвы, но они уязвляли мою гордость.
   Родители Лайзы тоже состояли в разводе. Фрэнк ушел от жены, когда дочери было четырнадцать лет. Лайзе никто ничего не объяснил, и она, подобно мне, так до конца и не простила отца. Но на этом сходство заканчивалось. Фрэнк так и не женился вторично, хотя его бывшая супруга вскоре сочеталась браком и убыла в Сан-Франциско, прихватив с собой детей.
   Я сделаю все, чтобы ни один из нас не повторил судьбу наших родителей.
   Взглянув через плечо, я увидел, что эллинг гребного клуба совсем рядом. Мои руки и плечи болели. Это была отличная прогулка.
 
   Джил занимал самый большой кабинет во всей конторе. Его офис украшала антикварная мебель, а стены были облицованы дубовыми панелями. Над головой Джила на самом видном месте висел портрет ничем не прославившегося персонажа колониальных времен по имени Джилберт Стюарт. Именно в честь этого типа наш шеф получил свое имя Джилберт Стюарт Эпплбей. Портрет появился у Джила всего лишь год назад, но наш босс, вне сомнения, хотел убедить посетителей, что образ старого Джилберта Стюарта присутствует в его семье вот уже несколько поколений. Однако Даниэл, со свойственной ему язвительностью, не уставал повторять, что портрет является всего лишь неоправданной и преждевременной растратой тех миллионов, которые должна принести нам компания «Био один».
   — Что ты решил относительно «Нет Коп»? — поинтересовался Джил. В его голосе я услышал участливую озабоченность.
   — Попытаюсь спасти компанию.
   — Каким образом? — изумленно вскинув брови, спросил старший партнер фирмы.
   — Еще не знаю, — улыбнулся я. — Но сдаваться не собираюсь. Думаю, что смогу вернуть нам два миллиона. И кроме этого еще кое-что заработать.
   Джил внимательно посмотрел на меня из-за толстых стекол очков. Затем шеф улыбнулся, и по его физиономии побежали веселые морщинки.
   — Восхищаюсь твоей настойчивостью. Делай, что можешь, но от «Ревер» ты не получишь ни цента.
   — Понимаю, — ответил я улыбкой на улыбку.
   Джил извлек из ящика стола трубку и принялся набивать её табаком. Курил он только в своем кабинете, поскольку курение в публичных местах ныне в Америке не приветствуется — пусть это даже будет твоя собственная фирма.
   — Ты знаешь, Саймон, в чем состоит твоя главная ошибка?
   У меня в голове вертелось множество ответов, но я выбрал самый простой:
   — Нет.
   — Не в том, что ты настаивал на продолжении инвестиций. Это всего лишь вопрос оценки ситуации. И не в том, что ты хочешь сдержать данное тобой слово. Что бы не говорил Арт, твоя позиция заслуживает уважения. Твоя главная ошибка состоит в том, что ты дал обещание и тем самым загнал себя в угол. Человек, который трудится в венчурной фирме, обязательно должен оставлять для себя запасной выход. Обстоятельства меняются. Происходят непредвиденные события.
   Я не был до конца уверен в справедливости этих слов. Если предприниматель доверил венчурной фирме свою мечту, вложил в эту мечту все свои сбережения и даже заложил дом, то он по меньшей мере может рассчитывать на то, что фирма выполнит свои обязательства. Но правила игры здесь писал не я, а Джил.
   Поэтому я утвердительно кивнул.
   — Я рад, что ты решил избегать необдуманных поступков. Желаю успехов в деле «Нет Коп». Да, и еще один вопрос.
   — Слушаю.
   — Как чувствует себя Джон Шалфонт? Он в порядке?
   — Думаю, что да. Почему вы спрашиваете?
   — Джон очень хотел протолкнуть идею с ветряными генераторами. Но он достаточно давно в фирме и должен знать, что мы уже отвергли кучу подобных проектов.
   — Всего лишь временная утрата перспективы, — сказал я. — Может случиться с каждым.
   Похоже мои слова его не убедили.
   — Хмм… — протянул он и добавил: — Спасибо, Саймон.
   Обрадовавшись, что моей карьере в «Ревер» ничего не угрожает, я вышел из кабинета. Должен признаться, что сомнения мои не исчезли, они лишь отступили на второй план.
 
   Даниэл изучал биржевые котировки на экране своего компьютера. Цена акций «Био один», как я уже знал, поднялись до сорока четырех долларов. Джона в офисе не было.
   — Ты все еще работаешь у нас? — спросил Даниэл.
   — Работаю.
   — Значит Джил убедил тебя не уходить?
   — Скорее, это сделала Лайза, — ответил я.
   — Рад, что хотя бы у одного из вас есть крупица здравого смысла.
   — Джил спросил, как чувствует себя Джон. Похоже его беспокоит история с ветряными электрогенераторами.
   — У Джона ветер в голове, — фыркнул Даниэл.
   — Брось, Даниэл. Он — хороший парень.
   — Кто же в этом сомневается? Он просто отличный парень. Но какой в этом смысл? Это же ничего не стоит. Джон по природе своей неудачник, и в этой фирме ему ничего не светит. Ты знаешь, что он попал сюда только благодаря своему отцу?
   Я пожал плечами. Скорее всего, Даниэл прав. Но Джон мне нравился, и я вовсе не хотел списывать его, как неудачника.
   Заметив мою сдержанность, Даниэл сменил тему.
   — И что же ты собираешься делать с «Нет Коп»?
   — Найти для неё деньги.
   — Каким образом? — удивленно подняв брови, спросил Даниэл.
   — Пока это известно одному Богу. Может быть у тебя есть идеи?
   Несмотря на весь свой цинизм, Даниэл иногда проявлял себя человеком весьма творческим, и поинтересоваться его идеями было полезно.
   — А как насчет Джеффа Либермана? — немного помолчав, спросил он. — Этот парень вложил средства в «Био один». Почему бы ему не инвестировать немного и в «Нет Коп»?
   Интересное предложение, подумал я. Джефф вместе с нами учился в школе бизнеса, и я проводил с ним очень много времени. Он был способным студентом и после окончания школы поступил на службу в «Блумфилд Вайсс» — крупный инвестиционный банк Нью-Йорка. Джефф с интересом следил за моей деятельностью в «Ревер», а когда я рассказал ему о перспективах «Био один» и об открытии Лайзы, он с моей подачи прикупил порядочно акций компании на первоначальной публичной распродаже.
   — Пожалуй, стоит попытаться, — сказал я.
   Я нашел и набрал его номер.
   — Джефф Либерман слушает.
   — Привет, Джефф, это я, Саймон Айот.
   — Привет, Саймон. Как поживаешь?
   — Превосходно.
   — А как идут дела у моей маленькой «Био один»? Котировки пока не падают?
   — Сорок четыре сегодня утром. Значительно выше той цены, по которой ты покупал.
   — Верно. Да я и не жалуюсь.
   — Джефф, вообще-то я звоню тебе в связи с другой компанией. Если ты считал, что дело с «Био один» стоит риска, то тебе следует познакомиться и с этим проектом. В случае успеха прибыль будет огромной.
   — Давай подробнее.
   Я рассказал ему всё о «Нет Коп».
   Идея его увлекла. Думаю потому, что к ней был приделан ярлык «Интернет». Я не скрыл, что проект рискованный, что «Ревер» от него отказалась, и для того, чтобы удержать «Нет Коп» на плаву, срочно нужны средства. Но это только подогрело его аппетит. Но он все же задал один, очень важный для него вопрос.
   — А лично тебе, Саймон, идея нравится?
   Я так надеялся, что он этого не спросит. Теперь мне придется поставить на кон всю свою репутацию.
   — Проект связан с большим риском, но мне он очень нравится, — сказал я и, сглотнув слюну, добавил: — Крэг Догерти по своей природе — победитель.
   — О’кей. В таком случае высылай мне детальную информацию. Я дам тебе знать.
   — Немедленно высылаю.
   — Спасибо, Саймон. И обязательно дай мне знать, если появится еще какое-нибудь многообещающее дельце.
   Я осторожно вернул трубку на место. Итак, Джефф может дать денег. Но для того, чтобы спасти «Нет Коп», нужны более солидные инвестиции. Однако с этим можно подождать, пока Крэг немного не успокоится.
   — Он заинтересовался?
   — Не исключено.
   — В конце недели я собираюсь в Нью-Йорк. Если хочешь, я могу с ним поговорить.
   — Спасибо. Это будет полезно.
   Я попытался дозвониться Крэгу, но того «не было на месте», поэтому я оставил ему голосовое письмо, в котором информировал о своих действиях. Я прекрасно понимал его ярость, но не сомневался в том, что он скоро придет в себя. Особенно, если я смогу раздобыть для него денег.
   В комнату, насвистывая одну из своих любимых мелодий 80-х гг., вошел Джон. В руках он держал большую бутылку молока.
   — Еще работаешь, Саймон? — спросил он.
   — Боюсь, что так.
   — Эй, а почему бы тебе не попросить Джона сделать инвестиции? — спросил Даниэл.
   — Во что? — поинтересовался Джон.
   — В «Нет Коп».
   — Потенциально высокодоходный проект, и больше ста процентов своих инвестиций ты на нем ни при каких условиях не потеряешь.
   — Не могу, — ответил Джон, усаживаясь на свое место.
   — Почему? — спросил Даниэл.
   — Мне нечего инвестировать.
   — Брось, Джон. Неужели ты не можешь выделить какого-то жалкого десятка миллионов?
   — Когда ты, наконец, вколотишь в свою глупую башку, что папаша не дает мне денег? Для того, чтобы получить от него хотя бы доллар, я должен вымыть его машину, — небрежным тоном произнес Джон. Мы много раз обсуждали этот вопрос, но Даниэл в отличие от меня не верил своему коллеге.
   — А не мог бы ты предложить раскошелиться своему старику? Он вполне способен инвестировать собственные средства.
   — Перестань, — взмолился Джон, глядя на пестревший цифрами биржевых котировок дисплей Даниэла. — Да, кстати, сколько бы ты не пялил глаза на монитор, курс от этого не станет выше.
   — Кто знает, — ответил Даниэл.
   — Ты сейчас контролируешь по меньшей мере половину «Био один», — продолжал Джон.
   — Увы.
   — Но почему, увы? У тебя уже должен быть хороший навар.
   — Я купил телегу этого дерьма по пятьдесят восемь.
   — Уоррен Баффит мог бы тобой гордиться, — ухмыльнулся Джон.
   — Курс выправится, — раздраженно бросил Даниэл.
   Телега дерьма, о которой говорил наш приятель, было ничем иным как большим пактом акций. После первоначальной публичной распродажи курс взлетел к небесам, увеличившись в четыре раза. В прошлом году рыночные цены за акцию доходили до шестидесяти долларов, но в результате недавнего спада, затронувшего весь сектор биотехнологий, курс заметно понизился.
   — Несмотря на твою временную неудачу, наши славные партнеры вполне процветают. Как ты думаешь, сколько может стоить на рынке их доля?
   — Примерно пятьдесят четыре миллиона долларов на всех, — без малейшей задержки ответил Даниэл.
   — Пятьдесят четыре миллиона?!
   — Абсолютно точно. В 1994 году «Ревер» инвестировала пять миллионов баксов. Сейчас эти пять миллионов стоят примерно двести семьдесят пять миллионов. Партнеры получают двадцать процентов от прибыли. Вот тебе и пятьдесят четыре миллиона.
   Даниэл был с цифрами на ты, и я полностью доверял его раскладу. «Био один» по успехам превосходил все остальные холдинги «Ревер». У нас были успехи — главным образом благодаря Фрэнку, — но имелись и провалы — в основном из-за авантюр Арта. Кроме того, мы располагали смешанным портфелем других более или менее приличных акций. Однако нашим бесспорным достижением был проект, связанный с «Био один».
   Пятьдесят четыре миллиона на пятерку партнеров! Большая часть этих миллионов перейдет к Джилу. Солидный кус достанется Арту, который стоял у истоков проекта (хотя все остальное, к чему он прикасался, превращалось в прах). Фрэнк тоже не будет обделен. Новые партнеры Дайна и Рави получат, естественно, гораздо меньше.
   Ни один из сотрудников «Ревер» еще никогда не становился партнером, и я отчаянно пытался положить конец этой традиции.
   — Саймон, какие чувства ты испытываешь, имея тестя, который стоит много миллионов долларов? — спросил Даниэл.
   — Вся эта прибыль пока на бумаге, — ответил я. — И кроме того, у меня создалось впечатление, что в данный момент я не являюсь его любимым зятем.
   — У меня почему-то сложилось точно такое же впечатление, — мрачно улыбнулся Даниэл.
   — А как Лайза оценивает деятельность «Био один»? — вступил в беседу Джон.
   — Не очень высоко, — ответил я.
   — Но почему?
   — Одна из её подруг там работает и ненавидит эту компанию. Если ей верить, то технический директор фирмы Томас Эневер — тот еще подонок. Ты знаешь, что этот австралийский терьер установил на фирме режим тотальной секретности? Этот парень единственный, кому известно все, что происходит в компании.
   — Думаю, что Лайза ошибается, — сказал Даниэл.
   Я лишь пожал плечами. Бостонские пептиды были значительно меньше, чем «Био один», и они не были конкурентами, хотя и работали в одном поле. Однако у Лайзы сложилось резко отрицательное мнение о жемчужине в нашей короне.
   — Эневер — блестящий ученый, — продолжал Даниэл. — Слегка псих, конечно, но исследователь классный.
   — Охотно верю, поскольку в биотехнологии ни уха, ни рыла не смыслю.
   — Так же как и Арт, — со смехом сказал Даниэл. — Но это оказалось его единственным инвестиционным проектом, который принес плоды.
   Я ответил улыбкой. Даниэл время от времени помогал Арту в работе с «Био один». Особенно в тех случаях, когда надо было возиться с цифрами. Поэтому Даниэл был единственным человеком, кроме Арта, естественно, который имел прямые контакты с компанией. Четыре года тому назад Арт уговорил своего старинного дружка Джерри Петерсона купить «Био один», и Даниэл был прав — Арт ничего не смыслил в биотехнологиях. Боюсь, что нынешний председатель Совета директоров компании «Био один», достойный мистер Джерри Петерсон, тоже ни черта не понимает в этой весьма специфической сфере.
   Оказалось, что «Био один» открыла весьма многообещающий препарат для лечения Болезни Альцгеймера — основной причины развития сенильности у пожилых людей. Болезнь Альцгеймера является одной из самых распространенных хронических заболеваний, и, хотя это страшный недуг существовал всегда, в последнее время он диагностируется всё чаще и чаще. Фирмы в сфере биотехнологий просто обожают разрабатывать препараты для лечения хронических болезней, поскольку пациенты вынуждены принимать лекарства многие годы. А это означает, что вновь открытый препарат после одобрения властей приносит на рынке миллиардные прибыли. Именно поэтому активы «Био один» оценивались на бирже высоких технологий НАЗДАК в полмиллиарда долларов.
   Арту просто повезло, и все охотно считали это его успехом хотя бы потому, что из него извлекала немалую пользу вся фирма.
 
   Я лежал с закрытыми глазами на диване нашей крошечной гостиной. На моей груди покоилась открытая книга. Услышав, как хлопнула дверь, я открыл глаза и посмотрел на часы. Десять часов вечера.
   — Привет, — сказал я, принимая сидячее положение.
   — Привет, — ответила Лайза, чмокнула меня в щеку и плюхнулась рядом со мной на диван. — Здесь страшно темно.
   Она была права. Я читал в свете одной слабенькой лампы. По вечерам мне нравилось именно такое освещение. Дрожащий желтый свет уличных фонарей, проникая через стекла окон, порождал причудливые тени на белых стенах комнаты и старинном кирпичном камине.
   — Хочешь, я включу свет? — спросил я.
   — Не надо. Так очень хорошо. Но против бокала вина я возражать бы не стала.
   — Сделаем, — сказал я, открыл бутылку красного калифорнийского и наполнил два бокала — для неё и для себя.
   Лайза с удовольствием отпила вино, потянулась и сбросила туфли.
   — Голова раскалывается, — заявила она.
   — Теперь лучше? — спросил я, легонько чмокнув её в висок.
   — Немного, — ответила она и, притянув меня к себе, одарила затяжным поцелуем.
   — Думаю, что тебе не стоит так надрываться, — сказал я.
   — Иначе нельзя. Мы бежим наперегонки со временем. Нам надо довести «БП-56» до такой степени готовности, которая позволит привлечь дополнительные средства, прежде чем мы успеем окончательно обанкротиться. Перед тем, как перейти к испытанию на людях, надо закончить все тесты на животных.
   — А мне из твоих слов показалось, что испытания на животных завершены.
   — Ты не ошибся. Получены хорошие результаты. Но теперь надо представить все документы в Управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов. Кошмарная работа.
   — Еще бы!
   Лайза допила вино и снова наполнила бокал.
   — Итак, ты, насколько я понимаю, в отставку не вышел?
   — Нет. Ты была права. Я попытаюсь спасти «Нет Коп».
   — Каким образом?
   — Не знаю. Приятель по школе бизнеса может дать кое-какие средства. Но мне надо значительно больше того, чем он располагает.
   — Найдешь, — сказал Лиза. — Какие идеи по поводу Хелен и её апелляции?
   — Мне хотелось бы подать апелляцию. Сестра в капкане, и это её единственная надежда из него вырваться. Но у нас нет на это денег.
   — И ты веришь юристам, которые говорят, что способны выиграть процесс?
   — Утром я позвонил её поверенному. Он уверен в победе. Уверен гораздо больше, чем раньше. Очевидно, что его новый эксперт выглядит весьма убедительно. Если бы это произошло, то через пару лет, когда я окончательно смогу утвердиться в «Ревер», я, наверняка, нашел бы деньги.
   — Мне так жаль, Саймон, что я ничем не могу тебе помочь, — сказала Лайза, прикоснувшись к моей руке.
   — Ты и так позволила мне пустить на ветер все свои сбережения. Большего ты сделать просто не могла.
   Мне показалось, что Лайза хочет что-то сказать, но не решается.
   — В чем дело? — спросил я.
   — Я встречалась сегодня с папой. За ленчем.
   Это известие вызвало у меня легкое раздражение. Оно являлось еще одним подтверждением того заговора, в который вступали у меня за спиной моя супруга и тесть.
   — Ты мне об этом не говорила, — заметил я.
   — Нет. Я всего лишь хотела спросить, не мог бы он одолжить нам денег для Хелен.
   Я был потрясен.
   — И что же он тебе ответил?
   — Нет, — сказала она, покусывая нижнюю губу.
   — Тебе не следовало его просить, — произнес я довольно сердито. — Я, конечно, благодарен тебе за попытку, но это касается лишь моей семьи. К нему наши проблемы не имеют ни малейшего отношения. И он, видимо, это прекрасно понимает, — с горечью закончил я.
   — Не совсем так, — ответила Лайза. — Папа в принципе не одобряет все связанные с медициной тяжбы. Он считает, что это губит всю систему медицинского обслуживания, и я помню, как резко на эту тему высказывался Дед.
   Я много слышал о дедушке Лайзы, или просто «Деде» с большой буквы. Дед был известным медиком и славился экстравагантностью своих суждений.
   — Папа не хочет поддерживать сутяжничество.
   — Но какой-то невежественный знахарь изувечил ребенка! — возмутился я. — И я не понимаю, почему расплачиваться за это должна лишь одна Хелен.
   — Я это ему и сказала, — вздохнула Лайза. — Но ты знаешь, как ведет себя папа, произнеся свое «нет».
   Да, я это знал. Фрэнк был добрым и щедрым человеком. Но годы, проведенные им в венчурном капитале, научили говорить его «нет» твердо и решительно, так, чтобы у просителя не оставалось никаких надежд на получение средств.
   Я сам ни за что не обратился бы к Фрэнку, так как знал, что не имею права просить у него деньги, а у него не было никаких причин мне их давать. Однако хорошо, что Лайза попыталась сделать это. Теперь, когда он отказал, я в праве считать своего тестя бессердечной скотиной.
   — Я сказала ему, что встречусь с ним в воскресенье в «Домике на болоте», — сказала Лайза и не очень уверенно добавила. — Но только одна.
   — Лайза!
   — Прости, Саймон, но я должна сделать это. Он попросил меня приехать еще до того, как я заикнулась о деньгах. Я согласилась и теперь не имею права отказаться.
   — Послушай, — начал я, покачав головой, — я не могу запретить тебе время от времени с ним встречаться. Но мы так мало видим друг друга. У нас нет для этого времени. Ведь ты в субботу работаешь, не так ли?
   — Скорее всего, да.
   — Что же, по-моему, все ясно. Он просто пытается выдавить меня из твоей жизни.
   — Что за вздор!
   — Это вовсе не вздор, Лайза.
   — Мы всегда с ним часто встречались. Он мой отец, и я его люблю. И, вообще, не понимаю, почему я не могу с ним встречаться? — выпалила Лайза, поднимая голос.
   — Это выглядит как-то нездорово.
   — Нездорово?! Боже мой! И ты это говоришь после того, как я умоляла его дать тебе денег!
   — Я вовсе не просил тебя это делать, — пробормотал я.
   Лайза обожгла меня взглядом, отставила в сторону вино, поднялась и вышла из комнаты, сухо бросив с порога:
   — Спокойной ночи, Саймон.
   Я остался сидеть в полутьме, ощущая себя полнейшим идиотом. Минут через десять я отправился в спальню. Лайза уже лежала спиной к центру кровати, завернувшись в одеяло.
   Я разделся и забрался в постель.
   — Лайза…
   Никакого ответа.
   — Прости меня, Лайза. Просто у меня выдались трудные дни. У тебя тоже, — сказал я, нежно поцеловал её за левым ухом и почувствовал, как напряглось её тело. — Было очень мило с твоей стороны попросить у него деньги. И, конечно, тебе следует в воскресенье повидаться с отцом.
   Я снова поцеловал супругу за ушком. Напряжение в её теле вдруг исчезло, и, повернувшись ко мне лицом, она привлекла меня к себе.
 
   Крэг смог встретиться со мной только через три дня. Его наличных средств хватало на то, что бы продержаться примерно месяц, однако для создания прототипа требовалось приобрести или арендовать довольно дорогое оборудование.
   Настроение у него несколько улучшилось. Реализуя идею Лайзы, мы составили список возможных потребителей и начали готовить для них презентацию проекта. Крэг со своей стороны попытался заинтересовать своим переключателем только что возникшие небольшие и борющиеся за рынок венчурные фирмы.
   В семь часов вечера в пятницу я собрался отправиться домой.
   — Думаю, что нам это удастся, — сказал я.
   — Полагаю, удастся, — позволив себе улыбку, ответил Крэг.
   — Неужели у тебя имеется идея, которой ты со мной не поделился? — глядя ему в глаза, спросил я.
   — Есть одна мыслишка. И, как ни странно, очень хорошая, — ухмыляясь от уха до уха, ответил Крэг.
   Размышляя о том, что может быть у него на уме, я отправился домой.

6

   Со времени нашего печального спора в начале недели, я почти не виделся с Фрэнком. Раньше мы уважали друг друга, но этот период, видимо, закончился навсегда. Наши отношения продолжали ухудшаться, это меня тревожило, и мне хотелось что-нибудь предпринять, дабы положить конец этому неприятному процессу. Поэтому, получив полную поддержку Лайзы, я решил еще раз попытаться заключить мировую с тестем. В субботу, оставив Лайзу мучиться в лаборатории, я вызволил свой «Морган» из дорогущего гаража на Бриммер-стрит и направился в «Домик на болоте».
   В наше время Вудбридж — всего лишь крошечный городок в тридцати милях от Бостона. В семнадцатом веке он был процветающим портом, но по мере того, как корабли становились больше, а река мелела, торговый путь переместился, а город остался на месте, являя собой застывший во времени реликт времен колониального процветания. «Домик на болоте» находился в четырех милях к югу от городка, угнездившись на краю соленого болота, в которые превратились большинство заливов на этом побережье.
   Здесь, в удивительном по красоте ландшафте, царили полная тишина и покой. Дом в свое время купил отец Фрэнка, и существенную часть своих детских лет Фрэнк провел, ходя под парусами в многочисленных рукавах и проливах. Он до сих пор проводил здесь почти все свои уикэнды, скрываясь от шума и суеты Бостона.