Джоанн Роулинг
Гарри Поттер и Волшебный камень
Глава первая
Самый ужасный день рождения
Уже не в первый раз в доме номер четыре по Бирючиновой аллее за завтраком разгорелась ссора. Мистер Вернон Дурслей был разбужен слишком рано утром громким уханьем, доносившимся из комнаты племянника Гарри.
— Третий раз на этой неделе! — прорычал он с другого конца стола. — Если ты не можешь справиться со своей совой, значит, придется от нее избавиться!
Гарри, в который уже раз, попытался объяснить.
— Ей скучно! — воскликнул он. — Она привыкла летать где захочет. Если бы вы разрешили хотя бы выпускать ее по ночам…
— Я что, похож на идиота? — фыркнул дядя Вернон, и кусок яичницы, прилипший к его кустистым усам, покачнулся. — По-твоему, я не знаю, чем это кончится, если ты выпустишь свою мерзкую сову?
Он и его жена Петуния обменялись мрачными взглядами.
Гарри попробовал было спорить, но его доводы заглушил громкий звук отрыжки, раздавшийся со стороны сына Дурслеев, Дудли.
— Хочу еще бекона.
— Возьми со сковородки, кисочка, — сказала тетя Петуния, обласкав затуманенным от нежности взором массивное тело сына. — Тебе нужно как следует поправиться, пока есть такая возможность… Не нравится мне то, что ты рассказываешь о школьной еде…
— Чепуха, Петуния, когда я учился в «Смылтингсе», никогда мы там не ходили голодными, — с жаром возразил дядя Вернон. — Дудли ест вволю, правда, сынок?
Дудли, такой большой, что его задница не умещалась на стуле и свешивалась по бокам, ухмыльнулся и повернулся к Гарри.
— Передай сковородку.
— Ты забыл волшебное слово, — раздраженно сказал Гарри.
Воздействие этих простых слов на остальных членов семьи было потрясающе: Дудли поперхнулся и свалился со стула с грохотом, от которого содрогнулась вся кухня; миссис Дурслей тоненько взвизгнула и прижала ладони ко рту; мистер Дурслей подскочил, и вены отчетливо выступили у него на висках.
— Я имел в виду «пожалуйста»! — быстро пояснил Гарри. — Я не имел…
— Я ТЕБЕ ЧТО ПРИКАЗЫВАЛ! — зарокотал дядя, разбрызгивая слюну по столу. — НИЧЕГО ЭТОГО… НА БУКВУ «В» В НАШЕЙ СЕМЬЕ!
— Но я…
— КАК ТЫ СМЕЕШЬ ПУГАТЬ ДУДЛИ! — рычал дядя Вернон, стуча кулаком по столу.
— Я всего лишь…
— Я ТЕБЯ ПРЕДУПРЕЖДАЛ! В МОЕМ ДОМЕ — НИ СЛОВА О ТВОЕЙ НЕНОРМАЛЬНОСТИ!
Гарри перевел взгляд с багровой физиономии дяди на бледное лицо тети, тщетно пытавшейся поднять Дудли на ноги.
— Ладно, — сказал Гарри, — всё…
Дядя Вернон сел, пыхтя как загнанный носорог, не спуская с Гарри пристального взгляда маленьких злобных глаз.
С того самого момента, как Гарри вернулся из школы на летние каникулы, дядя Вернон обращался с мальчиком так, как будто он был бомбой, готовой в любую минуту взорваться, и всё потому, что Гарри действительно не былнормальным ребенком. Точнее сказать, он был настолько ненормальным, насколько это вообще возможно.
Гарри Поттер был колдун — колдун, только что закончивший первый класс «Хогварца» — школы колдовства и ведьминских искусств. Семейство Дурслеев было в ужасе от перспективы провести с ним лето, но их чувства не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывал сам Гарри.
Тоска по школе мучила его так, что это было похоже на постоянную острую боль в животе. Он скучал по замку с его привидениями и потайными переходами, скучал по занятиям и преподавателям (разве что не по Злею, учителю зельеделия), по утренней почте, которую разносили совы, по своей кровати под балдахином, по дружеским чаепитиям с дворником Огридом в его хижине на окраине Запретного леса, и, конечно же, по квидишу, самой популярной спортивной игре колдовского мира (шесть высоких шестов с кольцами, четыре летающих мяча, четырнадцать игроков на метлах).
Все книги заклинаний, волшебная палочка, колдовская одежда, котел и суперсовременная метла «Нимбус-2000» были заперты дядей Верноном в шкафу под лестницей в ту самую минуту, как Гарри приехал домой. Какое было Дурслеям дело до того, что Гарри выгонят из команды, если он не будет тренироваться и за лето потеряет форму? Какое им дело до того, что ему придется идти в школу, не выполнив ни одного домашнего задания? Будучи так называемыми муглами (людьми без единой капли волшебства в крови), Дурслеи считали, что колдун в семье — это несмываемый стыд и позор. Дядя Вернон даже Хедвигу, Гаррину сову, запер в клетке, чтобы прекратить общение племянника со знакомыми колдунами.
Внешне Гарри совершенно не походил на остальных членов семьи. Дядя Вернон был крупный мужчина с бычьей шеей и огромными черными усами; тетя Петуния — костлявая, с лошадиным лицом; Дудли — светлоголовый, розовый, свиноподобный. А Гарри был маленький, худенький мальчик с яркими зелеными глазами и угольно-черными непослушными волосами. Он носил круглые очки, а его лоб украшал тонкий шрам в форме зигзага молнии.
Именно этот шрам и делал Гарри таким особенным, даже среди колдунов. Этот шрам представлял собой единственное свидетельство загадочного прошлого, тех событий, в результате которых мальчик оказался на пороге дома Дурслеев одиннадцать лет назад.
В возрасте одного года Гарри непостижимым образом поборол злые заклятия величайшего черного мага всех времен, лорда Вольдеморта, чье имя многие колдуны и ведьмы до сих пор не отваживались произносить вслух. Родители Гарри погибли в сражении с ним, но сам мальчик лишь получил необычный шрам, и почему-то — никто так и не смог понять, почему — колдовские силы покинули Вольдеморта в тот самый миг, когда он попытался убить Гарри.
Так-то и получилось, что маленький колдун был воспитан в семье сестры своей погибшей матери. Гарри провел в этой семье десять лет. Он верил, что шрам остался ему на память об автомобильной аварии, погубившей его родителей и не понимал, как ему удается творить всякие загадочные вещи, иногда даже помимо собственной воли.
Потом, ровно год назад, Гарри получил письмо из «Хогварца», и всё тайное стало явным. Гарри занял подобающее место в колдовской школе, где он сам и его шрам были знамениты… но теперь учебный год кончился, и он на лето вернулся к Дурслеям, и с ним опять обращались как с дурной собакой, которая к тому же извалялась в чем-то вонючем.
Дурслеи даже не вспомнили, что сегодня у Гарри день рождения, и что ему исполняется двенадцать. Конечно, он на многое и не рассчитывал; ему никогда не дарили подарков, а уж тем более не пекли пирог — но все-таки, чтобы совсем забыть…
Как раз когда Гарри это подумал, дядя Вернон важно прокашлялся и сказал:
— Сегодня, как мы все знаем, особенный день.
Гарри поднял взгляд, едва осмеливаясь верить собственным ушам.
— Очень может быть, что этот день станет величайшим днем в моей карьере, — продолжал дядя Вернон.
Гарри снова уткнулся в свой бутерброд. Ну, конечно, — подумал он горько, — дядя Вернон говорил об этом дурацком ужине. Он уже две недели не говорил ни о чем другом. На ужин был приглашен владелец богатой строительной компании с женой, и дядя Вернон очень рассчитывал заключить с ним крупную сделку (компания дяди Вернона производила сверла).
— Пожалуй, нам стоит еще разок прорепетировать, что и как мы будем делать, — решил дядя Вернон. — К восьми часам всем следует занять заранее определенные позиции. Петуния, ты будешь…?
— В гостиной, — с готовностью ответила тетя Петуния, — я буду ждать, чтобы сразу же с милой улыбкой поприветствовать их в нашем доме.
— Отлично, отлично. Дудли, ты?
— Я буду ждать у двери, чтобы вежливо открыть ее перед ними, — Дудли скорчил рожу в противной, жеманной улыбке: — Позвольте взять ваши пальто, мистер и миссис Мэйсон?
— Они от него с ума сойдут! — в восторге закричала тетя Петуния.
— Прекрасно, Дудли, — похвалил дядя Вернон. Затем он повернулся к Гарри. — А ты?
— Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид, что меня нет, — без интонации проговорил Гарри.
— Совершенно верно, — с премерзким выражением подтвердил дядя Вернон. — Я провожу их в гостиную, познакомлю с тобой, Петуния, и предложу напитки. В восемь пятнадцать…
— Я приглашу всех за стол, — отрапортовала тетя Петуния.
— А ты, Дудли, скажешь…
— Позвольте проводить вас в столовую, миссис Мэйсон? — заученно подал свою реплику Дудли, предлагая свернутую жирным кренделем руку невидимой даме.
— Ах ты мой маленький джентльмен! — едва не прослезилась тетя Петуния.
— А ты? — грозно прищурился на Гарри дядя.
— Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид, что меня нет, — скучно пробубнил Гарри.
— Вот именно. Теперь. Следует задуматься, как самым непринужденным образом сказать за ужином несколько комплиментов. Петуния, есть идеи?
— Вернон рассказывал, что вы великолепно играете в гольф, мистер Мэйсон… Расскажите же мне, где вы купили это потрясающее платье, миссис Мэйсон…
— Чудесно… Дудли?
— Как насчет… «Нам в школе задали написать сочинение на тему „Мой герой“. Мистер Мэйсон, я написал о вас!»
Это оказалось чересчур как для тети Петунии, так и для Гарри. Тетя Петуния разразилась счастливыми слезами и бросилась обнимать сына, а Гарри быстро нырнул под стол, чтобы никто не увидел, как он давится со смеху.
— А ты, парень?
Пока Гарри выныривал, ему с большим трудом удалось состроить серьезную мину.
— Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид, что меня нет, — отбарабанил он.
— И еще как будешь, — с силой подчеркнул дядя Вернон. — Мэйсоны ничего про тебя не знают, и надо, чтобы всё так и оставалось. После ужина ты проводишь их назад в гостиную, Петуния, и предложишь кофе, и тогда я постараюсь как можно естественнее перевести разговор на сверла. Если повезет, я подпишу контракт еще до вечерних новостей. Завтра в это же время мы будем подыскивать себе летний дом на Майорке.
Гарри не мог в полной мере разделить их восторг. На Майорке он будет им нужен еще меньше, чем на Бирючиновой аллее.
— Порядок… Я поехал в город за смокингами. А ты, — окрысился он на Гарри, — ты не путайся у тети под ногами, не мешай приводить в порядок дом.
Гарри вышел через заднюю дверь. День был чудесный, солнечный. Мальчик прошелся по аккуратно подстриженной лужайке, плюхнулся на садовую скамейку и тихонько запел:
— С днем рожденья меня… с днем рожденья меня…
Ни открыток, ни подарков, и вообще он проведет вечер, притворяясь, будто его не существует. Он горестно уставился на живую изгородь. Больше всего из оставленного в «Хогварце», больше даже, чем по квидишу, Гарри скучал по своим лучшим друзьям, Рону Уэсли и Гермионе Грэнжер. А вот они, как оказалось, совершенно по нему не скучали. За все лето он не получил от них ни строчки, хотя Рон обещал пригласить Гарри к себе, погостить.
Бесчисленное множество раз Гарри был готов призвать на помощь свои колдовские навыки, отпереть клетку Хедвиги и послать письма Рону и Гермионе, но всякий раз останавливал себя. Несовершеннолетним волшебникам запрещалась магическая практика вне стен учебного заведения. Гарри не говорил об этом Дурслеям, слишком хорошо зная, что только страх превратиться в навозных жуков удерживает их от того, чтобы запереть его самого в шкафу под лестницей вместе с метлой и волшебной палочкой. Первую пару недель по возвращении домой Гарри доставляло удовольствие бормотать вполголоса всякую ерунду и смотреть, как Дудли на своих жирных ножищах в панике выкатывается из комнаты. Но, из-за отсутствия известий от Рона и Гермионы, мальчик почувствовал себя настолько далеко от колдовского мира, что даже издевки над Дудли потеряли свою прелесть — а теперь вот друзья не поздравили его с днем рождения.
Чего бы он только не отдал за письмо из «Хогварца»… от кого угодно. Он, наверное, не отказался бы даже повидать своего заклятого врага, Драко Малфоя, просто чтобы убедиться, что год в школе не был сном…
И не то чтобы этот год был таким уж радужным. В самом конце последнего семестра Гарри пришлось лицом к лицу столкнуться ни с кем иным, как с самим лордом Вольдемортом. Являясь жалким подобием себя прежнего, Вольдеморт все же был страшен, все же хитер, все же полон решимости вновь обрести власть. Гарри второй раз удалось ускользнуть из его цепких объятий, но удалось лишь чудом, и до сих пор, много недель спустя, мальчик продолжал просыпаться по ночам в холодном поту и все думал о том, где же Вольдеморт скрывается сейчас, вспоминал его злобное лицо, выпученные безумные глаза…
Гарри вздернулся и сел очень прямо. Он все глядел рассеянно на живую изгородь — но вдруг до него дошло, что и изгородь глядит на него! Два неправдоподобно больших глаза сверкали среди листвы.
Гарри вскочил на ноги, и тут до него с другой стороны газона донесся глумливый голос.
— А я знаю, какой сегодня день, — пропел Дудли, приближаясь вразвалку.
Огромные глаза мигнули и исчезли.
— Что? — переспросил Гарри, не сводя глаз с того места, где они только что были.
— Я знаю, какой сегодня день, — повторил Дудли, подойдя чуть не вплотную.
— Молодец, — похвалил Гарри, — наконец-то выучил дни недели.
— Сегодня твой день рождения, — осклабился Дудли. — Почему же тебе не прислали открыток? У тебя что, нет друзей, в твоей этой… куда ты там ходишь?
— Лучше, чтобы твоя мама не услышала, что ты говоришь про мою школу, — холодно предостерег Гарри.
Дудли поддернул брюки, которые так и норовили сползти с круглого живота.
— А чего это ты таращишься на изгородь? — подозрительно спросил он.
— Вот, решаю, каким бы заклинанием ее поджечь, — любезно объяснил Гарри.
Дудли немедленно попятился с выражением дикого ужаса на жирной физиономии.
— Н-нельзя… Папа запретил тебе к-колдовать…он сказал, что в-вышвырнет тебя из д-дому… а тебе больше некуда идти… у тебя даже друзей нет, куда бы…
— Колды-балды! — яростно забормотал Гарри. — Фокус-покус, фигли-мигли…
— МААААААМ! — заорал Дудли и, спотыкаясь, помчался к дому. — МАААААМ! А он… сама знаешь что!
Гарри дорого заплатил за это невинное развлечение. Ни Дудли, ни изгородь не пострадали, так что тетя Петуния понимала, что никакого колдовства не было, но Гарри все же пришлось уворачиваться от мыльной сковородки, которой она хотела его огреть. Потом она нагрузила его работой, сказав, чтобы он забыл о еде до тех пор, пока все не выполнит.
Дудли слонялся вокруг и ел мороженое, а Гарри помыл окна в доме, помыл машину, подстриг газон, прополол клумбы, обрезал и полил розы, а также подкрасил садовую скамейку. Солнце безжалостно палило, обжигая сзади шею. Гарри знал, что ему не следовало попадаться Дудли на удочку, но тот умудрился ткнуть в больное место… может быть, у него и правда нет друзей в «Хогварце»…
Жаль, что никто не видит знаменитого Гарри Поттера сейчас,свирепо думал он, раскладывая навоз на грядки, обливаясь потом, изнывая от боли в спине.
Была половина восьмого, когда он, совершенно выдохшийся, услышал наконец, что его зовет тетя Петуния:
— Заходи в дом! И иди по газетам!
Гарри с облегчением вошел в прохладу сверкающей чистотой кухни. На холодильнике стоял предназначенный для гостей пудинг: огромная шапка взбитых сливок и сахарные фиалки. В духовке шипел большой кусок свиного филе.
— Давай ешь по-быстрому! Мэйсоны скоро придут! — гаркнула тетя Петуния и швырнула на блюдце два кусочка хлеба и остатки сыра. Она уже надела вечернее платье цвета лосося.
Гарри помыл руки и затолкал в рот свой жалкий ужин. Едва только он закончил, тетя выхватила блюдце у него из-под рук.
— Наверх! Быстро!
Проходя мимо двери в гостиную, Гарри мельком увидел дядю Вернона и Дудли в смокингах и бабочках. Он только-только поднялся на лестничную площадку на втором этаже, как от двери раздался звонок, а лицо дяди появилось возле перил внизу.
— Запомни, парень — один раз пикнешь…
Гарри на цыпочках прокрался в свою комнату, скользнул внутрь, закрыл за собой дверь и повернулся к кровати с намерением повалиться на нее без сил.
Беда в том, что кровать оказалась занята — на ней уже кто-то сидел.
— Третий раз на этой неделе! — прорычал он с другого конца стола. — Если ты не можешь справиться со своей совой, значит, придется от нее избавиться!
Гарри, в который уже раз, попытался объяснить.
— Ей скучно! — воскликнул он. — Она привыкла летать где захочет. Если бы вы разрешили хотя бы выпускать ее по ночам…
— Я что, похож на идиота? — фыркнул дядя Вернон, и кусок яичницы, прилипший к его кустистым усам, покачнулся. — По-твоему, я не знаю, чем это кончится, если ты выпустишь свою мерзкую сову?
Он и его жена Петуния обменялись мрачными взглядами.
Гарри попробовал было спорить, но его доводы заглушил громкий звук отрыжки, раздавшийся со стороны сына Дурслеев, Дудли.
— Хочу еще бекона.
— Возьми со сковородки, кисочка, — сказала тетя Петуния, обласкав затуманенным от нежности взором массивное тело сына. — Тебе нужно как следует поправиться, пока есть такая возможность… Не нравится мне то, что ты рассказываешь о школьной еде…
— Чепуха, Петуния, когда я учился в «Смылтингсе», никогда мы там не ходили голодными, — с жаром возразил дядя Вернон. — Дудли ест вволю, правда, сынок?
Дудли, такой большой, что его задница не умещалась на стуле и свешивалась по бокам, ухмыльнулся и повернулся к Гарри.
— Передай сковородку.
— Ты забыл волшебное слово, — раздраженно сказал Гарри.
Воздействие этих простых слов на остальных членов семьи было потрясающе: Дудли поперхнулся и свалился со стула с грохотом, от которого содрогнулась вся кухня; миссис Дурслей тоненько взвизгнула и прижала ладони ко рту; мистер Дурслей подскочил, и вены отчетливо выступили у него на висках.
— Я имел в виду «пожалуйста»! — быстро пояснил Гарри. — Я не имел…
— Я ТЕБЕ ЧТО ПРИКАЗЫВАЛ! — зарокотал дядя, разбрызгивая слюну по столу. — НИЧЕГО ЭТОГО… НА БУКВУ «В» В НАШЕЙ СЕМЬЕ!
— Но я…
— КАК ТЫ СМЕЕШЬ ПУГАТЬ ДУДЛИ! — рычал дядя Вернон, стуча кулаком по столу.
— Я всего лишь…
— Я ТЕБЯ ПРЕДУПРЕЖДАЛ! В МОЕМ ДОМЕ — НИ СЛОВА О ТВОЕЙ НЕНОРМАЛЬНОСТИ!
Гарри перевел взгляд с багровой физиономии дяди на бледное лицо тети, тщетно пытавшейся поднять Дудли на ноги.
— Ладно, — сказал Гарри, — всё…
Дядя Вернон сел, пыхтя как загнанный носорог, не спуская с Гарри пристального взгляда маленьких злобных глаз.
С того самого момента, как Гарри вернулся из школы на летние каникулы, дядя Вернон обращался с мальчиком так, как будто он был бомбой, готовой в любую минуту взорваться, и всё потому, что Гарри действительно не былнормальным ребенком. Точнее сказать, он был настолько ненормальным, насколько это вообще возможно.
Гарри Поттер был колдун — колдун, только что закончивший первый класс «Хогварца» — школы колдовства и ведьминских искусств. Семейство Дурслеев было в ужасе от перспективы провести с ним лето, но их чувства не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывал сам Гарри.
Тоска по школе мучила его так, что это было похоже на постоянную острую боль в животе. Он скучал по замку с его привидениями и потайными переходами, скучал по занятиям и преподавателям (разве что не по Злею, учителю зельеделия), по утренней почте, которую разносили совы, по своей кровати под балдахином, по дружеским чаепитиям с дворником Огридом в его хижине на окраине Запретного леса, и, конечно же, по квидишу, самой популярной спортивной игре колдовского мира (шесть высоких шестов с кольцами, четыре летающих мяча, четырнадцать игроков на метлах).
Все книги заклинаний, волшебная палочка, колдовская одежда, котел и суперсовременная метла «Нимбус-2000» были заперты дядей Верноном в шкафу под лестницей в ту самую минуту, как Гарри приехал домой. Какое было Дурслеям дело до того, что Гарри выгонят из команды, если он не будет тренироваться и за лето потеряет форму? Какое им дело до того, что ему придется идти в школу, не выполнив ни одного домашнего задания? Будучи так называемыми муглами (людьми без единой капли волшебства в крови), Дурслеи считали, что колдун в семье — это несмываемый стыд и позор. Дядя Вернон даже Хедвигу, Гаррину сову, запер в клетке, чтобы прекратить общение племянника со знакомыми колдунами.
Внешне Гарри совершенно не походил на остальных членов семьи. Дядя Вернон был крупный мужчина с бычьей шеей и огромными черными усами; тетя Петуния — костлявая, с лошадиным лицом; Дудли — светлоголовый, розовый, свиноподобный. А Гарри был маленький, худенький мальчик с яркими зелеными глазами и угольно-черными непослушными волосами. Он носил круглые очки, а его лоб украшал тонкий шрам в форме зигзага молнии.
Именно этот шрам и делал Гарри таким особенным, даже среди колдунов. Этот шрам представлял собой единственное свидетельство загадочного прошлого, тех событий, в результате которых мальчик оказался на пороге дома Дурслеев одиннадцать лет назад.
В возрасте одного года Гарри непостижимым образом поборол злые заклятия величайшего черного мага всех времен, лорда Вольдеморта, чье имя многие колдуны и ведьмы до сих пор не отваживались произносить вслух. Родители Гарри погибли в сражении с ним, но сам мальчик лишь получил необычный шрам, и почему-то — никто так и не смог понять, почему — колдовские силы покинули Вольдеморта в тот самый миг, когда он попытался убить Гарри.
Так-то и получилось, что маленький колдун был воспитан в семье сестры своей погибшей матери. Гарри провел в этой семье десять лет. Он верил, что шрам остался ему на память об автомобильной аварии, погубившей его родителей и не понимал, как ему удается творить всякие загадочные вещи, иногда даже помимо собственной воли.
Потом, ровно год назад, Гарри получил письмо из «Хогварца», и всё тайное стало явным. Гарри занял подобающее место в колдовской школе, где он сам и его шрам были знамениты… но теперь учебный год кончился, и он на лето вернулся к Дурслеям, и с ним опять обращались как с дурной собакой, которая к тому же извалялась в чем-то вонючем.
Дурслеи даже не вспомнили, что сегодня у Гарри день рождения, и что ему исполняется двенадцать. Конечно, он на многое и не рассчитывал; ему никогда не дарили подарков, а уж тем более не пекли пирог — но все-таки, чтобы совсем забыть…
Как раз когда Гарри это подумал, дядя Вернон важно прокашлялся и сказал:
— Сегодня, как мы все знаем, особенный день.
Гарри поднял взгляд, едва осмеливаясь верить собственным ушам.
— Очень может быть, что этот день станет величайшим днем в моей карьере, — продолжал дядя Вернон.
Гарри снова уткнулся в свой бутерброд. Ну, конечно, — подумал он горько, — дядя Вернон говорил об этом дурацком ужине. Он уже две недели не говорил ни о чем другом. На ужин был приглашен владелец богатой строительной компании с женой, и дядя Вернон очень рассчитывал заключить с ним крупную сделку (компания дяди Вернона производила сверла).
— Пожалуй, нам стоит еще разок прорепетировать, что и как мы будем делать, — решил дядя Вернон. — К восьми часам всем следует занять заранее определенные позиции. Петуния, ты будешь…?
— В гостиной, — с готовностью ответила тетя Петуния, — я буду ждать, чтобы сразу же с милой улыбкой поприветствовать их в нашем доме.
— Отлично, отлично. Дудли, ты?
— Я буду ждать у двери, чтобы вежливо открыть ее перед ними, — Дудли скорчил рожу в противной, жеманной улыбке: — Позвольте взять ваши пальто, мистер и миссис Мэйсон?
— Они от него с ума сойдут! — в восторге закричала тетя Петуния.
— Прекрасно, Дудли, — похвалил дядя Вернон. Затем он повернулся к Гарри. — А ты?
— Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид, что меня нет, — без интонации проговорил Гарри.
— Совершенно верно, — с премерзким выражением подтвердил дядя Вернон. — Я провожу их в гостиную, познакомлю с тобой, Петуния, и предложу напитки. В восемь пятнадцать…
— Я приглашу всех за стол, — отрапортовала тетя Петуния.
— А ты, Дудли, скажешь…
— Позвольте проводить вас в столовую, миссис Мэйсон? — заученно подал свою реплику Дудли, предлагая свернутую жирным кренделем руку невидимой даме.
— Ах ты мой маленький джентльмен! — едва не прослезилась тетя Петуния.
— А ты? — грозно прищурился на Гарри дядя.
— Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид, что меня нет, — скучно пробубнил Гарри.
— Вот именно. Теперь. Следует задуматься, как самым непринужденным образом сказать за ужином несколько комплиментов. Петуния, есть идеи?
— Вернон рассказывал, что вы великолепно играете в гольф, мистер Мэйсон… Расскажите же мне, где вы купили это потрясающее платье, миссис Мэйсон…
— Чудесно… Дудли?
— Как насчет… «Нам в школе задали написать сочинение на тему „Мой герой“. Мистер Мэйсон, я написал о вас!»
Это оказалось чересчур как для тети Петунии, так и для Гарри. Тетя Петуния разразилась счастливыми слезами и бросилась обнимать сына, а Гарри быстро нырнул под стол, чтобы никто не увидел, как он давится со смеху.
— А ты, парень?
Пока Гарри выныривал, ему с большим трудом удалось состроить серьезную мину.
— Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид, что меня нет, — отбарабанил он.
— И еще как будешь, — с силой подчеркнул дядя Вернон. — Мэйсоны ничего про тебя не знают, и надо, чтобы всё так и оставалось. После ужина ты проводишь их назад в гостиную, Петуния, и предложишь кофе, и тогда я постараюсь как можно естественнее перевести разговор на сверла. Если повезет, я подпишу контракт еще до вечерних новостей. Завтра в это же время мы будем подыскивать себе летний дом на Майорке.
Гарри не мог в полной мере разделить их восторг. На Майорке он будет им нужен еще меньше, чем на Бирючиновой аллее.
— Порядок… Я поехал в город за смокингами. А ты, — окрысился он на Гарри, — ты не путайся у тети под ногами, не мешай приводить в порядок дом.
Гарри вышел через заднюю дверь. День был чудесный, солнечный. Мальчик прошелся по аккуратно подстриженной лужайке, плюхнулся на садовую скамейку и тихонько запел:
— С днем рожденья меня… с днем рожденья меня…
Ни открыток, ни подарков, и вообще он проведет вечер, притворяясь, будто его не существует. Он горестно уставился на живую изгородь. Больше всего из оставленного в «Хогварце», больше даже, чем по квидишу, Гарри скучал по своим лучшим друзьям, Рону Уэсли и Гермионе Грэнжер. А вот они, как оказалось, совершенно по нему не скучали. За все лето он не получил от них ни строчки, хотя Рон обещал пригласить Гарри к себе, погостить.
Бесчисленное множество раз Гарри был готов призвать на помощь свои колдовские навыки, отпереть клетку Хедвиги и послать письма Рону и Гермионе, но всякий раз останавливал себя. Несовершеннолетним волшебникам запрещалась магическая практика вне стен учебного заведения. Гарри не говорил об этом Дурслеям, слишком хорошо зная, что только страх превратиться в навозных жуков удерживает их от того, чтобы запереть его самого в шкафу под лестницей вместе с метлой и волшебной палочкой. Первую пару недель по возвращении домой Гарри доставляло удовольствие бормотать вполголоса всякую ерунду и смотреть, как Дудли на своих жирных ножищах в панике выкатывается из комнаты. Но, из-за отсутствия известий от Рона и Гермионы, мальчик почувствовал себя настолько далеко от колдовского мира, что даже издевки над Дудли потеряли свою прелесть — а теперь вот друзья не поздравили его с днем рождения.
Чего бы он только не отдал за письмо из «Хогварца»… от кого угодно. Он, наверное, не отказался бы даже повидать своего заклятого врага, Драко Малфоя, просто чтобы убедиться, что год в школе не был сном…
И не то чтобы этот год был таким уж радужным. В самом конце последнего семестра Гарри пришлось лицом к лицу столкнуться ни с кем иным, как с самим лордом Вольдемортом. Являясь жалким подобием себя прежнего, Вольдеморт все же был страшен, все же хитер, все же полон решимости вновь обрести власть. Гарри второй раз удалось ускользнуть из его цепких объятий, но удалось лишь чудом, и до сих пор, много недель спустя, мальчик продолжал просыпаться по ночам в холодном поту и все думал о том, где же Вольдеморт скрывается сейчас, вспоминал его злобное лицо, выпученные безумные глаза…
Гарри вздернулся и сел очень прямо. Он все глядел рассеянно на живую изгородь — но вдруг до него дошло, что и изгородь глядит на него! Два неправдоподобно больших глаза сверкали среди листвы.
Гарри вскочил на ноги, и тут до него с другой стороны газона донесся глумливый голос.
— А я знаю, какой сегодня день, — пропел Дудли, приближаясь вразвалку.
Огромные глаза мигнули и исчезли.
— Что? — переспросил Гарри, не сводя глаз с того места, где они только что были.
— Я знаю, какой сегодня день, — повторил Дудли, подойдя чуть не вплотную.
— Молодец, — похвалил Гарри, — наконец-то выучил дни недели.
— Сегодня твой день рождения, — осклабился Дудли. — Почему же тебе не прислали открыток? У тебя что, нет друзей, в твоей этой… куда ты там ходишь?
— Лучше, чтобы твоя мама не услышала, что ты говоришь про мою школу, — холодно предостерег Гарри.
Дудли поддернул брюки, которые так и норовили сползти с круглого живота.
— А чего это ты таращишься на изгородь? — подозрительно спросил он.
— Вот, решаю, каким бы заклинанием ее поджечь, — любезно объяснил Гарри.
Дудли немедленно попятился с выражением дикого ужаса на жирной физиономии.
— Н-нельзя… Папа запретил тебе к-колдовать…он сказал, что в-вышвырнет тебя из д-дому… а тебе больше некуда идти… у тебя даже друзей нет, куда бы…
— Колды-балды! — яростно забормотал Гарри. — Фокус-покус, фигли-мигли…
— МААААААМ! — заорал Дудли и, спотыкаясь, помчался к дому. — МАААААМ! А он… сама знаешь что!
Гарри дорого заплатил за это невинное развлечение. Ни Дудли, ни изгородь не пострадали, так что тетя Петуния понимала, что никакого колдовства не было, но Гарри все же пришлось уворачиваться от мыльной сковородки, которой она хотела его огреть. Потом она нагрузила его работой, сказав, чтобы он забыл о еде до тех пор, пока все не выполнит.
Дудли слонялся вокруг и ел мороженое, а Гарри помыл окна в доме, помыл машину, подстриг газон, прополол клумбы, обрезал и полил розы, а также подкрасил садовую скамейку. Солнце безжалостно палило, обжигая сзади шею. Гарри знал, что ему не следовало попадаться Дудли на удочку, но тот умудрился ткнуть в больное место… может быть, у него и правда нет друзей в «Хогварце»…
Жаль, что никто не видит знаменитого Гарри Поттера сейчас,свирепо думал он, раскладывая навоз на грядки, обливаясь потом, изнывая от боли в спине.
Была половина восьмого, когда он, совершенно выдохшийся, услышал наконец, что его зовет тетя Петуния:
— Заходи в дом! И иди по газетам!
Гарри с облегчением вошел в прохладу сверкающей чистотой кухни. На холодильнике стоял предназначенный для гостей пудинг: огромная шапка взбитых сливок и сахарные фиалки. В духовке шипел большой кусок свиного филе.
— Давай ешь по-быстрому! Мэйсоны скоро придут! — гаркнула тетя Петуния и швырнула на блюдце два кусочка хлеба и остатки сыра. Она уже надела вечернее платье цвета лосося.
Гарри помыл руки и затолкал в рот свой жалкий ужин. Едва только он закончил, тетя выхватила блюдце у него из-под рук.
— Наверх! Быстро!
Проходя мимо двери в гостиную, Гарри мельком увидел дядю Вернона и Дудли в смокингах и бабочках. Он только-только поднялся на лестничную площадку на втором этаже, как от двери раздался звонок, а лицо дяди появилось возле перил внизу.
— Запомни, парень — один раз пикнешь…
Гарри на цыпочках прокрался в свою комнату, скользнул внутрь, закрыл за собой дверь и повернулся к кровати с намерением повалиться на нее без сил.
Беда в том, что кровать оказалась занята — на ней уже кто-то сидел.
Глава вторая
Предостережение Добби
Гарри лишь чудом удержался и не вскрикнул. У крохотного создания на кровати были большие, как у летучей мыши, уши и зеленые глаза навыкате размером с теннисный мяч. Гарри сразу же догадался, что именно эти глаза глядели на него из садовой изгороди сегодня утром.
Гарри и визитер молча уставились друг на друга, а в это время снизу донесся голос Дудли:
— Разрешите взять ваши пальто, мистер и миссис Мэйсон?
Создание соскользнуло с кровати и отвесило поклон, такой глубокий, что кончик его длинного, тонкого носа коснулся ковра. Гарри только сейчас заметил, что непрошеный гость одет в нечто вроде старой наволочки с неаккуратно прорванными дырками для рук и ног.
— Эээ… здравствуйте! — нерешительно сказал Гарри.
— Гарри Поттер! — воскликнуло существо пронзительным голосом, который наверняка должен был дойти до первого этажа. — Давным-давно мечтал Добби о знакомстве с вами… Такая великая честь…
— Спа… спасибо, — сказал Гарри, пробравшись по стеночке к стулу возле письменного стола и растерянно опустившись на него. Рядом, в клетке, крепко спала Хедвига. Мальчик хотел было спросить: «Что вы за существо?», но подумал, что это будет слишком уж невежливо и поэтому ограничился неопределенным: «Кто вы?»
— Добби, сэр. Просто Добби. Добби — домовый эльф, — ответил гость.
— Правда? — воскликнул Гарри. — Эээ… послушайте, я не хотел бы показаться невежливым и все такое, но… у меня сейчас такой момент… ну, не самое подходящее время, чтобы принимать домовых эльфов в своей комнате.
Заливистый, фальшивый смех тети Петунии докатился из гостиной. Эльф повесил голову.
— Не то, чтобы я не был рад вашему визиту, — быстро добавил Гарри, — но, ммм… вы пришли по какому-нибудь особенному поводу?
— О, да, сэр, — серьезно сказал Добби, — Добби пришел сказать вам, сэр… это нелегко, сэр… Добби даже не знает, с чего начать…
— Присаживайтесь, — вежливо предложил Гарри, указывая на кровать.
К его величайшему ужасу, эльф разразился рыданиями — весьма громкими.
— П-п-приса-а-а-живайтесь…, — завывал он, — никогда… никогда раньше…
Гарри услышал, что голоса внизу на минутку затихли.
— Извините, — прошептал он, — я совсем не хотел вас обидеть и вообще…
— Обидеть Добби! — захлебнулся эльф. — Добби еще никогдане предлагали сесть… ни один колдун… как равному…
Гарри, пытаясь одновременно говорить «шшш» и делать сочувствующее выражение лица, проводил Добби до кровати, где тот уселся, икая, похожий на большую уродливую куклу. Наконец ему удалось взять себя в руки, и он уставился на Гарри своими огромными глазами с выражением слезливого обожания.
— Должно быть, вам не часто встречались приличные колдуны, — постарался приободрить его Гарри.
Добби потряс головой. Затем, безо всякого предупреждения, он вскочил и принялся колотиться головой в оконное стекло с воплями: « ПлохойДобби! ПлохойДобби!»
— Не надо — что вы делаете? — зашипел Гарри, подлетая к эльфу и оттаскивая его обратно к кровати — Хедвига проснулась, издала какой-то пронзительный лязг и забила крыльями по прутьям клетки.
— Добби должен наказать себя, сэр, — объяснил эльф. Глаза у него слегка съехали к переносице. — Добби едва было не сказал плохого о своей семье, сэр…
— Семье?
— Колдовской семье, у которой Добби состоит в услужении, сэр… Добби — домовый эльф… обязан служить одному дому, на веки вечные…
— А они знают, что вы здесь? — поинтересовался Гарри.
Добби содрогнулся.
— О, нет, сэр, нет… Добби придется пресурово наказать себя за приход сюда, сэр. За это Добби придется прищемить себе уши дверцей духовки. Если бы они только знали, сэр…
— Но разве они не заметят, что вы прищемили уши?
— Добби сомневается в этом, сэр. Добби постоянно приходится наказывать себя за что-нибудь, сэр. Они легко мирятся с этим, сэр. Иногда они даже напоминают Добби, что тому следует наказать себя…
— Но почему вы не уйдете? Не сбежите?
— Домовый эльф должен быть выпущен на свободу, сэр. А эта семья никогда не отпустит Добби… Добби будет в услужении, пока не умрет, сэр…
— Да-а-а… — протянул Гарри, — а я-то еще жалуюсь, что должен пробыть здесь каких-то жалких четыре недели. Сравнить с вашей семейкой, так Дурслеи покажутся добряками. А кто-нибудь может вам помочь? Я, например?
Почти сразу же Гарри пожалел, что заговорил об этом. Добби разразился благодарными стенаниями.
— Пожалуйста, — в отчаянии зашептал Гарри, — пожалуйста, ведите себя потише. Если Дурслеи услышат, если только узнают, что у меня кто-то есть…
— Гарри Поттер спрашивает, не может ли он помочь Добби… Добби слышал о вашем величии, сэр, но о вашей доброте Добби ничего не знал…
Гарри, которому краска бросилась в лицо, сказал:
— Все, что вы слышали о моем величии — ужасная ерунда. Я ведь даже не первый ученик, первая Гермиона, она…
Но он тут же умолк, потому что вспоминать о Гермионе было тяжело.
— Гарри Поттер застенчив и скромен, — благоговейно произнес Добби с пылающими от восторга шарообразными глазами. — Гарри Поттер не упоминает своей победы над Тем-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут…
— Над Вольдемортом? — не подумав, ляпнул Гарри.
Добби зажал ладошками свои большие уши и простонал:
— Ах, не произносите имени, сэр! Не произносите имени!
— Простите, — поспешно извинился Гарри, — я знаю, многим это не нравится. Вот мой друг Рон…
И осекся — воспоминание о Роне тоже причиняло боль.
Добби наклонился поближе к Гарри, светя глазищами.
— Добби слыхал, — хрипло заговорил он, — что всего несколько недель назад Гарри Поттер встретился с Черным Лордом во второй раз… и что Гарри Поттер сноваизбежал гибели.
Гарри кивнул, и глаза Добби моментально наполнились слезами.
— Ах, сэр, — выдохнул он, промокая лицо уголком засаленной наволочки, в которую был одет. — Гарри Поттер доблестный и храбрый! Он смело встретил уже столько опасностей! Но Добби пришел, чтобы защитить Гарри Поттера, предостеречь его, даже если потом придется прищемить себе уши дверцей духовки… Гарри Поттер не должен возвращаться в «Хогварц».
Наступила тишина, нарушаемая лишь доносившимися снизу раскатами голоса дяди Вернона и позвякиванием ножей и вилок.
— Ч-что? — заикаясь, выговорил Гарри. — Но мне нужно вернуться — семестр начинается первого сентября. Это же всё, что у меня есть, без этого я бы не выжил. Вы не знаете, каково мне тут. Я здесь — чужой! Я должен быть в своем мире — в «Хогварце».
— Нет, нет, нет, — прокрякал Добби и затряс головой так, что уши захлопали по щекам. — Гарри Поттер должен оставаться там, где для него безопасно. Он слишком велик, слишком благороден, чтобы его потерять. Если Гарри Поттер вернется в «Хогварц», он подвергнет себя смертельной опасности.
— Почему? — удивился Гарри.
— Существует заговор, Гарри Поттер. Заговор, из-за которого ужаснейшие события должны произойти в этом году в «Хогварце», школе колдовства и ведьминских искусств, — прошептал Добби, внезапно задрожав всем телом. — Добби знает об этом уже давно, сэр. Гарри Поттер не смеет подвергать себя такому риску. Он слишком важен для нас, сэр!
— Какие ещё ужаснейшие события? — сразу же спросил Гарри. — Чей заговор?
Добби издал странный задавленный звук и с силой ударился головой об стену.
— Ладно! — заорал Гарри, хватая эльфа за руку. — Не можете сказать — не надо. Я понял. Но зачем сообщать об этом мне? — Внезапная, малоприятная мысль посетила его. — Постойте-ка! Правильно ли я понимаю, что это касается Воль… простите! — Сами-Знаете-Кого? Да? Кивните или покачайте головой, — торопливо добавил он, так как голова Добби вновь оказалась в опасной близости от стены.
Очень-очень медленно, Добби покачал головой.
— Нет, не Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут, сэр…
Но Добби расширил глаза и явно всячески пытался на что-то намекнуть. Гарри, тем не менее, никак не мог понять, на что.
— У него ведь нет брата, верно?
Добби потряс головой и еще шире раскрыл глаза.
— Ну тогда я и не знаю, кто бы еще мог обладать достаточной силой, чтобы вызвать в «Хогварце» ужаснейшие события, — сказал Гарри. — Я хочу сказать, там ведь Думбльдор, это прежде всего… Вы же знаете, кто такой Думбльдор?
Добби почтительно склонил голову.
— Альбус Думбльдор — величайший директор, когда-либо управлявший «Хогварцем». Добби знает это, сэр. Добби слышал, что магические способности Думбльдора могли посоперничать со способностями Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут в его лучшие времена. Но, сэр… — голос Добби упал до настойчивого шепота, — есть силы, которыми Думбльдор не может… силы, которыми ни один приличный колдун…
И, прежде чем Гарри успел остановить его, Добби спрыгнул с кровати, схватил настольную лампу и принялся колошматить себя по голове.
Внизу воцарилось молчание. Спустя две секунды Гарри, у которого кровь с шумом запульсировала в голове, услышал, что дядя Вернон идет к лестнице, крича на ходу:
— Это, должно быть, наш крошка-енот опять оставил телевизор включенным!
— Быстро в шкаф! — прошипел Гарри, запихивая Добби и закрывая за ним створку. Сам он едва успел броситься на кровать, как ручка двери повернулась.
Гарри и визитер молча уставились друг на друга, а в это время снизу донесся голос Дудли:
— Разрешите взять ваши пальто, мистер и миссис Мэйсон?
Создание соскользнуло с кровати и отвесило поклон, такой глубокий, что кончик его длинного, тонкого носа коснулся ковра. Гарри только сейчас заметил, что непрошеный гость одет в нечто вроде старой наволочки с неаккуратно прорванными дырками для рук и ног.
— Эээ… здравствуйте! — нерешительно сказал Гарри.
— Гарри Поттер! — воскликнуло существо пронзительным голосом, который наверняка должен был дойти до первого этажа. — Давным-давно мечтал Добби о знакомстве с вами… Такая великая честь…
— Спа… спасибо, — сказал Гарри, пробравшись по стеночке к стулу возле письменного стола и растерянно опустившись на него. Рядом, в клетке, крепко спала Хедвига. Мальчик хотел было спросить: «Что вы за существо?», но подумал, что это будет слишком уж невежливо и поэтому ограничился неопределенным: «Кто вы?»
— Добби, сэр. Просто Добби. Добби — домовый эльф, — ответил гость.
— Правда? — воскликнул Гарри. — Эээ… послушайте, я не хотел бы показаться невежливым и все такое, но… у меня сейчас такой момент… ну, не самое подходящее время, чтобы принимать домовых эльфов в своей комнате.
Заливистый, фальшивый смех тети Петунии докатился из гостиной. Эльф повесил голову.
— Не то, чтобы я не был рад вашему визиту, — быстро добавил Гарри, — но, ммм… вы пришли по какому-нибудь особенному поводу?
— О, да, сэр, — серьезно сказал Добби, — Добби пришел сказать вам, сэр… это нелегко, сэр… Добби даже не знает, с чего начать…
— Присаживайтесь, — вежливо предложил Гарри, указывая на кровать.
К его величайшему ужасу, эльф разразился рыданиями — весьма громкими.
— П-п-приса-а-а-живайтесь…, — завывал он, — никогда… никогда раньше…
Гарри услышал, что голоса внизу на минутку затихли.
— Извините, — прошептал он, — я совсем не хотел вас обидеть и вообще…
— Обидеть Добби! — захлебнулся эльф. — Добби еще никогдане предлагали сесть… ни один колдун… как равному…
Гарри, пытаясь одновременно говорить «шшш» и делать сочувствующее выражение лица, проводил Добби до кровати, где тот уселся, икая, похожий на большую уродливую куклу. Наконец ему удалось взять себя в руки, и он уставился на Гарри своими огромными глазами с выражением слезливого обожания.
— Должно быть, вам не часто встречались приличные колдуны, — постарался приободрить его Гарри.
Добби потряс головой. Затем, безо всякого предупреждения, он вскочил и принялся колотиться головой в оконное стекло с воплями: « ПлохойДобби! ПлохойДобби!»
— Не надо — что вы делаете? — зашипел Гарри, подлетая к эльфу и оттаскивая его обратно к кровати — Хедвига проснулась, издала какой-то пронзительный лязг и забила крыльями по прутьям клетки.
— Добби должен наказать себя, сэр, — объяснил эльф. Глаза у него слегка съехали к переносице. — Добби едва было не сказал плохого о своей семье, сэр…
— Семье?
— Колдовской семье, у которой Добби состоит в услужении, сэр… Добби — домовый эльф… обязан служить одному дому, на веки вечные…
— А они знают, что вы здесь? — поинтересовался Гарри.
Добби содрогнулся.
— О, нет, сэр, нет… Добби придется пресурово наказать себя за приход сюда, сэр. За это Добби придется прищемить себе уши дверцей духовки. Если бы они только знали, сэр…
— Но разве они не заметят, что вы прищемили уши?
— Добби сомневается в этом, сэр. Добби постоянно приходится наказывать себя за что-нибудь, сэр. Они легко мирятся с этим, сэр. Иногда они даже напоминают Добби, что тому следует наказать себя…
— Но почему вы не уйдете? Не сбежите?
— Домовый эльф должен быть выпущен на свободу, сэр. А эта семья никогда не отпустит Добби… Добби будет в услужении, пока не умрет, сэр…
— Да-а-а… — протянул Гарри, — а я-то еще жалуюсь, что должен пробыть здесь каких-то жалких четыре недели. Сравнить с вашей семейкой, так Дурслеи покажутся добряками. А кто-нибудь может вам помочь? Я, например?
Почти сразу же Гарри пожалел, что заговорил об этом. Добби разразился благодарными стенаниями.
— Пожалуйста, — в отчаянии зашептал Гарри, — пожалуйста, ведите себя потише. Если Дурслеи услышат, если только узнают, что у меня кто-то есть…
— Гарри Поттер спрашивает, не может ли он помочь Добби… Добби слышал о вашем величии, сэр, но о вашей доброте Добби ничего не знал…
Гарри, которому краска бросилась в лицо, сказал:
— Все, что вы слышали о моем величии — ужасная ерунда. Я ведь даже не первый ученик, первая Гермиона, она…
Но он тут же умолк, потому что вспоминать о Гермионе было тяжело.
— Гарри Поттер застенчив и скромен, — благоговейно произнес Добби с пылающими от восторга шарообразными глазами. — Гарри Поттер не упоминает своей победы над Тем-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут…
— Над Вольдемортом? — не подумав, ляпнул Гарри.
Добби зажал ладошками свои большие уши и простонал:
— Ах, не произносите имени, сэр! Не произносите имени!
— Простите, — поспешно извинился Гарри, — я знаю, многим это не нравится. Вот мой друг Рон…
И осекся — воспоминание о Роне тоже причиняло боль.
Добби наклонился поближе к Гарри, светя глазищами.
— Добби слыхал, — хрипло заговорил он, — что всего несколько недель назад Гарри Поттер встретился с Черным Лордом во второй раз… и что Гарри Поттер сноваизбежал гибели.
Гарри кивнул, и глаза Добби моментально наполнились слезами.
— Ах, сэр, — выдохнул он, промокая лицо уголком засаленной наволочки, в которую был одет. — Гарри Поттер доблестный и храбрый! Он смело встретил уже столько опасностей! Но Добби пришел, чтобы защитить Гарри Поттера, предостеречь его, даже если потом придется прищемить себе уши дверцей духовки… Гарри Поттер не должен возвращаться в «Хогварц».
Наступила тишина, нарушаемая лишь доносившимися снизу раскатами голоса дяди Вернона и позвякиванием ножей и вилок.
— Ч-что? — заикаясь, выговорил Гарри. — Но мне нужно вернуться — семестр начинается первого сентября. Это же всё, что у меня есть, без этого я бы не выжил. Вы не знаете, каково мне тут. Я здесь — чужой! Я должен быть в своем мире — в «Хогварце».
— Нет, нет, нет, — прокрякал Добби и затряс головой так, что уши захлопали по щекам. — Гарри Поттер должен оставаться там, где для него безопасно. Он слишком велик, слишком благороден, чтобы его потерять. Если Гарри Поттер вернется в «Хогварц», он подвергнет себя смертельной опасности.
— Почему? — удивился Гарри.
— Существует заговор, Гарри Поттер. Заговор, из-за которого ужаснейшие события должны произойти в этом году в «Хогварце», школе колдовства и ведьминских искусств, — прошептал Добби, внезапно задрожав всем телом. — Добби знает об этом уже давно, сэр. Гарри Поттер не смеет подвергать себя такому риску. Он слишком важен для нас, сэр!
— Какие ещё ужаснейшие события? — сразу же спросил Гарри. — Чей заговор?
Добби издал странный задавленный звук и с силой ударился головой об стену.
— Ладно! — заорал Гарри, хватая эльфа за руку. — Не можете сказать — не надо. Я понял. Но зачем сообщать об этом мне? — Внезапная, малоприятная мысль посетила его. — Постойте-ка! Правильно ли я понимаю, что это касается Воль… простите! — Сами-Знаете-Кого? Да? Кивните или покачайте головой, — торопливо добавил он, так как голова Добби вновь оказалась в опасной близости от стены.
Очень-очень медленно, Добби покачал головой.
— Нет, не Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут, сэр…
Но Добби расширил глаза и явно всячески пытался на что-то намекнуть. Гарри, тем не менее, никак не мог понять, на что.
— У него ведь нет брата, верно?
Добби потряс головой и еще шире раскрыл глаза.
— Ну тогда я и не знаю, кто бы еще мог обладать достаточной силой, чтобы вызвать в «Хогварце» ужаснейшие события, — сказал Гарри. — Я хочу сказать, там ведь Думбльдор, это прежде всего… Вы же знаете, кто такой Думбльдор?
Добби почтительно склонил голову.
— Альбус Думбльдор — величайший директор, когда-либо управлявший «Хогварцем». Добби знает это, сэр. Добби слышал, что магические способности Думбльдора могли посоперничать со способностями Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут в его лучшие времена. Но, сэр… — голос Добби упал до настойчивого шепота, — есть силы, которыми Думбльдор не может… силы, которыми ни один приличный колдун…
И, прежде чем Гарри успел остановить его, Добби спрыгнул с кровати, схватил настольную лампу и принялся колошматить себя по голове.
Внизу воцарилось молчание. Спустя две секунды Гарри, у которого кровь с шумом запульсировала в голове, услышал, что дядя Вернон идет к лестнице, крича на ходу:
— Это, должно быть, наш крошка-енот опять оставил телевизор включенным!
— Быстро в шкаф! — прошипел Гарри, запихивая Добби и закрывая за ним створку. Сам он едва успел броситься на кровать, как ручка двери повернулась.