Рушди Салман. Гримус

   — Врата, ведущие к Гримусу, подобны тем, через которые вам пришлось пройти, чтобы попасть в Море Каф, только поменьше и действуют мягче. Если не знать точно, где эти Врата, найти их невозможно. По счастью, я знаю, где эти малые Врата. Своих Внутренних Измерений вам опасаться не нужно. Вы в силах с ними совладать, и вреда они вам больше не причинят, так что вы сможете полностью сосредоточиться на продвижении сквозь Внешние Измерения. Здесь вас тоже могут подстерегать трудности и неприятности. О том, что вы идете к нему, Гримус узнает обязательно; он может даже попытаться закрыть перед вами Врата. В этом случае вам придется прорываться силой. Само собой, он будет сопротивляться любым попыткам добраться до Розы. Вы должны будет вести себя осторожно, терпеливо выждать подходящий удобный момент и уже тогда бить решительно и наверняка. Помните — Гримус всего лишь человек.
   — Похоже, обстоятельства складываются не в мою пользу, — невесело заметил Взлетающий Орел.
   — Можно сказать, у вас один шанс из ста, но зато очень верный, — ответил Виргилий Джонс. — Кроме того, если даже вам удастся прорваться через Врата, нужно держать ухо востро… Гримус большой обманщик и ловко умеет убеждать.
   — Где находятся Врата? — задумчиво спросил Взлетающий Орел.
   — Да, Врата. Но прежде нам предстоит обмануть кровожадную толпу у дверей Дома. Потом уже недалеко — нужно будет немного подняться на гору. Примерным ориентиром может служить дом Лив. Черный дом над городом — вы видели его, конечно?
   Виргилий нерешительно замолчал.
   — Да, я видел этот дом и даже знаком с его хозяйкой. Мы с ней встречались. Она просила передать вам привет.
   Виргилий вздрогнул, мгновенно оторвавшись от каких-то грустных воспоминаний.
   — Вы видели ее? — удивился он. — Вы уверены?
   — Я не видел ее лица, — ответил Взлетающий Орел. — На ней был плотный черный плащ до земли, и лицо ее было прикрыто даже не вуалью, а густой непроницаемой сеткой.
   — Да, это она, — проговорил Виргилий. — Это Лив.
   Взлетающий Орел оглянулся по сторонам, обвел взглядом комнату. Из расставленных вдоль стен горшков вверх к потолку взбираются вьющиеся растения. На потолке трудится над своей ловчей сетью паук. Возможно, эта комната — последнее человеческое жилище, которое ему суждено увидеть. Подумав об этом, он понял, что ничего не имеет против даже такого исхода. Он уже отказался от своей индивидуальности, стал орудием в руках Виргилия, ни более ни менее. Еще не ступив ногой на землю острова Каф, он от отчаяния желал себе смерти. Сейчас его чувство не имело ничего общего с отчаянием; жизнь просто потеряла для него цену.
   — Ну что ж, — проговорил Виргилий, — приятно будет снова повидаться с Лив.
 

Глава 51

   — Делай, как знаешь, — сказала Джокаста. — Решил уходить, так уходи.
   Виргилий стоял перед хозяйкой Дома с видом провинившегося школьника, не зная куда девать руки, открывая и снова закрывая рот, словно придумывал приемлемые объяснения своему проступку и опять отбрасывал их.
   — Уходи, — повторила Джокаста. — Если все, что мы сделали для тебя, все, что сделала для тебя я, ничего не значит, тогда уходи и даже не сомневайся. Возвращайся к ней. Она снова без раздумий разорвет твою душу в клочки, будь уверен. И тогда уж не останется ничего, из чего я могла бы сшить хоть что-то, напоминающее целое. Она уселась над городом как паучиха, сплела там сеть, и, конечно же, ты отправишься прямо в нее. Решил уходить, так уходи, закончим на этом, и если тебе невыносимо хочется свести счеты с жизнью, ради Бога, останавливать тебя я не собираюсь. Наверное, ты и впрямь дурак. Или псих безумный. Разве не безумие возвращаться к ней после того, что она сделала с тобой, после такого срама? Решил идти, так уходи, держать не стану.
   — Я должен идти, Джокаста, — ответил Виргилий, сгорая от стыда и неловкости. — Нужно показать Взлетающему Орлу Врата.
   — Ах, вот в чем дело! — воскликнула она. — Взлетающий Орел. Отплативший тебе за доброту предательством. Мне он тоже отплатил за доброту — совратил Мидию. На голову любого, кто прикоснется к нему, начинают сыпаться неприятности. Какого черта, ты ему ничем не обязан.
   — На этот раз Взлетающий Орел оказывает мне услугу, — тихим голосом ответил Виргилий Джонс.
   — Тогда катитесь к черту! — крикнула ему Джокаста. — Оба — убирайтесь! Вон из моего Дома!
   Эльфрида Грибб в белом кружевном кисейном платье, с лицом, прикрытым вуалью, по которой никем не замеченная взбиралась муха, стояла спиной к окну. Справа от нее располагались вырезанные из дерева изображения, позади высилась гора, слева стоял Взлетающий Орел, а в лицо смотрела беда.
   — Ты не можешь уйти, — говорила она. — После того, что я сделала для тебя, ты не можешь так поступить. Я люблю тебя, Взлетающий Орел. Мое место возле тебя.
   Он закрыл глаза и постарался, чтобы его голос звучал как можно более твердо.
   — Я тоже любил тебя, — сказал он.
   Ее глаза застыли, превратившись в слепой зеленый мрамор.
   — Любил…
   Спрашивать больше не о чем. Ответ дан, надежда рухнула.
   — Многое изменилось, — сходя с ума от жалости, продолжил он. — Я должен идти.
   — Шлюха, — сказала она. — Ты тоже считаешь меня шлюхой. «Я не разговариваю со шлюхами». Ты такой же, как она. Ты все спланировал, знал заранее, ты заставил меня полюбить тебя, заставил ревновать, разбил мою жизнь.
   — Нет, — ответил он.
   — Шлюха. Шлюха Эльфрида. Да, а почему бы и нет. Почему бы и нет. Если человек, которого я люблю, считает меня шлюхой, то ничего другого мне не остается. Почему бы и нет. Я стану шлюхой и этим буду зарабатывать себе на жизнь. Почему бы и нет, почему бы и нет.
   Почему бы и нет, подумал Взлетающий Орел. Вот девиз сегодняшнего дня.
   Мидия, подслушивавшая их разговор, сияла от радости.
   На кухне Дома Взрастающего Сына, среди многочисленных кастрюль и сковородок, человек по имени Камень вкушал свою скромную трапезу, единственный гость в эту ночь, единственный из жителей К., кому Дом не мог отказать в гостеприимстве. При виде Камня в голове Виргилия Джонса немедленно зародился план.
   Взлетающий Орел вышел из Дома через заднюю дверь, на глазах сторожей опустился на колени на мостовую Дороги Камня и, неузнаваемый в чужой одежде, такой же грязный, как городские домишки, такой же пыльный, как сама Дорога, принялся методично пересчитывать булыжники. Каждый из них он приветствовал как старого друга. Медленно и спокойно он прополз прямо под носом у опухших от пьянства мрачных лиц и неторопливо исчез в ночи, волоча за собой в одной руке мешок с провизией, а в другой свою связанную в узел одежду. До самого конца Дороги он, не вставая с колен, трогал каждый булыжник, разговаривал с ним, обтирал с него пыль.
   Мадам Джокаста заперлась в своей комнате, улеглась в кровать, и ей дела не было до того, что творится в ее Доме. Занимать ночью обожателя булыжников в нарушение устава Дома добровольно вызвалась Мидия; пользуясь молчаливым согласием мадам, используя весь свой богатый опыт, Мидия принялась ублажать ошалелого Камня, дав Взлетающему Орлу возможность осуществлять свое медленное и болезненное для колен бегство.
 
   Виргилий Джонс вышел из Дома за несколько минут до рассвета — в неизменном котелке, часовая цепочка перечеркивает живот — с самым невинным видом насвистывая себе под нос какой-то мотив. Незадачливые линчеватели в большинстве своем разбрелись по постелям, но сгорбленная медвежья фигура Пекенпо упрямо торчала на парадном крыльце. Заметив Виргилия, охотник окинул его недобрым взглядом, но позволил пройти беспрепятственно. Продолжая насвистывать, Виргилий направился вверх по Дороге к виднеющемуся вдали в наступающих предрассветных сумерках склону горы, по пути с улыбкой отметив отсутствие на булыжниках коленопреклоненной медленно ползущей фигуры. Шума ночью не было — значит, побег удался, и сейчас Орел уже наверняка пребывал под защитной сенью леса.
   На дальней, противоположной той, где располагался Дом, обращенной к горе окраине К. лес снова вступал в свои права. Среди густой растительности начиналась едва приметная тропка, больше подходящая для осла, чем для пешехода, и, змеясь, поднималась вверх, к последней точке человеческого обитания, к узкой скальной площадке, где ютился домик Лив. На опушке леса у окраины К. Взлетающий Орел должен был дожидаться Виргилия Джонса.
   — Как в старые добрые времена, — вздохнул Виргилий Джонс.
 
   Мидия ушла от нее. Избавиться от Взлетающего Орла Джокаста была только рада. К разлуке с Виргилием Джонсом она подготавливала себя уже давно. Все бы ничего, но обнаружить в постели Мидии мужчину, при том, что самой хозяйки постели вскоре и след простыл, было выше ее сил. Мидия, бедная, несчастная Мидия — надо же, чтобы из всех ее девушек это случилось именно с ней.
   Куда она ушла? Наверняка отправилась следом за Виргилием и Взлетающим Орлом. Но как далеко она может решиться за ними зайти? Решила ли она идти за ними сама, или они просили ее об этом, можно ли надеяться на ее возвращение, умоляющей о прощении со смиренно и виновато склоненной головой? Джокасте хотелось надеяться на это, но она отлично помнила Лив и хорошо знала, что Мидия не вернется и ей все равно, сможет ли ее хозяйка жить дальше без нее или нет…
   Третий провал настиг Джокасту, когда она вышла из комнаты Мидии в коридор, где царила непривычная, тревожная тишина. В момент провала она была совершенно одна.
   После того как время вернулось на место, она прислонилась к стене, пытаясь отдышаться. Из своей комнаты к ней вышла Эльфрида. Лицо миссис Грибб было спокойно и неподвижно.
   Она подошла к мадам и обняла ее за плечи.
   — Мадам, — сказала она, — я хочу остаться у вас. Я хочу остаться… и работать.
   Джокаста окинула Эльфриду отсутствующим взглядом.
   — У нас как раз открылась вакансия, — ответила она. — Так что вы приняты.
   Две брошенные женщины постояли немного рядом, обнявшись; потом Джокаста, глаза которой были красны, высвободилась из рук Эльфриды и пошла к парадной двери Дома. Когда она отперла дверь, на крыльце ее ждал Пекенпо.
   — Дом Взрастающего Сына открыт, — объявила ему мадам Джокаста.
   Наступило утро.
 

Глава 52

   Николас Деггл встретил утро в кресле-качалке, во дворе, среди деловито выклевывающих что-то в песке цыплят. Он уже начал привыкать к простой жизни в прибрежной хижине. Устремив задумчивый взгляд на море, он размышлял о недавно случившемся провале во времени.
   Было очевидно, что Долорес О'Тулл не замечает провалов. Возможно, ее недалекий разум просто отказывался допускать существование провалов, как отказывался воспринимать то, что видели глаза, заставляя Долорес принимать его за Джонса. Все должно оставаться как было.
   Однако, ужаснувшись, сказал себе Деггл, возможно и другое объяснение. Гримус. Гримус овладел новой, дьявольской силой и теперь использует ее, чтобы избавиться от него. Возможно, провалы во времени затрагивают только его, Деггла.
   Раскачиваясь как маятник между паранойей и беспомощностью, туда и обратно, Николас Деггл постепенно приходил в отчаяние. В дверях хижины появилась Долорес с ножом в руке. Пришло время для заклания очередного цыпленка.
   Долорес уселась перед Дегглом на песок. Внезапно она точно рассчитанным неторопливым движением перерезала себе вены на левом запястье. Потом, переложив нож в левую руку и не теряя спокойствия, она с тем же намерением начала примериваться к правому запястью. Только сейчас избавившись от напавшего на него от неожиданности столбняка, Деггл бросился к хозяйке хижины и попытался отобрать нож. Долорес отшатнулась и приставила лезвие к своему горлу.
   — Ради Бога, ты хоть понимаешь, что делаешь? — крикнул ей Деггл.
   — С тех пор как я отдалась тебе, каждую ночь я одна, — ответила Долорес. — Каждую ночь ты отвергаешь меня. Я все понимаю, Виргилий, мое тело вызывает у тебя отвращение. Ты ненавидишь меня, и поэтому я не хочу больше жить.
   Кровь из ее перерезанного запястья крупными каплями капала на песок.
   «Что нужно сделать, чтобы остановить кровотечение из вены?» Деггл беспомощно озирается по сторонам. «Наложить жгут», — внезапно соображает он.
   — Оставь меня в покое! — крикнула Долорес и, совсем уж неожиданно, запела.
   – Любимый мой, желанный мой, да с белой бородою, — выводила она.
   Николас Деггл сбросил пиджак и торопливо принялся стягивать через голову рубашку. Когда он наконец выпутался из рубашки, Долорес уже лежала на песке лицом к небу, и ниже подбородка у нее от уха до уха зиял второй, узкий и красный, рот. Задумав что-нибудь, она неизменно доводила начатое до конца.
   Застыв как вкопанный, голый по пояс Деггл с рубашкой в руке смотрел на кровь, пока та не перестала течь. Все это время в голове у него носилась шальная мысль:
   Я остался совсем один.
   Кресло-качалка тихо покачивалось под легким утренним ветерком.

Глава 53

   Уже знакомый нам горф, твердо решивший быть свидетелем истории острова Каф до самого ее конца и хладнокровно отвергший горячие обвинения Виргилия Джонса, продолжал развлекаться созерцанием наиболее интересных событий из жизни обитателей острова.
   Горфы, тела которых сами по себе передвигались крайне медленно и с трудом, развили способность мгновенного перемещения с места на место путем сознательной дезинтеграции и последующей интеграции, происходящих под надзором их свободной от физической оболочки сущности. Так, наш горф вместе с Эльфридой подслушивал у дверей «Зала Эльба», присутствовал в саду Гриббов у знаменитых качелей и следил там за развитием отношений Взлетающего Орла и бледных граций. Сквозь окна Дома Взрастающего Сына горф видел, как Взлетающий Орел и Джонс по очереди покинули это убежище, чтобы продолжить восхождение на гору. Горф был немало озадачен провалами во времени и стал свидетелем самоубийства Долорес О'Тулл.
   Теперь, дожидаясь завершения Окончательного Упорядочивания, он временно вернулся к размышлениям над анаграммой, в свое время сыгравшей немалую роль в возникновении острова Каф, — горф выбрал для перестановки имя Гримус.
   Анаграммой которого было другое имя — Симург.
   Горф отдыхал, дожидаясь неминуемого столкновения, которое должно было произойти между Орлом, царем земных птиц, и Симургом, райской птицей, хозяином Каменной Розы. Тот факт, что имена эти заключали в себе такой ясный и исконный смысл, придавал предстоящему особую пикантность.

Часть третья. Гримус

Глава 54

   В маленьком домике с черными стенами было тихо; тихо и прохладно. Тени были повсюду, подобные незримым стражам невидимого и потому непоправимого уродства. Снаружи тучи закрывающие вершину Горы Каф висели подобно второму, грозящему бурей, своду, предохраняя темный дом от бледного, скудного и рассеянного солнечного света, льющегося на горную равнину внизу. Таков был дом Лив, слепой, без фундамента, с накрепко запертой дверью, торчащий упрямым бугром среди скальных уступов уже вырывающихся из-под зеленого дерна, и осел, привязанный к крайнему на опушке леса дереву, был единственным свидетельством жизни в нем. Где-то поблизости пронзительно вскрикнула птица.
   Невидимое уродство. За закрытыми ставнями царил невообразимый, космический хаос, отходы жизнедеятельности боролись за пространство на полу и громоздились друг на друга. Пыль недвижимо покоилась толстым слоем на беспорядочно разбросанных книгах и немытой посуде. Половина краюхи, уже совершенно неопознаваемая под слоем плесени, лежала на разбитом дамском зеркальце, и паук протягивал свою паутину между тем и другим. Скомканная одежда, бумага и куски хлеба, все приобрело одинаковый серо-пыльный цвет под панцирным налетом корки вековой грязи. По стенам над земляным полом были развешаны вырезанные из дерева изображения, в сравнении с которыми их предшественники в Доме Взрастающего Сына могли сойти за символы радостей жизни. Жутко изогнутые, скрюченные, сплетенные силуэты, тела, лица и изуродованные члены, наброски ландшафтов, словно взятые из кошмаров — все свидетельствовало о нарастающей мании резчика, все глубже погружающегося в черные пучины ненависти и жажды мести. Если считать, как это принято, что скульптор не создает прекрасное, а просто отсекает все лишнее, то здесь для своих творений он наверняка выбирал деревья, одержимые бесами, изуродованные и изнасилованные ими бесконечно.
   Внутренность горного домика состояла из единственной комнаты. В убогих клетках в дальнем углу ходили грязные курицы. В комнате имелись стул и кровать, и вот что странно — среди царящей вокруг общей невероятной неприбранности эти два предмета обстановки выглядели островками чистоты и опрятности. Обтягивающая стул кожа была начищена и блестела, кровать аккуратно застелена белоснежным бельем. Эти кровать и стул казались пришельцами из другого мира.
   На стуле восседала непроницаемая тень.
   Снова очутиться в лесу означало немедленно отказаться от всех воспоминаний о нормальном цивилизованном мире, стряхнуть с плеч прах и чопорность города, так по-человечески безумного и так безумно человеческого. Зеленый свет, сочащийся сквозь листву, очистил их души. Здесь Взлетающий Орел, высвободившись из сетей самообмана, снова ощутил осязаемую дымку таинственности, окутывающую гору. Чувствовалось, что Виргилий тоже пришел в отличное расположение духа и потому весело, бодро и без слова жалобы влечет вверх по склону свои ломоты, прострелы и мозоли, хватаясь за все попадающиеся на пути сучья и пучки трав и подтягивая свою жирную плоть все выше. Воздух гудел от обилия насекомых, с неба то и дело о чем-то кричали им на непонятном языке пролетающие птицы.
   — Magister pene monstrat, — процитировал Виргилий, забыв упомянуть источник.
   На минутку они остановились передохнуть. Взлетающий Орел решил спросить объяснений сказанного.
   — Это школьный анекдот, — ответил Виргилий, с удовольствием погружаясь в воспоминания. — Юные безобразники написали это на классной доске перед началом урока. Решили посмеяться над учителем. Однако подразумеваемый магистр воспринял написанное вполне спокойно, спросив только, отчего пенис поставлен в аблатив, а не в аккузатив. Тогда один из баловников, задетый за живое, встал и возразил:
   — Но, сэр, здесь же аблатив в конечной форме.
   Они возобновили свое восхождение. Шутка подбодрила их обоих. Если уж им суждено проиграть сражение, то по крайней мере победа не достанется горе легко. В восторге предвкушения Взлетающий Орел не задумывался о том, что из правил предстоящего сражения ему известны лишь некоторые и что цель его похода тоже не до конца ему ясна. Он просто принимал участие в походе на Гримуса, и ничто другое его не интересовало.
   Он яростно почесал рубец на груди.
   Взглянув на Виргилия Джонса, Взлетающий Орел заметил, что тот, когда не хватается за траву или ветки, все время держит пальцы рук скрещенными.
   На почтительном отдалении от них тихо и незаметно скользила меж камней фигура Мидии, не отставая ни на шаг, но и не приближаясь. Они не слышали ее шагов, потому что даже вообразить не могли, что кто-нибудь станет следовать за ними. Вой и свист Эффекта — не звук, беспокоящий слух, а скорее навязчивое ощущение — близ вершины горы усилился, но и Взлетающий Орел, и Виргилий Джонс, и Мидия, каждый по-своему, умели защищаться от него: Мидия при помощи своей одержимости, Виргилий благодаря давней бесчувственности и безразличию, а Взлетающий Орел благодаря иммунитету, приобретенному после знакомства с Лихорадкой.
   Неподвижная тень в кресле услышала движение за стенами своего жилища. Это означало, что скоро нужно будет встать и сделать что-нибудь. Это означало, что нужно будет достать из-под подушки книгу. Это означало, что нужно будет свернуть еще одной курице голову и поесть. Это означало, что нужно будет посмотреть и узнать, кто там снаружи бродит. Но пока время не пришло — можно было немного посидеть в темноте. Лив сидела так еще долго, похожая на неподвижную статую из темного камня.
   На узком плоскогорье, а скорее поляне, было холодно и сыро. День давно перевалил за середину. Взлетающий Орел остановился возле осла Лив и, задумчиво поглаживая животное, принялся наблюдать за тем, как Виргилий Джонс расхаживает по поляне с видом школьника, отправившегося на поиски клада.
   (Нет, говорил он себе, не буду заходить к ней. Незачем ворошить прошлое.)
   Шестнадцать шагов вперед от края поляны. Повернуть направо. Шестнадцать шагов вправо. Остановка. Черный дом позади, безмолвный и равнодушный.
   — Здесь, — сказал Виргилий Джонс. — Врата должны быть здесь.
   Закрыв глаза, Взлетающий Орел попытался совладать с поднявшейся в нем бурей эмоций. Пришла пора. Он направился к Виргилию, чей язык, словно пытаясь нащупать что-то неуловимое, лихорадочно и слепо обегал губы, как загнанный мышонок. Роза парализовала его чувства, и сам он не мог точно определить место. Взлетающий Орел должен был стать подопытным кроликом.
   — Встаньте здесь, где стою я, — велел ему Виргилий, — сосредоточьтесь и попытайтесь представить себе Врата. Так вы сможете найти их.
   Виргилий сделал три шага в сторону, освободил место и торопливо скрестил пальцы.
   Взлетающий Орел сделал последний шаг и замер там, где только что стоял Виргилий.
   И снова закрыл глаза.
   Врата, яростно принялся думать он. Врата передо мной. Я собираюсь пройти через Врата. Вот Врата. Я прохожу сквозь них. Вот Врата …
   Он повторял это снова и снова, как заклинание, накапливая в себе силу, как учил его Виргилий, дожидаясь, что Внешние Измерения вот-вот подхватят его и перенесут к Гримусу.
   Что изменилось вокруг? Подул ли легкий ветерок, которого прежде не было? Или что-то случилось с почвой под его ногами? Нужно отбросить эти мысли, они только отвлекают. Сосредоточиться, сосредоточиться. Врата, и я прохожу сквозь них.
   Но ничего не случилось. Все осталось по-прежнему.
   Голос Виргилия, совсем рядом, над самым ухом:
   — Думай о Розе. Ты идешь к Розе.
   Роза из камня. Роза приближается ко мне, я могу взять ее в руки. Я могу взять Розу в руки, взять в руки, взять в руки …
   Ничего.
   Он открыл глаза. Виргилий смотрел на него потрясенно.
   — Что вы видели? — закричал могильщик в ужасном волнении. — Гримуса? Он что, не пропускает вас? Вы не можете пробиться? Сосредоточьтесь, соберите всю волю в кулак. Воля, воля. Вот что нужно. У кого есть воля, тому открыта Дорога всюду.
   — Виргилий, — тихо ответил Взлетающий Орел, — Врат нет.
   — Но они должны быть здесь! — кричит Виргилий. — Конечно, должны. Они всегда были здесь. Я не мог ошибиться.
   — Но здесь ничего нет, — снова глухим голосом повторил Взлетающий Орел.
   — И вы не чувствовали ничего, никакой силы? — недоверчиво спросил его Джонс.
   Взлетающий Орел покачал головой.
   — У вас не появлялось такое чувство, словно… вас засасывает куда-то? — продолжал добиваться от него ответа Виргилий.
   Взлетающий Орел снова, с ужасно несчастным видом, покачал головой. Момент наивысшего подъема сил и обострения всех чувств прошел; он ощущал гулкую пустоту внутри, усталость.
   Виргилий Джонс сел на траву и обхватил голову руками.
   — Он перенес их.
   Его голос доносился словно из глубокой пещеры. Взлетающий Орел понял, что это конец. Не успев толком начать, они проиграли. Невыразимая горечь поднялась в его душе.
   — Так что же, значит, для вас это новость? — спросил он. — Вы не предполагали, что Гримус может передвинуть Врата?
   Заслышав в голосе Взлетающего Орла печальный укор, Виргилий Джонс поднял голову.
   — Теоретически я допускал это, — ответил он. — Но только теоретически. На практике же… Наверно, за это время он многому научился, стал несравненно более опытным. Потому что построить Врата очень тяжело. Нужно отдать столько сил. Это совсем не так просто, понимаете? Конечно, так было раньше. Я не думал, что он пойдет на такое.
   — Значит, не думали? — насмешливо переспросил Взлетающий Орел, и адреналин в крови наполнил его голос издевкой. Виргилий только взглянул на него в ответ, и глаза его были как у побитой собаки.
   — Мы найдем Врата, — без выражения проговорил он. — Он не мог перенести их далеко. Не могу поверить, что он стал таким всемогущим. Нужно просто пошуровать тут немножко. Все будет в порядке. Я найду их.
   — Хорошо, — ответил Взлетающий Орел и повернулся к черному дому.
   В дверях дома стояла черная фигура, укрытая плащом с головы до ног, с непроницаемой вуалью на лице.
   — Я так и знала, что это ты, — ровным голосом проговорила Лив.
 
   Что-то приговаривая себе под нос, Виргилий Джонс бродил по узкому высокогорному плато. Время от времени останавливаясь, он зажмуривался до того плотно, что из уголков глаз начинали сочиться слезы, и некоторое время стоял так в напряженном ожидании. Потом открывал глаза, тряс головой и снова шел выбирать новое место. Найти Врата ему никак не удавалось.
   — Неужели он мог подумать, что я не пыталась их найти? — насмешливо проговорила Лив. — Неужели он мог подумать, что я все это время торчала здесь просто так? У меня не меньше причин ненавидеть Гримуса, чем у него. Он что же, считает Гримуса глупее себя, дурень?