Рушди Салман. Гримус

   Он поднял небольшое зеркальце на уровень груди перед собой так, чтобы я мог увидеть в нем свое отражение.
   Мои волосы поседели. Мое лицо стало его лицом, точной копией, на моих плечах сидела его голова.
   Я был Взлетающим Орлом.
 
   Существовала вторая потайная дверь, позволявшая пройти туда, где спала Мидия. Из крошечной каморки Розы, расположенной в самом центре дома, можно было попасть практически в любое из его помещений, она соседствовала со всеми комнатами. Гримус (частично ставший теперь Взлетающим Орлом) за руку привел Мидию к гробу с Розой, у которыого стоял я.
   — Оставайтесь здесь, — сказал он. — Заботьтесь друг о друге. Они уже скоро должны появиться, недолго осталось ждать. Но тут вы в безопасности, никто, даже Птицепес, ничего не знает об этой комнате.
   В его лице был страх. Но страх этот был мне знаком; это был мой страх. Это я, охваченный им, боялся приближения смерти.
   — Теперь ты будешь охранять Розу, — сказал он. — Ты не причинишь ей вреда. Теперь мы одно.
   Сказав это, он повернулся и вышел.
 
   — Что он сделал с тобой? — шепотом спросила Мидия. — Ты стал другим.
   Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
   Я взял ее за руку. Мидия не изменилась — и на том спасибо. Единственная точка постоянства в этой непостоянной вселенной.
   Роза. Тот он, что остался теперь со мной, обладал собственной волей и теперь пытался подчинить себе меня, заставить выполнять его приказы. Я, находившийся во мне, был слаб, еще не опомнился после шока пребывания в субсумматоре. Я повернулся к Розе и смотрел на нее долго-долго. Взгляд мой был устремлен к рукоятке-утолщению посередине стебля, руки неодолимо тянулись туда, как железо к магниту. Хотя, возможно я был неправ, когда говорил, что тянуло меня, возможно, это он во мне так стремился ухватиться за Розу.
   Внезапно, не владея собой, я дотронулся до Розы. Взялся за эту самую рукоять. Она удобно легла мне в руку. Едва это случилось, я закричал. Закричала и Мидия. Мидия закричала потому, что в тот же миг я исчез из комнаты — бесследно.
   Я отправился в Путешествие.
 
   Первое перемещение через Внешние Измерения всегда сопровождает боль. Окружающий мир внезапно исчезает, и на несколько бесконечно малых мгновений ты становишься крохотным сгустком энергии, скользящим по поверхности безмерно могучего моря. Превращаешься в одинокую и беспомощную агонизирующую частицу разума. Потом — столь же неожиданно — вселенная появляется вновь.
   Создавая Предметы, связывающие воедино всю бесчисленность Существующих и Потенциальных Измерений, горфы всегда включали в них особый строго настроенный элемент, луч которого был постоянно направлен на их планету, Теру. Этим-то строго настроенным элементом и была рукоять Розы.
   Я был там, на Тере, вращающейся вокруг светила горфов по имени Нус, на самом краю галактики Йави Клим, в области межзвездного пространства, которой искони владели горфы. Я был небольшим пузырем воздуха на голом камне. Я осматривался.
 
   Над моей головой чернело небо с ярким желтым солнцем, вокруг на равнине лежало несколько монолитных камней удивительной формы.
   Они похожи на лягушек, подумал я. На огромных каменных лягушек. (Эта мысль принадлежала я-я, а не я-Гримусу. Я-Гримус молчал и копил силы для заключительной схватки за Розу.)
   – Кто это? Гримус? — возникла в моей голове чужая мысль, не оформленная в слова, но понятная мне. Вслед за первой мыслью-чужаком появилась другая, более глубокая, основательная и мудрая.
   – Да… нет… ах, вот оно что, теперь понимаю.
   У меня возникло такое чувство, словно меня моментально раздели догола. Кто-то быстро и методично изучил мой мозг.
   — Где вы? — закричал я, и я-Гримус внутри меня объяснил мне, что все эти монолиты вокруг, тяжелые, неподвижные и окруженные легкой прозрачной дымкой каждый, — самые высокоразвитые разумные формы жизни во всей вселенной и что вторая мысль, появившаяся в моей голове, попала туда прямиком из сознания величайшего мыслителя, Доты.
   – Часть не-Гримус в нем держит управление в своих руках, — пришел ко мне третий, опять новый, мысленный посыл.
   – Хорошо, — это снова Дота. — Послушайте, — начал он мысленно вещать мне, заставив свои мысли звучать несколько более громко и отчетливо, чем нужно, как человек, пытающийся что-то объяснить бестолковому иностранцу. — Мы — горфы.
   Вслед за этим в моем сознании последовала быстрая смена мыслеобразов, вкратце объяснившая мне, как развивалась раса горфов и возник Предмет.
   – В данный момент нас в основном беспокоят две проблемы, — мысленно вещал мне Дота. — Первая связана с горфом Коаксом, в последнее время обитающим в вашем и соседних с ним эндимионах. Если вы вдруг повстречаетесь с Коаксом, то очень прошу вас передать ему, что по результатам прений, проведенных после его Гросс-Упорядочения, оцененного в целом как вредоносное, путь на Теру ему закрыт. Появляться на нашей родной планете ему теперь категорически запрещено. Коаксу придется окончить свои дни в ваших эндимионах.
   — Эх, — подумал я.
   — В этой связи возникает вторая проблема, — продолжил Дота. — Мы, горфы, крайне обеспокоены тем, как неудачно Гримус использует свою Розу. Розу вовсе не предполагалось применять для перемещений между эндимионами. Эксплуатация Розы в качестве волшебного источника пищи также недопустима. По нашему мнению, применение Розы для получения, скажем… (Дота несколько мгновений усиленно подыскивал понятный мне пример), пакетика кофе является коренным нарушением Техники Концептуализации.
   Но более всего нас волнует тот субэндимион, который Гримус концептуализировал для себя на вершине горы. Этот субэндимион концептуально неустойчив. Любое место либо может существовать, являясь частью какого-то эндимиона, либо не может существовать вообще. Концептуализация места, которое одновременно и является частью эндимиона и скрыто от него, может привести к перенапряжению Предмета вплоть до его дезинтеграции. Нам очень хотелось бы, чтобы существование этой парадоксальной Концепции прекратилось. Это все, что мы хотели сообщить вам. Можете возвращаться.
   Я отчетливо почувствовал, как внутри моего сознания я-Гримус пришел от слов Доты в ярость и попытался что-то выкрикнуть в ответ. Подавив этот участок волнения, я сообразил, что имею отличную возможность получить ответы на вопросы, на которые, возможно, мне не сможет ответить больше никто и нигде.
   — Дота, — мысленно позвал я.
   — Да?
   Этот мысленный же ответ был полон легкого сдержанного раздражения великого ума, отвлеченного от размышлений.
   — Провалы во времени — они результат неумелого использования Розы?
   — Нам это неизвестно, — пришел ответ. — Ваш Предмет единственный используют неустановленным образом, и только в ваших эндимионах отмечены провалы. Возможно, здесь существует причинно-следственная связь. А может быть, такой связи нет. Возможно, вы сумеете исправить положение вещей, а может быть, такой возможности не существует. У нас не может быть ответов на все вопросы, знать все невозможно, вы должны это понимать.
   — Прошу ответить мне еще на один вопрос, — заспешил я. Воздух в моем пузыре иссякал. Мне следовало поторопиться с возвращением.
   — Слушаю?
   — Возможно ли Концептуализировать Измерение… Эндимион… в котором Предмета нет вообще?
   Наступило продолжительное мочание, во время которого до меня доносилось эхо энергичной дискуссии между горфами, вызванной моим вопросом.
   – Мы не можем дать определенный ответ, — наконец начал мысленно вещать Дота. — Для нас, горфов, ответ здесь один: «Нет», поскольку существование нашего родного эндимиона является неотторжимой функцией Предмета. Однако что касается обитателей других эндимионов … — фразe завершил мысленный символ пожатия плечами.
   – Прощайте, — помыслил в мою сторону помощник Доты.
   Я обратился к памяти я-Гримуса и отыскал там способ возвращения к Розе. Через мгновение я уже снова стоял в потайной комнате дома Гримуса.
 
   Красный и налитой виски Фланн О'Тулл в наполеоновской треуголке, заложив руку за борт своего застегнутого на все пуговицы пальто, поднимался по ступеням каменной лестницы. Сбоку и чуть позади широко шагал Одна-Дорога Пекенпо в низко надвинутой на глаза охотничьей фуражке и распахнутой медвежьей дохе, с перекинутым через плечо мотком веревки и ружьем в руке. Позади них, блестя от восторженного ожидания глазами, торопился Пэ Эс Мунши, небритый клерк. Разношерстное трио немезид приближалось к своей цели.
   Гримус ждал их. В разноцветном головном уборе, перья которого шевелил легкий ветерок, он стоял перед домом в тени великого дуба, и прирученные птицы сидели на его плечах, на траве вокруг него, на ближайших раскидистых и просторных ветвях дерева и преданно следили за каждым движением своего хозяина. Руки Гримуса были расставлены в стороны, ладони слегка дрожали, но в остальном он был совершенно неподвижен.
   Не прошло и минуты, как он и трое пришельцев из города увидели друг друга. И он и они знали, что должно произойти.
   И тогда Гримус заговорил:
   — Я узнал все, что только можно узнать. Я был всем, чем только можно стать. Я достиг своей вершины. Я все подготовил заранее. Время пришло.
   Он говорил уверенно и спокойно, но за его уверенностью и спокойствием крылись волнение и страх Орла, проникшего в него через посредство субсумматора, и это второе я Гримуса теперь протестовало. Орлу не хотелось умирать.
   — Где вы держите вашу машину, мистер Гримус? — спросил Фланн О'Тулл. — Вы не показывали ее даже вашей служанке, так она сказала, и я знаю, что она не лжет. Но от нас вам это порождение дьявола не скрыть.
   Гримус ответил презрительным молчанием.
   — Одна-Дорога, — позвал тогда О'Тулл через плечо, — попытайся убедить джентльмена быть с нами поразговорчивей.
   Через несколько минут, когда нос Гримуса был сломан, глаза скрылись под наплывами синяков, на теле появился с десяток кровоподтеков, но губы все равно оставались накрепко сжатыми, О'Тулл проговорил:
   — Не нужно убивать его, дружище. Время еще не пришло.
   Пекенпо послушно отпустил Гримуса. Хозяин дома на вершине горы покачнулся, кровь текла по его разбитому лицу, но он устоял на ногах. Со всех сторон вокруг них на ветвях кричали птицы.
   — Обыщите дом, — приказал Фланн О'Тулл.
   Одна-Дорога Пекенпо и Пэ Эс Мунши вошли в дом Гримуса, но Розы там не нашли. Вместо этого они, расхаживая по комнатам, переломали и перебили все, что встретили на своем пути; когда они снова появились на пороге, внутри дома лежала у своих пьедесталов грудой осколков, останками жизненного пути Путешественника по Измерениям, драгоценная коллекция Гримуса. Оба Кристалла были разбиты. Ионный Глаз — сброшен на пол и растоптан.
   Как только Пекенпо и Мунши снова вышли на дневной свет, оба почувствовали, что свист и вой в их головах прекратились. В их сознании внезапно, без всякого предупреждения, наступила благодатная тишина. Только что вой был — и сразу стих.
   Фланн О'Тулл молча и пристально рассматривал Гримуса; он заметил, как осунулось лицо свергнутого повелителя острова, как в его темных глазах мелькнул ужас, как сквозь боль проступила неимоверная усталость. О'Тулл отметил все это для себя и улыбнулся.
   — Ну что, нашли? — крикнул он Пекенпо.
   — Там было полно всякого добра, — отозвался Пекенпо. — Мы ломали все, что попадалось под руку. Какая из этих штуковин была Розой, я не знаю.
   — Ладно, — зловеще проговорил О'Тулл, — хотя сдается мне, что все в порядке. Вы нашли то, что нам было нужно, — мистер Гримус только что сказал мне.
   Гримус упрямо молчал.
   — Но, Фланн, я здесь еще не закончил, — загрохотал Пекенпо, — мне нужен Взлетающий Орел. В доме его нету. Где его искать?
   Гримус даже не поднял головы.
   Фланн О'Тулл шагнул к хозяину дома на вершине горы и осторожно, даже нежно, обхватил его шею своими огромными лапами. Большие пальцы владельца «Зала Эльба» скрестились на горле Гримуса.
   — Не нужно упрямиться, мистер Гримус, — негромко проговорил он. — Вы все нам сейчас расскажете, верно?
   — Я изгнал Орла с острова, — хрипло ответил Гримус. — Здесь его больше нет, не ищите.
   — Без дураков, да? — спросил О'Тулл.
   — Может, он и не врет, — рыкнул Пекенпо. — В доме в самом деле ни души. Этому Взлетающему Орлу всегда везло.
   Мистер Мунши решился подать голос — в первый раз:
   — Чего мы ждем? — истерически выкрикнул он и закашлялся.
   Фланн О'Тулл взглянул на Пэ Эс с насмешливой удивленной улыбкой.
   — Мистер Мунши очень торопится, — объяснил он Гримусу извиняющимся тоном. — Хотя, честно признаться, теперь, когда основная задача выполнена, незачем оттягивать развязку. Буду очень благодарен вам, мистер Гримус, если вы перейдете сюда и встанете под дерево.
   Взяв Гримуса за плечо, он отвел его под самый толстый сук дуба.
   — Мне незачем дальше жить, — сказал Гримус. — Все идет так, как я задумал.
   О'Тулл быстро улыбнулся.
   — Что ж, тем лучше, — заметил он. — Очень мило с вашей стороны, мистер Гримус, что вы не собираетесь причинять нам хлопот.
   На лице Гримуса капли холодного пота смешались с дорожками подсыхающей крови.
   — Что такое, мистер Гримус? — удивился Фланн О'Тулл. — Кажется, вы боитесь?
   — Не я, — ответил Гримус. — Это он.
 
   — Вы видели где-нибудь в доме огонь? — спросил Фланн О'Тулл.
   — Я видел, — отозвался Пекенпо. — В холле горит лампа.
   — Хорошо, — проговорил О'Тулл.
 
   Когда троица убийц начала спускаться по ступенькам обратно к городу, позади них, на вершине горы, ярко горел и трещал дуб, и тело человека, нелепо маленькое на фоне ствола, к которому оно было привязано, чернело и обугливалось в языках пламени. Внезапно, когда огонь пережег веревки, тело отделилось от ствола, упало лицом вперед да так и осталось лежать под ревущим и все сильнее разгорающимся огнем. Через некоторое время на него с грохотом обрушились в снопах искр сучья, заставив дым черным облаком взметнуться к небу, что и стало мертвецу и могилой и надгробием. Вокруг столба дыма с неумолчным отчаянным клекотом все вились и вились птицы, бросаясь вниз и снова торопясь бежать от жара пламени в небо, своими криками возглашая эпитафию своему умершему хозяину.
   Врата исчезли. На острове Каф теперь любой мог пройти куда хотел. Ступени, ведущие вниз, к домику Лив, были реальными и осязаемыми. С исчезновением подсознательного воя в головах пришел конец и субизмерению на острове. Призрачная часть Каф исчезла вместе со своим немногочисленным населением.
   Сидящая на корточках у дерева Птицепес вздрогнула и подняла голову, заслышав шаги появившихся на поляне троих мужчин. Спускающиеся с горы прошли мимо нее, не сказав ни слова.
   Проводив их глазами, Птицепес увидела, как из черного дома навстречу троице вышла женщина в черном одеянии с черной вуалью на голове, о чем-то коротко переговорила с ними, потом повернулась и посмотрела на ровную колонну дыма, поднимающуюся над вершиной горы, на которую О'Тулл указал рукой. Выслушав рассказ линчевателей, Лив быстро кивнула, повернулась и снова скрылась в своем жилище. Убийцы углубились под сень деревьев, продолжив спуск к городу.
   Через несколько минут Лив Силвэн Джонс снова вышла из дома. В правой руке она держала нож, при помощи которого вырезала из плоти проклятых деревьев несметное количество уродливых изображений. С ножом в руке она опустилась на землю.
   Держа нож правой рукой, она со спокойной сосредоточенностью перерезала себе вены на левом запястье. Переложив нож в левую руку, она, не теряя спокойствия и сосредоточенности, проделала ту же операцию с правым запястьем.
   Вскочив на ноги, Птицепес подбежала к хозяйке черного домика и молча остановилась над ней, не зная, что сказать, просто взирая на происходящее. Лив Силвэн подняла к ней глаза.
   — Все кончено, — проговорила она и кивнула в сторону дымного столба.
   Как и Гримус, Лив давно уже выбрала для себя миг смерти. Смерть на горе Каф не могла прийти нежданно, ее полагалось запланировать. Как акт насилия над собственным телом.
   С огромным старанием Лив провела лезвием ножа тонкую, красную, сочащуюся кровью линию у себя под подбородком. Через мгновение та раскрылась, превратившись во второй широкий и зияющий рот.
   На глазах у Птицепес нож выпал из руки Лив.
 
   На склоне горы, позади маленькой дощатой хижины, стены которой давно уже почернели, появился ровный продолговатый холмик свежей земли. Сбоку к могиле было прислонено вырезанное из дерева изображение уродливой Смерти с широко разинутым ртом. Стоящая над могилой женщина в черном одеянии и вуали повернулась и, старательно избегая смотреть на поднимающийся над вершиной горы дым, вошла в дом, закрыла за собой дверь, аккуратно уселась на единственный в комнате стул, стоящий посреди завалов грязи и объедков, и, замерев так, принялась тихо напевать древнюю, полузабытую песнь смерти индейцев аксона.
   — Боже мой! — испуганно воскликнул Николас Деггл.
   Виргилий Джонс медленно повернулся к нему.
   — Мой жезл, — выдохнул Деггл. — Кусок стебля Розы. Он исчез.
   Деггл вскочил на ноги и принялся лихорадочно шарить по всем закоулкам единственной комнатки ветхой прибрежной хижины. Виргилий выбрался из кресла-качалки и вышел во двор.
   — Отличная работа, — тихо проговорил он, глядя вверх на Гору. — Отличная работа.
   Вскоре из хижины появился Джонс.
   — Моего жезла нигде нет, — растерянно сообщил он.
   — Так ведь и Розы больше нет, — ответил ему Виргилий.
   — Как? Что вы хотите сказать?
   — Я хочу сказать, что Взлетающий Орел победил. Все удалось.
   Николас Деггл бросился к лесу.
   Через полчаса он вернулся, донельзя потрясенный и ошарашенный.
   — Вой исчез, — доложил он. — Путь свободен. Мы можем идти в К.
   — Я собираюсь спуститься к морю, — ответил Виргилий Джонс.
 
   Мистер Виргилий Джонс, человек без друзей и невоздержанный на язык, любил спуститься со своего утеса посидеть на берегу поутру в тиусверг. Под утесом, под серовато-серебристым зыбким прибрежным песком, было закопано тело миссис Долорес О'Тулл.
   Спустившись на берег, мистер Джонс отвернулся от моря и принялся разглядывать поросшие густым лесом склоны горы Каф, занимающей почти весь остров, за исключением небольшой площадки, обрывающейся к берегу моря утесом, на котором ютилась хижина, где мистер Джонс и Долорес когда-то жили вместе. Сейчас тело Долорес О'Тулл лежало между ним и вздымающимся склоном.
   — Скучное, — пробормотал себе под нос мистер Джонс, стоя к морю спиной. — Скучное сегодня море.
 
   «Так, так, так», — сказал себе горф Коакс. Новый статус-кво был просто замечательным. Взлетающий Орел и девушка Мидия вместо Гримуса и Птицепес на вершине горы. Птицепес вместо Лив. Эльфрида Грибб вместо Мидии. Виргилий Джонс снова вернулся в прибрежную хижину. Кроме того, есть еще несколько уже зафиксировавшихся, хотя и совсем недавних перестановок: Алексей Черкасов на месте своего отца. Мистер Мунши на месте мистера Пэйджа. Но самой интересной была судьба, постигшая Розу. Без Розы Взлетающий Орел лишился своей власти. Теперь он должен будет навсегда остаться в изгнании на вершине горы. Пик Каф перестал быть олицетворением власти.
   — Что ты теперь будешь делать? — спросила Мидия.
   За стенами дома, под сенью великого дуба, трое убийц и Гримус в головном уборе из перьев предстали друг перед другом.
   Внутри дома, в потайной комнате, я (я-Орел) вступил в яростную схватку с я-Гримусом, находящимся внутри меня.
   — Ты должен сохранить Розу, — говорил мне Гримус. — Более того, ты должен сделать все, чтобы Роза не пострадала. Роза необходима для периодической реконцептуализации острова. Да что я говорю, я ведь уже все тебе объяснял. Релятивистские связи существуют не только внутри одного измерения, но и между разными измерениями. Такие связи могут быть только двусторонними и только между двумя конкретными измерениями. Стоит разрушить Розу, исчезнет связь между нашим измерением и общим Континуумом Измерений. Остров прекратит свое существование, и все его обитатели вместе с ним.
   — Гримус использовал Розу неправильно, во вред, — напомнил я-Орел. — Провалы во времени — это доказательства того, что Роза либо повреждена, либо перенапряжена до предела. Мы не можем и дальше пользоваться Розой так, как это делал Гримус.
   — Горфы придумали Розу для того, чтобы установить связь между Измерениями, — воскликнул внутри меня я-Гримус. — Стоит только разрушить эту связь, и нам всем конец. Дота сказал, что не может измыслить Измерение без Предмета.
 
   — Но зато Дота может измыслить обитателей Измерения, которым доступна такая Концепция, — отозвался я-Орел.
   В ответ на это я-Гримус прекратил словесный поединок и направил в часть моего сознания, занятую я-Орлом, поток мыслеобразов. Благодаря Розе ты можешь путешествовать, сообщили мне они и продемонстрировали картины тысяч прекрасных миров в тысячах удивительных вселенных, побывать в которых стоило непременно. Благодаря Розе ты сможешь познать очень многое, продолжали увещевать мыслеобразы, тебе станут доступны сотни новых наук и видов искусств, самые сливки творческой деятельности бесконечного множества галактик. Сейчас жизнь у тебя одна, не унимались они. При помощи Розы ты сможешь проникнуть в тысячу тысяч других людей и даже стать ими, прожить в их телах бесконечное число жизней, переняв от них мудрость и могущество и подняв свои мудрость и могущество на невообразимую высоту. Для примера мне продемонстрировали кое-кого из тех, кем был и кого очень хорошо понял Гримус, чьи бесконечные радости и горе испытал. И однажды, сказали мне в заключение мыслеобразы, после того как ты побываешь всем, чем хотел быть, когда ты сделаешь все, что хотел сделать, ты сможешь передать свой великолепный дар другому счастливцу, а после выбрать время и способ своего ухода, дав своему Фениксу новую жизнь, став для него новым началом.
   Но я-Орел слишком многое повидал на острове Каф и за его пределами, где я-Гримус без счета разрушал чужие жизни для претворения в жизнь своих идей. И то, что он видел повсеместно, нельзя было оправдать ни идеями, ни открытиями, ни удивительными знаниями я-Гримуса. Я-Орел вспомнил о нескольких веках тщетных скитаний, предшествующих моему прибытию на остров, вспомнил жителей К., чьи жизни были низведены до низшего уровня слепой философии простого выживания, людей, отчаянно цепляющихся за останки своих личностей и беспомощно понимающих, что изменить что-то в своей судьбе и жизни им уже не суждено. Соединенное могущество безграничной власти, безграничного знания и странной, нечеловечески-отстраненной от окружающего мира жизненной позиции, поднимающее личность до способности управлять величайшими вопросами жизни, было противно я-Орлу. Я-Орел видел, что эта сила сделала с Виргилием Джонсом, с Долорес О'Тулл, с Лив Джонс, с Птицепес, его сестрой, хотя теперь эти люди и получили свободу. Нет, сказал себе я-Орел, Роза — не драгоценный дар, это проклятие.
   И после того, как всем спорам пришел конец, как словесным, так и на основе мыслеобразов, я-Гримус обрушился на я-Орла со всей силой своей воли, в ярости от постигшей его неудачи. Мидия увидела, как я (мы) покачнулся и, как только внутренняя битва достигла своей высшей точки, закрыл руками лицо. Она поспешно схватила меня за локоть.
   Наверное, именно это и помогло я-Орлу отвернуть от себя поток эмоций Гримуса. Я был не один. Со мной была Мидия. Мидия, одна из жертв любителя птиц, чью жизнь он самовольно устроил на свой лад. Мидия, одна из тех, за кого я-Орел считал себя в ответе. Вина за то, что недавно случилось в городе, еще была памятна мне. Теперь я дрался за весь остров. А он дрался только за себя одного. И проиграл.
   В это самое время Пекенпо и Мунши обыскивали и громили дом.
   Я, я-Орел, отнял руки от лица и повернулся к Мидии. Я-Гримус внутри меня был повергнут, превратился в слабую пульсирующую боль в затылке.
   — Сейчас я уничтожу Розу, — сказал Мидии я-Орел. — Хочу предупредить тебя — это опасно. Мы все можем исчезнуть.
   — Машина Гримуса не имеет права на существование, — ответила Мидия. — Мне все равно — делай, что задумал. Лучше умереть, чем жить в вечном страхе перед… этим.
   Я-Орел кивнул и вновь погрузился в глубины моего сознания, разыскал там я-Гримуса и заставил его открыть секрет управления Розой. Я-Гримус понимал, что я задумал, и противился такому насилию, но сил бороться у него уже не осталось, он был побежден. Отыскав в нем нужные мне сведения, я настроил Розу. Можно было начинать Концептуализацию.
   Для начала я-Орел прекратил существование субизмерения; это было проще всего. Сосредоточившись, я мысленно представил себе общий вид острова Каф с Домом Гримуса на вершине горы, со ступеньками, ведущими вниз к домику Лив. Но без всяких Врат и заградительных барьеров. Миг, когда воображаемое материализовалось в действительность, я почувствовал очень четко. Происходящее напоминало преобразование Внутренних Измерений. Если тебе дано это сделать, то, как только результат достигнут и продукт твоего труда появился, ты уже знаешь об этом. В течение нескольких секунд я стоял, не в силах опомниться от восхищения Предметом, таким невероятно сложным и многообразным, таким невероятно простым. Но, опомнившись, я взял себя в руки и приготовился к выполнению более трудной задачи.
   Я начал воссоздавать остров Каф таким же, каким он был, но с одной лишь разницей: на острове не должно было быть Розы. По моему мнению, такой способ был все-таки лучшей альтернативой простому, физическому уничтожению Розы. Риск, по опыту того, что проделал в свое время с Розой Деггл, следовало свести в миниуму.
   В этот момент я-Гримус предпринял свою последнюю попытку. Он показал мне нечто, о чем я совсем забыл: координаты моего измерения, куда, когда-то очень давно, он изгнал Николаса Деггла. План Гримуса был очень прост: я оказывался перед дилеммой, ибо, уничтожив Розу, уже не мог вернуться обратно в свой мир. Я-Гримус предпочитал расстаться с Розой навсегда и вместе с я-Орлом отправиться в мой мир, где, может быть, Предмета нет и никогда не было, нежели видеть, как гибнет могущественное устройство.
   Соблазн был велик, и я-Орел не мог не признать этого; но Мидия снова была рядом. Мидия и все остальные, кто ждал моего решения.
   — Черт возьми! — воскликнул тогда я в полный голос. — У меня ведь там все равно ничего не осталось. Что я там буду делать?
   Я-Гримус был окончательно повергнут.
 
   Я использовал его. Он воссоздал остров так, как я приказал, потому что знал его лучше меня. Я взял у него знания и использовал их. Мне показалось, что ждать пришлось вечность, но это была лишь иллюзия нетерпения, потому что мыслеобразы движутся очень быстро, быстрее всего на свете.
   Я снова стоял посреди потайной комнаты Гримуса рядом с застывшей в благоговейном ужасе Мидией. Перед нами по-прежнему находился гроб Розы. Гроб был пуст.
   Роза исчезла. А мы нет.
 
   Мужчина, который когда-то был Взлетающим Орлом, а сейчас — наполовину Гримусом, наполовину Орлом, занимался любовью с Мидией, которая раньше была шлюхой, а теперь стала его подругой, когда горф Коакс, только что переместившийся на вершину горы Каф, почувствовал, что с островом происходит что-то неладное.
   Туман вокруг острова.
   Туман начал завиваться спиралями и темнеть.
   Образовалась вечная, никогда не поднимающаяся завеса.
   Туман быстро густел. Очень и очень медленно туман начал опускаться, покрывая собой остров со всех сторон непроглядным куполом, все ниже и ниже, уплотняясь, делаясь непрозрачно-серым и приближаясь к земле.
   Туман больше не был туманом.
   Лишившись своей связи с релятивистикой Измерений, мир острова Каф начал медленно распадаться, его молекулярные и атомные связи разрушались, рвались, элементарные частицы возвращались в океан первичной, девственной энергии. Первородная материя бытия забирала свое.
   И когда Взлетающий Орел и Мидия наконец слились на своем ложе в любовном экстазе, Гора Гримуса завершила свой Танец Ослабления.