Страница:
пищу и пропитание некоторое число беззаконных головорезов, готовых на любое
предприятие, требующее смелости. А это предприятие заключается, как вполне
ясно нашему правительству, в том, чтобы вернуть сильной рукой и навязанными
условиями договора вышеупомянутые земли, потерянные его отцом..." (I, 1)
В моем переводе:
Я перескажу
Лишь то, что знаю или слышал сам.
Тот, кто нам в виде призрака являлся,
При жизни вызван был на поединок
Своим врагом заклятым Фортинбрасом
Норвежским, подстрекаемым гордыней
И завистью. И благородный Гамлет -
За благородство в данной части света
Пред ним и преклонялись - заколол-
таки надменного невежду... Но
Убитый должен был по договору,
Скрепленному печатями и прочим,
Погибнув, отказаться от претензий
На все, что он завоевал, а Гамлет,
Согласно содержанию статей
Того же договора, уступал
Такие же захваченные земли
Норвегу, если б тот его убил.
А ныне Фортинбрас, сын Фортинбраса,
Пустой юнец, ведомый самомненьем,
Призвал народ к отмщению, собрал
Толпу бродяг, готовых за похлебку
Хоть в пекло, и, употребив насилье -
О чем известно нашему правительству, -
Стальной рукой намерен возвратить
Те, вышеупомянутые земли.
Вот вследствие чего, друзья мои,
Теперь и Дания пришла в движенье...
Вообразим, что таким языком стал бы говорить Гамлет... Впрочем, именно
так он пародирует державный канцелярит, когда пишет на корабле подменное
послание английскому королю: "...поскольку король Англии является его верным
данником, поскольку между нами, как пальма, должна процветать любовь и
поскольку мир должен вечно носить свой венок из колосьев пшеницы и являться
запятой между их взаимными дружескими чувствами..." (перевод М. Морозова). И
дальше сам Гамлет поясняет: "...и тут следовали еще многие тяжеловесные
сравнения". (V, 2)
Михаил Морозов комментирует: "_Тяжеловесные_ сравнения. - Каламбур на
словах as (как, поскольку) и ass (осел). Второй смысл - тяжело нагруженные
ослы. Гамлет издевается над глупостью стиля, полного напыщенных тяжеловесных
сравнений".
Поскольку шекспироведы не видят ни параллельности, ни
взаимодополняемости этих двух эпизодов, они признают монолог Гамлета
пародией (ведь Гамлет сам на это указал), а не менее пародийную речь Горацио
нейтральной книжной (а то и ученой юридической или даже "голосом предания").
(Хотя - или одно, или другое, или третье!) Но умный Бернардо из монолога
Горацио заключает, что Старый Гамлет "был и есть причина этих войн" ("...the
king that was and is the question of these wars"). Бернардо пропустил мимо
ушей все канцеляриты, весь стеб приятеля, и, выслушав пародийную трактовку
взвешенной официальной версии, рассудил просто: если это Старый Гамлет
вызвал Старого Фортинбраса на поединок и убил его, захватив завоеванные
Фортинбрасом земли (не сказано ведь, что отняты они у Дании!), то он и
причина надвигающейся войны. И только услышав в ответ серьезное замечание
Бернардо (который следил за содержанием, а не формой), Горацио понял, что
допустил политическую неграмотность, и тут же засыпал слушателей
прецедентами из античности.
А "беззаконные головорезы", которые "за пропитание" идут в армию
Фортинбраса? Это не народное предание, это агитпроп.
Горацио ссылается не на молву, а на мнение Клавдия. Тот, кто завтра
станет единственным союзником Гамлета в его борьбе с Клавдием, сегодня
намекает на некую свою близость к власти: "как вполне ясно нашему
правительству...". При этом Горацио пока даже не вхож в королевский замок
(иначе там он неминуемо встретил бы Гамлета, и во второй сцене принцу не
пришлось бы удивляться появлению однокурсника в Эльсиноре).
Что ж, перед нами и впрямь "друг этой страны", слуга ненавидимого
датчанами режима. Хотя Горацио, в отличие от своих земляков, сам не взял
алебарду стражника, психологию наемника он усвоил отменно. А Гамлет -
главный враг режима Клавдия. Недаром же мать просит его взглянуть на Данию
глазами друга: "And let thine eye look like a friend on Denmark". (I, 2)
И только наивность принца, его "молодость и великодушие" не позволяют
ему разглядеть в бывшем однокурснике куда более изощренного предателя, чем
Розенкранц и Гильденстерн.
Горацио говорит Гамлету: "I saw him once; he was a goodly king" (Я
видел его однажды, он был добрый король - 1, 2).
Когда это было? Можно догадаться, что Горацио представлялся покойному
королю, когда прибыл с приятелями из швейцарской деревни, прозябающей
где-нибудь на берегу озера Лугано, чтобы наняться на датскую службу. Но
узнал, что у короля сын учится в Виттенберге, и рванул по его душу, взяв при
этом труд передать принцу поклон, а то и письмо. Ведь не зря же Горацио
говорит: "...he was a goodly king".
Во всяком случае, ничего другого из текста пьесы не следует.
Известно, что имя Горацио Шекспир взял из "Испанской трагедии" Томаса
Кида (написана около 1585 г. и опубликована в 1594 г.). Строки из этой
трагедии Шекспир пародирует устами Гамлета: "Ибо если королю не нравится
комедия, ну, значит, по-видимому, она ему, черт возьми, не нравится"
{перевод М.Морозова). А.Н. Горбунов в своем комментарии (У.Шекспир. Гамлет.
Избранные переводы. М., 1985. с. 617) приводит пародируемые строки: "And if
the world like not this tragedy // Hard is the hap of old Hieronimo". (IV,
1)
Считается, что именно из "Испанской трагедии" Шекспир заимствовал и
стиль насыщенного драматизма "трагедии мести".
"У Кида Горацио также преданный друг", - пишет А.Н. Горбунов. По ходу
пьесы кидовский Горацио влюбляется в невесту своего друга (впрочем, друг уже
убит и следит за этим с небес, сидя над сценой), а после враги убивают
Горацио и вешают его тело на дереве. По мнению Е.Н. Черноземовой,
высказанному в частной беседе, здесь вольно (или невольно) выстраивается та
ассоциативная цепочка (повешенный на дереве - Иуда - Горацио), которой мог
воспользоваться Шекспир. Кстати, принято считать, что не дошедшая до нас
пьеса о Гамлете (так называемый "Пра-Гамлет") тоже принадлежала Киду.
Попробуем показать, что школьная трактовка образа Горацио как
"единственного и верного друга Гамлета" - странное, хотя, может быть, и
закономерное недоразумение в истории шекспироведения. (Напомню, что не был
поставлен вопрос о том, как дошедший текст соотносится с самой пьесой, то
есть с системой _авторских_ трактовок. Тех трактовок, память о которых в
гениальном произведении сохраняется в самом тексте.)
Горацио Шекспира - такое же выворачивание наизнанку образа Горацио
Кида, как "Мышеловка" - пародия на кидовский прием "сцены на сцене".
Пародируя своего предшественника, Шекспир из преданного друга лепит
предателя.
И это вполне объяснимо, ведь после заключения в 1587 г. "дружеского
союза" Испании и католических кантонов Швейцарии, "итальянское" имя Горацио
стало для английского уха "вражеским".
Шекспир любит давать своим героям "говорящие имена". Принято считать,
что имя Hamlet восходит к древнегерманскому слову amlodi - мнимый
сумасшедший. У Саксона Грамматика и Бельфоре принца зовут Amleth(us).
Офелия - от греческого прилагательного apheles (простой, прямодушный,
бесхитростный) с комичной заменой начального "А-" на "О-" (_прАстушка_, если
передавать эту игру по-русски).
Фортинбрас (в переводе с французского) "сильная рука" (по-английски это
бы звучало strong-in-arm).
Имя нормандского фехтовальщика Ламора, о котором король рассказывает
Лаэрту, по Первому фолио звучит как "Смерть" (от французского la mort).
Розенкранц - от немецкого Rosencrantz ("венок из роз"). Но за нежными
лепестками таятся шипы. (Речь не о букете, а о венке, и потому параллель с
терновым венком весьма прозрачна.) Кроме того, роза в средние века была
символом молчания.
Принято считать, что имя Гильденстерн - искаженное немецкое выражение
"золотая звезда". При этом на языке Шекспира guilder - голландский гульден,
guild - гильдия, цех, союз. Но stern по-английски - корма, зад, задница.
(По-русски такая фамилия звучала бы Златозад; Рублевый Зад; Гильдия Задниц.
Подробней см. на с. 233.)
Имя Йорика как будто "склеено" из названий двух городов - Уорика и
Йорка. (Шекспир родился в городе Стратфорд-онЭйвон в графстве Уорикшир.)
А имя Озрика (Osric) явственно рифмуется с osier (ива). Именно к иве,
дереву скорби и смерти, в последнюю минуту своей жизни приходит и Офелия.
А если так, то появление Озрика в последней сцене подобно явлению
ангела смерти.
В пьесе лишь в одном месте (но дважды) звучит сдвоенное междометие
"ho-ho!". В первый раз это происходит в диалоге Гамлета и Горацио. Гамлет
только что узнал правду о смерти отца, и к тому же он раздражен на приятеля,
который пытался не допустить его поговорить с Призраком:
HORATIO [Within] Hillo, ho, ho, my lord!
HAMLET Hillo, ho, ho, boy! come, bird, come.
Hoboy - гобой, флейта. Слово это французское (= hautbois), а из
итальянского заимствовано современное английское oboe. Итальянское oboe -
тоже из французского hautbois. (В ремарке к "Мышеловке" это слово записано
как hautboys). В значении "флейта" впервые зафиксировано в 1579-80 гг., а в
переносном значении, - вставка в клистир, мундштук клизмы зафиксировано в
1616 г.: "Wilt thou give me another glister... where's thy hoboy?". Если
Гамлет, обращаясь к Горацио, играл словечком, пришедшим с
итальяно-швейцарской родины последнего, то произносить эту фразу он должен
был так: "Hillo, ho, ho, o-boy!.."
А в другой раз Гамлет обыгрывает имя Горацио так: "Эгей, хо, Хо-рацио!"
("What ho! Horatio!" - III, 2).
Ключ к разгадке характера Горацио - также в самом имени "Horatio".
Как заметил московский лингвист Антон Иваницкий, кроме слова "рацио" в
имени "Горацио" звучит еще и словцо, бытовавшее в XVII веке и бытующее до
сих пор: whore (шлюха, проститутка). При этом "w" в слове whore не
произносится. Слово whore (как глагол) употребляется и Гамлетом, говорящим,
что Клавдий whored ("облядил") его мать.
Антон Иваницкий продемонстрировал шекспировскую игру темным стилем на
двух примерах:
Words. Words. Words. - Слова. Слова. Слова.
Word. Sword. Swords. - Слово. Меч. Мечи.
Как бы это ни произносилось в живой речи, перед нами редчайший случай
полной графической рифмы: не изменив ни буквы, мы внутри одного высказывания
получили другое.
Сравнение слов с клинками в пьесе звучит трижды (из уст Гамлета,
Клавдия и Гертруды), и этот гамлетовский каламбур, надо думать, обыгрывался
на сцене, ведь в нем звучит предупреждение Полонию, который и погибнет от
меча Гамлета из-за попытки подслушать его слова. (Скажем, Гамлет мог
схватиться за рукоять меча и трижды вонзить в пол клинок).
Второй пример - вероятное поэтическое осмысление именно датского
звучания слова Эльсинор - Helsingor (Хельсингер), в котором англичанин может
услышать и существительное hell (ад), и sin (грех), и gor, которое для
соплеменников Шекспира было созвучным родному to go {*}. (По-русски это
милое местечко могло бы называться Адовратск.)
{* Полагаю, что молодой Шекспир мог находиться в Эльсиноре в составе
английского экспедиционного корпуса еще в самом начале войны с Испанией
(1587-1604 гг.). Его знание Дании несравнимо лучше, чем, скажем, его знание
Вероны, которая, как Шекспир считает, расположена где-то на
средиземноморском побережье. По отношению к Эльсинору географических ошибок
Шекспир не допускает. Более того, он представляет, что поляки отправлялись в
поход на датчан "в санях" (по льду иногда замерзающей у южных берегов
Балтики), а норвежцы, для того чтобы напасть на тех же поляков, должны были
получать разрешение у датчан на проход через их владения. Кроме того, Гамлет
говорит, что он безумен только при норд-норд-весте, но именно с
северо-северо-запада, обогнув мыс Скаген, подходят к Эльсинору по проливам
Каттегата и Эрисуни корабли из Англии. Шекспир представляет, как выглядит
королевский замок Кронборг, и помнит об актуальной для XVI в. старинной
борьбе Дании с Норвегией. (Семилетняя война со Швецией окончилась
Штеттинским миром 1570 г. в пользу Дании. Норвегия была превращена в датскую
провинцию.) А если так, то становится понятно, почему мы ничего не знаем о
нескольких годах жизни Шекспира, и, может быть, стоит искать его имя,
скажем, в списках английского военного аудита времен гибели "Непобедимой
Армады" в 1588 г., ведь сразу после этого Шекспир и объявляется в Лондоне.}
Горацио - человек рацио и карьерист. Да, он - философ-стоик. И
Макиавелли такой же стоик. Как полагает Сергей Николаев, стоическая
философия в ее возрожденческом восприятии и была максимально удобной маской
для политиканства.
Вспомним: "Горацио, ты с нами?" - "Лишь отчасти" (А piece of him -
"кусок его"). Добавим, что он еще и "частично верит": Horatio. So have I
heard and do in part believe it. (I, 1). Но "отчасти верить" или "отчасти
доверять" - значит и не верить, и не доверять. Человек, который отчасти с
друзьями и способен частично верить, опасен в первую очередь для своих же
друзей.
А трогательная ложь Горацио про то, что Призрак прошел "на расстоянии
его жезла", а не алебарды Марцелла, которой по приказу Горацио и измерили
расстояние до Призрака? Устами Горацио упоминая о жезле короля, Шекспир и
обращает наше внимание на то, что Горацио не рассказал Гамлету, как лихо
рубили стражники тень отца принца.
А попытка свалить все на петуха, вспугнувшего Призрака (из-за чего,
мол, тот и не открыл Горацио свою тайну)?
Вот лишь некоторые штрихи к портрету Горацио:
- Судя по поведению в пьесе, Горацио не друг Гамлета (хотя сначала
Горацио аттестует себя слугой Гамлета, а тот возражает и называет его именно
другом - good friend). Горацио прав: он всего лишь слуга и fellow-student,
однокашник принца по университету (как Розенкранц и Гильденстерн - школьные
однокашники).
- Первое, что мы узнаем про Горацио, когда тот приходит к принцу, это
то, что Горацио, по мнению Гамлета, склонен к "mock" (насмешке,
мистификации). По тексту понятно, что Гамлет приехал в Эльсинор еще до
смерти отца. Иначе бы он не спрашивал Горацио, что заставило того вернуться,
и Горацио, который оказался не готов к столь простому вопросу, не отвечал
бы: "I came to see your father's funeral" (приехал увидеть похороны вашего
отца). На что Гамлет просит Горацио не насмешничать и не передергивать.
От Виттенберга до Эльсинора полтысячи километров по прямой. Во времена
Шекспира телеграфа не было, самолеты не летали, так что успеть на похороны
Старого Гамлета fellow-student никак не мог. Вот Гамлет и язвит: "I think it
was to see my mother's wedding" (я думаю, ты приехал посмотреть свадьбу моей
матери). Со смерти старого Гамлета прошло уже четыре месяца и более трех
месяцев с того дня, как Гертруда вышла замуж за Клавдия. Значит, все это
время Горацио при дворе не появлялся. Что он делал? Мы не знаем. Понятно
только, что он жил не в замке, а в городе, но почему-то сошелся с дворцовыми
стражниками-швейцарцами. И к Гамлету он приходит по конкретному делу.
Но запомним, что Горацио сфальшивил в первом же ответе на первый же
вопрос Гамлета. За что тут же и был высмеян.
- Не поверил Гамлет и тому, что Горацио был отчислен из университета
из-за прогулов. Ибо "гулять" (прогуливать и пьянствовать) - не в характере
Горацио.
- Горацио - человек, умеющий собирать и анализировать информацию: он
недавно в Эльсиноре, но прекрасно осведомлен о событиях, происходящих не
только в Дании, но и в Норвегии. После объяснения Гамлета с отцом Марцелл
спрашивает: "Как вы, принц?", а Горацио: "Какие новости?... " И, получив,
ответ ("Прекрасные!"), торопит: "Говорите, милорд!"
- В первой же своей реплике в пьесе Горацио аттестовал себя одним из
"друзей этой страны" (friends to this ground). Сказано в шутку, но он и
впрямь умеет то, чему никогда не научится Гамлет, которого королева просит
"взглянуть на Данию как друг" (...let thine eye look like a friend on
Denmark). Подчеркнем, что шекспировское противопоставление Горацио и Гамлета
начинается с первого появления и первых слов виттенбергского гуляки.
- Трусоват. Испугался вывода Бернардо "покойный государь - причина
войны" (вывод логично следовал из рассказа самого Горацио) и наплел с три
короба лжепророчеств. Перепугался, когда увидел Призрака, но быстро
освоился, поняв, что Призрак не обращает на него внимания, а значит, лично
ему не опасен.
- Убежден, что Призрак - это отец Гамлета, но попытается не пустить
Гамлета говорить с ним, мол, а вдруг отец заманит сына в пучину или на
скалу, там примет другой ужасный образ и подтолкнет к безумию?
- Мечтает разбогатеть. Последний вопрос к Призраку: не прятал ли он при
жизни в землю сокровищ?
- Хочет, чтобы Марцелл остановил Призрака, а когда видит, что это не
удается, приказывает ударить того алебардой. Гамлету он об этом не
расскажет, только обмолвится, что Призрак прошел "на расстоянии его жезла"
(а не алебарды Марцелла!): "within his truncheon's length". Другими словами,
если надо, то Горацио солдеет Гамлету даже при свидетелях.
Перед нами метафора цареубийства, причем мистического, посмертного. И
совершено оно по приказу Горацио. Суеверный и совестливый Марцелл это
чувствует, и Горацио довольно неловко пытается перед ним оправдаться,
перекладывая вину на самого старого Гамлета: "И тогда оно вздрогнуло, как
виноватое существо, услыхавшее ужасный призыв". Гамлету он расскажет
совершенно противоположное:
"Все же один раз, как мне показалось, оно подняло голову и сделало
движение, как будто собиралось заговорить. Но как раз в это мгновение громко
запел петух, и при этом звуке оно поспешно убежало прочь..." (перевод М.
Морозова, I, 2).
В разговоре с принцем поминать о "вине" покойного его отца неглупый
Горацио не станет.
Полемизируя со мной в альманахе "Anglistica" (Э 9, Москва-Тамбов, 2002
г.), Игорь Шайтанов пишет, что приказ Горацио бить Призрака алебардой не
может быть метафорой цареубийства и что "алебарда - не орудие мистического
цареубийства, а испытания мистического существа, орудие, которым
воспользовались за неимением лучшего".
Это правда. Но подняли топор на безымянного призрака, а попали в
покойного короля. Вот признание Марцелла: "Мы не правы в отношении к нему,
столь величественному, когда грозим ему насилием. Ибо оно неуязвимо, как
воздух, и наши бесполезные удары превращаются в злостную насмешку над нами
самими" (перевод М. Морозова, I, 1).
Такого же мнения и Клавдий, который жалуется Гертруде:
"Шепот о случившемся, который мчит прямой наводкой к Цели свой
отравленный снаряд по диаметру земли, как пушечный выстрел, еще, быть может,
пронесется мимо нашего имени и поразит лишь неуязвимый воздух" (перевод М.
Морозова, IV, 1).
Вспомним еще и слова Клавдия, сказанные им Лаэрту: "Божественная сила
ограждает короля, и предательство способно лишь мельком взглянуть на свою
цель, но не в состоянии поступить по своей воле" (перевод М. Морозова, IV,
5).
Параллельность этих текстов и устанавливает логическую связь:
мистическое цареубийство - реальная революция.
Марцелл, ударив Старого Гамлета алебардой, тут же понял, что совершил
что-то страшное. И не только потому, что мертвый король сакрален вдвойне
(как король и как дух), но потому, что акт осквернения чего-то сакрального,
как и акт цареубийства, есть насмешка над тем, кто это совершает.
Марцелл раскаивается, но дело сделано. И всем не по себе. Тогда
Бернардо и говорит, что причина ухода короля - все-таки петух, и Горацио
хватается за эту версию.
Впрочем, пойманный на вранье или некомпетентности, Горацио всегда умеет
выкрутиться.
ГОРАЦИО: Можно было, не торопясь, досчитать до ста.
МАРЦЕЛЛ И БЕРНАРДО: Дольше, дольше.
ГОРАЦИО: Не в тот раз, когда я видел его (перевод М. Морозова, I, 2).
У него какое-то странное, отличное от других людей чувство времени:
ГАМЛЕТ: Который час?
ГОРАЦИО: Думаю, что без малого двенадцать.
МАРЦЕЛЛ: Нет, уже пробило.
ГОРАЦИО: Разве? Я не слыхал. Значит, приближается время, когда бродит
Призрак (перевод М. Морозова, I, 4).
При этом Горацио знает, что надо сделать, чтобы понравиться Гамлету.
Когда тот говорит, что Горацио - "самый справедливый изо всех людей,
известных ему", он кривится: "О дорогой милорд!..", и Гамлет вынужден
оправдываться, мол, он не хотел льстить, зачем, мол, льстить бедняку, у
которого нет дохода даже для того, чтобы кормиться и одеваться. По версии
Гамлета Горацио не является рабом страстей, поэтому Гамлет допустил его "в
сердцевину своего сердца".
Кроме Гамлета у Горацио во всем мире нет близких людей: "Не знаю, из
какой части света может мне быть прислано приветствие, если не от принца
Гамлета" (перевод М. Морозова, IV, 6).
После высылки Гамлета Горацио приходит с доносом на Офелию. По так
называемому Второму кварто (издание 1604 г.) - с неким джентльменом, по
Первому фолио (посмертное издание 1623 г.) - один. По Второму кварто он сам
произносит слова: "'Twere good she were spoken with; for she may strew
dangerous conjectures in ill-breeding minds" ("Хорошо бы поговорить с ней,
так как она может посеять опасные предложения в злобных умах" (перевод М.
Морозова, IV, 5).
По Первому фолио он своим рассказом подводит королеву к произнесению
этих слов, и именно Горацио сообщает и о начале восстания Лаэрта и призывает
короля спасаться.
По сырой штукатурке сюжета Шекспир прочерчивает графью поступков
Горацио (выделим полужирным курсивом те события, которые мы достраиваем
исходя из логики текста):
Горацио пришел с доносом на Офелию, которая говорит о смерти отца и о
том, что мир полон подлости. Потом по приказу короля ("Follow her close;
give her good watch, I pray you") последовал за Офелией, чтобы "обеспечить
ей хороший надзор".
Сразу исполнить поручение нового хозяина ему не удается, поскольку
восстание Лаэрта уже началось, и Горацио вынужден спешно вернуться, чтобы
еще раз предупредить короля.
Лаэрт ворвался в королевские покои следом за Горацио.
Вновь приходит Офелия, чтобы окончательно попрощаться со всеми и
одарить цветами всех, кто после погибнет от яда (Лаэрта, короля, королеву).
{Как заметил Сергей Николаев, букет Офелии состоит из лекарственных
растений, три из которых ядовиты. Это рута, аквилегия и (в меньшей степени)
розмарин. При этом себе Офелия тоже берет смертную (и одновременно
"воскресную") руту.}
Офелия вновь уходит. _Поскольку король своего приказа не отменял,
Горацио вновь последовал за ней_. (Эта ремарка, как и многие другие, в
тексте пропущена, но понятно, что когда король начинает перетягивать Лаэрта
на свою сторону, Горацио на сцене уже нет.)
Король уводит Лаэрта беседовать с придворными.
_Горацио провожает Офелию до ручья, а после сообщает королеве о том,
что Офелия утонула, и уходит к себе ждать решения свой участи_. Слуга
докладывает ему, что явились какие-то матросы с письмами. Матрос (на самом
деле - пират) вручает Горацио три письма от Гамлета (одно адресовано
Горацио, другое королю, третье королеве). Горацио читает письмо,
адресованное ему, но вместо того, чтобы, как просит Гамлет, "устроить доступ
к королю" тем, кто принес письма, передает два письма через Клавдио
(начальника королевской канцелярии, попавшего на эту должность, очевидно,
благодаря созвучию своего имени с именем короля.)
Пользуясь случаем, Горацио бежит из Эльсинора.
Король в это время склоняет Лаэрта на свою сторону.
Королю передают два письма от Гамлета. Появляется королева и _со слов
Горацио_ рассказывает королю и Лаэрту о смерти Офелии...
Мало того, что у Горацио нет алиби, он еще и сам себя уличает, когда в
сцене на кладбище из двух реплик Гамлета мы узнаем, что о восстании Лаэрта
(равно как и о смерти Офелии) он принцу не рассказал. Прав Первый могильщик:
"...Если вода идет к человеку и топит его, это значит, что он не топился (а
утоплен - А.Ч.). Итак, тот, кто не виноват в своей смерти, не сокращает
своей собственной жизни".
Не ошиблась и королева: смерть Офелии - именно мутная и темная смерть.
И эта смерть - вопрос жизни и смерти самого Клавдия, ведь безумная Офелия
одним своим видом может поднять и второе восстание против ненавистного
датчанам режима (как подняла она первое). И во всей Дании есть только три
человека, которые это понимают: сам король, джентльмен-соглядатай (от его
услуг Шекспир, впрочем, в поздних редакциях отказывается) и Горацио, который
предупреждал королеву (а до нее, конечно, и короля) именно об этой
опасности.
Предупреждая короля о восстании (и тем давая ему возможность
подготовиться к встрече с Лаэртом), Горацио произносит монолог, в котором
многократно повторено имя Лаэрта. Эта многократность Шекспиру нужна для
того, чтобы зритель сопоставил эти слова с вроде бы случайной фразой
Гамлета, оброненной им для Горацио во время похорон Офелии:
Его зовут Лаэрт. Весьма учтивый
И благородный юноша...
Вернувшийся из ссылки Гамлет не знает, что Горацио прекрасно известно,
кто такой Лаэрт. Значит, Горацио не рассказал своему другу о восстании
Лаэрта и о собственном поведении во время оного. Все это настолько не
укладывается в образ "благороднейшего друга" и "справедливейшего из людей",
что тот же М. Морозов просто исключает Горацио из сцены доноса на Офелию.
Между тем все логично: Горацио уже начал делать карьеру по шпионскому
ведомству, заменив отъехавшего во Францию Рейнальдо. (Ведь Гамлет сослан в
Англию и, скорее всего, его уже нет в живых!) Оставшись в Эльсиноре без
покровителя и денег, Горацио вынужден пойти на жалование к королю. Нет, он
предприятие, требующее смелости. А это предприятие заключается, как вполне
ясно нашему правительству, в том, чтобы вернуть сильной рукой и навязанными
условиями договора вышеупомянутые земли, потерянные его отцом..." (I, 1)
В моем переводе:
Я перескажу
Лишь то, что знаю или слышал сам.
Тот, кто нам в виде призрака являлся,
При жизни вызван был на поединок
Своим врагом заклятым Фортинбрасом
Норвежским, подстрекаемым гордыней
И завистью. И благородный Гамлет -
За благородство в данной части света
Пред ним и преклонялись - заколол-
таки надменного невежду... Но
Убитый должен был по договору,
Скрепленному печатями и прочим,
Погибнув, отказаться от претензий
На все, что он завоевал, а Гамлет,
Согласно содержанию статей
Того же договора, уступал
Такие же захваченные земли
Норвегу, если б тот его убил.
А ныне Фортинбрас, сын Фортинбраса,
Пустой юнец, ведомый самомненьем,
Призвал народ к отмщению, собрал
Толпу бродяг, готовых за похлебку
Хоть в пекло, и, употребив насилье -
О чем известно нашему правительству, -
Стальной рукой намерен возвратить
Те, вышеупомянутые земли.
Вот вследствие чего, друзья мои,
Теперь и Дания пришла в движенье...
Вообразим, что таким языком стал бы говорить Гамлет... Впрочем, именно
так он пародирует державный канцелярит, когда пишет на корабле подменное
послание английскому королю: "...поскольку король Англии является его верным
данником, поскольку между нами, как пальма, должна процветать любовь и
поскольку мир должен вечно носить свой венок из колосьев пшеницы и являться
запятой между их взаимными дружескими чувствами..." (перевод М. Морозова). И
дальше сам Гамлет поясняет: "...и тут следовали еще многие тяжеловесные
сравнения". (V, 2)
Михаил Морозов комментирует: "_Тяжеловесные_ сравнения. - Каламбур на
словах as (как, поскольку) и ass (осел). Второй смысл - тяжело нагруженные
ослы. Гамлет издевается над глупостью стиля, полного напыщенных тяжеловесных
сравнений".
Поскольку шекспироведы не видят ни параллельности, ни
взаимодополняемости этих двух эпизодов, они признают монолог Гамлета
пародией (ведь Гамлет сам на это указал), а не менее пародийную речь Горацио
нейтральной книжной (а то и ученой юридической или даже "голосом предания").
(Хотя - или одно, или другое, или третье!) Но умный Бернардо из монолога
Горацио заключает, что Старый Гамлет "был и есть причина этих войн" ("...the
king that was and is the question of these wars"). Бернардо пропустил мимо
ушей все канцеляриты, весь стеб приятеля, и, выслушав пародийную трактовку
взвешенной официальной версии, рассудил просто: если это Старый Гамлет
вызвал Старого Фортинбраса на поединок и убил его, захватив завоеванные
Фортинбрасом земли (не сказано ведь, что отняты они у Дании!), то он и
причина надвигающейся войны. И только услышав в ответ серьезное замечание
Бернардо (который следил за содержанием, а не формой), Горацио понял, что
допустил политическую неграмотность, и тут же засыпал слушателей
прецедентами из античности.
А "беззаконные головорезы", которые "за пропитание" идут в армию
Фортинбраса? Это не народное предание, это агитпроп.
Горацио ссылается не на молву, а на мнение Клавдия. Тот, кто завтра
станет единственным союзником Гамлета в его борьбе с Клавдием, сегодня
намекает на некую свою близость к власти: "как вполне ясно нашему
правительству...". При этом Горацио пока даже не вхож в королевский замок
(иначе там он неминуемо встретил бы Гамлета, и во второй сцене принцу не
пришлось бы удивляться появлению однокурсника в Эльсиноре).
Что ж, перед нами и впрямь "друг этой страны", слуга ненавидимого
датчанами режима. Хотя Горацио, в отличие от своих земляков, сам не взял
алебарду стражника, психологию наемника он усвоил отменно. А Гамлет -
главный враг режима Клавдия. Недаром же мать просит его взглянуть на Данию
глазами друга: "And let thine eye look like a friend on Denmark". (I, 2)
И только наивность принца, его "молодость и великодушие" не позволяют
ему разглядеть в бывшем однокурснике куда более изощренного предателя, чем
Розенкранц и Гильденстерн.
Горацио говорит Гамлету: "I saw him once; he was a goodly king" (Я
видел его однажды, он был добрый король - 1, 2).
Когда это было? Можно догадаться, что Горацио представлялся покойному
королю, когда прибыл с приятелями из швейцарской деревни, прозябающей
где-нибудь на берегу озера Лугано, чтобы наняться на датскую службу. Но
узнал, что у короля сын учится в Виттенберге, и рванул по его душу, взяв при
этом труд передать принцу поклон, а то и письмо. Ведь не зря же Горацио
говорит: "...he was a goodly king".
Во всяком случае, ничего другого из текста пьесы не следует.
Известно, что имя Горацио Шекспир взял из "Испанской трагедии" Томаса
Кида (написана около 1585 г. и опубликована в 1594 г.). Строки из этой
трагедии Шекспир пародирует устами Гамлета: "Ибо если королю не нравится
комедия, ну, значит, по-видимому, она ему, черт возьми, не нравится"
{перевод М.Морозова). А.Н. Горбунов в своем комментарии (У.Шекспир. Гамлет.
Избранные переводы. М., 1985. с. 617) приводит пародируемые строки: "And if
the world like not this tragedy // Hard is the hap of old Hieronimo". (IV,
1)
Считается, что именно из "Испанской трагедии" Шекспир заимствовал и
стиль насыщенного драматизма "трагедии мести".
"У Кида Горацио также преданный друг", - пишет А.Н. Горбунов. По ходу
пьесы кидовский Горацио влюбляется в невесту своего друга (впрочем, друг уже
убит и следит за этим с небес, сидя над сценой), а после враги убивают
Горацио и вешают его тело на дереве. По мнению Е.Н. Черноземовой,
высказанному в частной беседе, здесь вольно (или невольно) выстраивается та
ассоциативная цепочка (повешенный на дереве - Иуда - Горацио), которой мог
воспользоваться Шекспир. Кстати, принято считать, что не дошедшая до нас
пьеса о Гамлете (так называемый "Пра-Гамлет") тоже принадлежала Киду.
Попробуем показать, что школьная трактовка образа Горацио как
"единственного и верного друга Гамлета" - странное, хотя, может быть, и
закономерное недоразумение в истории шекспироведения. (Напомню, что не был
поставлен вопрос о том, как дошедший текст соотносится с самой пьесой, то
есть с системой _авторских_ трактовок. Тех трактовок, память о которых в
гениальном произведении сохраняется в самом тексте.)
Горацио Шекспира - такое же выворачивание наизнанку образа Горацио
Кида, как "Мышеловка" - пародия на кидовский прием "сцены на сцене".
Пародируя своего предшественника, Шекспир из преданного друга лепит
предателя.
И это вполне объяснимо, ведь после заключения в 1587 г. "дружеского
союза" Испании и католических кантонов Швейцарии, "итальянское" имя Горацио
стало для английского уха "вражеским".
Шекспир любит давать своим героям "говорящие имена". Принято считать,
что имя Hamlet восходит к древнегерманскому слову amlodi - мнимый
сумасшедший. У Саксона Грамматика и Бельфоре принца зовут Amleth(us).
Офелия - от греческого прилагательного apheles (простой, прямодушный,
бесхитростный) с комичной заменой начального "А-" на "О-" (_прАстушка_, если
передавать эту игру по-русски).
Фортинбрас (в переводе с французского) "сильная рука" (по-английски это
бы звучало strong-in-arm).
Имя нормандского фехтовальщика Ламора, о котором король рассказывает
Лаэрту, по Первому фолио звучит как "Смерть" (от французского la mort).
Розенкранц - от немецкого Rosencrantz ("венок из роз"). Но за нежными
лепестками таятся шипы. (Речь не о букете, а о венке, и потому параллель с
терновым венком весьма прозрачна.) Кроме того, роза в средние века была
символом молчания.
Принято считать, что имя Гильденстерн - искаженное немецкое выражение
"золотая звезда". При этом на языке Шекспира guilder - голландский гульден,
guild - гильдия, цех, союз. Но stern по-английски - корма, зад, задница.
(По-русски такая фамилия звучала бы Златозад; Рублевый Зад; Гильдия Задниц.
Подробней см. на с. 233.)
Имя Йорика как будто "склеено" из названий двух городов - Уорика и
Йорка. (Шекспир родился в городе Стратфорд-онЭйвон в графстве Уорикшир.)
А имя Озрика (Osric) явственно рифмуется с osier (ива). Именно к иве,
дереву скорби и смерти, в последнюю минуту своей жизни приходит и Офелия.
А если так, то появление Озрика в последней сцене подобно явлению
ангела смерти.
В пьесе лишь в одном месте (но дважды) звучит сдвоенное междометие
"ho-ho!". В первый раз это происходит в диалоге Гамлета и Горацио. Гамлет
только что узнал правду о смерти отца, и к тому же он раздражен на приятеля,
который пытался не допустить его поговорить с Призраком:
HORATIO [Within] Hillo, ho, ho, my lord!
HAMLET Hillo, ho, ho, boy! come, bird, come.
Hoboy - гобой, флейта. Слово это французское (= hautbois), а из
итальянского заимствовано современное английское oboe. Итальянское oboe -
тоже из французского hautbois. (В ремарке к "Мышеловке" это слово записано
как hautboys). В значении "флейта" впервые зафиксировано в 1579-80 гг., а в
переносном значении, - вставка в клистир, мундштук клизмы зафиксировано в
1616 г.: "Wilt thou give me another glister... where's thy hoboy?". Если
Гамлет, обращаясь к Горацио, играл словечком, пришедшим с
итальяно-швейцарской родины последнего, то произносить эту фразу он должен
был так: "Hillo, ho, ho, o-boy!.."
А в другой раз Гамлет обыгрывает имя Горацио так: "Эгей, хо, Хо-рацио!"
("What ho! Horatio!" - III, 2).
Ключ к разгадке характера Горацио - также в самом имени "Horatio".
Как заметил московский лингвист Антон Иваницкий, кроме слова "рацио" в
имени "Горацио" звучит еще и словцо, бытовавшее в XVII веке и бытующее до
сих пор: whore (шлюха, проститутка). При этом "w" в слове whore не
произносится. Слово whore (как глагол) употребляется и Гамлетом, говорящим,
что Клавдий whored ("облядил") его мать.
Антон Иваницкий продемонстрировал шекспировскую игру темным стилем на
двух примерах:
Words. Words. Words. - Слова. Слова. Слова.
Word. Sword. Swords. - Слово. Меч. Мечи.
Как бы это ни произносилось в живой речи, перед нами редчайший случай
полной графической рифмы: не изменив ни буквы, мы внутри одного высказывания
получили другое.
Сравнение слов с клинками в пьесе звучит трижды (из уст Гамлета,
Клавдия и Гертруды), и этот гамлетовский каламбур, надо думать, обыгрывался
на сцене, ведь в нем звучит предупреждение Полонию, который и погибнет от
меча Гамлета из-за попытки подслушать его слова. (Скажем, Гамлет мог
схватиться за рукоять меча и трижды вонзить в пол клинок).
Второй пример - вероятное поэтическое осмысление именно датского
звучания слова Эльсинор - Helsingor (Хельсингер), в котором англичанин может
услышать и существительное hell (ад), и sin (грех), и gor, которое для
соплеменников Шекспира было созвучным родному to go {*}. (По-русски это
милое местечко могло бы называться Адовратск.)
{* Полагаю, что молодой Шекспир мог находиться в Эльсиноре в составе
английского экспедиционного корпуса еще в самом начале войны с Испанией
(1587-1604 гг.). Его знание Дании несравнимо лучше, чем, скажем, его знание
Вероны, которая, как Шекспир считает, расположена где-то на
средиземноморском побережье. По отношению к Эльсинору географических ошибок
Шекспир не допускает. Более того, он представляет, что поляки отправлялись в
поход на датчан "в санях" (по льду иногда замерзающей у южных берегов
Балтики), а норвежцы, для того чтобы напасть на тех же поляков, должны были
получать разрешение у датчан на проход через их владения. Кроме того, Гамлет
говорит, что он безумен только при норд-норд-весте, но именно с
северо-северо-запада, обогнув мыс Скаген, подходят к Эльсинору по проливам
Каттегата и Эрисуни корабли из Англии. Шекспир представляет, как выглядит
королевский замок Кронборг, и помнит об актуальной для XVI в. старинной
борьбе Дании с Норвегией. (Семилетняя война со Швецией окончилась
Штеттинским миром 1570 г. в пользу Дании. Норвегия была превращена в датскую
провинцию.) А если так, то становится понятно, почему мы ничего не знаем о
нескольких годах жизни Шекспира, и, может быть, стоит искать его имя,
скажем, в списках английского военного аудита времен гибели "Непобедимой
Армады" в 1588 г., ведь сразу после этого Шекспир и объявляется в Лондоне.}
Горацио - человек рацио и карьерист. Да, он - философ-стоик. И
Макиавелли такой же стоик. Как полагает Сергей Николаев, стоическая
философия в ее возрожденческом восприятии и была максимально удобной маской
для политиканства.
Вспомним: "Горацио, ты с нами?" - "Лишь отчасти" (А piece of him -
"кусок его"). Добавим, что он еще и "частично верит": Horatio. So have I
heard and do in part believe it. (I, 1). Но "отчасти верить" или "отчасти
доверять" - значит и не верить, и не доверять. Человек, который отчасти с
друзьями и способен частично верить, опасен в первую очередь для своих же
друзей.
А трогательная ложь Горацио про то, что Призрак прошел "на расстоянии
его жезла", а не алебарды Марцелла, которой по приказу Горацио и измерили
расстояние до Призрака? Устами Горацио упоминая о жезле короля, Шекспир и
обращает наше внимание на то, что Горацио не рассказал Гамлету, как лихо
рубили стражники тень отца принца.
А попытка свалить все на петуха, вспугнувшего Призрака (из-за чего,
мол, тот и не открыл Горацио свою тайну)?
Вот лишь некоторые штрихи к портрету Горацио:
- Судя по поведению в пьесе, Горацио не друг Гамлета (хотя сначала
Горацио аттестует себя слугой Гамлета, а тот возражает и называет его именно
другом - good friend). Горацио прав: он всего лишь слуга и fellow-student,
однокашник принца по университету (как Розенкранц и Гильденстерн - школьные
однокашники).
- Первое, что мы узнаем про Горацио, когда тот приходит к принцу, это
то, что Горацио, по мнению Гамлета, склонен к "mock" (насмешке,
мистификации). По тексту понятно, что Гамлет приехал в Эльсинор еще до
смерти отца. Иначе бы он не спрашивал Горацио, что заставило того вернуться,
и Горацио, который оказался не готов к столь простому вопросу, не отвечал
бы: "I came to see your father's funeral" (приехал увидеть похороны вашего
отца). На что Гамлет просит Горацио не насмешничать и не передергивать.
От Виттенберга до Эльсинора полтысячи километров по прямой. Во времена
Шекспира телеграфа не было, самолеты не летали, так что успеть на похороны
Старого Гамлета fellow-student никак не мог. Вот Гамлет и язвит: "I think it
was to see my mother's wedding" (я думаю, ты приехал посмотреть свадьбу моей
матери). Со смерти старого Гамлета прошло уже четыре месяца и более трех
месяцев с того дня, как Гертруда вышла замуж за Клавдия. Значит, все это
время Горацио при дворе не появлялся. Что он делал? Мы не знаем. Понятно
только, что он жил не в замке, а в городе, но почему-то сошелся с дворцовыми
стражниками-швейцарцами. И к Гамлету он приходит по конкретному делу.
Но запомним, что Горацио сфальшивил в первом же ответе на первый же
вопрос Гамлета. За что тут же и был высмеян.
- Не поверил Гамлет и тому, что Горацио был отчислен из университета
из-за прогулов. Ибо "гулять" (прогуливать и пьянствовать) - не в характере
Горацио.
- Горацио - человек, умеющий собирать и анализировать информацию: он
недавно в Эльсиноре, но прекрасно осведомлен о событиях, происходящих не
только в Дании, но и в Норвегии. После объяснения Гамлета с отцом Марцелл
спрашивает: "Как вы, принц?", а Горацио: "Какие новости?... " И, получив,
ответ ("Прекрасные!"), торопит: "Говорите, милорд!"
- В первой же своей реплике в пьесе Горацио аттестовал себя одним из
"друзей этой страны" (friends to this ground). Сказано в шутку, но он и
впрямь умеет то, чему никогда не научится Гамлет, которого королева просит
"взглянуть на Данию как друг" (...let thine eye look like a friend on
Denmark). Подчеркнем, что шекспировское противопоставление Горацио и Гамлета
начинается с первого появления и первых слов виттенбергского гуляки.
- Трусоват. Испугался вывода Бернардо "покойный государь - причина
войны" (вывод логично следовал из рассказа самого Горацио) и наплел с три
короба лжепророчеств. Перепугался, когда увидел Призрака, но быстро
освоился, поняв, что Призрак не обращает на него внимания, а значит, лично
ему не опасен.
- Убежден, что Призрак - это отец Гамлета, но попытается не пустить
Гамлета говорить с ним, мол, а вдруг отец заманит сына в пучину или на
скалу, там примет другой ужасный образ и подтолкнет к безумию?
- Мечтает разбогатеть. Последний вопрос к Призраку: не прятал ли он при
жизни в землю сокровищ?
- Хочет, чтобы Марцелл остановил Призрака, а когда видит, что это не
удается, приказывает ударить того алебардой. Гамлету он об этом не
расскажет, только обмолвится, что Призрак прошел "на расстоянии его жезла"
(а не алебарды Марцелла!): "within his truncheon's length". Другими словами,
если надо, то Горацио солдеет Гамлету даже при свидетелях.
Перед нами метафора цареубийства, причем мистического, посмертного. И
совершено оно по приказу Горацио. Суеверный и совестливый Марцелл это
чувствует, и Горацио довольно неловко пытается перед ним оправдаться,
перекладывая вину на самого старого Гамлета: "И тогда оно вздрогнуло, как
виноватое существо, услыхавшее ужасный призыв". Гамлету он расскажет
совершенно противоположное:
"Все же один раз, как мне показалось, оно подняло голову и сделало
движение, как будто собиралось заговорить. Но как раз в это мгновение громко
запел петух, и при этом звуке оно поспешно убежало прочь..." (перевод М.
Морозова, I, 2).
В разговоре с принцем поминать о "вине" покойного его отца неглупый
Горацио не станет.
Полемизируя со мной в альманахе "Anglistica" (Э 9, Москва-Тамбов, 2002
г.), Игорь Шайтанов пишет, что приказ Горацио бить Призрака алебардой не
может быть метафорой цареубийства и что "алебарда - не орудие мистического
цареубийства, а испытания мистического существа, орудие, которым
воспользовались за неимением лучшего".
Это правда. Но подняли топор на безымянного призрака, а попали в
покойного короля. Вот признание Марцелла: "Мы не правы в отношении к нему,
столь величественному, когда грозим ему насилием. Ибо оно неуязвимо, как
воздух, и наши бесполезные удары превращаются в злостную насмешку над нами
самими" (перевод М. Морозова, I, 1).
Такого же мнения и Клавдий, который жалуется Гертруде:
"Шепот о случившемся, который мчит прямой наводкой к Цели свой
отравленный снаряд по диаметру земли, как пушечный выстрел, еще, быть может,
пронесется мимо нашего имени и поразит лишь неуязвимый воздух" (перевод М.
Морозова, IV, 1).
Вспомним еще и слова Клавдия, сказанные им Лаэрту: "Божественная сила
ограждает короля, и предательство способно лишь мельком взглянуть на свою
цель, но не в состоянии поступить по своей воле" (перевод М. Морозова, IV,
5).
Параллельность этих текстов и устанавливает логическую связь:
мистическое цареубийство - реальная революция.
Марцелл, ударив Старого Гамлета алебардой, тут же понял, что совершил
что-то страшное. И не только потому, что мертвый король сакрален вдвойне
(как король и как дух), но потому, что акт осквернения чего-то сакрального,
как и акт цареубийства, есть насмешка над тем, кто это совершает.
Марцелл раскаивается, но дело сделано. И всем не по себе. Тогда
Бернардо и говорит, что причина ухода короля - все-таки петух, и Горацио
хватается за эту версию.
Впрочем, пойманный на вранье или некомпетентности, Горацио всегда умеет
выкрутиться.
ГОРАЦИО: Можно было, не торопясь, досчитать до ста.
МАРЦЕЛЛ И БЕРНАРДО: Дольше, дольше.
ГОРАЦИО: Не в тот раз, когда я видел его (перевод М. Морозова, I, 2).
У него какое-то странное, отличное от других людей чувство времени:
ГАМЛЕТ: Который час?
ГОРАЦИО: Думаю, что без малого двенадцать.
МАРЦЕЛЛ: Нет, уже пробило.
ГОРАЦИО: Разве? Я не слыхал. Значит, приближается время, когда бродит
Призрак (перевод М. Морозова, I, 4).
При этом Горацио знает, что надо сделать, чтобы понравиться Гамлету.
Когда тот говорит, что Горацио - "самый справедливый изо всех людей,
известных ему", он кривится: "О дорогой милорд!..", и Гамлет вынужден
оправдываться, мол, он не хотел льстить, зачем, мол, льстить бедняку, у
которого нет дохода даже для того, чтобы кормиться и одеваться. По версии
Гамлета Горацио не является рабом страстей, поэтому Гамлет допустил его "в
сердцевину своего сердца".
Кроме Гамлета у Горацио во всем мире нет близких людей: "Не знаю, из
какой части света может мне быть прислано приветствие, если не от принца
Гамлета" (перевод М. Морозова, IV, 6).
После высылки Гамлета Горацио приходит с доносом на Офелию. По так
называемому Второму кварто (издание 1604 г.) - с неким джентльменом, по
Первому фолио (посмертное издание 1623 г.) - один. По Второму кварто он сам
произносит слова: "'Twere good she were spoken with; for she may strew
dangerous conjectures in ill-breeding minds" ("Хорошо бы поговорить с ней,
так как она может посеять опасные предложения в злобных умах" (перевод М.
Морозова, IV, 5).
По Первому фолио он своим рассказом подводит королеву к произнесению
этих слов, и именно Горацио сообщает и о начале восстания Лаэрта и призывает
короля спасаться.
По сырой штукатурке сюжета Шекспир прочерчивает графью поступков
Горацио (выделим полужирным курсивом те события, которые мы достраиваем
исходя из логики текста):
Горацио пришел с доносом на Офелию, которая говорит о смерти отца и о
том, что мир полон подлости. Потом по приказу короля ("Follow her close;
give her good watch, I pray you") последовал за Офелией, чтобы "обеспечить
ей хороший надзор".
Сразу исполнить поручение нового хозяина ему не удается, поскольку
восстание Лаэрта уже началось, и Горацио вынужден спешно вернуться, чтобы
еще раз предупредить короля.
Лаэрт ворвался в королевские покои следом за Горацио.
Вновь приходит Офелия, чтобы окончательно попрощаться со всеми и
одарить цветами всех, кто после погибнет от яда (Лаэрта, короля, королеву).
{Как заметил Сергей Николаев, букет Офелии состоит из лекарственных
растений, три из которых ядовиты. Это рута, аквилегия и (в меньшей степени)
розмарин. При этом себе Офелия тоже берет смертную (и одновременно
"воскресную") руту.}
Офелия вновь уходит. _Поскольку король своего приказа не отменял,
Горацио вновь последовал за ней_. (Эта ремарка, как и многие другие, в
тексте пропущена, но понятно, что когда король начинает перетягивать Лаэрта
на свою сторону, Горацио на сцене уже нет.)
Король уводит Лаэрта беседовать с придворными.
_Горацио провожает Офелию до ручья, а после сообщает королеве о том,
что Офелия утонула, и уходит к себе ждать решения свой участи_. Слуга
докладывает ему, что явились какие-то матросы с письмами. Матрос (на самом
деле - пират) вручает Горацио три письма от Гамлета (одно адресовано
Горацио, другое королю, третье королеве). Горацио читает письмо,
адресованное ему, но вместо того, чтобы, как просит Гамлет, "устроить доступ
к королю" тем, кто принес письма, передает два письма через Клавдио
(начальника королевской канцелярии, попавшего на эту должность, очевидно,
благодаря созвучию своего имени с именем короля.)
Пользуясь случаем, Горацио бежит из Эльсинора.
Король в это время склоняет Лаэрта на свою сторону.
Королю передают два письма от Гамлета. Появляется королева и _со слов
Горацио_ рассказывает королю и Лаэрту о смерти Офелии...
Мало того, что у Горацио нет алиби, он еще и сам себя уличает, когда в
сцене на кладбище из двух реплик Гамлета мы узнаем, что о восстании Лаэрта
(равно как и о смерти Офелии) он принцу не рассказал. Прав Первый могильщик:
"...Если вода идет к человеку и топит его, это значит, что он не топился (а
утоплен - А.Ч.). Итак, тот, кто не виноват в своей смерти, не сокращает
своей собственной жизни".
Не ошиблась и королева: смерть Офелии - именно мутная и темная смерть.
И эта смерть - вопрос жизни и смерти самого Клавдия, ведь безумная Офелия
одним своим видом может поднять и второе восстание против ненавистного
датчанам режима (как подняла она первое). И во всей Дании есть только три
человека, которые это понимают: сам король, джентльмен-соглядатай (от его
услуг Шекспир, впрочем, в поздних редакциях отказывается) и Горацио, который
предупреждал королеву (а до нее, конечно, и короля) именно об этой
опасности.
Предупреждая короля о восстании (и тем давая ему возможность
подготовиться к встрече с Лаэртом), Горацио произносит монолог, в котором
многократно повторено имя Лаэрта. Эта многократность Шекспиру нужна для
того, чтобы зритель сопоставил эти слова с вроде бы случайной фразой
Гамлета, оброненной им для Горацио во время похорон Офелии:
Его зовут Лаэрт. Весьма учтивый
И благородный юноша...
Вернувшийся из ссылки Гамлет не знает, что Горацио прекрасно известно,
кто такой Лаэрт. Значит, Горацио не рассказал своему другу о восстании
Лаэрта и о собственном поведении во время оного. Все это настолько не
укладывается в образ "благороднейшего друга" и "справедливейшего из людей",
что тот же М. Морозов просто исключает Горацио из сцены доноса на Офелию.
Между тем все логично: Горацио уже начал делать карьеру по шпионскому
ведомству, заменив отъехавшего во Францию Рейнальдо. (Ведь Гамлет сослан в
Англию и, скорее всего, его уже нет в живых!) Оставшись в Эльсиноре без
покровителя и денег, Горацио вынужден пойти на жалование к королю. Нет, он