Шервуд Том. Мастер Альба

   Вдруг лес стал редеть, – и вот уже впереди блеснуло синим: он вышел к бухте Адора.
   – Вот, – сказал Бэнсон вполголоса, – здесь недавно был Том.
   Как и требовалось в такой ситуации, Бэнсон разделил оружие: топор оставил при себе, а ящик с арбалетом уложил под приметный куст и засыпал ворохом листьев. Потом сел на краю обрыва, свесив вниз ноги, и стал смотреть на раскинувшийся внизу город пиратов. Он развязал мешок, достал кусок пресного хлеба и стал жевать.
   Бэнсон не был способен к анализу деталей так, как мастер Альба, но спустя время всё-таки обратил внимание на одно обстоятельство, на которое Готлиб Глаз, например, если был в этот миг рядом с ним, указал бы в первую очередь. Этим обстоятельством было то, что ни у одного из пиратов, расхаживающих на берегу, не было порохового оружия. Ни ружья, ни мушкета, ни самого завалящего пистоля. А вот у тех, кто был на палубах кораблей – Бэнсон специально всмотрелся, сузив глаза, – такое оружие было. “Значит, на берегу стрельбы можно не опасаться”.
   В зарослях неподалёку послышался шорох: какой-то зверёк просунул мордочку между веток и замер. Бэнсон негромко свистнул и, набрав в ладонь хлебных крошек, осторожно метнул в его сторону, но зверёк шмыгнул назад в заросли.
   – Глупыш, – сказал Носорог добродушно, – поужинали бы вместе.
   Он сидел, невсерьёз досадуя, что ужин в компании не состоялся, и не знал, что его поступок в эту секунду значил для него очень много. Ходить по лесу он научился, – сейчас это был не тот Бэнсон, который, топая по тропинке в окрестностях Бристоля, давал о себе знать всем на милю вокруг. Но вот чувствовать чей-то таящийся взгляд он ещё не умел. Лишь впоследствии он узнал, что в этот момент в спину ему смотрели четыре внимательных глаза. В зарослях, почти вплотную к нему стояли двое чернокожих мужчин-африканцев. У одного из них был достаточно новый мушкет, у второго – длинная палка, к которой был примотан четырёхгранный остро заточенный шип. После того, как сидящий на краю обрыва поделился хлебом со случайным зверьком, африканцы переглянулись, – один отрицательно качнул головой, – и, невесомо переступив, подались назад, и в полном безмолвии скрылись.

ПАРИ 

   Сидя на вершине скалы, Бэнсон старательно изучал шевелящийся внизу город. Особенно внимательно он следил за строением, в которое наиболее часто заходили пираты. Не было сомнений в том, что строение это служило трактиром, – ещё и потому, что на заднем дворе его темнел длинный ряд винных бочек. Первым пунктом своего визита в Адор Бэнсон наметил именно это строение. Он рассчитывал прийти туда в то время, пока город спит, успеть “вжиться” в него, привыкнуть к пиратским обычаям и манерам.
   Расчёт оказался верным. Пиратов в трактире было не больше десятка. Они лишь проводили массивную фигуру вошедшего насторожёнными взглядами и вернулись к своим пивным кружкам. Бэнсон прошёл в дальний угол, сел за свободный столик – спиной к стене, лицом – к центру трактира. Сел, поставил в угол рядом с собой длинный шест с окрестованным чёрным квадратом. Затих. Стал смотреть, слушать.
   – Эй, Три Ноги! – крикнул вдруг кто-то из пиратов, и Бэнсон понял, что приглядываются и к нему: – Три Ноги! У тебя новый обжора!
   За перегородкой, находящейся позади трактирной стойки, послышался стук – как если бы кто-то быстро стучал в закрытую деревянную дверь, и в трактирный зал выбежал и торопливо направился к Бэнсону бывалый, с могучими плечами пират на двух деревянных ногах и с добавочным костылём под мышкой. Он подбежал к столу, поправил фитиль масляного светильника, наклонился к Бэнсону. Спросил с отчетливым испанским акцентом:
   – Оружие есть?
   Секунду-другую помолчал и, не дождавшись ответа, спросил снова:
   – Ты здесь первый раз? Я тебя раньше не видел. (Угрюмый посетитель молчал.)
   – Ужинать будешь? – Посетитель кивнул.
   – А деньги? Деньги у тебя есть?
   Бэнсон цепким взглядом поймал, как несколько пиратов перестали жевать и, не поворачивая в его сторону голов, явно ожидали ответа. В этот миг одному из сидящих за их столом вздумалось захохотать, и сидящий напротив швырнул в его распахнутый рот кусок какой-то еды. Хохот прервался. Сделано было умело, сноровисто и почти незаметно. Бэнсон понял, что ответ его для гуляющей компании весьма интересен, и отрицательно повёл головой.
   – Нет денег? – ничуть не огорчившись, уточнил Три Ноги. – Тогда будешь есть в долг. Но это стоит вдвое дороже.
   Бэнсон, соглашаясь, кивнул. Трактирщик обрадованно переступил на одном месте, стукнув в пол костылём, словно лошадь копытом, и продолжил бубнить с резким испанским акцентом:
   – Полный обед стоит полпиастра. Но ты берёшь в долг, и поэтому он будет стоить пиастр. Но ты большой человек, ты великан. Одного обеда тебе будет мало. Так что я дам тебе два обеда по полпиастра, и плюс столько же – проценты за долг, и ещё на полпиастра вина, – так что ты мне будешь должен три пиастра.
   Бэнсон снова кивнул, и обрадованный Три Ноги убежал, выбивая весёлую дробь, за перегородку. А на смену ему явился скользнувший от кучки пиратов некто оборванный, исхудавший, с виновато-угодливым и очень подвижным лицом, – судя по всему, попрошайка.
   – Друг! – задребезжал он надтреснутым, но полным мёда голосом. – Три Ноги тебя хочет бессовестно обмануть! Верь мне. Полпиастра за обед – грабительская цена. Но если даже и так, то два обеда по полпиастра – это целый пиастр. Плюс процент – это два пиастра. Плюс полпиастра вино – это два с половиной. А он назвал тебе – три! Обма-а-нывает!..
   Бэнсон вдруг неожиданно для самого себя раскрыл рот и коротко и хлёстко сказал:
   – Бабушку свою поучи!
   Несомненно, разговор их внимательно слушали, так как после этих его слов компания ночных гуляк взорвалась неудержимым хохотом. Побирушка сник и уковылял в тёмный угол. Оттуда, перекрывая несмолкающий смех, прокричал:
   – Ты хочешь надуть Три Ноги? Съесть и не заплатить? Не советую. До шлюпки не доберёшься. Ты с какого корабля?
   Бэнсон снова, совершенно не думая, ляпнул:
   – С затонувшего.
   В компании пиратов кто-то сшиб кружку со стола на пол – так их снова бросило в хохот. А Побирушка не унимался:
   – А может, ты решил с Три Ноги на руках побороться? Если победишь – за обед платить не придётся!
   В это время сидящий за ближним к Бэнсону столом пират, который всё это время спал, положив голову на руки, не открывая глаз и пользуясь шумом, негромко и быстро проговорил:
   – Тебя заманивают. Три Ноги ещё никто не одолел на руках. Он и трактир этот на спор выиграл.
   Сказал – и умолк, как будто не просыпался, а в отдалении, как будто из погреба, послышался приближающийся деревянный стук торопливых шагов.
   Приковылял, подёргивая костылём, владелец трактира. Притащил прямоугольный медный поднос, уставленный оловянной посудой. Миска с хлебом, ещё одна – с зеленью, солонка, массивная кружка, высокий, покрытый глазурью кувшин, блюдо с двумя жареными курицами и большой железный котёл-горшок с тушёными, судя по запаху, бараниной и овощами. Поднос был, очевидно, очень тяжёл, но Три Ноги нёс его в одной – свободной руке, и край подноса был стиснут его пятернёй, словно железным капканом. После недавно услышанного, Бэнсон взглянул на эту руку с большим значением. Понятно, что этот бывший пират был от рождения наделён редкостной силой. Бэнсон решил, что бороться с трактирщиком он не станет. Но тут вдруг произошло то, что заставило его передумать.
   Три Ноги опустил поднос на край стола и, переставляя с него приборы на столешницу, проговорил, посматривая на стоящий в углу топор, замаскированный чёрным квадратом с белым крестом:
   – Оружия нет, носишь крест. Ты, наверно, монах. Сто лет вашего брата здесь не было, и вдруг – сразу двое.
   Бэнсон едва не вздрогнул, услышав такое, и замер в ожидании новых известий, но договорить Три Ноги не успел. Кто-то из гуляк поддакнул ему, насмешливо и фривольно:
   – Да, монахи лет сто здесь не появлялись. То не было не было, а то на пиастр – ведро!
   И вновь загремел глупый смех и смёл начисто тему такого важного разговора. Теперь Три Ноги, отсмеявшись со всеми, громко расхваливал достоинства своей кухни. “Как, – думал лихорадочно Бэнсон, – как расспросить трактирщика о монахе, не вызывая подозрений?” По меньшей мере, нужно было хотя бы не дать ему уйти. И Бэнсон решился.
   – Ты, говорят, любитель на руках побороться? – спросил он трактирщика, добавив в голос высокомерия.
   – Да куда мне, калеке – оживился трактирщик. – Я в пари уже десять лет не вступал. С тех пор, как мне ноги турецким ядром оторвало.
   – Эй, Обжора! – поддразнивая Бэнсона, крикнул из темноты Побирушка. – Поспорь с ним на бесплатный обед!
   В трактирном зале пронеслись искры азарта и напряжения. Все, прихватив кружки с вином, стали подбираться поближе.
   – Испугался, – подыгрывая трактирщику, прокричал Побирушка.
   Тот, как будто сдаваясь, сел за стол напротив Бэнсона.
   – Ну, – сказал он, демонстративно стуча деревяшками в пол (о, я всего лишь бессильный калека!), – если гость наш так хочет…
   И, завернув повыше рукав, поставил правую руку локтем на столешницу.
   – Я буду судьёй, – произнёс вставший сбоку на удивление трезвый пират. – Ты согласен? – спросил он у Бэнсона.
   Тот отодвинул в сторону горшок с бараниной, так же закатал рукав и выставил правую руку перед собой. Соперники медленно соединили в крест кисти, сжали пальцы. Каждый вытянул свободную руку в сторону и взялся за край стола.
   – Значит, так, – сказал судья. – Начинаем по моему хлопку. С места встал – проиграл. Локоть оторвал – проиграл. Оговорите ставку пари – и начнём.
   – Если я выиграю, – медленно произнёс Три Ноги, поменяв взгляд с беспомощного и добродушного на злорадный и жёсткий, – ты на три года пойдёшь ко мне в рабство.
   – А если я выиграю, – в тон ему сказал Бэнсон, – ты на три года отдашь мне трактир.
   Сказал – и увидел, как невесомо, почти неуловимо дрогнули веки соперника. Но тот сдержался и, повернув лицо к судье, медленно, согласно кивнул.
   Бэнсон понимал, что он здесь – чужак и что его постараются обмануть, поэтому приготовил себя к любой замаскированной подлости. Так что, когда судья внезапно, без предупреждения хлопнул в ладоши (внезапно для него, но не для трактирщика, которому был явно дан тайный знак), Бэнсон встретил мощный рывок его руки своевременным резким усилием. Так что рука Обжоры вместо того, чтобы поддаться и с грохотом опуститься на доски стола, едва лишь качнулась и даже потеснила немного руку противника.
   Кто-то из наблюдавших схватку пиратов изумлённо охнул: все хорошо понимали, что произошло.
   – Ставлю пять пиастров, – торопливо сказал охнувший, – против двух – на Обжору.
   Три Ноги снова быстро сжал и расслабил веки. Он тоже понял, что вполне может проиграть. Впервые сила его непобедимой руки наткнулась на что-то небывалое, напоминающее несокрушимую каменную стену.
   – Два пиастра против пяти – на Три Ноги, – торопливо проговорил один из наблюдающих за поединком.
   Однако и Бэнсон понимал, что перед ним – противник, над которым лёгкой победы не будет. Почувствовал и он сопротивление надёжной каменной кладки. И принял единственно верное решение – тратить силы только на то, чтобы выстоять, продержаться до возможной ничьей, чтобы потом пустить в дело свою левую, более сильную руку.
   Прошло полчаса. Объявившие ставки пираты, ещё совсем недавно сотрясавшие воздух восхищёнными возгласами, начали недовольно ворчать.
   – Они так до утра сидеть будут! – сказал кто-то судье. – Объявляй ничью!
   – Ладно, – с досадой махнул тот рукой. – Ничья. – И, поймав выразительный взгляд трактирщика, прибавил, обращаясь к обступившим стол зевакам: – Может, отменим ставки?
   В ответ ему полетел шквал угроз и насмешек. Даже те, кто не делал ставок, не желал лишать себя редкого зрелища.
   – Ладно, – снова сдался судья. – Меняем руки!
   Бэнсон и Три Ноги, отдышавшись и вытерев пот, выставили перед собой левые руки. Сцепили пальцы, замерли. Судья теперь уже не подыгрывал трактирщику. Открыто для всех развёл и с силой схлопнул ладони. Снова мышцы соперников столкнулись и закаменели. Но Бэнсон отчётливо чувствовал, что вторая рука у трактирщика, как у всех праворуких, слабее. Однако он решил выждать немного, измотать противника, чтобы с большей надёжностью использовать своё преимущество левши. И тут он – снова неожиданно для самого себя – нанёс противнику роковой, внезапный удар. Решив пошутить, он поднял глаза на прилагающего все силы трактирщика и неподражаемо искренним тоном спросил:
   – Ты начал?
   Кто-то из пиратов, первым оценив шутку, оглушительно захохотал, а Бэнсон почувствовал, как в дополнение к страху и неуверенности у трактирщика прибавились негодование и злость. И это раздёргало его волю и, безусловно, ещё больше ослабило. Три Ноги подыскивал подходящий, остроумный и хлёсткий ответ и отвлёк сознание от поединка. И проиграл его – не в медленной, трудной борьбе, как это бывает чаще всего у равных по силе противников, а в долю мига, поддавшись резкому внезапному натиску Обжоры.
   Гулко ударила рука трактирщика о стол – теперь уже не о его собственный стол, а о принадлежащий с этой секунды проклятому гостю.
   А Бэнсон подтянул к себе горшок с остывшей бараниной, взял ложку, но прежде, чем начать есть, взглянул на онемевшего, красного, покрывшегося крупными каплями пота бывшего владельца трактира и спросил:
   – Тебя покормить? Полный обед – полпиастра.
   Потерянный, тяжело дышащий Три Ноги начал вставать из-за стола, но Бэнсон его остановил. Пользуясь тем, что пираты отвлеклись на выплату и получение ставок, он сказал негромко трактирщику:
   – Не отчаивайся. Ты ведь так же этот трактир выиграл на пари.
   – Откуда ты знаешь? Ты что же, не новичок?
   – Это не важно. Имеет значение только то, что мы могли бы кое о чём договориться. Расскажи мне всё про второго монаха, который объявился недавно в Адоре.
   – Клянусь, я не знаю! – затряс головой Три Ноги. – Две недели назад услыхал от посетителей одну только фразу – что появился в Адоре монах. Всё!
   – Очень жаль. Если что-нибудь вспомнишь или узнаешь – приходи. Я буду здесь. И не болтай лишнего.
   – Это мы понимаем, – кивнул Три Ноги и, сгорбившись над своим костылём, поковылял было в сторону стойки, но бывший судья остановил его под общий хохот:
   – Друг, ты перепутал. Выход – вон там!
   И показал на общую дверь. Три Ноги оглянулся в дверях, взглянул вопросительно на Обжору. Тот ещё раз весомо кивнул.
   – А ты что же, – подошёл к Бэнсону судья, – будешь теперь новым трактирщиком?
   – Нет, – отрицательно качнул головой Бэнсон. – У меня другие дела. А здесь будет распоряжаться кто-нибудь, кто сможет стать управляющим.
   – Это кто же? – поинтересовался судья.
   – Откуда я знаю. Вот он, например.
   И Бэнсон указал на “спящего” по соседству пирата.
   – Битый Лоб? – удивился судья. – Ты что, его знаешь?
   – Впервые вижу.
   – Тогда почему он?
   – Я так захотел.
   – Уважительная причина, – одобрил судья и, похлопав спящего по плечу, позвал его к столу.
   У подошедшего действительно весь лоб, от бровей до макушки, был затянут розовой – после давнего ожога – кожей.
   – Ты сможешь управлять трактиром? – спросил его Бэнсон.
   – Считать деньги и гонять поваров – дело нехитрое, – пожал тот плечами.
   – Тогда приступай, – сказал странный чужак. – Три Ноги здесь больше не хозяин.
   – А что нужно делать?
   – Для начала принеси-ка всем, кто здесь есть, бесплатно по кувшину вина.
   (Следующие слова Бэнсон произносил, напрягая голос, – такой рёв восторга произошёл в зале.)
   – А утром сними прибитую над дверью вывеску “Три Ноги” и прибей новую.
   – И как же теперь трактир будут звать?
   – Неужели непонятно? “Обжора” конечно.

УРМУЛЬ 

   Новый управляющий оказался смышлёным и расторопным человеком. Они негромко побеседовали за столом в углу, и через час Бэнсон знал все события, связанные с кораблём-призраком из Британии под названием “Дукат”, а так же все приключения Томаса Локка и его одетой в дорогой красный шёлк команды. Кроме того, он выяснил главное: монах в Адоре был, – вежливый и очень умный старик с молчаливым телохранителем, похожим на рыцаря с древней картины. Они скрылись у Августа в Городе и всё время куда-то посылают гонцов.
   “Вот и всё, – холодея от восторга, мысленно говорил себе Бэнсон. – Патер и Филипп находятся здесь. Теперь главное – не выпустить их из Города до прибытия Альбы. Он приплывёт, как только закончит войну с Крошкой Вайером, он обещал. Разделаемся с патером – и в Багдад. Со мной арбалет и взрывные болты, – мы разнесём все стены дворца Аббасидов, но Томаса выручим. И – домой. Домой! Как там Алис?”
   Ранним утром по кривым улочкам Дикого Поля прошагал высокий, могучего сложения человек. Обнажённый до пояса, в шрамах, с гладко выбритой головой. На плече у него покачивался и сверкал громадный двусторонний топор.
   Человек пришёл к стене Города, выбрал место, откуда были видны ворота и платный причал, сел на выброшенный старый бочонок и стал ждать. Это был не человек даже, а охотничий пёс – сильный, опытный, умный. Он сел сторожить зверя у выхода из норы, и было понятно, что он не двинется с места, пока не дождётся добычи. Зверь был обречён.
   Шёл час за часом. Бэнсон сидел неподвижно. Топор его сверкал в лучах жаркого солнца, и никто из проходящих мимо пиратов не обращался к нему с неуместным вопросом-приветствием “оружие есть?” В обед к этому месту пришёл повар, посланный Битым Лбом. Поозирался, заметил Бэнсона, подошёл, поставил у ног его большую корзину с едой и парой кувшинов. Дождавшись кивка, поплёлся обратно.
   – Эй! – окликнул его хозяин трактира. – Что это там?
   И кивнул в сторону высокой стены у края пристани. На этой стене, вытянувшись вдоль неё и держась за грань верхнего края самыми кончиками пальцев, висел человек. Внизу, под его ногами лизали подножье стены неторопливые волны.
   – Это Урмуль.
   – Кто он?
   – Странный парень. Говорить не умеет. Когда сердится – кричит “ур”. Когда доволен – мурлыкает “муль”. Отсюда и имя.
   – А зачем он висит?
   – У него пальцы просто железные. Висит так на спор восемь склянок.
   – Четыре часа?!
   – Четыре часа. Вокруг него уже несколько лет кормится компания бывших пиратов. Они находят богатого новичка, затягивают его в спор на пари и поднимают ставку до бешеных сумм. На пари идут охотно, – кто из нормальных людей сможет провисеть так хоть полчаса? А Урмуль висит четыре – и выигрывает. Вот только из денег ему достаются гроши. Каждый раз кричит “ур!” на эту компанию, но что может сделать?
   Повар умолк, и Бэнсон долго смотрел на висящего человека, удивлённо покачивая головой. Он отчётливо видел, как тасуется, словно карты, возле висящего небольшая кучка людей. Среди снующих взад-вперёд безошибочно угадывался простак, который стал понимать, что проигрывает все свои деньги – сумму, судя по отдалённому безмолвному танцу, безусловно, немалую. Но вот время вышло. Урмуль, легко подтянувшись, вылез наверх. Проигравший простак забегал, умоляюще дёргая за рукав то одного, то другого. Но люди в компании были непреклонны, и он сел на белые камни стены, охватив голову вздрагивающими руками. Все развернулись и торопливо пошли в сторону Бэнсона, и среди них суетился Урмуль, с недоумением показывающий всем одиноко блестевшую в его пальцах монетку. Но с ним обращались так же, как с простаком.
   Компания уже почти приблизилась к Бэнсону, и он, составив вдруг в голове быстрый план, встал и перекрыл им дорогу. Не просто перекрыл, а махнул топором, распоров воздух до гудящего свиста. Пять пиратов, если не считать Урмуля, торопливо отпрянули, выдернули из ножен оружие.
   – Друг, ты нас спутал с кем-то, – громко выкрикнул предводитель. – Мы не знаем тебя!
   – Я вас не спутал. Я из пятерых сейчас сделаю десять.
   – Да за что?!
   – Меня Урмуль нанял вчера. На случай если вы снова его обманете с деньгами, – я должен у вас деньги отнять.
   – Но подожди, как же он нанял – он же не говорит!
   – Что непонятного? Он написал.
   – Стой, стой. Хорошо, хорошо. Ну, предложил отнять деньги. Но ты же меня чуть не зарубил!
   – А как же. Деньги заберу – а вы потом будете охотиться за мной? Не люблю жить, ожидая удара в спину. Нет, в живых оставлять вас нельзя. Так надёжней. Вы защищайтесь, ребята, если хотите.
   – Дьявол! Да кто ты такой?!
   – Он новичок! – выглянув из-за спины Бэнсона, прокричал радостно повар. – Он ночью Три Ноги на руках положил! А сейчас вас… Эх, давно такого не видел!
   Предводитель компании быстро оглянулся назад. Длинный и узкий язык пристани. Дальний край, у которого всё ещё сидит обхвативший неумную голову несчастный простак, отвесной стеной обрывается в море. Удобное место выбрал проклятый наёмник: слева – стена, справа – обрыв, и не обойти его: длинный топор как раз достаёт от стены до обрыва.
   Тут его толкнул в плечо один из своих:
   – Отдай ему деньги! Увидит золото – может, пропустит! Ну куда нам с абордажными сабельками против его алебарды!!
   – Да и руки – как бочки, – поддержал его ещё кто-то. – Откуда принесло на наши головы такого громилу?
   – Стой, стой! – снова быстро проговорил предводитель. – Да, он силён, и у него алебарда. Только у него нет того, что есть у нас.
   – Безумец! – зло зашипели ему в спину. – Отдай деньги! Ну что, что у нас есть?!
   Бэнсон вяло переступил, коротким, но очень умелым (пугающе умелым) движением перехватил длинное древко.
   – А вот что! – с отчаянной решимостью произнёс предводитель и, сбросив с ног башмаки, швырнул на камни зазвеневшую саблю.
   Потом повернулся – и прыгнул вниз со стены, в ленивые волны. Компаньоны его, в один миг оценив блестящую мысль, бросились со всех ног назад, к краю пристани, бросая на ходу оружие и одежду. И, оголившись до коротких штанов, метнулись с высокой стены в зеленоватую воду. Да, это была прекрасная мысль. Противник силён – но не быстр! И деньги спасли, и живыми остались.
   Бэнсон улыбнулся, видя, что пять пловцов направляются к одному из стоящих на якоре кораблей. “Хорошо, что деньги унесли. Теперь они с ними попробуют подальше сбежать и понадёжней укрыться”.
   Он обернулся, почувствовав прикосновение к локтю. Высокий, худой и очень жилистый Урмуль смотрел ему недоумённо в лицо.
   – Ты хочешь сказать, что не нанимал меня?
   Урмуль кивнул.
   – Да, я это придумал. Пошутил, понимаешь? Я случайно узнал про тебя и решил их напугать.
   Урмуль взмахнул рукой в сторону моря.
   – Говоришь – надо догнать их и отнять деньги? Ну, нет. Во-первых, – опасно. Во-вторых, – если они убегут, – мы будем жить спокойно.
   Урмуль задумался на секунду, просиял и одобрительно закивал головой. Потом махнул в сторону пристани.
   – Считаешь, что надо собрать хотя бы оружие и одежду? Не надо. Пусть она останется этому простаку – вон он, уже собирает. Хоть что-то из проигранного вернёт. А ты можешь не беспокоиться о том, как себя прокормить. Ты трактир “Три Ноги” знаешь? Хорошо. Он теперь зовётся “Обжора”. Тебя там будут кормить каждый день бесплатно. Не веришь? Да я в нём хозяин. Выиграл вчера на пари. Вот повар, он тебя отведёт и передаст моё распоряжение управляющему. Сделаешь? – спросил Бэнсон у восторженно вытаращившего глаза повара.
   – Хо! – крикнул тот и, схватив Урмуля за руку, потащил в сторону Дикого Поля, спеша, очевидно, рассказать про свеженькое приключение.
   Бэнсон, довольно посмеиваясь, повёл плечами, вернулся к бочонку и сел. Он и помыслить не мог, что в эти минуты за ним внимательно наблюдали.
   Из окна одного из верхних, стоящих у подножия скалы, домов Города на всё происходящее смотрел в изящную, небольшую трубу старый монах.
   – Филипп! – позвал он, и бывший йоркский палач, уловив небывало тревожные нотки в голосе повелителя, влетел на второй этаж, вынимая на ходу из-за пояса метательные ножи.
   – Я здесь, патер. Что происходит?
   – Ты помнишь, Филипп, встреченного нами в лесу под Бристолем могучего и добродушного человека?
   – С арбалетом? Которого я убил?
   – Которого ты не убил, – сказал Люпус, протягивая ему трубу. – Который караулит нас здесь и от которого только что спаслись бегством пятеро вооруженных людей.
   Он спустился на первый этаж по скрипнувшей лестнице, а Филипп нервной, внезапно задрожавшей рукой поднял трубу, пробежал окуляром по бухте, кораблям, домам, пристани… Он!! Точно – он. Вот и след шестопёра на его бритом затылке.
   В груди Филиппа что-то оборвалось, казалось – какая-то тонкая, но жизненно важная жилка. Ужас возмездия ледяной иглой вошёл в его впервые оробевшее сердце. Память услужливо подсказала, что стало с Маленьким, который не исполнил приказание патера. Что же теперь сделают с ним?
   В это время произошло ещё одно событие – но ни Филипп, ни патер его не увидели. Мимо Бэнсона прошёл массивный приземистый человек с широким безгубым ртом, похожим на жабий. Если бы Бэнсон знал – кто это, он тут же изрубил бы его на куски, и много было бы предотвращено ненужных смертей. Но Бэнсон его не знал, и Джованьолли беспрепятственно прошёл к воротам Города. Он заплатил нужную сумму за вход и торопливо направился к домику на пригорке.