Но мысли о насущном возобладали. Торопливо шагая, он принялся размышлять – как столкнуть пиратов с рабами, а самому улизнуть, пробраться к самым отдалённым и тайным кладам, и попытаться перетащить их к берегу, а потом – вывезти. Только это занимало его, и он знать не хотел, одобрит или нет его действия Люпус.
   А его товарищ, учитель-злодей, как только отправил пиратов на плато за сокровищами, вернулся в Город и засел в своём оплаченном домике, словно паук, и стал неторопливо думать – “всё ли правильно сделал?” Он понимал, что пираты, когда найдут золото, Джо Жабу просто убьют. И уже будет не важно, как они поделят сокровища – сами или с обещанной помощью рассудительного монаха. Важно другое: что он, Люпус, стал для них человеком силы, талисманом, приносящим удачу. И стоит только ему сообщить, что он знает, где спрятана “вторая часть” золота Джованьолли, как они сами позовут его на корабль и отправятся с ним хоть на край света. Но ему на край света не нужно. Пусть они довезут его до окрестностей Басры – а в погоне за золотом пиратам становятся не страшны даже военные королевские корабли, – а уж там он легко уйдёт от них, отправившись как бы за картой. Там у него уже есть свои люди. А Джо стал слишком самонадеян, независим и неуважителен. Нет, Джо больше не нужен.
   А в это время в лесах, окружающих плантации, очень быстро и почти неслышимо двигались ещё две колонны людей. Бывший чернокожий раб Тамба с небольшим охранным отрядом вёл в отдалённые горы всё население своего случайного племени. А в другую сторону, к берегу Мадагаскара, продвигался отряд из сорока чернокожих людей, достаточно хорошо вооружённых, который вёл высокий человек в красной рубахе. Он раздвигал заросли перед собой огромным двухлезвийным топором.
   Только блестящий и искушённый ум мастера Альбы мог выбрать путь мысли, направленной не на обдумывание и устройство засад, ловушек и лесных нападений, а на действия неожиданные и небывалые.
   Почти в то самое время, когда отряд Бэнсона вышел к открытому океану, голова колонны пиратов выползла на знакомую вытянутую поляну со сгоревшей хижиной бывших охранников и уцелевшим домом Хосе. Здесь передовые пираты остановились в оцепенении, и только когда Джо Жаба завыл – голосом диким, полным боли, ярости и отчаяния, они поверили, что то, что они видят, – совсем не мираж. И у ступеней дома Хосе, и у стен хижин рабов стояли прямо на земле высоченные зеркала в золотых и серебряных рамах, распахнутые сундуки с шёлком и бархатом, тускло блистали груды посуды, подсвечников, кубков, золотых и серебряных слитков. Лежали рассыпанные монеты – но их было немного: Альба сказал, что из сокровищ нужно выставить самые громоздкие, неудобные, такие, которые не спрячешь в карман.
   Джо кричал, с ледяным ознобом осознавая, что, кроме сокровищницы во дворце, с которой он заранее распрощался, найдены все его клады – два больших и пять маленьких, – и с тканями, и с драгоценной посудой, и с золотом, и с серебром, и с роскошной, захваченной самим Перебей-Носом пять лет назад на испанском посольском корабле мебелью. А главное – найдены и бочонки с монетами.
   Крик его разбудил и подстегнул онемевших пиратов, и они со всех ног бросились вперёд, протягивая к грудам сокровищ дрожащие руки. Они даже не подумали о том, что это могло быть приманкой в подготовленной грозной ловушке. Золото лежало перед ними, и притягивало, и сверкало, и сводило с ума.
   Джованьолли, хрипя, словно раненый зверь, стал бросаться то на одного, то на другого, выхватывая из их рук плоды своих двадцатипятилетних трудов. Неудивительно, что через несколько мгновений он лёг на одной из куч с посудой и слитками, и пираты выхватывали тусклый металл уже из-под его мёртвого тела.
   И кровь Джованьолли, которая пробиралась к земле сквозь золотые и серебряные закоулки сокровищ, была самой первой. Только трое или четверо самых смышлёных пиратов, нахватав за пазухи слитков, бросились в разные стороны – прочь со страшной поляны – и скрылись в густых зарослях, и бежали сломя голову – подальше, подальше, хорошо понимая, что сегодня и завтра такие, как они, станут предметами жестокой и неудержимой охоты. Те, кто поднимал с земли и прижимал к телу сокровища, имели лишь две руки, и обе они были заняты золотом, так что оружия взять было не во что. И они опрокидывались, вздрагивая, вскрикивая, хрипя и мыча, выталкивая из пробитых тел рубиновые блескучие струи крови, и убивающие их, часто не успевая заполнить руки только что отнятым, падали рядом, угасающими взглядами цепляясь за гремящее и летающее по поляне золото. Головная часть длинной колонны пиратов, не видя, но уже слыша гул, звон и вой, не имея возможности пройти сквозь передних, рассыпалась по окружающим поляну зарослям – и на страшную вытянутую в овал арену стали выпрыгивать и вытекать уже со всех сторон – как вода из промытой плотины.
   Пришёл миг, когда всё пространство было завалено трупами, и золото доставали, приподнимая и переворачивая тела, а колонна ещё “голодных” пиратов всё текла и текла, и конца ей не было видно.
   Последние сотни полторы или две пиратов нашли только убитых. Ещё столько же сумело растечься по зарослям, унося с собой липкое от чужой крови золото и серебро. Тогда-то и определились те, кто стал охотниками, а кто стал дичью. Наскоро организованный отряд из семидесяти примерно человек развернулся и бросился назад, к началу длинной тропы, к Адору, понимая, что иного пути возвращения к воде, крову и пище у разбогатевших счастливчиков нет. Другая половина, надеясь на удачливость, силу и ловкость, бросилась в заросли на слепую, “псовую” охоту на новоявленных богачей. А те надеялись только на талисманы, на благосклонность Фортуны и на приближающиеся вечер и ночь.

ВРЕМЯ ЖЕЧЬ КОРАБЛИ 

   В команде “Британии” были опытные моряки. Они понимали, что корабли сгорят одновременно, если только будут касаться друг друга бортами. На первый взгляд для этого нужно было ставить каждый корабль на якорь – иначе даже самые лёгкие волны растолкали бы суда в разные стороны. Но моряки сэкономили время и силы: они поставили на якоря только два судна, на точно выверенном расстоянии друг от друга, а все последующие просто вклинили между ними.
   А силы было зачем экономить: маленькая команда из тринадцати человек, срывая жилы, поднимала якорь, потом бросалась на ванты поднимать паруса, и когда приходили минуты небольшой передышки, – пока корабль медленно вплывал внутрь Ямы, – они валились, кто где мог, и тяжело дышали, и руки их подрагивали от напряжения.
   Когда осталось перевести всего два пиратских судна, на “Британию” снова вскарабкался Альба. Казалось, работа почти закончена, но силы покинули моряков.
   – Гэри, – виновато сказал один из них, – нам нужен отдых. Пальцы онемели так, что канаты не держатся в руках!
   – Не ожидал такой сноровки от вас, джентльмены, – вместо упрёка похвалил обе команды монах. – Но вы действительно отдохните: работа почти закончена. Нам нужно уйти из бухты на двух кораблях – к “Британии” прибавим один бывший пиратский. Оставшийся, самый последний, просто взорвём на месте.
   – Эй, Гэри! – выкрикнул кто-то, помня, очевидно, заявление Альбы о “последнем вопросе”. – А какого чёрта нужно было тащить эти проклятые корабли в Яму, если можно было взрывать их на месте!
   Гэри, не зная, что ответить, сдвинула брови, готовясь одёрнуть слишком любопытного матроса, но Альба сказал:
 
   – Посмотрите на север, джентльмены. Там, на дальнем краю пристани, высится квадратная башня, на вершине которой стоит сотня тяжёлых орудий. Это береговая батарея Августа. Как только бы мы взорвали первый корабль, – немедленно привлекли бы внимание, и дальше нам действовать не позволили бы канониры. И, чтобы они не могли нам помешать, нужно было проделать эту непростую работу. Пока у них нет причин нас обстреливать: мало ли почему все корабли уходят из бухты. Разумеется, им любопытно, что происходит, – но вмешиваться им не с руки. А если бы мы открыто начали уничтожать корабль за кораблём…
   – Здорово! – воскликнул кто-то из команды, а Альба продолжил:
   – Нас ждёт ещё много удивительного, джентльмены. А вы все понимаете, что иногда одно лишь произнесённое слово меняет настроение всей команды. Так что научитесь удивляться молча.
   И, повернувшись к Гэри, закончил:
   – Капитан, поджигать нужно одновременно – и корабли в Яме, и оставшийся в бухте. Как только люди вернут себе силы – уходим.
   Спустя полчаса два корабля – “Британия” и пиратский “Гарпун” – под умеренным парусным оснащением заскользили к выходу из Адорской бухты. От последнего, стоящего на якоре судна, и над вершиной Ямы поднимался синий, быстро растущий и темнеющий дым. Когда шедший вслед “Британии” “Гарпун” выбрался в океанский простор, за его кормой, в отдалении прогремел тяжкий взрыв: огонь дошёл до крюйт-камеры в одиноком брошенном судне. И, как бы в ответ ему, хлопнули ещё два взрыва – поглуше: огонь работал и в обугленных недрах Ямы.

ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЁТ “ГАРПУНА” 

   “Британия” быстро подняла все паруса, и “Гарпун”, немного замешкавшись, вынужден был её догонять. Очевидно – команды, хотя и равные по числу моряков, всё же были разными.
   Никто не знал, куда они направляются, но Альба, указывавший путь, был спокоен и нем. Вдруг он сказал:
   – Капитан! Нужно убавить парусов и взять ближе к берегу.
   Гэри отдала команду, и “Британия”, замедлив ход, пошла вдоль безжизненного берега Мадагаскара.
   – Есть! – вдруг радостно воскликнул монах. – Молодец, Бэнсон!
   Гэри вскинула подзорную трубу – но тут же опустила её. И простым глазом было видно, что на высокой кромке берега стоит человек в ярко-красной одежде.
   – Гэри, – сказал монах, – теперь ещё убавить парусов, опустить глубиномеры, подойти как можно ближе к берегу и бросить якорь.
   Когда всё было выполнено, обе команды сели в шлюпки и направились к берегу. А там уже шла работа: сверху были сброшены тонкие морские канаты, и вниз, на каменистое подбережье спускались вооружённые чернокожие люди.
   Шлюпки пристали к берегу. Из них на прибрежные камни выбросили толстого плетения морские рыболовные сети.
   – Внимание, джентльмены! – громко сказал Альба. – Сейчас за нами с дальнего мыса наблюдают в подзорную трубу. Так что вы, когда будете грести назад, к кораблю, делайте лица порадостней, улыбайтесь. Те, кто следит, должны быть уверены, что вы возите сокровища. Но просто так их не обмануть – это умные и опасные люди. Чтобы показать, что в шлюпках действительно есть груз, мы будем нагружать их камнями. И эти камни, сложенные в сети, как в кошели, будем поднимать на борт “Гарпуна”. Именно “Гарпуна”, потому что, как только мы закончим погрузку, из-за мыса выйдет погоня. “Гарпун” уведёт её в сторону, и это даст возможность “Британии” скрыться с настоящими сокровищами. Очень рад, что нет глупых вопросов. За работу, джентльмены!
   Пираты, понимая, что ими командует умный и знающий человек, торопливо взялись за дело. Сети были растянуты на дне каждой шлюпки, и чернокожие бывшие рабы нагружали в них камни с берега. Когда эти “кошели” наполнились, матросы взялись за вёсла. Камни увозили к “Гарпуну” и, сбросив с борта верёвки, поднимали наверх – с той стороны, что была скрыта от дальнего мыса. Работали до самого вечера, и, после небольшого перерыва – всю ночь. К утру было видно, что матросы совершенно выбились из сил. Все собрались на “Гарпуне”, чтобы позавтракать.
   – Всё, джентльмены, – сказал Альба. – Корабль нагружен. Теперь он отплывёт, а мне нужно человек двадцать. Пойдём за настоящими сокровищами.
   Гэри быстро и коротко распорядилась. Все матросы из её команды, за исключением четверых – надёжных и преданных, забрались в шлюпку. Альба сел на носу, и шлюпка двинулась к берегу. Как только она достигла его и пираты, пристроив мушкеты за спинами, полезли по верёвкам наверх, во вторую шлюпку сели Бэнсон и чернокожие гребцы и двинулись в том же направлении. Они вышли на берег, вынесли и поставили на камни три бочонка с водой, три корзины с солониной, сухарями и сыром и бочонок с серебряными монетами (Альба не нарушил своего обещания того, что в деньгах никто из пиратов не будет обижен).
   Прошло четверть часа, и вдруг одна из верёвок дрогнула – и по ней быстро спустился взмокший, тяжело дышащий монах.
   – Даже если они сразу сообразили, что я не просто исчез, а сбежал, – сказал он, – то будут здесь через полчаса, не раньше. Успеем уплыть.
   Уже на двух шлюпках они вернулись к “Британии”, поднялись на борт, и оба судна развернулись в обратный путь. Дойдя до пролива, ведущего в бухту Адора, почти все перешли на “Гарпун”, а “Британия” встала на якорь.
   – Капитан, – говорил вполголоса Альба, – сейчас нужно выполнять все мои распоряжения, какими бы дикими они ни показались. В определённом месте нужно замедлить ход и развернуть корабль поперёк. Заранее приготовьте шлюпку. Всё, пошли.
   Тяжело нагруженный камнями, глубоко осевший “Гарпун” медленно двигался по проливу. И перед одним из самых узких мест Альба скомандовал:
   – Носом к правому берегу! Пусть даже коснётся скалы!
   Маневр был немедленно выполнен, а монах, спрыгнув в трюм, снял с крюка зажжённую лампу, запалил маленький факел и стал ждать. Вдруг корабль дёрнулся и заскрипел: нос его ткнулся в отмель. Но инерция хода ещё не исчезла, и всю тяжёлую тушу “Гарпуна” стало разворачивать поперёк пролива. Как только он встал под прямым углом к берегу, Альба, опустив факел, поджёг две длинные пороховые дорожки. Выбежав на палубу, он крикнул:
   – Держитесь!
   И в ту же секунду где-то внизу, на носу и корме одновременно раздались два взрыва. Корабль дрогнул и стал быстро опускаться под воду. Все, кто был на палубе, влезли в шлюпку и стали ждать. Когда вода скрыла палубу, шлюпка мягко закачалась на волнах.
   – Мастер, – тихо спросила Гэри. – А зачем это всё?
   – Адор – осиное гнездо, капитан. Ты можешь представить себе, сколько людских жизней за многие годы оборвали те, кто здесь поселился? Сколько судеб изломано, сколько жён и детей не дождались из плавания мужей и отцов? Я не мог безучастно пройти мимо. Я должен сжечь это гнездо. Вот теперь ни один корабль не войдёт в бухту Адора, а те, что стоят у пристани Города, – никогда оттуда не выйдут.
   Гэри оглянулась на торчащие из воды мачты “Гарпуна”.
   – Значит, пока мы переводили в Яму корабли, вы, мастер, искали самое мелкое место?
   – Конечно. Пролив нужно было перегородить надёжно, – и сразу. Второго случая могло и не представиться.
   – А что теперь?
   – Теперь ты спрячешь “Британию” где-нибудь у прилегающих островков и будешь ждать. Когда увидишь, что на берегу поднимается чёрный дым, – присылай шлюпку. Мы пойдём в Басру, а оттуда – в Багдад, выручать Бристольского Тома. Потом ты сможешь вернуться в Англию. Там всё уже приготовлено к твоему возвращению. Если бы ты знала, сколько людей ищут тебя на всех окраинах южных морей, – уже больше года!
   – Но откуда же, мастер… Ведь это моя сокровенная тайна! Я дважды имя меняла!
   – Тайну мне поведали Серые братья, – ответил ей Альба. – И то, что я встретил тебя так неожиданно, так невероятно случайно – это судьба. У нас будет время о многом поговорить, и, признаюсь, мне давно хотелось этого. А сейчас высади нас с Бэнсоном здесь, у Ямы. Мы должны найти в Городе одного плохого человека. Потом выйдем к берегу и разведём дымный костёр. Пусть твои матросы внимательно смотрят. А ты отправляйся в свою каюту, забирайся в гамак – и мечтай о возвращении. Англия – прекраснейшая страна!

ГРАБИТЕЛЬ 

   В это время не только в бухте происходили интересующие нас события. Кое-что случилось и на берегу.
   В самом конце длинной вереницы пиратов, спешащих подняться на “золотое” плато, топала шайка из восьми человек, – молчаливых, бывалых, в возрасте.
   – Джентльмены! – сказал, замедляя шаг, их предводитель. – Вот это (он потряс в воздухе длинным мушкетом) заставляет меня внести в наш план некоторые изменения. Очень возможно, что, когда ребята найдут деньги Жабы, они начнут спорить – чьих заслуг больше и кому, следовательно, причитается главная доля. А так как у каждого есть чем поспорить (он снова подкинул в воздух мушкет), то проспоривших будет изрядно. Я предлагаю не лезть в общую свалку, а дождаться, когда уцелевшие счастливчики потащат золото через лес. Многие из них будут ранены, и нам не составит труда объяснить им, что главная доля – не тому, кто первым нашёл, а тому, кто последним ушёл. (Его товарищи одобрительно рассмеялись.) Так вот, я считаю, что нам надо свернуть в сторонку, найти укромное место – и переписать Ронд-Робин. Чтобы тот, кто первым увидит такого “счастливчика”, получал половину его золота. Вторую половину будем делить между семью остальными. Это мне кажется справедливым.
   Получив общее одобрение, он с шумом раздвинул кусты и скрылся в зарослях. Остальные пираты след в след (торопливо, чтобы не потерять атамана из виду) поспешили за ним.
   Найдя полянку – такую маленькую, что на ней с трудом уместились все восемь пиратов – стали переписывать “джентльменский” обязательный договор. Все были приятно взволнованы и с готовностью тянули руки к перу, чтобы вставить свою подпись в Ронд-Робин. И лишь один из них не проявлял радостного оживления. Самый молодой в шайке, с женским длинным пушистым пером жёлтого цвета, обёрнутым вокруг тульи поношенной шляпы, стоял неподвижно и даже не сделал шага вперёд, когда подошла его очередь подписываться. Он вытянул руку и, перегнувшись в поясе, написал своё прозвище – но с места не сдвинулся.
   – Что это с тобой? – подозрительно посмотрел на него главарь.
   – Что-то брюхо схватило, – облизнув пересохшие губы, ответил тот хранителю Ронд-Робина. – Вы, ребята, идите, а я скоро вас догоню.
   Отпуская грубые шутки в его адрес, компания выбралась на тропу и неторопливо двинулась в направлении плантаций. А несчастный обладатель заболевшего брюха и жёлтого дорогого пера дождался, когда стихнут шаги и перестанут качаться тронутые ушедшими ветки, ступил на шаг вперёд, развернулся и медленно сел. Он протянул руку и стал откидывать в сторону листья и ветки, на которых только что неподвижно стоял. И вот пальцы пирата легли на предмет, который совсем недавно дал знать о себе его подошвам. Уцепившись за край, он вытянул из-под ветвей плоский тяжёлый ящик треугольной формы. Повозившись с замками, щёлкнул, раскрыл – и замер в непередаваемом восхищении. Не нужно быть хоть сколько-нибудь опытным оружейником, чтобы определить, что арбалет, хищный металлический скорпион, лежащий внутри, очень дорого стоит.
   Удачливый малый торопливо щёлкал замками, запирая крышку, и шептал сам себе: “О, повезло!”
   Он взвёл курок пистоля – старинного, много раз чиненного, с воронкообразным раструбом на конце дула, подхватил тяжёлый ящик и осторожно выбрался на тропу. Правильно рассудив, что идти вслед за компанией, туда, где скоро будут стрельба, кровь и смерть, – не очень разумно, а лучше направиться в Город и предложить Августу, известному любителю редкостей, купить у него этот великолепный, дорогой инструмент, пират стал торопливо спускаться по тропе вниз, к Дикому Полю.
   Но до ворот Города он не дошёл. С удивлением обнаружив, что ни одной живой души не осталось ни в домах, ни на улицах, владелец пера, арбалета и выздоровевшего живота принял ещё одно, очень умное и своевременное решение: зайти в пустой трактир и основательно угоститься – как следует, и – бесплатно.
   Однако, войдя в ближайший трактир, он с удивлением обнаружил в нём сторожа. Сдвинув брови, сложив накрест руки, Урмуль неодобрительно смотрел на него – пристально, молча.
   – А, Урмуль, – сказал, оправившись от первой неловкости, подлый беглец. – Привет, Железные Пальцы.
   Решив, что сказанного вполне достаточно для соблюдения этикета, он прямиком отправился в кладовую и, развернув футляр арбалета, уставил его, как поднос, дорогими закусками и очищенным ромом.
   – Ур! Ур! – замахал на него возмущённый сторож.
   На это грабитель ответил хрустом курка огромного допотопного пистоля. Урмуль отошёл, предполагая, что гость заплатит после того, как поест. “Святая – как сказал один великий человек – простота!” Пират, набив брюхо до отказа и прихватив ещё анкер рома, потопал к выходу. Направив в сторону возмутившегося Урмуля пистоль, он проорал:
   – Пошёл вон! Подшибу!
   И уронил и анкер, и сумку с порохом и крупными мушкетными пулями. (Нет спору, – мушкетные пули к пистолю не подходят, – но что было – то было. Думается, пират носил их как свинец, из которого при наличии времени и желания можно было наплавить картечи.) Безобразно ругаясь, он поднял с пола анкер и суму, и вывалился сквозь двери на улицу. Да и попылил, шатаясь, в сторону рынка и городских ворот. Урмуль бегал по зале трактира, отчаянно размахивал руками и, выкрикивая единственное своё “Ур! Ур!” – негодовал. Вдруг он наступил на что-то и едва не упал. Наклонившись, поднял мушкетную пулю. Потом на мгновение замер – кивнул сам себе – выбежал на улицу – и, сузив глаз, запустил тяжёлый свинцовый шарик вслед уходящему мародёру. Голова того глухо отозвалась на это внезапное приветствие, и бедолага, выпустив из отнявшихся рук тяжёлую ношу, всем телом бухнулся в пыль. Урмуль, широко шагая, взмахивая возмущённо руками, подошёл, подхватил обмякшее тело и утащил обратно в бессовестно ограбленный трактир. Потом вернулся, принёс и имущество. Связав и обыскав грабителя, он не нашёл ни одной монетки – и со спокойной совестью забрал ящик с арбалетом – в залог. На дороге, в пыли, осталась лежать только спасительная смятая шляпа, да слетевшее с её тульи пушистое, жёлтое, развернувшееся перо.
   Довольный, с гордым лицом, Урмуль вернулся к прерванному с приходом наглого визитёра занятию: взял подзорную трубу и, забравшись на крышу трактира, принялся наблюдать за странными манёврами пиратских кораблей, стоящих на якоре в бухте.

“КОШКА” И ЦЕПЬ 

   Плохо дело, – сказал Альба Бэнсону. – По берегу к Адору не подобраться. Сам бы я доплыл, поэтому и не попросил шлюпку у Гэри. А вот о тебе не подумал. Кажется, стар становлюсь.
   Они стояли на скалистой кромке Ямы, осматривая пустынную бухту.
   – А что обо мне думать? Я тоже плавать умею.
   – У тебя тяжёлый топор. И задерживать надолго дыхание под водой ты не обучен. А если к нам с берега, пока мы плывём, направится шлюпка – с явно недружескими намерениями – то тогда только нырять. У них теперь у всех мушкеты, как помнишь. Это скверно.
   – Тогда что? Будем ждать темноты?
   – Нет, не будем. Вот как сделаем. Ты оставайся здесь, а я поплыву. Доберусь до берега, отвяжу шлюпку – вон их сколько вдоль бухты – и вернусь за тобой. Ты же пока укройся за камнем. Очень может быть, что на нас смотрят.
   И, сделав длинный пружинистый шаг, бросился в воду и неторопливо поплыл.
   Альба правильно чувствовал, – на них смотрели. Когда он был уже на середине бухты, от берега отвалила шлюпка и развернулась носом точно в направлении плывущего. Бэнсон встал из-за камня, стиснул рукоять топора – но тут же облегчённо вздохнул: веслом взмахивал один человек, и по характерным подёргиваниям рук и худого жилистого тела было легко определить, кто именно вёл шлюпку к Альбе.
   Старый монах, заплыв со стороны кормы, быстро влез в шлюпку, сел за второе весло, и через несколько минут к ним присоединился и Бэнсон. В шлюпке лежали два мушкета и длинный, нелепый, с раструбом на конце дула пистоль.
   – Пираты возвращаются из леса в Адор? – спросил Альба.
   Урмуль кивнул.
   – Опасны? Стреляют друг в друга?
   Снова кивок.
   – А это ты взял у тех, кто хотел пообедать бесплатно? Убил?
   Кивок и отрицательное покачивание головой. Бросив на секунду весло, Урмуль поднял перед собой и быстро соединил руки, прижав запястье к запястью.
   – А, связал. Молодец. Это правильно. По возможности следует обходиться без крови.
   Нос шлюпки въехал в песок.
   – Ну что? – спросил Бэнсон, вскидывая топор на плечо. – Мы сейчас в Город? Выкуривать Люпуса?
   – Нет, Бэн. Бери-ка мушкет, взводи курок, подсыпь пороха на полку и быстро бежим к трактиру. Отсидимся до темноты. В закоулках пулю можно получить из любого окна. Хорошо, если доберёмся без происшествий. Урмуль, готов? Всё, пошли.
   Добежали, ввалились в дверь, быстро отпрыгнули к стенам. Пустой трактир, никого. На всякий случай обошли его весь, потом заперли и ворота, и дверь.
   – Очень хорошо, – сдвинул с головы капюшон старый монах. – Теперь приступим к самому главному делу на войне.
   – Почистим оружие? – с готовностью спросил Бэнсон.
   – Нет, Бэн. Поедим.
   Они вошли в кабинет-спальню бывшего владельца трактира, и Бэнсон оцепенел: на столе лежал и мирно поблёскивал коваными уголками его собственный арбалетный футляр.
   – Откуда?! – повернул лицо к Урмулю Бэнсон и вытянул палец к столу.
   Урмуль, как мог, объяснил.
   – Это не чудеса, – сказал Альба. – Вот так, Бэн, мир магов метит своих. Придут времена поспокойней, я тебе расскажу несколько невероятных, но доподлинно произошедших историй. А пока – поедим. Возьмёшь, надеюсь, недорого?